Текст книги "Сопроводитель"

Вокруг его повернутой вбок головы валялись обломки стула, но крови видно не было. Череп у Кавалериста крепкий, это я усвоил давным-давно. И в себя он приходит на редкость быстро. Если, конечно, на этот раз ему окончательно не вогнали мозги в задницу и он не отдал душу Богу, дьяволу или еще кому из той же компании. В чем я лично глубоко сомневался.

Я просунул голову в дверной проем и совершенно обалдел от увиденного. Нет, вы только не смейтесь, это чистая правда – педрило о гнилых зубах читал книгу! И не просто книгу, он читал «Ромео и Джульетту», – я узнал по обложке, – старательно шевеля при этом губами.

Эстет, понимаешь. Завидую. Сам я Шекспира люблю не особо – знаю только один отрывок из Гамлета. Но его все знают. А этот – гляди, сидит, читает, хоть и зубы гнилые. Хотя, собственно, при чем здесь зубы, он же не ими читает.

Как ни жаль было прерывать гостя, но другого выхода я не видел. Все равно как-то надо было дать ему понять, что он здесь – фигура нежелательная. А потому я бодрым шагом вошел в комнату и направил на него автомат.

Чтец сглотнул внушительных размеров комок в горле, сообразив, что я – это я, и что книжку придется отложить ввиду предстоящего неприятного разговора. Проделав это, он спросил, вдвое больше, чем надо, шевеля губами:

– Ты же меня не убьешь?

– Это ты у меня спросил? – уточнил я.

– Ну, – растерялся он от такого ответа.

– А я не знаю, – сказал я. – Может быть, нет, а может быть, и убью. Смотря по обстоятельствам. Ну, то есть, как ты сам пожелаешь. Желаешь, чтобы я тебя убил?

– Нет, – он покачал головой. Все верно. Другого ответа я и не ожидал. А кто скажет «да»?

– Тогда встань и подойди ко мне.

Он послушно встал и подошел. Я изо всей силы треснул его автоматом по голове, и гнилозубый рухнул на пол.

Все оказалось до пошлости просто. Для меня. О Генахе этого не скажешь. А потому я перетащил его на диван, сходил в кухню, намочил под краном полотенце и, вернувшись, положил ему на голову. Пусть оживает.

Устроив Генаху, я принялся за сторожей. Перекантовав обоих в угол комнаты, к батарее, я связал их по рукам и ногам, но кляпов в рот засовывать не стал – все равно орать или взывать о помощи они не станут. Потому что не дураки. Приедет милиция, и я сочиню им такую байку со взломом и покушением на убийство, что этим двоим мало не покажется.

Ожидая, пока кто-нибудь из них придет в себя, я решил заняться делом – отремонтировать выбитую дверь. Все равно этим придется заниматься, и именно сегодня. Оставлять дверь открытой и ехать с Генахой за тридевять земель – туда, где жил и трудился нанявший его человек, – я не собирался. Почтовые ящики в этом подъезде, я не соврал, не взламывались, а вот квартиры – бывало, и не раз. А тут дверь распахнута, как пригласительная открытка: заходите, гости дорогие, пользуйтесь на здоровье, все равно хозяина нет дома, шлендрает, беспутный черт знает где и неизвестно, когда вернется. Таким предложением только дурак не воспользуется. Никакой нормальный вор мимо не пройдет.

Отыскав в куче всякого хлама то, что нужно, а именно – небольшой длины уголок, дрель и крестовую отвертку с шурупами, я принялся за дело. Вжик – дырка. Вжик – еще одна. И так до восьми. Потом, подойдя к двери, я принялся с уже совершенно хозяйским видом вворачивать шурупы. Генахину куртку и трофейный автомат оставил в кухне. Кроссовки сменил на тапочки, так что все проходящие мимо соседи ничего необычного во мне не заметили. Подумаешь, у Мешковского опять дверь выбита. Что тут такого?

Пока я проявлял хозяйское рвение, очнулся Генаха Кавалерист. Встал в дверях, ведущих в залу, и, деловито ощупав свою голову, словно впервые в жизни обнаружил ее на этом месте, спросил:

– Что случилось, Мишок?

