Текст книги "Ради тебя"

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Мамочка, меня сейчас опять вырвет, – простонала Софи, когда они с Жаннин вышли из машины на повороте подъездной дороги к Эйр-Крик.

На улице холодало. До Дня благодарения осталась всего лишь неделя; деревья были голыми, и имение начинало обретать серый, зимний вид.

– Ты можешь идти быстрее, дорогая? – спросила ее Жаннин. – Сможешь дотерпеть до ванной?

– Я не знаю.

Он исчез за углом коттеджа, а Жаннин присела с Софи на ступеньку. Она обняла дрожащую дочурку, и Софи положила голову ей на грудь.

– Мамочка, я слишком больна, – еле слышно сказала она.

– Я знаю, милая, – успокаивала ее Жаннин, размышляя над словами Софи.

Слишком больна для чего, задавалась она вопросом. Слишком больна, чтобы бегать, играть и ходить в школу, как другие семилетние дети? Слишком больна, чтобы сидеть здесь на холоде? Слишком больна, чтобы жить дальше? Именно это сказал Жаннин врач тем утром.

– У нее больше нет времени, – заявил он. – Сделайте ее жизнь настолько наполненной, насколько сможете.

Лукас появился из-за другого угла коттеджа и присел перед ними на корточки.

– Положение достаточно серьезно, – сказал он. – В особняке есть запасной ключ?

– Да, но моих родителей сейчас нет, а они всегда запирают дом, когда уезжают.

Было ли глупо с ее стороны говорить ему, что родителей нет дома? Поблизости, кажется, никого не было, кроме них троих, а один из них демонстрировал повышенный интерес к маленьким девочкам.

– Я смогу зайти через боковую дверь, но для этого мне придется выбить стекло, – сказал он. – Впрочем, я смогу завтра вставить вам новое. Мне просто понадобится взять новое стекло.

Щекой Жаннин почувствовала, как ото лба Софи поднимается жар.

– Да, пожалуйста, если вам не сложно, – попросила она.

Он опять пошел за угол дома. Вскоре они услышали резкий звук бьющегося стекла, за которым послышался звон ударившихся о линолеум в кухне осколков. Спустя мгновение входная дверь открылась и Лукас появился на пороге.

– Дело сделано, – сказал он. – Входите, а я уберу стекло.

Жаннин помогла Софи встать на ноги, потом потянулась за ведром.

– Оставьте его, – бросил Лукас. – Я займусь им позже.

– О нет, я не хочу, чтобы вам пришлось…

– Оставьте его, Жаннин, – повторил он. – Это не проблема. Помогите Софи.

Впервые он назвал ее по имени, и она подумала, что ей следовало бы рассердиться за такую фривольность. Но вместо этого она вдруг поняла, что ей нравится такая близость между ними. Ей захотелось, чтобы он еще раз произнес ее имя.

Она ввела Софи в дом.

– Я помогу тебе лечь в постель, – проговорила она, ведя ее по коридору.

Она взглянула на Лукаса, который пристально смотрел на Софи, но в этом взгляде было только беспокойство, ничего более. Ей следовало поблагодарить его и проводить до дверей, но ей почему-то не хотелось его отпускать.

– Не хотите ли немного лимонада или чая со льдом? – предложила она.

– Было бы здорово выпить просто немного холодной воды, – улыбнулся Лукас.

– В холодильнике стоит кувшин. Угощайтесь. Я вернусь через несколько минут.

Софи упала на свою раскладную кровать и моментально уснула. Жаннин посидела с ней немного. В вечернем свете веки Софи казались полупрозрачными; Жаннин практически видела сквозь них голубые глаза. Кожа на лице Софи, с веснушками на носу и на изможденных впадинах на щеках, тоже была полупрозрачной, как будто Софи постепенно становилась невидимой, таяла. И прежде чем уйти, Жаннин развернула легкое покрывало, лежавшее у изножья кровати, и прикрыла им дочь.

Она нашла Лукаса в кухне облокотившимся о старую, выложенную кафелем кораллового цвета стойку, со стаканом воды в руке.

– Я налил вам лимонада, – кивнул он в сторону стакана на столе.

– Спасибо.

