Текст книги "Домовой"

Глава девятая

Ночь постепенно отпускала город из своих прохладных объятий. Небо, ещё недавно чёрное, как траурный бархат, приобрело свинцовый оттенок, а на востоке стало белёсым.

Словно мальчишка, взявшись рисовать на огромном листе бумаги чёрным и серым, по неловкости или из озорства капнул на край своей акварельной мазни водой.

Афоня, Сатирик и Зевс, спрятавшись за кустами во дворе больницы, ждали возвращения совы.

Миссис Стрикс меж тем, беззвучно махая крыльями, заглядывала во все окна больницы, пытаясь обнаружить Андрея Новосёлова по данному ей домовым наиподробнейшему описанию. Было ещё совсем рано, больные спали пресловутым «королевским» сном. Только в распахнутом настежь окне туалета некий усатый гражданин в полосатой пижаме пускал клубы сизого дыма. Увидев пернатую хищницу, усатый-полосатый от неожиданности крепко выругался и уронил сигарету на пол.

Осмотрев ещё с десяток окон, усталая сова опустилась на сук могучего дуба, росшего во дворе. Ей очень не хотелось возвращаться к друзьям ни с чем. Она искренне переживала за Афоню и очень хотела ему помочь.

– Нет, нельзя рассиживаться тут, надо искать, светает уже! – решительно сказала птица самой себе, покинула сук, на котором сидела, и подлетела к очередному окну, что было как раз напротив дубовой кроны.

Сова заглянула через стекло внутрь. Её взгляду открылась небольшая комната: белые стены, множество странных приборов, в центре – кровать. На кровати лежал, закрыв глаза, человек. Миссис Стрикс сразу поняла, что это он: высокий лоб, сейчас очень бледный и покрытый испариной, тёмные брови, нос с горбинкой… Птице вдруг стало не по себе: человек выглядел измученным и бесконечно одиноким. Сова, бросив ещё один взгляд на Андрея Андреевича, серой молнией скользнула вниз, во двор, где ждали её друзья.

«Штурмовать» больницу было решено через открытое окно туалета. Это окно, как и окно, в котором сова видела хозяина домового, располагалось на втором этаже.

– Сделаем так, друзья мои, – произнёс домовой, – вы, Стрикси, поможете мне подняться по стене наверх, до открытого окна. Потом я по коридору…

– Афанасий! – перебила сова. – В человеческих больницах, я знаю, есть специальные работники, которые охраняют сон больных. Как вы пройдёте мимо них? Насколько я помню, делаться невидимым вы можете только в своём доме.

– Тогда так: вы поможете мне попасть в больничный туалет, а потом отвлечёте специального работника, – сказал Афанасий, – я тем временем успею добежать до палаты хозяина.

– А я? – спросил сатир.

– Тебе, Сатирик, я отворю окно хозяйской палаты. Как ты прыгать да скакать умеешь, видали уже! Что тебе какой-то второй этаж… Ты же, дружок, – сказал домовой, присел на корточки перед Зевсом и погладил его по спине, – ты жди нас здесь, в кустах. Мы скоро. Надо успеть до того, как совсем рассветёт…

К большому счастью друзей, всё вышло так, как рассчитывал домовой.

Афоня с помощью совы, которая держала его лапами за шиворот и вдвое быстрее обычного махала крыльями, поднялся по громоотводу на второй этаж. Оказавшись, наконец, на подоконнике туалета, он огляделся и спрыгнул на пол. К счастью, в уборной в это время никого не было. Домовой выглянул в коридор. В нескольких метрах от него находилась стойка администратора. Горела настольная лампа. Полная русоволосая девушка в белом халате увлечённо читала книгу. На кричаще-яркой обложке книжицы была изображена девушка, тоже русоволосая, но втрое стройнее, в пылких объятиях смуглого брюнета.

«Цыган, наверное», – подумал домовой.

