Текст книги "Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма"

Вирта хорошо вошел в литературу, неплохим романом «Одиночество», в свое время похваленным Тухачевским и позже Сталиным. Похвала Сталина его испортила. <…> После «Одиночества» Вирта написал еще несколько плохих вещей: «Закономерность», пьесы «Клевета», «Заговор» и т. п. Вирта быстро жнет пшеницу, и тут возможны потери. Но поле большое, потерь не жалко, закрома надо набить до непогоды395395
  Первенцев А. А. Дневники: 1937–1940. М., 2009. С. 244.


[Закрыть].

С самыми разнообразными проявлениями этой «порчи» мы столкнемся еще не раз.

Присуждение Новикову-Прибою второй премии396396
  Примечательно, что автором газетного очерка о Новикове-Прибое был Вирта (см.: Вирта Н. Наш Алексей Силыч // Литературная газета. 1941. № 12 (926). 23 марта. С. 2).


[Закрыть], судя по всему, не было инициировано Сталиным, а явилось итогом коллективного обсуждения в Политбюро. В январе 1939 года писатель был награжден лишь орденом Трудового Красного Знамени, что вполне конкретно указывало на отношение партийного руководства к прозаику: его литературные достижения и «мастерство» не отрицались, но для задач «культурного строительства» они оказывались недостаточными. Взамен первой премии «старейшего писателя» еще при его жизни «отблагодарят» многотысячными тиражами и титулом «классика советской литературы».

Присуждение первых премий по разделу поэзии полностью учитывало рекомендации Комитета, но премиями второй степени были награждены и те поэты, чьи тексты вовсе не обсуждались на пленумах. Внимание привлекают две формулировки из постановления397397
  Несмотря на то что в случае с награждением С. Михалкова тоже отсутствовала конкретная формулировка (ср.: «за стихи для детей»), она все же была ограничена указанием на локальную аудиторию отмеченных премией текстов. Кроме того, в документе не содержалось утверждение об их повсеместной известности.


[Закрыть], в которых, вопреки изначальному принципу премирования за конкретные произведения, не были указаны названия текстов, что оправдывалось ссылкой на их «общеизвестность». Речь идет о премиях Джамбулу Джабаеву за «общеизвестные поэтические произведения» и В. Лебедеву-Кумачу за «тексты к общеизвестным песням». В этом мнимом отходе от «гегемонии» текста на самом деле с еще большей силой выразилась тенденция к деперсонализации соцреалистической литературы. Отсутствие точного указания на «выдающиеся» образцы еще больше отрывало совокупность произведенной литературной продукции от фигуры ее непосредственного создателя. Стихи Джамбула и песни Лебедева-Кумача, таким образом, существовали в сознании реципиента не как самодостаточные и по-своему завершенные авторские творения, а как нечто укорененное и индивидуально преломленное в его личном опыте, в его сознании. Тексты попросту теряли автономность, из законченных и некогда обладавших определенными исходными параметрами они превращались в слабо вычленимые фрагменты читательских впечатлений. Сам автор становился таким же читателем собственного произведения, которое принадлежало ему в той же мере, как любому другому читателю398398
  Ср. фразу, приведенную в газетном очерке о Джамбуле М. Зенкевича: «Сам Джамбул очень хорошо сказал о себе: Джамбул – это имя простое мое. Народ – настоящее имя мое» (Зенкевич М. Джамбул Джабаев // Литературная газета. 1941. № 12 (926). 23 марта. С. 2).


[Закрыть]. Интерес к двум этим авторам вызван еще и тем, что их выдвижение и, как следствие, присвоение сопутствующих формулировок происходило непосредственно в Политбюро при личном участии Сталина.

Джамбул стал «советским классиком» еще во второй половине 1930‐х годов, почти сразу после публикации в центральной периодике некоторых записанных за «певцом» песен в переводе П. Н. Кузнецова399399
  Подробнее см.: Самарин Ф. Павел Кузнецов – переводчик Джамбула // Простор. 1979. № 11. С. 108–111.


[Закрыть], долгое время выдававшего собственные тексты за переложения никогда не существовавшего акына Маимбета. Устное творчество Джамбула (или то, что за него выдавалось), до 1936 года якобы скрывавшееся «буржуазными националистами» и намеренно «прятавшееся в архивах», все же дошло до советского читателя, но лишь в виде многочисленных переводов при отсутствии аутентичных записей его импровизаций400400
  В конце 1930‐х – начале 1940‐х годов была предпринята попытка выпустить полное собрание сочинений Джамбула, но она так и осталась неосуществленной. Однако именно тогда впервые возник вопрос о переводческих искажениях и «привнесенной отсебятине», взволновавший общественность.


