Текст книги "Места "

Песни советских деревень
1991

Предуведомление

Все мы вышли из Матери Горького. Но только наполовину. На вторую мы, конечно же, все вышли из неодолимого обаяния, чистоты и энтузиазма советской песни. да и многого другого, что все-таки наилучшую, наиадекватнейшую артикуляцию получило в песне советской. Мои песни, естественно, не могут претендовать на соревнование с ней, но являются просто выходом атавистической способности легко изъясняться ее языком, а также ностальгическим жестом неослабевающей любви к ней. Возможно, они послужат предлогом для обращения нового, неведающего, наросшего поколения к тем первоисточникам, которые и доныне омывают корни моей, да и не только моей, поэтической и артистической деятельности.

 
1v| o3409 Выйду, выйду к тихой речке
                 Да на бережок
                 Где же ты, мое сердечко
                 Миленький дружок
 
 
                 А он выплывает рыдая
                 Из пучины той:
                 Здесь я, здесь, моя родная
                 Председатель злой
                 Довел меня
 
 
1v| o3410 Он мне говорит:
                 Можно вас немножко
                 Вот сейчас, едрит
                 Поцеловать
 
 
                 Я ж не отвечала
                 Головой в ответ
                 Ласково качала
                 Отвечала: нет
                 Нельзя
                 Целоваться с милой
                 Можно лишь с живой
                 Помнишь, как в могилу
                 Сам же, милый мой
                 И клал меня
 
 
1v| o3411 В полях работа ширится
                 Кипит словно прибой
                 И словом перекинуться
                 Нам некогда с тобой
 
 
                 А под вечер у озера
                 Где поздние лучи
                 Ложатся светом розовым
                 Сойдемся и молчим
 
 
                 А поутру умелая
                 Кипит работа вновь
                 Вот так с тобой несмелые
                 И промолчим любовь
                 Нашу
 
 
1v| o3412 Вот хожу я с животом
                 А ему и горя мало
                 Меня матушка о том
                 Давно предупреждала
 
 
                 На меня управы нет! —
                 Ходит он красуяся
                 А пойду я в сельсовет
                 К людям адресуюся
 
 
                 Коль возьмет его народ
                 Сраму он не минует
                 Не по совести – так вот
                 По партийной линии
 
 
1v| o3413 Выйду в поле, выйду в лес
                 Скину платье бело
                 Без трусов, чулочков без
                 Лягу я несмелая
                 В дальнем поле молотьба
                 Мне отсюда видится
                 Милый мой придет сюда
                 Скажет мне: Ленивица
 
 
                 Меня крепко обоймет
                 Назовет Одаркою
                 И опять в поля уйдет
                 На работу жаркую
 
 
1v| o3414 Ой, подружки, силы нет
                 Словно на сердце заноза
                 Полюбился мне брюнет
                 Из соседнего колхоза
 
 
                 На нем китель боевой
                 Сбоку орденская планочка
                 Ой, девчата, что со мной
                 Вся горит моя бараночка
 
 
                 Побегу и под его
                 Трактор лягу вечером
                 А под утро – ничего
                 Вроде бы полегче мне
 
 
1v| o3415 Среди волжской хлебородной шири
                 Трудовые битвы велики
                 Во поле ребята выходили
                 Классом собирали колоски
 
 
                 Чтоб в глухой природе не пропало
                 Ни одно полезное зерно
                 Чтобы хлебом, чтобы спиртом стало
                 Чтобы электричеством бежало
                 По просторам Родины оно
 
 
                 Чтобы где-то в Эфиопьи дальней
                 Иль в Корее нежно-голубой
                 Чтоб дитя рукою исхудалой
                 Взяв кусочек хлеба золотой
                 Вдруг представил волжские просторы
                 Садики, участочки, дворы
                 Голубые выцветшие взоры
                 Нашей деревенской детворы
 
 
1v| o3416 Бежит ручей под горочку
                 И песенки поет
                 И я иду с ведерочком
                 А в новой гимнастерочке
                 Навстречу он идет
 
 
                 На нем звезда геройская
                 И черны сапоги
                 Дай – говорит – красавица
                 Напиться и небрежно так
                 Касается руки
 
 
                 И что-то приключилося
                 Мне тут нехорошо
                 Сознанье помутилося
                 И я перекрестилася
                 Смотрю – а он пошел
                 Черными пятнами весь, и язвами розовыми,
вспучивающимися, а сам корчится весь, глаза желтым гноем налились,
внаружу вывалились вдруг, все черным смрадным дымом заволоклось
                 И я стою с ведерочком
                 Гляжу за поворот
 
 
1v| o3417 Мы лежали с милым в травке
                 Целовались нежно
                 А во поле его трактор
                 Все ворчал обиженно
 
 
                 А кругом люди загалдели
                 И корить нас стали
                 Я им говорю: Злодеи!
                 На гомосексуальный
                 Путь его толкаете!
 

