Текст книги "Домовой"

Глава третья

Сатирик потерял счёт времени. Он бродил среди этих, уже ненавистных, красных камней, кажется, целую вечность. Совершенно неутомимый обычно, сатир буквально валился с ног. Пот заливал и зло щипал глаза. Сатирик, уже в который раз, поднял рупором ладони ко рту и прокричал:

– Анаси, Ксения…

– И я… И я… – ехидно ответило эхо.

– Эй-ге-гей, где вы, миссис Стрикс!?

– Икс… Икс… Икс… – продолжало упражняться в остроумии эхо.

Сатир не понимал, где он, как тут оказался. Волновался за друзей. Сатирик был абсолютно растерян. Ведь он, по сути, был совершеннейший мальчишка. С рогами, копытами и железными мускулами, но мальчишка. Что-то горячее, едкое всё сильнее и сильнее клокотало у него в груди, подкатывало к горлу. Юный сатир шмыгнул носом и изо всех сил вцепился зубами в собственный кулак.

– Не плачьте, мой юный друг, – раздался где-то совсем рядом тихий и очень знакомый голос.

Из большого, щедро усыпанного мелкими синими цветами куста с трудом выбралась миссис Стрикс и, прихрамывая, подошла к сатиру. Её перья были взъерошены и перепачканы кровью. Одно крыло безжизненно свисало.

– Миссис Стрикс, как же вы так… – сатир протянул дрожащие руки и бережно поднял птицу с земли. – Я тут видел источник с чистой водой, давайте я отнесу вас туда. Надо промыть раны и осмотреть ваше крыло.

– Подожди, а как же Афанасий, Ксюша? Неужели никаких следов? Брось возиться со мной, иди и ищи наших друзей!

– Я пойду, обязательно пойду, миссис Стрикс! Но давайте сначала всё же отнесу вас к источнику…

И, прыгая по камням, словно горный козёл, юный сатир понёс сову туда, где среди больших белоснежных цветов, весьма напоминающих собачьи головы, мелодично журчал хрустальными струями прохладный ручей.

Добежав до берега, Сатирик осторожно опустил птицу на чистый белый песок, прямо у кромки воды. Зачерпывая воду ладонью, как ковшом, он начал осторожно смывать кровь и грязь с её поредевших перьев.

Сова же во время этой процедуры несколько сбивчиво рассказывала, каким образом очутилась в этом странном месте.

– Я помню, как Афоня открыл книгу о рыцарях. Помню, как меня закрутили какие-то мощные воздушные потоки… Я пыталась бороться с ними, но силы моих крыльев не хватало. Замелькали в глазах красные камни, удар, потом я услышала хруст своих костей… А дальше… Дальше, видимо, я потеряла сознание, – миссис Стрикс ненадолго замолчала, заново переживая недавние события, и заговорила вновь: – Так. Сатирик, мальчик мой, вижу, что ты волнуешься за меня. Сделаем так: если моё крыло сломано, что скорее всего, ты наложишь мне на него шину…

– Что наложу? Шину? Так ведь они, я слышал, у машин бывают. Где же…

– Не перебивай! Ты мне наложишь шину. Я объясню, как. Потом оставишь меня у этого замечательного ручья и продолжишь поиск наших друзей.

Сатир послушно кивнул.

– А сейчас, – продолжала сова, – найди мне две прямые палочки и то, что может заменить бинт и вату. Думаю, что полоски коры и мох, что растёт здесь в изобилии, вполне подойдут…

Дробно застучали копыта: сатир бросился исполнять просьбу миссис Стрикс. Отыскав одного из своих друзей и оттого немного успокоившись, Сатирик увидел наконец, сколь прекрасен этот новый, необычный мир, куда он попал.

Повсюду высились скалы диковинного алого оттенка. Под ногами пружинил толстый ковёр изумрудно-зелёного мха, усыпанный сочными насыщенно-красными и тёмно-синими ягодами, а также нежными и очень изысканными цветами, розовыми и белоснежными. Цветы эти источали тончайший, сладкий аромат.

Метрах в пятнадцати от места, где остановился наш сатир, начинался пологий склон, на котором мох сменяла высокая трава странного голубого цвета. Чуть поодаль сверкала бликами под солнцем гладь небольшого озера. На его берегу возвышалось несколько больших, раскидистых, напоминающих ивы деревьев.