На самом деле у нее не было настроения пить лимонад, но он вдруг показался ей очень вкусным, и она глотнула.

– У вас есть веник? – спросил он. – Мне нужно собрать разбитое стекло с пола. И я могу закрыть окно в двери картоном и скотчем, чтобы холод не проникал сюда.

Жаннин посмотрела на стекло на полу и на разбитое окно. Он и так уже достаточно сделал.

– Я уберу это позже, спасибо, – сказала она. – Давайте посидим в гостиной, пока вы допиваете воду.

Он прошел за ней в маленькую квадратную гостиную.

– Мне было интересно, как здесь все внутри, – произнес он, опускаясь на диван. – Это когда-то было жилищем рабов, не так ли?

Она кивнула, садясь в кожаное кресло.

– Да, двадцать человек жили здесь одновременно. Можете себе представить, каково это?

– Я читал немного об Эйр-Крик перед тем, как начал работать здесь, – сказал он. – Разве здесь, в коттедже, не появляется призрак?

– Не в коттедже, – ответила Жаннин. – Предполагается, что она в лесу, неподалеку, ищет свою маленькую девочку. Женщину звали Орла. Какой-то другой рабовладелец захотел, чтобы ее маленькая девочка работала на него, а Ангус Кэмпбелл, владелец Эйр-Крик, пообещал Орле, что не будет разбивать ее семью. Но однажды ночью девочка исчезла. Он, конечно, продал ее тому человеку, но сказал Орле, что понятия не имеет, что случилось с девочкой. Орла, по-видимому, сошла с ума тогда, говорила сама с собой и каждую ночь бродила по лесу в поисках своей дочери. Ее можно иногда там услышать, плачущую.

– Вы верите в эту историю?

– О, я верю, что все так и было, – сказала она. – Это исторический факт. Но я, конечно, не верю, что призрак Орлы бродит по лесу. Впрочем, я слышала звук, который приписывают ей; он действительно странный и жутковатый, но я все же уверена, что это просто опоссум или какое-нибудь другое ночное животное. Этот звук в основном можно услышать летом поздно вечером, когда пытаешься уснуть. Софи немного пугается, услышав его.

Лукас посмотрел на свою воду, болтая ее в стакане.

– Расскажите мне о Софи, – попросил он. – Ее болезнь… она очень серьезная, не так ли?

Это было скорее утверждением, нежели вопросом, и опять его голос был таким добрым, что она вдруг дала волю слезам, которые сдерживала ради Софи все утро. Он молчал, пока она плакала, опустив голову на руки. Наконец она подняла голову:

– Простите.

Он покачал головой:

– Не за что просить прощения.

Он смахнул травинку с голубого браслета на своем запястье.

– Вы можете об этом говорить? Вы можете рассказать мне, в чем ее проблема?

– Это почки. У нее редкая болезнь, которая так серьезно задевает только мальчиков, но она не пощадила и Софи. Патология развилась в ней, когда ей было три года, а сейчас все только ухудшается.

– Трансплантат помог бы?

– Я отдала ей свою почку, когда болезнь начала прогрессировать, но ее организм отверг ее.

Она кусала губу и смотрела в направлении кухни. Сквозь пустое отверстие в боковой двери она могла видеть теперь, как лес обступил коттедж со всех сторон.

– Она через столько прошла. Каждый вечер у нее диализ и…

– Брюшинный? – спросил он, удивив ее.

Большинство людей не знали, что диализ можно делать дома, используя мембрану в животе в качестве фильтра для крови.

– Да, – сказала она. – У нас есть аппарат тут, в спальне.

– И как у нее идут дела с таким лечением?

– Оно не помогает ей, – ответила она, и опять к горлу подступил комок. – Сегодня утром врач сказал мне, что они больше ничего не могут для нее сделать. Он сказал прямо, что, возможно, ей осталось жить менее года.

Лукас медленно покачал головой:

– Мне очень жаль, какая ужасная новость.

– Это была совсем не новость, – вздохнула Жаннин. – Лишь подтверждение того, что я знала; это должно было произойти, в случае если последний курс лечения, который она проходит, не изменит ход болезни. Теперь мне надо звонить ее отцу и сообщать об этом.

– Он очень близок с ней?

