Текст книги "Сопроводитель"
Автор книги: Дмитрий Красько
Жанр: Боевики: Прочее, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
12
Странно, голова но утром не болела. Тело жаловалось на общую слабость, плохую координацию и прочие похмельные симптомы, а вот голова не болела. То ли оттого, что накануне я хорошо потренировался – сперва жуткой отравой, слабо приправленной двумя шлюхами, снятыми на Набережной, потом – вполне цивильным пойлом в генеральском доме на полный брудершафт с Анютой. То ли оттого, что проспал всего ничего – часов пять, плюс-минус. В такой нервозной атмосфере, да еще и на новом месте обычно трудно спать нормальным сном. Таким, к какому привык. Но это значило, что я просто не успел переварить водку окончательно, и головная боль, как признак похмельного синдрома, ожидает меня впереди. Малоприятная перспектива. Но, скорее всего, дело было не в этом. А в том, что я давеча вымотался, как приемная кукушкина мама, стараясь обеспечить запросы заказчика и отработать обещанные мне деньги. Водка пошла, что называется, с устатку, и организм использовал ее, что называется, во благо. Ну что ж, уже радость.
Дело мое, как я помнил, было благополучно закрыто в связи со смертью разыскиваемого человека. В моих услугах больше не нуждались, правда, об этом еще никто, кроме меня, не знал. Нужно было сообщить.
Но это – потом. А пока я решил выпить кофе – напиток богов и прочей нечисти. Оно позволило бы мне забыть, в какой мерзкой обстановке пришлось провести эту ночь, и слегка встряхнуть организм – а нечего жаловаться, что у тебя нога в штанину не попадает, раз нажрался вчера, как плотник. Ну, то есть, натурально, в доску.
Не без труда справившись с процессом одевания, я вышел в коридор и поплелся в сторону собственно харчевни. Пусть хоть покормят, сволочи.
Бармен был уже другой. Хотя с виду такой же аморфный. Но если у ночного имелось оправдание – спать хотел, – то нынешнего понять было сложней. Глупо чего-то хотеть в одиннадцать утра. В это время человек должен быть полностью удовлетворен жизнью, радоваться ей, как первоклашка – первой двойке.
Но бармен не радовался. Равнодушный, как слон, принял заказ, принес мне кофе, яичницу о четырех глазках и двух кусках колбасы, после чего развернулся и уполз в свою берлогу. Ну, всем взяла забегаловка, и даже веселуха здесь случается, когда разные волосатые наведываются. Да вот персонал невежливый. Утром приятных сновидений забыли пожелать, сейчас – приятного аппетита. Может быть, потому я ничего приятного ни в сновидениях, ни в пище и не обнаружил. Ну, да ладно. Был бы желудок полон.
Допив кофе, я поднялся и вышел на улицу. Вовсю светило солнце. Было тепло, но, по случаю утра, еще не жарко. Погодка как раз для тех, кто вопит, что лето – лучшее время года. Я тоже относился к их числу. Так что это была и моя погодка.
Подойдя к машине, я забрался в салон и погрузился в созерцательное состояние. Такое уж у меня с утра оказалось настроение. К тому же теплынь, загородная атмосфера, природа, похмелье… Сами понимаете.
Просидев так минут десять и до самых пяток прочувствовав, как прекрасен мир, я завел мотор и поехал домой. Там меня ждали дела. Не сказать, чтоб неотложные, но тем не менее. Чем быстрее я с ними распутаюсь, тем быстрее опять стану свободным и счастливым в своей свободе человеком.
Добравшись до дома, я первым делом проверил почтовый ящик. Цыплят по осени считают, а деньги – круглый год. Тем более вечнозеленые деньги, с портретами американских президентов.
