Текст книги "Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965"
Автор книги: Дмитрий Медведев
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
В свете этой концепции британский политик полагал, опираясь на разведданные, что высадка в Италии приведет к отступлению немцев к Альпам и позволит союзникам одержать быструю победу на Апеннинском полуострове; в свою очередь эта победа окажет огромное влияние на всю расстановку сил в Южной Европе, с учетом содействия партизанскому движению в Югославии и Греции. Казалось бы, все было подогнано идеально. Достоверные данные «Ультра» однозначно сообщали, что немецкие военачальники не намерены усиливать итальянский фронт. Победа была очевидна. Но планам не всегда суждено реализовываться так, как задумано, поскольку приходится иметь дело не только с неконтролируемыми обстоятельствами, но и с человеческим фактором. Гитлер всех удивил, отдав распоряжение командующему войсками в Италии Альберту Кессельрингу (1885–1960) идти на юг вместо севера и дать бой высадившемуся контингенту. Повторился сценарий с операцией в Тунисе, когда неожиданное решение фюрера сражаться за регион изменило предварительные расчеты и ожидания союзников124.
Теперь что касается предпочтения итальянского фронта высадке в Северной Франции. Еще до начала боевых действий в Нормандии Черчилль признавал, что СССР и США являются «двумя самыми могущественными нациями в мире»125. Что же до своей страны, он называл «бедную маленькую Англию» «осликом», зажатым между «русским медведем и американским бизоном»126. Это означало, что роль Великобритании в войне и в геополитике значительно сократилась. А после открытия второго фронта она уменьшится еще больше. Если в момент начала операции доля американских войск составляла 43 %, то к концу войны количество американских войск в Западной Европе в относительном выражении возросло до 65 % против 20 % британцев. Не говоря уже о сравнении с Красной армией, подошедшей к Берлину с востока. В подобном раскладе привлекательность итальянской кампании для премьер-министра объяснялась тем, что три четверти войск на этом участке были британскими, у нее был британский командующий и это был вклад британцев в общую победу. Как заметил Алан Брук, Черчилль «стремился создать исключительно британский театр военных действий, в котором бы все лавры принадлежали бы нам»127.
Рассмотрение глобальных вопросов стратегии было не единственным, что вызвало обсуждения во время работы над пятым томом. Не прошло гладко, например, описание важного с точки зрения управления операцией назначения главнокомандующего. Известно, что во главе «Оверлорда» встал Дуайт Эйзенхауэр. Куда менее известно, что его назначение было плохо встречено британцами. Как, впрочем, и тот факт, что командование высаживающимися на континенте войсками сам Эйзенхауэр планировал доверить Александеру, а британский кабинет настоял на Монтгомери. В апреле 1951 года американский военачальник стал верховным главнокомандующим объединенных вооруженных сил НАТО в Европе, назначив своим заместителем фельдмаршала Монтгомери. Принимая во внимание эти кадровые перемены, Норман Брук попросил Черчилля убрать фразу о предпочтении Александера перед Монти. Также был понижен градус недовольства самим американским полководцем. В частности, были удалены даже такие личные подробности, как упоминание об «ужасно плохом настроении» генерала во время одного из обедов в Марракеше в январе 1944 года. Недовольство Айка в этом эпизоде объяснялось отсутствием среди приглашенных к столу «женщины-шофера» Кэй Соммерсби (1908–1975), к которой он питал нежные чувства[60]60
Большинство историков считают, что эти отношения носили платонический характер.
[Закрыть]. В окончательной редакции останутся лишь споры с Эйзенхауэром насчет второго фронта128.
Купюры имели место и при упоминании другого крупного военачальника, а в 1950-е годы – главы государства, Шарля де Голля. Во втором томе, описывая свое общение с этим «высоким, флегматичным человеком», Черчилль признается, что уже в 1940 году у него сформировалось мнение: «Вот он, констебль Франции». В этом небольшом фрагменте, касающемся общения с будущим главой Пятой республики, он выделил одно качество, которое современными последователями эмоционального интеллекта в лидерстве признается важнейшим для успешного руководства – эмпатия: «под невозмутимой и непроницаемой манерой поведения де Голля мне показалось, что он обладает замечательной способностью чувствовать чужую боль»129.
