Текст книги "Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма"

Необходимость «выбирать»: Сталинский любимец в литературных декорациях

Непосредственное обсуждение рекомендованных к номинации на премию текстов началось на пленуме Комитета 18 ноября 1940 года233233
  На заседании присутствовали: Вл. И. Немирович-Данченко, Р. М. Глиэр, А. П. Довженко, А. В. Александров, Н. Н. Асеев, В. А. Веснин, У. Гаджибеков, А. М. Герасимов, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, А. Е. Корнейчук, Янка Купала, С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Х. Насырова, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин (см.: Протокол пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям при СНК СССР в области литературы и искусства, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 8).


[Закрыть]. К этому моменту все участники заседания уже должны были ознакомиться с романом В. Василевской «Пламя на болотах» и поэмой Н. Асеева «Маяковский начинается»234234
  См.: Протокол № 2 общего собрания Комитета по Сталинским премиям, 11 ноября 1940 г. // Там же. Л. 3 об.


[Закрыть]. Немирович-Данченко настоял на важности обсуждения текстов, выдвинутых литературной секцией, но далее попросил дискутантов помнить о важном обстоятельстве: «…как бы мы высоко ни ценили художественное произведение, мы не можем отрешиться от идеологической полезности этого произведения»235235
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 113.


[Закрыть].

А. Толстой начал доклад с того, что зачитал членам Комитета написанный им отзыв литературной секции на роман М. Шолохова, который и стал главным предметом обсуждения на пленуме:

Как бы ни хорошо было сделано произведение искусства, мы оцениваем его по тому окончательному впечатлению, которое оставляет оно в нас, по той внутренней работе, которую оно продолжает совершать в нас.

Большие произведения искусства, охватывающие значительные по размаху и глубине социальные темы, продолжают эту работу в нас очень долгий период, иногда в течение всей нашей жизни. Влияние художественных произведений есть мерило их качества.

Можем ли мы с таким мерилом подойти к нашим современным писателям? Можем ли мы без длительной проверки определить их подлинную художественную высоту? Да, можем и должны. Оценка художественного произведения – это тоже акт творческого дерзания, как и всякое творчество.

Можем ли мы к роману «Тихий Дон» Шолохова приложить мерило такой оценки? Книга «Тихий Дон» вызвала и восторги и огорчения среди читателей. Общеизвестно, что много читателей в письмах своих требуют от Шолохова продолжения романа. Конец 4‐й книги (вернее, вся та часть повествования, где герой романа Григорий Мелехов, представитель крепкого казачества, талантливый и страстный человек, уходит в бандиты) компрометирует у читателя и мятущийся образ Григория Мелехова, и весь созданный Шолоховым мир образов, – мир, с которым хочется долго жить, – так он своеобразен, правдив, столько в нем больших человеческих страстей.

Такой конец «Тихого Дона» – замысел или ошибка? Я думаю, что ошибка. Причем ошибка в том только случае, если на этой 4‐й книге «Тихий Дон» кончается… Но нам кажется, что эта ошибка будет исправлена волей читательских масс, требующих от автора продолжения жизни Григория Мелехова.

Почему Шолохов так именно окончил 4‐ю книгу? Иначе окончить это художественное повествование в тех, поставленных автором, рамках, в которых оно протекало через четыре тома, трудно, может быть даже нельзя. У Григория Мелехова был выход на иной путь. Но если бы Шолохов повел его по этому другому пути, через Первую Конную, к перерождению и очищению от всех скверн, – композиция романа, его внутренняя структура развалилась бы. Роман ограничен узким кругом воззрений, чувствований и переживаний старозаветно-казачьей семьи Мелехова и Аксиньи. Выйти из этого круга Шолохов, как честный художник, не мог. Он должен был довести своего героя до неизбежной гибели этого обреченного мирка, до последней ступени, до черного дна.

Семья Григория Мелехова погибла, все, чем он жил, рухнуло навсегда. И читатель законно спрашивает: что же дальше с Григорием?..

Григорий не должен уйти из литературы как бандит. Это неверно по отношению к народу и к революции. Тысячи читательских писем говорят об этом. Мы все требуем этого. Но, повторяю, ошибка только в том случае, если «Тихий Дон» кончается на 4‐й книге. Композиция всего романа требует раскрытия дальнейшей судьбы Григория Мелехова.

Излишне распространяться о художественном качестве романа. Оно на высоте, до которой вряд ли другая иная книга советской литературы поднималась за 20 лет. Язык повествования и язык диалогов живой, русский, точный, свежий, идущий всегда от острого наблюдения, от знания предмета. Шолохов пишет только о том, что глубоко чувствует. Читатель видит его глазами, любит его сердцем.

Можно ли к роману Шолохова «Тихий Дон» приложить мерило высокой художественной оценки? Да, можно. Роман Шолохова будет в нас жить и будить в нас глубокие переживания, и большие размышления, и несогласия с автором и споры; мы будем сердиться на автора и любить его. Таково бытие большого художественного произведения236236
  Там же. Л. 105–107. Текст отзыва позднее опубликован в сборнике: Алексей Толстой о литературе: Статьи, выступления, письма. М., 1956. С. 361–363.