[Закрыть]; о самом же акыне почти ничего не было известно401401
  Особенно скудными кажутся биографические подробности жизни Джамбула в связи с его почти образцовой «историей успеха»: в конце мая 1936 года во время посещения Москвы акын был награжден орденом Трудового Красного Знамени, в 1938-м – орденом Ленина, а в 1939‐м – орденом «Знак Почета».


[Закрыть]. Е. Добренко, рассуждая о фиктивности имеющихся биографических сведений, проницательно замечает:

Биографию поэта можно сфальсифицировать, а творчество идеологически переформатировать, но сама материя, продукция его неотменима, поскольку зафиксирована и (часто) опубликована. Иное дело акын – его биография и творчество могут быть придуманы от начала до конца. Что и было сделано с Джамбулом402402
  Добренко Е. А. Джамбул: Идеологические арабески // Джамбул Джабаев: Приключения казахского акына в советской стране: Статьи и материалы. М., 2013. С. 24.


[Закрыть].

О репутации Джамбула, помимо размаха юбилейных торжеств 1938 года403403
  См.: Там же. С. 28–30.


[Закрыть], много говорит уже тот факт, что в «Литературной газете» в июне 1940 года было провозглашено требование привлечь к «переводам» песен и стихов акына Антокольского, Пастернака, Державина, Луговского, Тихонова, Спасского, Рождественского и даже Ахматову404404
  См.: М. П. Переводы Джамбула // Литературная газета. 1940. № 32 (883). 10 июня. С. 1.


[Закрыть]. По сути, этот призыв был еще одной действенной стратегией вовлечения наиболее талантливых поэтов в старательно организованное литературное производство: проект «многонациональной советской литературы» как партийное детище в 1930‐е служил цели объединения писательского сообщества. В 1940‐е уже Сталинская премия выступила в качестве институции, к ведению которой относилось регулирование качественного наполнения соцреалистического канона. Посредством присуждения наград решался вопрос не только о доле национального компонента в культуре сталинизма, но даже о конкретных республиканских авторах и их текстах, включавшихся в единую сферу «советской литературы». Панегирические сочинения казахского акына находились у основания поэтической сталинианы как «сверхтекста» с входившим в него дестабилизированным кругом «канонических» литературных образцов. С большой долей уверенности можно предположить, что идея премирования Джамбула если и не принадлежала одному Сталину, то явно была инспирирована в кругу членов Политбюро не без его деятельного участия. По-видимому, «самого лучшего из людей» (Джамбул) привлекало не только бесконечно ценимое им раболепное пресмыкательство перед его «величием», но и псевдонародный пафос песен акына, выразившийся не столько в «фольклорной» ориентации текстов, сколько в их бытовой укорененности.

Если Джамбул со своими восточными гимнами «отцу народов» стоял у истоков оформления сталинского вождистского культа, то Лебедев-Кумач, воспринимавшийся едва ли не зачинателем жанра «советской массовой песни», собственноручно создавал мифологию советской «социалистической действительности». Имея весьма неоднозначную репутацию, Лебедев-Кумач, безусловно обладавший персональным взглядом на поэзию405405
  Достаточно вспомнить его дореволюционные поэтические опыты, проникнутые специфической религиозностью и мистицизмом в духе символистских поэтических текстов М. Шагинян или прозаических «переложений» соловьевской философии в романах и повестях О. Форш.


[Закрыть] и пострадавший из‐за этого в 1930‐е (в 1934 году поэта уволили из журнала «Крокодил» за «мистические настроения», шедшие вразрез с антирелигиозным пафосом его поэзии), тем не менее твердо осознавал, какие тексты ему следовало создавать. Именно он, пройдя в конце 1920‐х – начале 1930‐х школу агитпоэзии, выступал в роли посредника между политическим и эстетическим406406
  Лебедев-Кумач занимался буквальным переложением сталинских формул. Так, произнесенная на совещании стахановцев в ноябре 1935 года фраза «Жить стало лучше, жить стало веселее» оказалась стимулом к созданию одноименной песни. Кроме того, в 1938–1939 годах поэт написал слова к «Гимну партии большевиков», получившему такое название по прихоти Сталина (по этой же причине песня известна в нескольких вариантах аранжировки).