В это время сова, облетев здание с торца, начала барабанить клювом по раме окна в самом конце коридора. Любительница лёгкого чтения отложила книжку и пошла поглядеть, что там за шум. Домовой, стараясь бежать на цыпочках, бросился к двери, за которой, по всем расчётам, находился его несчастный хозяин. Отворив дверь, он мышью шмыгнул внутрь и закрыл дверь изнутри на задвижку. Только теперь Афоня перевёл дух и осмотрелся.

Белые стены, кровать в центре, приборы… Все, как рассказывала сова. В нос ударил резкий запах: пахло лекарствами и ещё чем-то неприятным, тяжёлым…

«Наверное, так пахнет болезнь», – решил домовой.

Он подошёл к кровати. Хозяин, а это был он, очень исхудал, черты лица заострились.

Но Афоня узнал бы его из тысячи. Ведь это был он, Андрюша, забавный и бесконечно добрый мальчуган, жадно «проглатывающий» каждую новую книжку сказок, что покупала ему мама. Будучи отчаянным фантазёром, мальчик ни на секунду не сомневался, что в их квартире, в углу, под обоями, обитает домовой. Андрей даже видел его два раза, о чем взахлёб рассказывал родителям. Они, конечно, не поверили…

Домовой положил свою ладонь на холодную, как лёд, руку постаревшего мальчика Андрея. Афанасию было грустно и легко одновременно.

Андрей Новосёлов открыл глаза и не поверил им: перед ним стояло, одетое в его старый спортивный костюм, существо из детских фантазий.

– Здравствуй, хозяин! – произнесло существо. – Домовой я, Афанасий, чай узнал?

– Узнал… – одними губами прошептал Андрей Андреевич. – Это ведь и правда ты, удивительно… Если вижу тебя, значит, и правда – умираю. Умирает никому не нужный человек…

– Как – умираешь? Что ж ты говоришь, хозяин? Отбрось чёрные мысли. И кто тебе сказал, что ты никому не нужен? Тебя не будет, и меня – тоже… Будет лишь неблагодарная Ксюха, из которой ты так и не успел сделать человека. А ведь сказки, в которые ты так верил в детстве, всегда кончались хорошо, разве не так? Лучше с друзьями моими верными познакомься, – домовой подошёл к окну и распахнул его.

Спустя несколько минут Новосёлов, словно Вакула верхом на черте, сидел на спине сатира.

– Жми, Сатирик, жми родной! – бодро скомандовал домовой. – Ждите нас с миссис Стрикс внизу, в кустах. Зевс вас встретит.

– Вы ещё и олимпийского бога с собой привели? Ну, вы даёте! – улыбнулся, впервые за долгие дни, Андрей Андреевич. Глаза его по-мальчишески блестели на небритом лице.

– Нооо, залётный!

Сатир, резко оттолкнулся от подоконника и выскочил в окно, унося на спине всадника. Унося в сказку.

В десять утра того же дня Ксюха, сопровождаемая неким Вадиком, грубоватым коротышкой, поминутно цыкающим сквозь зубы, поднималась вверх по лестнице в квартиру отца.

– Слышь, а ты не боишься, что тебе снова штукатурка по башке треснет? – подал голос Вадик.

– Тебе треснет, придурок! Ты чо, не понимаешь? Квартирой заниматься надо: ремонт, потом сдавать. Или сами переедем. Твоя мамаша уже достала!

– Так вроде твой папаша жив ещё?

– Знаешь, плохо так говорить, но мне плевать! Много он обо мне думал? Всю жизнь за копейки работал, книги свои дурацкие только вечно домой таскал. Мать моя, пока жива была, терпела его, жалела… Как она за него вообще выйти могла, не понимаю. Жить с таким придурком… Жесть, вообще!

На площадке четвёртого этажа она остановилась и начала рыться в сумке, ища ключи.

Дверь одной из квартир тихонько приоткрылась, и из неё осторожно выглянул Толик.

– Извините, вы к Андрею Андреевичу?