[Закрыть].

На тот момент в секции, по словам ее председателя, отсутствовало единство во мнениях по поводу выдвигаемых текстов: «…в самой секции есть разные вкусы, разные точки зрения»237237
  Там же. Л. 109.


[Закрыть]. Но дальнейшая дискуссия покажет, что у романа Шолохова с самого начала попросту не было подлинных «конкурентов», а обсуждение членами Комитета «страшно симпатичного и привлекательного по тенденции произведения Ванды Василевской, почтенного и уважаемого произведения Сергеева-Ценского и порочного, но любимого произведения Шолохова»238238
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 133. Курсив наш.


[Закрыть] изначально характеризовалось предвзятым отношением экспертов.

Михаил Шолохов – «писатель глубоко добросовестный»239239
  Цит. по: Письмо И. В. Сталина Л. М. Кагановичу, 7 июня 1932 г. // Сталин и Каганович: Переписка. 1931–1936. М., 2001. С. 149. Подлинник документа хранится в личном фонте Л. Кагановича в РГАСПИ (Ф. 81. Оп. 3. Ед. хр. 99. Л. 58–60).


[Закрыть] – после знаменитых слов Сталина о «грубейших ошибках и прямо неверных суждениях», допущенных в первых двух книгах «Тихого Дона»240240
  См.: Письмо И. В. Сталина Феликсу Кону, 9 июля 1929 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1047. Л. 56. Это письмо будет опубликовано в 12‐м томе сталинских «Сочинений» (он был подписан в печать в сентябре 1949 года) и станет причиной многократных читательских обращений к Шолохову с просьбой о разъяснениях. 3 января 1950 года он напишет об этом Сталину: «Очень прошу Вас, дорогой товарищ Сталин, разъяснить мне, в чем существо допущенных мною ошибок». И следом же добавит: «Ваши указания я учел бы при переработке романа для последующих изданий» (см.: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 827. Л. 107). Письмо это, однако, останется без ответа. Б. Сарнов усматривает в факте публикации сталинского письма Кону недовольство вождя тем, что «что в „Тихом Доне“, главном советском романе о Гражданской войне, <…> ни единым словом не упоминался „товарищ Сталин“» (см.: Сарнов Б. М. Сталин и писатели: Книга третья. М., 2009. С. 63).


[Закрыть], предпочитал докладывать о том, как продвигается работа над романом, вождю лично. Доподлинно известно, что с 1931 по 1940 год писатель (зачастую в компании Молотова, Кагановича, Ежова и, уже в 1940‐е годы, Берии) посещал кремлевский кабинет Сталина 11 раз241241
  См.: Хроника встреч Шолохова со Сталиным 1931–1940 гг.: (По журналу регистрации посетителей Сталина в Кремле) // Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным. 1931–1950 годы: Сб. документов из личного архива И. В. Сталина. М., 1997. С. 157–158.


[Закрыть], а 24 мая 1936 года побывал и на сталинской даче242242
  См.: Письмо М. А. Шолохова И. В. Сталину о работе над «Тихим Доном», 11 декабря 1939 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 827. Л. 86–89. Опубликовано в кн.: Шолохов М. А. Письмо Сталину И. В., 11 декабря 1939 г. // Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным. М., 1997. С. 127–129.


[Закрыть]. В сталинском архиве (РГАСПИ. Ф. 558) сохранилось письмо Шолохова от 29 января 1940 года, в котором он оповещает Сталина о том, что привез в Москву из Вешенской финальный фрагмент «Тихого Дона» и непременно хочет «поговорить о книге», но уже не просто с «дорогим тов. Сталиным» (слово «дорогой» впервые появляется только в четвертом письме Шолохова от 16 апреля 1933 года243243
  См.: Шолохов М. А. Письмо И. В. Сталину, 16 апреля 1933 г. // Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным. М., 1997. С. 59–67.


[Закрыть]), а с «дорогим Иосифом Виссарионовичем»244244
  Письмо М. А. Шолохова И. В. Сталину с просьбой о приеме, 29 января 1940 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 827. Л. 91.


[Закрыть]. Такое обращение не только нехарактерно для корпуса шолоховских писем, адресуемых Сталину, но и само по себе уникально245245
  Такая формула приветствия употреблена Шолоховым лишь в 2 из 15 известных на сегодняшний день писем Сталину. Второй раз писатель обратится к «дорогому Иосифу Виссарионовичу» 29 июля 1947 года с просьбой разрешить ему вместе с женой «на непродолжительный срок» выехать за пределы Советского Союза (в Швецию), чтобы потратить деньги, полученные за переводы его текстов (см.: Шолохов М. А. Письмо Сталину И. В., 29 июля 1947 г. // Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным. М., 1997. С. 138–140).