– Да. Он был гораздо лучшим отцом, чем мужем.

Она слегка улыбнулась, пожалев сразу, что критиковала Джо в присутствии этого незнакомца.

– Разве большинство болезней почек не наследственные? – спросил он.

– Некоторые из них да, но не все. Тот вид болезни, который у нее, обычно наследственный, но никто не болел этим в моей семье. Мы, на самом деле, мало знаем о корнях Джо, поскольку у него никогда не было связи с семьей его матери – она бросила его, когда он был еще маленьким. Его отец умер, но с его стороны ни у кого не было проблем с почками. – Она сделала глоток лимонада, но с трудом проглотила его, поэтому поставила стакан на стол. – Вообще-то я не думаю, что Софи унаследовала это.

– Почему вы так думаете? – удивился Лукас.

– Вы знаете о «болезни Персидского залива»? – спросила она.

– Ну, я знаю, что некоторые из солдат, воевавших в Персидском заливе, думают, что подхватили что-то, будучи там. Вы это имеете в виду?

– Да. И у некоторых из них рождаются дети с проблемами со здоровьем.

Лукас казался сбитым с толку.

– Я не уверен, что до конца вас понимаю. Отец Софи был военным? Он участвовал в «Буре в пустыне»?

Она покачала головой:

– Нет, это я воевала.

Он недоверчиво поднял брови.

– Вы шутите. В каком роде войск вы служили?

– В резерве армии, – сказала она. – Я управляла вертолетом в Персидском заливе.

– Ну, – улыбнулся он, – должен сказать, что я впечатлен.

– Ничего впечатляющего в этом нет, – сказала она. – Это было эгоистичным решением с моей стороны. Мне хотелось летать, а резерв казался мне простым путем осуществить это. Но мне приходилось долгое время быть вдалеке от Джо. И в конечном счете, – понизила она голос, – боюсь, это будет стоить моей дочери жизни.

– Вы хотите сказать… вы думаете, вы подхватили там что-то, из-за чего у Софи теперь проблемы с почками?

– Да. У меня самой нет никаких симптомов, но забеременела я Софи сразу же после того, как вернулась из залива. Так что это вполне возможно.

Он покачал головой:

– Нет, этот вариант не подходит. У тех детей уродства, а не почечная болезнь.

– Не только уродства. Я слышала о других болезнях, появляющихся у детей солдат, участвовавших в войне в заливе.

– Но болезни возникают у детей и по другим причинам.

Она вжалась в кресло, почувствовав, как погружается в депрессию.

– Хотелось бы мне вам верить, но я не верю. Я виню себя за то, что происходит с Софи. Мои родители обвиняют меня. А также Джо. Он никогда не говорит об этом, но…

Лукас встал с дивана и подошел к ней. Он сел на кожаную оттоманку перед ее креслом, сложив руки у нее на коленях, и посмотрел ей прямо в глаза.

– Не вас нужно винить, – сказал он.

Его глаза сузились и были очень серьезными, его голос был решительным, он взвешивал каждое слово, как будто было очень важно, чтобы она ему поверила.

– Вы не знаете, – устало произнесла она.

– Я знаю, – сказал он. – Я читал кое-что о «болезни Персидского залива», потому что один из моих друзей был там и заболел вскоре после того, как вернулся. Я думаю, он действительно подхватил там что-то, или же это было последствием прививки от сибирской язвы или же тех таблеток, которые давали им, чтобы защитить от нервно-паралитических веществ…

– Таблетки «пирайдостигмайн бромайд».

Она вспомнила те таблетки и головокружение, которое испытываешь после их приема.

– Не важно, – улыбнулся Лукас. – Но, делая для него исследование, я прочитал про детей, родившихся с различными патологиями. Ни у кого из них не было почечной болезни. А в вашем случае есть немалая вероятность того, что Софи могла унаследовать свою болезнь с отцовской стороны. Пропавшая мать. Не слишком-то много информации о его отце. Так почему же вы изводите этим себя? На ваших плечах и так достаточно тяжелая ноша, помимо этой вины.

Его слова казались вполне логичными, однако он не знал о центральной политике ее родителей и мужа: что бы ни делала Жаннин, все было неправильно.