– Стулья с потолка падали, – пыхтя, ответил я. Шурупы входили туго, поэтому приходилось напрягаться. – Сам еле живым остался.

Генаха обернулся и рассмотрел обломки стула, которые я не успел убрать. Потом ему на глаза попалась парочка сторожей.

– Справился?

– Угу, – кивнул я, высунув от усердия язык. – Дурные какие-то попались. Головой обо что попало стукаются, сознание пачками теряют.

– Понятно, – кивнул Генаха. – Тебе там помочь?

– Да не стоит, – отказался я. – Тут всего пара шурупов осталась. У тебя как, башка сильно болит?

– Не то, чтобы болит, – неуверенно проговорил Генаха, снова ощупав пятую конечность. – Кость, все-таки. Только онемела как-то. Ничего, повоевать еще сгожусь.

Он развернулся и скрылся в комнате. Я, в полном одиночестве, зато без помех, завершил свою работу и последовал за ним. Кавалерист сидел на карачках перед пленниками и внимательно рассматривал их. Я залюбовался. Прямо рабовладелец древнеримский на рынке товар выбирает.

– Ты им в зубы загляни, – не удержался я от совета.

– А нахрен? – удивился он.

– А у которого они больше, тот жрет лучше. А раз жрет лучше, то и вкалывать больше будет.

Генаха секунд двадцать соображал, потом усмехнулся, покачал головой и изрек:

– Вот сколько я тебя, Мишок, не видел, а умнее ты не стал. Такой же дурной. Спорю, что уже не поумнеешь. Это – до конца.

– Аминь, – кивнул я. – Горбатого лопата исправит. Они как, признаков жизни еще не проявляют?

– Да незаметно.

– Как считаешь, может, их водой полить? Холодной, там. Или кипяточком.

– Кипяточком не стоит, – резонно возразил Кавалерист. – Громко получится. А вот холодной можно попробовать. Мне же помогло.

– Так у тебя же кость, – как бы промежду прочим заметил я. – А у людей мозги. – И, не дожидаясь его матерной реакции, отправился в кухню. На сей раз смачивать тряпочку не стал. Набрал полный графин холодной воды и пошел назад. Генаха сидел перед ними все в той же позе патриция-созерцателя. Я встал рядом и тоненькой струйкой принялся смачивать волосяной покров пленников. Брызги попали в Кавалериста, и тот, буркнув себе что-то под нос, резво отскочил в сторону.

Первым я начал поливать академика. Он же, соответственно, первым и замотал головой, протестуя против насильственных водных процедур. Не дожидаясь, пока пленник окончательно придет в чувство, я принялся за гнилозубого. Конечно, можно было для начала ограничиться и одним собеседником, но я рассчитывал, что узнаю несколько больше, если оживлю обоих. Хотя, по совести, особого обилия информации от них ждать все равно не приходилось – сам знал, пожалуй, больше чем они, вместе взятые. Но кое-какие вопросы на языке все-таки вертелись, вот я и старался, чтобы поиметь возможность задать их.

Когда активной жизненной единицей, вслед за академиком, себя осознал и гнилозубый, я прекратил водопад на их головы и присел на корточки на то самое место, где прежде сидел Кавалерист. И, пока он, перебравшийся на диван, чесал свой редковолосый онемевший череп, начал беседу:

– Вы это, ребята… Вы на меня не обижайтесь. Я же на вас не обижаюсь, правда? А я мог бы – хотя бы за то, что вы на моем диване без моего разрешения черт знает чем занимались. Я, в конце концов, хозяин или где? А этот, – я ткнул пальцем в гнилозубого, – вообще тут «Ромео и Джульетту» читать начал, бесстыдник. А еще раньше стрелял. В меня или нет – не знаю, но рядом. Мне есть причина обижаться? Я таки думаю, что да. Но я вам все эти шалости бесплатно прощаю. Только небольшой гешефт с них поиметь хочу. И я не спрашиваю вас, согласны вы или нет – у вас, натурально, выбора нетути. Если начнете выкаблучиваться, перейду к крутым мерам – привяжу к дивану и скипидару в задницу налью. Вы не поверите, но в душе я кровожадный зверь. В общем, если сейчас и здесь у нас ничего не получится, то вы оба у меня получите. Я доходчиво намекаю?

