Текст книги "Песня любви"

Глава 30

Бьорн упорно шагал по улице, не уступая никому дорогу. Разнаряженные, надушенные жители Миклагарда разбегались с его пути. А ему хотелось встретить кого-то, кто бросил бы ему вызов. Желание подраться лихорадочно нарастало в его крови. Он слышал за собой нагоняющий топот сапог, но не поворачивал головы. Если это враг, он готов помериться с ним силой, а если это навязчивый друг…

– Куда мы направляемся? – поравнялся с ним Йоранд.

– Похоже, что в Хель, – угрюмо откликнулся Бьорн.

– Тогда нам нужно выпить, чтобы дорога была веселей, – сказал Йоранд, не обижаясь. Он посмотрел вперед и назад вдоль улицы. – Не вижу ни одной приличной таверны. Сомневаюсь, что мы найдем здесь эль, похожий им тот, что пили в Бирке. Как ты думаешь, что тут пьют христиане?

– Давай выясним, – поддержал его Бьорн. По воспоминаниям детства он знал, что близ базара располагается несколько совершенно непристойных заведений, в которых любил бывать Орнольф.

Ночь спустилась на Миклагард; На извилистых улочках появились другие прохожие. Честные торговцы после шили укрыться в своих домах, а головорезы, проститутки и наемные убийцы проснулись, чтобы заняться своим привычным ремеслом.

Потребность подраться бурлила в Бьорне. Он жалел, что у него в кожаном кошельке у пояса слишком мало серебряных монет. Они с долговязым Йорандом выглядели слишком крепкими, чтобы кто-то стал нападать на них ради столь мизерного заработка.

Таверна, в которую они вошли, выглядела еще более жалкой, чем раньше. Темная, с душным запахом курений, необходимых, чтобы заглушить стоявшую там вонь. Однако именно это место сейчас вполне отвечало потребностям Бьорна. Они с Йорандом обнаружили, что христиане пьют вино, густое и красное. Бьорн опустошил восемь чаш крепкого сладкого напитка, не почувствовав ни малейшего шума в голове. Но боль в сердце оставалась по-прежнему острой.

Женщина, которую он любил, твердо решила стать женой другого мужчины. Не сегодня и, может быть, не завтра, но скоро. И он абсолютно ничего не мог с этим поделать.

– Как она может делать такое? – Язык уже плохо слушался его. Возможно, красное вино Миклагарда было крепче, чем он предполагал.

– Полагаю, это практика, – откликнулся Йоранд, наблюдая за изощренными движениями полуодетой танцовщицы. В этот момент она запрокинулась назад, а потом взметнула пятки над головой. – Много, много практики.

Бьорн фыркнул. Йоранд нарочно притворялся тупым. А может быть, Йоранд был прав. Что толку в этих разговорах? Действие! Вот что ему нужно. Он оглядел таверну. В дверь ввалились двое солдат в форме и потребовали их обслужить. Вооружены они были короткими римскими мечами и двигались с ловкостью людей, знающих, как с ними управляться. Бьорн улыбнулся.

– Привет, защитники города. – Он, шатаясь, поднялся и сделал приветственный жест – Позвольте угостить вас.

Солдаты с удовольствием согласились. Старший из них, одноглазый ветеран с головой, припорошенной сединой, бычьей шеей и мощными мускулами, облокотился на стойку и смерил Бьорна оценивающим взглядом.

– Ты северянин? Варяг?

– Верно. – Бьорн махнул служанке пустой чашей, приказывая подать вина вновь прибывшим. Другой солдат явно заинтересовался длинным мечом, висевшим у него на перевязи через плечо. Он был на полголовы ниже Бьорна, но крупнее его.

– Твоя империя широка, – продолжал Бьорн, кидая девушке серебряную монету. – Откуда вы родом?

– Ты, наверное, не слыхал о тех краях, – ответил моложавый.

– Варяги – беспокойный народ. Мы любим путешествовать, так что испытай меня, – задиристо настаивал Бьорн.

– Я из Пафлагонии. – Ветеран принял чашу с вином, благодарно поднял ее в сторону Бьорна и сделал хороший глоток.

– Да, да. Знаю такую. На южном побережье Черного моря. Там много гор, – кивнул Бьорн.