[Закрыть]: эта подробность невольно бросается в глаза, заостряя внимание на покровительственном отношении адресата к его «истинному любимцу» (Ю. Б. Лукин). Вопрос о том, чем было вызвано такое расположение Сталина к молодому автору, названному им «знаменитым писателем нашего времени», по всей видимости, не исчерпывается соображениями сугубо прагматического толка, но адресует нас к анализу поведенческих практик диктатора246246
  Подробнее об этом см.: Джилас М. Разговоры со Сталиным. [Frankfurt a. M., 1970]; Rancour-Laferriere D. The Mind of Stalin: A Psychoanalytic Study. Ann Arbor, MI, 1988 (изд. на рус. яз.: Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина: Психоаналитическое исследование. М., 1996); Вайскопф М. Я. Писатель Сталин. М., 2002 (3‐е изд. – М., 2020); Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина: По материалам его библиотеки и архива. К истории сталинизма. М., 2002; Roberts G. Stalin’s Library: A Dictator and His Books. New Haven, 2022.


[Закрыть], лежащему, однако, далеко за пределами избранной темы. Между тем сомневаться, что такое расположение действительно имело место, не приходится. Еще до окончания публикации финальных глав четвертой книги «Тихого Дона» в «Новом мире»247247
  Отдельные главы частей книги появлялись в газетах (например, в октябрьских выпусках «Известий») еще в 1936 году, однако полную публикацию текста журнал «Новый мир» начал лишь в ноябрьском номере за 1937 год: седьмая часть эпопеи вышла в пяти номерах журнала (№ 11–12 за 1937 г.; № 1–3 за 1938 г.), восьмая часть была опубликована только в 1940 году (№ 2–3).


[Закрыть], 30 декабря 1939 года, А. Гладков зафиксировал в дневнике занятный эпизод:

На днях газеты сообщили, что Эйзенштейн будет ставить в Большом театре «Валькирию» Вагнера. Это любимая опера Гитлера, и все понимают, что это тоже любезность по отношению к новому другу248248
  Между молотом и наковальней: Союз советских писателей СССР. С. 849. Премьера оперы в Большом театре состоялась 21 ноября 1940 года и как бы кульминировала официальный визит В. Молотова в Берлин. Всего было дано 6 представлений.


[Закрыть].

И затем в записи от 18 февраля 1940 года Гладков написал о своих впечатлениях от радиотрансляции оперы Р. Вагнера в исполнении артистов Большого театра, отчасти повторив заметку, приведенную выше:

Вступительное слово говорил С. М. Эйзенштейн по-немецки. <…> Он должен в следующем сезоне ставить «Валькирию» в Б[ольшом] т[еатре]. Известно, что это любимая опера Гитлера и, стало быть, все это своего рода политическая любезность. В Берлине поставили «Ивана Сусанина» и выпустили «Тихий Дон»249249
  Там же. С. 890–891. Курсив наш. Подробнее о работе Эйзенштейна над постановкой «Валькирии» см.: Шпиллер Н. Д. «Валькирия» // Советская музыка. 1979. № 9. С. 78–83.


[Закрыть].

Очевидно, такая взаимная «политическая любезность» много говорит о личных предпочтениях Сталина и, в частности, о его отношении к шолоховскому тексту и к личности самого писателя. Многими годами позднее (летом 1963 года) Светлана Аллилуева в мемуарной «исповеди» под названием «Двадцать писем к другу», вспоминая о своем последнем визите на Ближнюю дачу отца в Кунцеве, обратит внимание на любопытную подробность в обустройстве сталинского быта:

В большом зале появилась целая галерея рисунков (репродукций, не подлинников) художника Яр-Кравченко, изображавших советских писателей: тут были Горький, Шолохов, не помню, кто еще. Тут же висела, в рамке, под стеклом, репродукция репинского «Ответа запорожцев султану», – отец обожал эту вещь <…> Все это было для меня абсолютно непривычно и странно – отец вообще никогда не любил картин и фотографий250250
  Аллилуева С. И. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 21–22. Курсив наш.


[Закрыть].

Мы можем лишь предполагать, чьи портреты составляли этот сталинский литературный «пантеон», однако у нас есть некоторые основания для более конкретных гипотез относительно графических работ, которые могла видеть Аллилуева. А. Н. Ян-Кравченко в 1948 году получил Сталинскую премию второй степени за картину «Горький читает товарищам И. В. Сталину, В. М. Молотову и К. Е. Ворошилову свою сказку „Девушка и смерть“ 11 октября 1931 г.» (1947) и за портреты М. Горького, Д. Бедного, Джамбула Джабаева, И. Барбаруса (Вареса) и С. Нерис251251
  См.: В Совете Министров Союза ССР. О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства за 1947 год // Правда. 1948. № 112 (10853). 21 апреля. С. 1.