– А как насчет экспериментальных курсов лечения для Софи? – спросил он. – Вы недалеко ушли от Национального института здоровья или Джона Хопкинса, не правда ли?

– Она сейчас проходит курс лечения в НИЗ, – ответила Жаннин. – Они испытывают новый, ужасно токсичный препарат, чтобы заблокировать накопление калия. Вот чем ее лечат и вот почему ее постоянно рвет. Сегодня я сказала врачу, что хочу прекратить этот курс лечения, и он согласился, что от него ей только хуже. Я не хочу, чтобы она провела последние несколько месяцев своей жизни постоянно болея. Чтобы ее постоянно рвало.

Она опять расплакалась и почему-то не удивилась, когда он прикоснулся к ней – легко, ненадолго.

– Я хочу, чтобы она могла получать хоть какое-то удовольствие в то время, которое ей осталось, – сказала она.

– Вы, безусловно, правы, – согласился он. – Но не отбрасывайте все возможности. Я верю в чудеса.

Она вытерла слезы с щек тыльной стороной руки и улыбнулась ему печально. Каким сюрпризом он оказался! Он был, несомненно, добрее, чем она ожидала, и гораздо умнее, чем она когда-либо могла предположить. И он был на ее стороне.

– Мне нужно вас кое о чем спросить, – сказала она.

Он поднял брови в ожидании.

– Это будет звучать грубо, но не думаю, что у меня есть силы сейчас придумывать, как лучше это сказать.

– Говорите, – подтолкнул он ее.

– Мои родители предупредили меня, чтобы я не разговаривала с вами и не позволяла Софи быть рядом с вами.

– Почему? – Он выглядел искренне удивленным.

– Папа сказал, что, когда вы впервые пришли, вы проявили… ну, вы показались чрезмерно заинтересованным тем фактом, что здесь живет маленькая девочка. И они сказали мне, что, когда вы видите Софи, вы пристально смотрите на нее. Это лишь плод их воображения?

Он улыбнулся и посмотрел на свои руки.

– Нет, это не плод их воображения, но я не думал, что это так заметно. Я понятия не имел, что кто-то думает, что я… – покачал он головой. – Это безумие. Я знал, что не нравлюсь вашим родителям. Они обращаются со мной так, будто я не лучше того удобрения, которое рассыпаю в саду. Я думал, это какой-то… классовый предрассудок. Садовник, занимающий низкое положение. Теперь я, по крайней мере, знаю почему.

– Так почему вы пристально смотрите на нее?

– У меня есть племянница такого же возраста, как Софи, – сказал он. – Маленькая девочка моей сестры. Она живет в Северной Пенсильвании, и я вижу ее только в отпуске. У меня нет своих детей, так что она, в каком-то смысле, заменяет мне моего собственного ребенка. Я обожаю ее. Ужасно балую ее. Когда ваш отец сказал, что в Эйр-Крик живет маленькая девочка, полагаю, мои глаза немного загорелись, – засмеялся он. – Впрочем, я быстро понял, что мы с Софи не будем приятелями, поскольку вы ее ко мне не подпускали. Я думал, что вы красивая ледышка. Теперь я знаю почему. Я также знаю, что вы что угодно, только не ледышка. У меня было совершенно неправильное представление о вас.

– Я полагаю, это касается нас обоих, – сказала она, прикоснувшись кончиками пальцев к его браслету. – Я прошу прощения.

– Извинения приняты.

– Что с вашим запястьем? – спросила она.

– Болевой синдром кисти.

– Вы все время носите этот браслет?

– Ага. Последние исследования показали, что если работаешь, играешь и спишь в браслете, тем лучше для тебя.

– Это из-за без конца повторяющихся движений.

– Ох, – вздохнул он, – я не знаю. Я полагаю, это из-за какого-то садоводческого занятия.

– Вы когда-нибудь были женаты?

Он улыбнулся.

– Двадцать вопросов, да?

Она кивнула. Жажда информации о нем вдруг овладела ею.

– Да, я был женат больше десяти лет, – ответил он. – Мы по-прежнему друзья. Она потрясающая женщина.

– А почему вы разошлись?

