Текст книги "Сияние. #Любовь без условностей"

И на этом разговор мог бы закончиться, но тут меня осенила мысль, и я спросила: «Назар, ты говорил, что девушку ищешь для работы. Я с ума схожу дома, раньше все время чем-то занималась, а сейчас только дом, дом, дом… Я понимаю, что и Лиле важно время уделять, и дому, но я просто больше не могу сидеть без дела. Будто воздуха не хватает. Мне нужно чем-то свою голову занять. Может я смогу тебе в компании быть полезна?» Назар ответил, что нужно поговорить на этот счет с его партнером, и что он за мной заедет, чтобы вместе все обсудить. Вот и славно, подумала я тогда. Наконец вернусь к привычному образу жизни. Олег, конечно, будет не в восторге ни от идеи работы в целом, ни уж тем более о работе с Назаром. Дружба дружбой, а ревность никто не отменял. Стоит Назару пару раз обнять меня, как у Олега глаза кровью наливаются, хоть он и старается в этот момент улыбаться и не подавать вида. Но чем больше Олег старается сделать вид, что все в порядке, тем больше я понимаю, что он не согласится ни с такой стратегией, ни с моим решением изменить жизнь. Иногда кажется, что я дословно могу сказать, о чем он думает.

К обеду я собралась, Света согласилась остаться с Лилой на пару часов, чтобы я могла съездить с Назаром к его партнеру. У подъезда стоял белый «Порше», и мне было приятно, что это машина Назара. Они были как одно целое: идеально ухоженный Назар и идеально ухоженная машина. Я всегда на такое обращаю внимание. Для меня важны опрятность и приятный запах. Помню, как впервые увидела машину Олега, выйдя из поезда, и тут же подумала – а не сесть ли мне в обратный поезд? Мало того, что автомобиль был серебристого цвета (самый скучный из всех существующих цвет и самый нелюбимый), багажник был завален «на все случаи жизни», а салон «сверкал» крупными дырками в обивке.

Не знала тогда, что делать. Сказать прямо – боялась (здравствуй, боязнь конфронтации), а развернуться и уйти было нелепо. Я же так к нему хотела!

В тот раз я поступила так, как поступала потом миллион раз, – сделала вид, что мне все нравится (я еще не раз поплачусь за это, но тогда решила просто об этом не думать).

Здорово, что с Назаром была другая история. Я получала эстетическое удовольствие всякий раз, когда он появлялся. Приятно пахнет, прекрасно одет. Одежда – это вторая проблема, которая беспокоит меня относительно Олега. Честно говоря, у меня вообще в голове не укладывается, как такое возможно? Как человек, который написал самую крутую в мире книгу, изменил судьбы тысяч людей, который всегда представляет себя как успешного человека, владельца крутой квартиры в центре города и крутой тачки (как он искренне считает), может в таком виде содержать машину и так одеваться? Да и про Катю он обычно говорит, что она стильно одевается в дорогих магазинах. Неужели ей приятно, что мужчина рядом ходит в ободранных штанах? Нет, это не крутые драные джинсы, это обтрепанные снизу штаны, потому что они слишком длинные и их надо было укоротить или хотя бы подвернуть. Я не спорю, у него много вещей из каких-то дорогих магазинов, в половине из которых я даже никогда не была. Но одеваться стильно (или хотя бы чисто и опрятно) и дорого – это не одно и то же. Но пока я об этом Олегу тоже сказать не могу. Недавно только попросила не пользоваться одними духами, если он собирается в этот день ко мне заходить. Духи, безусловно, дорогие и куплены в Италии, но запах просто невыносимый. А для меня запах – одно из важных условий взаимодействия с мужчиной.

В общем, все это лирика, и я, видимо, пытаюсь оттянуть момент, когда перейду к главному – тому, о чем я решила сегодня написать. … Итак, белый ухоженный «Порше», не менее ухоженный Назар, который, как обычно, вышел из машины, чтобы открыть мне дверь, что было невероятно приятно. Кто-то из друзей Жана однажды сказал, что это подкаблучничество, когда мужчины такой ерундой начинают страдать – открывать двери, подавать одежду, и что «бабы таким образом просто бессознательно манипулируют». Что ж, слава Богу, что не все мужчины так думают. Уверенный в себе мужчина никогда не подумает, что кто-то им пытается манипулировать, да это и невозможно. А вот восхищение женщины ему обеспечено. Такое отношение к женщине у Назара и Олега, видимо, в крови. Оба всегда ведут себя так, что просто не придраться, и хочется попросить их давать мастер-классы тем мужчинам, которые еще не осознали всей прелести подобного поведения.