В дальнейшем Черчилль упоминал о «резких заявлениях» со своей стороны в адрес генерала. Он признался, что имел с де Голлем «много резких споров», что его «возмущало» «заносчивое поведение» француза, который, не имея «нигде прочной опоры», позволял себе «игнорировать всех». Однако принципиальным для британского премьера было то, что де Голль представлял и даже олицетворял Францию, «великую нацию с ее гордостью, авторитетом и честолюбием». «Я знал, что он не является другом Англии, – писал Черчилль. – Но я всегда признавал в де Голле дух и идею, которые на всем протяжении истории будут сопутствовать понятию „Франция“»130. В пятом томе автор вновь коснулся бурных дискуссий с лидером «Свободной Франции». По настоянию Дикина и Линдемана он согласился удалить из приведенных в книге документов 1943 года нелицеприятные комментарии, например указание на то, что де Голль проявляет «симптомы перспективного фюрера», или что он «объединяет в себе Жанну д’Арк и Клемансо». Коррекции подвергнутся и другие фрагменты. Из текста будет удалено послание Идену от 13 июня 1944 года, в котором премьер-министр наставляет своего коллегу: «Помни, уде Голля нет ни капли великодушия». Из телеграммы Рузвельту от 22 октября исчезло замечание, что де Голль «причинит весь вред, который только сможет». В другом обращении к президенту США, сообщая о том, что ему удалось восстановить «дружеские личные отношения» с французским генералом, была вычеркнута следующая за этим признанием фраза: «…который стал лучше после того, как лишился большей части своего комплекса неполноценности»131.
Де Голля и Черчилля связывали противоречивые, иногда уважительные, иногда вздорные, по-своему почтительные, но всегда неравнодушные отношения. Когда с Черчиллем будут согласовывать план его похорон, он потребует, чтобы гроб с его телом до кладбища в Блэдоне, графство Оксфордшир, где он планировал обрести последний приют, отправляли с вокзала Ватерлоо. Когда его попросят пояснить, чем объясняется это пожелание, ведь до Оксфордшира гораздо легче доехать с вокзала Паддингтон, он ответит, что его желание связано с де Голлем. Француз наверняка посетит траурную церемонию, так пусть в этот момент он вспомнит об одном из самых известных поражений французской армии от руки нескольких держав, ведомых в бой британским полководцем132.
Если говорить об изложении конкретных эпизодов в пятом томе, то, как и раньше, Черчилль обходит стороной Восточный фронт. Своим помощникам он дал указание ограничить описание событий на этом театре военных действий всего двумя тысячами слов. Признавая, что «по своим масштабам победа, которую вели русские, превосходит» «Оверлорд» и события в Италии, а также отмечая, что именно эта борьба «создала основу, позволившую британским и американским армиям приблизиться к кульминационной точке войны»133, Черчилль, тем не менее, уделил ничтожно мало места описанию героических битв Красной армии. Например, о трех «огромных сражениях у Курска, Орла и Харькова» было рассказано всего на полутора страницах, и это при том, что произошедшее на Курской дуге даже западными историками оценивается как «величайшее танковое сражение в истории», точка бифуркации, когда советские войска начали победоносное шествие на Берлин. Аналогичная судьба постигла и масштабное наступление Красной армии в начале 1944 года, в результате которого были освобождены Ленинград и Крым. Этим событиям отводится всего одна страница. Современные исследователи полагают, что столь явный перекос изложения объясняется не только антуражем «холодной войны», но и подходом автора с концентрацией на «стратегии, а не на отдельных операциях»134.