– Да, он папаша еёный. А в чем дело? – набычился коротышка-бойфренд.

– Нет, нет, ничего… Простите… – торопливо пробормотал Толик и затворил дверь.

Найдя, наконец, ключи, Ксения поднялась на пятый этаж и повернула ключ в замочной скважине. Дверь открылась. Ксюха пошатнулась на высоких каблуках и ухватилась за плечо Вадика. За дверью не было ничего. Была лишь стена, покрытая облупившейся краской, как и во всем подъезде.

В это время в сумке у Ксении затрещал телефон. Это был номер её отца.

– Алле? – бесцветным голосом сказала Ксюха в трубку.

– Дочка, это я. Звоню, чтобы попрощаться с тобой. Я уже… не здесь. Я – очень далеко. Жалею, что мы так и не смогли стать близкими людьми, но мне легче оттого, что ты вряд ли будешь по мне скучать. Прошу лишь – задумайся о себе, стань немного добрее, ведь в детстве ты была совсем другой. Прощай.

И в трубке раздались короткие гудки.

Глава десятая, самая короткая

– Шах и мат! – произнёс Андрей Андреевич и встал из-за стола.

Это была уже седьмая партия в шахматы за сегодняшний день. Он выиграл все семь.

То ли домовики столь неважные шахматисты, то ли Афанасию было неловко выигрывать у собственного хозяина… Андрею не хотелось сейчас об этом думать. С тех пор как он оказался здесь, состояние блаженного покоя и примирения с самим собой не покидало его.

Мир, в котором он очутился, странным образом был похож и не похож на тот, его родной, мир. Над ним сверкало лазурью чистое небо, а после дождя вставала разноцветным коромыслом радуга. Трава во дворе пахла травой, а не бензином. А в распахнутое окно врывался птичий хор, а не вопли автомобильных сирен. Вся эта чистота, естественность красок, запахов, звуков могли сравниться только с одним: с неразмытыми, искренними ощущениями детства. А то, что в этом мире имелось странного, небывалого, воспринималось как нечто само собой разумевшееся.

Словно могучий, фантастический великан забрал Андрея вместе с его новыми друзьями из старой, несчастливой жизни и перенёс в некую яркую, сказочную реальность. При этом великан добавил в новую реальность, словно заправский химик-экспериментатор, изрядную дозу чего-то очень доброго и узнаваемого. Из детства.

В открытое окно влетела сова. Покружив по комнате, она опустилась на спинку стула и начала тщательно чистить оперение. Затем, встряхнувшись, птица осведомилась язвительно:

– Ну что, Анаси Миходич, опять проиграть изволили?

С улицы послышались нежные звуки флейты. Андрей Андреевич подошёл к окну и посмотрел вниз. Во дворе, на скамейке, среди цветов, возле небольшого изящного фонтанчика сидел сатир. Под скамейкой, в тени, дремал большой пёс. Пять юных нимф в лёгких разноцветных одеждах кружились, танцуя, среди розовых кустов. Одна, самая маленькая, очень похожая на Ксению, помахала хозяину домового рукой и крикнула:

– Папа, привет! Я ещё немного погуляю и приду!

Сова украдкой подмигнула домовому и шепнула:

– Полагаете, он начинает понимать, где он?

– Мне кажется, да, – так же тихо ответил Афанасий.

Домовой был счастлив. Просто счастлив. Ему удалось спасти хозяина, сохранить дом.

И он был безмерно благодарен своим друзьям. Без них у Афони ничего бы не вышло. Ведь, как говаривал когда-то дед Никанор, если не одно, а несколько волшебных существ пожелают чего-то сильно, это что-то непременно сбудется.

Вот они и пожелали все трое – сова, сатир и домовой – для хозяина сказки. Той сказки, которая могла жить лишь в его мечтах.

