Текст книги "Трилби"

– Да, сэр, – ответил тот. – Я думал, что этот народ принадлежит к каменному веку. Они совсем не безграмотные дикари, как я считал. Несмотря на веру в сверхъестественные силы и различные суеверия, они умны и горды.

– Да, это так, и большинство племен такие же. Хотя они живут не по таким правилам, как мы, но они могли бы научить нас, как выжить в одном из самых жестоких мест на земле.

– Так почему же миф об их безграмотности продолжает существовать? Легко заметить, что этот предрассудок все еще имеет место здесь, на Западе.

– Да, действительно, – МакКолум встал и поклонился хозяину, показывая, что ему все здесь понравилось, пристально глядя на остальных студентов, пока те не сообразили и тоже не последовали обычаю. Затем, попросив разрешения, он закурил трубку, которая передавалась по кругу, пока ее не выкурили. – Трудно себе представить, чтобы тысячелетние предрассудки исчезли, потому что начался новый век, Хаскинс. Боюсь, что нам придется жить с этим еще многие годы, пока белые не станут достаточно образованными, чтобы понять и оценить другие культуры.

– Мы достаточно образованны, – заметил Гринсборо.

– Конечно, – усмехнулся МакКолум. – И поэтому должны быть умны. Поклонитесь, мистер Гринсборо. Вы беспокоите нашего хозяина. Он думает, что вам не понравилась еда.

– О, извините, – Гринсборо вежливо поклонился.

– В отдельных лесах Восточного Побережья так же существовал обычай кланяться после еды, – подчеркнул МакКолум, заметив недоумение на лицах студентов. – Я хочу напомнить вам, что, не смотря на утонченные манеры в гостиных на Востоке страны, среди элитных семей существует традиция одевать маленьких мальчиков, как девочек.

– Но у некоторых индейских племен есть мужчины, которые одеваются, как женщины, – возразил Гринсборо. – Они их называют berdache.

– Очень хорошо, мистер Гринсборо! Иногда вы слушаете то, что я читаю на лекциях?

Гринсборо покраснел.

– Конечно, сэр.

– Что такое «лекция»? – вежливо спросил помощник вождя племени, который молча слушал разговор.

– Таким образом, мы обучаем студентов в колледже, – МакКолум подробнее объяснил это новое слово индейцу. – Я обучаю антропологии, а также археологии, – далее он объяснил, что означают эти названия.

– Понимаю, – ответил пожилой человек, когда МакКолум закончил объяснение. Он оглянулся на студентов. – А эти молодые люди живут в вигвамах, как мы? – он указал на хижину, в которой они находились, – и учатся, как мы учим наших молодых людей?

– Вы имеете в виду учиться, как можно обойтись без воды в пустыне, если сосать булыжники, как можно предсказать события или вызвать духов? – спросил МакКолум. – Нет, не совсем так. Эти мужчины учатся оценивать другие культуры, чужой образ жизни, а также как жили древние люди. Они, в свою очередь, будут учить других.

Помощник вождя кивнул.

– Это хорошо. Если мы будем изучать друг друга, тогда будем менее…. – он сделал паузу, – враждебны.

– Мы надеемся на это, – ответил МакКолум.

Помощник вождя вынул трубку мира, набил ее и посмотрел на МакКолума.

– Вы объяснили им эту традицию?

МакКолум чувствовал себя неловко. Они знали об этом обычае, они были здесь гостями, этика и традиции требовали не отказываться от гостеприимства. Но он был не уверен, последуют ли этому его студенты.

– Да, рассказывал, – МакКолум посмотрел на студентов взглядом, не допускающим никаких пренебрежительных замечаний.

– Не беспокойтесь, сэр, – Хаскинс блеснул очками. – Мы рядовые.

Тем временем помощник вождя закончил раскуривать трубку. С молитвенной торжественностью он взмахнул несколько раз рукой с трубкой на четыре стороны света. Сделав первую затяжку, он пустил трубку по кругу, и каждый сделал одну затяжку. Затем последовала церемония принятия напитка из общей чаши. Это была отвратительная жидкость, которая пахла еще хуже, чем была на вид, но ритуал требовал обязательного участия. Почти мгновенно гости стали выскакивать из вигвама, как студенты, так и их профессор, они едва успели добежать до ближайших кустов.

