Текст книги "Ведьмы Холодного острова"

– Постельное.

Все были заинтригованы.

– И что? – спросил Белозерский.

– Неси сюда этот чемодан, – сказал Позолотов. – Не думайте, Юленька, я вчера забрал его из прачечной, белье чистое…

– Да я ничего и не думаю. – Она пожала плечами. – При чем тут ваше белье? И почему это касается меня?

– А это уже другой разговор. Чего ты ждешь? – одернул он ученика. – Неси сюда чемодан, и поживее! Нет, простыню! Одна нога здесь, другая – там!

Следопыт поднялся и скоро исчез в темноте. Все томительно замолчали.

– Так в чем собственно дело? – спросил Георгий. – Феофан Феофанович?

Но тот упрямо молчал и словно не замечал молодого человека.

– Не гони коней, – ответила за старика девушка. – Сейчас мы все узнаем.

Через несколько минут вернулся Кирилл, он держал в руке сложенную простыню.

– В середине? – спросил он у своего учителя.

– Ну, разумеется, – ответил тот. – И отрежь лоскут для пояса.

– Понял, – кивнул Следопыт, вытащил нож и принялся кромсать простыню.

Через несколько минут Феофан Феофанович спросил:

– Вы уверены, Юленька?

– Уверена, – убежденно кивнула она.

– На все сто?

– Не тяните уже!

– Тогда раздевайтесь, девочка.

Только тут до Георгия дошел смысл и всего сказанного, и всего того, что свершалось на его глазах.

– Я тебя туда не пущу, – с отчаянием в голосе повторил он. – Я запрещаю!

– Ты мне не муж, милый, – ответила Юля.

– И что с того?

– А то. Я так хочу.

– Как звеньевой отряда говорю: нет!

– А-а, как звеньевой! Отвернитесь, – приказала всем Юля.

Все трое послушно отвернулись. Юля сняла рубашку, стянула джинсы.

– Если с ней что-то случится, вы будете отвечать по закону, – процедил Георгий в сторону мечтательно улыбавшегося Позолотова. – Слышите?

– Слышу, слышу, – легко кивнул тот.

Подумав, Юля расстегнула и сняла лифчик. Затем прихватила испорченную простыню и надела ее, как ночную рубашку, через голову. И только потом перехватила ее на талии размахрившимся пояском. Разбила прическу, спутала немного волосы. Вспомнив, разулась и осталась босиком. Закрыв глаза, глубоко вдохнула.

– Я готова, – на выходе вымолвила она.

Все трое живо обернулись. Перед ними стояла чудесная девушка из языческого прошлого. Ну, разве что волосы были подстрижены, ну так мало ли что? Но самое главное – она была поразительно похожа на тех, кто жил на Холодном острове…

– Вы – храбрая девушка, Юленька, – кивнул старик с револьвером, заряженным серебряными пулями. Он его уже вытащил из кармана. – Мы вас прикроем с Кирюшей! Я вас прикрою лично! – для пущей уверенности твердо сказал он.

– А вы меня, если что, не пристрелите? – поинтересовалась Юля. – Серебряной-то пулей?

– Я постараюсь, – успокоил ее Позолотов.

– Но что ты ему скажешь?! – взмолился Георгий.

– Кстати, ваш диалог мы не проработали, – заметил Феофан Феофанович.

– Это упущение, – согласился Следопыт. – Мне кажется, надо обсудить этот вопрос прямо сейчас.

– Я предпочитаю экспромт, – улыбнулась Юля.

– Ничего нет лучше экспромта! – воскликнул Позолотов. – На этом языке с нами разговаривают боги!

– Какие боги? – вопросил Георгий. – Чего вы несете?

– Ваш пессимизм, молодой человек, меня убивает, – заметил старик. – Вы это прекратите!

– Вот сами наденьте эту ночнушку и идите к нему, – гневно подсказал Малышев разговорчивому старику. – С экспромтом!

Кирилл взорвался коротким смешком: представил учителя в ночнушке, вторгающегося ночью в жизнь лесоруба. Юля сама едва сдерживалась, чтобы не покатиться со смеху.

– Что? – нахмурился Позолотов и перевел взгляд на ученика.

Но тот, давясь смехом, лишь замотал головой: мол, ничего, все отлично!

– Успокойтесь вы, – попросила Юля. – Я уже знаю, что скажу ему. У меня есть ключевое направление диалога: «Колодец украденных душ!»

