Текст книги "Сопроводитель"

14

Я снова был на тропе войны. Храбрый воин Мишок из славного племени Детей Дороги. Сидел в только что купленном «Мерседесе» – весьма престарелом, но все еще бодром. А чего, нормальная машина. И цена, если с рук берешь, вполне сносная. Пипус выделил мне по доброте душевной десять тысяч долларов – ровно столько, сколько обещал Водолаз. Но Водолаз сказал «дам», а это еще не «на, возьми». Соломон был проще – открыл сейф и вытащил оттуда кейс, набитый баксами. Потом объяснил, что это у него просто так, на всякий случай запасец, ведь случай может быть всякий, да, Мойша? Ты на, пересчитай. Вот я тебе еще и записную книжку дам. Нет, верни на родину, я тебе партнеров Водолаза сам продиктую, а ты записывай.

Я записал. Невелик список – десять человек, адреса, телефоны. Генеральского среди них, понятное дело, не было.

Покинув Пипуса, который обещался открыть наступательные действия по всему фронту, я отправился готовить рейд по тылам. Поехал на авторынок и за четыре тысячи баксов купил у подержанного мужика его такой же подержанный «Мерседес». Но на внешний вид машины мне было глубоко плевать. Я на ней блядей снимать не собирался. Она мне была нужна сугубо как средство передвижения.

С покупкой этой машины да с оформлением документов на нее я провозился до восьми вечера. Придурок, производивший переписку автомобиля на мое имя, попытался скрыться в восемнадцать ноль-ноль – мол, у него рабочий день закончился. Но я насыпал ему в уши целую гору словесного навоза, и он согласился довести дело до конца, за что я наградил его полтишком баксов в виде чаевых. Пусть купит себе двухместный самолет, мне не жалко – я сегодня богатый.

Непривычная полнота карманов, как ни странно, занимала не особенно. Куда больше я был озабочен проблемой дальнейшего существования меня, как активной человеческой единицы, в этом городе. Потому что, простите, дело близилось к ночи, и хотя на улицах было довольно светло, это ни о чем не говорило – лето, знаете ли, темнеет поздно. Поэтому о ночлеге следовало подумать заблаговременно. Спать в машине не хотелось – отвык, да и возраст не тот. Подозреваю, что после такой ночевки у меня и кости болеть будут, и прочие разные суставы. Но, поскольку в собственное жилье возвращаться было небезопасно, приходилось выдумывать что-то еще. Конечно, я мог отправиться в тот недомотель, где несколько часов покемарил утром. Но меня мало привлекала такая перспектива – часов в восемь соседи за стеной начали громко и пьяно заниматься любовью и делали это довольно долго, так что выспаться мне удалось только благодаря водке, да и то с большим горем пополам, И я не был уверен, что подобное не повторится и сегодня. А посему мотель, как место ночлега, хоть и не без колебаний, отмел – слишком уж тонкие там стены. Думаю, меня с радостью приютила бы генеральская дочь Анюта, но тут тоже возникало препятствие, на сей раз очень материальное, в виде несколькометрового забора вокруг замка ее папашки. Как эту стену преодолеть вторично, я не представлял – гранат у меня уже не было. Вернее, остались дома, куда я соваться не собирался. Да и будь они под рукой, повторять номер было глупо – «бис» мне никто не кричал, а тактика противодействия, скорее всего, была уже выработана. Говорят, на ошибках учатся. Правильно говорят.

В общем, с ночлегом была напряженка. Хотя, собственно, имелись варианты разъехаться по друзьям, благо, таких было немало. Работа в таксопарке поспособствовала. Но, во-первых, большинство из них были люди семейные, и влезать в их уютный быт с идиотской просьбой «Дай переночевать» казалось не совсем уместным. А во-вторых (о тех, кто не был обременен семейными узами), они имели совершенно дурацкую привычку приводить к себе домой разнообразных особей женского пола и коротать с ними время, причем во время такого коротания совсем не сияли от радости, когда кто-то звонил в дверь. По себе знаю.