В своей небольшой, но увлекательной биографии Черчилля Поль Эддисон отмечает, что «Вторая мировая война» гораздо интереснее тем, что автор оставил за рамками повествования, нежели материалом, который тот включил в свое произведение135. Подобное замечание справедливо для советской темы. Рассматривая описание усилий Советского Союза в сокрушении гитлеровской Германии, невольно возникает вопрос, как Черчилль относился к своему восточному союзнику. Вопрос непростой и однозначного ответа не имеющий. В историографии принято часто цитировать слова Черчилля из памятной записки Идену от 21 октября 1942 года: «Было бы неизмеримой катастрофой, если бы русское варварство подавило культуру и независимость древних государств Европы»136. Куда менее известен другой объемный документ, адресованный тому же Идену в январе 1944 года, в котором Черчилль согласен признать контроль СССР над Прибалтикой: «Огромные победы русской армии, коренные изменения, которые произошли в характере русского государства и правительства, новая уверенность, которую мы испытываем в отношении Сталина, – все играет свою роль». Однако в апреле 1944 года, после неудачного обсуждения польского вопроса, Черчилль вновь меняет точку зрения, заявив Идену: «Несмотря на то что я сделал все возможное, чтобы с симпатией относиться к коммунистическим лидерам, я не чувствую к ним даже малейшего доверия и не могу испытывать какой-либо уверенности»137. Оба эти послания 1944 года Черчилль не стал включать в пятый том, но сама амплитуда колебаний британского политика показательна, представляя его как ищущего компромисс и готового к диалогу, формируя образ, который больше соответствует действительности, чем привычное восприятие расчетливого и непримиримого антисоветчика.
Пятый том, хотя и стал важной вехой на пути создания «Второй мировой войны», не завершал литературный проект. После публикации этого тома, а также назначения Черчилля на пост премьер-министра, читатели все чаще стали задаваться вопросами, как при нынешней загрузке автор собирается закончить свой монументальный труд и сколько на это уйдет времени. Ответ они узнают чуть более чем через год, когда в конце ноября 1953 года появится продолжение (или, если быть точным, завершение) серии. В предисловии к шестому тому, которое датируется 30 сентября 1953 года, Черчилль указывает, что «первоначальный текст был закончен почти два года назад». Правда, «другие обязанности» вынудили его ограничиться в дальнейшей работе «лишь общим наблюдением за процессом проверки фактов и получением необходимого согласия на опубликование оригинальных документов»138.
На самом деле то, что Черчилль назвал «первоначальным текстом», который действительно был подготовлен до победы тори на выборах, серьезно отличалось от опубликованной версии. Начиная с октября 1951 года «Синдикатом» были предприняты колоссальные усилия по доработке рукописи. Свою роль сыграл и автор, который постоянно вносил корректировки в готовый текст, пытаясь синхронизировать изложение последнего года войны с текущими внешнеполитическими реалиями.
Компоновка шестого тома началась в ноябре 1950 года. На этот период приходится определение основных вех последнего года войны – от высадки союзников в Нормандии до поражения Консервативной партии в июле 1945 года. Работа продолжилась в Марракеше зимой 1950–1951 года. Вчерне были подготовлены двадцать три главы, в основном благодаря нанизыванию официальных документов на продуманный ранее каркас изложения с немногочисленными вставками надиктованного текста в форме пояснений или введений к тому или иному документу.
После рабочего отдыха в Марракеше шестой том был отложен в сторону на несколько месяцев. В начале мая 1951 года Черчилль распределил темы между своими помощниками. Дикин должен был взяться за подготовку материала о политике на Балканах, Аллен – за сражения на тихоокеанском театре военных действий, Исмей – за описание второй конференции в Квебеке139. «Синдикат» приступил к работе, Черчилль надиктовывал свои воспоминания о конференции в Ялте, о последующем визите в Афины, а также о последней встрече с Рузвельтом в Александрии140. При подготовке материалов о Ялтинской конференции британский политик, помимо собственной памяти, также опирался на записи своего секретаря Нины Эдит Джо Старди (1922–2006)141.
В сентябре 1951 года, передав издателям «Кольцо смыкается», Черчилль вернулся к работе над последним томом. Получив 20 сентября от Эттли сообщение о проведении всеобщих выборов и понимая, что в случае победы его возможности в доработке новой книги будут ограничены, он распорядился подготовить «предварительную версию» к 26 октября. «Синдикат» ускорился, на всех парах помчавшись к заданной цели. В середине ноября, уже после того, как на Даунинг-стрит произошла рокировка, к новому главе правительства обратился секретарь кабмина Норман Брук. По его мнению, британское общество крайне негативно отнесется к продолжению Черчиллем литературной деятельности на столь высоком официальном посту. Он предложил выступить с заявлением и успокоить общественность, что пятый том был завершен и сдан издателям еще до назначения автора на пост премьер-министра, а шестой том находится в стадии проверки фактов и трактовок, и в отношении него потребуются незначительные корректировки перед публикацией. Премьер отказался выпускать такое заявление, ограничившись приводимой выше ремаркой в предисловии.