– Отлично! – вскинул голову ободренный этой новостью Феофан Феофанович. – Браво, Юленька! Колодец! Я так и думал! Тогда вперед!

Они подошли к освещенному окну избы, вдоль которой густо разросся кустарник, заглянули в окно. Клим истребил часть бубликов и теперь допивал чай, но уже под папиросу. Сизый дым окутывал его суровое бородатое лицо, скрывая выражение глаз, рассыпался над патлатой седеющей головой.

– Я буду держать его на мушке, Юленька, – пообещал Кирилл Белозёрский.

– Очень надеюсь на это, Кирилл, – кивнула Юля. – Я пошла!

И она двинулась к дверям избы.

– Не девушка – метеор! – похвалил ее Феофан Феофанович.

В тот момент, когда Юля занесла кулачок над дверью, Георгий не удержался от злой шипящей реплики в адрес старика с револьвером:

– Правильно сказал Косогоров: вы – сумасшедший! Псих!

– Есть немного, – пожал плечами Феофан Феофанович. – Но все лучше, чем быть нормальной посредственностью!

Девушка собралась и постучала костяшками пальцев в дверь жилища Горыныча. Мужчинам было видно, как он, сидевший за столом, сгруппировался от этого стука, точно дикий зверь, услышавший шаги у своего логова. Обернулся и метнул взгляд на окно, но они успели спрятаться, и только потом, когда стук повторился, спросил:

– Кого чёрт принес?

– Открой, Клим! – требовательно, но с душой сказала Юля.

Голос женщины и успокоил, и встревожил его одновременно. Он встал с табурета и подошел к двери в крохотные сенцы. Наблюдатели едва головы не засунули в окошко, чтобы не упустить его из виду. Открыв их, Горыныч скрылся в сенях. Было слышно, как он отодвигает щеколду второй двери. Со скрипом, она отворилась… Теперь стоило проследить за Юлей! Трое охотников увидели, как свет упал на крыльцо и как вспыхнула белая самопальная «рубашка» до пят на девушке, как сверкнули от электрического света ее золотистые в рыжину волосы.

– Кто ты, дева? – скрытый в сенцах, спросил Зарубин.

– Впусти, тогда скажу, – ответила она. – Негоже мне на пороге говорить.

– Ты здесь одна или кого привела?

– Одна я, Клим, – ответила она. – Одна-одинешенька. Верь мне.

– Входи тогда, дева, – сказал хозяин.

Он пропустил ее в дом, сам шагнул на крыльцо и огляделся по сторонам – все трое прилипли к стене за кустом. И только потом Клим Зарубин закрыл дверь; стукнула и щеколда засова. Юля сразу оказалась на чужой территории. Возможно, враждебной. И уж точно – небезопасной.

– Это происходит не со мной, – тихонько пробормотал Георгий.

– Точно, – подтвердил Позолотов. – Вы сейчас спите, молодой человек, в своей московской кроватке и видите кошмар из жизни вурдалаков. Вот ведь какое везение! Какая экзотика! На психотерапевтах после таких снов разориться можно!

– Вы так шутите, да?

– Почему? Я совершенно серьезен.

– Феофан Феофанович, тише, – предостерег его Кирилл Белозёрский.

– Молчу, Кирюша, молчу!

И вновь их головы потянулись к окошку. Огромный косматый Клим и миниатюрная ладная Юля, чью фигурку так удачно подчеркнула скроенная на скорую руку одежда, пристально смотрели друг на друга.

– Откуда имя мое знаешь? И как тебя зовут, дева?

– Белоснежа, – ничтоже сумняшеся ответила гостья.

– Молодец! – прошипел Позолотов. – А мы-то об имени и не подумали! И ведь нашла какое! Умница! Умница!

– Белоснежа, – зачарованно повторил матерый зверюга, оглядывая чудесную светловолосую девушку в простыне и оттого еще более привлекательную и… чувственную. Диковатости ее наряда он, кажется, и не заметил. Словно так было и надо. Словно он ждал именно такую. – Ты ведь не просто дева? – вдруг спросил он и тем самым дал находчивой гостье прекрасную подсказку.

– Нет, я не просто дева, – сказала она. – И не совсем человек…

– Как это?! – одновременно воскликнули трое заговорщиков.

– Как это?! – вопросил с той же интонацией Клим Зарубин.

Ответа ждали все!

– А так это, – ответила гостья.

Горыныч осторожно протянул к ней руку, чтобы пощупать, но тут же получил шлепок по огромной костистой лапе.