Назар подал мне руку, притянул к себе, засверкал своими яркими глазами, поцеловал в губы. Так он делал даже при Олеге, поэтому я не удивилась, да и рада была его видеть. К тому же, если Назар что-то делает – он делает это уверенно и безапелляционно. Никогда ни в его взгляде, ни в действиях не будет вопроса: «Можно?» Он все делает так, будто наверняка знает – ему можно все. И это всегда и со всеми срабатывает на тысячу процентов.

В целом, я никогда не рассматривала Назара как мужчину, с которым можно строить отношения. Для меня это удивительный человек, один из тех, кто меняет судьбу и мир. Мне очень нравилось, что нам есть о чем говорить, хотя иногда его приставания надоедали по той причине, что мне хотелось с ним общаться, а не спать…

Проехав несколько улиц, он тихонько взял меня за руку, и я от этого выдохнула. Домашняя суета осталась позади, остальную суету он накрыл своей рукой. Не хотелось спрашивать, где мы будем общаться, Назар всегда выбирал чудесные места для встреч, поэтому я просто ехала. Учитывая, что я вообще пока мало знаю город, название улицы (даже в своем районе) мне не сказало бы ни о чем.

Незаметно за разговором мы доехали. И вот тут пауза… Мы приехали к его дому. Я взглянула с недоумением на Назара, на что он, улыбаясь и открывая дверь с моей стороны, сказал: «Ну что, пошли!»

Договоренностей никаких не было, и мы вполне могли пообедать и пообщаться у него дома, к тому же Назар прекрасно готовил. «Ну что ж, пошли», – сухо ответила я, и мы направились в сторону парадной. Назар все время улыбался, временами собирал мои волосы сзади на затылке и немного натягивал. Так он тоже частенько делал, и мой доверчивый ум даже не подумал о чем-то большем, чем просто дурачество.

Квартира Назара – это отдельная история. Чтобы понять, что это, нужно представить самую уютную лаунж-зону, с различными вариантами подсветок повсюду, с музыкой и каким-то невероятным количеством свечей, с прекрасным запахом. Свечи стояли на всех горизонтальных поверхностях в различных подсвечниках: некоторые были из мозаики и играли цветными бликами на стенах и полу, некоторые – в виде блюд, где помещался целый «город» из свечек. Когда свечи разной высоты стояли на одном блюде, казалось, что это маленькая копия какого-нибудь большого города. Особенно изысканные свечи с необыкновенными узорами стояли отдельно, и во всем этом благоухании-сверкании жил Назар.

В холодильнике – куча зелени. Куча – это когда весь холодильник забит разными сортами зелени, из которой Назар готовил превосходный салат. В отдельном ящике (тоже все как я люблю) по баночкам разложены орехи и сухофрукты. Если попросить Назара налить воды, он нальет ее в бокал. Ни в стакан, ни в чашку, а в огромный винный бокал. И это прекрасно.

Видя, что он совсем не торопится, я спросила: «Когда же мы уже поговорим?», на что он ответил: «Да погоди ты – все будет». Напоив меня из такого бокала водой, Назар вдруг прижал меня к стене и стал целовать так нежно и страстно, как только можно себе представить. Время остановилось, а ум «разорвало» сразу. Если бы я это иллюстрировала, то нарисовала бы улей диких пчел, которых сбили палкой… Из моего ума на огромной скорости вырывались мысли: что происходит? Это же друг Олега! А я вообще этого хочу? А можно? Стоп! Что значит можно?