Но, с другой стороны, до ночи было еще далековато, и, следовательно, оставалось время что-нибудь предпринять. Не относительно ночлега, а вообще. Вдруг да сыщется где-нибудь дурочка вроде давешней Аннушки, которая согласится поделиться со мной постелью. Все равно ведь в этом мире все завязано на женщинах. Вот и французы говорят – «шерше ля фам». И Пипус повторил мне примерно слово в слово: «Найди мне, Мойша, его жену, и я тебе безбедную жизнь обеспечу». Я ему, конечно, не совсем поверил, но кое на какую благодарность, тем не менее, можно было рассчитывать. Кроме того, люблю помогать влюбленным. Сам, помню, по молодости страдал от неразделенной любви, и до сих пор жалею, что не нашлось тогда человека, который сумел бы мне помочь. Глядишь, и вырос бы из Михи Мешковского не разгильдяй Мишок, а вполне упитанный, снаряженный очками и прочими портфелями, дорогой Михаил Семенович. Но тогда такого человека не нашлось, и тем приятнее было мне исполнять эту роль сейчас. Хотя, конечно, от влюбленных сердец благодарности ждать не приходится – слишком эгоистично сие чувство. Но когда-нибудь, может быть, они все-таки вспомнят меня и помянут добрым словом. Выгоды, конечно, никакой, но все равно приятно. Очень уж я сентиментальный тип.

Вынув из кармана список, я пробежал его глазами, прикидывая, с кого начать. Глупая затея. Глупее и выдумать нельзя. Большинство фамилий были мне незнакомы, а две или три были знакомы лишь постольку, поскольку я долго ездил на такси и имел привычку заправлять машину на принадлежавших им заправочных станциях.

Я бросил бумажку на панель управления и крепко задумался. Поездка к любому из этих граждан все равно ничего не давала. Ну, допустим, я приеду, и что дальше? Сделаю круглые, наивные, как у мышки, которая какает, глаза, и предложу покаяться? Так я не исповедник, у меня это даже на роже написано. При виде нее люди не только правду говорить не станут, а просто запрутся на все засовы, да еще и дедушкину берданку из тайника вытащат. Просто так. На всякий пожарный.

Нужно было искать какой-то другой путь, и я искал его. И чем дольше продолжались мои поиски, тем больше я склонялся к мысли, что нужно просто в наглую нагрянуть к генералу Коновалову и поговорить с ним относительно Пипуса, и, если он в курсе событий – а он должен быть в курсе, – узнать у него о семье адвоката. Ход, конечно, рискованный, хлебом-солью меня там вряд ли встретят, даже чаю не предложат, но ведь они и не ожидают такого выкрутаса, а внезапность, как учил незабвенный товарищ Суворов, есть половина успеха. Глядишь, что-нибудь и получится.

Я позвонил Пипусу и узнал номер генеральского телефона. Соломон поинтересовался, что у меня на уме и не думаю ли я последовать примеру Водолаза, на что я ответил, что на уме у меня одна огромная мозоль, а думать я не могу, потому что происшествия последних дней заметно подпортили работоспособность моей думалки. И повесил трубку. Пусть занимается своими делами, а мои оставит мне. Я в них как-нибудь сам разберусь.

Набрав номер генеральского телефона, я некоторое время наслаждался верещанием гудков вызова, потом той же степени приятности мужской голос ворчливо осведомился, какого, собственно, мне хрена надо.

– Старого, – сказал я. – Генерала хочу.

Голос некоторое время помолчал, из чего я заключил, что его хозяин умеет проводить мыслительную работу, потом сказал:

– А это я и есть.

– Товарищ генерал! – радостно завопил я. – А это вам старый знакомый звонит. Уж я на звание друга не претендую, боюсь, сегодня ночью вы меня неправильно поняли. Я не хотел бить вас пистолетом сильно, он просто сорвался. Скользкий, сволочь, как медуза. Вы не сердитесь, товарищ генерал?

– Так это ты, – задумчиво протянул он. – Рад тебя слышать. Несказанно рад. Просто описался от восторга. И чего тебе надо?

– Участия, – всхлипнул я. – Я съездил-таки к адвокату, как вы советовали…

– Я советовал? – озадаченно спросил он. А потом, сообразив, что я, собственно, шутю, хмыкнул: – Ах, ну да. Ну, и как он себя чувствует?