– Это хорошее лекарство, – усмехнулся помощник вождя, который также освободил свой желудок.

– Очищает оно прекрасно.

МакКолум давно изучал жизнь восточных индейцев. Он знал, что эта «отрава», известная как «черный напиток», всегда подавалась, если в трапезе участвовали белые люди. Голова у него раскалывалась, а в желудке все горело.

– Хорошее лекарство, – весело согласился он.

Хаскинс думал, что сейчас умрет. Ему предложили воды, и он с жадностью выпил ее, его лицо было бледным, но веселым.

– Мои поздравления, – процедил МакКолум сквозь зубы. – Теперь вы мужчина.

– Спасибо боль… – он не успел договорить, как его снова стошнило.

Помощнику вождя понравилось мужество его гостей. После этого он стал с ними более откровенен и рассказал о таких подробностях жизни апачей, с которыми даже МакКолум был не знаком.

Он рассказал о разных болезнях – о медвежьей болезни, о болезни койота – и как их лечить. Что они боятся совы, потому что в момент смерти в них вселяются злые духи.

Он рассказал, как лечить болезни и как распознать ведьму. Это были очень секретные вещи, и только обещание держать все в тайне убедило его рассказывать о них. МакКолум уважал традиции и достоинство хозяина и настаивал, чтобы студенты относились к ним так же.

– Мистицизм очень интересное явление, – прошептал Гринсборо, когда вождь показывал им индейскую деревню.

– Никогда не совершайте ошибок и не критикуйте веру других народов, – посоветовал МакКолум. – В самых древних культурах болезнь и смерть считаются противоестественным явлением, которые вызываются злыми силами.

– Да, я знаю, – понимающе откликнулся Хаскинс. – Я читал о настоящих трагедиях, связанных с нарушением табу пришельцами, – он упомянул о трагедии в одной южноамериканской стране, когда погибло много людей.

– Да, такое случается, – согласился МакКолум.

– Это очень опасно – быть вовлеченным в мистицизм.

– Алачи, конечно, не настолько враждебны…

– Они очень верят в сверхъестественные силы, – ответил МакКолум. – Возможно, они не убьют вас, но вы можете разрушить всю мою трудную работу здесь. Постарайтесь не рисковать моей исследовательской работой, не делайте необдуманных замечаний. Не обязательно соглашаться с их традициями и обычаями, но уважать их надо.

– Конечно, сэр, я никогда не оскорблю их взглядов.

– И очень хорошо сделаете, Гринсборо, – добавил МакКолум спокойно. – Очень хорошо. Я думаю, из вас получится очень хороший археолог.

Молодой человек покраснел от удовольствия.

– Ну что вы, спасибо, сэр.

– Мне вы такого никогда не говорили, сэр, – обиделся Хаскинс.

МакКолум нахмурил светлые брови.

– Я не настолько глуп, Хаскинс. Ты получаешь прекрасные оценки на всех моих экзаменах, и декан говорит мне, что я могу потерять свое место в твою пользу еще до того, как ты закончишь учебу! Бог мой, разве я могу после этого тебя поощрять!

Все рассмеялись, включая Хаскинса.

Глава 18

За ужином Торн и МакКолум были подавлены, и Трилби понимала, что причиной этого было известие о Наки. Торн просил Джорджа узнать у мексиканцев об исчезнувшем апачи. Когда МакКолум надавил на него, мексиканец неохотно признался, что эти сведения узнал от своих двоюродных братьев в Мексике и что, возможно, Наки уже убит. Но точно ничего не мог сказать.

Трилби не знала, как об этом написать Сисси. В своем последнем письме та умоляла сообщить ей все, что они знают о Наки. Трилби медлила с ответом, надеясь узнать что-нибудь обнадеживающее. Но, кажется, все было напрасно.

Трилби представила себе, как бы она себя чувствовала, если бы Торн сражался в Мексике, и не было никаких известий в течение нескольких месяцев. Ей стало нехорошо, и она вынуждена была сесть.