– Да, – за двоих ответил академик и передернул кадык на горле. Вниз, вверх. Словно затвор. Так забавно, как шило в задницу. Испугался, наверное.

– Тогда поехали. Вопрос первый: в каком году немцы пачками тонули на Чудском озере?

– Чего? – удивился он.

– Пардон, – извинился я, – дикий. Это из другой книжки. А, вот. Вспомнил. Вы знаете хуцпана, который нанял Генаху? – и, на всякий случай, если вдруг не успели познакомиться, показал большим пальцем за спину.

– Водолаз его и нанял, кто ж еще, – сказал гнилозубый.

– Садись, – похвалил я. – Пять. А знаете ли вы, дети, где сейчас находится этот самый Водолаз?

– В офисе, – снова ответил гнилозубый. В школе, наверное, он был зубрилой, на этом зубами и пострадал. Подлизывался к учителям и тянул на уроках руку, стараясь заработать оценку «отлично». В детстве я не любил таких, а сейчас ничего, рвение педика с гнилыми зубами пришлось мне по душе. – Где ж ему еще быть. Он в «белом доме» редко бывает, только когда на совещания вызывают. А так все время в своем офисе сидит. На связи.

– Что, так-таки и торчит возле телефона? – не поверил я. – Один-одинешенек? Да он же с тоски сдохнет! Я понимаю, что я – это редкостное развлекалово. Но я ведь не каждый день случаюсь.

– Не один он сидит. Я же сказал, что там офис. Бухгалтеры, директора, администрация, еще разная шушера.

– Ни хера не понял, – честно сказал я. – У него что, официальная контора? Нашим же чиновникам запрещено бизнес иметь?

– Ты дурак, да? – спросил гнилозубый и заработал легкую зуботычину. За него вступился академик:

– Да когда они на это внимание обращали? Ты как с Луны свалился. Перепишут фирму на родственников и продолжают макли крутить.

Я слегка призадумался, обсасывая полученную информацию. Потом, согласившись, кивнул:

– Бухгалтера, администрация, шушера… А еще чем-нибудь порадуете?

– Ну, и двое этих педрил с ним, понятно, – снова вступил в разговор гнилозубый. Нет, ну прирожденный стукач. Мне он все больше нравился. Хотя по виду – так и сам стопроцентный педрило.

– Непонятно, – я все-таки сумел отодвинуть его, прошу прощения, педрилость на задний план, сконцентрировавшись на двух других, мне пока неизвестных: – Каких таких педрил?

– Он что, тебя в одиночку здесь замочить пытался? – гнилозубый прищурился, намекая, что я идиот, и на сей раз я поставил ему щелбан:

– Не хами. Веди себя прилично. Здесь благородное общество, не суди по внешнему виду. Нет, он ко мне не один наведался. Их было трое.

– Один здоровый, а второй маленький, сухой? – Я кивнул. Хотя, возможно, мумифицированный и обмочился в финале, но под понятие «сухой» он все равно подходил. – Вот это и есть педики. Дружки и телохранители. Хотя ему телохранители не нужны. Сам бык здоровый.

– А чтой-то ты разговорчивый? – я подозрительно уставился на него. – Уж не лапшу ли ты мне на уши пригоршнями вешаешь?

– А мне смысл какой? – удивился гнилозубый. – Мы не на него работаем, а на Репу. Ему просто по дружбе помочь согласились.

– Хорошая у вас дружба, – одобрил я. – На мокруху согласен, а заметут – вложу и не покраснею, так? Ну, да неважно. Это ваши постельные проблемы, а я не сексопатолог. Ты мне лучше вот что скажи: Сутягина его парни убили? Тот, который сухой?

– Насколько я знаю, да, – теперь говорил только гнилозубый, академик участия в беседе больше упорно не принимал. То ли вспомнил о кодексе мафиозной чести, то ли обиделся на меня за что-то. А может, его мозг просто не успевал за мозгом его дружка. Всякое ведь бывает.

– Получается, что и вдову его с ребятишками тоже они изъяли?