[Закрыть]: один из основоположников Союза советских писателей, депутат Верховного Совета, преданный партиец, Лебедев-Кумач был автором культовых песен 1930‐х годов. Именно эти песни звучали в горячо любимых Сталиным кинокомедиях Г. В. Александрова «Веселые ребята» (1934; песня «Марш веселых ребят»), «Цирк» (1936; песня «Широка страна моя родная…»), «Волга-Волга» (1938; «Песня о Волге»), обнаруживая синтетический потенциал соцреалистической культуры. Другим мотивом премирования, по-видимому, была лояльная политическая позиция поэта, который в эпоху Большого террора требовал «высшей меры» для всех неугодных. Поэт еще послужит сталинскому режиму в годы войны407407
  О подробностях создания Лебедевым-Кумачом текста песни «Священная война» см.: Левашев Е. М. Судьба песни // Архив наследия – 2000: Научный сборник. М., 2001. С. 298–332.


[Закрыть], а во второй половине 1940‐х и вплоть до смерти в феврале 1949 года фактически будет предан забвению. Сравнительно скромными тиражами будут издаваться его стихи для детей, а сборники (преимущественно до 100 страниц) «взрослых» стихов и песен выйдут всего шесть раз – в 1945‐м (один сборник), 1947‐м (три сборника и одна брошюра) и 1948‐м (один сборник). Том избранных произведений Лебедева-Кумача в серии «Библиотека избранных произведений советской литературы 1917–1947» выйдет уже посмертно.

Количество премий по разделу драматургии было увеличено за счет включения в лауреатский список обсуждавшихся в Комитете Тренева, Соловьева и Крапивы. Примечательно, что из включенных авторов проголосован экспертами был лишь Крапива, тогда как ни кандидатура Соловьева, ни кандидатура Тренева на баллотировку вынесены не были. Однако такое решение партии, как кажется, вполне объяснимо. Беспартийный Тренев, первым создавший драматический образ Ленина в пьесе «На берегу Невы» (1937), равно как и Н. Погодин, в пьесе о «перековке» заключенных «Аристократы» (1934) оправдавший ужасы сталинских лагерей, стоял у истоков собственно советской драматургии. Кроме того, Тренев буквально воплощал собой формулу «писатель – учитель жизни», о чем весной 1945 года в очерке-некрологе напишет Фадеев. Там же будет содержаться и еще одна ключевая для этого сюжета мысль: «Константин Андреевич, – отмечалось в некрологе, – оказал огромное влияние на наш советский театр, потому что в значительной мере благодаря ему совершился поворот наших театров к советской теме»408408
  Фадеев А. Друг // Литературная газета. 1945. № 22 (1133). 22 мая. С. 2.


[Закрыть]. Присуждение премий В. Соловьеву и К. Крапиве, по-видимому, обусловлено выгодностью тематики их пьес: если пьеса об Отечественной войне 1812 года накануне очередной катастрофы оказалась одним из стимулов патриотического сплочения, то пьеса о «перегибах» некомпетентного начальства в геологическом институте Минска становилась поводом к общественному оправданию участившихся кадровых «чисток».

***

С. Михалков, получивший в 1941 году Сталинскую премию второй степени, писал в мемуарном очерке «Я был советским писателем»:

22 мая 1941 года в Кремле состоялся правительственный прием по случаю первого присуждения Сталинских премий.

По окончании приема ко мне подошел человек в штатском и предложил последовать за ним. Мы прошли через Георгиевский зал и очутились в небольшой гостиной. Здесь уже находились писатели А. Корнейчук, Н. Вирта, кинорежиссер Г. Александров с Любовью Орловой. Помнится, был еще С. Герасимов с Тамарой Макаровой.

Нас принимал Сталин.

Сталин: Давайте посмотрим с вами один фильм! Он называется «Если завтра война». Располагайтесь, товарищи!

Мы разместились в креслах. Погас свет. Зажегся киноэкран. После просмотра довольно посредственного фильма в гостиной появился А. Жданов. Между присутствующими завязалась беседа.

Вирта: Товарищ Сталин! А как вы думаете, будет война?

Сталин (сухо): Вы, товарищ Вирта, занимайтесь своим делом, а мы будем заниматься своим409409
  Цит. по: Михалков С. В., Михалков М. В. Два брата – две судьбы: [Мемуары]. М., 2006. С. 23.