– Что с вами? – спросил МакКолум.

– Ничего, – ответила Трилби, но ее сильно мутило.

Ее чувства к Торну слишком волновали ее. Она всегда понимала, что неравнодушна к Торну, но не подозревала, что ее чувства так сильны. Он стал для нее всем. Если бы она потеряла его, стала бы она так же переживать, как Сисси?

– Может быть, вам чем-нибудь помочь?

Вошел Торн, и увидев озабоченного МакКолума, склонившегося над сидящей Трилби, нахмурился.

– Что случилось? – быстро спросил он.

– У Трилби закружилась голова. Я оставляю ее с тобой.

Торн наклонился над Трилби и посмотрел ей в лицо.

– С тобой все в порядке, любимая? – нежно спросил он.

Трилби посмотрела ему в глаза, и страх начал исчезать. Она медленно дотронулась до его лица, ласково проведя рукой от щеки к губам. Импульсивно она наклонилась к нему и прижалась губами к его рту.

Торн резко отпрянул назад.

– О, извини, – она смутилась и отвернулась. Ее рука опустилась. – Я не хотела…

Но он схватил ее руку и прижал к своему лицу. Другую руку он погрузил в ее волосы, повернув ее лицо к себе. Его темные глаза сверкнули, он поцеловал ее с такой страстью, что колени у нее задрожали.

Торн гладил руками ее спину.

– Трилби, я просто не ожидал этого, – он смущенно засмеялся. – Ты обычно не дотрагивалась до меня.

– Я хотела бы, если тебе это нравится.

Лицо Торна напряглось.

– Мне очень это нравится, не сомневайся.

Трилби встала и погладила его лицо медленно и нежно.

– Ты очень красив, – прошептала она. – И мне нравится, как мы целуем друг друга.

Его дыхание стало шумным.

– И мне тоже, – его глаза остановились на ее губах. – Я готов сейчас положить тебя на этот кухонный стол и…

– О, Торн…

Звук приближающихся шагов заставил их опомниться. Он быстро отстранил ее от себя и неуверенно засмеялся.

– Я едва дышу из-за тебя.

– Как хорошо, – прошептала она кокетливо.

– Ты хочешь, чтобы я сошел с ума?

Ее веки задрожали. Она чувствовала себя настоящей женщиной, сознающей свою власть над мужчиной.

– Если по секрету, – прошептала она ему на ухо, – я едва сдерживаю себя.

– Ты будешь спать сегодня со мной?

– Конечно.

Его скулы покраснели, и когда МакКолум появился в дверях, в глазах Торна было что-то неистовое.

– У вас все в порядке? – спросил тот, чувствуя в комнате какое-то напряжение.

– Со мной все хорошо. В самом деле. Просто немного закружилась голова. У меня это бывает время от времени. Серьезно.

– Ты уверена? – обеспокоенно спросил Торн.

Она улыбнулась, глядя ему в глаза.

– О да, я уверена.

Трилби не хотела, чтобы МакКолум по возвращении рассказал Сисси о Наки. Тот обещал хранить тайну.

– Мне очень жаль Наки, – грустно сказал МакКолум.

– Мне тоже, – с сожалением согласился Торн.

– Он может еще объявиться, вы же знаете, – добавил МакКолум улыбнувшись. – От него всего можно ожидать.

– Да, он такой, – Торн поигрывал вилкой, не сводя глаз с Трилби. Его глаза горели желанием.

Прошлой ночью он целовал ее до тех пор, пока его губы не стали болеть, но не решился позволить себе большее, после того как они так страстно занимались любовью накануне днем. Поэтому он просто прижал ее к своему сердцу, и так, обнявшись, они провели ночь. Этим утром между ними были совсем другие взаимоотношения. Она открыто смотрела на него теплым, только им двоим понятным взором, он отвечал ей взглядом, полным страсти. Когда он обнимал ее за плечи, она больше не отстранялась.

Наоборот, теснее прижималась, положив голову ему на грудь. Он был счастлив и впервые не задумывался о мотивах или причинах ее нежности. Он постарался отодвинуть мысль о Ричарде на задний план и жить сегодняшним днем.