Часть вторая. Путешествие в Амидию

Глава первая

«…Полдень. Жгучее жёлтое солнце безразлично взирало с небес на бескрайние пески и каменные пустоши Амидии. Пепельный рыцарь и его верный друг, Олег Правдивый, проскакали без отдыха никак не меньше трёх десятков миль. Безжизненная пустыня будто не знала ни конца, ни начала.

Их кони уже были готовы рухнуть, как подкошенные, от усталости и жажды, когда вдали показалось огромное сухое дерево, похожее на уродливого великана.

– Господин, может, сделаем привал? – взмолился Олег.

Любомир, он же Пепельный рыцарь, поднял правую руку, защищаясь от безжалостного солнца и, прищурившись, посмотрел в сторону высохшего исполина.

– Оно же почти не даёт тени, Олег. И вода на исходе. До Красных скал полдня пути. Потерпи немного, друг мой!

– Я больше не… могу… – прошептал Олег Правдивый, безвольно отпустив поводья и медленно заваливаясь на бок.

Любомир подхватил падающего товарища и сильным движением закинул поперёк спины своего коня. Держа свободной рукой за поводья лошадь Олега, Пепельный рыцарь направил своего взмыленного скакуна прямо к дереву. Привязав лошадей за одну из могучих ветвей, свесившуюся почти до самой земли, выжженной и твёрдой, как камень, он расстелил среди корней плащ и бережно опустил на него своего друга. Рядом, у его правого бока, Любомир положил короткий и широкий меч Правдивого.

– Пить… – жалобно прошептал Олег, чуть приоткрыв глаза.

Любомир немедленно отвязал от пояса флягу, сделанную из сердцевины хлыстовика, растения, встречающегося в Амидии повсеместно, с остатками воды и откупорил её. Затем он осторожно приподнял Олегу голову и поднёс флягу к запёкшимся губам товарища.

– Ничего, ничего… Мы дойдём до Красных Скал завтра. Там, говорят, прямо среди камней бьют ключи. Студёные и прозрачные, как слеза. И вода в них будто бы целебная: лечит хвори, врачует душу… А зелёный пушистый мох, растущий на скалах, усыпан душистыми цветами и ягодами, сладкими, будто дикий мед. Мы отдохнём, наберёмся сил и найдём, наконец, логово наших врагов, этих гнусных чудовищ! И будет бой, великий бой… Один рыцарь стоит сотни нелюдей. Мы перебьём их, перебьём всех до единого! Красные Скалы будут принадлежать людям! Славься, страна Амидия! Славься, её народ, бесстрашные амидийцы…»

Афанасий захлопнул надоевшую книгу. Надоевшую… Надоела ему, на самом деле, не только книга. Надоела вся его сегодняшняя, спокойная, милая жизнь. Надоела замечательная погода за окном. Даже друзья несколько поднадоели…

Оказывается, и рай может быть скучным! Он ведь так мечтал когда-то о спокойной жизни рядом с хозяином и друзьями… А о добром мире, принадлежащем лишь им одним, домовой тогда даже мечтать не мог!

Странно… Афанасий всё чаще вспоминал их опасные и меж тем по-своему замечательные приключения. Вспоминал ночной город, парк, загадочного Драгоша… Даже хулиганов! Вспоминал героизм и самоотверженность своих друзей. А теперь его друзья стали тихими и домашними. И он, домовой, что всю жизнь, по самой природе своей, стремился к тишине и уюту, тяготился ими. Тяготился он уже, кажется, и самим собой. Самым тихим и самым домашним из всей их весьма пёстрой компании.

– Что вздыхаете так печально, милый мой Афанасий? – заботливо спросила сова, неслышно приблизившись к домовому.

– Понимаете, Стрикси… – вздохнул Афанасий.

– Кажется, понимаю, – ответила мудрая птица. – Став героем, познав вкус приключений и почувствовав рядом плечо верного товарища, не так легко от всего этого отказаться, так? Жить в тихом мирке, видеть, как проходят одинаковые дни…

– Вроде того… – снова вздохнул домовой.