– Не-е, – гнилозубый зачем-то радостно заулыбался и затряс головой. – Тут дело по-другому было. Адвокат еще до того, как согласился уехать из города, попросил Водолаза, чтобы тот надежно его бабу и шпанюков сохранил. Ну, Водолаз и постарался для друга.

– Ага, – догадался я. – Все по обоюдному согласию. Убивали Сутягина, выходит, не на их глазах. Вполне благородно. А ты, случайно, не знаешь, куда их спрятали?

– Случайно не знаю, – он пожал плечами. – Это было еще до того, как я разговаривал с Водолазом. Я тогда другими делами занимался. Так что лучше спроси у него самого.

– При встрече, – согласился я. Потом задумчиво оглядел их. Парни были мне, в принципе, уже не нужны. Куда их девать – я не знал. Убивать – совесть не позволяла. Не убийца ведь я хладнокровный, в самом деле. Это я наврал им все, что не человек, а зверь кровожадный. Но и отпускать на все четыре стороны тоже не хотелось – а ну, как они на меня, за какие-то мне неведомые грехи, обиду жуткую затаили? Я их отпущу, а потом повстречаюсь с ними где-нибудь на узкой дорожке, и придется объясняться… Нет, меня такой вариант, натурально, тоже не устраивал. Разве что позвонить в милицию и сообщить, что в мой дом ворвались какие-то непонятные, то ли валерьянки опившиеся, то ли от рождения такие, и предложить забрать их под бдительную милицейскую опеку, чтобы больше ни к кому не врывались?

Последний вариант понравился мне больше всего, но он тоже имел свои недостатки. Во-первых, милиции придется дожидаться, а потом долго объяснять ей, непонятливой, как дело происходило. Даже не смотря на то, что ключ от квартиры находился у пленников и на нем были их отпечатки пальцев. Это обещало серьезную потерю времени, а мне не хотелось его терять. Вдруг Водолаза на месте не окажется и придется долго вычислять его по всему городу? А вдруг он с ментами «вась-вась». Не померещился же мне Саркисян, в самом деле. Его погоны были как настоящие, фиг отличишь. Все-таки Водолаз в областной администрации немалый чин, так что менты вполне могут нужную информацию ему конфиденциально сливать. И кое-какие услуги оказывать. Вроде саркисянского рейда против меня, сердешного. Так что вызов милиции грозил самыми неожиданными последствиями. Предупреждал же покойный генерал, что он на все способен. Да я и сам в этом убедился.

В конце концов я решил оставить пленников так, как они есть, до нашего возвращения. А чего? Связаны крепко, на совесть, – сам вязал, знаю, – освободиться не смогут. Пусть посидят, подумают о смысле жизни и прочей ерунде.

Я поднялся и кивнул Генахе:

– Поехали, что ли?

Гнилозубый что-то булькнул мне вслед, считая, видимо, что в память нашей милой беседы я мог бы проявить побольше великодушия, но я его бульканье проигнорировал. Передо мной лежала финишная прямая.

19

Я остановил машину в полутора кварталах от Генахиного дома. Автомат Калашникова – это, конечно, хорошо. «Наган», которым наградили Кавалериста – вообще шедевр Произведение искусства, которому одна дорога – в музей. Если к этому приплюсовать еще два «Парабеллума» времен наполеоновских войн, которые при досмотре, произведенном в мое отсутствие, были, оказывается, изъяты Генахой у пленников, то в смысле вооруженности мы выглядели весьма и весьма неплохо. Но даже с таким арсеналом я не собирался соваться в офис Водолаза. И не потому, что считал, будто четырех стволов недостаточно – с этим-то как раз был полный порядок, – просто такой шаг выглядел самой большой моей глупостью после глупости моего рождения.

Потому что гнилозубый обмолвился, что кроме крепыша в его офисе находится и куча всякого другого лишнего народа. А они нам с Генахой Кавалеристом были без надобности. Мы хотели общения тет-а-тет. Ну, в крайнем случае, еще с двумя его педиками. Администрация и разные прочие бухгалтерии были лишними. Запомнят мордашки, настучат милиции. Ну их, в самом деле. Без этого проблем хватает.