[Закрыть].

До начала войны оставался месяц…

Глава третья. 1941–1945
Фабрикация литературного оружия, или Война, застывшая в слове

Перехлестнувшая через границы Советского государства летом 1941 года война обусловила специфику повседневных практик и, как следствие, кардинально изменила не только социальную реальность, но и сам характер литературного производства, прямо повлияла на складывание «новых литературно-бытовых условий» (Б. М. Эйхенбаум). Буквально с первых июльских дней 1941 года началось грандиозное переустройство абсолютно всех механизмов жизни советского общества: всякая деятельность (в том числе творческая) должна была сообразовываться с главной целью – «ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной» (И. В. Сталин). 3 июля Сталин, впервые с начала «Отечественной освободительной войны против фашистских поработителей» выступивший публично, в радиообращении к «братьям и сестрам» в свойственной ему манере сформулировал основные задачи, стоящие перед каждым «советским человеком»:

Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага. <…>

Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.

Мы должны организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить усиленное пополнение ее рядов, обеспечить ее снабжение всем необходимым <…>410410
  Выступление по радио Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина, 3 июля 1941 г. // Правда. 1941. № 182 (8590). 3 июля. С. 1. Речь Сталина неоднократно републиковалась; см., например, в кн.: Сталин И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1950. С. 24–25.


[Закрыть].

Писательская работа не стала исключением411411
  Подробнее об организации «литературного быта» и характере литературного процесса военного времени см.: Синявский А. Д. Литература периода Великой Отечественной войны // История русской советской литературы: В 3 т. М., 1961. Т. 3. С. 5–53; Советские писатели на фронтах Великой Отечественной войны: В 2 кн. М., 1966 (Литературное наследство. Т. 78); Коган А. Г., Цейтлин М. А. Советские писатели во фронтовой печати (1941–1945) // История русской советской литературы. М., 1968. Т. 3. С. 472–498; Баранов В. И. Писатели и война // Война и общество, 1941–1945: В 2 кн. М., 2004. Кн. 2. С. 129–161; «Идет война народная…»: Литература Великой Отечественной войны (1941–1945). М., 2005; XX век. Писатель и война: Архивные материалы Отдела рукописей ИМЛИ РАН. М., 2010; «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР в годы Великой Отечественной войны. Документы и комментарии. Июнь 1941 – сентябрь 1945 г. М., 2015. Т. 2 в 2 кн.; Голоса писателей военной поры: Материалы из собрания Государственного литературного музея. М., 2020. См. также: Храмкова Е. Л. Литература периода Великой Отечественной войны в современной историографии // Гуманитарий: Актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. 2011. № 2. С. 16–26.


[Закрыть]. Между тем произошедший в литературном производстве перелом ощутимо обозначился еще до официального сталинского призыва, прозвучавшего с серьезной задержкой412412
  22 июня 1941 года в 12:15 по радио с обращением к гражданам Советского Союза выступил В. М. Молотов. Растерянность недавно подписавшего пакт о ненападении чиновника сказалась не только на подаче текста, но и на его содержании. По обыкновению обвинение было адресовано «клике кровожадных фашистских правителей Германии»; советское руководство стремилось убедить слушателей в том, что «германский народ, германские рабочие, крестьяне и интеллигенция» не разделяют гитлеровскую установку на войну с СССР.


[Закрыть]. 23 июня «Правда» (№ 172 (8580)), помимо текста радиовыступления Молотова, многочисленных указов Президиума Верховного Совета СССР и информации о прошедших по всей стране митингах, напечатала и несколько стихотворных текстов: «Присягаем победой» Алексея Суркова и «Победа будет за нами» Николая Асеева. На следующий день в «Правде» (№ 173 (8581)) появились стихотворения Павла Тычины («Мы идем на бой!»), Самуила Маршака («В поход!»), Якуба Коласа («Бешеного пса – на цепь!») и статья Петра Павленко «Великие дни», а «Известия» (№ 147 (7523)) опубликовали «Священную войну» Василия Лебедева-Кумача. 25 июня «Правда» (№ 174 (8582)) напечатала «Песню смелых» Алексея Суркова, «Слово гнiву» Максима Рыльского, очерк «Дни войны» Льва Кассиля и небольшое стихотворение Зинаиды Александровой «Боевые подруги». Вскоре корпус писательских материалов на газетных страницах по объему стал приближаться к публикациям новостного плана413413
  Полный поденный перечень произведений художественной литературы (прозаических, поэтических, драматических), опубликованных в центральной периодической печати в 1941–1945 годах, из фондов ГБЛ (ныне – РГБ), см. в: Советские писатели в Великой Отечественной войне: Библиографическая хроника // Новый мир. 1958. № 2. С. 129–196.