– Да… Ведь прошло целых пять лет с тех пор, как мы здесь.

– Целых пять… – Афанасий шмыгнул своим выдающимся носом.

– Но ведь всё это, чудо вы моё бородатое, всю эту спокойную жизнь вы получили как вознаграждение! Я совершенно уверена в этом, – сова нахохлилась и ворчливо добавила: – Эх, мужчины, вечно бы вам стремиться куда-то, рваться, бежать!

– Вы правы, Стрикси, как всегда – правы… Ладно, не будем об этом! Я тут откопал у хозяина на полке занятную книженцию…

– Афанасий! – перебила сова. – Я иногда жалею, что научила вас читать. Раньше вы, по крайней мере, хотя бы разговаривали со мной, Сатириком… Мальчик, между прочим, тоже нуждается в общении!

– Я исправлюсь, совушка, честное домовиное… Вот сейчас возьмём эту книжку, позовём Сатирика и пойдём во двор, на скамейку. Можем с собой чашки с чаем взять и баранки. Буду вам вслух читать. Хорошо?

– Это уже гораздо лучше! – сказала сова и громко позвала: – Сатирик, Ксюша, пойдёмте с нами во двор.

Во дворе было солнечно и уютно, впрочем, – как и всегда. Благоухали цветы. Журчала вода в фонтане. Ксюша и Сатирик бросились наперегонки к скамейке. Сатир легко обогнал девушку, два раза птицей перелетел через скамейку туда и обратно и только тогда уселся, закинув ногу на ногу и состроив при этом ехидную гримасу. Ксюха надулась, села на другой конец лавки, не глядя на рогатого нахала, нервно наматывая на палец прядь длинных, светлых волос. Сова, которой, в отличие от прочих, не было надобности пользоваться лестницей, спланировала прямо из окна и опустилась на траву, рядом с фонтаном. На кривляние сатира и надутость Ксюхи она не обратила никакого внимания, так как давно привыкла к их мелким ссорам и быстрым примирениям. Вчерашние дети, они ведь были уже совсем взрослыми…

Сатир вырос на голову, раздался в плечах и отпустил длинную рыжую бороду. Он перестал запинаться в словах и нелепо «мекать», стал увереннее в себе и твёрже в суждениях. Усилился и окреп также непередаваемый запах козлоногого создания. Впрочем, с его ароматом все в доме уже давно смирились.

Ксюха… Ведь ей уже семнадцать, и в этом числе заключено уже очень многое: юная свежесть чувств и переживания, которым цена – копейка, а быть может – миллион. Вернее, снова семнадцать. Только уже в другом мире, да и сама она – другая. Лишь Сатирик наотрез отказывался видеть, что маленькая девочка превратилась в юную девушку, и обращался с ней так же, как и тогда, когда ей было двенадцать.

– Жаль, что хозяин снова ушёл на пруд. Неужели ловить каких-то карасей – это так интересно? Мне бы хотелось, чтобы и он послушал, – сказал домовой, подойдя к скамейке последним, с книгой под мышкой и внушительных размеров чашкой в руках.

– Чай у всех налит? Ксюша, Сатирик, берите баранки, – хлопотала сова и, ловко орудуя чайником, разливала всем чай.

– Итак, хозяин на рыбалке, Зевс составляет ему компанию, остальные все в сборе, я могу начать. Сказка называется «Приключения отважного Пепельного рыцаря», – произнёс домовой, расположившись на скамейке между Ксюшей и Сатириком, и распахнул книгу…

Андрей Андреевич вернулся домой через час. В квартире стояла непривычная тишина. Кажется, даже ходики смолкли.

Цокая когтями по полу, вошёл Зевс. Он посмотрел в глаза хозяину и жалобно заскулил. Бросив у порога удочку и стеклянную банку с тремя карасиками, взволнованный мужчина выбежал во двор, надеясь там обнаружить свою дочь и друзей. Пёс помчался следом.