Тремя днями позже МакКолум и его студенты уехали. Они планировали провести здесь две недели, но вынуждены были уехать раньше. Торн объяснил Трилби, что МакКолума отозвали из-за обострившейся ситуации в Агва Приете, там снова возникла угроза атаки со стороны мятежников. Поезд на Накозари, который отправился из горнодобывающих поселков в Соноре, был остановлен и задержан отрядом «El Capitdn» – Лопесом в районе мексиканской границы. Они намеревались доставить поезд в Агва Приету, но в поезде оказались женщины и американцы, поэтому Лопес не стал рисковать их жизнью. После этого в глазах Торна акции Лопеса сильно повысились.

Не успели Трилби, Саманта и Торн вернуться с вокзала в Дугласе, как на горизонте они увидели одинокого всадника, направляющегося к их ранчо.

Трилби завела Саманту в дом. Торн поджидал всадника на крыльце, острым зрением он уже определил, кто это.

– Наки! – закричал он, когда всадник сошел с лошади. – Неужели это ты?!

Он вынужден был задать этот вопрос, потому что всадник ничем не напоминал ему апачи и был одет, как ковбой, в сапогах, поясе для оружия и в большой мексиканской шляпе. Даже волосы были коротко подстрижены. Когда он снял шляпу, его можно было принять за прирожденного испанского гранда с высокомерным взглядом и орлиным носом.

– Да, это я, – он взволнованно дышал. – Где она? Мне сказали, что у тебя гостят МакКолум и несколько студентов. Я надеялся, что она здесь. Я гнал коня всю ночь, чтобы добраться сюда… Она в доме?

Торн молча смотрел на него.

– Ее здесь нет.

Наки удивленно глянул на него.

– Но они же говорили…

– Она не приехала. Приезжали только сам МакКолум и несколько юношей-студентов. МакКолуму рассказали, что ты сражаешься на стороне мадеристов, и достоверно о тебе ничего не известно. Джордж сказал, что ты пропал без вести и, возможно, мертв.

Лицо Наки помрачнело.

– Александре это известно? Кто-нибудь сказал ей, что я погиб?

– Нет. Еще нет. Трилби умоляла МакКолума хранить это в секрете.

Наки провел рукой по лбу, вытирая пот.

– Да, у меня были кое-какие неприятности во время боев. Мне представилась возможность помочь освобождению угнетенного народа. Я сражался на стороне повстанцев полковника Хосе Бланко, в основном, в отряде Красного Лопеса. Было чертовски тяжело, меня ранили в плечо, и мне понадобилось несколько недель, чтобы встать на ноги, но я не умер.

– Слава Богу.

– Возможно, даже к лучшему, что Александра не приехала, – сказал Наки тусклым голосом. – Бланко пообещал, что после победы революции я, возможно, получу ранчо одного из фазендейро или даже смогу купить собственный дом. В Мексике меньше предрассудков, за исключением того, что там очень настроены против белых и богатых испанцев. Если я не признаюсь, что я апачи, то меня даже не принимают за него.

Торн изучающе смотрел на Наки.

– И как долго ты собираешься отказываться от своего прошлого и своих предков?

Наки посмотрел вдаль.

– Я не могу от этого отказаться. Я горжусь своим народом и тем, что я апачи. Я не пытаюсь это скрыть даже в Мексике, но среди мятежников почти нет предрассудков. Все мы там чувствуем себя не в своей тарелке. После революции, если мы победим, там не будет иметь значения, какой я расы, – он повернулся к Торну. – Я люблю ее.

Боль, прозвучавшая в его голосе, потрясла Торна до глубины души.

– Я знаю, – с трудом произнес он. – Но она не захочет, чтобы ты отказался от своего народа. Она принимает тебя таким, какой ты есть.

Наки посмотрел на него.

– Торн, я никогда не смогу жить на Востоке страны, а жизнь в резервации погубит ее, несмотря на ее решимость. Мексика – единственная страна, где мы могли бы жить вместе.

– Мексика сейчас в огне революции.

– Я это знаю, – сухо ответил Наки.