«Мха тут полно, а за корой и палками сбегаю-ка я вон к тем деревьям», – решил сатир и устремился вниз по склону. Голубая трава путалась в ногах, мешая бежать, но Сатирик старался не обращать внимания на такие мелочи.

До цели было рукой подать, когда он почувствовал нечто странное: трава уже не просто путалась в ногах, она стала неимоверно липкой, словно кто-то вымазал её клеем.

Упорный сатир сделал ещё несколько медленных шагов, шумно дыша и оставляя на коварной траве клочья рыжей шерсти, а затем встал, как вкопанный. Он не мог больше сделать и маленького шажка. На него снова, медленно и неотвратимо, словно осьминог на жертву, начало наползать отчаяние. Причём о себе в эту минуту он думал меньше всего. Анаси Миходич и Ксюша, которых он не успел отыскать, несчастная, искалеченная миссис Стрикс – вот о ком были его мысли. Сатир неистово рванулся изо всех сил ещё раз и рухнул в траву, как подкошенный, влипая в неё уже всем телом. Лежа в траве, видя перед собой лишь голубые листья и стебли, он жалобно заблеял, взывая о помощи, прекрасно понимая меж тем, что просить, в общем-то, некого.

Внезапно стало совершенно темно, будто большая туча закрыла солнце. Послышался шум, словно огромная мельница вращала своими лопастями. Причём шёл звук откуда-то сверху, с неба. Порыв ветра пригнул траву, как перед грозой.

Сатир почувствовал, как нечто огромное сильно, но бережно обхватило его и, выдернув, словно морковку из грядки, из травяного плена, тащит куда-то наверх, всё выше, выше… Сатирик поднял глаза к небу: огромные, блистающие всеми красками радуги крылья мерно рассекали воздух. Осторожно огляделся по сторонам: две могучие лапы аккуратно держали его когтистыми пальцами поперёк туловища. Посмотрел вниз: там проплывала разноцветная земля и голубая палитра начинала уже медленно сменяться иной, смело сверкающей всеми оттенками красного. Сатир повозился, устраиваясь, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах, поудобнее, и попытался собраться с мыслями: «Почему эта огромная птица помогла мне? Неужели она просто несёт меня себе на обед? Или…»

В это время внизу уже показалась знакомая полянка, где он оставил сову. Вот и родник…

– Опустите меня вниз, пожалуйста, я прошу вас! Без меня погибнет моя подруга! Она ведь тоже птица! Птица, как и вы… – завопил Сатирик что есть мочи, извиваясь, словно уж на сковородке.

Сатир был так взволнован, что даже не удивился, когда исполинская птица послушалась его. По-разбойничьи засвистел в ушах ветер, пернатый великан начал снижаться. Ещё секунда – и Сатирик мягко шлёпнулся на моховой ковёр у родника, его спасительница же присела на скалу поблизости. Внушительного вида скала, став насестом для нереально огромной птицы, сразу стала казаться обычным камнем средних размеров.

Сатир быстро осмотрелся. Совы не было. Не было! Он перепрыгнул через ручей, заглянул в кусты… Не было!

«Что же делать? – лихорадочно соображал Сатирик. – Хотя… Больше просить помощи не у кого…»

– Уважаемая птица… – обратился он к пернатому исполину.

– Моё имя – Итал. Непостижимая Итал, Что Летает В Небе, если точнее. Мне, единственной в этом мире, подвластна воздушная стихия… Странно, что ты не знаешь этого. Видимо, ты нездешний… – произнесла птица в ответ красивым контральто. Наклонив на бок голову, украшенную длинным хохолком, она смотрела на Сатирика с явным изумлением.

– Пропала моя близкая подруга, Итал. Она очень похожа на вас, только… Гораздо меньше, конечно. Помогите мне найти её, прошу вас!

– Она тоже умеет летать в небе? И ты называешь её просто подругой? Удивительно! – промолвила Итал. – Хотя… – добавила она, – чего только не бывает под солнцем.

– Вы поможете мне?

– Хорошо. Ты нравишься мне. Я видела очень много существ, подобных тебе, но никогда не встречала такого странного. Ты – смешной и, что меня удивляет более всего, кажется, добрый… Я помогу. Только на сей раз залезай ко мне на спину. Кажется, я знаю, у кого твоя подруга. Странно, что они посмели… Надеюсь, успеем. Вперёд!