Нужно было либо дожидаться конца рабочего дня, либо как-то выманить Водолаза на рандеву, либо придумать что-нибудь третье. Но третье как-то не придумывалось, сколько мы с Генахой не пыжились в две головы. Может, от рождения такие тупые, а может, больше действительно никакого варианта не было – факт остается фактом. В конце концов я обернулся к Генахе и сказал:

– Ты вот что. Завязывай из себя Аристотеля изображать. Все равно ты больше, чем на Емельку-полудурка не тянешь. Лучше зайди к нему в офис. Скажи, что тебя те двое прислали. Скажи, что я появился, но очень буйный, поломал на хрен всю мебель, включая телефон, посуду и нос гнилозубого, но они меня все-таки повязали и теперь держат в ванной под струей холодной воды, чтобы кровь остыла. Оставить меня не могут, потому как я опять кому-нибудь чего-нибудь сломаю. Больше ничего не говори, не надо. Он и после этого встанет и побежит ко мне домой, потому как должок с меня получить рассчитывает. Но ты ему бегом бежать не давай, хватай за задницу и тащи к машине, иначе у нас ничего не получится.

Генаха ошарашено выслушал мою речь, потом поинтересовался:

– Слышь, Мишок, а в двух словах все это никак нельзя было выразить?

– Вали давай, – выразил я, но Кавалерист к моему пожеланию не прислушался. Он, как ни в чем не бывало, остался сидеть на прежнем месте, только беспокойно вертел большими пальцами сцепленных на животе рук. Один вокруг другого. Это он так думал. Додумавшись, выпалил:

– А может, не так сделаем, а? – и, заметив, что моя правая бровь уползла куда-то на середину лба, выражая крайнюю степень непонимания, пояснил: – Я что имею в виду. Может, мне не стоит тащить его к машине? Если их будет трое, в салоне с ними будет трудновато управиться. Да они и в салон не полезут, машина другая, да и ты внутри. На улице бучу начнут. А это нехорошо – вдруг дело до крови дойдет, меня ж потом соседи с потрохами милиции сдадут.

– Не-е, – протянул я. – Если ты таки думаешь, что я понял твою мысль, то ты ошибаешься. Я вообще не понял, была ли мысль.

– Да я это, – Генаха смутился. Предлагать к использованию продукт своего мозга он не привык. Считалось, что ничего путного тот произвести не может. Но когда-то начинать надо, правда? Поэтому он все-таки решился: – Может, я зайду, а ты лучше в подъезде подождешь? Это же проще будет – ты по одной голове, я – по второй, а третьего – с обеих сторон на абордаж. Как думаешь?

– Думаю, подействует, – согласился я. – Ты прав, и даже больше – ты гений. Если бы ты в армии шинели сослуживцев на водку не менял, давно бы генералом стал. Хорошо, действуем по твоему плану.

Генаха зарделся. В армии он в свое время служить не захотел, но похвалу оценил по достоинству.

Я завел машину и поехал вперед. У своего дома Кавалерист показал, где находится офис Водолаза, и я, ведомый его длинным костлявым пальцем, увенчанным грязным, необкусанным вовремя ногтем, подкатил к самому подъезду. Лишний раз светиться, шагая через двор, было ни к чему.

Мы не стали брать ни автомата, ни Генахиного престарелого пистолета, решив, что это лишняя тяжесть. «Парабеллумы» были компактнее первого и эффективнее второго, да и выглядели достаточно угрожающе для того, чтобы внушить к нам уважение.

Кавалерист, удостоверившись, что из нужных окон за нами никто не наблюдает, первым выбрался из машины и скрылся в подъезде. Через полминуты я последовал за ним.

Уж и не знаю, что там насвистал Генаха в уши Водолазу. Но то, что при желании он умеет быть весьма убедительным, мне было известно давно. В общем, не прошло и пяти минут, как глава топливного департамента выскочил из своего офиса. Сделал это так быстро, как не у всякого прохватившегося получится. Я едва успел шмыгнуть в темный закуток.

Но все-таки успел. Водолаз меня не заметил. Не дожидаясь остальных, он бросился к выходу, но нарвался на неласкового меня. Не особо переживая за последствия, я вытянул вперед ногу, на которую этот хуцпан и налетел. Почему-то мордой. Наверное, меня высотометр подвел. Ну, да ладно.