– Не трожь меня! Укушу – и помрешь.

– Не буду, – тотчас отдернул руку косматый Клим.

– Здорово! – под окном, точно находясь в партере, воскликнул Позолотов. Все, что происходило на сцене, приводило его в восторг. – Ну какова она, а?!

– Я – водительница Златы и ее подруга. А также Власы и Мазыри. Учу я их, приглядываю за ними, стерегу; веду их теми дорожками, на которые простым человечкам ступать никак нельзя!

– Вон ты откуда?! – кивнул он.

– Да, Клим, оттуда.

– А вдруг он проверит? – вопросил Георгий. – Позвонит этой Власке и проверит?

– Он боится телефонов, – ответил Следопыт. – Я уже знаю. И ведьмы от них шарахаются как от огня.

– Средневековье, – презрительно, но с облегчением бросил Малышев.

– Да чего ж я тебя прежде на острове-то не видел? – спросил косматый хозяин дома.

– Потому что так надо, Клим. Я вне острова живу. В разных местах. Я как ветер, Клим. Как гроза и дождь. Вот какая я.

– Ну как она зубы заговаривает! – Восторгу Позолотова не было предела, он готов был под окном в пляс пуститься. – Умница!

– Красиво сочиняет, – покачал головой Следопыт.

– Так и понял я, как только увидел тебя, что знакома ты с ними. Только ж ты юная совсем? – кивнул на нее Зарубин. – Для водительницы-то? Как же так?

– Хороший вопрос, – прошептал Белозерский.

Все ждали ответа находчивой авантюристки – и он последовал.

– Это я в новом теле потому что, Климушка, – улыбнулась ему гостья и двинулась по нехитрой комнате вокруг стола.

– Что значит – в новом теле?

– А то и значит. Сам подумай.

– Думаю…

– Ну?

– Не получается! – Он даже за голову схватился.

– Лучше думай, – обернулась она.

– Не томи, Белоснежа!

– Прогнала душу одной дурехи, – она прихватила себя пальцами на талии, повела плечами, – уж больно мне тело ее понравилось, и вошла в нее.

– Вона как ты можешь?! – воскликнул Зарубин.

– Вот как она может! – счастливо пропел Позолотов. – Умничка какая!

– Хорошее тело, – оглядывая гостью, одобрил ее Зарубин.

– Юлька и впрямь ведьма, – усмехнулся Георгий. – Невероятно!

– Вот так, Клим. То в одно тело душа моя войдет, то в другое. А так-то, – продолжая движение, она провела пальчиком по столу, – лет мне ой как много!

– Сколько?

Этот вопросы был интересен всем – и в комнате, на сцене, и под окном, в зрительном зале.

– Тыща, – ответила гостья.

– Тыща, – повторил Клим. – Так ты, стало быть, и самого знала?

– Кого самого? – прищурилась Юля.

Но Клим молчал.

– Боишься имя его назвать? – Юля выждала паузу. – Скажи: Щеря.

Горыныч вздернул голову и уставился на нее.

– Что она делает?! – под окном вопросил Георгий. – Он вот-вот спятит.

И был прав – в комнате обстановка накалилась.

– Ну – говори?! – потребовал он.

– Знала ли я Щеря? – усмехнулась гостья. Она шагнула к стене и привалилась к ней, скрестив руки на груди. – Я не просто его знала, Клим, я женой ему была.

– Щерю?! Женой?! – Клима Зарубина словно оттолкнули от нее – он шагнул назад и, сам того не желая, брякнулся на стул. – Чёрту?!

Следопыт и Позолотов переглянулись и, не удержавшись, легонько хлопнули друг друга ладонь в ладонь, что означало: во дает девчонка! И вновь уставились в окошко: что там дальше будет?

– Его самого, Климушка, – молвила как ни в чем не бывало гостья. – Ты ведь знаешь небось, говорила тебе Власа, твоя полюбовница, – она кивнула еще более опешившему Зарубину, – да-да, известно мне про вас, что Щерь и теперь живет, только водяным он стал, сомом в Русалочьем озере плавает, и прошлая жизнь для него как сон. Но есть пророчество, Клим…

– Какое?!

– Что проснется он, ночью однажды проснется, зимней, от огня внутри, пробьет лед и выйдет на свет человеком-зверем…

– Да ну?! – воскликнул Клим.

– Откуда она это взяла? – тихо спросил Георгий.

– Понятия не имею, – ответил Следопыт. – Из каких-то сказок, наверное!