– Отвратительно, – соврал я. – Дела – ни к черту. Натурально, никакой клиентуры. Да и какой, спрашивается, клиент пойдет к адвокату, который ведет прием, сидя на унитазе?

– Так что тебе надо? – уже нетерпеливо-холодно осведомился генерал.

– Поговорить надо, – на этот раз я решил ограничиться чистой правдой. – Об адвокате. О его семье. О Пипусе и обо мне. Ну, и о тебе, наверное. Тоже не помешает.

– Прямо вот так – взять и поговорить? – ехидно уточнил он.

– Нет, – возразил я. – Не прямо вот так, а лицом к лицу, желательно, конечно, чтобы наедине, хотя если будут свидетели, я тоже особо возражать не стану.

– Смелый?

– Нет, – я покачал головой. – Просто разговор очень нужен. Почти как деньги.

– Вот как? И когда же ты хочешь поговорить?

– Чем скорее, тем лучше. Хотелось бы прямо сегодня. Только скажи своим охранникам, чтобы они не убивали меня сразу. Я этого не люблю и разговор просто не состоится.

– Понятно, – усмехнулся генерал, вернее, его голос в трубке. – Прямо так и скажу. Ладно, подъезжай. Я все равно сегодня весь вечер дома буду.

И я поехал к нему. А почему нет, раз приглашают? Хотя, конечно, если бы сам не напросился… Ну, да не в этом дело.

Машину я, как и в прошлый раз, светить не стал. Фиг они угадали. Хоть какое-то время у меня будет возможность оставаться незамеченным, случись что. С «Субару»-то вон как фартануло.

Дойдя пешком до ворот, я сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Получилось хорошо. Помнится, в детстве за такие шалости меня папа кипятильником драл, потому что соседка как-то с перепугу с полсотни яиц разбила. Куриных, естественно. Купила в магазине, несла домой, мечтая сожрать под водочку десяток-другой, а тут я со своими пальцами во рту. Папа мне долго эту соседку поминал. Других соседок – тоже. Но сейчас его рядом не было, и кипятильника того – не было, и я даже не знал, где они и что с ними. А потому наслаждался вовсю. Еще пару раз свистнул – вторично с двух рук, а в третий раз – просто так. Языком к небу. Кайф!

На третий свист отворилась памятная калитка и из нее выполз какой-то тип, уже начавший слегка расползаться по краям по случаю надвигающихся сумерек. Вчера я был у замка тоже вечером, но заметно позже.

– Ты бы себе в задницу дунул, там тоже дырка, – недовольно буркнул тип.

– А я до своей дотянуться не могу, – простодушно ответил я. – Давай, в твою вдую.

– Чего? – он офонарело захлопал ресницами.

– А чего, – подзадорил я. – Роднее будешь.

– Заткнись! – прорычал он, когда смысл сказанного дошел до его изъеденного молью и прочими паразитами мозга. – Что-то больно ты веселый. Можно и огорчить. Это тебя, что ли, генерал приказал встречать?

– Огорчать не надо, – возразил я. – Чревато. А вот кого вам приказал встречать генерал, у вас спросить надо, натурально.

Это была, как ни странно, чистая правда. Я, конечно, договорился с Коноваловым о встрече, но ни имени своего, ни фамилии, ни даже прозвища не назвал. И фиг его, воздушного, как шарик, знает – может, он еще кого ждет. Но размытый тип удивил меня, спросив:

– Ты Мешовский?

– Пардон, Мешковский, – поправил я.

– Один хрен, – отмахнулся он.

– Это ты один хрен! – возмутился я. – А моя фамилия Мешковский. У моего папы, которого Семой звали, была фамилия Мешковский, и у моей мамы тоже была фамилия Мешковская, в девичестве – Приходько. Про бабушек и дедушек врать не буду, я их не помню – память хреновая, но моя фамилия Мешковский!!!

– Ты чего кипятишься? – удивился тип. – Подумаешь, букву пропустил. Ну, извини, коли обидел. Ты проходи, – и отошел в сторонку.