Он также знал, что оттуда вывозили свинину и изувеченных маленьких мальчиков на рынок евнухов в Миклагарде. Грубые сплетни утверждали, что женщины там настолько некрасивы, что мужчины предпочитают совокупляться со свиньями или свежеоскопленными евнухами. Во время своего последнего путешествия Бьорн узнал старую обидную поговорку, которую пафлагоняне не считают издевкой над их полноценными мужчинами. Любопытно, подействует ли это оскорбление на солдат?

– Йоранд, – проревел он через всю комнату. – Ты понятия не имеешь, кто охраняет этот прекрасный город. Пара свиных задниц!

Старый солдат уронил свою чашу и всадил кулак в живот Бьорну, отчего тот сложился вдвое. Молодой прыгнул ему на спину, мощная рука его зацепила Бьорна за шею. Солдат пытался повалить его на пол. Значит, оскорбление оказалось нестерпимым.

Несмотря на винные пары, затемнявшие голову, Бьорн был готов к нападению. Он с размаху ударился спиной о стену и придавил солдата так, что тот чуть не испустил дух. Другие посетители таверны поспешно убирались с дороги. Бьорн услышал, как в дальнем углу предприимчивый хозяин принимал ставки на победителя схватки.

Оба солдата накинулись на него, осыпая ударами грудь и плечи. Кулаки взлетали и опускались. Бьорн отвечал тем же. Он пропустил несколько ударов, но сам нанес больше, получая удовлетворение от каждого точного попадания. Его кровь бурлила. Жар внутри нарастал и вскоре сорвался с губ воплем берсеркера – свирепым, как медвежий рев, и хищным, как волчий рык.

Солдаты попятились, ошарашенные этим противоестественным звуком. Их не учили драться с безумцами.

– Идите-ка сюда, вы, жалкие девчонки, – дразнил их Бьорн.

Они снова накинулись на него, и все трое покатились по столу и свалились на пол. Когда Бьорн попытался встать, ему по почкам пришелся удар подкованным сапогом. Он схватил обоих солдат за шкирку и столкнул их лбами. Они пошатнулись, но остались стоять.

Ветеран дал какую-то команду другу, и они бросились в очередную атаку. Драка путаницей рук и ног выкатилась через боковую дверь в узкий проулок. Зрители последовали за ними. Йоранд бодрящими криками поддерживал Бьорна.

Правый глаз Бьорна заплыл и ничего не видел. Он тронул его рукой, и она стала липкой от крови – один из ударов рассек ему лоб.

– Хочешь крови? – взревел Бьорн. Гибким движением он выхватил меч и со свистом рассек им воздух. – Поиграем по-настоящему.

Солдаты, оскалясь, с шумным лязгом вытащили свои мечи и начали кружить вокруг него.

Бьорн напружинил колени, готовясь принять удар. Внезапно что-то ударило его по голове. Боль взорвалась огненной вспышкой в мозгу. Он услышал, как со звоном покатился по булыжникам его меч, упал и провалился во тьму.

Глава 31

Когда Бьорн очнулся и вынырнул из темноты, он ощутил дикую боль и вновь погрузился во мрак, купаясь в нем, как кабан в болоте. Временами он слышал над собой какие-то голоса – грубые или тревожные и заботливые, но смысл слов оставался неуловимым. Окончательно Бьорна привел в чувство яркий свет.

– Пожалейте, закройте ставни, – пробормотал он, зарываясь в покрывало.

– Прости. – Йоранд сорвал с него одеяло. – Ты проспал всю ночь и большую часть дня. Красивей ты от этого не становишься, так что я решил посмотреть – может, ты хоть чуть-чуть успокоился от такого долгого отдыха.

Бьорн застонал. Во рту было сухо и мерзко, словно по языку прошелся целый византийский легион. Босиком. Когда он попытался сесть, голова закружилась. Ощущение было такое, что она вот-вот скатится с плеч.

– Отныне только мед и эль, – проныл он, поднося руку к голове, чтобы ее удержать. – Обещай, что если я когда-нибудь решусь прикоснуться к вину, ты меня прикончишь на месте.

Йоранд ухмыльнулся.

– Твоя голова болит не только от вина. Боюсь, я к этому тоже приложил руку.

Бьорн вопросительно поднял брови.

– Я сейчас не способен разгадывать загадки. Объясни, что ты хочешь этим сказать.

– Прежде чем ты разозлишься, имей в виду, что я выполнял приказ. – Йоранд вручил Бьорну тарелку с хлебом и маслинами. – Еще до того, как мы прибыли в дом араба, Орнольф велел мне пойти за тобой, если ты решишь нас оставить. Твой дядя не глупец. И не слепец.