– Мы слишком рано поженились, – глубоко вздохнул он. – Нам обоим было по двадцать лет. Нам нужно было еще повзрослеть, и когда мы наконец все-таки выросли, то обнаружили, что у нас очень мало общего. Она была, психологом, а я все время крутился возле растений. Ей хотелось иметь хороший дом, который она могла бы украшать, а я хотел жить на дереве.

Жаннин рассмеялась.

– Где она живет?

– В Пенсильвании. Она звонит время от времени, или я звоню ей. Мы переписываемся по электронной почте. Она опять вышла замуж пару лет тому назад, и, к счастью, ее новый муж понимает нашу дружбу.

– Вам очень повезло, – сказала она.

– Да, так и есть. А как насчет отца Софи? Джо, не так ли? Вы все еще дружите?

– Только когда речь идет о Софи, – сказала она. Трудно было объяснить ее взаимоотношения с Джо. – Он по-прежнему очень близок с моими родителями, поскольку своих родителей у него нет. И они просто в восторге от него. Они все еще называют его моим мужем. Я думаю, они винят меня за наш развод, даже несмотря на то, что у него был роман на стороне. Впрочем, они этого не знают.

– Ой, – вырвалось у Лукаса.

Она никому не говорила, за исключением двух самых близких подружек, о романе Джо. Она позволила родителям думать, что ее решение положить конец их браку было еще одним импульсивным, эгоистичным поступком с ее стороны. Джо умолял ее не отравлять правдой их чувства к нему.

Она посмотрела вверх, на потолок.

– Я поверить не могу, что так много вам рассказываю, – сказала она.

– Вы не обязаны это делать.

– Я хочу.

И она рассказала ему о своей беременности в школе и о вынужденном браке с Джо, о путешествии на байдарках и о мертвом мальчике, который родился у нее.

– Ладно, – сказал он. – Ну, проявили вы некоторую недальновидность, когда вам было восемнадцать. Так большинству детей присуща эта недальновидность! И вы все еще вините себя за это, все эти годы?

– Вы всегда и всех так поддерживаете? – спросила она.

– Только тех, кто этого заслуживает, – возразил он.

Ее взгляд привлекло что-то происходящее на подъездной дороге, возле особняка. Она встала и сквозь голые деревья увидела, как машина ее отца заехала в гараж.

– Мои родители вернулись домой, – сообщила она.

Лукас тоже поднялся.

– Тогда мне лучше вернуться к работе, – сказал он. – Завтра я вставлю стекло в вашу дверь.

Она поняла, что не хочет, чтобы он уходил, но она также не хотела, чтобы родители обнаружили его здесь.

– Спасибо за помощь и за то, что выслушали меня. И за поддержку, – сказала она, провожая его до двери. Она посмотрела в сторону коридора, ведущего в комнату Софи. – Впрочем, я, к сожалению, не верю в чудеса.

Он сделал шаг на крыльцо, затем повернулся, чтобы взглянуть на нее, на его лице была легкая улыбка.

– Я говорю не о религиозных чудесах, – сказал он. – Я не говорю о знаке с небес. Я говорю о чудесах, создаваемых руками человека. Я считаю, люди могут сделать все, к чему прилагают усилия, и где-то прямо сейчас какой-то ученый пытается придумать способ помочь Софи и другим таким же детям, как она. И возможно, у него – или у нее – это получится. Все, о чем я хочу сказать, – это что вам нужно быть открытой для такой возможности. Не переставайте надеяться.

Она кивнула.

– Я постараюсь, – пообещала она. – Спасибо.

Она смотрела, как он взял ведро и пошел к особняку, где включил воду и открыл шланг. Затем она пошла в комнату Софи, проверить, как она там. Софи по-прежнему крепко спала, и Жаннин наблюдала за ней несколько минут, чтобы убедиться, что она дышит. Как часто она делала это в последние дни! Каждую ночь она по нескольку раз вставала, просто чтобы убедиться, что Софи все еще с ней.

Вернувшись в гостиную, она свернулась калачиком в уголке дивана, повернувшись так, чтобы смотреть в окно. Она наблюдала, как Лукас заворачивал один из кустов возле дороги в джутовую мешочную ткань. Он выглядел таким же, как обычно с этого расстояния, однако теперь она смотрела на него другими глазами.