– Заходи и побудь у нас хоть немного. Ты мог бы хоть рассказать нам, что там происходит. Джордж у нас – единственный источник, от которого мы узнаем о революции.

Трилби очень обрадовалась, увидев Наки живым и невредимым, поставила дополнительный прибор на стол, и Наки за обедом рассказал им о последних событиях.

– Здесь, на севере Мексики, у нас очень хороший командир, полковник Бланко, есть и другие способные командиры. Есть очень смелый парень по имени Артуро Лопес, который руководит боями. Его называют «Красным». А сейчас в его отряде… – он покачал головой, – Вы не поверите, там можно встретить людей очень многих национальностей. Я встречал там французских легионеров, немцев, датчан, очень много ковбоев из Техаса, Аризоны и Нью-Мексико. Даже есть пижоны с Восточного побережья, один из них – выпускник Гарварда, – Наки усмехнулся, на его темном лице зубы ослепительно сверкнули. – Ходит слух, – он конспиративно наклонился к ним, – что среди мятежников есть один индеец апачи!

– Не может быть! – воскликнул Торн.

– Никто не поверит этому, – вторила Трилби.

– Мадеро победит?

– Конечно, – ответил Наки. – Но даже если он победит, я сомневаюсь, что долго продержится у власти. У него доброе сердце, но для того, чтобы руководить страной, нужно что-то большее. Здесь нужна безжалостность.

После обеда Торн проводил своего друга в загон, где его лошадь накормили, напоили водой и подготовили к обратной дороге.

– Ты уверен, что не можешь провести у нас ночь?

– Я дал слово, что вернусь к утру, – последовал ответ. Наки заколебался. – Я помогаю в качестве переводчика, когда Лопеса нет на месте. Я полагаюсь на вас, что вы будете держать это в секрете. Обстановка очень серьезная. Благоразумнее сейчас остаться на ранчо и не ездить в Дуглас. Я не могу сказать большего, и вы не должны никому рассказывать о моих словах.

– Разумеется. Спасибо тебе, – хотя Торну хотелось узнать больше, он не настаивал. – Что нам ответить Сисси, когда она напишет?

Наки заколебался. Он уже оседлал лошадь и молча теребил в руках поводья.

– Ничего не говорите ей, – наконец, сказал он, лицо его было твердым и решительным. – Пока революция не закончилась победой или поражением, лучше, чтобы она ничего не знала.

Торн засомневался. Трилби говорила ему, что Сисси в отчаянии и ждет любых вестей о Наки. Если она решит, что Наки мертв, она способна на безрассудный поступок.

– Я надеюсь, МакКолум будет держать язык за зубами, если Сисси будет расспрашивать его. Он все понимает, но не может противостоять просьбам женщины, в особенности несчастной женщины. Что, если он расскажет о твоей смерти?

– Я почти понимаю, что ты имеешь в виду, – проницательно заметил Наки. – Но ты недооцениваешь Александру, Я знаю, что она чувствует, но она достаточно сильная, решительная и целеустремленная, чтобы не лишать себе жизни. Если кто-нибудь ей скажет, что меня нет в живых, она переживет несчастье и станет сильнее. Я знаю ее.

– А что, если ты ошибаешься? – спросил Торн. – Сможешь ли ты с этим жить?

– Конечно, нет, – последовал спокойный ответ.

– Но я не ошибаюсь. Если я смогу обосноваться в Мексике, я сам ей сообщу об этом, и у нее не будет выбора. Если я не смогу, тогда пусть она думает, что я мертв. Так будет лучше для нее.

– На твоем месте я не был бы таким благородным. Ради Трилби я готов и убить, и умереть.

– Я знаю. Ты сказал ей об этом?

Торн холодно рассмеялся.

– Она все еще влюблена в того парня с Восточного побережья. Она привыкла ко мне, но ее сердце мне не принадлежит.

– Не теряй надежды. Этого парня здесь нет, а ты здесь.

– Я знаю. Это очко в мою пользу, – он пожал другу руку. – Не теряй головы, будь осторожен.