Как и следовало ожидать, в первые месяцы после назначения у Черчилля практически не было сил, времени и возможностей для работы над книгой. Основные функции были переданы «Синдикату», который продолжал доработку текста зимой 1951–1952 года и последующей весной. Итогом трудов стала так называемая «первая исправленная» версия. Черчилль подключился к проекту только весной 1952 года: он занялся внесением правок и подготовкой к маю читабельной версии для издателей с последующим получением последнего транша гонорара142.
Летом 1952 года Черчилль снова отстранился от творчества. В середине июня Дикин навестил премьера в загородном поместье, привезя с собой отчет о проделанной «Синдикатом» работе. Было подготовлено двадцать семь карт из запланированных двадцати девяти, а также тщательно проверены восемь приложений, содержащих сокращения, расшифровку кодовых имен, дополнительные документы, данные о потерях в различных операциях, текст выступления от 13 мая 1945 года, данные о перестановках в правительстве в период 1944–1945 годов143.
Основную роль в работе над книгой в этот период сыграл Денис Келли, который пытался сократить число используемых официальных документов, а также повысить качество остального текста. В сентябре, во время отдыха на вилле Бивербрука, творчеством занялся сам Черчилль. На этот раз он стал дополнительно шлифовать главы, посвященные англо-американским отношениям в заключительные месяцы войны.
Подключение автора в сентябре 1952 года к работе над шестым томом привело к принятию судьбоносного для всего литературного проекта решения. В конце октября Черчилль распустил «Синдикат», прекратив выплаты Аллену, Дикину и Паунэллу. Двадцать седьмого числа он пригласил творческий коллектив на Даунинг-стрит на прощальный обед. Во время этой сентиментальной встречи каждый из членов команды выразил свое восхищение автором, а также подтвердил готовность помочь в завершении последнего тома на безвозмездной основе.
На знаменательном вечере не присутствовал генерал Немей. После переезда Черчилля на Даунинг-стрит Немей стал гораздо реже участвовать в творческом процессе. Новый глава правительства назначил его сначала министром по делам Содружества, а спустя полгода направил в Париж в должности генерального секретаря НАТО – первого в истории этой организации. Учитывая новые обязанности, подключения Немея к созданию шестого тома носили крайне ограниченный характер. Он добавил лишь несколько эпизодов о Ялтинской и Потсдамской конференциях, а также пробежался по некоторым главам в свободное время.
Не было на прощальном обеде и Дениса Келли. Но если Немей не мог присутствовать в связи с большой занятостью, то архивариуса Черчилль лично исключил из списка приглашенных. Несмотря на большой вклад Келли, он так и не вошел в круг доверенных лиц. А ведь Келли действительно внес существенную лепту. При этом на каждом новом этапе его участие становилось все более заметным, а при создании последнего тома он занял едва ли не центральное место в творческом коллективе. Именно он в ноябре – декабре 1950 года помогал Черчиллю собрать и структурировать документы, сформировав каркас шестого тома. Именно он в мае – июне 1951 года откорректировал ключевые главы о двух международных конференциях в Ялте и Потсдаме, переписав стенограммы в форме от первого лица. Именно Келли сделал значительные доработки летом 1952 года, после которых Черчилль принял решение о роспуске «Синдиката». Отношение Черчилля к Келли объяснялось как личными факторами, так и тем обстоятельством, что, несмотря на значительный объем проделанной архивариусом работы, большая ее часть носила черновой характер. Основная интеллектуальная составляющая лежала (после, разумеется, Черчилля) на Дикине, Паунэлле, Исмее и Аллене144.
Один из вопросов, который часто задается при анализе шеститомника и который мы уже рассматривали в предыдущей главе, состоит в определении доли личного участия Черчилля при написании этого произведения. Если оценивать литературный проект в этой плоскости, то участие автора в последнем томе было самым небольшим. И это несмотря на указания Черчилля членам «Синдиката» уделять основное внимание при подготовке материалов «синопсису», а не «попыткам написания готового текста»145. Большая часть материалов о войне на Тихом океане и в Бирме была подготовлена Алленом и Паунэллом. Генерал также отвечал за изложение событий на европейском театре военных действий. Дикин занялся разбором конференций. Некоторые главы, например «Окружение Германии», были практически полностью созданы творческим коллективом. Черчилль добавил лишь пару абзацев перед текстом своего обращения по радио 15 мая 1945 года. Несмотря на все эти факты, «Синдикат» постарался приложить значительные усилия, чтобы авторство Черчилля не вызывало сомнений. «Надеюсь, моя помощь окажется полезной, – скажет Келли в августе 1952 года, передавая переписанную первую книгу шестого тома. – Я полагаю, вы получите удовольствие от ее чтения. По-моему, это лучшая книга, которую вы когда-либо написали».