Если они, конечно, есть. Но мой почтовый ящик был пуст. Их не украли, поскольку никаких следов взлома я не наблюдал. Подобрать ключ было невозможно, потому что я, хитрый, сделал внутри ящика вогнутую прибабаху, которую можно было сдвинуть, только засунув палец внутрь, причем в строго определенном месте. Иначе вскрыть ящик, чтобы об этом не догадался его хозяин, было невозможно. Выходит, заветный конвертик с баксами туда просто не клали.
Меня это обстоятельство серьезно удивило и огорчило. Мы договаривались, что деньги будут доставлены утром, а на дворе уже стоял полдень. Выходит, с их стороны имел место обман. Я зря потратил эту ночь – впустую и бесплатно. Неприятное открытие. Так что, поднимаясь к квартире, всерьез задумался, а стоит ли звонить Пипусу на предмет обнаружения трупа его адвоката. Если меня кинули, то почему, спрашивается, я должен рвать задницу ради кинувших меня? Хотя, по совести, Пипус здесь был совершенно не при чем. И тем не менее лучшим решением при сложившихся обстоятельствах было напрочь забыть о происшедшем, продолжая жить, как раньше, с той лишь разницей, что в моем кошельке было теперь почти на три тысячи долларов больше.
Добравшись путем сложнейших умозаключений до этой мысли, я одновременно добрался и до своей квартиры. Но вынуть ключ и отпереть дверь не успел, потому что помешал прозвучавший сверху голос:
– Ну, наконец-то! Я уже три часа жду. Думал, ты совсем пропал.
– А в чем, собственно, дело? – я посмотрел туда, откуда прилетел голос, и увидел крепыша. Помяни черта, он и появится. Как говорится, закон вшивых – по ловцу и зверь бегает. Только-только думал о нем, а он тут, как тут. Неторопливо спускался с лестницы, и шоколадного цвета носки его ботинок заставляли судорожно сокращаться мой желудок, который с шоколадом не дружил с детства.
– А в том, что я тебе деньги принес, – сообщил роялеобразный. – Не решился в ящик класть – ненадежные они, эти ящики. Ломают их, почту вытаскивают. А три тысячи долларов – сумма немалая, другому за такие деньги год пахать приходится. Обидно будет, если пропадут.
– Зря боялся, – возразил я. – Говорил же, что в нашем доме ящики не вскрывают, по мелочам не размениваются. Широкой души люди живут. К тому же мой – с секретом, я ему секрет самолично встроил.
– Я не знал, извини, – спускаясь постепенно, он подошел совсем близко ко мне, левую руку засунул в карман, очевидно, за деньгами, а правой неожиданно сделал мне неприятное. А именно – двинул под дых.
От человека, на которого в данный момент работаешь, такой хохмы, согласитесь, ожидать трудно. Ну, деньгами накажет, ну, словами наругает, но чтобы бить – такое со мной впервые.
От неожиданности я согнулся в полный вопросительный знак. И тут же увидел, как в лицо летит сытая, обтянутая черной джинсой, коленка. Попытка увернуться не удалась – предыдущим ударом воздух из меня был выбит основательно, и слипшееся кишками тело двигаться не пожелало. Так что коленка поимела контакт с моей физиономией без каких-либо препятствий.
На этот раз телу – само виновато, глупое – шевелиться все-таки пришлось. Хотя бы для того, чтобы резко разогнуться, а потом, рухнув боком, ссыпаться вниз по ступенькам.
Падение приятных ощущений не прибавило. Если по честному, то я бы вовсе обошелся без него… Ну, разве только из любознательности.
Человек, некогда сперший зубы у буденовского скакуна, не спеша спустился вниз, по пути крикнув куда-то в неизвестность:
– Давайте сюда! Поработаем.
Я чувствовал себя медузой, которую выбросило на берег неожиданной волной. Хреновое, надо сказать, ощущение: ловишь ртом воздух и никак не можешь его поймать, все тело сводит тупой болью, и кажется, что ты все туже стягиваешься в теннисный мячик. А от удара по лицу в черепе опять стали перезваниваться колокола, перед глазами поплыли черные круги, в желудке отчаянно затошнило. Я сдерживался, не блевал, но все равно было хреново.