Я подозрительно посмотрел на него и сжал в кармане рукоятку пистолета. Кому как, а мне с ним спокойнее. Чем-то не нравился мне размазанный сумраком тип. Что-то в нем было такое, что говорило: не поворачивайтесь спиной! бьет, сильнее, чем током.

Но я все-таки прошел мимо него, я храбрый парень. И меня – вот счастье-то! – по темени не тюкнули. Однако во дворе я остановился и обернулся, предлагая охраннику идти если не впереди, то, во всяком случае, рядом.

Тот понял намек, встал рядом, и мы, похожие на добрых старых приятелей, но вовсе не добрые старые приятели, скорее, злые новые недруги, пошли по гравиевой дорожке, которой я вчера не пользовался по случаю ползанья на четвереньках, по направлению к дому.

У генерала все-таки был вкус. Во всяком случае, дизайнерский. Если его ботанические познания начинались и заканчивалось астрами, то двор он оформил неплохо, даже используя для этого одни только астры. Уютно и вполне респектабельно. Особенно на фоне многобашенного строения.

В замок я тоже попал не так, как вчера, а через дверь. Получил прекрасную возможность вблизи рассмотреть место ночного обитания большинства представителей дворцовой стражи, и воспользовался ею. Опять же, уютно и вполне респектабельно. Камин с вертелом. Журнальный столик, правда, изрядно обшарпанный и, не смотря на полировку, производящий впечатление заляпанного жиром. Кресла – не жесткие, но и не мягкие, как раз такие, чтобы можно было сидеть с удобством, но особо не расслабляться. Тумба с телевизором и видеомагнитофоном. Козел с ружьями, чего можно было ожидать в таком месте, как ни странно, не было.

Зато в наличии присутствовали три человека, один из которых имел на голове ослепительной белизны повязку. Я только мельком мазнул по нему взглядом, но сразу узнал того типа, который вчера так упорно и так безрезультатно боролся с собственной ширинкой, а напоролся на рукоятку моего пистолет. Человек предполагает, а Бог располагает, что поделаешь.

Вчерашний травмированный тоже посмотрел на меня, но, в отличие от моего, его взгляд был откровенно навязчив. Видимо, соображал – видел меня где-то, или я ему таки приснился. Ни до чего не додумавшись по этому поводу, человек с повязкой снова уставился на экран телевизора и занялся более привычным для себя делом. Однако громкий голос моего провожатого, явно рассчитывавшего привлечь к себе внимание, снова заставил его посмотреть на меня, на этот раз откровенно враждебно.

– Мешковский! – произнес провожатый таким тоном, каким рыболов, снимающий с крючка рыбу, говорит: «Есть одна!».

Если он рассчитывал на всеобщее внимание, то он своего добился. Теперь взгляды всех троих церберов изучали меня, как потенциальную мишень. И под этими взглядами я почувствовал себя несколько неуютно. Как карась на сковородке. Ощущение того, что рано или поздно тебя употребят, к приятным отнести трудно.

Хранители главного тела областной гражданской авиации, наверное, догадывались, кто я есть и какую роль сыграл во вчерашнем хипеше. И теперь, как гончие, были нацелены на меня, раздразнившего их охотничьи инстинкты. Очень, понимаете ли, жалели, что нет команды «Ату!».

Но у меня в кармане был пистолет, и они видели это – брюки оттопыривались совершенно недвусмысленным образом, так что трудно было ошибиться и принять это за потенцию. Ни фига, пусть подумают, прежде, чем бросаться по следу. Я – дичь зубастая, одного-двоих обязательно за собой утащу. Если повезет, даже всех. Их тут не так много.

Сообразив, что атмосфера накаляется до непредсказуемого градуса, провожатый схватил мой локоть и потащил за собой. Наверх – туда, куда я вчера благополучно добрался и без его помощи.

– Это ты вчера тут наследил? – с плохо скрытым любопытством спросил он, когда стало ясно, что наших слов никто из оставшихся внизу не услышит.

– Много будешь знать, стариком скоро сделаешься, однако, – туманно ответил я. – Тебе что – сказали, чтобы ты по дороге меня вопросами угробил?

– Нет, – буркнул он и обиженно заткнулся.