– Не спи слишком крепко ночью. Хотя ты продал свою мексиканскую землю, твой скот привлекает голодных людей, которые отчаянно дерутся за победу революции. Держи ухо востро. И помни, что я сказал о Дугласе.

– Буду помнить. Удачи.

– De nada.

– Постарайся поддерживать с нами связь, хотя бы через родственников Джорджа. Не мог бы ты сделать это?

Наки выпрямился в седле, он выглядел очень элегантно и прекрасно держался верхом.

– Я постараюсь.

– Adios.

– Vaya, con Dios, – последовал ответ. Наки повернул лошадь и поскакал прочь. Его одинокий силуэт еще долго виднелся на горизонте.

– Но почему он не хотел, чтобы мы рассказывали все Сисси? – жалобно спросила Трилби. – Разве он не понимает, что известие о его смерти может убить ее?

– Он все понимает. Ради нее самой он не хочет подавать ей надежды, чтобы потом не лишить ее.

Он пытается сделать невероятное, Трилби. Он отказался от своей страны ради любви к женщине.

– Трудно предположить, чтобы мужчина сделал это просто ради женщины, – она взглянула на него из-под ресниц.

Торн улыбнулся. Саманта уже ушла спать. В доме было тихо и безлюдно, лишь тиканье старинных дедушкиных часов громко раздавалось в холле.

– Я хочу тебя, – нежно сказал Торн.

Такие откровенные слова очень сильно действовали на Трилби, и она покраснела, как невеста.

– Торн!

– Я понимаю. Я опять не совсем цивилизован, не так ли? – спросил он, приближаясь к ней почти вплотную, так близко, что она почувствовала жар, идущий от его тела, слышала запах табака и кожи от его одежды.

– Я слишком груб и слишком принадлежу моему Западу, чтобы подходить такой воспитанной женщине, как ты.

– Нет, совсем нет! – прошептала она, дрожа. – Я тоже тебя хочу!

Он тяжело задышал. Взглянув в его глаза взором, полным разгорающейся страсти, она подняла руки к вороту платья и, не отводя глаз от лица Торна, начала сама расстегивать его. Он молча смотрел, пока она полностью не обнажила грудь, дыша так тяжело, как будто бежала.

– О, Трилби, – прошептал он благоговейно.

Она взяла его лицо своими прохладными ладонями и нежно притянула к себе.

– Моя любимая, – с трудом произнес он, обнимая ее, – моя любимая.

В его глубоком голосе звучала не только страсть! Он поцеловал ее грудь, и она сразу же ответила на прикосновение его губ – соски стали твердыми и чувственными. Торн поднял ее на руки и, не отрывая губ от ее мягкой груди, быстро понес через холл в спальню, остановившись только для того, чтобы запереть дверь.

Он положил ее на постель и в темноте начал снимать с нее одежду, но Трилби остановила его.

– Разве ты не хочешь меня? – неуверенно спросил он.

– Зажги лампу, я хочу видеть, как ты будешь обладать мною!

Торн дрожащими пальцами достал спички и чуть не опрокинул лампу, торопясь зажечь, повернулся к ней, дрожа от страсти, пожирая жадным взглядом ее тело.

– Я тебя шокировала? – спросила она тихо, приподнявшись на локтях. – Я слишком тороплюсь и веду себя неприлично?

– Нет, совсем нет, – его голос охрип от страсти, жаркие губы впились в ее рот.

– Соблазни меня, – выдохнул он ей на ухо, в то время как его рука расстегивала последние застежки ее платья. – Я никогда не упрекну тебя за это. Будь настолько смелой, как тебе хочется. Мне это очень нравится.

Она дала волю своим самым сокровенным желаниям, погрузившись в мужскую силу и в свою женственность.

Она дотрагивалась до него, шептала ему самые нежные слова, обожала его так, как только возможно было в мечтах. Он позволял ей ласкать себя, поощрял, его голос прерывался, когда он подсказывал ей, что делать.

Когда он накрыл ее своим телом, она так непереносимо желала его, что из горла ее вырывались рыдания во время каждого глубокого движения его тела. Она прильнула к нему, выгибая бедра ему навстречу.