[Закрыть]. В то же время на стенах Ближней дачи могли оказаться и любые другие изображения из большой серии Ян-Кравченко «Галерея советских писателей»252252
  Серия состояла из 53 графических портретов советских писателей и поэтов, среди которых были: М. Горький, Айбек, С. Айни, А. Акопян, М. Бажан, И. Барбарус, Д. Бедный, Е. Буков, В. Василевская, А. Венцлова, В. Вишневский, С. Вургун, Л. Гира, Ф. Гладков, Б. Горбатов, А. Григулис, Ш. Дадиани, Джамбул, Н. Зарьян, А. Исаакян, В. Катаев, Б. Кербабаев, Л. Киачели, Я. Колас, А. Корнейчук, А. Кулешов, Я. Купала, В. Лацис, Г. Леонидзе, Л. Леонов, П. Маркиш, С. Маршак, В. Маяковский. С. Нерис, Н. Островский, Л. Первомайский, А. Прокофьев, Я. Райнис, М. Рыльский, И. Семпер, А. Серафимович, К. Симонов, С. Стальский, А. Твардовский, Н. Тихонов, А. Токомбаев, А. Толстой, П. Тычина, А. Упит, А. Фадеев, К. Федин, С. Чиковани, М. Шолохов, И. Эренбург, А. Якобсон.


[Закрыть] (М.: Изд‐е Гос. лит. музея, 1947). Можно предполагать также, что среди «кого-то еще» не было и портрета А. Фадеева. Этот вывод напрашивается потому, что в тот период Аллилуева писала диссертацию и вряд ли не запомнила бы среди увиденных репродукций портрет своего «героя», которому, как и М. Горькому, М. Шолохову, В. Ажаеву, Г. Николаевой, была посвящена отдельная глава ее работы.

Публикация заключительной книги «Тихого Дона» в сдвоенном номере «Нового мира» за февраль – март 1940 года спровоцировала бурную полемику253253
  Подробнее об этом см.: Корниенко Н. В. «Течение времени»: Андрей Платонов в 1940 году // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. 2003. Вып. 5. С. 777–780; Вишнякова Е. А. Образ Григория Мелехова в литературной критике 1939–1941 годов // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. № 7/1 (73). С. 12–16 (к сожалению, эта статья ценна лишь своей библиографией).


[Закрыть] в центральной периодике (в основном в «Литературной газете» и «Правде»), продолжением которой и было обсуждение романа в Комитете по Сталинским премиям. Стоит отметить, что до этого в прессе критика о романе как таковая почти отсутствовала: ни одна прежняя книга «Тихого Дона» не была встречена с таким оживлением, как заключительная. Большинство критиков волновал трагический финал романа, вопрос о котором возник уже в первых откликах на «Тихий Дон»254254
  См., например: Лукин Ю. Окончание «Тихого Дона» // Литературная газета. 1940. № 12 (863). 1 марта. С. 5; Заславский Д. Конец Григория Мелехова // Правда. 1940. № 82 (8128). 23 марта. С. 4.


[Закрыть]. Пик дискуссии пришелся на летние месяцы 1940 года; начало многочисленным спорам положила статья редактора Гослитиздата Ю. Лукина «Большое явление в литературе», опубликованная в «Литературной газете» (№ 29 (880)) 26 мая. Текст этот был ожидаемо тенденциозен: «Тихий Дон» объявлялся романом, который непременно ляжет в основу «советской классики»255255
  Гоффеншефер еще 19 мая 1940 года на заседании секции критиков в Клубе писателей (Лукин участвовал в обсуждении) сказал о «Тихом Доне»: «…перед нами такое произведение, в котором уже намечаются черты советской классики» (цит. по: Кирпотин В. Я. Ровесник железного века. С. 427).


[Закрыть], его финал трактовался как вполне правомерная сюжетная развязка (гибель Мелехова напрямую связывалась с тем, что Ермилов позднее обозначит как «отщепенство»256256
  См.: Ермилов В. О «Тихом Доне» и о трагедии // Литературная газета. 1940. № 43 (894). 11 августа. С. 3–4.


[Закрыть]). В обсуждении романа приняли участие не только литературные критики и литературоведы (И. Гринберг, В. Гоффеншефер, П. Громов, В. Ермилов, Н. Жданов, В. Кирпотин, Л. Левин, И. Лежнев, А. Лейтес, М. Чарный, В. Щербина), но и писатели (А. Бек, Б. Емельянов, В. Катаев, А. Новиков-Прибой, А. Серафимович, А. Фадеев, В. Шишков и другие). Прекращение дискуссии, как представляется, было связано именно с выдвижением «Тихого Дона» на Сталинскую премию.

Вернемся к стенограмме заседания. Взявший слово вслед за Толстым А. Фадеев отметил, что роман Шолохова «исключительно талантлив», в чем, по его мнению, сомневаться не приходится («…любой человек прочтет и скажет: – Это произведение, равного которому трудно найти»). Вместе с тем он оказался разочарован концовкой «Тихого Дона», обижен ею «в самых лучших советских чувствах» (Немирович-Данченко позднее сравнит концовку «Тихого Дона» с финалом «Анны Карениной», чем поставит Фадеева в весьма курьезное положение257257
  Фадеев ответит: «Но о гибели Анны Карениной мы можем сказать: посмотрите строй, который приводит к этому таких людей! Разве будущее поколение может сказать это о Григории Мелехове?» (Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 114).