Я облегченно вздохнул. Никакой потребности в общении, тем более с этим расплывчатым типом, я не испытывал. Молчанье – золото.

На втором этаже дорогу нам неожиданно перебежала давешняя Анна. Куда она бежала, не знаю, но, увидев меня, резко затормозила и уставилась, как на привидение. Я подмигнул ей в сторону охранника, и она слегка расслабилась. Охранник же ее внезапную остановку истолковал по-своему:

– Что, Анечка, нового человека увидела? Это Мешковский. Есть подозрение, что во всех наших вчерашних неприятностях виноват именно он. Тебе это интересно?

– Ын-нет… – сказала она, запнувшись. Потом развернулась и побежала дальше. Провожатый счел своим долгом объяснить мне:

– В этом доме, понимаешь ли, слишком редко бывают гости. А это – генеральская дочка, ей шестнадцать лет и давно пора трахаться, как всей нормальной молодежи, а папаша ее под замком держит. Строгий папаша. Вот она и оборачивается на каждое новое незнакомое лицо.

Это у меня-то незнакомое лицо? Скажу тебе по секрету, ты глуп, как паровоз, гражданин охранник. Но вслух я сказал другое:

– Ну, да.

И уже сам заткнулся на всю оставшуюся дорогу, чем провожатый, любивший, видимо, хорошо и со вкусом поболтать, остался шибко недоволен. Но утешать его я не стал. Страдать от этого, в конце концов, будет его желчный пузырь, а не мой.

У генеральских помещений опять, как и вчера, сидели двое. Правда, не тех картежников. Те проштрафились и, я думаю, попали в немилость. Сегодняшние сидели за тем же столиком, но с очень каменными лицами, похожие на шизиков, впавших в ступор. Даже при нашем появлении они оттуда не выпали, хотя, я сильно подозреваю, что, появись я здесь один, реакция оказалась бы совсем другой. Так что провожатый был для меня, как визитная карточка – позволял поддерживать реноме в глазах окружающих.

Только вот меня бесила его привычка докладывать всем и каждому, кто я такой. Не разочаровал он меня и на сей раз, громогласно объявив:

– Мешковский!

Но эти церберы даже ухом не повели. Наверное, воспитывались у хорошего дрессировщика, который умело сочетал метод пряника с методом кнута. Результаты оказались восхитительны.

И без того обиженный мной расплывчатый тип разобиделся еще больше, не получив своей пайки внимания на этом посту. Стал темным, как время суток за окном. Я даже слегка посочувствовал ему. Но все равно ни слова не сказал. Перебьется.

Зато я выкинул милую хохму, когда он провел меня через генеральскую спальню по лестнице в его кабинет, куда вчера мне так и не довелось сходить, не смотря на старательные наставления Аннушки. Набрав полную грудь воздуха, я сработал под охранника:

– Мешковский!

Натурально, я сам не ожидал, что получится так хорошо. Вот не вру. А получилось. И расплывчатый из серого стал темно-вишневым, когда генерал, сидевший к нам спиной, обернулся и, грозно нахмурившись, сказал:

– Асхат! Твои вопли за километр слышно! Я работаю! А ты, в конце концов, охранник, а не мажордом.

Провожатый смерил меня ненавидящим взглядом и попытался оправдаться:

– Андрей Ильич, вот честное слово…

– Уйди! – прогромыхал, как бомбардировщик, гражданский авиагенерал. – Мы с тобой позже побеседуем.

Охранник, а не мажордом смиренно скрылся в темноте лестничного прохода, и генерал, проводив его озверелым взглядом, обернулся ко мне, неуловимым движением всех двухсот с лишним мышц вернув себе вполне пристойный человеческий облик.

– Явился?

– Согласно вашему приказанию! – Я вытянулся во фрунт и приложил руку к непокрытой голове. Пусть генеральское сердце кровью от огорчения обольется. Подорвать моральный дух противника – уже наполовину победить. Опять-таки А.В. Суворов. Хотя, может быть, и не он. Слишком много войн, слишком много полководцев, в том числе и языкастых.

– Я тебе не приказывал, – мягко возразил генерал. – Ты сказал, что нужно поговорить, я согласился. Уж больно тема для разговора интересной показалась. Так что присаживайся поудобнее и начинай.