Но он не хотел торопиться. Каждое его движение было рассчитанным, страстным, поцелуи нежными, мягкими и обожающими. Это было совсем не так, как раньше. Хотя его обладание ею было полным и глубоким, ему хотелось бы еще больше раствориться в ней…

Трилби рыдала под поцелуями его теплых твердых губ, и ей казалось, что она не сможет пережить такое острое наслаждение. Фактически, она на несколько потрясающих секунд потеряла сознание.

Когда Трилби открыла глаза, Торн напряженно всматривался в ее лицо, постигая глубину ее наслаждения.

– Ты видел… это? – прошептала она, едва дыша.

– Да. А теперь ты смотри, Трилби, – сжав зубы, он начал двигаться. – Смотри… Я дам тебе посмотреть. Смотри, Трилби! Смотри… смотри на меня!

Мышцы его шеи напряглись, голова откинулась назад. Его тело сотрясалось так сильно, что у нее перехватило дыхание. Затем наступило расслабление, он тяжело опустился на нее, дрожа от завершения.

– О, Боже! – она ласкала и успокаивала его.

– При ярком свете, – пробормотал он в изнеможении. – И твои глаза, наблюдающие за мной, а мои за тобой. Я даже мечтать не мог о таком.

– Я тоже, – она крепко обнимала его, не позволяя оторваться от своего тела.

– О, пожалуйста, не уходи! – жарко шептала она. Он поднял голову и посмотрел в ее затуманенные глаза.

– Но это невозможно…

– Я знаю, – она смотрела ему в лицо. – Я просто хочу почувствовать тебя… Вот так.

Он улыбнулся так нежно, что ее сердце заболело, погладил ее лицо рукой и начал нежно целовать.

– Ты хотел именно меня, правда? – медленно спросила она.

– Я мог бы спросить тебя о том же, – Торн серьезно посмотрел на нее. – Когда ты лежишь в моих объятиях, ты не думаешь о мужчине, которого потеряла?

– Это было бы просто невозможно, – ответила она, помедлив. – Разве это реально, когда мы лежим вот так, вместе?

Он почувствовал, как напряжение покидает его. Ее тело было теплым и мягким, как шелк, под его телом. Он легко прикоснулся твердой рукой к ее опухшим губам.

– И мое семя глубоко в тебе, – выдохнул он благоговейно, видя, как она покраснела.

Он начал целовать ее полуоткрытые губы, они оба почувствовали, что он снова возбуждается.

– О…. – вырвалось у нее.

– Я снова способен, – прошептал он прямо ей в губы. – А ты?

– Да… да! Торн, пожалуйста!

Он приподнялся над ней и начал двигаться, не отрывая взгляда от глаз. Ему показалось, когда страсть снова охватила его, что он видит в ее глазах вечность…

В течение нескольких последующих дней их жизнь была замечательной. Торн почти все время, был рядом с Трилби. Она светилась от радости и счастья, и все это заметили.

Единственное, что омрачало их счастье, это письмо от Сисси, которая умоляла сообщить любые новости о Наки. Возможно, она все же выведала у МакКолума об его исчезновении и возможной смерти. Сисси чувствовала себя несчастной и находилась в глубокой депрессии. Трилби собралась сообщить ей правду, но Торн убедил ее, что сам Наки не хотел этого. Поэтому Трилби написала своей подруге ласковое письмо и умоляла не терять надежды. Она понимала, какое отчаяние и боль охватывает Сисси, и это была единственная тень на ее безоблачном счастье. Но в одно утро радость обернулась болью.

– Я никогда не видел такой счастливой мою дочь, – заметил Джек Лэнг во время одного из своих визитов на ранчо Лос Сантос. Он и Торн объезжали загоны, чтобы убедиться, что скот, принадлежащий ранчо Блэквотер Спрингс, не попал в загоны ранчо Лос Сантос. Эта проверка всегда заканчивалась недовольством, особенно со стороны Торна. Но этим утром он был особенно напряжен и раздражен, больше, чем обычно. Он едва разговаривал, глаза и лицо были напряжены.

– Разве? – пробормотал он в ответ на замечание Джека, и внутри у него похолодело. Трилби действительно выглядела счастливой, но только ему одному была известна возможная причина этого.