Ее колени были прижаты к груди, и желание, которое это простое ощущение разбудило в ней, застало ее врасплох. Она уже давно отказалась от сексуальной части себя. Так много времени прошло с тех пор, как она чувствовала сексуальное влечение к мужчине, что она убедила себя, что не хочет этого вовсе, не нуждается в этом. Она жила эти последние три года ради Софи. Ее тело было не чем иным, как инструментом, чтобы заботиться о дочке.

И вдруг сейчас, почти виновато, она почувствовала, как жизнь возвращается в это механическое тело. Она представила Лукаса тут, на диване, рядом с собой, с улыбкой в бледных глазах, согревающей ее. Он целовал бы ее, обнимал. Он положил бы ее на диван и сам бы лег рядом с ней, прикасаясь к ней нежно, так, как он прикасался совсем недавно к ее руке. Фантазия была бурной и незванной, а оттого восхитительной, и она поразила ее, когда вдруг дошла до ее сознания. Она ведь больше не была фантазером – мечты лишь мешали справляться с реальностью.

Завтра он придет вставить стекло, и ей нужно быть тут, когда он придет. У нее было ощущение, что Лукас может сделать ее фантазию реальной. Он уже дал ей надежду.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

С того места на кровати Софи, где она лежала, Жаннин могла слышать, как машина едет по дороге, посыпанной гравием. Когда она заехала за поворот возле коттеджа, свет фар прорезался сквозь окно в комнате Софи и упал на лампу в виде Винни-Пуха, стоящую на прикроватной тумбочке. Обычно Лукас припарковывал машину на улице и входил так, чтобы ее родители не знали, что он здесь, но этим вечером все изменилось.

Отложив плюшевого мишку, она попыталась встать, но обнаружила, что не может пошевелиться. Какая-то невидимая сила приковала ее тело к кровати. Она услышала, как Лукас стучит в дверь, и открыла рот, чтобы пригласить его войти, но не смогла вымолвить и слова.

Он постучал опять, и она услышала, как он сам вошел.

– Жаннин?

– Я в комнате Софи, – прошептала она, но он ее не услышал.

Он прошел через маленький домик, и, когда она поняла, что он в коридоре, снова позвала его.

На этот раз он ее услышал. Он вошел в темную комнату и подошел к кровати.

– Подвинься, – произнес он тихо.

Он лег рядом, нежно ее обняв. Она прижалась к нему, и он почувствовал ее дыхание на своей шее, оно было учащенным и поверхностным, но она не плакала. Сейчас, по крайней мере, глаза ее были абсолютно сухими.

На протяжении минут десяти они оба молчали, он держал её в объятиях и поглаживал по спине.

– Ты все еще веришь в чудеса? – наконец спросила она его.

– В те, которые совершает человек, – да.

– Нам бы не помешало сейчас чудо, – сказала она.

– Да, – согласился он. – Не помешало бы.

– Я чувствую, будто меня наказывают.

– За что?

– За то, что отказалась от традиционных методов лечения. За то, что отправила ее на эти выходные в лагерь, игнорируя мнение Джо. Я не обращала внимания на советы врачей, и теперь видишь, что произошло?

– Случилось то, что Софи чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы рискнуть так, как любая другая восьмилетняя девочка постоянно рискует, – сказал он. – Разве ты этого не понимаешь, Жан? Разве ты не можешь избавиться от чувства вины и понять это?

– Может быть, если бы она сегодня вернулась, я поняла бы. Но сейчас… где бы она ни была… – Жаннин содрогнулась. – Представляю, как она напугана.

Он крепче обнял ее, а потом отпустил, положив руку ей на живот.

– Боже мой, как ты похудела, – сказал он. – Когда ты последний раз ела?

Она попыталась вспомнить.

– Я не знаю. Вчера, наверное. Я пообедала еще до того, как узнала, что она пропала.

Это казалось так давно.

– А сегодня ты ничего не ела?

– Нет.

Лукас встал.

– Тебя надо накормить. Я помогу тебе подняться.

– Я не голодна.

– Тебе нужно что-то поесть. – Он помог ей сесть. – Давай, Жан, серьезно. Пойдем.

Она позволила ему проводить себя в кухню и посадить на один из стульев у стола. Открыв ближайший к окну кухонный шкаф, Лукас заглянул внутрь.