Я осмотрелся. Деловой стиль делового человека. Рабочий стол, несколько сейфов, все свободные от них стены были заставлены книжными шкафами и стеллажами, набитыми, однако, отнюдь не книгами, а кипами толстых папок, подшивок, бумаг. Директор крупной компании с громадным количеством связей, что поделаешь. Вот и окопался среди макулатуры. Что с того, что он генерал гражданской авиации? Не самолет же ему, в самом деле, в свой кабинет тащить.

Стул для посетителей у него был только один – стоял в углу, сиротливый, как побирушка у подземного перехода. Не знаю, стоял ли он тут раньше, или его принесли специально к моему приходу, но, думаю, я тут все же не при чем. Должен же был хоть кто-то навещать его в этом логове раньше. Ну, там, посидеть, поболтать, сигарету выкурить. Сами, в общем, знаете.

Я вытащил стул из угла, поднес его к генеральскому столу и, поставив задом наперед, уселся, свесив руки со спинки. И уставился на Коновалова. Тот, отложив в сторону шариковую ручку о десятке разноцветных паст, уставился на меня. Так мы и сидели, изучая друг друга при свете электричества, минуты две. Вчерашней ночью у нас для этого, извините, не было времени – в лунном свете не очень хорошо видно.

– Ну? – прервал, наконец, молчание генерал.

– А вот, – отозвался я.

Он еще раз внимательно осмотрел меня и заметил:

– Так это ты вчера в моем доме похозяйничал. А с виду и не скажешь – не Шварценнегер, вряд ли и Брюс Ли. Обычный оборванец, хоть и достаточно крупный. К тому же явно любитель выпить. Я прав?

Я кивнул и протянул ладошку:

– А до скольки проживу, скажешь?

– Скажу, – он не мигая смотрел на меня, совершенно уверенный в своих гипнотических способностях, чего, по секрету, не было и в помине. – До самой смерти и проживешь. А теперь ты скажи мне, что у тебя за разговор по поводу Пипуса.

Я не стал отказывать, раз просят. К тому же это была моя идея.

– Ну, в общем, прихожу я вчерась домой, а меня – тюк по голове. Твои, как оказалось, дружки – Водолаз и его шестерки. Кстати, это он тебе мое имя назвал? – генерал кивнул. Я повторил его немудрящий жест, подтвердивший мою догадку, и продолжил: – Они, наверное, были сильно обижены жизнью, потому что отнесли меня в ванную и пожелали убить. Но Великий Аллах – нет воли под солнцем, кроме его – решил, что умирать мне еще рано…

– Короче! – потребовал генерал.

– Угу, – согласился я и продолжил. – Выполняя волю Великого Аллаха, да пребудет сила его нерушимой, я остался в живых. Я вам, товарищ генерал, как ответственное лицо ответственному лицу прямо так и заявляю: мне это не понравилось!

– А при чем здесь Пипус? – удивился он.

– А при чем здесь Пипус, когда речь обо мне? – возмутился я. – Твои недоразвитые соратники сейчас караулят в моей квартире и бороздят городские просторы в надежде отыскать меня и нарушить волю Великого Аллаха, да святится имя его и приидет царствие его. Так вот, хочу сообщить тебе пренеприятнейшее известие: я не хочу умирать. Позвони сейчас им и скажи, чтобы они прекратили охотиться, а то ведь у меня тоже есть кое-что, – я многозначительным жестом ощупал карман брюк.

– Вижу, – усмехнулся генерал. – Только не вздумай сейчас воспользоваться этой штуковиной. Все равно у тебя ничего не получится. Просто не успеешь, – он хлопнул в ладоши, и из-за сейфа, незамеченный мною раньше, вышел еще один охранник. В руке у него был привычный ПМ Я не удивился – чего-то подобного ожидал. Все-таки трудно предположить, чтобы воротила такого масштаба, к тому же свихнувшийся на почве собственной безопасности, согласился встретиться со мной один на один и чтобы при этом меня предварительно даже не обыскали. – Ладно, Андрей, можешь слегка расслабиться.