– Черным псом выйдет! – договорила гостья.

– Заткнитесь оба, она в образе! – едва слышно рявкнул на них Позолотов. – Раскудахтались! Это она меня цитирует, уууумничка!

– Вот тебе и да ну. – Гостья оторвалась от стены и шагнула к мрачному хозяину дома, протянула к бородатому мужику руку; трое у окна глаз с нее не сводили, затаив дыхание, так в благоговейном молчании умолкают те, кто видит, как дрессировщик вкладывает голову в пасть льва, а вот Клим все отводил и отводил от девушки косматую голову, точно рука пришелицы сама огнем пылала; испуганными глазами следил то за ее пальцами, то за взглядом. – И будет Щерь вновь, как и прежде, править здесь, во всей округе, а то и подалее. А меня он вновь в жены возьмет. – Гостья коснулась-таки бороды Клима. – Пойдешь к нам служить?

– Я?!

– Ты, ты, Клим. Да мы тебя и не спросим, – тихонько рассмеялась она, – и тебя возьмем к себе в услужение, и полюбовницу твою – Власу.

– Когда ж это будет-то? – со страхом и великим почтением спросил Клим. – А, Белоснежа?

– А когда Щерь решит, тогда и будет. Когда у него плавники отвалятся и ноги и руки вновь вырастут. Вот тогда и будет.

– То есть никогда, – под окном тихо заключил Позолотов. – Но как они его зомбировали, эти бабы с острова! Эта средняя, Власа! Подумать только, подчинила ведь! Всему верит, болван бородатый!

– Тише, Феофан Феофанович, я вас умоляю! – процедил Кирилл.

– А чего ж ты нынче от меня хочешь, а, Белоснежа? – с трепетом спросил Горыныч.

– Дай подумаю…

Он мучительно сморщился:

– Может, чайку тебе с бубликами, а?

– Ты чай с бубликами сам пей, дурень, – строго сказала гостья. – Мне твои бублики не надобны. Зачем мне бублики, – она посмотрела ему в глаза, – когда я могу душу выпить. Без остатка, Клим, до донышка.

– А вот в это я верю…

– И правильно.

– У тебя, Белоснежа, тоже ведь глаза зеленые, – заметил Клим.

– Это зелени подводной отражение, – ответила гостья. – Доо-оолго копила ее. Тысячу лет, а может и более…

– Но ты не ведьма, – покачал он головой.

– Нет, не ведьма.

– И не русалка…

– И не русалка. И не кикимора. Я всех сильнее буду.

– Вот я и говорю: ты пострашнее их будешь. Тыщу лет-то прожить! Скольких небось уласкала до смерти, а?

– И не сосчитаешь, Клим, – подтвердила его предположение гостья. – Так вот, Климушка, узнала я, что беда грозит острову.

– Как так?

– Поэтому и пришла. Мне твоя помощь нужна.

– Тебе – моя?!

– Да, Климушка.

– Говори! – выпалил он.

– Колодец украденных душ помнишь где?

– Еще бы не помнить! Там он, на месте.

– А как он нынче закрыт?

– Вот! Вот! – прошипел Позолотов. – Сейчас мы все узнаем!

Его и без того округлившиеся глаза вращались в орбитах, пугая неподготовленного к подобным перипетиям Георгия. Внимание трех заговорщиков тут же вернулось к хозяину дома.

– Да как и прежде – камнем завален, – ответил Клим.

– Тем самым? – спросила она.

– А каким же еще? Тем, конечно.

– А знак на нём тот же? – спросила гостья. – На камне том?

Под окошком трое мужчин замерли.

– С огнем играет! – сжал кулачки Позолотов. – Вдруг на камне нет ничего? Выдаст себя!

– Тот же самый, а какой же еще? – вопросил Клим Зарубин. – На фашистский крест похож.

– Свастика! – потряс кулачками Феофан Феофанович. – Не перепутаем!

– А ты его сам-то видел? Или тебе только говорили?

– Видел разок, когда мы с Власой-то по острову гуляли. Ее мать тогда в горячке лежала. Вот я и позволил себе. Забрели мы в ту рощицу, что в центре острова. Огромный камень-то! Забрался я сверху и разглядел.

– Колодец высокий! – прошептала Позолотов. – Будем знать!

– Вот-вот, огромный камень, – кивнула гостья, – пора мне из колодца души-то выманивать…

– Зачем это?

– Они силы Щерю прибавят, вот зачем.

– Сому?