Квазибарачная поэзия
1993

Предуведомление

Всем ясно, что имеется в виду под барачной поэзией. Это уже классика, наиболее ярко явленная и утвержденная в творчестве всеми уважаемых Игоря Сергеевича Холина и Генриха Веньяминовича Сапгира. Так что о всяких там неординарных вещах, до сих пор воспринимаемых как антипоэзия и безобразие – так что с классики спросишь? Что, не классика? Э-э-э, как же не классика? Классика! Так что и с меня никакого спроса – я же в классическом стиле и смысле все это здесь воспроизвожу.

Ну, конечно, точное воспроизведение или имитация невозможны.

Да этого и не нужно, смысла нет. Я ж пишу не барачную, а квазибарачную, как бы барачную (заметьте схожесть с термином «барочная»). Время уже ушло. И я все это пишу в том же самом смысле, как писал квазисоветскую, квазиженскую, квазигомосексуальную и пр. При нынешней кошмарности некоторых ситуаций нынешней жизни, кошмарности прошлого выглядят сейчас и воспринимаются в некоем даже ностальгически-романтическом свете. Да и некоторые герои тоже уже далеки от актуальности, как и их барачный быт, в свое время являвшийся столь актуальным не только в смысле его беспредельной распространенности, но и в смысле как бы основной мыслеформы тогдашней неординарной жизни. Все это придавало свежесть, актуальность и необычайную силу самой поэзии барачной. В отличие от моих стихов, являющихся стилизацией и эстетизацией, которые, если и актуальны, то в той мере, в коей актуально сейчас все ностальгическое, и всегда – следование традициям прошлого и классическим его образцам.

 
1v| o3418 В мерседесе Славик Пинский
                 Дико важный ездит
                 Ну, а к вечеру по-свински
                 Напился
                 И блюет в подъезде
                 По-старому
                 По-дворовому
                 А сосед его дурной
                 Старикашечка
                 По прозвищу Никишка
                 Из кармана четвертной
                 Тащит вместе с книжкой
                 Банковской
                 Да поскользнулся на Славкиной блевотине, и насмерть
 
 
1v| o3419 Суп картофельный кипит
                 Отвлеклась мамаша
                 А ребенок-паразит
                 Стены калом мажет
 
 
                 Уж мать секла его потом
                 Ох, уж и кричал он
                 Что сбежался целый дом
                 Еле откачали!
                 Нет, не откачали
                 Видите – не откачали
 
 
1v| o3420 Майкла Джексона портрет
                 На стене у девочки
                 А к ней ломится сосед
                 И не в первый раз уже
 
 
                 Она острую наваху
                 Отцовскую
                 Схватывает со стены
                 И кричит: Пошел ты на хуй!
                 Не то, сука, зарублю
                 Насмерть
 
 
1v| o3421 Мамка жарит пироги
                 Из протухшей рыбы
                 А у сыночка нет ноги
                 И у бабки зубы
                 Все
                 Повыпадали
 
 
                 Бабка внучека жует
                 Да совсем небольно
                 А он ей ножкой поддает
                 Оставшейся
                 И все довольные —
                 Смеются
 

Чумаков-мастер
1994

Предуведомление

Чумаков-мастер – что такое? Как понимать прикажете?

Ну, может, мастер в смысле умелец, все умеет, хорошо и профессионально работает – бывают такие и у нас, редко, но бывают. Или мастер, скажем, производственного обучения – в школе раньше были такие, уж ни на что другое по причине пьянства или нерасторопности не приспособленные. Или мастер на заводе, на производстве – мелкий такой, первичный начальник, еще не оторвавшийся от масс, но уже являющийся эдакой рабочей элитой, уже как бы мелкий ставленник истеблишмента и капитала. Или мастер спорта, спортсмен высшей категории – это ближе к делу, т.е. наиболее близкое возможное толкование вышеобозначенного титула. Или мастер уж в совсем, совсем ином смысле, в загадочном, зачастую интригующе-восточном употреблении некоему званию учителя, проводника, мистагога и пр. – мастер дзен, мастер какой-либо школы или практики. Но последнее, хотя и возможное, но несколько натянутое толкование названия. Хотя, кто его знает, какие мастера каких школ нынче бродят, торжествуя между нами – сатанинских, кровавых, дьявольских, откровенческих, конца света, начала новой эры, прихода откровения, прихода конца, прихода иного, преображения, изменения, усечения, отсечения, пресечения, измельчения, экстерминирования, иллюминирования, элиминирования.