Во дворе тоже было тихо и пусто. Журчала вода в фонтанчике. Благоухали розы. На скамейке стояли чашки с остывшим чаем, плетёная ваза с баранками и лежала открытая книга.

Глава вторая

Афанасий пришёл в себя и медленно открыл глаза. Над ним беззвучно вращался ослепительно-голубой небесный купол. Домовой словно находился внутри движущейся вокруг своей оси сферы. К горлу подкатила жуткая тошнота, и он снова закрыл глаза.

Не будучи в состоянии видеть, Афоня попытался понять, что говорят ему остальные чувства.

Было непривычно жарко. Лёгкий ветерок не приносил прохлады: он был раскалённым, словно жар из печи. Домовой чувствовал, что лежит на чем-то жёстком и неудобном, будто битый кирпич. Болела голова, было гадко во рту и очень хотелось пить.

«Глупо как, – размышлял Афанасий, – шлёпнулся в обморок, словно девка красная. С чего вдруг? Старость? Да нет… Небось, от переутомления. Права Стрикси, нельзя постольку за книгами просиживать… Но почему так жарко? Наверное, от переутомления у меня ещё и жар приключился…»

Тут сквозь шум ветра начали пробиваться другие звуки: тихие и жалобные, какие-то причитания и всхлипывания. Потом на щёку домового упала капля воды, ещё и ещё. Афанасий глубоко вздохнул и решительно распахнул глаза.

Небесный купол уже не вращался. Над его «бренным телом» склонилась Ксюха. Лицо её было мокрым от слез, а глаза – красные и заплаканные.

– Афанасий Мефодьевич! Афанасий Мефодьевич, вы живы? – девушка улыбнулась сквозь слезы. – Где мы, Афанасий Мефодьевич?

Афанасий осторожно сел и осмотрелся по сторонам.

Это был какой-то совершенно иной мир, не похожий ни на один из тех двух миров, что ему довелось видеть. Насколько хватало глаз, простиралась каменистая пустыня с редкими, выжженными солнцем, кустиками. Солнца в этом мире действительно было много. Слишком много. Солнца не тёплого и ласкового, солнца безжалостного и жгучего. От его нестерпимого белого света жутко болели глаза.

– Где мы? – повторила Ксюша тихонько. Её слезы высохли. Она смотрела на домового, как на свою последнюю надежду, на последнюю нить, связывающую её со всем, что она знала до сих пор.

«Неужели это случилось? Не может быть!» – обрывки мыслей, словно обезумевшие белки во время лесного пожара, мельтешили в голове домового.

«Не может? Или всё же может? Ведь вокруг всё так, как описано в той книге: песок, камни, солнце, даже одинокое сухое дерево вдали… Но где же Стрикси, Сатирик? Остались «по ту сторону»? Хорошо бы с ними ничего не случилось…».

Тут домовому почудилось какое-то движение возле сухого дерева. Всадники! Две крошечные, будто игрушечные, фигурки. Только он осознал это, фигурки начали стремительно увеличиваться. Послышался топот копыт.

– Ксюша! – торопливо заговорил домовой. – Не пугайся и не удивляйся. Похоже, что мы попали в книгу. В ту книгу, которую я…

– Кто вы такие? – произнёс звучный, сильный баритон откуда-то сверху.

Ксения вскочила на ноги и помогла подняться Афанасию. Над ними стояли двое всадников, казавшихся совершенно чёрными в ослепительном солнечном свете.

Домовой прищурился, силясь рассмотреть незнакомцев получше.

Оба были молоды. Скорее даже сказать, зелёные юнцы. При этом оба – в железных доспехах и с ног до головы обвешаны устрашающего вида оружием. Видя, что чужеземцы не представляют никакой опасности, всадники спешились.

Первый, высокий и русоволосый, в плаще из шелка стального цвета, погладил своего серого в яблоках коня и учтиво поклонился Афанасию и его спутнице.