Хуцпан, похожий на рояль, нарисовался рядом, но уже не один, а в компании. Еще две физиономии нависли сверху, глядя на меня, как на полосатого таракана – с научным интересом и естественной брезгливостью. Одна из голов имела вид совершенно уголовный. Похожая на пятую конечность мумии Тутанхамона, она, наверное, долго сушилась по многочисленным зонам-колониям нашей необъятной Отчизны, прежде, чем приняла теперешний вид. Ее обладатель опустился рядом со мной на колени, быстрым и привычным движением директора школы, забирающего улики у школьных непосед, охлопал мои карманы и вынул из них ключи. От квартиры и всего остального – они у меня были на одной связке, кроме ключа от машины. «Субару» был все-таки не мой, а Пипуса или кого-то из его команды, к тому же прежний владелец на брелочке и своего добра предостаточно оставил.
Но даже осознание того факта, что ключ зажигания остался при мне, не доставило удовольствия. Я по-прежнему смотрел на мир хмуро.
А сухоголовый между тем поднялся к двери и отпер ее. Второй спутник человека-рояля, родной брат вчерашнего вышибалы из мотеля, поднял меня на руки, как пушинку, и понес в квартиру. Мне бы поблагодарить его – все-таки, не каждый день на руках носят, – но я решил не торопиться с этим. Черт его знает, с какой целью он это делает. Может, хочет втереться в доверие, чтобы потом, в самый неподходящий момент, сделать какую-нибудь пакость.
И я оказался прав на все сто. Да чтоб меня просто так, без задней мысли, на руках носили?! Не было такого и, боюсь, уже не доживу. Грешен, наверное, потому все больше своими ногами довольствоваться приходится.
Громила, следуя за мумифицированным напарником, прошагал в грязных, с улицы, обувках по моему, пусть сто лет не пылесосенному, но все же ковру, напрочь оскорбив во мне чувства хозяина. Однако я возражать не стал – ну его к лешему, в самом деле. Свернет шею, как цыпленку табака, мне тогда ни ковер, ни его чистота вообще нафиг не нужны будут.
Жлоб протопал в комнату омовений и, не особо церемонясь, швырнул меня в ванну. Не усадил, ласково и осторожно, а именно швырнул. Вот тут-то я и заподозрил, что дальше будет еще хуже.
Следом за шестерками в дверном проеме нарисовался и крепыш. Его голова, стриженная ежиком, некоторое время болталась туда-сюда с полным суверенитетом от остального тела, которое было скрыто тушей амбала и тушкой мумифицированного, потом такое положение вещей крепышу надоело, и, раздвинув своих подручных, он протиснулся вперед.
Наши глаза встретились. Не знаю, что было в моих, – наверное, желание опохмелиться, – а вот в его зенках явственно читались жестокость и готовность действовать. Что он и проделал, вытянув вперед руку и не менее профессионально, чем мумифицированный, охлопав мои карманы. Вынув, один за другим, все три пистолета, при полном моем – по случаю неважного состояния здоровья – бездействии, он с удивлением покачал головой:
– Ничего себе, вооружился! Зачем тебе столько металла на себе таскать, не золото ведь?
– А это, – хрипло сказал я, с трудом разомкнув слипшиеся после тесного контакта с его коленом губы: – Уверенней чувствую… я… себя…
– Что – до сих пор? – саркастически скривился он. – А чем ты у Пилота гремел?
– По слогам, пожалуйста, – попросил я. – Здесь присутствуют некоторые, которые тебя не понимают.
– Пилот – это Коновалов, – снисходительно объяснил мне, непонятливому, человек-рояль. – Прозвище у него такое.
– А, – отозвался я. – Гранатами я у него гремел. Припас парочку, хотел на добрую рыбалку сходить, да вот из-за тебя, дефективного, уже не придется – обе потратил.