Сомневаюсь, чтобы Андрей действительно расслабился. Его работа заключалась как раз в обратном. Но на свое место за сейфом он все же вернулся. Невидимый, только носки туфель слегка высовывались, теперь я их хорошо наблюдал.

– Завидное внимание к моему визиту. Меня так не часто встречают.

– Личный телохранитель, – пояснил генерал. – Зачем рисковать. Вчера ты продемонстрировал, на что способен.

– А я это… – я скромно потупился, – Еще и крестиком вышивать…

– Ну, ладно, давай прекратим лясы точить, – оборвал меня Коновалов. – Мне, конечно, приятно с тобой словом перекинуться, но не настолько, чтобы тратить на это весь вечер. Я человек занятой, да и тебе, думаю, тоже ни к чему затягивать разговор.

– А вот тут вы совершенно правы, товарищ Коновалов, – согласился я. – Только осмелюсь напомнить, что вы еще не позвонили своим хуцпанам на предмет прекращения охоты за мной.

Генерал задумчиво уставился туда, где под тонкой кожицей урчал, перерабатывая пищу, мой желудок. Потом встрепенулся и сказал:

– Хорошо, я позвоню им. Только ты запомни: ничто не помешает мне после твоего ухода перезвонить и отдать распоряжение о возобновлении охоты, так что сам решай – стоит ли сейчас звонить.

– Я уйду – и ты перезвонишь? – переспросил я.

– Обязательно перезвоню, – кивнул он.

– Это подло. А я думал, что мы подружились. Хорошо, не звони. Давай сразу о деле. У тебя есть зуб на Пипуса. А через Пипуса – и на его адвоката, который раскопал на тебя кой-какой компромат. Хотя, собственно, иметь зуб на адвоката глупо – все равно он, по случаю собственной кончины, ничего предъявить не сможет. Да и, собственно, не в нем дело. Здесь и сейчас я представляю Пипуса. И, как деловой человек – деловому человеку, хочу сказать: кончайте бомбами друг в друга кидаться, садитесь за стол переговоров.

– Ну, предположим, я бомбами не кидался, – усмехнулся генерал.

– Согласен. Вчера это был мой грешок. Но ведь ваша непримиримая дружба, если я, конечно, не ошибаюсь, началась далеко не вчера. Кто-то когда-то отдал приказ убить Бебича, и потом попытался свалить вину на другого. Я не буду играть с тобой в жмурики, Коновалов. Я тебе со всей своей рабоче-крестьянской прямотой скажу: я знаю, что этот кто-то был ты. Так что кидался ты вчера бомбами или нет – не суть важно.

– Пипус, конечно, себе в представители не еврея выбрать не мог, – буркнул генерал. – И я, русский человек, в своей собственной стране должен терпеть этот ваш мерзкий акцент! Да еще и дурацкие обвинения в свой адрес выслушивать. Не слишком ли жирно? А что ты скажешь, если тебя сейчас, прямо здесь, пристрелят, потом разрубят на кусочки и спрячут в мусорных контейнерах в разных концах города?

– Дурацкая совершенно идея, – заметил я, так и не испугавшись его брызжущей желчью речи. – Пока я един – я непобедим, и – ты будешь смеяться, но это, натурально, так – я хочу побыть в этом состоянии подольше. А бублики ты на меня зря крошишь. Я не еврей. Просто у меня дикция такая. Впрочем, мне нравится. Только я так и не услышал ответа на свое предложение.

– А что ты хочешь услышать? – взорвался он. – Что я сожалею о случившемся и постараюсь искупить вину собственной кровью?! Так ты этого не дождешься. Что сделано – то сделано, и отрабатывать назад уже поздно, да и зашли мы с Пипусом слишком далеко.

– Попробовать-то можно, – мягко возразил я. – За пробу морду бить или денег требовать не станут. Зато и он, и ты сможете по ночам спать спокойно. Ведь получалось же у вас раньше жить в согласии, так почему снова не попробовать?

– Ну, допустим, – слегка ослабил пружину сопротивления Коновалов. – Допустим, я попробую. А ты с Пипусом-то на эту тему говорил?