И огромная птица, словно сине-красно-зелёная ракета, унося на спине рыжего всадника, снова взлетела над пламенеющими скалами.

Сатирик увидел их почти сразу. Трое. Быстрые, сильные, они неслись среди камней, с легкостью преодолевая любое препятствие. Рыжая шерсть сверкала на солнце. Мощные торсы бугрились мощными мускулами.

Сатирик изо всех сил вцепился в птичьи перья, чтобы не свалиться вниз:

– Сатиры!!!

Но его изумление тут же растаяло, как дым, уступив место гневу: самый крупный из трёх сатиров, словно курицу, держал под мышкой миссис Стрикс.

– Вниз, снижайтесь вниз! – крикнул Сатирик не своим голосом.

Сатиры внизу резко остановились и начали вертеть головами в поиске источника звука. Тот, что держал под мышкой сову, поднял голову наверх и увидел Итал с всадником на спине. Суровое лицо матёрого сатира внезапно исказилось паническим ужасом. Крупный сатир что-то быстро сказал остальным, и все трое одновременно рухнули на землю лицом вниз, закрыв сверху голову руками.

Ветер уже знакомо свистнул в ушах Сатирика: птица начала снижаться.

– Прыгай! – приказала Итал. – Я должна улетать. Твой народ может видеть меня лишь в исключительных случаях. Потом всё поймёшь. Прыгай же!

Глава четвёртая

Пустыня – это просто ужасно. Домовой Афоня, он же «наставник Анаси», осознал сие в полной мере уже часа через два пути. Ему было жарко, душно, и болело уже, кажется, всё тело. Он осторожно постучал пальцами по плечу Олега Правдивого, позади которого восседал на лошади, и осторожно поинтересовался, не пора ли сделать небольшой привал.

– Не время, Анаси Мудрый. Когда решит мой друг и господин, тогда и остановимся, – не оборачиваясь, сухо ответил Правдивый.

Домовой с самого начала чувствовал, несмотря на учтивую улыбку и вежливые речи белобрысого рыцаря, что он с трудом выносит их с Ксюхой присутствие.

– Вот помру я от жары вашей, что тогда твой друг и господин скажет? – проворчал домовой.

Олег в ответ молча и, опять же, не оборачиваясь, сунул ему в руки флягу с водой.

«Как же они выносят жару? – думал домовой, глотая тёплую жижу. – В таких-то плащах, кольчугах… Я в куда более лёгкой одежде умираю…»

– Спасибо! – поблагодарил он и отдал флягу обратно.

Ксюха меж тем, не замечая ни жары, ни усталости, щебетала без умолку, сидя за спиной Любомира и держась за его сильные плечи. Она уже успела рассказать ему обо всех своих увлечениях, о доме, об отце…

– Знаешь, – тараторила Ксюха, – мы жили в нашей квартире вшестером. Помимо отца и того, кого вы зовёте моим наставником, была ещё миссис Стрикс… Ну, о ней я потом расскажу. Была собака… А ещё Сатирик. Смешное имя, правда? Я скучаю по нему, хоть он и противный, конечно. Очень скучаю. Нет! Как по другу, конечно! Он мне – почти как брат. А наставник Анаси – словно дядюшка… А у тебя есть братья, сестры? А девушка у тебя есть?

Любомир попытался открыть рот.

– Нет! Погоди, не отвечай. Лучше расскажи мне о своей семье. И кстати, почему тебя зовут «Пепельный рыцарь»?

– Я сирота, прелестное дитя, – промолвил Любомир, и голос его чуть заметно дрогнул. – Мои родители погибли в огне… Мы с моим другом и слугой Олегом, прозванным Правдивым за прямоту и честность, вернулись с охоты домой, но нашли лишь обугленные камни замка…

Рыцарь замолчал, и некоторое время они ехали молча.

– Я был совсем юн тогда, не знал смерти. Долго бегал вокруг останков замка, кричал, звал родителей. А на мои волосы и одежду сыпался пепел… А наутро мы с Олегом сели на коней и, не оглядываясь, отправились в странствие. С тех пор мы всегда в пути: сутками скачем по пустыне, останавливаясь иногда в редких человеческих поселениях, что сохранились с тех пор, как пришла Великая Засуха. А ещё мы сражаемся, бесконечно сражаемся с мерзкими полулюдьми, гнусными ритасами.

– Кто это, ритасы? – спросила Ксюха.

– Это жуткие чудовища, напоминающие людей и зверей одновременно. Люди всегда охотились на них и в лучшие времена. Только тогда это было скорее забавой, а не войной. Теперь же, когда люди слабы, чудовища почувствовали силу. Они уже не боятся людей, как раньше. Они убивают тех, кто пытается на них охотиться. Главное же – ритасы отчаянно защищают Красные Скалы.

– Почему?

– Старые люди рассказывают, что там их родина. Оттуда в стародавние времена вышло и расселилось по всей Амидии это мерзкое племя. А ещё якобы ритасы считают Красные Скалы священными. Хотя какие святыни могут быть у чудовищ? Полагаю, там просто их логова, их детёныши. Красные Скалы… – произнёс рыцарь задумчиво. – Удивительное место. И уж точно не потому, что породило некогда жутких монстров! Они расположены на самом севере Амидии. Туда и по сей день не доходит удушливое дыхание пустыни. Там повсюду ручьи, водопады… Замечательный, благодатный край! Мы с Олегом Правдивым разведаем путь туда, поглядим, так ли хороши Красные Скалы, как говорят о них старые люди. Скорее всего, мы встретим там полчища ритасов… Постараемся не ввязываться в большой бой без необходимости, ибо едем туда как разведчики. А уж потом, конечно, соберём армию из тех, кто ещё может держать оружие, и завоюем Красные Скалы! Пора, давно пора вернуть их людям.

Ксении захотелось спросить, почему Пепельный рыцарь с таким негодованием говорит об этих самых ритасах. Ведь, как она поняла, это люди охотятся на них, а ритасы лишь защищают себя и место, где живут… Но девушка промолчала. Любомир был первым человеком в её недлинной жизни, кому совершенно не хотелось возражать. Ну просто совершенно! А хотелось сидеть вот так, покачиваясь в такт лошадиной рыси, держаться за его плечи…

– Ксюша… – услышала она далеко позади жалобный голос домового.

Ксения обернулась.

– Скажи ты своему лыцарю, пусть сделает, наконец, привал… В смысле, пусть достойнейший рыцарь Любомир привал скомандует…

Любомир, тоже слышавший эти причитания, мягко улыбнулся и поднял правую руку:

– Привал!

Все спешились. Домовой осмотрелся: тот же песок, те же камни, те же высохшие кустарники… Но в окружающем пейзаже появилось и что-то новое: это уже не была пустошь, плоская, словно стол. Привычная уже безжизненная, сухая почва вспучилась небольшими холмами, уподобившись при этом наполовину надутому аэростату. Кое-где почву рассекали овраги, словно кто-то порезал «аэростат» огромным кинжалом. То там, то сям виднелись огромные валуны.

Любомир выбрал место для костра у подножия холма, достаточно защищённое от ветра, привязал лошадей и, расстелив на земле плащ, галантно предложил Ксении располагаться на нем. Девушка сделала книксен и воспользовалась предложением своего рыцаря. Ксюхе было неудобно и жёстко сидеть вот так, на земле, но она старательно улыбалась Любомиру, пытаясь быть учтивой и благодарной. В руках принцесса Новосёлова держала веер, не забывая часто-часто помахивать им: в одном из фильмов о жизни при дворе именно так делали светские дамы. Веер этот смастерил Олег по просьбе своего друга и господина из широких, жёстких листьев какого-то местного растения.

Афанасий старательно прятал в бороде улыбку, глядя на такую знакомую и такую понятную Ксюху, пытающуюся казаться настоящей дамой высшего света.

Олег Правдивый меж тем отправился на поиски хвороста. Он отошёл на несколько метров от стоянки и углубился в заросли сухого, словно трут, кустарника. Остальные скоро потеряли его из виду, слыша лишь треск ломаемых сучьев…

Ночь… Первая ночь нового мира медленно шла, осторожно ступая своими чёрными, как сажа, пятками по горячим камням и песку пустыни. Афоня лежал, подложив под голову большой пук сухой травы, и смотрел на звезды. Звёзд было много, несказанно много. Кажется, он никогда не видел столько. Впрочем, не столь многочисленные, но всё же прекрасные звезды в небе над его родным домом были куда милее. Домовой глубоко вздохнул и повернулся на правый бок.

Громкий жалобный писк пронзил ночь, разорвав тишину. Все вскочили на ноги. Писк донёсся со стороны кустарника, где Правдивый собирал хворост. Любомир, обнажив на всякий случай меч, сделал несколько шагов в сторону зарослей. И тут все увидели Олега, вернее, его тёмный силуэт. И силуэт этот держал в высоко поднятой левой руке нечто отчаянно извивающееся, величиной с небольшую собачку. В правой руке Правдивого в звёздном свете холодно блеснул сталью кинжал. Снова раздался тот самый писк.

– Господа, я изловил детёныша ритаса! Редкая удача! – произнёс Олег торжествующим голосом и неожиданно оглушительно захохотал, запрокинув голову.

Тут произошли одновременно два события. Ксюха, одним движением отшвырнув подаренный веер и сразу же позабыв о манерах дамы высшего света, топнула ногой и громко крикнула:

– Отпусти сейчас же, живодёр!

Олег тут же перестал хохотать и уставился на Ксюху, открыв рот. Тут нечто, величиной с маленькую собачку, что Правдивый держал за шиворот, умудрилось извернуться, и укусило, видимо, пребольно, Олега за запястье. Белобрысый рыцарь дико завопил и разжал руку. Существо брякнулось на землю, вскочило на сильные задние ноги и в одно мгновение исчезло в зарослях.

Олег Правдивый меж тем даже не смотрел в ту сторону, куда умчалось существо.

Он смотрел на Ксению. И смотрел с такой ненавистью… Это длилось всего несколько секунд. Почувствовав, что Любомир перехватил этот взгляд, Олег как ни в чем не бывало расплылся в широченной улыбке:

– Прошу простить меня, достойнейший друг мой и господин, ваши гости просто пока не поняли, что есть тьма, а что – свет в нашем мире. Прекрасная Ксения, простите, я, возможно, напугал вас…

Олег Правдивый поднял с земли кучу собранного хвороста и понёс её к месту, где предполагалось развести костёр. Скоро уже в тёмное небо летели искры, огонь задорно потрескивал, а на лицах путников плясали отсветы костра. Стало совсем тепло, всех начало клонить в сон. Поужинав скудными припасами рыцарей, состоящими из нескольких горстей зерна да пары лепешек, Ксюша и Афанасий начали готовиться ко сну.

Любомир отошёл к лошадям, Олег же остался дежурить у костра.

– Олег, что бы вы сделали с тем детёнышем? – спросила Ксения. Она сидела на земле, подобрав под себя ноги, закутавшись в пепельный плащ почти с головой, и смотрела на огонь.

– Что сделал, спрашиваете? – ответил Правдивый, вороша длинным прутом угли. – Кожу бы живьём содрал и новый кошелёк себе сделал.

Ксения посмотрела на него долгим взглядом и отвернулась. Ей вдруг стало ужасно холодно, хотя костёр ещё горел вовсю. Девушка встала, плотнее запахнув плащ, подошла к лежащему ничком спящему домовому и села рядом, прижавшись спиной к его спине.

– Я с тобой, девочка. Спи, утро вечера мудренее, – пробурчал Афоня, который, оказывается, лишь притворялся спящим. – Я с тобой, ничего не бойся. Спи.

И Ксюша тут же почувствовала, как веки её тяжелеют и она падает куда-то далеко, далеко… В самые недра планеты по имени Сон.

А костёр всё шипел да фыркал, всё бросал в тёмные небеса ослепительные искры.

Глава пятая

Повелителя сатиров, или, как их называли в Амидии, ритасов, звали Иса-ан. Это был нестарый ещё и весьма мускулистый мужчина (если сие понятие применимо к рогатым, конечно), высокого роста, имевший осанку столь прямую, что невольно приходила на ум поговорка про проглоченный кол. Восседая посреди пещеры с высоченными сводами на большом камне, заменяющем ему трон, он много и чрезвычайно громко говорил. Собеседника, как обычно, он слушал очень мало и почти на него не глядел. Зато Иса-ан поминутно заглядывал в зеркальце, сделанное из отполированной до блеска раковины местного моллюска.

Надо сказать, что Иса-ан считал себя красавцем и очень заботился о своей внешности. Коварные годы начинали уже неумолимо брать своё, и бедный Повелитель с ног сбился, пытаясь соответствовать тому образу главы племени, что сам и создал. Подолгу, удалившись ото всех, занимался он физическими упражнениями, а пока немолодые мышцы его были полны кровью, весьма любил появиться перед подчинёнными, пройтись перед ними, играя мускулатурой. Иса-ан всячески старался держаться молодых, всё чаще выбирая себе в свиту не матёрых, заслуженных ритасов, а розовощёких юнцов. Излишне говорить, что в предпочтениях любовных стареющий рогач исповедовал сходный принцип: его пассии от года к году становились всё моложе. Впрочем, мы отвлеклись. Вернёмся же под высокие своды царственной пещеры.

– Какое всё же странное имя для ритаса: Са-ти-ик… – по складам произнёс Иса-ан и смерил чужака взглядом, полным презрения. – Странно, очень странно и то, как ты пришёл в наш мир, мир отважных ритасов… Непостижимая Итал, Что Летает В Небе, осчастливила моих воинов, явив им свой светлый образ, и тут ты, нелепый чужак, падаешь им прямо на головы! Ты так удивил моего верного Шок-ана, что он, вопреки своей привычке, не выпустил кишки тебе прямо там, на месте, а приволок сюда, практически невредимого.

Видимо, представив в подробностях весь милый его сердцу процесс выпускания кишок, Повелитель на секунду зажмурился. Тень блаженства легла на царственный лик.

У Сатирика, стоящего навытяжку, словно солдат-новобранец перед генералом, метрах в трёх от трона, предательски защекотало в носу, и он оглушительно чихнул.

Глава ритасов открыл глаза и свирепо уставился на недоумка, позволившего себе вырвать его из сладкой неги мечтаний.

– Нашлись умалишённые в нашем городе, главном городе ритасов, блистательном Улуч-ахане, – продолжил Иса-ан, – которые осмелились болтать, что твоё появление у нас и великое счастье явления Итал связаны. Что ты – посвящённый. Мне уже донесли об этом… Итак, очередной вопрос тебе… Са-ти-ик: неужто ты и правда прислан к нам Непостижимой Итал, Что Летает В Небе, а не свалился на головы моим подданным с соседней скалы… Отвечай! – завершил на неожиданно визгливой ноте свой вопрос глава ритасов.

Вздрогнув от неожиданности, Сатирик раскрыл наконец рот:

– Глубокоуважаемый… – он запнулся. Молодой сатир совершенно не знал, как в этом мире принято обращаться к благородной особе столь высокого положения.

– Повелитель. Зови меня просто: Великий Повелитель ритасов. В Улуч-ахане детёныши, лишь начинают вылезать на свет из родительской пещеры, а уже знают, как обратиться к тому, кому безраздельно принадлежат жизни всех в стране Красных Скал. Ты мне всё более подозрителен, Са-ти-ик… – и Иса-ан зло сверкнул глазами из-под насупленных бровей.

Молодой сатир почувствовал, что сейчас, именно в это мгновение, окончательно решается его судьба. И решение это, кажется, может быть весьма печальным для него.

Сатирик покосился на двух дюжих ритасов с мускулатурой борцов вольного стиля, стоявших по обе стороны от входа в пещеру. «Борцы» заметно напряглись и вовсю буравили непочтительного пришельца взглядом. Возникла нехорошая пауза.

– Подождите, подождите, – быстро заговорил Сатирик. – Подождите, глубокоуважаемый и, конечно, Великий, Повелитель ритасов. Вы правы, я, конечно, никакой не посвящённый. Я просто упал со скалы. Зачем лез туда – не помню, почему упал – тоже…

– А я напомню тебе, – мило улыбнулся Иса-ан. – Ты поджидал их, сидя на скале. Потом спрыгнул оттуда и подло набросился на моих лучших воинов с кулаками. При этом дико орал, чтобы они отдали тебе мис… мисс… В общем, видимо, ты имел в виду ту странную тварь с больной передней лапой, что изловил Шок-ан. Изловил на обед своему Повелителю… Ах ты, мерзавец! – Иса-ан снова перешёл на визг. – Ты пытался лишить меня обеда?

– Нет, нет, что вы… – Сатирик замолчал на минуту, стараясь выдумать историю поправдоподобнее.

Анаси Миходич как-то говорил, что сказочники – великие люди. Они придумывают сказку, фантазию, которой верят тысячи и тысячи других людей. И бывает, что она переживает сказочника на много веков. Сатирику же сейчас надо было придумать сказку, что должна не пережить его, а помочь выжить.

– Я жил очень далеко отсюда. Так долго, что позабыл многие обычаи славного народа ритасов… – начал он неуверенно.

– Ты жил среди безволосых чудовищ – губителей леса? Они что, сделали тебя своей домашней тварью? Отвечай!

– Да, точно! Нет, я не был домашней тварью, просто жил себе… Я плохо помню. Я ведь ударился головой, когда падал со скалы. Но рабом я не был. У меня самого была… ручная тварь. Сова. Тут, наверное, не живут такие. Ваши воины забрали мою ручную тварь, и я пытался её вернуть. Позвольте нам, вместе со Стрикси, остаться среди вас. Ритасы – великий народ. Я понимаю, как мне повезёт, если вы позволите остаться тут, в вашем главном городе…

– Ритасы – величайший из народов Амидии! – перебил его Повелитель. – Они бесстрашны и быстры, словно молния. Они не боятся никого в Амидии, в особенности поганых безволосых! Сердце ритасского воина может дрогнуть лишь при виде жуткого Рамшока, Что Живёт На Вершине! Но за это никто и никогда его не осудит, ибо в Рамшоке заключен весь ужас этого мира…

Сатирик страшно устал, у него буквально голова раскалывалась от трескотни вождя ритасов. Страх за себя и за миссис Стрикси потихоньку таял. Он стоял, рассеянно слушая Иса-ана, и тщательно искал в своей душе некое подобие подобострастного, рабского обожания. Ведь это был король! Настоящий король. Король сатиров, которые в этом мире отчего-то звались ритасами.

Искал… И не находил. Только головная боль, скука и трясущиеся поджилки. Причём вовсе не от благоговейного волнения. В пещере было весьма прохладно.

Повелитель тем временем спрыгнул со своего камня и вальяжно прошёлся по пещере, посматривая в своё зеркальце. Затем он резко остановился прямо напротив Сатирика и, буравя его глазами, быстро спросил:

– Итак, чужак, ты хочешь остаться среди нас? Ритасы – благородный народ, а я – великодушный Повелитель этого благородного народа. Поэтому тебе разрешат остаться. Пока…

– А моя сова?

– Хорошо, можешь оставить эту ручную тварь себе. Тем более что в ней, видимо, немного мяса.

Тут Сатирику представились горящие праведным гневом глаза миссис Стрикс, когда та узнает, что она – «ручная тварь, в которой мало мяса», и ему стало ещё более не по себе. Молодой сатир чуть побледнел.

Предводитель народа ритасов истолковал это по-своему.

– Что ж, – произнёс он, – вижу, ты сильно взволнован той честью, что тебе оказали… Это хорошо. Но не обольщайся! За тобой будут следить. Постоянно. Спишь ты или бодрствуешь, глаза моих верных слуг, истинных ритасов, будут видеть тебя. И если что-то пойдёт не так… – Иса-ан кровожадно улыбнулся. – А сейчас можешь идти!

Повелитель снова расположился на своём «троне» и сделал движение пальцами правой руки, будто отгоняет муху или стряхивает что-то липкое. Сатирик поклонился и начал, пятясь, двигаться в сторону выхода (как-то он, вместе с Ксюхой, смотрел по телевизору фильм о жизни при дворе). Дойдя наконец до «врат в тронный зал», он ещё раз поклонился и вышел, успев напоследок услыхать злобное хрюканье одного из телохранителей Иса-ана.

Покинув пещеру Повелителя, Сатирик остановился, набрал полные лёгкие восхитительного горного воздуха и шумно выдохнул, глядя на пламенеющие скалы и плывущие над ними, почти касаясь вершин, лёгкие, как пух, розовые облачка.

Он чувствовал, как головная боль и внутренняя тревога покидают его, взамен же возвращаются привычные легкость и весёлость.

«Я жив и здоров, миссис Стрикс непременно поправится. К тому же я прокатился верхом на огромной, удивительной птице, познакомился с настоящим, пускай и весьма противным, королём… А может, короли и не должны быть приятными, кто знает? И главное – я заново обрёл свой народ! Вернее, обрету, возможно, позднее, когда я поближе познакомлюсь с местными сатирами и у меня появятся друзья».

Сатирик огляделся по сторонам. Он стоял на тропе, что змеилась по дну ущелья, каменные стены которого, словно сыр дырками, были испещрены отверстиями, каждое из которых вело в пещеру. В толще скал эти пещеры соединялись между собой сложной, извилистой системой ходов. Это был, по сути, каменный город. Главный город народа ритасов. И имя ему было – Улуч-ахан.

В каждой пещере жила семья ритасов, состоящая обычно из матёрого главы семейства, несущего на голове пару крупных рогов, двух или трёх его жён и полудюжины детей разного возраста. Дети эти, покрытые с ног до головы пушистой ярко-рыжей шёрсткой, с визгом носились по утоптанной тропе, заменявшей этому городу центральный проспект, играли в чехарду и догонялки, раскачивались на ветвях деревьев, что росли среди скал.

Когда какой-нибудь «герой» с ходу взлетал на большой камень или выступ скалы и усаживался там с важным видом, словно повелитель на своём троне, все остальные сразу набегали гурьбой и бесцеремонно стаскивали его за ноги вниз, как бы отчаянно он ни сопротивлялся.

Мужчины-ритасы, напротив, были весьма степенны и совсем не суетливы. Как правило, они возлежали в различных вальяжных позах, каждый у входа в свою пещеру, лениво пережёвывали жвачку и, казалось, не обращали никакого внимания на проносящиеся мимо шумные ватаги детей и своих собственных жён, хлопочущих по хозяйству.

День женщин-ритасов был просто переполнен делами: возня с малышами, сбор ягод, выкапывание съедобных корешков, ловля съедобных моллюсков в ручьях, уборка пещеры… Всё это лежало на их плечах, правда, к слову, – совсем не хрупких. При этом каждая находила время – как правило, когда дети и драгоценный супруг уже спали – для того, чтобы предаваться любимому занятию женщин-ритасов – изготовлению украшений из причудливых расцветок камешков и раковин моллюсков. Часть изделий аккуратно выставлялась в нишах пещеры, а часть надевалась на себя, чтобы хвастаться перед подругами. Хвастовство, к слову, отнюдь не считается у ритасов пороком. Ни у женщин, ни у детей… А уж тем более у мужчин!

Сатирик медленно побрёл по тропе, спиною чувствуя взгляды: любопытные – детей, презрительные и одновременно оценивающие – женщин, кровожадные – мужчин. Стараясь не обращать внимания на повышенное внимание к своей персоне, он шёл, размышляя о своём.

Когда его под конвоем привели пару часов назад в скальный город, всё население высыпало на улицу, дабы посмотреть на чужака, который якобы свалился едва ли не с неба… Сумасшедший чужак этот напал на трёх достойнейших воинов и охотников этого города, причём лишь затем, чтобы попытаться отбить их законную добычу. Любого другого, разумеется, за подобный поступок попросту прикончили на месте, если бы не появление одновременно с чужаком Непостижимой Итал, Что Летает В Небе.

Толпа быстро росла. В центре её стоял могучий Шок-ан, держащий в руках не подающую признаков жизни сову, двое его молодых помощников и Сатирик, руки которого были крепко-накрепко связаны за спиной верёвкой из коры. Петля другой верёвки была накинута на шею пленника, её конец держал в руках один из помощников Шок-ана.

Собравшиеся ритасы шумели всё громче и громче. Судя по крикам, мнения толпы разделились. Одни требовали немедленно отпустить неприкосновенного посланника Непостижимой Итал, ибо только слепой не увидит связи между двумя этими появлениями. Другие возмущались тем, что гнусный пришелец позволил себе напасть на личного друга Повелителя, великолепного Шок-ана. Третьи негодовали из-за того, что их Повелитель чуть было не лишился обеда. Четвёртые же предлагали развязать пленника и немедленно провести некую церемонию Зар-анзар… Шум становился просто невыносимым. Сатирику страшно хотелось зажать уши ладонями, он даже попытался освободить руки от пут, за что сразу получил ощутимый удар в бок от одного из своих конвоиров.