Нижняя часть Водолаза некоторое время продолжала бежать вперед, а верхняя, сами понимаете, не смогла. В итоге обе они грохнулись на пол, при этом громко прогремев костями. Довольно неудачно – даже вякнуть не смогли.

Едва я успел оттащить его в темноту, дверь офиса снова хлопнула и голос, до странности похожий на памятный по прошлой встрече – тогда он принадлежал амбалу по прозвищу Пупсик – прогремел:

– Эй, Водолаз! Ты про нас не забывай! – и его шаги стали почти так же быстро приближаться к моему убежищу.

Против Пупсика нужно было применять что-то более серьезное, чем простая нога, пусть и снабженная многократно нестиранным носком. У меня был пистолет, но стрелять в подъезде я не хотел примерно по той же причине, что и дома – лишний шум ни к чему. Да и Генаха заклинал вести себя потише. А выбор между тем был небогатый. Поэтому я таки взял пистолет наизготовку и, когда Пупсик поравнялся со мной, пнул ногой в его голень. А чтобы не вздумал творить глупостей, сунул пушку прямо в нос:

– Тихо, как мышка. Расстегивай ремень.

– Чего? – удивленно прогудел он.

Мой расчет, собственно, и строился на том, что он удивится. Странные приказы всегда вызывают недоумение, знаете ли. Но в данном конкретном случае я мог не опасаться прослыть дураком в глазах амбала. Дураком оказался он – пока расшифровывал мое послание, его мужское достоинство превратилось в фарш под неудержимым натиском моего колена. Стратегия, блин! Ну, или тактика.

Пупсик распростерся у моих ног, но этого было мало. Он был слишком могуч, чтобы я поверил внешнему виду. Поэтому наклонился и изо всей силу обрушил на его голову рукоятку «Парабеллума». Не на темя – проломится ведь, даром, что чугунное, – а чуть повыше. Это была уже хоть какая-то гарантия, и я, схватив тяжелое тело за разные конечности, присоседил его к Водолазу.

Генаху пришлось ждать еще почти минуту. Вы будете смеяться, но я даже слегка волноваться начал. Вдруг у человека что-нибудь случилось. Всякое ведь бывает, сами понимаете. То кирпич ни с того ни с сего на голову упадет, то машина по какой-то своей надобности взорвется. Мало ли.

Но Кавалерист все-таки вышел на лестничную площадку. В сопровождении мумифицированного. При этом страшно махал руками и даже пальцами на руках, рассказывая жуткую историю моего посещения собственной квартиры, обильно смачивая свои слова брызжущей во все стороны слюной. За что я люблю Генаху, так это за то, что он, когда надо, лучше любого другого может изобразить придурка. Хотя, если разобраться, при этом ему особо напрягаться не приходилось.

– …А к нему этот, с гнилыми зубами – хась! А тот хватает телефон, и в нос ему – на!!! Ну, тот поймал, схавал, нос перебитый, сам в кровище – в общем, съехал с темы. Этот разворачивается – и ходу. Уже у двери был, когда я нарисовался. А я чего подниматься-то стал? А он мне сразу, как только его увидел… Ну, думаю, какой-то он не такой. Дерганый. Вот и решил сходить, подстраховать, если чего…

Он красиво рассказывал, Генаха. Если бы я был на месте мумифицированного, я бы спросил – откуда у тебя, дорогой, такие подробности, когда ты сам только к шапочному разбору подоспел? Рассказываешь-то, как очевидец! Странно. Но Генаха так убедительно брызгал слюной, что ему трудно было не поверить, да и я на месте его сухоголового слушателя не был, а потому с глупостями лезть не стал, но, дождавшись, когда они поравняются со мной, шагнул из темноты и сказал:

– Ну ладно, хватит баки заливать.

Человек, похожий на мумию, хватил ртом изрядный шматок воздуха, но ему это не помогло. Наверное, он так и не понял, кто его так жестоко. Всего лишь Генаха, натурально. Он аккуратно, не в пример мне, тюкнул спутника рукояткой «Парабеллума» по темени, подхватил обмякшее тело и сказал, весь исходя тревожным запахом:

– Где остальные?

– Давно лежат, – успокоил я.