Господи, вот о чем говорил мне Ра на одной из консультаций! Я тогда пришла и сказала, что не знаю, о чем с ним говорить, вроде все хорошо, но почему-то все не совсем так, как мне хотелось бы. И Ра, глядя на меня, сказал: «Знаешь, все с тобой в порядке, просто ты напоминаешь девочку, которую всю жизнь кормили одной овсянкой. Представь, всю жизнь ты ела только овсянку. Она была вкусна, и ты даже не подозревала, что бывает что-то другое, и не хотела ничего другого. И вот, тебе стукнуло восемнадцать, ты заходишь в комнату и видишь огромный стол, уставленный всевозможными яствами. Фрукты, овощи, блюда на любой вкус. Ты понимаешь, что в комнате кроме тебя никого нет, да и тебе уже есть восемнадцать, а значит – можно все. Протягиваешь руку к апельсину и в тот момент, когда до него остается пара сантиметров, вдруг останавливаешься и смотришь на дверь – там никого нет, ты же одна в комнате, но ты все равно боишься… Боишься, что сейчас зайдет мама, увидит, как ты ешь что-то, кроме овсянки, и поругает тебя».

Да, я так и делаю всегда… Всегда оглядываюсь, боюсь – а вдруг нельзя! А вдруг совершу ошибку! Да, может, и ошибусь, черт возьми! Ну а как иначе я пойму – нужно ли мне что-то или нет, если даже не буду пробовать?

Тут мой ум разорвало второй раз, он вряд ли был готов к такому завершению логической цепочки мыслей, но что-то делать было уже слишком поздно… Время вновь запустилось и понеслось с удвоенной скоростью. Я не столько хотела Назара, сколько желала позволить себе сделать что-то из ряда вон выходящее. В ту секунду я даже не подозревала, что произойдет дальше…

Сильные руки Назара схватили меня и отнесли в спальню, где он ловко накинул на обе мои руки веревку и привязал к кровати. После того как он убедился, что помешать я ему не смогу, так как руки связаны, а на ногах он сидит, надел мне на глаза повязку. Сердце начало колотиться учащенно, необратимая потеря контроля над ситуацией огнем обжигала все мое нутро. С одной стороны, я думала о том, что Назар мне ничего плохого сделать не может, а с другой – с чего это я взяла? Уж от кого, от кого, а от него можно ждать вообще чего угодно, и не факт, что мне это понравится. В голове начинало пульсировать. Страх. Волнение. Тревога. Паника. И при всем этом – сумасшедшее любопытство. Я пыталась победить свой страх, и в уме родился диалог:

– Что может произойти самое страшное?

– Убить – не убьет.

– Сделает больно?

– Может быть.

– Я могу прямо сейчас что-то изменить?

– Нет (впервые фраза «связана по рукам и ногам» приобрела для меня новое значение).

– Хочу ли я, чтобы это прекратилось?

– Да.

– Хочу ли, чтобы продолжалось?

– Да.

Любая попытка с помощью логики справиться с происходящим терпела фиаско. Это была очередная точка невозврата. Во всех моих даже самых смелых фантазиях подобного не происходило. Пока меня атаковали собственные мысли, Назар связал и мои ноги. Однако не вместе, что хоть как-то облегчило бы мне жизнь, а привязал их к разным углам кровати. В голове всплыл эпизод с Ра на поляне, когда он всего лишь (как теперь это расценивает мой ум) прижимал меня лицом к земле. Одетую. И просто шептал: «Сдавайся». Ум очень быстро привыкал к происходящему, и то, что ранее казалось нереальным, в сравнении с чем-то новым теряло всякое значение. Реальным… нереальным… что такое эта реальность?

Состояние колебалось между истерикой и интересом. Все моральные концепции тянули к истерике, но ничего нового в этом явно не было. Все, что находилось в границах запретов, мне было хорошо известно и, видимо, изрядно наскучило. Интерес победил.

Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Вселенная заботится обо мне, и ничего плохого произойти не может. В этот момент, когда я только угомонила свое сознание, я почувствовала холод лезвия на своем лобке и услышала мягкий голос Назара: «Что ж ты, детка, не подготовилась? Вот теперь получай…» Бесполезная попытка попросить его прекратить, объясняя это тем, что на завтра у меня запланирована эпиляция и небольшая длина волос должна остаться, оборвалась предупреждением: «Лучше не дергайся, могу ведь и порезать случайно».