[Закрыть]). Ряд поверхностных идеологически мотивированных суждений завершается выводом Фадеева о недостаточной «политической грамотности» шолоховского романа как претендующего на первую премию, что не вносит ясности в общий ход обсуждения:

Художник хорошо знал среду, казачью жизнь и быт, показал какой-то отрезок развития казачества (исправлено от руки. – Д. Ц.), обреченность контр-революционного дела. Там видна полная обреченность. Но ради чего и для чего, что взамен родилось, – этого нет. Как у всякого истинного таланта, у Шолохова есть много правдивых картин. <…> Там есть много объективной правды в картинах сражений, битв, в чувствах, в страстях, в столкновениях их. Вот благодаря этому народ полюбил это произведение и поднял его на такую высоту. Но в завершении роман должен был прояснить идею. А Шолохов поставил читателя в тупик. И вот это ставит нас в затруднительное положение при оценке.

Мое личное мнение, что там не показана (вписано от руки. – Д. Ц.) победа Сталинского дела, и это меня заставляет колебаться в выборе258258
  Там же. Л. 111–112.


[Закрыть].

Затем Фадеев куда менее пространно высказался о двух других романах. Василевскую он, практически дословно повторяя слова Сталина, назвал «честным художником», обладающим «огромным сочувствием к угнетенным людям», а роман «Пламя на болотах» охарактеризовал как книгу, «нужную нашей стране» (между тем у писателя было и «много возражений по чисто художественной линии»)259259
  РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 112. Фадеев явно апеллировал к сталинскому пониманию «нужности» текста, о котором уже было сказано выше.


[Закрыть]. «Севастопольскую страду» Сергеева-Ценского Фадеев назвал «огромным трудом», но затем сделал замечание, которое многое дает понять о восприятии самой идеи Сталинской премии ее будущим лауреатом:

Когда речь идет о первой Сталинской премии, то не хочется дать премию такому произведению, потому что тогда оно должно быть примером для других художников. <…> я думаю, что давать первую премию за историческое произведение было бы неправильно260260
  Там же. Курсив наш.


[Закрыть].

«Обсуждение» кандидатур членами Комитета сводилось к ранее подробно освещавшемуся в науке спору261261
  См.: М. А. Шолохов в документах Комитета по Сталинским премиям 1940–1941 гг. // Новое о Михаиле Шолохове: Исследования и материалы. М., 2003. С. 486–551. При подготовке документов к публикации в данном издании без оговорок были устранены графические особенности оригиналов, а также ошибки стенографистки Орловской. Набор текста не отражает внесенные в него правки от руки. Встречаются ошибки в архивных шифрах приводимых документов.


[Закрыть] о художественных достоинствах и недостатках шолоховского романа, который стал своеобразным «мерилом» в оценках участников дискуссии. А. Корнейчук, например, считал, что Сталинскую премию нужно вручить именно Шолохову, так как она «может окрылить художника»; о Василевской сказал, что «мастер она, конечно, ниже Шолохова». Цельного впечатления от «Севастопольской страды» ему сложить так и не удалось262262
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 116.


[Закрыть].

Иной тон обсуждению придала спровоцировавшая полемику реплика А. Довженко, на тот момент находившегося под пристальным наблюдением НКВД: он критически обрушился на «Тихий Дон», который произвел на него неблагоприятное впечатление, оставил с «чувством глубокой внутренней неудовлетворенности»263263
  Ср.: «Суммируются впечатления таким образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели… был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, Советская власть, большевики – разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну… заразили триппером, сифилисом, посеяли грязь, злобу… погнали сильных, с темпераментом людей в бандиты… И на этом дело кончилось» (Там же. Л. 117).


[Закрыть]. В оценке романа Довженко явно адресуется к контексту полемики конца 1920‐х, почти дословно повторяя тезисы появившихся в те годы критических статей, исполненных скепсиса в отношении молодого «автора». «Ошибкой» Шолохова, по словам комитетчика, оказалось то, что «созидающие, положительные стороны эпопеи, враги врагов, о которых говорил тов. Сталин, не показаны в романе. Им не отведено должное количество места, им не отведено и должное качество выполнения»264264
  Там же. Л. 118.


[Закрыть]. Довженко развивает эту мысль: «это произведение не работает на все то, что связано с именем тов. Сталина и с политикой тов. Сталина»265265
  Там же.


[Закрыть]. Если пытаться обобщить эти претензии, то шолоховский роман в оценке Довженко представляется чуть ли не антисоветским (!) текстом, далеко отклонившимся (или даже уклонившимся) от «партийной линии в искусстве». Главным преимуществом книги Василевской Довженко считал то, что она «написана полькой, дочерью польского буржуазного министра», которая взяла на себя смелость «прибить косность своего окружения и сказать столько, сколько в этой книге сказано»266266
  Там же. Л. 120.