– Ты не хами, а то я на тебя Пупсика натравлю, – предупредил он. – Я понимаю, что ты человек независимый и разговорчивый. Только Пупсик это быстро исправит.
– Как два пальца, – подтвердил из-за его спины амбал.
Черные круги перед моими глазами стали реже, к тому же сильно уменьшились в диаметре, так что я смог внимательно рассмотреть его. Он был велик и прост, как пирамида Хеопса. Проектировщики – мама с папой – зачем-то заложили в это туловище такую мощность, что рубашки на спине лопались. Зато по лицу было видно, что дальше дважды два не пошел. Да и не стремился к этому. У него, судя по всему, были другие интересы. Например, исцелять чужие пороки. В частности, строптивость и болтливость. И вряд ли он способен на что-то еще, кроме этой немудрящей работы.
– Не надо на меня Пупсика натравливать, – буркнул я, сделав выводы. – Ты у меня пистолеты забрал, а с твоим корешем без огнестрельного оружия лучше не связываться. Затопчет, как мамонт.
Пупсик довольно осклабился, думая, что я сделал ему комплимент. А крепыш почему-то решил, что время разговоров прошло и настало время подведения итогов. Чем он при этом руководствовался – не знаю, но к делу приступил незамедлительно, задвинув следующую неожиданную речугу, из которой я, между прочим, почерпнул много нового и интересного:
– Давай перейдем сразу к делу, братан, – и, поскольку с моей стороны возражений не последовало, продолжил: – Мы тебя сейчас тихо-мирно убьем, но ты не расстраивайся – ты хорошо поработал. Пипус не соврал – ты как раз тот чувак, который мне был нужен. А то, что помрешь – так ведь я так и задумывал с самого начала. Согласись, неплохой замес получился – даже с бутылкой хрен разберешься. Зря ты влез в это дело. С самого начала зря. Ну, так ты ж ничего не знал.
– Так это ты – сценарист? – удивился я. – Это у тебя такое больное воображение?
– Поаккуратнее, – снова предостерег он.
– Хорошо, – я не стал упорствовать. – А недоумки, которые пытались остановить меня, когда я с адвокатом из города сваливал – это тоже твоя задумка?
– И задумка моя, и люди мои, – гордо подтвердил он. – И никакие они не недоумки. Нормальные пацаны. А Красавчику ты лицо зря попортил – он так им гордился! За лицо я ему, конечно, заплачу, а вот помятый нос – это на всю жизнь.
– Тот тип, что поутру дверцей защемился? – уточнил я, и, уловив ответный кивок, поинтересовался: – Так и адвоката они сюда доставили?
– Ты башкой думай! – он презрительно скривил губы. – Зачем так грубо светиться? Человек, который доставил сюда Сутягина, о двойной игре даже не подозревает. Просто Красавчик с пацанами у него на хвосте сидели, а когда он свалил, сразу постарались взять адвоката. Если бы получилось – на меня все равно бы никто не подумал. За него уже ты отвечал, и все свалили бы на тебя.
– Жуткий термоядер, – согласился я, имея в виду крутизну сюжета.
– А то! – крепыш усмехнулся, имея в виду то же самое. – Я, брат, еще и не то заворачивать умею. Знал бы ты, как я нажил свой первый миллион.
– А чего ж меня раньше не убрали? – допускаю, что лежа в ванне под прицелом их не самых дружелюбных глаз, глупо было задавать такой вопрос. Но я не удержался – очень интересно было, понимаете? – Ведь была возможность.