– Ага, ему. Сами души погибнут, но силы ему прибавят. А ты мне нужен, чтобы камень отвалить.

– Не пойду я туда, – замотал головой Клим. – Мне Власа-то еще давно сказала, чтобы я и думать забыл, как к тому колодцу подходить. А ты зовешь! Не пойду, Белоснежа!

– Даже коли прикажу?

– Да хоть тут кончай – не пойду! Да и откуда у меня силы такие? Тот камень-то – о-ё-ёй!

Гостья покачала головой:

– Ох, Щерь осерчает на тебя, что ты отказался мне помочь…

– Зачем она на него давит? – процедил Позолотов. – Вдруг согласится? Что нам его, с собой брать?

– А вы лешим прикинетесь, – подсказал ему Малышев.

– А вы кем, умник? – парировал Позолотов. – Иванушкой-дурачком?

– Тише, Феофан Феофанович, Георгий! – гневно прошипел Следопыт. – Что вы как дети?

– Хошь, на колени встану? – спросил Клим. – Только не тяни меня туда, Белоснежа! Хошь, ноги твои целовать буду? – Он бухнулся на колени, обнял ее ноги и стал целовать босые ступни и щиколотки. – А как ноги-то твои пахнут хорошо. И кожа нежная какая. И такие живые они, теплые, – он уже лапал ее икры, – и не скажешь, что тебе тыща лет-то, а? – Зарубин вдруг поднял косматую и бородатую голову и с улыбкой, полной сладострастия, уставился на юную гостью. – И вся ты так хороша, Белоснежа…

– Пристрелите его, Феофан Феофанович, – попросил Георгий Малышев. – Или мне револьвер дайте… Кирилл…

Но Следопыт уже поднял ружье на всякий случай.

– Если скажу Щерю, что ты на меня посягал, – пожалеешь, – она стряхнула ногой одну его руку, – а если Власе скажу, что лип ко мне и лапал меня, как девку, она придет к тебе ночью и оскопит тебя, блудник. – Она стряхнула и вторую его руку. – Понял меня, Клим?

– Понял, понял, – отполз тот к стулу. – А я что? Я только пощупал! Ты ведь какое тело-то нашла, а? Такое одно из тыщи, а то и поболее. Только Власе не говори, ладно, Белоснежа?

– Ладно, блудник, ладно. – Гостья двинулась к дверям. – Да, забыла тебя спросить. Вон ты как за бабскими ногами-то увиваешься да про тела бабские языком мелешь. Не ты ли девушку убил, а прежде надругался над ней? Переодетый в белое платье, вот в такое же, как у меня? Да в рыжих волосах? Пару дней назад? У нашего озера? В охотничьей сторожке? И под лодкой ее бросил, на берегу? Только прежде сердце из ее груди вынул?

– Сердце?!

– Видишь, все знаю. Говори, ты?

– Да что ты, что ты, – отмахнулся Клим. – Даже и не ведаю, о ком ты! Стал бы я такое творить?! Что за дева-то?

– Да так, дева как дева. И ничего не слышал о том?

– Ничего, – замотал головой Клим.

– Ну ладно, – молвила гостья. – Пойду я, дел у меня много. Разбегусь да полечу.

– И так можешь?

– Я все могу, – спокойно заверила его девушка.

– А как же ты с тем камнем-то, а? На острове? – вдруг спросил он. – Как справишься-то? Он ведь большой…

– Есть у меня кузнец знакомый, кочергу в узел завязывает. Но его еще найти надо. Найду. А вот если не найду, за тобой приду…

– Ты уж найди его, Белоснежа, – жалобно попросил Зарубин.

– Дверь отворяй, – приказала гостья. – Пора.

Клим поднялся с колен, шагнул к дверям и быстро и услужливо распахнул дверь, провожая гостью в сенцы, уже там отодвинул засов. Они вышли на крыльцо и оказались в ярком световом пятне. Трое наблюдателей в который раз замерли за кустом у стены.

– Доброго тебе пути, Белоснежа.

– Свидимся, Клим, – сказала та и провела рукой по его бородатой щеке.

– Вот зачем она его дразнит, а? – несмотря на риск быть обнаруженным, гневно прошипел в кустах Малышев.

– Это в их женской природе, – зашипел в ответ Позолотов. – Они это делают бессознательно, по воле сердца!

– Ведьмы, – кивнул Георгий.

– И рука твоя так пахнет, – ловя ее прикосновения, в истоме закрыл глаза бородатый зверюга. – Пробирает аж!