[Закрыть].

Затем последовали пространные реплики А. Гурвича, в которых он пытался понять причину появления разногласий при подходе к оценке «Тихого Дона»267267
  Там же. Л. 120–128.


[Закрыть]. Несколько слов, сказанных им по поводу романов Василевской и Сергеева-Ценского, встраиваются в уже намеченный контекст их оценки другими членами Комитета. Н. Асеев, пытаясь конкретнее сформулировать суть предъявляемых к роману претензий, охарактеризовал его главный контрапункт так: «…литературно великолепная вещь может оказаться вредной идейно»268268
  Там же. Л. 131.


[Закрыть]. Вместе с тем каждый из высказавшихся на заседании по поводу шолоховского текста обозначил свое намерение голосовать за вызвавший бурное обсуждение роман. О произведениях Василевской и Сергеева-Ценского Асеев отозвался без воодушевления. Завершением же этого обсуждения стали слова Толстого, сказанные как бы в дополнение к зачитанному им мнению секции; он отметил ошибку, «которая идет с самого начала, в архитектонике, в конструкции романа», в котором революция свелась к «судьбе одной семьи»269269
  Там же. Л. 135.


[Закрыть], но твердо заключил: «Я буду голосовать за Шолохова»270270
  Там же. Л. 136.


[Закрыть].

По разделу поэзии у литературной секции Комитета изначально было пять кандидатур271271
  См.: Там же. Л. 139.


[Закрыть]: «Маяковский начинается» Н. Н. Асеева, «Сбор винограда» М. Ф. Рыльского, «Поэма о Сталине» (она же – «Детство вождя»; «Сталин. Детство и отрочество») Г. Н. Леонидзе, «Жаворонки» А. С. Малышко и «Стихи» С. П. Щипачева. Основная дискуссия в Комитете касалась лишь двух текстов из приведенного списка – произведения «на тему о Маяковском» Асеева и «первого большого труда о Сталине» Леонидзе, принятого к руководству в средних школах Грузии272272
  После смерти Сталина вышедшие по-русски в 1940‐е тексты Леонидзе по приказу Главлита будут изъяты из распространения, о чем свидетельствует изданный для служебного пользования «Список книг, не подлежащих распространению в книготорговой сети: Библиографический указатель» (М., 1981. С. 58).


[Закрыть]. Обсуждение же кандидатур Рыльского и Малышко ограничилось прочтением отзыва К. Чуковского на поэму «Сбор винограда»273273
  См.: Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 140–144.


[Закрыть] и репликой Асеева про «абсолютный вкус», присущий украинскому поэту, которого он «без снисходительного поощрения поставил бы <…> рядом с собой»274274
  Там же. Л. 144.


[Закрыть]. Немирович-Данченко по этому поводу заметил: «У меня впечатление, что Малышко и Рыльский великолепные поэты, но они уступают Леонидзе и Асееву. А вот Леонидзе уступает ли Асееву, или Асеев Леонидзе – я не знаю»275275
  Там же. Л. 149.


[Закрыть]. Несмотря на слова Янки Купалы о том, что «сама тема говорит за Леонидзе»276276
  Там же.


[Закрыть], автором отзыва на поэму Асеева выступил лично председатель литературной секции Толстой277277
  Впервые эта заметка была опубликована в составе посмертно изданного сборника литературно-критических трудов писателя: Алексей Толстой о литературе: Статьи, выступления, письма. М., 1956. С. 367–368.


[Закрыть], чем недвусмысленно выразил свое расположение к кандидатуре поэта. Помимо характеристики задачи поэмы (ср.: «Задача поэмы – воссоздать внутренний мир молодого Маяковского, входящего шумно, властно и бесцеремонно в литературу, чтобы подняться в ней во весь рост великого революционного поэта»278278
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 18 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 146.


[Закрыть]), Толстой отмечает и формальное новаторство поэмы Асеева, которая «воссоздает молодого Маяковского не как живописный портрет на фоне эпохи, но изнутри, как раскрытие внутреннего мира его»279279
  Там же.


[Закрыть]. На замечание (в форме вопроса) Немировича-Данченко о некоторым «подражательстве» Асеева Толстой отреагировал скупо: «Нет, это его (Асеева. – Д. Ц.) голос»280280
  Там же. Л. 147.


[Закрыть]. (Об этом «голосе» Асеева со всем присущим ему ехидством Б. Пастернак в июне 1943 года напишет в письме А. Фадееву.) Об асеевском тексте, отмечая его «неровность» в «поэтическом течении», говорил и Фадеев. Оценка поэмы Леонидзе сводилась к замечанию о несовершенстве перевода Тихонова, не передававшего глубину поэтического проникновения автора в грузинскую народную культуру. Значительно ниже художественное качество текста Асеева оценил Гурвич: «…когда обращаешься к поэме в целом, к общей картине жизни, выведенной в ней, то впечатление резко снижается»281281
  Там же. Л. 154.