– Саркисян косяк спорол, – с неподдельным огорчением вздохнул сценарист. – Я как-то не подумал ему сказать, что тебя сразу мочить нужно. А у него мозгов не хватило сообразить. Его главная задача была – забрать Сутягина. Он это и сделал. Потом позвонил и доложил, что отвез тебя к недостроенной свинюшне, живого. Я ему только тогда отмашку дал, что тебя убрать надо. Велел вернуться и сделать это. Он вернулся, только ты успел смыться. Ты вообще очень бойким пареньком оказался. Сразу мне не понравился. Не люблю я таких. Понервничать меня заставил. Я думал, ты мне реальных головняков подкинешь. Стал тебе постоянно названивать – вдруг клюнешь. И ты клюнул, когда согласился искать адвоката. Нет, я все-таки гений. Ты ведь не подозревал, что все это я придумал, правда? То-то и оно! Только ты опять успел вовремя слинять – когда мы пришли ночью, тебя уже не было. А за ночь ты успел наворотить кучу ненужных дел. Не зря я, сука, таких прытких не люблю. Но теперь-то мы тебя, слава Богу, поймали. Кончились твои заботы на этой земле, Мешковский!
– Я польщен. И весь этот крутой замес ты ради меня затеял? Все просчитал, все предусмотрел – чтобы порешить сегодня в этой ванне?! Черт, тебе в шахматисты идти надо. Ты Карпова-Каспарова на раз-два уделывать будешь. А чем я тебе насолил, если не секрет? В прошлой жизни босоножки спер?
Он рассмеялся – весело и неподдельно. Замечательное хладнокровие у человека, собирающегося вот-вот совершить убийство. Я грустно позавидовал.
– Хорошая шутка, Мешковский! Только ты мне вообще по барабану. Мне нужно Пипуса достать. Понимаешь, братан, он в свое время Пилоту топливо поставлял. Потом они посрались, и Пипус отвалил. Пилот на меня вышел – мы же с Пипусом в одном бизнесе, оба топливом барыжим. Пилота я выручил… Кстати, знатная тема, Пипус – идиот, что съехал с нее. А если он такой идиот, то, может, и остальной свой бизнес мне скинет? А? Как думаешь?
Я пожал плечами. Материи, которых он сейчас касался, были настолько далеки от меня, что отвечать не имело смысла.
– Не думаешь? – кривовато усмехнулся крепыш. – Вот и Пипус не думает. Потому что я ему пока ничего не говорил. Пусть сюрприз будет. – И заржал. Отсмеялся, вытер слезу и очень серьезно кивнул: – Ничего. Теперь уже скоро. Без адвоката своего Пипус даже не вякнет. А в смерти адвоката ты, Мешковский, виноват. Не уследил. И мы, друзья Пипуса, нашли тебя и жестоко покарали…
– Так адвокат, вроде, под Коновалова копал, – я не выдержал и перебил его. Крайне невежливо, но мной двигало неземное удивление, я даже не обратил внимания на ту часть его речи, что затрагивала меня. – Что ты против него-то имеешь?!
– А Пипус все дела в последнее время через него вел, – благодушно пояснил роялеобразный. – Без него он – как без рук. Точно не выкрутится. Тем более что до поры, до времени нам доверять будет. Недолго, правда…
– Фу ты! – выдохнул я. – А я-то грешным делом думал, что ты ради кореша своего, ради Пилота жопу рвешь…
– Я ни ради кого жопу не рву! – он гордо выпятил грудь колесом. – Пилот мне просто деловой партнер. Я вообще деловой человек, Мешковский. И, что бы я ни делал, я всегда делаю свой бизнес. Сечешь?
По дурацкой привычке многих тщеславных людей он расхвастался и выдал полный расклад своих действий, хотя никто его об этом не просил. А потом, когда попросили, раскрыл и мотивы. Ведь так хотелось услышать что-нибудь вроде восхищенного: «Да ты что! И это все ты сам придумал? Ай, молодца!», и он не удержался. Наверное, было до слез обидно, когда никто ожидаемых слов не произнес.
Но мне-то до его обид что за дело? Мне даже до Пипуса дела не было, хотя тот и оказался вдруг изрядным мудаком, коль таких друзей себе подбирает. При том, что мне всегда казалось, что он умеет разбираться в людях. Оказалось – дудки. Пипус мудак. Но мне и это было до лампочки. Мне вообще все население Земли было сейчас до лампочки. Потому что сам я в эту минуту ощущал себя без пяти минут трупом. Потому что сидел в ванне, из которой быстро выбраться невозможно – если мне очень, очень, очень повезет, успеют лишь фотокарточку попортить. Ведь в плане физподготовки я в данный момент чувствовал себя хреновастенько. А передо мной маячил роялеобразный человек – или наоборот, все равно сволочь и мишугенер. И за его спиной стояли еще двое – с реквизированными у меня стволами, между прочим. Поэтому мне едва ли повезет, и фотокарточкой тут не отделаешься.
Глядя на них, я с тоской подумал, что жизнь-то прекрасна, я в этом еще раз убедился не далее, как сегодня утром, сидя в машине у приютившей меня на несколько часов забегаловке. Да, жизнь… Так не хочется оставлять ее одинокой, без своего общества. Но, видимо, придется. Во всяком случае, вид выстроившейся передо мной троицы намекал именно на это. Совсем злые и ужасно беспощадные. Прямо трио бармалеев.
Знаете, что я вам скажу? Понятно, не знаете. А я все равно скажу. Когда живешь такой безалаберной жизнью, как у меня, постепенно привыкаешь, что рано или поздно найдется мудак, который тюкнет тебя ломиком по темечку или увеличит вес твоего тела на несколько свинцовых граммов, разрядив мимоходом пистолет. Или, на худой конец, проткнет ножиком. И постоянное ожидание подобного исхода рано или поздно все равно притупляет чувство опасности, начинаешь чувствовать себя в такой обстановке довольно комфортно – главное, побольше наглости. А остальное приложится. Ведь когда-нибудь все там будем, да?
Однако жить в ожидании возможной, но неопределенной и, желательно, неожиданной смерти – это одно. А сидеть в ванне и смотреть на трех полоумных, вполне настроившихся отправить тебя на тот свет – это, скажу я вам, совсем другое. Я испугался. Не понарошку, а совершенно по-взрослому. Потому что с них станется – пришьют и уйдут, и даже совесть их по ночам мучить не будет. А потому что нету ее, совести.
И жалко до слез мне стало Мишу Мешковского, неплохого, на мой взгляд, парня, который, если и делал кому гадости, то только по большой необходимости, когда его самого припирали к стенке. Заслуживает ли он смерти, граждане судьи? В его-то тридцать пять неполных лет – заслуживает ли он ее, я вас спрашиваю?! Да! Но не в большей степени, чем многие другие граждане нашей необъятной планеты по прозвищу Земля, достигшие его возраста. Так что ж теперь – всех в расход? Можно ограничиться десятью годами, нафига же сразу насмерть?
Но граждане судьи, даже попытайся я обратиться к ним с такой речью, все равно не стали бы меня слушать. Граждане судьи приготовились привести приговор в исполнение и теперь молча разыгрывали между собой право нанести coup de grace, удар милосердия.
Я вздохнул и до самых ушей заполнился тоской предчувствия нехорошего. Жизнь, такая прекрасная и удивительная еще час назад, вдруг вознамерилась покинуть мое бренное тело. И я приготовился устроить ей пышные проводы. Во всяком случае, – хоть это уже ничего и не решит, – не сморгну, когда в меня начнут стрелять. А в том, что они поставят точку именно посредством пистолетов, я не сомневался. Им не нужна была лишняя возня вручную с человеком, оказавшемся в положении загнанной крысы и который, возможно, как загнанная же крыса, будет защищаться до последнего. А пистолет – он холоден и суров, он такого шанса не дает.
Все бы, наверное, так и случилось, и расплескались бы мои мозги по стенам ванной комнаты, и кто бы и когда их собрал – неизвестно. Но вмешался окаянный человеческий фактор.