[Закрыть]: периодика наполнилась текстами Маргариты Алигер, Павла Антокольского, Семена Бабаевского, Демьяна Бедного, Ванды Василевской, Всеволода Вишневского, Бориса Горбатова, Василия Гроссмана, Виктора Гусева, Виталия Закруткина, Михаила Исаковского, Семена Кирсанова, Александра Корнейчука, Леонида Леонова, Евгения Петрова, Бориса Полевого, Михаила Светлова, Константина Симонова, Леонида Соболева, Алексея Суркова, Александра Твардовского, Николая Тихонова, Алексея Толстого, Константина Тренева, Александра Фадеева, Константина Федина, Михаила Шолохова и особенно Ильи Эренбурга. Очевидно, что статус произведения, опубликованного на страницах центральных партийных и военных газет, менялся: литературный текст приобретал не только пропагандистский, но и установочный характер414414
  См.: Добренко Е. А. Литературная критика и институты литературы эпохи войны и позднего сталинизма: 1941–1953 // История русской литературной критики. С. 369. Подробнее о направлениях мутации литературного текста и языка печатной поэзии в военный период см.: Чудакова М. О. «Военное» стихотворение Симонова «Жди меня…» (июль 1941 г.) в литературном процессе советского времени // Новое литературное обозрение. 2002. № 6 (58). С. 223–259. Эту перемену отмечали и наиболее чуткие современники тех событий. Так, Вс. Иванов 7 мая 1943 г. писал в дневнике: «Печатается [в периодике] роман М. Шолохова – „Они сражались за Родину“. Веселый разговор, – с войной не соприкасающийся. Заглавие – по Хемингуэю, стиль – по Л. Толстому, содержание – липа из передовой» (Иванов Вс. Вяч. Дневники. С. 309).


[Закрыть]. По-иному стали функционировать институты сталинской культуры: о существенном перераспределении символической и материальной составляющих (в пользу второй) высшей советской награды свидетельствует срочная телеграмма М. А. Шолохова наркому обороны, председателю Ставки Главного командования С. К. Тимошенко от 23 июня, в которой лауреат Сталинской премии писал:

Дорогой товарищ Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию первой степени. По Вашему зову в любой момент готов стать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину и великое дело Ленина – Сталина.

Полковой комиссар запаса РККА писатель

Михаил Шолохов415415
  [Шолохов М. А.] До последней капли крови // Большевистский Дон. 1941. № 77. 26 июня. С. 2.


[Закрыть].

Позднее примеру Шолохова последовали и другие сталинские лауреаты: в Фонд обороны, образованный для сбора средств на нужды фронта, свои 50-тысячные премии второй степени внесли лауреаты 1940 года в области поэзии В. Лебедев-Кумач и А. Твардовский416416
  См.: Синицын А. М. Всенародная помощь фронту: О патриотических движениях советского народа в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1985. С. 136.


[Закрыть], гонорар за сборник «„Блицкриг“ или „блицкрах“» (М.: ГИХЛ, 1941) и облигации различных наймов на сумму 22 000 рублей внес А. Толстой; в Фонд обороны также поступили417417
  См.: Советские писатели – в фонд обороны, [редакционная] // Литературная газета. 1941. № 30 (944). 30 июля. С. 1.


[Закрыть]: средства, вырученные за очерк «Жизнь капитана Гастелло» В. Гроссмана; весь гонорар за книгу стихов П. Маркиша «Поступь народа» (М.: ГИХЛ, 1941); месячный литературный заработок В. Катаева; гонорар за брошюру «Атаманы фашистских разбойников» Ф. Гладкова; гонорар за книгу «Герой гражданской войны М. В. Фрунзе» (М.: ГИХЛ, 1941) А. Фадеева; гонорар за все стихи В. Гусева, напечатанные в «Правде» с 22 июня 1941 года, и облигации на 1000 рублей; гонорар за напечатанные в «Красной звезде» стихи «Сталин ведет полки» и «Партизан Дед» С. Кирсанова и 700 рублей облигациями; 25 000 рублей от Ф. Панферова418418
  Очевидно, что Панферов так пытался «задобрить» партийное начальство, разгневанное его августовским 1941 года письмом. Первенцев в дневниковой записи от 15 августа отметил: «У Панферова постаревшее лицо, морщины, красные веки. Его исключили из партии за то, что, будучи болен, он написал Сталину письмо, в котором сомневался в целесообразности его посылки на фронт военным корреспондентом» (Первенцев А. А. Дневники: 1941–1945. М., 2011. С. 45).