Истерика снова накрыла с головой: «Что вообще происходит? Что делать? Куда бежать? Как? Пусть это все окажется сном…»

Думаю, для многих женщин (по крайней мере в России) это не самое простое дело – лежать с раздвинутыми ногами, не шевелясь. Не говоря уже о том, что в этот момент кто-то будет ее брить! Я перед обоими походами в роддом делала эпиляцию, в ужасе представляя, как какая-нибудь женщина там будет это со мной делать. В роддоме меня эта участь миновала, но маятник был раскачан страхом, и Назар восстановил баланс в мире…

В детстве мне нельзя было появляться в трусах и майке в возрасте пяти лет даже перед братом и папой. И вообще нужно было максимально прятать себя. Мама говорила, что это стыдно – быть голой. Я с тех пор даже при девочках раздеваться жутко стеснялась. В лагерях, куда я ездила часто, для меня настоящей пыткой было посещение общих душевых, где все ходили голыми, а я не могла даже трусы снять – ведь это стыдно. Я тогда свято в это верила, ведь так сказала мама. Мамины слова всегда остаются в памяти надолго и глубоко проникают в подсознание. Они воспринимаются как святая истина. Но когда понимаешь, что действительность идет вразрез с мамиными наставлениями, испытываешь настоящий шок. В такие моменты мне кажется, что мир рушится и почва уходит из-под ног.

Все эти мысли-воспоминания проносились в голове с невероятной скоростью. Старый паттерн снова сработал – а может, нельзя? И снова голова невольно повернулась в сторону двери. Да, забыла совсем, глаза же закрыты, да и мамы тут быть не может…

Тем временем Назар убрал станок и аккуратно провел пальцем по лобку. А у меня из глаз медленно выкатились, будто запоздалые, слезинки, да и маска их сдержала, так что Назар их даже не увидел. Сейчас сложно сказать, от чего именно были эти слезы. То ли от страха, то ли от осознания собственных концепций и непозволении себе жить, то ли от ужаса, что все это происходит, то ли…

Назар наклонился к уху и сказал: «Расслабляйся уже, я ведь тебе приятно хочу сделать…» И его губы медленно поползли вверх от самых кончиков пальцев ног (ох, это было отдельным испытанием). Пальцы ног оказались эрогенной зоной, и никто еще так нагло и так много их не трогал, тем более языком и губами. Словно карточные домики, с каждым прикосновением Назара рушились концепции в моей голове. Он медленно поднимался выше по левой ноге, нежно поглаживая правую, или не поглаживая? Ощущения были слишком похожи. Когда глаза завязаны, трудно разобрать, что происходит. Как же ему удается на двух ногах делать почти одно и то же, учитывая, что рот у него один?..

В этот момент ощущения стали достаточно явными, и я поняла, что рот был не один. И если это все-таки не сон, в котором Назар мог стать обладателем второй головы, то в комнате появился кто-то еще…

«Боже, неужели это партнер Назара? Я его точно потом убью!» Я судорожно начинаю двигать головой, чтобы маска сползла с глаз. Не знаю, что было бы лучше: увидеть то, что я увидела, или оставаться в неведении…

Маска упала. С левой стороны на меня смотрел хитро улыбающийся Назар, довольный тем, как ловко все провернул, а с правой… Олег.

Дальше лишь темнота, и стук сердца, разрывающий грудь, – это выброс хорошенькой порции адреналина в кровь… Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

* * *

Не помню, как я тогда доехала от Назара домой, все тело трясло, мышцы вибрировали – это прорывалась наружу накопленная за годы энергия. Ум был спокойным, умиротворенным, расслабленным (такую инструкцию обычно давал Станислав во время практики цигун). Впервые за всю мою жизнь в голове не было ни одной мысли. Каждую секунду я находилась просто в моменте. Просто была. Просто дышала. Тело выполняло все необходимые движения достаточно виртуозно, даже парковка автомобиля выглядела красиво. Было ощущение, что меня вдруг стало больше, будто вместо привычного обзора появился дополнительный, и в нем, в этом огромном пространстве, у меня больше возможностей.

Как много можно упустить из-за страха, рожденного концепциями, причем даже не своими. Все концепции пришли ко мне извне: от родителей, воспитателей, учителей, знакомых, религии, СМИ… Они – чьи угодно, но только не мои. Не просто взять и сбросить их за пару секунд, более того, даже тогда, когда появляется возможность это сделать, ум будет цепляться за свои убеждения и найдет тысячи причин их сохранить. И, что хуже всего, – в большинстве случаев я с ним соглашалась. Но не теперь. Уж слишком сладок вкус свободы.