[Закрыть]; а «основной ее (поэмы. – Д. Ц.) идеей является отрицание старого, а не жизнеутверждение нового»282282
  Там же. Л. 165.


[Закрыть]. Его отзыв, касающийся как формальных, так и содержательных аспектов текста, изобилует пространными цитатами и в объеме своем (12 машинописных листов283283
  См.: Там же. Л. 153–166.


[Закрыть]) многократно превышает величину толстовской рецензии (1,5 машинописных листа). Скрупулезность критической манеры и тщательность аргументации, характерные для публицистических суждений Гурвича о «новых успехах советской литературы», приведут к вполне закономерным последствиям: уже в 1943 году критик будет исключен из состава Комитета по Сталинским премиям, а в 1949‐м в редакционной статье «Правды» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков»284284
  Появлению этого текста предшествовало заседание Оргбюро, на котором Шепилов и Кузнецов предложили принять проект постановления ЦК ВКП(б) «О буржуазно-эстетских извращениях в театральной критике» (проект прилагался к докладной записке Агитпропа ЦК Г. М. Маленкову о состоянии театральной критики; см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Ед. хр. 237. Л. 54–56). Хотя это предложение и было отклонено Маленковым (очевидно, по повелению Сталина, желавшего придать кампании характер публичной травли), общий посыл этой несостоявшейся политической рокировки был в полной мере усвоен авторами директивной статьи (см. об этом подробнее: Костырченко Г. В. Сталин против «космополитов»: Власть и еврейская интеллигенция в СССР. М., 2010. С. 129–132).


[Закрыть], наряду с А. М. Борщаговским, Г. Н. Бояджиевым, Я. Л. Варшавским, Л. А. Малюгиным, Е. М. Холодовым и И. И. Юзовским (позднее к ним был причислен И. Л. Альтман), будет обвинен не только в пристрастии к «эстетствующему формализму» – «прикрытию антипатриотической сущности», но и в осуществлении «злонамеренной попытки противопоставить советской драматургии классику, опорочить советскую драматургию», в «поклепе <…> на русского советского человека»285285
  Об одной антипатриотической группе театральных критиков, [редакционная] // Правда. 1949. № 28 (11135). 28 января. С. 3.


[Закрыть]. Однако в 1940 году авторитет Гурвича еще не был столь сильно поколеблен, ему еще позволялось лоббировать, чем он активно пользовался286286
  Однако уже в мае 1941 года статья Гурвича о фильме «Валерий Чкалов» не была напечатана в «Литературной газете», потому как в ее заключении, по словам Фадеева (его письмо было написано на бланке правления Союза писателей СССР), «шел упрек всей советской литературе в „скованности“ и „связанности“» (см.: А. А. Фадеев – И. В. Сталину, А. А. Жданову, А. С. Щербакову, 7 мая 1941 г. // Александр Фадеев. Письма и документы. С. 104–106).


[Закрыть]. И без того затянувшийся пленум Комитета был завершен, без подведения промежуточных итогов по кандидатам.

На следующем пленарном заседании Комитета, состоявшемся 21 ноября 1940 года287287
  На пленарном заседании присутствовали: В. И. Немирович-Данченко, А. В. Александров, Р. М. Глиэр, Н. Н. Асеев, В. А. Веснин, У. Гаджибеков, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, И. О. Дунаевский, А. Е. Корнейчук, Е. М. Кузнецов, Я. Купала, С. М. Михоэлс, А. М. Молдыбаев, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, Х. Насырова, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин, Ф. М. Эрмлер (см.: Протокол пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 21 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 12).


[Закрыть], предстояло определить порядок голосования. Сомнения некоторых членов Комитета в своей компетентности вполне понятны: с произведениями некоторых кандидатов многие эксперты были знакомы лишь понаслышке (например, Гурвич, подготовивший развернутую рецензию на поэму Асеева, текст Леонидзе не читал, а судил о нем по фрагментам, которые зачитывались на заседаниях). Закономерно встал вопрос о возможности или невозможности воздержаться от подачи голоса на баллотировке. Весомее всего прозвучало мнение Грабаря, убежденного в том, что «…тут не может быть места воздержанию при голосовании»288288
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 21 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 170.


[Закрыть]; этого же мнения придерживался и Корнейчук, рассуждавший следующим образом: «…мы – самая высокая созданная Правительством комиссия: здесь собрался цвет интеллигенции, – как здесь можно воздержаться?»289289
  Там же.


[Закрыть]24 ноября 1940 года290290
  На пленарном заседании присутствовали: В. И. Немирович-Данченко, А. В. Александров, Р. М. Глиэр, Н. Н. Асеев, И. Г. Большаков, В. А. Веснин, У. Гаджибеков, А. М. Герасимов, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, А. П. Довженко, И. О. Дунаевский, А. Е. Корнейчук, Е. М. Кузнецов, Я. Купала, С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, С. А. Самосуд, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. Б. Храпченко, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин, Ф. М. Эрмлер (см.: Протокол пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 24 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 15).