[Закрыть]; 10 000 облигациями и 2500 наличными деньгами от В. Ставского; 5000 рублей от К. Чуковского; 4000 рублей от В. Кирпотина; по 1000 рублей от П. Антокольского, А. Афиногенова, С. Городецкого и И. Эренбурга. Кроме того, в июле, августе и сентябре 1941 года в Фонд обороны направили свои накопления В. Ставский – 25 000 рублей419419
  См.: Синицын А. М. Всенародная помощь фронту. С. 159.


[Закрыть] и Самед Вургун – 20 000 рублей420420
  См.: В Фонд обороны, [редакционная] // Литературная газета. 1941. № 32 (946). 13 августа. С. 1.


[Закрыть]; а в марте 1943 года деньги за присужденные Сталинские премии полностью или частично передали: М. Алигер421421
  См.: Правда. 1943. № 84 (9220). 29 марта. С. 2.


[Закрыть], В. Василевская и А. Корнейчук422422
  См.: Правда. 1943. № 82 (9218). 27 марта. С. 1.


[Закрыть], Л. Соболев и Е. Габрилович423423
  См.: Правда. 1943. № 80 (9216). 25 марта. С. 1, 2.


[Закрыть], Л. Леонов424424
  См.: Известия. 1943. № 76 (8069). 1 апреля. С. 2.


[Закрыть], М. Рыльский425425
  См.: Правда. 1943. № 88 (9224). 3 апреля. С. 3.


[Закрыть], А. Серафимович426426
  См.: Там же. С. 1.


[Закрыть], А. Толстой427427
  См.: Известия. 1943. № 74 (8067). 30 марта. С. 2.


[Закрыть] и другие. Многие писатели, пожертвовавшие все свои средства в пользу армии, буквально окажутся на грани нищеты и голода428428
  О писательском быте в период войны см. в кн.: Антипина В. А. Повседневная жизнь советских писателей. С. 221–268.


[Закрыть]. Стоит отметить, что каждая такая адресованная Сталину телеграмма с известием о пожертвовании средств с 1 августа 1941 года публиковалась на страницах центральных газет в сводках Совинформбюро с прилагавшимся ответом адресата.

В редакционной статье «Место литератора в отечественной войне» от 20 августа 1941 года «Литературная газета» писала о возрастающей роли «оборонных» и «антифашистских» текстов, все шире тиражировавшихся издательствами; но говорилось в статье и об ощутимой нехватке произведений, где тема войны приобретала бы особое эстетическое измерение, иное «художественное качество»:

…масштабы этой пропагандистской работы должны быть значительно расширены, и в нее должно включаться как можно больше писателей. Пройдет некоторое время, и народ захочет прочесть в глубоко правдивых художественных произведениях летопись наших дней, отражение героизма народа и партии (за отступление от сформулированной здесь установки критике будет подвергнута первая редакция фадеевского романа «Молодая гвардия», автор которой якобы проигнорировал «руководящую» роль партии в организации сопротивления вражеской армии; об этом – далее. – Д. Ц.). Писатели создадут такие произведения, ибо сама жизнь дает им теперь для этого обильнейший материал. Но время для крупных книг еще не пришло, сейчас перед литераторами стоит задача непосредственной помощи армии и тылу в их борьбе. И здесь от литераторов требуется большая мобильность, умение много и быстро работать, умение проявить себя в любом жанре. Писатель должен готовить себя к разнообразнейшей литературной работе – написать статью, брошюру, листовку, стихотворный плакат, радиовыступление, эстрадный скетч и т. д.

<…> Каждый вид труда важен. Все служит защите родины429429
  Место литератора в отечественной войне, [редакционная] // Литературная газета. 1941. № 33 (947). 20 августа. С. 1. Все типографские выделения в тексте авторские.


[Закрыть].