Раньше слово «свобода» воспринималось мной только в связке со словом «заключение». Мол, если я не в тюрьме, то значит я свободна… Ох, насколько же это ошибочное убеждение! Место вообще не имеет значения. Тюрьма из собственных концепций может быть намного хуже физического заключения.

Первая мысль, которая прорвалась сквозь мою тишину, была: «Сколько же еще всего мне предстоит прожить и через что пройти, чтобы это состояние стало перманентным? И что, каждый раз придется проходить через подобный треш? Хотя ум уже и это смог переварить, и прошедшее теперь не кажется столь трешевым, наверняка у людей и более ужасные ситуации бывают».

…Зайдя домой, я увидела привычную картину, все было так же, как я оставила два часа назад, а у меня ощущение, что прошло полвека.

Светка сидела на диване вместе с нашим другом Смайликом, который нежно гладил ее по руке. Судя по всему, пока меня не было, они тоже времени не теряли. Видимо, идея полиамории Светке понравилась, раз одним Ильей дело не обходится… Они наперебой начали расспрашивать, что было, до чего договорились. Договорились? Ах да… я же поговорить ездила. Попыталась перевести разговор в другое русло, спросила про Лилу, ела ли она, спала ли, но Смайл явно почувствовал, что мне есть о чем рассказать. «Что-то мне подсказывает, что разговором дело не кончилось, так?» – с интересом спросил он.

Так, конечно, у меня же на лбу все написано. «Смайл, про такое не рассказывают за чашкой чая, я вообще не понимаю, что мне делать с тем, что там произошло…» – «Так ты расскажи, и сразу легче станет! – со своей вечной улыбкой произнес Смайл, за что, собственно, и получил свое прозвище. – И вообще, чую, что там без секса не обошлось. Ты же хочешь, чтобы я как мужчина состоялся в этом деле, давай, делись опытом!» – сказал он и сел, подставив руки под голову, как перед бабушкой, которая сейчас поведает добрую сказку. Ну, я и поведала…

После моего рассказа повисла небольшая пауза, ребята сидели, открыв рты. Молчание нарушил Смайл, повернувшись к Светке, он залихватски заявил: «Ну что, Светка, пошли пробовать?», на что она, скривившись, ответила, что подобные эксперименты не любит и не собирается даже начинать. Они заспорили, а я рассмеялась – да уж, наверное, я тоже так бы отреагировала, услышь такое из чьих-то уст. И если бы заранее предложили, тоже послала бы) А так, спонтанно – даже интересно вышло.

Пока рассказывала им, заново все это прожила и многое осознала…

В одном из вариантов тантрических практик есть такое упражнение, когда все присутствующие женщины ложатся, поднимают ноги вверх и раздвигают их. Задача мужчин – ходить и просто смотреть, внимательно рассматривать. Можно наклоняться, можно останавливаться, единственное условие – не трогать. Задача женщин – просто позволить этому происходить.

У многих на этой практике начинает сносить голову. И далеко не все могут справиться с этим упражнением. Если вдуматься – ничего страшного не происходит. Женщина просто лежит, никто не наносит ей никакого вреда. Но мышлением женщин часто управляют концепции о том, что это ужасно, грязно, пошло, грешно, и еще много других совершенно нелепых и далеких от истины предубеждений. Поэтому и возникает такая реакция.

Невозможность открыться миру означает невозможность принять себя. Не принимающая себя женщина не способна принимать мир и его проявления. Чем больше претензий к себе, тем больше претензий ко всем и всему вокруг. Это можно сравнить с состоянием влюбленности. Если человек влюблен, то, что бы в это время ни происходило (наступил ли кто на ногу, не отдал вовремя долг или громко музыка у соседей играет), все в мире становится прекрасным и восхитительным. А точнее – остается таким, каким и было, просто иначе воспринимается. И сама женщина вдруг становится прекрасной. Не хочется злиться, обижаться, ссориться, совершать что-то такое, что может омрачить это восхитительное состояние. Нетрудно провести параллель и понять: чем больше принятия себя (а значит любви), тем больше любви к миру.