Она даже думать не могла о коробках и банках с едой, на которые он смотрел.

– Я не думаю, что смогу…

– Как насчет супа? – спросил он, держа в руке консервную банку с супом из индюшатины и риса. – Тебе слишком жарко для этого? Но это, вероятно, будет лучшей едой для твоего желудка.

– Ладно.

Видя его настойчивость, она поняла, что легче уступить. Она наблюдала, как он открыл банку и вылил ее содержимое в миску. Пока суп готовился в микроволновой печке, он достал английские лепешки из хлебницы, вытащил одну из упаковки и положил ее в тостер.

– Ну хорошо, – сказала она, глядя на него, – а что ты ел за последние полтора дня?

Он улыбнулся:

– Больше, чем ты. По крайней мере, я съел достаточно, чтобы поддерживать жизнь.

Он поставил суп и приготовленную в тостере английскую лепешку на стол, прямо перед ней, и проследил, чтобы она поела. Суп казался безвкусным, было невозможно проглотить лепешку, и она оставила ее на тарелке.

В десять часов они забрались в ее огромную двуспальную кровать. Как раз в это время начинались новости. Она очень хотела увидеть репортаж с пресс-конференции. Исчезновение скаутов и их лидера было первым сюжетом. – Этим вечером по-прежнему нет никаких вестей о двух пропавших восьмилетних девочках-скаутах из Вены (США) и их лидера, – сказал ведущий новостей. Его лицо было мрачным, но какое ему было до этого дело? Он пересказывал истории, подобные этой, каждый день. Жаннин вдруг поняла, каково это – быть по другую сторону этих историй в новостях. Для общественности исчезновение троих людей было лишь еще одной трагедией; для их семей это было крушением миров.

– Последний раз их видели вчера во второй половине дня, когда они уезжали из лагеря Кочабен в Западной Виргинии, – продолжал диктор. – Лидер, двадцатипятилетняя Элисон Данн, была за рулем темно-синей «Хонды-Аккорд» 97-го года выпуска; ожидалось, что она приедет в Мидоуларк Гарденс в Вене вчера в три часа дня. Полиция сообщает, что у них на данное время нет никаких зацепок. Мисс Данн, родом из Огайо, планировала выйти замуж в эту субботу. Родители Софи Донохью и Холли Крафт провели сегодня днем пресс-конференцию, на которой они умоляли о возвращении их детей в целости и сохранности.

Камера переместилась от диктора к изображению Жаннин, Джо и Крафтов, которые к тому времени совершенно утратили непринужденность – свою маску под названием «ничего особенного не происходит». Все четверо выглядели уставшими и напуганными. Жаннин и Ребекка держали фотографии своих девочек. Джо заговорил первым:

– Если у кого-то есть информация о местонахождении наших детей и Элисон Данн, мы умоляем вас связаться с полицией.

– У моей… нашей дочери серьезная болезнь почек, – добавила Жаннин.

Смотря сейчас на себя и вспомнив свою оговорку, Жаннин поморщилась.

– Ей необходимо срочное медицинское лечение, – продолжила Жаннин. О Боже, какой же она выглядела отчаявшейся. – Пожалуйста, если она сейчас у кого-то, нам не важно, кто вы и почему так сделали. Просто подвезите девочек, пожалуйста, к какому-нибудь ресторану или заправке.

Камера неожиданно переключилась на одного из полицейских офицеров, которого Жаннин до этого времени не видела. Он стоял неподалеку от полицейского участка и щурился от солнца.

– На данный момент мы не знаем, имеем ли дело с похищением или с чем-то еще, – сказал он. – Все, что мы знаем, – это то, что нам надо найти трех пропавших людей.

– Лидер скаутов под подозрением? – спросил кто-то вне видимости камеры.

– Мы пока ничего не исключаем, – сказал офицер, – но лидер скаутов планировала свою свадьбу на ближайшие выходные, поэтому маловероятно, что у нее было заранее обдуманное решение забрать девочек.

– Он не исключает возможности импульсивности со стороны Элисон, – сказал Лукас.