– Слава Богу, – сообщил Кавалерист. – А то я уж и не знал, что получится. Этот придурок, что меня нанимал, даже ждать никого не стал, сразу за дверь выскочил. Черт его знает, сообразишь ты или нет…

– Я что, похож на идиота, да? – обиделся я, не дослушав его. – Иди, лучше подгони машину к дверям подъезда, будем клиентуру грузить.

Генаха не стал спорить. Бросив безвольное туловище, которое до сих пор удерживал в сидячем положении, отчего оно, то есть туловище, глухо стукнулось затылком об пол, он выскочил на улицу. Впрочем, через пару минут появился вновь, и мы, как заботливые сотрудники медвытрезвителя, погрузили троицу в «Мерседес» и поплотнее утрамбовали на заднем сиденье. Сами устроились на переднем, и Генаха взял в руки пушку – чтобы, если что не так, сразу усмирить недовольных. Но спиной к лобовухе поворачиваться не стал – а ну, как случайный гаишник со всякими глупыми вопросами приставать начнет?

Машину я повел за город – там покой, тишина, природа способствует общению. В городе разговор у нас вряд ли состоялся бы – Водолаз сотоварищи, чего доброго, разорутся, что их похищают. И, самое интересное, закон за них заступится – потому что мы с Генахой, если и знали за ними какие-то грешки, подтвердить свои знания ничем не могли. Зато сами оказались бы по уши в дерьме. Малоприятная перспектива. Поэтому я, как светлой памяти дедушка Ленин, пошел другим путем.

Генаха, видимо, ход моих мыслей понимал прекрасно. Хотя, может, просто во всем решил положиться на мой гениальный ум. Я его за это не осуждал, на его месте я и сам бы так поступил. В любом случае, за все время пути к ближайшему загородному лесу он ни разу не спросил, куда я намылился. Намылился – и ладно. Ему и этого хватало.

В лесу мы вытащили оклемавшуюся, хотя еще и не вполне, троицу из машины. Вернее, они вышли сами, стоило нам наставить на них пистолеты. Покорные, как мышки, когда их, уже дохлых, кушает кошка.

Удаляться от машины мы не стали. Я загнал ее в такие дебри, куда только грибники да насильники время от времени забирались. Но ни тех, ни других бояться не стоило – нам они были не соперники. Калибр мелковат.

– Ну что, братки? – спросил я, когда они выстроились перед «Мерседесом», как футболисты перед воротами, в который назначили штрафной. – Говорить будем? Я вам, в общем, сразу обещаю: говорить вы все равно будете, хоть дуйтесь, хоть пыжтесь, хоть кипятком писайтесь. У нас тут закон – тайга, порешим, и ни один лесник ни одной статьи за это не пришьет.

– Чем ты этого гада на свою сторону переманил? – хмуро поинтересовался Водолаз.

Я не успел ответить. Генаха, чувствительная душа, сделал несколько быстрых движений в сторону оскорбителя и в красивом жесте выкинул вперед правую ногу. У него это хорошо получалось. Как-то по пьянке даже хвастался, что в детстве балетом занимался, «Лебединое озеро» изучал. Наврал, конечно. Какой может быть балет, когда папа дальнобойщик, а мамы совсем нету? Впрочем, все равно – Водолаз клацнул зубами и послушно отлетел к машине.

– Я тебе, коню, пасть под удила порву, добазаришься, – добавил Генаха на словах. Ну, настоящий кавалерист, о чем спор.

– Ты поднимайся, поднимайся, – посоветовал я дулом пистолета Водолазу, который, привалившись к колесу, вытирал кровь с разбитого рта и разглядывал то ее, то нас. Причем с одинаковым выражением на лице – брезгливым и предостерегающим. – Сегодня сыро, геморрой, все такое.

Он понял меня. Он был не враг своему здоровью, а потому поднялся на ноги.

– Генаха не гад, – просветил я. – Он мой коллега в течение девяти с лишним лет и очень хороший друг. Просто ты этого не знал, когда его нанимал. Он, кстати, тоже не знал, против кого его нанимают. Поэтому согласился. А если бы знал, то еще тогда тебе, коню, пасть под удила порвал бы. Я прав, Генаха? – тот кивнул, и я продолжил: – Ну, натурально. А когда мы встретились, то, естественно, решили тебя объединенными усилиями отыметь. Как считаешь, у нас это получилось?