Бьорн осторожно жевал хлеб, надеясь, что это успокоит его желудок.

– Значит, все считают меня глупцом?

– Нет, не глупцом, – примирительно ответил Йоранд. – Просто влюбленным. Кстати, на Орнольфа произвело большое впечатление, как вы с Рикой держались. Он думал, что вы сбежите.

– Будь по-моему, так бы оно и было.

– В любом случае худшее для тебя уже позади, – продолжал Йоранд. – Орнольф велел не мешать тебе сделать какую-нибудь глупость… лишь бы она не была смертельной. Эта драка прошлой ночью была для тебя тем, что нужно. Но когда ты вытащил меч, я обязан был все это прекратить.

– Ты?

– Мне пришлось заплатить хозяину таверны за амфору, которую я разбил о твою голову. – Йоранд ухмыльнулся и схватил с тарелки Бьорна маслину. – Но благодаря крепкому черепу твоя голова осталась цела.

Бьорн скосил глаза на Йоранда. Он понимал, что друг ждет от него благодарности, но не был способен на это. Он страдал не только от выпитого вина и удара по голове. Да, тело его уцелело, но ему придется жить с камнем на сердце. Йоранд наивно полагал, что для Бьорна худшее осталось позади. На самом деле его муки только начинались. Перед ним открывалась грустная перспектива жизни без Рики. Он медленно жевал хлеб и глотал его, не ощущая вкуса.

– Где я? – Бьорн осмотрел комнату, представляющую собой длинный коридор с матрасами у стен, вроде того, на каком он лежал сам.

– Казарма, – сказал Йоранд, наливая Бьорну в чашу какую-то густоватую белую жидкость. – Аргус и Зэндер, когда я объяснил им, в чем дело, повели себя весьма достойно. Разумеется, монеты, которыми я посеребрил их ладони, тоже очень помогли.

В ответ на слова Йоранда Бьорн выгнул бровь и поморщился, потому что даже такое движение вызвало мучительную боль.

– Я говорю о солдатах, с которыми ты дрался прошлым вечером. – Йоранд протянул ему чашу с мерзко пахнущим напитком, настойчиво предлагая выпить. – Знаешь, ты не первый мужчина, потерявший женщину. Они все поняли.

Бьорн хмыкнул и с отвращением посмотрел на чашу в руках друга.

– Что это такое?

– Козье молоко, два яйца и некоторые другие добавки, о которых тебе лучше не знать. – В голосе Йоранда не было ни малейшего сочувствия. – Выпей. Аргус говорит, что это просветлит тебе голову.

Бьорн залпом осушил чашу и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Они все еще пытаются меня убить… Почему мы здесь? Я что, под арестом?

– Нет, ничего подобного, – нахмурился Йоранд. – Видя, как ты старался завязать драку, Аргус подумал, что, может, ты захочешь вступить в его полк в качестве тагмата. Так они называют наемников. Он решил, что, возможно, ты захочешь получать плату за то, что тебе и так нравится делать. Он говорит, что у них уже есть на службе северяне.

Тут до них донеслись новые звуки: топот подкованных ботинок и треск ударяющихся друг о друга деревянных мечей. Бьорн с трудом поднялся и поплелся к открытой двери. На просторном и ровном дворе практиковались солдаты. Они рубились, оттачивая боевое мастерство, вступая в схватку между собой и с хитроумными устройствами, имитирующими разные боевые удары. На дальнем плане кавалеристы отрабатывали повороты в узком пространстве и учили коней вставать на дыбы и бить противника подковами.

Мерзкая смесь козьего молока с добавками, безусловно, подействовала. Голова Бьорна совершенно прояснилась. Рика фактически умерла для него. Мечта о собственном земельном наделе ушла куда-то в тень вместе с памятью о Согнефьорде. Нежность и удовлетворение от жизни, которыми он мог бы наслаждаться рядом с Рикой, растаяли с ее уходом. Впереди он видел для себя лишь кровь, грязь и жестокую смерть… Он смотрел на солдат на дворе и ощущал все большее родство с ними. Битвы! В этом он знал толк. Здесь его место.

– Они сказали, что жалованье весьма условно можно считать приличным, – заметил Йоранд.

Бьорн мрачно кивнул:

– Этого будет достаточно.

Если повезет, он недолго проживет без Рики.

Глава 32

Рика отворила ставни. Воздух, напоенный ароматами жасмина, ударил в лицо. Она перегнулась через подоконник и глубоко вдохнула его. Ничего… Аромат был сладостным, но никакой радости ей не доставил. Казалось, сердце ее окутал плотный саван, и она больше не чувствовала ни боли, ни удовольствия. Она задумалась. Интересно, вернется ли к ней когда-нибудь эта способность.

Она оглядела двор и увидела сидевших внизу, в беседке, Орнольфа и Йоранда… Склонив друг к другу головы, они тихо о чем-то беседовали. Но то ли случайно, то ли по замыслу архитектора, каждое их слово долетало до ее комнаты на третьем этаже. Ей стало интересно, все ли женские комнаты могут похвастаться подобным преимуществом.

– Значит, он записался в солдаты, – услышала она голос Орнольфа.

– Да, вчера после полудня он поставил свой знак на табличке.

– Может, оно и к лучшему. Ему нужны перемены, – кивнул Орнольф. – А потом, военная добыча помогает мужчине разбогатеть. Не сомневаюсь, что он своим мечом заработает себе состояние. Однако до будущей весны нам надо будет подыскать кого-нибудь ему на замену. Я не хочу снова волочь лодку вокруг Аэфора такими малыми силами. Когда его полк покидает город?

– Бьорн говорит, что в следующем месяце. Они отправляются на восток воевать с сарацинами. – Йоранд провел пальцами по золотистым волосам. – Но он не собирается зарабатывать состояние. Он рвется к смерти.

Сердце Рики ушло в пятки. Она была не права. Она ощущала боль, и очень сильно.

Орнольф что-то раздраженно прорычал.

– Куда они его поместили?

– Сейчас он в пехоте, но Аргус сказал мне, что командир собирается попробовать его в кавалерии. Ты же знаешь, что Бьорн умеет обращаться с лошадьми. Вчера у них возникли трудности с одним четвероногим детенышем Локи, который никак не хотел носить седло. Бьорн схватил повод, нагнул голову упрямца, схватил его за ухо, что-то прошептал ему, и тот немедленно успокоился. Бьорн вскочил на него, проехал два или три круга, затем спрыгнул на землю и швырнул повод командиру. После этого конь демонстрировал манеры принца, – покачал головой Йоранд. – Так что Бьорн уже заработал себе репутацию отличного всадника, но каждый кавалерист должен сам обеспечить себя конем и сбруей, а у Бьорна на это нет серебра.

Рика услышала звон монет.

– Позаботься об этом, – сказал Орнольф. – Пехота – просто мясорубка для тех, кто ищет смерти. По крайней мере, на коне у него будет шанс выжить, а там постепенно он, может, придет в чувство.

– А ярл не разозлится, если узнает об этих расходах? – спросил Йоранд, убирая монеты в кошель у пояса.

– Полагаю, что с таким доходом, какой я обеспечил ему в этой поездке, Гуннар может позволить себе раскошелиться на лошадь для брата, – фыркнул Орнольф. – По сравнению с тем, что он отнял у Бьорна, это совсем немного.

– Доброе утро, госпожа, – певучий тенор Аль-Амина заставил Рику отскочить от окна. Она повернулась и увидела, что толстый евнух ставит на низкий столик серебряный поднос с хлебом и фруктами. Затем он стал заправлять постель Рики. Хельга следовала за ним и кружила рядом, как рассерженная пчела.

– Я пыталась не пустить его сюда, но он такой настырный, все равно вошел, – бормотала она. – Ходит туда-сюда в женскую комнату и разрешения не спрашивает. Это неприлично. Совсем неприлично.

– Видимо, здесь так принято, Хельга, – откликнулась Рика. – Мы теперь в других краях и Должны придерживаться местных обычаев.

Когда она пришла к согласию с Абдул-Азизом, тот приставил к ней в качестве личного слуги Аль-Амина. У каждой его жены был свой собственный евнух, не считая служанок, заботившихся об их повседневных нуждах. Евнухи были для них надежной охраной, а сексуальное равнодушие делало их идеальными слугами гарема. Аль-Амин объяснил Рике, что если Абдул-Азиз подарил ей собственного слугу, то это признак его особого благоволения. Может, это действительно так, или это хитрый способ приглядывать за ней, подумалось Рике.

– После того как вы утолите первый голод, госпожа, – произнес он, – вам будет приготовлено купание.

Рика растерянно моргнула.

– Я купалась прошлым вечером. – При обычных обстоятельствах у них в северных краях считалось достаточным для чистоты купаться в бане раз в неделю. Особенно зимой.

– Вы узнаете, что у нас принято купаться дважды в день, – объяснил евнух. – Как вы успели заметить, госпожа, здесь свои обычаи.

После того как она съела немного хлеба и несколько кисловатых долек оранжевого фрукта, называемого апельсином, Рика проследовала за Аль-Амином в купальню.

Третий этаж большого дома Абдул-Азиза занимали исключительно женщины и их слуги. Из соображений безопасности длинный, полностью закрытый коридор вокруг двора проходил по внешней стене, но он был прорезан узкими бойницами, через которые при необходимости защитники дома могли пускать стрелы, не подставляясь противнику. Через эти же бойницы в комнаты поступал свежий воздух. Так они проветривались. Из женских покоев можно было выйти лишь по одной лест нице, проходившей через личные покои Абдул-Азиза. По той же лестнице можно было подняться в чудесный сад на крыше.

В первый же вечер Абдул повел ее туда, чтобы показать восход луны. Она поняла, что он хотел поразить ее потрясающим зрелищем – панорамой великолепного Миклагарда. Возможно, он тем самым хотел загладить свою вину после оскорбительного для нее замечания насчет «коровы». Хотя, по правде говоря, для самой Рики это никакого значения не имело.

Она не сомневалась, что пробудила в нем интерес к себе. Не сексуальный, разумеется. Он откровенно говорит о своих предпочтениях. В Рике он увидел вызов своему уму. Видимо, в будущем ей гораздо чаще, чем хотелось бы, придется с ним видеться.

Хельга суетилась вокруг нее.

– Я не считаю, что очень полезно мыться так часто, хозяйка, – говорила она, пока они шли в роскошную купальню. – Особенно в присутствии мужчины, который все время глазеет на тебя.

– Госпожа Хельга, не волнуйтесь, – успокаивал ее Аль-Амин. – Меня приспособили к такой службе очень давно. У меня нет никаких склонностей, присущих мужчинам. Я нахожусь здесь для охраны госпожи и чтобы ей прислуживать. И ни для чего более.

Хельга недоверчиво выгнула седые брови.

– Большая часть здешней челяди – вроде меня. Только в конюшне работают несколько неоскопленных мужчин. Нам же не хочется, чтобы кто-то из них случайно зашел сюда без разрешения, когда госпожа купается? Поэтому я здесь.

Рика расстегнула броши и выскользнула из туники и рубахи. Хельга, явно не убежденная словами Аль-Амина, продолжала бросать на него строгие взгляды.

– Все равно, по-моему, это как-то неестественно, – бурчала она.

– О, это так и есть, – ответил Аль-Амин с подкупающей искренностью. Он протянул руку и помог Рике забраться в ванну. – Евнухами не рождаются. Их такими делают. Кому повезло, как мне, те становятся евнухами в совсем юном возрасте. Нельзя тосковать по тому, чего никогда не имел.

– А другие? – Рика взяла из его рук кусок душистого мыла.

Аль-Амин выразительно пожал плечами.

– Я слышал, что евнухи, оскопленные, будучи взрослыми, очень страдают от утраты мужественности.

– Ах! Я же говорила, что она здесь. – Новый голос заставил Рику повернуться в воде на звук. В купальню скользнула смуглая женщина, одетая в развевающуюся паллу из такого тонкого и воздушного материала, что казалось, она была закутана в крылья бабочки. Двигалась она с грацией сокола в полете, и в ее лице были явные черты хищной птицы. Она остановилась возле ванны и приказала:

– Встань, чтобы мы могли рассмотреть тебя.

Рика поглядела на нее и двух стоявших рядом с ней женщин. Их сопровождал мужчина с голой грудью в мешковатых штанах, совсем как у Аль-Амина. Это могла быть только одна из жен Абдул-Азиза со своей свитой.

– Говорят, ты глупая и большая, как рыжая северная корова. – Подведенные углем большие глаза женщины сверкнули жестким ледяным блеском.

Оскорбление потрясло Рику. Вернее, не само оскорбление, а форма, в которую оно было облечено. Кто-то явно подслушал и донес гарему первые слова Абдула, произнесенные им в тот момент, когда он увидел ее. Да, гаремная жизнь очень напоминала интриги при датском дворе. Рика мысленно приказала себе никогда не говорить вслух того, чего не хотела услышать от местных женщин.

– Что ты можешь рассказать о себе? – требовательным тоном спрашивала женщина.

– Только то, что на севере принято начинать беседу со знакомства и приветствий, а не оскорблений. – Рика намеренно повернулась спиной к женщинам и стала намыливаться. – Если хотите поговорить со мной, пожалуйста, договоритесь с Аль-Амином, чтобы он назначил вам более удобное время. А сейчас вы мешаете мне мыться.

Она услышала, как женщина, раздраженно взвизгнув, протопала из купальни, сопровождаемая своими слугами.

– Все хорошо, госпожа, – облегченно выдохнул Аль-Амин. – Не многие женщины смогли бы так противостоять главной жене. Должно быть, в своей стране ты была королевой среди женщин.

– Ну это вряд ли, – промолвила Рика, вылезая из воды и позволяя Аль-Амину накинуть ей на плечи толстое полотенце.

– Хорошо, что Султана поняла, что ты не собираешься ей подчиняться, но берегись и не превращай ее в своего врага, – предостерег ее евнух. – Ее сын Карим – наследник хозяина. Когда он придет к власти, она станет очень влиятельной.

Рика вздохнула. Ей было, в общем, все равно. Интриги, заговоры, жажда власти… Все казалось таким пустым. Она хотела только одного – быть с Бьорном, но если это невозможно, то все остальное для нее никакого значения не имеет. Может, любовь и вправду проклятие? Как несчастные евнухи, оскопленные, уже будучи взрослыми, она будет сильно страдать, потому что познала любовь.

Но она никогда не пожалеет о том, что было. Да, она больше никогда не увидит Бьорна, но его образ живет в ее сознании, и стоит ей закрыть глаза, она тут же видит его. Просыпаясь ночью, она почти физически ощущала его рядом. Что бы ни ожидало ее в будущем, Бьорн будет с ней всегда. Она постареет и одряхлеет, но в ее памяти он останется молодым и мужественным.

Йоранд сказал, что он записался в солдаты, и Рика решила, что не станет выяснять, где именно он служит, чтобы не знать, если он вдруг погибнет в какой-то битве. Пока она жива, он тоже будет жить. Магнус говорил ей, что Фрейя, Хозяйка Асгарда, с состраданием относится к несчастным любовникам и приберегает для них место в своем доме. Может быть, Бьорн встретит ее там, и тогда в другом мире они будут любить друг друга так, как мечтали.

А здесь и сейчас ей нужно думать о Хельге и Аль-Амине. Рика терпеть не могла всякие дрязги, но умела играть в эти домашние игры. Ей нужно взять себя в руки и отвоевать себе удобное место в доме. Это надо сделать хотя бы ради своих слуг. Может, ей стоит начать с выяснения, кто передал Султане реплику Абдула о «рыжей северной корове».

– Аль-Амин, – обратилась она к евнуху, когда он помогал ей надеть паллу. Ткань ее была такой тонкой, что Рика чувствовала себя обнаженной, хотя была полностью одета, – кто-то вложил в уста Султаны слова Абдул-Ази-за. Кто, по-твоему, это мог сделать?

– Ах, госпожа мыслит тонко, – кивнул он. – Этот вопрос занимает и мою голову.

– Как мне помнится, за столом кроме нас были только мои спутники и гость Абдула, – осторожно заметила она. – И разумеется, ты.

Он побледнел.

– Госпожа, не думаете же вы…

– Я пока не знаю, что мне думать, – покачала головой Рика. – Мне необходимо выяснить, кому ты предан. Служишь ты мне или Абдул-Азизу? А может быть, у тебя какое-то тайное соглашение с Султаной?

– Вы раните мне сердце, – с большим достоинством ответил он. – Когда я служил Абдул-Азизу, то принадлежал ему всей душой. Теперь он отдал мои бумаги вам, и я полностью в вашей воле. Возможно, госпожа не знает, как дают имена в моей стране. Меня не зря зовут Аль-Амин.

– Прости мне мое невежество. – Рика сдержала улыбку, видя, как искренне он обижен. Он напомнил ей фазана со взъерошенными перьями. – Так что означает имя Аль-Амин?

Он склонил голову и, приложив руку к сердцу, произнес:

– Достойный доверия.