[Закрыть] Комитет установил, что на всех бюллетенях следует оставлять незачеркнутым одного кандидата либо вычеркивать все кандидатуры, но не оставлять двух кандидатур незачеркнутыми (кроме бюллетеней по кандидатам от музыкальной секции: Комитету было дано обещание учредить по музыке дополнительную премию)291291
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 24 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 255.


[Закрыть]. Голосование было назначено на 25 ноября 1940 года292292
  См.: Протокол заседания счетной комиссии по баллотировке кандидатов на соискание Сталинских премий 1940 г. в области литературы и искусств от 25 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 86–86 об.


[Закрыть] и должно было проходить в помещении МХАТа с 11:00 до 15:00. На заседании счетной комиссии по баллотировке кандидатов на соискание премий293293
  В нее входили Н. Н. Асеев, В. И. Мухина, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин.


[Закрыть] присутствовали Ю. Шапорин, В. Немирович-Данченко, Р. Глиэр, В. Мухина, Н. Асеев и М. Чиаурели. По итогам голосования294294
  Максимальное количество голосов соответствовало числу присутствовавших на голосовании членов Комитета (всего в него входило 39 человек) и равнялось 35.


[Закрыть] в разделе литературы установилось следующее соотношение295295
  Протокол заседания счетной комиссии по баллотировке кандидатов, 25 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 86 об.


[Закрыть].

а) Проза:

б) Поэзия:

К этому моменту Комитет провел 22 секционных и 11 пленарных заседаний. На состоявшемся на следующий день, 26 ноября 1940 года296296
  На пленарном заседании присутствовали: В. И. Немирович-Данченко, А. В. Александров, Н. Н. Асеев, В. А. Веснин, У. Гаджибеков, А. М. Герасимов, Р. М. Глиэр, А. Б. Гольденвейзер, И. Э. Грабарь, А. С. Гурвич, А. П. Довженко, И. О. Дунаевский, А. Е. Корнейчук, Е. М. Кузнецов, Я. Купала, С. Д. Меркуров, С. М. Михоэлс, А. М. Молдыбаев А. Г. Мордвинов, И. М. Москвин, В. И. Мухина, Н. Я. Мясковский, Х. Насырова, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, И. Я. Судаков, А. Н. Толстой, М. Б. Храпченко, М. Э. Чиаурели, Ю. А. Шапорин, Ф. М. Эрмлер (см.: Протокол заключительного пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 26 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 75).


[Закрыть], заключительном пленарном заседании (Комитет должен был представить работы с предложением о присуждении премий в Совнарком СССР не позднее 1 декабря 1940 года) Немирович-Данченко предложил, обращаясь к присутствовавшим, «сохранить нашу „коалицию“, „самосохраниться“, не „самораспускаться“», чтобы «раз в месяц <…> собираться и обмениваться всеми нашими впечатлениями за истекший месяц в каждой из областей искусства»297297
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 26 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 262.


[Закрыть]. В тот момент ни у одного из присутствовавших, по-видимому, не было уверенности в том, сохранится ли такой экспертный состав Комитета по Сталинским премиям в будущем. На этом же заседании уже вполне недвусмысленно была обозначена культуртрегерская претензия комитетчиков на роль «активной силы для искусства»: «…наша деятельность, – рассуждал Довженко, – может в дальнейшем определяться не только как деятельность авторитетных людей, могущих определить качество произведений и безошибочно выдать им Сталинские премии, но и как деятельность авторитетной группы, которая будет повышать, углублять мастерство художников»298298
  Там же. Л. 265.


[Закрыть]. 2 декабря 1940 года Немирович-Данченко лично передал Молотову отчет о работе Комитета, датированный 30 ноября 1940 года (к нему прилагался и отчет о работе литературной секции, подготовленный Толстым), о чем свидетельствует карандашная помета на первой странице машинописи299299
  См.: В Совнарком Союза ССР [Записка о работе Комитета по Сталинским премия в области литературы и искусства], 30 ноября [1940 г.] // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 76.


[Закрыть].

Свобода дискуссии при осознаваемой всеми членами Комитета изначальной определенности будущих лауреатов выражалась еще и в том, что в сферу экспертной оценки вторгались другие институции. Так, газета «Советское искусство» (орган Комитета по делам искусств при СНК и Всесоюзного профсоюза работников искусств) и «Правда» преждевременно начали публиковать на своих страницах статьи, посвященные обсуждению возможных кандидатов и содержащие весьма конкретные суждения о художественном уровне того или иного произведения. Некоторые эксперты (например, Гольденвейзер) видели в этом попытки «давить на невынесенное мнение Комитета»300300
  Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 26 ноября 1940 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 270.


[Закрыть]. На этом этапе работа института Сталинской премии воспринималась общественностью как некое «общее дело», в котором может и должен принять участие каждый «работник» советской культуры. Уверенность в окончательности принимаемых решений и ощущение ответственности за них определили «открытый» характер дискуссии, что попросту не могло остаться без внимания властей предержащих.