– Моё имя – Любомир, но все зовут меня Пепельный рыцарь. Как оказались вы, чужеземцы, тут, в самом сердце многострадальной Амидии? – заговорил он уже знакомым баритоном.

От звука голоса высокого рыцаря Ксении стало отчего-то ещё жарче, чем от солнца. Она украдкой заглянула в большие, серые, немного грустные глаза Любомира и покраснела до ушей.

Афоня меж тем лихорадочно соображал, как представиться и что рассказывать чужеземцам, а что утаить до той поры, когда станет ясно, среди кого они оказались: друзей или врагов.

«Буду импровизировать, сочинять на ходу», – решил про себя домовой.

Мудрёное слово «импровизация» он вычитал недавно в одной мудрёной книжке о мировой музыке, что подсунула ему, разумеется, сова.

– Я… уже наслышан о тебе, Пепельный рыцарь, – заговорил Афоня. – В нашей стране, ты – известный герой! Страна наша зовётся… – тут Афанасий запнулся на мгновение, но потом, вспомнив название родной улицы, на которой прожил много лет, нашёлся: – Страна наша зовётся Марксия. Меня можете звать… Анаси Мудрый. Я наставник и опекун этой девочки.

– Меня зовут Ксения Андреевна Новосёлова, – Ксюха совершенно не хотела, чтобы домовой и ей на скорую руку изобрёл какое-нибудь чудное имя, – Мне очень приятно познакомиться с вами, Любомир… Знаете, вы можете звать меня просто Ксюшей, – девушка мило улыбнулась и сделала книксен.

– И мне весьма приятно это знакомство, прелестное дитя! Я буду очень рад служить вам! – поклонился рыцарь.

– Моё имя – Олег, но все зовут меня Олег Правдивый, – подал наконец голос второй рыцарь, приземистый, улыбчивый блондин. Его плащ был сделан из тонкой светлой кожи и оторочен по краям рыжим мехом. Таким же мехом было оторочено седло его гнедого коня.

– Я принадлежал дому Пепельного рыцаря, вырос в его семье. Теперь же я следую повсюду за моим другом и господином. Мы странствуем по многострадальной земле Амидии уже много лет, с тех пор как началась великая засуха, убиваем гнусных ритасов, отвратительных полулюдей. И, как правило, нам сопутствует успех в этой охоте! – Правдивый с гордым видом погладил свой кожаный плащ.

– Но ритасы по-прежнему повсюду. Эту ночь мы провели среди корней огромного дерева. Я много часов не выпускал из руки меч, охраняя сон своего друга и господина…

Домовой с нарастающим интересом слушал хвастливую болтовню белобрысого юнца.

«Странно, – размышлял Афанасий, – а в книге написано, что «друг и господин» привёз Олега в полуобморочном состоянии к месту стоянки. А потом отдал ему последнюю воду. Да и одет этот, белобрысый, куда богаче Пепельного рыцаря… Странно у них тут всё устроено, в этом новом мире».

Вслух же домовой произнёс:

– И куда вы теперь держите свой путь, храбрые рыцари?

– Цель нашего пути – Красные Скалы, Анаси Мудрый, – произнёс Пепельный рыцарь. – Там есть источники воды. В центральной Амидии выжила лишь горстка людей, многих убила Великая засуха… Мы хотим подарить людям новую страну, страну Красных скал!

– А для этого мы должны сначала убить всех гнусных ритасов! – крикнул Олег, выхватил из ножен меч и со свистом рассёк им воздух.

– Не пугай наших новых друзей, Олег, – строго сказал Любомир, и Правдивый тут же послушно спрятал оружие обратно в ножны.

– Вы же, наставник, и вы, прекрасная Ксения, – добавил Пепельный рыцарь уже другим тоном, – окажете нам большую честь, если продолжите путешествие вместе с нами. Тем более что оставаться тут одним вам небезопасно.

– Конечно, рыцарь Любомир, мы поедем с вами! – не дав домовому и рта раскрыть, почти выкрикнула Ксюха.