Самое время разобраться с претензиями к себе. Русская женщина и любовь к себе – возможно ли это вообще? Сегодня могу точно сказать, что это возможно. В мире вообще ничего невозможного нет. Трудности с полным принятием женщиной себя, постоянная жертвенность, отсутствие любви к себе обусловлены особенностями нашей культуры и идеологии в советский период, когда, как известно, секса не было, и в постсоветский – когда ниспровергались советские идеалы и наступила повальная мода на религию. Но ни в одном случае любовь к себе не являлась истинной ценностью. В Советском Союзе – потому что партия не велела и Ленин не завещал, а в современной России – потому что любить себя грешно. С партийной идеологией все более или менее понятно. А вот с религией – явная неувязочка. Если Господь есть любовь и все вокруг – любовь, то как же себя не любить? Причем целиком и полностью, со всеми своими проявлениями. К тому же Господь сказал: «Возлюби ближнего как самого себя». Чтобы полюбить ближнего (а я это расцениваю как возможность поделиться с ним любовью), нужно, чтобы внутри было много любви, а этот внутренний запас любви и есть ничто иное, как любовь к самой себе. Иначе не исполнить Божьего наказа. Однако именно это делать и запрещается, ведь любовь к своему телу, как и к другим телам, не является делом духовным и возвышенным… Вот и разбирайся как хочешь. В общем, разные концепции бывают, но любовь – она либо есть, либо ее нет. И любые ограничения здесь бесполезны.

Задумалась о том, что я делаю, когда люблю себя, и решила, что напишу список из двадцати дел. Села и начала писать. Запнулась уже на первом пункте. Я люблю читать книги. И тут меня будто молнией прошибло. Я ведь действительно люблю читать, тогда почему я это делаю, лишь когда выдается случай? Например, в поезде или самолете, где можно час-другой почитать. Изредка беру книгу в руки перед сном. Я только что осознала, что не позволяю себе делать то, что так сильно люблю. Раньше, живя в Москве, я читала, когда добиралась до работы, ведь это было очень «удобно» – полтора часа в одну сторону, полтора в другую, и за пару дней книга прочитана. Но это опять же – потому что «выдалась минутка». Я никогда не ставлю чтение в распорядок дня. Нет такого, что в определенное время я читаю, телефон отключен, и никто не отвлекает. Почему? Да все потому же…

Потому что нет привычки быть счастливой. Есть привычка много трудиться, быть правильной и послушной. Есть привычка преодолевать бесконечные тяготы и трудности, иначе ты тут живешь шутя. Тогда это не жизнь, а развлечение какое-то, а жизнь – сложная штука! Есть привычка отказывать себе (тяжело же должно быть!). Есть привычка угождать всем кому не лень. Этому меня учили. В разной форме и степени, но всегда и везде. Однако никто не учил жить счастливо и просто. Просто делать то, что нравится. Просто жить. Просто наслаждаться. Просто любить. Просто быть. Вот тебе и список из двадцати дел… Если меня на первом так разорвало, что же будет дальше? Дело в том, что я не очень-то знаю, что я еще люблю. Самое время разобраться. Помню, как Олег, начиная со мной тренинг, предложил назвать документ дневником Богини. Я тогда долго сопротивлялась – как так можно? Это же богохульство и т. д. А он мне тогда сказал: для меня ты уже богиня, как с собой разберешься, напиши мне. Тогда я взяла для дневника это (пошлое) название, только на французском – звучало уж очень красиво. Олег сначала возмущался, говорил, что я таким образом пытаюсь снять с себя ответственность и прикрыться (а так и было), но пошел на уступки. У дневника осталось французское название, а я пошла разбираться с собой. Вот и дошла. Мои очередные «карточные домики» рухнули. Я Богиня. Люблю себя любой. Во всех своих проявления, эмоциях и ощущениях. Что бы я ни делала – все совершенно. Если я гневаюсь и кто-то в это верит, значит, гневаюсь я совершенно, если я радуюсь и кто-то в это верит, значит, я делаю это совершенно. Все вокруг совершенны. Мир совершенен. В любых его проявлениях. Только видя в себе божественную суть, можно увидеть ее во всем и всех вокруг. И как мы обычно завершаем цигун: «Я есть свет всесильный и всерадостный. Сейчас и навсегда!» Может, именно после этих слов Господь создал Землю? Кто знает…