Немного странное обращение, которое может сойти одновременно за самовосхваление и вычурную форму лести. На самом деле в словах Келли не было ни того, ни другого. Да, «Синдикат» помогал Черчиллю. И помогал активно. Но Черчилль все равно продолжал оставаться автором того, что выходило под обложкой с его именем. Несмотря на всю свою загрузку на ниве политической деятельности, несмотря на усталость от шестилетней работы над мемуарами, а также на берущее свое почтенный возраст, он по-прежнему определял развитие литературного проекта и по мере сил принимал в нем участие. Причем, как правило, это участие имело ключевое значение. В частности, именно Черчиллем была произведена первая сортировка в 1949 году телеграмм, меморандумов, рабочих записей, письменных поручений для последующего использования собранных документов. Сортировка и отбор каждого документа предполагали также коррекцию в соответствии с обозначенными ранее принципами сохранения секретности. Помимо структуризации материалов, а также их повторного рассмотрения весной 1952 года с добавлением новых бумаг для приложения автор надиктовал значительный объем своих воспоминаний. Например, реминисценции о встрече со Сталиным в октябре 1944 года и пересечении Рейна в конце марта 1945 года. Коррекция рукописи производилась лично автором в сентябре 1952-го, а также во время путешествия в США в конце того же года. «Я провел три утра над этой запутанной главой, но думаю, что сейчас она стала значительно лучше», – писал Черчилль Келли 2 января 1953 года о главе «Роковое решение». После встречи с президентом США премьер отправился восстанавливать силы на Ямайку. Как всегда, отдых перемежался работой, в том числе доведением до нужной кондиции последних глав о Потсдамской конференции146.
Визит Черчилля в США в январе 1953 года и общение с президентом были весьма примечательны для всего литературного проекта. Как-никак речь шла о вновь избранном президенте США. От смены хозяина Белого дома напрямую зависело описание в шестом томе англо-американских отношений на высшем уровне. Осенью 1948 года Гарри С. Трумэн был переизбран с принесением присяги и началом нового президентского срока в январе 1949 года. Конституция США позволяла ему выставить свою кандидатуру на очередных выборах в 1952 году. Однако по ряду причин он отказался участвовать в очередной избирательной гонке, оставив другим кандидатам возможность бороться за президентское кресло. Победил Дуайт Эйзенхауэр.
Снятие Трумэном своей кандидатуры на выборах 1952 года в определенной степени облегчило задачу Черчиллю, который планировал включить в последний том несколько бумаг от имени экс-президента. Отныне согласования становились проще. Хотя и не отменялись вовсе. В конце марта 1953 года Черчилль обратился к американскому политику за разрешением использовать в своем произведении «дюжину личных посланий» господина Трумэна. Он готов был пойти даже на их пересказ, правда, только в крайнем случае.
В момент этого обращения Трумэн отдыхал на Гавайях. Он пообещал подробно рассмотреть запрос премьер-министра после возвращения домой, обнадежив при этом, что скорее всего даст необходимое согласие. В жизни быстрые ответы не всегда удачны, а в политике тем более. Вернувшись в родной штат Миссури, экс-президент обратился за консультацией к журналисту Уильяму Хиллману (1895–1962), который ранее выступил редактором сборника документов «Мистер президент», а в настоящее время работал с Трумэном над его мемуарами. Хиллман отнесся к просьбе британского политика настороженно. В каком контексте предполагалось использовать эти документы? Безусловно, отмечал журналист, «мистер Черчилль является уважаемым человеком». Но в то же время он «британский государственный деятель с типичной гибкостью мышления в отношении ретроспекций». Трумэн согласился с Хиллманом, отказав в прямых цитированиях и попросив переписать все касающиеся его телеграммы, письма и записки, которые будут использованы в шестом томе. Свой ответ он объяснил тем, что не может позволить цитировать оригинальные документы, так как в настоящее время его архив «не приведен в порядок»147.
Произошедшие в США перемены добавляли и другие сложности. Теперь необходимо было решить не только вопрос об использовании посланий нового президента США, но и как его представить на страницах мемуаров. «В связи с победой Эйзенхауэра на выборах я должен серьезно сократить шестой том», – признается Черчилль Джону Колвиллу148.
За поддержкой в доработке текста в свете новых изменений пришлось в какой уже раз обратиться к Норману Бруку. Безотказный Брук и его команда прошлись по тексту, выявив две критичные главы. По ним секретарь кабмина дал свои замечания, а также настоятельно рекомендовал согласовать текст с новым президентом США. По большей части предложенные им правки были приняты, а рекомендация удовлетворена.
Сами главы с сопроводительной запиской были направлены Эйзенхауэру от имени Черчилля[61]61
Текст послания был составлен Н. Бруком.
[Закрыть] в апреле 1953 года: «Теперь, после того как вы заняли высший политический пост в своей стране, я крайне обеспокоен тем, чтобы не было опубликовано ничего из того, что может представлять угрозу нашим отношениям, а также ослабить симпатию и понимание, которые существуют между нашими странами». Черчилль также сообщил, что «за последние несколько месяцев многократно прошелся по тексту» и готов гарантировать, что в книге «не содержится ничего, что могло бы послужить основанием для предположения, будто в описываемые дни между нами существовали какие-либо разногласия»149.
Президент ответил, что слишком занят в настоящее время для просмотра переданного текста. Он попросил направить текст начальнику своего штаба в военные годы генералу Вальтеру Беделл Смиту (1895–1961), который в 1953 году занимал пост заместителя госсекретаря. Перед отправкой фрагментов нового сочинения Беделл Смиту Брук еще раз внимательно прошелся по тексту. В итоге было решено вместо отдельных кусков согласовать с представителем США полный текст восьми глав. Подобное изменение первоначальных замыслов недвусмысленно показывает, насколько обеспокоен был Черчилль возникновением малейших осложнений в отношениях с заокеанской державой. В своих пояснениях к направленным материалам он отмечал, что имевшие место в 1944 и 1945 годах в англо-американском стане разногласия, «нельзя скрывать, они принадлежат истории, и окончательное суждение о них будет сделано исследователями в будущем»150.
Изображение американской темы было не единственной составляющей международных процессов, которая оказывала влияние на создаваемое произведение. В апреле 1953 года Камроуз имел встречу с британским премьером. По ее результатам он сообщил Лафлину, что в настоящий момент Черчилля «беспокоит русский аспект».
После окончания Второй мировой войны СССР рассматривался бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции как геополитический противник. За последние восемь лет в его адрес было сказано много обидных слов. Но есть время для противостояния, а есть – для мирного сосуществования. Как будет показано дальше, в начале 1950-х Черчилль, последовательно критиковавший коммунизм в первые послевоенные годы, стал выступать за восстановление отношений с восточным гигантом. Одним из главных направлений в его международной деятельности после назначения на пост премьер-министра стало проведение конференции на высшем уровне с закладыванием основ для партнерства СССР и западных демократий. И в свете этого тренда он считал крайне нежелательным, чтобы на книжных прилавках появилась его (теперь уже – главы британского правительства) книга, в которой была бы представлена критическая оценка советских государственных деятелей.
На самом деле обеспокоенность Черчилля в отношении советской темы появилась не весной 1953 года, когда из жизни и со сцены мировой истории ушел И. В. Сталин. Британский политик прогревал тему встречи на высшем уровне, начиная с 1951 года. Поэтому советский фактор играл важную роль уже на начальном этапе работы над последним томом. Например, в конечную редакцию не вошли фрагменты, содержащие несправедливые утверждения, будто «Советская Россия становится смертельной угрозой для свободного мира».
Эта фраза была продиктована Черчиллем 23 декабря 1950 года во время отдыха в Марракеше. Вообще, большинство наиболее жестких высказываний в адрес бывшего военного союзника, первоначально предполагавшиеся для шестого тома, были подготовлены в конце декабря 1950 года. И это не простое совпадение. В очередной раз на описание событий прошлого влияло настоящее. В конце ноября 1950 года в Корейскую войну вступил коммунистический Китай, отбросивший объединенные войска Южной Кореи и союзников далеко на юг. Отступление войск произвело сильное впечатление на Западе. Сильное впечатление оно произвело и на Черчилля, который послал ободряющую телеграмму генералу Макартуру, а также рассматривал возможность своего личного полета в Токио[62]62
В Токио располагалась ставка генерала Макартура.