– Вполне, – Водолаз согласился, причем без проблем. Он сам умел писать неплохие сценарии для этой жизни, а потому мог оценить то, что предлагалось ею самой или другими. Но в данный момент я не собирался уподобляться ему и пересказывать всю свою жизнь от альфы до омеги, как делал он в моей ванной. Его это расслабило и сгубило всю идею, которая так хорошо, помнится, начала воплощаться в жизнь. Я немножко умнее русской народной поговорки и иногда учусь на ошибках других людей. У меня и без того шишек достаточно. Так что развивать тему дальше я не стал.

Но ее развил сам Водолаз, презрительно скрививший губы и поинтересовавшийся:

– И что? Ты нас сейчас перестреляешь?

– Не сейчас, – возразил я. – С чего ты взял, что сейчас? У меня к вам еще небольшая кучка вопросов имеется. И вообще, почему ты решил, что я вас перестреляю? – до меня, наконец, дошел смысл сказанного им.

– А ты хочешь сказать, что отпустишь? – он криво усмехнулся.

– Ну, это ты зря – за идиота меня держать. Миша Мешковский, если и ударяется головой, то выбирает место и время, поэтому его умственные способности не страдают. Я вас, конечно, не отпущу – мне моя жизнь дорога, как память, а у вас в руках, попадись я вам снова, враз обесценится. Но и убивать мне никакого резона нет. Я же не первобытнообщинный. Я человек компьютерного века. Мне лишней крови не нужно – опять же, руки отмывать, мыло тратить. Я вас к Пипусу отвезу, – все трое разом, как по команде, вздрогнули, но я сделал вид, что не заметил этого. – Кстати, о деньгах, Водолаз. За тобой должок, ты помнишь? – Он сделал круглые глаза, но я прочистил его память: – Три тысячи задатка, когда я согласился искать Сутягина. И еще семь – по удачном окончании поисков. Я поиски завершил удачно, адвоката нашел. Я не виноват, что этот портной, – я кивнул на мумифицированного, – успел его шильцем продырявить. Так что с тебя десять штук баксов, как договаривались.

– Десять-то десять, – криво усмехнулся Водолаз. – Только как я тебе их отдам, если ты отвезешь нас к Крейцеру? При себе у меня таких денег нет. А у вас? – он повернулся к своим дружкам, но те синхронно покачали головами, и крепыш удовлетворенно завершил мысль: – Вот, видишь, у них тоже нет. А вот если бы ты нас отпустил, то мы б тебе завтра честно-благородно все отдали.

– Карман заштопай, – посоветовал я. – Распахнул – трусы видать. Я же сказал, что еще не идиот.

– Ну, тогда меня одного отпусти, – попробовал зайти с другого боку Водолаз. – А Пупсика и Ходока в залог оставь. Они же мои друзья, я их не могу подвести.

– Размечтался, одноглазый, – кивнул я. – Знаю я, как ты своих друзей подвести не можешь. Видел давеча в коноваловском замке.

– Так он, сука, решил с Пипусом мировую подписать! Через меня!.. А ты что – и там был? – до него тоже, кажется, дошло не сразу. Я не одинок.

– Ты мне лапшу на уши не складывай, – я начал сердиться. – Где я был и где я не был – это мое личное, сугубо интимное дело. Есть с собой чековая книжка? – Водолаз попытался отмолчаться, но жутко покраснел, и я понял, что есть. – Ну, так доставай ее и выписывай мне чек. Все должно быть по-честному.

Он пошел пятнами, – белое на красном, так интересно, – но книжку все-таки достал и чек выписал. Долго возился, пару листов измарал, но в итоге все получилось. Я подошел к нему, вырвал листок из дрожащих пальцев – жадный какой, подумать только! – и вернулся. В спину мне прилетел вопрос:

– Так ты был в генеральском особняке?

– Еще и как был, – я кивнул. – И своими глазами видел, как через двадцать минут туда милиция нагрянула. И повязала всех еще живых. Незабываемое зрелище. Вот ты и скажи, кто мог так быстро навести милицию, кроме тебя?