– Нет, – я помотал головой. – Визит к тебе – это полностью моя инициатива. Узнай о ней Пипус, он бы проклял мой род до седьмого колена в обе стороны. Но его я беру на себя. Он согласится, если ты сделаешь одну вещь.

– Вот! – генерал резко навалился грудью на стол и вытаращил в мою сторону все пять пальцев своей правой руки. – В этом-то и проблема! Ничего у него не выйдет, так и передай. Я с ним дел больше иметь не собираюсь. Пусть он заливает свой керосин себе и своей семье в одно вонючее место.

– При чем здесь керосин? – изумился я. – Да ты, я смотрю, больше еврей, чем я и Пипус, вместе взятые: ты жопу дьяволу отдашь, лишь бы твой гешефт выгорел. Ну, так я ж не о керосине говорю.

– Не о керосине? – переспросил он, снова откидываясь в кресле. – А о чем тогда?

– О женщинах, – ехидно выдохнул я. – О них, пучеглазых. Пипус пойдет на мировую, если ты согласишься – просто так или за деньги – вернуть ему жену Сутягина.

– Кого вернуть? – переспросил генерал. – Жену… кого?! – и вдруг, чуть не рухнув с кресла, зашелся в истерическом хохоте. – Вот старый козел! Вот неймется ему! Трех детишек однокашнику настрогал, а теперь и вдову себе забрать хочет! Умора! Она же его на пятнадцать лет младше, и он пятнадцать лет с ней любовь на глазах у всех крутит. Теперь, что ли, официально решил?

– Я не знаю, что он там, в своей голове, решил, я в нее не лазил, – недовольно заметил я. Взрыв генеральских эмоций мне по вкусу не пришелся. – Пусть делает, что хочет, тебе-то что? Ты верни ему бабу, и вы опять станете закадычными друзьями.

– Нет, не станем, – покачал головой Коновалов. – Потому что мы ими и не были. Да и потом – где я ее возьму?

– В каком смысле – «где»? – не понял я. – Куда спрятал, там и возьмешь.

– А я ее не прятал, – он покачал головой. – С чего ты взял?

Его заявление озадачило меня. Конечно, верить недругу на слово глупо, но, с другой стороны, какой смысл ему врать? Если хотел отказать, то мог бы сказать: не отдам, и все тут. И я ничего не смог бы поделать. Утерся бы и поехал куда-нибудь еще. Правду искать.

– А Водолаз мог ее взять?

– Мог, – согласился Коновалов. – Этот все может. Темный тип. Опасный и скользкий. И без сердца. Но, если это и его рук дело, то он мне не докладывал. Он мне вообще ничего не докладывает. Не он от меня зависит, к сожалению, а я от него. Так что тебе придется с ним самому встречаться, чтобы выяснить все наверняка.

– Вот досада-то, – вздохнул я. – Как-то не сообразил поинтересоваться, пока они меня в ванне держали. Хотя, если все это – его затея, то вполне логично получается…

– У тебя все? – посмотрев на часы и вдруг заторопившись, спросил генерал.

Я задумался. Все ли у меня? А пожалуй, что и все. Спросил, что хотел. Правда, ответы получил совсем не те, которых ждал. Ну, да Бог с ним, какой-то результат после моего визита появился – уже хорошо.

– Ну, так что? – поинтересовался я. – Разговаривать мне с Пипусом, или нет? Вам же обоим будет лучше. Ты, понятно, все равно свои топливные дела через Водолаза вести будешь. Но мне мороки меньше – хоть с тобой конфликт закроется. А с Водолазом как-нибудь разберусь.

– Поговори, – согласился генерал. – Пожалуй, ты прав, так будет спокойнее.

– И мне можно надеяться, что по пути отсюда меня не попытаются убрать твои охранники?

Коновалов обвел взглядом кабинет и удивленно сказал:

– Думаю, если бы мне очень захотелось, ждать, пока ты поедешь назад – глупо. Тебя и тут неплохо кончить можно. Езжай спокойно.

– Вот спасибо, – я встал. – Привет домочадцам.

И пошел к выходу – по лестнице, через спальню и коридор, где ко мне присоединился все тот же провожатый. Обида на меня душила его до слез, и он не выдержал, попрекнул: