Текст книги "Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965"

Гудвин продолжил работу с «Синдикатом» и подготовил материал для следующих двух глав: «Блиц» и «Лондон выдержит».

За ними последовала глава «Война ученых», написанная при участии профессора Джонса. Перечисленные три главы различны по своему формату и наглядно отражают ограничения творческого метода Черчилля. Гудвин работал над текстом восемь месяцев в 1947 году и написал девяностостраничный отчет. Он оказался слишком подробным для Черчилля, который был вынужден использовать лишь часть материала, разбавив его документами и привычными связками. Джонс, напротив, подготовил «замечательное краткое описание» (по словам Д. Келли) на двадцать пять страниц, которое легло в основу соответствующей главы, а также послужило превосходным источником для написания собственного текста Черчилля в формате рассуждений и размышлений³⁹⁸.

На творческий процесс оказывали влияние и коллеги автора из политической сферы. Драматической сердцевиной двух глав: «Египет и Средний Восток» и «Средиземноморский путь» стало принятое в августе 1940 года решение отправить в Египет три бронетанковых батальона – половину «лучших танков», которыми располагали британские войска. Это было более чем рискованное решение[39]39
  Реальный риск был еще больше, поскольку в целях экономии времени премьер настоял на отправке танков более опасным путем через Средиземное море.


[Закрыть], принимавшееся в условиях, когда операция «Морской лев» (вторжение на Туманный Альбион) еще продолжала занимать умы немецких стратегов. Несмотря на огромный риск, Черчилль считал, что от британских танков будет больше проку в Египте, где осенью 1940 года развернутся основные сухопутные бои. При описании этих событий в 1948 году Энтони Иден счел необходимым воздать должное начальнику Имперского генерального штаба фельдмаршалу Джону Диллу. Черчилль недолюбливал Дилла и называл его «Дилли-Дэлли», но к просьбе Идена отнесся с пониманием. Текст был дополнен следующей фразой: «Совместно с Диллом мы предприняли, как тогда казалось, ужасные шаги по отправке половины наших танков». Предложенная редакция не понравилась Идену, который тоже жаждал получить свою долю славы. «Мне бы хотелось, чтобы было однозначно показано, что, занимая в тот момент пост военного министра, я так же, как и Дилл, поддерживал вас в этом решении», – обратился он к Черчиллю с просьбой внести коррекцию, и тот не стал возражать. В окончательной редакции было сказано, что «в результате штабных переговоров 10 августа Дилл при горячем одобрении Идена написал мне, что Военное министерство подготавливает немедленную отправку в Египет» трех бронетанковых батальонов³⁹⁹.

Как бы ни редактировались и ни переписывались отдельные предложения, общий посыл оставался неизменен. Пойдя на столь рискованное решение перед лицом чудовищной опасности, в условиях отсутствия достаточной информации, Черчилль представал храбрым и прозорливым политиком. Последних двух качеств ему действительно было не занимать. Но даже облеченный значительной властью и ответственностью, он продолжал оставаться человеком, испытывающим сомнения и страхи. В первоначальных редакциях Черчилль собирался привести две записки Исмею от 26 и 31 августа, в которых отмечал, что «мы не можем больше отправлять бронетанковые войска» в Египет, а также сообщал, что «запрещает отправку дополнительных крейсерских танков». Сначала он перенес их в приложение, а затем одну из них выкинул, оставив только более короткую записку от 31 августа⁴⁰⁰.

В процессе работы над книгой Черчилль неоднократно возвращался к мысли, что «окончательное суждение» об описываемых им событиях «вынесут будущие поколения»⁴⁰¹. Но сам он сделал многое, чтобы по принципиальным моментам сформировать у историков первое и выгодное для себя впечатление, которое должно было оказать существенное влияние на выводы последующих исследователей. Одним из показательных в этом отношении примеров является эпизод с принятием в США закона о ленд-лизе, в соответствии с которым американцы стали поставлять союзникам военную технику, сырье, продовольствие и прочие необходимые материалы без получения предварительной оплаты. В главе «Ленд-лиз» Черчилль пытается показать, что ключевую роль в принятии знаменитой государственной программы сыграл именно он, отправив Рузвельту 8 декабря 1940 года объемное десятистраничное послание. Приводя этот документ, Черчилль, называет его «самым важным, который я когда-либо писал». Перечислив потребности своей страны в военной технике, он затронул в этом обращении к президенту болезненный вопрос финансов. Черчилль признался, что «близится момент, когда мы больше не сможем платить наличными за суда и другие поставки». Также он считал «в принципе неверным и фактически взаимно невыгодным, если бы в разгар этой борьбы Великобритания лишилась всех своих активов и оказалась раздетой до нитки после того, как победа будет завоевана». Рузвельт получил письмо во время плавания в Карибском море на крейсере «Тускалуза». По словам Черчилля, президент «вновь и вновь перечитывал мое письмо», «сосредоточено молчал и размышлял». Именно «результатом этих размышлений», указывает автор, и стало принятие «поразительного решения», позволившего Британии «строить на длительный период грандиозные планы удовлетворения всех своих потребностей»⁴⁰². Предложенная Черчиллем интерпретация окажется весьма стойкой и популярной. Факты же говорят о том, что в начале 1941 года Рузвельт прорабатывал разные варианты, и все больше места в его рассуждениях стало занимать готовящееся вторжение Германии в СССР. Известно, что и текст законопроекта составлялся с учетом распространения его действия на Советский Союз⁴⁰³.

Движение вермахта на восток начало занимать и Черчилля. Одной из заключительных глав второго тома стала «Германия и Россия». Эта глава была написана на основе сборника трофейных документов «Нацистско-советские отношения, 1939–1941 годы», опубликованного в 1948 году Госдепом США. Особенно Черчилль акцентировал внимание на поездке председателя СНК В. М. Молотова (1890–1986) в Берлин 12 ноября 1940 года, также он процитировал в полном объеме план операции «Барбаросса». Понимая, что описание советского участия в мировой войне является делом следующих томов, автор не стал развивать эту тему в настоящей главе⁴⁰⁴.

Работа над продолжением «Второй мировой войны» шла одновременно с публикацией, обсуждениями и коррекцией уже законченных частей. За составление третьего тома Черчилль взялся до того, как в книжном формате появились «Надвигающаяся буря» и «Их звездный час». В конце февраля 1948 года был подготовлен план, предусматривающий двухкнижный формат нового тома по одиннадцать и восемь глав соответственно[40]40
  В итоге запланированный объем увеличился вдвое: двадцать глав – первая книга и семнадцать – вторая.


[Закрыть]. В следующем месяце автор начал сбор материала. В мае он направил помощникам первые сырые главы, попросив «сделать все возможное для их заполнения»⁴⁰⁵.

После подготовки «исправленной финальной» версии второго тома в конце октября 1948 года Черчилль продолжил работу. К тому времени первая книга уже была готова в черновом варианте, и он переключился на вторую часть, посвященную вступлению в войну СССР. «После того как Россия стала союзником, война расширилась до таких пределов, что масштаб повествования должен быть изменен, – обратился Черчилль к своим помощникам 24 октября. – Стиль изложения должен стать более обобщенным, операционные детали следует сократить, основное место надо уделить обширным тематикам»⁴⁰⁶.

В мае 1949 года, к моменту получения очередной выплаты за свой литературный труд, Черчилль смог представить на суд издателей первую читабельную версию. «Засидевшись несколько вечеров за полночь, я смог завершить третий том», – с гордостью сообщил он Дикину 5 мая, попросив помощника «посмотреть заключительные главы и сообщить о малейших непреднамеренных пропусках или повторах»⁴⁰⁷. Другим членам «Синдиката» автор поручил тщательно проверить всю рукопись, в том числе, с привлечением «главных заинтересованных лиц». В числе последних имелись в виду Иден, Уэйвелл, Смэтс[41]41
  Ян Христиан Смэтс (1870–1950) – премьер-министр Южно-Африканского Союза в период с 1919 по 1924 и с 1939 по 1948 годы.


[Закрыть] и, конечно, Норман Брук⁴⁰⁸.

Одновременно рукопись была передана американским издателям. Все понимали, что речь идет о недоработанном материале. Но даже с учетом этой особенности качество текста неприятно удивило первых читателей. Автор снова заполнял книжное пространство обширными цитатами из документов. А где же обещанный анализ, где знаменитый слог, где оригинальные трактовки и определяющие выводы? Не понравилось издателям и тематическое наполнение нового тома. Британские военные кампании в Северной Африке и на Среднем Востоке были не слишком интересны американцам. Последнее обстоятельство могло отрицательно сказаться на продажах, не оправдав вложенных в авторский гонорар инвестиций.

На стороне Черчилля выступил Ривз, который считал что подход с концентрацией исключительно на интересах американской публики негативно влияет на произведение в целом. Между Лонгвеллом и Ривзом завязался спор, исход которого определил Норман Брук. Жестко стоящий на страже британских интересов, он всеми доступными средствами выступил в поддержку существующего наполнения.

У издателей была и другая претензия к знаменитому автору. Пусть и вчерне, но уже был подготовлен третий том, а само описание продвинулось лишь до начала 1942 года. Понимая, что изложить оставшиеся три года войны в двух томах с сохранением прежнего формата будет проблематично, издатели начали опасаться появления дополнительного тома, а с ним и дополнительных затрат. С учетом этого они настоятельно рекомендовали автору минимизировать прямые цитаты, сократить разделы, посвященные британским кампаниям, и постараться довести изложение до высадки союзников в Северной Африке в ноябре 1942 года (операция «Торч»).

Шестнадцатого мая 1949 года Лонгвелл встретился с автором в Чартвелле и передал ему мнение своих коллег. Беседа носила жесткий характер. Черчилль наотрез отказался расширять тематическую плоскость. По его словам, это «невозможно с художественной точки зрения». Лонгвелл спросил, может ли автор гарантировать, что в следующем томе описание военных событий будет носить более динамичный и менее детализированный характер, позволив осветить начало операции «Оверлорд» (высадка англо-американских войск в Северной Франции, июнь 1944 года). Черчилль отказался взять на себя столь серьезные обязательства, заявив, что будет готов предметно обсудить вопрос четвертого тома не раньше, чем через полгода. Издателю ничего не оставалось, как напомнить, что первоначально речь шла о пятитомном издании, и если появится дополнительный шестой том, то ни Life, ни New York Times не станут платить за него сверх оговоренной суммы. Черчилль заверил гостя, что издание ограничится пятью томами, а он в свою очередь уберет из текста «большое количество важных документов»⁴⁰⁹.

На самом деле к моменту этой беседы вопрос с шестым томом был уже практически решен. Во время своего посещения США в апреле 1949 года Черчилль встретился с Генри Лафлином и с присущим ему красноречием объяснил, что проект должен быть расширен. Зная о недовольстве в Life и New York Times, он выбрал главным тараном в этом споре Эмери Ривза, полностью поддержавшего своего клиента и друга. Ривз также считал, что, решив оказать на Черчилля давление, Лонгвелл выбрал неправильную тактику: «Никто, даже Гитлер, в этом не преуспел». Черчилль просто занял стойку и категоричным «нет» отмел все возражения.

В ноябре 1950 года Ривз предложил ему издать шесть томов по следующей схеме: пять основных и один дополнительный. Другим словами, описание военных событий должно было завершиться пятым томом. Принятие такого варианта означало изменение первоначального подхода с написанием равноценных томов. Кроме того, требовалась серьезная переработка пятого тома, работа над которым в тот момент шла полным ходом. Неудивительно, что Черчилль отклонил такой вариант, назвав его «совершенно невероятным».

Что касается оплаты, сначала Ривз предложил компенсировать затраты на шестой том из личных средств, затем добился аналогичного жеста от Камроуза, издательств Houghton Mifflin Со., Cassell & Со. Ltd. и газет в доминионах, оставив Life и New York Times в изоляции и непростом, с точки зрения репутации, положении.

В мае 1951 года Лонгвелл отправился на встречу со знаменитым автором для решения возникших разногласий. Согласно договору, последний (пятый по счету) платеж издатели должны были произвести только после получения читабельной версии последнего тома. Неважно, будет он пятым или шестым, главное, чтобы он был последним. Определенную долю в ужесточении позиции руководства Life также добавляли опасения, что и на шестом томе Черчилль может не закончить свое повествование. Издатели не исключали, зная способности, подход и размах автора, что проект может увеличиться до восьми, а то и до десяти томов. Если это произойдет, учитывая возраст Черчилля и его возможное назначение на пост премьер-министра, «Вторая мировая война» грозила превратиться в долгострой.

Собрав все эти факты воедино, Лонгвелл прилетел в Великобританию с четким намерением попридержать последний платеж. Сумма была приличная – одна пятая от всего контракта: двести тридцать тысяч долларов. Так что Черчиллю было что терять. Но ему удалось успокоить издателей. Он показал наработки по шестому тому, из которых следовало, что этот том будет последним и что его большая часть уже написана. Поэтому, даже если статус автора изменится и он займет кресло премьера, книгу удастся завершить в приемлемые сроки. Оставшись довольным переговорами, Лонгвелл и руководство New York Times решили разбить имевшуюся сумму между двумя томами. Летом 1951 года они пообещали заплатить сто пятьдесят тысяч долларов за пятый том, а оставшиеся восемьдесят тысяч – после получения читабельной версии последнего тома⁴¹⁰.

Вернемся к истории написания третьего тома. Поддержав своего клиента в переговорах с издателями, Ривз, тем не менее, признавал обоснованность претензий к качеству текста. Новый том уступал предыдущим. Описание кампаний в Северной Африке и на Среднем Востоке носило чрезвычайно детализированный характер с приведением неподходящих для сочинения такого уровня операционных записок и телеграмм каждодневного ведения боевых действий⁴¹¹.

С критикой нового тома выступила и Клементина. Она внимательно читала рукопись, выражая свое одобрение или осуждение на полях. Так, рядом с одним эпизодом, где рассказывалось о спорах с Военно-морским министерством, она оставила комментарий: «Рада, что в этом абзаце ты, наконец, сказал что-то великодушное об Адмиралтействе. Читая главу до этого момента, я боялась, что моряки будут оскорблены и задеты. В своей резкой критике ты не приводишь ни одного ответа, и у читателей может создаться впечатление, что ты обращаешься к инертным и бездеятельным лицам. Мне кажется, тебе следует привести одну или две ответные записки покойного Паунда»⁴¹².

В целом, книга ей не понравилась. Текст показался скучным, а чрезмерное цитирование различного рода документов вызывало раздражение. В один из вечеров после обеда она сказала, обращаясь к супругу: «Уинстон, я только что закончила читать третий том, и я надеюсь, что ты учтешь небольшие заметки, которые я сделала на полях. Книга нуждается в серьезной переработке. Меня утомили бесчисленные детали непринципиальных сражений. Очень много материала не представляет никакого интереса». Очевидцы вспоминают, что, услышав эту тираду, Черчилль сначала что-то прорычал. Затем, успокоившись, сказал, что пройдется по тексту еще раз⁴¹³.

Автор признавал, что третий том требует существенной правки. Работа над коррекцией началась летом 1949 года и продолжалась до начала ноября. Одновременно текст согласовывался с военными историками и главными участниками событий. В частности, материалы обсуждались с Денисом Ричардсом (1910–2004), соавтором трехтомной официальной истории военно-воздушных сил периода Второй мировой войны, занимавшим с 1943 по 1947 год должность старшего комментатора исторической секции Министерства авиации. В июле Паунэлл показал отдельные главы фельдмаршалу Уэйвеллу. Также свои комментарии относительно бомбардировки Триполи высказал адмирал флота Эндрю Браун Каннингем (1883–1963), в годы войны главнокомандующий Средиземноморским флотом.

Поступили замечания и с Даунинг-стрит. Эттли не понравилось, что, описывая настроения австралийцев в декабре 1941 года касательно возможного вторжения на их континент японских войск, Черчилль использовал фразу «глубокий страх». Через секретаря кабинета премьер предложил рассмотреть возможность заменить «страх» на «мрачное предчувствие». В конечной редакции использовался оборот «глубокая обеспокоенность», а сам фрагмент был перенес из третьего тома в начало четвертого⁴¹⁴.

После внесения авторских правок рукопись в очередной раз была передана в надежные руки помощников, которые должны были все внимательно вычитать, исправить ошибки, а также дать свои предложения относительно возможной коррекции⁴¹⁵. Творческий коллектив не подвел. В течение нескольких следующих недель текст подвергся еще большему сокращению и улучшению с пошедшей на пользу реструктуризацией некоторых глав. «Финальная» версия была подготовлена 16 декабря 1949 года.

Издатели признали, что на этот раз рукопись приобрела законченность и стала гораздо лучше предыдущего варианта. Хотя даже автор отмечал, что после успеха первых двух томов продолжение оказалось менее удачным. «Многие из нас полагают, что следующий том будет лучше третьего», – признается Черчилль в частном порядке Камроузу в апреле 1950 года⁴¹⁶.

В процессе работы над третьим томом в жизни Черчилля произошло одно важное событие, которое, хотя и не смогло кардинально изменить плотный рабочий график, тем не менее, оказало серьезное влияние на всю дальнейшую работу над проектом.

В августе политик отдыхал недалеко от Монте-Карло на вилле Бивербрука. В два часа ночи 24 августа во время игры в карты он пожаловался на онемение в руке и ноге. На следующее утро онемение усилилось. Черчилль обнаружил, что ему тяжело писать. Он с трудом вывел лишь свое имя. Из Лондона в срочном порядке был вызван лорд Моран. Осмотрев пациента, он предложил ему еще раз что-нибудь написать. Тот взял ручку и очень аккуратно и медленно стал выводить: «Я стараюсь, как могу. Почерк значительно лучше, чем был сегодня утром. У. Черчилль».

Передав лист Морану, Черчилль стал внимательно следить за его реакцией.

– Что-то не так, Чарльз? У меня случился удар?

– Большинство людей, когда говорят об ударе, имеют в виду разрыв сосудов головного мозга, кровоизлияние. У вас этого нет. Просто маленький тромб закупорил маленькую артерию.

– Со мной случится еще один приступ? – поинтересовался Черчилль. – Скоро выборы. Такое ощущение, будто балансируешь между министерским постом и смертью. Но я не слишком беспокоюсь. Пусть судьба идет своим чередом.

– Вы заметили какие-нибудь изменения в своем состоянии? – спросил Моран.

– Да, – ответил Черчилль. – У меня такое ощущения, что между мной и другими предметами появилась пелена.

Доктор попытался успокоить пациента, посоветовав ему не нервничать и как можно больше отдыхать⁴¹⁷. Моран знал, что произошло и к чему это приведет. «Это начало проблемы, – записал он в дневнике. – Разумеется, Уинстон не сдастся без боя, но у этого противостояния может быть только один конец. Как долго продлится эта борьба, можно только догадываться»⁴¹⁸.

Черчилль старался держаться на публике бодро, не придавая большого значения случившемуся. «Кинжал ударил точно, но в этот раз он не вошел по рукоятку!» – комментировал он⁴¹⁹. Однако в глубине души он понимал серьезность произошедшего. Тридцатого ноября ему исполнилось семьдесят пять лет. Солидный возраст для человека, работающего над самым масштабным произведением своей жизни. Казус на вилле Бивербрука поставил исполинские планы под вопрос. Свою долю неопределенности вносила и политическая ситуация, а также непростое положение самого Черчилля. Нельзя забывать, что речь шла о лидере оппозиции, основные функции которого сводились к обеспечению победы своей партии на следующих всеобщих выборах.

Для автора «Второй мировой войны» возглавить оппозицию в 1945 году оказалось необычным опытом. К тому времени он почти сорок пять лет заседал в палате общин, возглавлял свыше десятка министерств и ведомств, не говоря о пятилетием руководстве правительством во время мирового кризиса. Но с работой лидера оппозиции он столкнулся впервые. И теперь он отчетливо понимал, что ловить правительство на ошибках и готовить плацдарм для прихода к власти своей партии было занятием, с одной стороны, хлопотным, а с другой – неблагодарным. История знала немало примеров, когда даже выдающиеся личности на этом посту так и не смогли добиться главной цели, сходя с дистанции до того, как политические весы находили новое состояние равновесия. А учитывая возраст, лидеру тори предстояло хорошо подумать, стоит ли тратить подходившие к концу силы на борьбу, до победы в которой он мог просто не дожить.

Первый послевоенный год оказался решающим в этом мучительном выборе. Ряд событий, которые будут более подробно рассмотрены в следующих главах, позволили Черчиллю вновь ощутить себя на сцене истории. Он почувствовал прилив сил, приняв в октябре 1946 года окончательное решение продолжать борьбу за политическое будущее. Как сказал Брендан Брекен: «Уинстон настроен решительно, он собирается вести тори до тех пор, пока не станет премьер-министром на земле, либо министром обороны на небе»⁴²⁰.

Брекен не только близко знал Черчилля, но и прекрасно улавливал его настроение. Это ироничное и бравурное высказывание очень точно передает состояние пожилого политика. Но в его возрасте ирония и бравурность были далеко не теми качествами, которые помогают вершить великие дела. Огонь быстро потух, не сумев произвести достаточно энергии для практического отклика. Черчилль не утруждал себя руководством партии, на которую у него не оставалось ни времени, ни сил. Всю парламентскую рутину он передал Энтони Идену, подпитывая его надежды перспективами преемника.

За четыре недели до своего семидесятипятилетнего юбилея Черчилль продиктовал секретарям документ, озаглавленный как «Напоминание». В нем он отметил необходимость подготовки предложений для Камроуза относительно продолжения работ над проектом, если а) тори одержат победу на выборах, и если б) автор скончается. На этот период также приходятся активные консультации с юристами относительно выработки дальнейших действий в случае материализации любого из сценариев.

А вероятность того, что здоровье могло подвести, была достаточно высока. В конце января 1950 года Черчилль вновь обратился за помощью к врачам. «Примерно час назад передо мной все стало расплываться, – жаловался он. – Мне стало трудно читать. Что это значит? У меня будет второй удар?» Взволнованного пациента вновь попытались успокоить, сообщив ему, что имел место «простой спазм сосудов в результате переутомления»⁴²¹. На самом деле это был новый и весьма тревожный сигнал.

Официально выборы должны были состояться в июле 1950 года. Однако серьезные проблемы в экономике и объявленная в сентябре 1949 года девальвация фунта с 4,03 до 2,80 доллара создали благоприятные возможности для переноса знаковой даты.

Оказавшись в непростой ситуации, издатели решили предусмотреть корректирующие действия. После длительных обсуждений они не нашли ничего лучше, как подготовить Черчиллю замену. Но кто мог продолжить проект? Из «Синдиката» наиболее подходящей кандидатурой был Дикин, но для столь масштабной и важной темы его сочли слишком молодым. Из внешнего круга Камроуз предложил кандидатуру Даффа Купера – в 1949 году ему исполнилось пятьдесят девять лет, он обладал опытом государственного деятеля и заслужил признание хорошим литературным слогом. Среди его почитателей был и сам Черчилль. «Любой, кто ознакомился с куперовским „Талейраном“, не нуждается в доказательствах его таланта способного рассказчика и компетентного литератора», – писал наш герой в одной из статей 1936 года⁴²².

Затея с заменой не удалась. Возможно, и к лучшему. Хотя был в этой истории и элемент трагизма: Дафф Купер скончается в первый день 1954 года, почти за четыре месяца до того, как в Британии будет издан последний том «Второй мировой войны».

Если угроза быстрой кончины автора оказалась ложной, то с досрочными выборами все вышло гораздо реалистичнее. Обострившаяся ситуация в экономике не оставила Эттли иного выбора, как заявить о роспуске парламента и назначении на конец февраля 1950 года всеобщих выборов.

Четыре с половиной года Черчилль ждал этого момента. И вот в семидесятипятилетнем возрасте ему представилась возможность не просто принять участие в очередной (если быть точным – восемнадцатой) избирательной гонке. Он повел партию в бой и впервые мог возглавить правительство не в ходе государственного кризиса, а по результатам волеизъявления народа.

Какие надежды! И какое разочарование! Несмотря на всю тяжесть положения, лейбористы смогли удержать бразды правления, заплатив за это, правда, высокую цену. Они получили всего триста пятнадцать мандатов против двухсот девяносто восьми, которые по праву достались консерваторам. Абсолютное большинство правящей партии в палате общин сократилось до шести мест, что говорило о неустойчивом положении лейбористов и краткосрочной перспективе нового состязания.

Выборы показали, что Черчилль смог значительно подтянуть тори. Но в политике не всегда важна динамика – гораздо чаще важен результат. Для многих критиков стареющего политика был очевиден факт, что лидер консерваторов, несмотря на весь свой авторитет, все-таки не смог добиться поставленной цели. Признание этого факта добавило веса и численности тем, кто ратовал за смену руководства тори⁴²³.

Нельзя забывать и про возраст. За долгую историю Великобритания знала только трех государственных деятелей, которые занимали пост премьер-министра в семьдесят пять лет: Генри Джон Темпл, 3-й виконт Пальмерстон (1784–1865), Уильям Юарт Гладстон (1809–1898) и Бенджамин Дизраэли (1804–1881).

В очередной раз на Черчилля было оказано значительное давление: общественности, времени и здоровья. Но он смог пройти и через это испытание. Он нашел в себе силы подавить горькие эмоции и дистанцироваться от раздававшейся в его адрес критики, что позволило ему продолжить борьбу за пост премьера. «Я знаю, что стану премьер-министром снова, я знаю это», – сказал он во время очередной ночной диктовки своему новому секретарю Джейн Портал[42]42
  Джейн Джиллиан Портал, после замужества баронесса Уильямс Элвел (род. 1929), племянница Р. Батлера и маршала авиации Ч. Портала. Пришла на работу к Черчиллю в декабре 1949 года.


[Закрыть].

В какой-то степени поражение 1950 года также было «скрытым благословением». Черчилль много сделал, чтобы его литературный проект реализовался. Но к началу 1950 года далеко не все было завершено, и если бы на выборах победили консерваторы, то работу над «Второй мировой войной» пришлось бы либо свернуть, либо отложить, либо доверить другому автору. Варианты были разные, но результат один – второй части произведения был бы нанесен серьезный урон. А вместо этого, как образно, но точно заметил Дэвид Рейнольдс: «Черчилль смог и пирог сохранить, и аппетит удовлетворить, продолжив работу над мемуарами и оставшись в политике. Его аппетит руководить прошлым, настоящим и будущим остался на прежнем высоком уровне»⁴²⁵.

Откуда у Черчилля брались силы, чтобы восстанавливаться после неудач, вставая каждый раз с гордо поднятой головой и устремляясь на преодоление очередного барьера? У ответа на этот вопрос есть несколько составляющих. Одна из них касается особого отношения к успехам и неудачам. Если на провалах Черчилль старался по мере возможностей не фокусироваться и не зацикливаться, то каждое достижение, наоборот, использовал в качестве очередной ступеньки для восхождения наверх. Как он сам сказал в одном из своих военных выступлений: «Смело глядя в лицо фактам, в равной мере и приятным и удручающим, мы научимся использовать победу, как шпоры для наших дальнейших усилий, мы научимся использовать победы для достижения новых успехов»⁴²⁶.

Одной из таких «побед» в начале 1950 года для Черчилля стала публикация третьего тома. Первое знакомство читателей с продолжением «Второй мировой войны» началось 26 января 1950 года в New York Times и Daily Telegraph. Публикация в книжном формате состоялась спустя три месяца. Первым было Houghton Mifflin Со., выпустившее 24 апреля третий том тиражом шестьдесят одна тысяча экземпляров. Затем последовали издание в серии Book of the Month Club и публикация в Канаде. На территории Соединенного Королевства третий том вышел 20 июля 1950 года тиражом триста тысяч экземпляров. Завершало серию первых публикаций австралийское издание, отпечатанное с гранок Cassell & Со. Ltd. в Сиднее в Halsted Press.

Всего за несколько месяцев продаж, к июлю 1950 года, было реализовано двести семьдесят пять тысяч экземпляров, изданных в Северной Америке, однако потом продажи спали – за весь следующий год было реализовано всего тридцать тысяч экземпляров, изданных в США и Канаде. Что касается британских изданий, то к июню 1951 года продали чуть больше 292 тысяч экземпляров.

Первые читатели встретили новый том с энтузиазмом, но не без критики. В Time книгу сочли «наскоро написанной», а в New Republic’s – «самым неуспешным» томом в серии. Рецензенты жаловались на большое количество объемных документов, которые трудно читаются и тяжело воспринимаются. На этот счет Майкл Фут даже иронично сравнил третий том с «Гамлетом», в котором главное место отводится фигуре принца Датского, а из остальных персонажей остались только Розенкранц с Гильден-стерном и случайно оказавшийся рядом могильщик⁴²⁷.

Третий том ожидали не только критические замечания, но и претензии. Представители Нидерландов выразили недовольство тем, что в тексте отсутствует упоминание активного участия в боевых действиях голландских подводных лодок на Дальнем Востоке в декабре 1941 года. После рассмотрения этой жалобы было принято решение не вносить изменения в последующие переиздания, а для снятия раздражения дать пояснения в издании на голландском языке, оформив дополнение в виде сноски⁴²⁸.

В качестве названия третьего тома Черчилль еще в марте 1948 года предложил «Великий альянс» (The Grand Alliance). Перевод в русскоязычном издании – «Великий союз» не совсем точен. В своем предложении автор опирался на исторический прецедент – Великий альянс, образованный в 1689 году после присоединения Великобритании к Аугсбургской лиге, военному оборонительному союзу против короля Франции Людовика XIV (1638–1715). Для Черчилля принципиальным в обращении именно к этому историческому эпизоду было то, что одной из ключевых фигур Великого альянса XVII столетия был его предок и кумир, генерал-капитан 1-й герцог Мальборо. Теперь Черчилль, в свое время потративший восемь лет на написание четырехтомной биографии «герцога Джона», сопоставлял себя с легендарным полководцем прошлого, который два с половиной века назад выступил против европейского гегемона.