– Должна быть какая-то причина для того счастья и радости, которые сияли на ее лице утром, когда мы покидали ранчо? – спросил Джек, пытаясь наладить разговор и преодолеть дурное настроение Торна.

Торн сжал зубы.

– Если ты думаешь, что она беременна, – ответил он коротко, – то она улыбается не поэтому.

– Я же не слепой, – упрямо ответил Джек. – Я надеюсь, что она действительно довольна своей жизнью. У вас с самого начала были сложные отношения, Трилби должна была привыкнуть к тебе. Она выросла в очень изысканной обстановке. Ей было так трудно здесь.

– Я думаю, что у нее все в порядке, – Торн не упомянул, что этим утром случилось нечто такое, что привело его в ужас.

Их близость была полной. Торн никогда раньше не испытывал такого счастья. Но, даже наслаждаясь своей женой и радостью, которую она приносила ему, он не мог не вспоминать прошлое, как он соблазнил ее и принудил к замужеству. Торн никогда не понимал ее истинных чувств, почему Трилби согласилась выйти за него замуж, за исключением того, что он был богат.

Трилби была страстной в его объятиях, безудержной и естественной, но никогда не говорила о любви. Он тоже не говорил ей о любви. Это стоило ему больших усилий. Он не осмеливался сказать ей, как сильно он любит ее, боясь дать ей в руки оружие против него, если отношения у них вдруг испортятся.

А теперь, кажется, действительно появилась причина для недоверия. Бейтс писал ей. Торн увидел письмо только сегодня утром на столе, где она, должно быть, просто забыла его.

Ричард Бейтс писал о больших изменениях в его образе жизни. Он больше не путешествует по Европе, а работает в местном банке. Торн заскрежетал зубами, когда вспомнил слова из письма, которые грозили разбить ему сердце.

– Ты какой-то тихий сегодня, – заметил Джек.

– Он написал ей. Я имею в виду Бейтса. Он получил работу в банке.

– Дик? Боже мой, как замечательно!

Торн оценивающе взглянул на него.

– Трилби любила его когда-то. Как ты думаешь, она все еще любит его?

Лицо Джека покраснело.

– Какой странный вопрос.

– Я должен знать! – грубо сказал Торн.

– Почему ты ее не спросишь?

– Потому что она не станет об этом говорить. Да, она не станет говорить о нем.

– Трилби была увлечена им, – ответил Джек, помолчав. – Но я не уверен, что там было что-то большее. Детская любовь, разве ты не понимаешь?

– Думаю, что Бейтс сам не понимал своих чувств к ней, пока она не вышла замуж. Если он действительно понял, что любит ее по-настоящему, то, возможно, изменил свой образ жизни, чтобы Трилби увидела, что он стал другим человеком.

– Но Трилби счастлива с тобой.

– Возможно, она просто делает вид, – упрямо возразил Торн. В глубине души у него всегда было подозрение, что ее страсть к нему объясняется тем, что она хочет иметь ребенка. Должно быть, она думает, что ребенок принесет ей утешение и поможет забыть человека, которого она действительно любит.

– Она должна любить тебя.

– Почему должна? Почему? – спросил Торн, глядя на Джека.

– Я решил предложить ей развод, – Торн совершенно шокировал своего тестя.

– Развод?! Почему?!

– Если она была бы счастлива с Бейтсом, как я могу заставить ее остаться со мной? – горько спросил он, снова с отчаянием вспоминая о письме, которое прочел.

Трилби оставила письмо на столе в холле, а он увидел его и прочитал. После этого положил письмо на прежнее место и уехал из дому, не сказав ни слова.

– Что было в письме? – обеспокоенно спросил Джек.

Торн потер руки о луку седла и с болью посмотрел вдаль.

– Он сообщил, что у него хорошая работа и прекрасные перспективы. Что он слишком поздно понял, что любит ее. Он хочет, чтобы она оставила меня и вышла за него замуж. Он считает, что она будет гораздо счастливее в привычном для нее окружении, где ей не придется страдать от лишений с… таким дикарем, как я.