Человеки! Истинно говорю вам: никогда не давайте волю своему фактору, тем более, если дело предстоит серьезное. Иначе он сыграет с вами такую шутку, о которой вы с содроганием будете вспоминать всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, она потом у вас будет, эта жизнь.
Крепыша вдруг обуяла жадность. Три штуки баксов, выданные позавчерашним вечером в качестве аванса, он решил изъять, поскольку, по его мнению, я в них больше не нуждался. Это было бы так, если бы он не протянул ко мне свои руки.
Но, стоило ему сделать это, и у меня родилось ощущение, что именно сегодняшним вечером я буду остро нуждаться в этих деньгах. И отнюдь не для организации собственных похорон. Потому что, протянув руку, он дал мне шанс. И глупо было не воспользоваться им, правда? В такой-то ситуации.
Вцепившись в эту руку мертвой хваткой, я резко рванул ее на себя. Игорек – я вспомнил вдруг, как называл его Пипус в разговоре по телефону – на ногах не удержался, да и трудно это было сделать на скользком кафельном полу ванной в пижонских туфельках на твердой платформе. В общем, как соскучившийся после долгой разлуки родственник, он полетел в мои объятия, перекувыркнулся через бортик и напрочь своротил лбом смеситель. Башка у него оказалась крепкой, от контакта с железякой не раскололась, но сознание ее покинуло.
Жадный, как зыбучие пески, парень накрыл меня сверху, чего я, собственно, и добивался. Его тело стало как щит, и вряд ли амбал и мумифицированный решатся открыть огонь, потому что вполне могут отправить в края богатой охоты своего командира, а сделай они это – и их неправильно поймут где-то там, я еще не знаю, где.
Я не ошибся. Стрелять они не стали. Видимо, они даже растерялись. А нечего! Нужно было уже давно разъяснить роялевидному Игорю ценности общечеловеческого бытия типа «жадность фрайера погубит» и тому подобные. Они не сделали этого, и их корешку пришлось до всего доходить собственной головой. В буквальном смысле.
Сжавшись, как пружина, я подтянул к груди ноги и, выдохнув все, что было в легких, резко распрямил их. Нижние конечности у меня, слава богу, были в порядке, в стычках страдала в основном верхняя – голова. Мне было жалко страдалицу, но в данный момент я порадовался, что ни Саркисяну, ни этому самому жадному Игорю не пришло в голову лупцевать меня по бедрам, лодыжкам и ступням. Сделай они это, и вряд ли туловище крепыша с такой красотой пронеслось бы по воздуху и обрушилось в конце пути на совершенно обалдевших от нереальности происходящего Пупсика и мумифицированного.
Человек с сухой головой, на долю которого пришлась верхняя часть командира – от пояса и выше – на ногах не устоял. С громким стуком многочисленных локтей, коленок и других костей он грохнулся на пол и был погребен под останками жадного парня. Пупсик, как более мощный, в стоячем положении удержался, прилетевшие ноги ловко отбил, еще раз продемонстрировав свою постоянную нацеленность на силовое решение любых проблем, однако пистолет, который у него был один, все же выронил.
Но, лишившись пистолета, не растерялся. Не таковский был человек. Оглядел себя, огляделся по сторонам, зарычал и кинулся ко мне. Надо понимать, мечтая вышибить мои мозги.
Я снова подтянул ноги к груди и, съехав по бортику ванны спиной – для ускорения, да и для увеличения дальности действия ног тоже – лягнул Пупсика, целя ему в лицо. Попал, куда мечтал, или нет – не знаю, но по Пупсику попал – точно. Хотя, честно говоря, моей заслуги в этом не было – по нему трудно было не попасть, слишком большой.
Готов биться об заклад обо что угодно и чем угодно, но самые хитрые в мире звери – это лошади. Потому что это они научили людей лягаться. Когда лев, нападающий на зебру, получает копытом в зубы, поинтересуйтесь при случае, каковы его впечатления. Царь зверей расскажет вам о них в не самых царских выражениях, потому что чувствовать себя будет, как использованный презерватив – смято и ненужно.