Как «форма их (писателей. – Д. Ц.) участия в борьбе за родину» рассматривалась и работа прозаиков, поэтов, драматургов и публицистов на радио, потому как именно оно являлось «едва ли не сильнейшим из всех существующих средств пропаганды», показывало, «как организован наш тыл, как готовы советские люди продолжать героическую борьбу с фашизмом»430430
  Писатель и радио, [редакционная] // Литературная газета. 1941. № 36 (950). 10 сентября. С. 1. О политическом контроле за радиовещанием в период сталинизма см., например: Goryaeva T. M. Informationen, Glaube, Hoffnung – Der sowjetische Rundfunk in den Kriegsjahren // Russen und Deutsche im Ersten und Zweiten Weltkrieg. Bd. 1. München, 2005. S. 507–529; «Великая книга дня…»: Радио в СССР: Документы и материалы. М., 2007. См. также: Гехт С. Литературный радиожурнал // Литературная газета. 1941. № 37 (951). 17 сентября. С. 3.


[Закрыть]. «Передовиками» в этом направлении были Афиногенов, Гус, Гусев, Ермилов, Жаров, Заславский, Кассиль, Катаев, Лебедев-Кумач, Маршак, Чуковский, Эренбург, Эрлих и другие. Не меньше внимания уделялось взаимодействию литературы и кинематографии (в работе над сценариями принимали участие Антоновская, Большинцов, Герман, Исаев, Каплер, Леонов, Мстиславский, Помещиков, Прут, Толстой, Федин, Шкловский и другие)431431
  См.: Писатель и кино в дни войны, [редакционная] // Литературная газета. 1941. № 37 (951). 17 сентября. С. 1.


[Закрыть]. Привлекались литераторы (Адуев, Бедный, Кирсанов, Лебедев-Кумач, Маршак и другие) и для участия в создании «Окон ТАСС»432432
  См. записку Я. С. Хавинсона А. А. Фадееву о направлении писателей (Бедного, Гусева, Кирсанова, Маршака, Симонова, Суркова, Твардовского и Щипачева) на постоянную работу в «Окнах ТАСС» от 20 февраля 1942 г. (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 575. Л. 4); опубликована в кн.: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 329–330.


[Закрыть]. Многократно возросшее социальное значение фигуры писателя433433
  В этом отношении примечательна реплика А. Фадеева, произнесенная им на расширенном заседании президиума Союза писателей СССР в конце января 1942 года: «Нужно сказать, что слово писателя-публициста, как основное средство художника, обладает очень большой весомостью и не случайно очень популярно в нашей стране» (цит. по: «Мы предчувствовали полыханье…»: Союз советских писателей СССР. Кн. 1. С. 280).


[Закрыть] определялось идеологическим потенциалом текста, который рассматривался как средство прямого влияния на сознание массового читателя: литературные произведения читались их авторами в воинских частях, госпиталях, университетах, колхозах и совхозах, встречи с писателями проходили в ЦПКиО им. Горького; активно собирался и издавался «советский фольклор» (в подготовке таких сборников участвовали П. Богатырев, И. Розанов)434434
  См.: В Союзе советских писателей СССР, [редакционная] // Литературная газета. 1941. № 36 (950). 10 сентября. С. 1. Подробнее о «советском фольклоре» см, например: Соколов Ю. М. Русский фольклор. М., 1941. С. 457–550; Miller F. Folklore for Stalin: Russian Folklore and Pseudofolklore of the Stalin Era. Armonk, 1990 (изд. на рус. яз.: Миллер Ф. Сталинский фольклор. СПб., 2006); Богданов К. А. Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры. М., 2009. См. также: Устное творчество народов СССР: Библиографический указатель. М., 1940; Фольклор России в документах советского периода 1933–1941 гг.: Сб. документов. М., 1994.


[Закрыть]. В условиях непрекращающегося наступления немецких войск на приоритетном для них московском направлении внимание советского руководства к литературному производству, казалось бы, закономерным образом должно было заметно ослабнуть, но этого смягчения культурной политики не произошло. Пропагандистский вектор партийной политики еще по инерции конца 1930‐х продолжал превалировать, но вскоре пришедшее осознание долгосрочности предстоящей войны435435
  Эта мысль робко формулировалась Фадеевым еще в докладе, сделанном в Союзе писателей 21 августа 1941 года.