На экране опять появился диктор, рассказывающий об облаве на наркодельцов в Вашингтоне, и Жаннин выключила громкость. Зазвонил телефон, и она подпрыгнула, так быстро потянувшись за трубкой на тумбочке, что сбила ее на пол.

– Алло? – сказала она, нащупав трубку на полу и подняв ее.

– Привет, – это был Джо.

– Ты слышал что-нибудь новое? – спросила она.

– Нет. Я просто смотрел новости.

– Я тоже.

– Я волнуюсь за тебя, – сказал он. – Я знаю, что уже поздно, но, может, мне прийти к тебе? Я просто хочу быть с кем-то… кому сейчас так же больно, как мне.

Жаннин посмотрела на Лукаса, который наблюдал за ней. Лицо диктора отражалось в его очках.

– Джо, – проговорила она, – мне нужно тебе кое-что сказать.

– Что?

– Здесь Лукас, – положила она руку на грудь Лукаса. – Лукас… мне больше чем друг, Джо.

Молчание на том конце провода было невыносимо долгим.

– Ты встречаешься с ним? – наконец спросил он.

– Да.

– И в данный момент он у тебя? Так поздно?

– Да.

Он вздохнул, это был такой звук, словно ветер дунул в трубку.

– Я действительно тебя не понимаю.

– Мне следовало честно об этом сказать с самого начала, – сказала она. – Но ты и мама…

– Когда это началось? – прервал он ее.

– В ноябре.

– Ноябре! Ты встречаешься с этим парнем с ноября? И Софи была рядом с ним? – в голосе Джо появились возмущенные нотки.

– Он нравится Софи.

– Она ребенок, – возразил Джо. – Она всем доверяет. Жаннин, у тебя хорошее образование, ты умна… Почему ты связалась с садовником? Причем плохим садовником. Уверен, что у него проблемы с алкоголем, что у него постоянно похмелье и он ничего не может с этим поделать.

Жаннин не смогла сдержать вырвавшегося у нее смеха.

– Он вообще не пьет, – сказала она.

При этом Лукас поднял брови.

– Он намного моложе тебя, – не унимался Джо.

– Всего лишь на три года, Джо.

Лукасу было тридцать два.

– Твои родители знают об этом?

– Они узнают об этом завтра. Лукас летит со мной на вертолете.

Она постаралась сказать это как можно мягче, боясь, что только что нанесла Джо удар ниже пояса.

Прежде чем опять заговорить, Джо какое-то время молчал.

– Их хватит удар, – наконец произнес он.

– Если ты будешь сегодня с ними разговаривать, пожалуйста, не говори им ничего об этом. Пусть они услышат это от меня.

– Как хочешь, – сказал он. – Я бы предпочел не слышать того, что им придется тебе сказать.

Жаннин молчала, представляя реакцию родителей на эту новость.

– Ты уверена, что он не… ну ты знаешь, не слишком интересуется Софи? – тщательно подбирая слова, спросил Джо.

– Я абсолютно уверена.

– Ладно, послушай, – сказал Джо. – Что бы тебя в нем ни привлекало… я просто хочу, чтобы ты подумала о том, что я сказал сегодня в машине. О нас. Я – часть твоей семьи, нравится тебе это или нет. Твои родители считают меня своим сыном. Твоя дочь – также и моя дочь. Я сделал ошибку три года назад, я это знаю. Но ты тоже ошиблась. И у нас есть дочь, которая любит нас обоих, и если… когда мы ее найдем, лучшим подарком для нее будет то, что мы будем вместе.

– Джо, – покачала Жаннин головой. Откуда все это взялось? – Ты никогда об этом не говорил. Почему сейчас?

– Из-за Софи. Потому что ей нужно, чтобы мы были одним целым. Потому что, когда она уехала, я провел с тобой немного времени и понял, что потерял. Я хочу вернуть свою семью.

– Извини, Джо, – сказала она. – Это не то, чего хочу я.

Он опять замолчал.

– Тебе лучше болтаться со своим парнем с дерева? – спросил он. – Только маленькие мальчики играют в домиках на дереве.

– Я сейчас повешу трубку, – пригрозила она.

– Нет, не надо. Извини. Просто я схожу здесь с ума.

Ей было жаль его. Он страдал, в одиночестве переживая пропажу дочери.