– Все, ушла, – быстро сказала гостя. – Улетела. Не провожай! – Она гневно обернулась. – Не уйду, пока дверь не закроешь! Нельзя тебе смотреть за мной!

У нее за спиной торопливо стукнула щеколда засова и лязгнул замок. Гостья в белой одежде спустилась с крыльца и направилась прямехонько в первую лесную тень, чтобы за ней невозможно было проследить. И вдруг один раз плавно взмахнула руками, второй раз, третий. Прибавила шагу, почти полетела! Она-то знала, что будет. Клим подкрался к окну и уставился на недавнюю, уже исчезающую гостью. Трое следопытов видели над собой его торчащую бороду, слышали звериное дыхание.

– Полетела, голубка! – страстно выдохнул он в теплую ночь. – Белоснежа моя!.. Но как пахнет! Как маковая поляна!..

Горыныч еще долго тяжело сопел и сладко причмокивал губами. Потом отошел от окна, и вскоре три заговорщика услышали, как чиркнула спичка. Не было сомнений, Горыныч закурил.

– Пора! – прошептал Феофан Феофанович Позолотов. – Уходим!

Три тени отделились от стены срубового дома и скоро исчезли в том же лесочке, куда устремилась и девушка в белом. Георгий нес в пакете вещи Юли.

Встретились они у машины. Юля держалась за щеки.

– До сих пор горят, – сообщила она. – Страшно-то как было, жуть!

– Вы удивительная девушка, – повторил уже сказанные слова Феофан Феофанович. – Потрясающая! Волшебная!

– Да, я такая, спору нет, – кивнула Юля. – Есть коньяк?

– Еще бы не было, – усмехнулся Кирилл, достал из походной сумки, оставленной в машине, фляжку. Он заботливо свинтил крышку и протянул девушке: – Прошу, пани.

Юля хорошенько отпила, зажмурилась.

– А! – выдохнула она. – Хорошо.

– Ну что, поехали? – принимая фляжку, спросил Белозерский.

– Я переодеться должна, давай пакет, – сказала Юля своему другу. Георгий протянул ей пакет с вещами. – Отвернитесь, – попросила Юля.

Все трое повернулись к девушке спиной.

– Вы ему поверили, Юленька? – спросил Кирилл.

– Насчет чего?

– Насчет нападения на охотничий домик? Убийства девушки? Что он ни о чем не знает?

– Я вот думаю, верить или нет. – Она вытащила из пакета и разложила вещи на капоте машины. – Сам он в это верит на все сто.

– Вот именно – сам, – сказал Следопыт. – Они зомбировали его, я это чувствую. Что скажете, Феофан Феофанович?

– В этом нет никаких сомнений!

– А такого можно заставить сделать все что угодно, – продолжал Следопыт. – А потом внушить ему обратное, и он будет повторять это как попугай и самым искренним образом верить в это. Колдовство, а именно гипноз еще никто не отменял! И ведь даже под пыткой человек не признается.

– Полностью с вами согласна, Кирилл, – распоясываясь и сбрасывая через голову белую хламиду, ответила Юля.

– Ты лодку когда сможешь достать? – поинтересовался у своего ученика Позолотов.

– Да хоть сейчас, но мы же ночью не пойдем искать колодец?

– Ночью не пойдем, – замотал головой Позолотов.

– А мы пойдем искать колодец? – спросил Георгий.

– Обязательно, – ответил Позолотов.

– Нам это надо, Юля?

– Очень.

– Надо дождаться утра, – сказал Кирилл Белозёрский, – тогда и поплывем.

– А где будем ждать утра? – поинтересовался Георгий. – На опушке?

Феофан Феофанович рассмеялся замечанию.

– Зачем на опушке? – ответил вопросом на вопрос Кирилл. – В доме.

– В каком доме?

– В каменном, – ответил Следопыт. – У меня же в Раздорном дом родительский стоит. Небольшой, но хороший. На три комнатки. С печью. Где я, по-вашему, останавливаюсь?

– Вот это дело, – влезая в джинсы, заметила Юля.

– Так мы сейчас туда? – спросил Кирилл.

– Через пятнадцать минут будем на месте, – усмехнулся Белозёрский. – Можете быть уверены.

– Все в космолет! – приказал Феофан Феофанович Позолотов. – Летим ужинать! Я проголодался и готов съесть корову!

– Коровы у меня нет, но консервы найдем, – пообещал Кирилл.