Примерно также чувствовал себя Пупсик. Он лежал в той же куче, что и первые двое, крайним сверху. И, пока его голова тряслась из стороны в сторону, стараясь вытряхнуть мозги из ушей обратно в черепную коробку, я успел, цепляясь за борта ванны, ворча разные слова, в том числе и матерные, выбраться наружу.
Но все-таки никакой лев, как оказалось, амбалу Пупсику в подметки не годился. Этот был сделан крепче целого прайда львов. Мой удар ошеломил его не больше, чем на минуту. По истечении которой он поднялся и сжал кулаки. При виде которых по моей коже – от макушки до пяток – проскакал табун диких мурашек. Потому что каждый кулак был двухлитрового диаметра, и попади такой в меня – и пришлось бы долго жаловаться на превратности судьбы. Если бы, конечно, он попал только один раз.
Но мои шансы по сравнению с теми, что были пять минут назад, все равно сильно выросли. За ту минуту, что Пупсик приходил в себя, я успел плотно встать на ноги на выложенном кафелем полу ванной. Кроссовки, что были на мне, здесь не скользили. Я мог действовать, и не стал просто так смотреть, как он ревет и сжимает ладони. Я схватил пригоршню грязного белья и бросил в него. Потом увлекся и стал бросать уже двумя руками.
Грязного белья у меня была целая коллекция. Носки с трудовым термоядерным запахом, многочисленные брюки, рубахи, футболки, плюс простыни, наволочки, пододеяльники… В общем, много всякого добра. И если от первых порций Пупсику, хоть и с трудом, удавалось отбиваться, то с того момента, как белье завалило его по колено, у него возникли определенные трудности – пошло постельное.
В конце концов очередной брошенный мной пододеяльник очень удачно наделся на амбала, – пока тот разбирался с прилетевшей секундами раньше наволочкой, – и я, бросив для острастки еще пару охапок, решил, что пришла пора потратить пару мгновений на осмотр места битвы. И, пока Пупсик, ревел, как осел-производитель, у которого внезапно вырезали все производственные мощности, обвел глазами ванную.
Срач, конечно, сумасшедший. Чьи-то ноги, руки. Куча разбросанной стирки. Единственным положительным предметом во всем этом бардаке была рукоятка револьвера, торчавшая из-под недельной давности трусов.
Мысленно потирая руки и предвкушая, как поведу беседу с ними, оглушенными случившейся неприятностью и безоружными, сам имея при этом на руках такого вот монстра с патронами «Магнум», способными даже трактор «Беларусь» сделать инвалидом, я нагнулся и подобрал пушку.
Но беседа не состоялась. Помешали два момента. Во-первых, нагибаясь, я увидел, как из кучи грязных тряпок выбирается неверно трясущаяся рука. Хохма была в том, что рука сжимала «Браунинг». А во-вторых, Пупсик, потерявший к этому моменту всяческое терпение, поступил с моим пододеяльником примерно так же, как Александр Македонский – с гордиевым узлом: он разорвал его. И я понял, что под этой тряпицей мне уже не спать.
Это было, впрочем, не единственное, что я понял. Одновременно у меня возникло непреодолимое желание сделать ноги. А то ведь пистолет и Пупсик на меня одного – это, знаете ли, многовато. Либо тот, либо другой до цели доберутся. И это будут последние воспоминания в моей жизни.
Поэтому я, изо всех сил отпихнув плечом еще не успевшего окончательно избавиться от спеленавшей его тряпки Пупсика, проскочил мимо и бросился к двери. Та оказалась незаперта, и я, вылетев на лестничную площадку, помчался вниз, вовсю нахваливая мумифицированного за то, что он оставил в моем кармане ключ от машины.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.