[Закрыть] заставит советское руководство переопределить приоритетные зоны контроля. Однако в отчете о партийном собрании Союза писателей СССР, напечатанном 17 сентября 1941 года в «Литературной газете», говорилось:

С первых же дней войны Гослитиздат перешел на выпуск военно-художественных брошюр, общий тираж которых на сегодняшний день достиг почти трех миллионов.

<…>

В портфеле Гослитиздата сотня рукописей.

Готовится серия лучших произведений классиков славянских народов – поляков, чехов, сербов и т. д. – примерно 30 названий.

<…>

Издательством «Советский писатель» на оставшиеся до конца года 3½ месяца запланировано пятьдесят новых книг об отечественной войне436436
  Новые книги о войне: На партсобрании Союза советских писателей СССР // Литературная газета. 1941. № 37 (951). 17 сентября. С. 1.


[Закрыть].

Бесчисленное множество таких публикаций в каждом (!) выпуске «Литературной газеты» не только свидетельствовало об особенном внимании власти к литературе, но и смягчало панические настроения, объясняя, например, что срыв графика выхода литературных журналов вызван вовсе не начавшейся войной, а «плохо обеспеченной полиграфической базой»437437
  Там же. Этим же, по-видимому, объяснялся и выход многих номеров «толстых» журналов сдвоенными и зачастую с серьезными задержками. Так, например, сдвоенный выпуск «Нового мира» за ноябрь – декабрь 1941 года увидел свет с трехмесячным опозданием (см.: Володин М. По страницам журналов: Новый мир, кн. 11–12, 1941 г. // Литература и искусство. 1942. № 19. 9 мая. С. 3). С ходом времени ситуация будет только ухудшаться: 20 февраля 1943 года Молотов, Маленков и Щербаков направят Сталину записку о необходимости снижения газетных тиражей, что и будет исполнено после соответствующего решения Политбюро (см.: Большая цензура: Писатели и журналисты в Стране Советов. С. 536–537).


[Закрыть]. Однако усугубление положения на фронтах боевых действий негативно сказывалось и на культурном производстве – в октябре 1941 года выпуск «Литературной газеты» прекратился (редакцию не эвакуировали, а закрыли вовсе). Забегая вперед, отметим, что вместо «Литературной газеты» вскоре начала выходить газета «Литература и искусство»438438
  После майских событий 1942 года и последовавшего за ними увольнения Письманика с поста заведующего редакцией «Литературы и искусства» ее верстка должна была проходить за день до выпуска, чтобы Агитпроп имел возможность просматривать предназначавшиеся для печати материалы (об этом Александров сообщил Щербакову в письме от 2 июня 1942 года; см.: «Литературный фронт»: История политической цензуры 1932–1946 гг. С. 74).


[Закрыть], ответственным редактором которой стал А. Фадеев. 16 июля 1942 года он напишет в Агитпроп ЦК Г. Александрову и А. Пузину с просьбой вывести работу газеты из-под контроля издательства «Искусство», находившегося в ведении Комитета по делам искусств. Фадеев добьется сперва организации самостоятельной издательской и хозяйственной деятельности, а затем завладеет всем имуществом реорганизованной «Литературной газеты». Постановлением президиума Союза писателей от 21 декабря (случайно ли?) 1942 года за подписью П. Скосырева будет образовано самостоятельное издательство «Литература и искусство»439439
  См.: РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Ед. хр. 574. Л. 1, 15–19.


[Закрыть]. Но осенью 1941 года все отчетливее проявлялся кризис, постепенно охватывавший все сферы советской действительности440440
  Литературная критика не станет исключением. В период первых военных лет она уподобится политической публицистике, лишится своего «учительного» потенциала, о чем А. Сурков напишет в статье «Товарищам критикам» (Литература и искусство. 1942. № 10. 8 марта. С. 2). Позднее в среде литераторов возникнет осознание необходимости профессионализировать критику, сблизить ее с литературоведением (ср. в статье Б. Эйхенбаума «Поговорим о нашем ремесле», опубликованной в февральском номере «Звезды» за 1943 год) и направить на поиск «нового» в литературе. С. Кормилов писал: «Во время войны число малограмотных наставительных разборов в самом деле резко сократилось, так как сократилось вообще число разборов отдельных произведений. Б. Эйхенбаум надеялся, что они и не возобновятся, слишком серьезна была окружающая действительность, тем более в блокадном Ленинграде, где печаталась его статья» (Кормилов С. И. Белое пятно в истории Великой Отечественной войны: Литературная критика // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2015. № 3. С. 20).


[Закрыть].