[Закрыть] чтобы из столицы Японии помочь восстановить боеспособность войск.
В освещении советской темы был еще один важный нюанс. Даже в своих самых критических отзывах об СССР Черчилль сознательно избегал персональных атак на Сталина. Например, в своих «Записках о шестом томе», рассказывая, как, по его мнению, советское руководство нарушило достигнутые в Ялте договоренности, Черчилль перекладывает основную вину не на главу СССР, а на его окружение151. Аналогичная трактовка останется и в опубликованной версии.
Для шестого тома характерно не только приглушение критики Сталина, но и наличие хвалебных ремарок в адрес советского государственного деятеля. Так, описывая события сентября 1944 года, Черчилль признается, что «ощущал острую потребность повидаться со Сталиным, с которым, как я всегда считал, можно поговорить по-человечески»152. Примечательно, что Черчилль продиктовал эти слова 26 ноября 1950 года, как раз в тот момент, когда Китай не без поддержки СССР вступил в Корейскую войну.
С назначением на пост премьер-министра Черчилль продолжил предпринимать шаги по сближению с советским лидером, а после его кончины – с его преемниками. Все эти дипломатические ходы нашли свое отражение в работе над мемуарами – при постоянном редактировании и сглаживании резких высказываний в адрес СССР, подготовленных его помощниками.
В частности, в черновике главы «Последнее наступление» Паунэлл написал, что незадолго до своей кончины Рузвельт «слишком много полагался на честность Сталина, а также на собственную способность к убеждению, но сейчас вся его добыча ускользнула». Черчилль удалил это предложение. Аналогичная судьба постигла другое упоминание о главе СССР, который «не только разгромил на фронтах своего врага, но и обманул союзников». Не осталось в тексте и ключевого фрагмента, подготовленного Денисом Келли, где говорилось, что «Берлин, Прага и Вена без особой нужды были уступлены Советам». Дальше шло: «В этом можно разглядеть трагедию в час нашего триумфа» – фраза, которая тоже не прошла авторский ценз.
Изменения коснулись и названия глав. Так, летом 1953 года Черчилль заменил «советское оскорбление» на «советские подозрения», а «советскую ловушку» – на «усиление трений с Россией». Авторский подход проявился и в частных замечаниях. Например, в отказе назвать имя Сталина при описании очередного болезненного раунда обсуждений польского вопроса. Черчилль использовал обезличенную форму, заметив, что ему «приходилось иметь дело с политиками из Кремля, руководимыми расчетами, а не эмоциями». «Я не хочу совершать никаких поступков, которые могут ухудшить существующее положение», – признался автор Денису Келли насчет внесенных правок153.
Попытка снять напряженность между двумя странами повлияла и на название тома, вернее, на его объяснение. Выбирая заглавие, Черчилль решил использовать выражение «триумф и крах» из любимого стихотворения Редьярда Киплинга (1865–1936):
Ты – друг Мечты, но средь ее туманов
Не заблудиться смог? И не считал,
Что Мысль есть Бог? И жалких шарлатанов —
Триумф и Крах – с улыбкой отметал?
И ты сумеешь не придать значенья,
Когда рабы твой труд испепелят
И смысл высокий твоего ученья
Толпа на свой перетолкует лад?[63]63
Перевод А.В. Шараповой.
[Закрыть]
Для своего произведения Черчилль выбрал – «Триумф и трагедия». В отличие от других томов, автор решил дать в предисловии пояснение. Келли подготовил черновик, в котором говорилось о том, как «полная победа одного из самых успешных союзов современности обрекла больше половины Европы на тиранию не менее ужасную, а возможно, даже более продолжительную, чем тиранию, над которой была одержана победа силами Великого альянса». Черчилль переписал этот текст, оставив для истории следующее, более сдержанное толкование: «Я назвал этот том „Триумф и трагедия“, потому что полная победа Великого альянса до сих пор не принесла еще всеобщего мира нашему охваченному тревогой земному шару»154.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?