Посмотрим. Посмотрим. Присмотримся. Куда это ведет нашего мастера? Вот, вот он появился, пошел, пошел, остановился, снова пошел. Внимание.

^*

Чумаков вышел из дома. Он подумал, что, собственно, с небольшими накладками – а как без них? – все произошло, как и предполагалось

 
                 И вправду, что могло случиться
                 По сути, просто ничего
                 Он видел: в небе туча мчится
                 И каплет, словно из чьего
                 Худого кармана
 

^*

Он углубился в глубь микрорайона; конечно, в памяти возникали еще лица, позы, тела

 
                 И возбужденные, конечно, возникали
                 Чужие лица, он их, правда, знал
                 Чуть-чуть
                 Он огляделся: вечер тучи гнал
                 К его подошвам листья прилипали
                 Осенние
                 Опавшие
 

^*

Особенно Чумакову запомнилось одно лицо, его, кажется, звали Вадимом – лицо такое запоминающееся

 
                 Такое вправду что запоминающееся
                 Лицо
                 Когда увидел – сразу побледнел
                 Он
                 Вдали автобус приближающийся
                 Увидел Чумаков, но не успел
                 Хотя и побежал
 

^*

Чумакову он, собственно, и не нужен был, просто оказался вместе с другими; ну, не повезло – резюмировал Чумаков

 
                 Ну что ж, не повезло, как в детстве
                 Бывает
                 Когда не выучишь бывает
                 Урок
                 А тебя учитель вызывает
                 Не в срок
                 И никуда тебе не деться
                 И как в пламени адовом гореть
 

^*

И Чумакову так остро припоминалось детство нелегкое, нелегкое, деревенское

 
                 Детство деревенское
                 Затемно вставания
                 Мозоли, уставания
                 Истощение
                 Песенки советские
                 Да и праздники
 

^*

А еще летом дачники приезжали с бледными пацанами, собирались оравой и ходили их бить – так, чтобы знали

 
                 А там орешник поспевал
                 И земляника отходила
                 И забивался сеновал
                 Душистым сеном – приходила
                 Осенняя пора —
                 Очарование для глаз
                 Семьей ходили по грибы
                 Солили, пили, дрались, пили
                 И снова дрались и гробы
                 Рыдая мимо них носили
                 На кладбище
 

Они как раз около кладбища жили, около кладбища с церковью, правда заколоченной, дом их тогда стоял – припоминал Чумаков

^*

Конечно, детишек жалко, они тут ни при чем – пожалел Чумаков – Вадим-то ладно, а детишек жалко

 
                 Детишек-то и вправду жалко
                 Да их ведь столько развелось
                 Любое дело б сорвалось
                 Коли на них как на причину
                 Несовершения дела
                 Ссылаться
 

^*

Был вечер, но тучи еще ясно различались на чуть светлеющем небе, они надвигались прямо на голову Чумакову, и потом, словно истребители, резко забирали вверх и уходили за спину, однако же, несмотря на их угрожающий вид, накрапывало едва-едва

 
                 Он вспомнил с самого начала
                 Как звонил и как Сережей
                 Притворился
                 Их голоса были похожи
                 Что даже мать не различала
                 Сережина
                 Их
                 Порой
 

^*

Подошел хозяин и спросил: Сергей ты? – Дело есть срочное! – отвечал Чумаков. – Выкладывай! – Нет, это не телефонный разговор! – Завтра, в офисе! – Нет, до утра не ждет

 
                 Он шел поближе к стенке дома
                 Чтоб из окна не различили
                 Как, собственно, его учили
                 Привычно было и знакомо
                 Все —
                 Не впервой чай
 

^*

Учили в армии, нормально, ну, с новой, последней техникой самому пришлось повозиться, по мере поступления – да оно и приятно, интересно

 
                 Он вспомнил: корешок Алданьев
                 Колька
                 Огромный дерзкий был как бес
                 Да не вернулся вот с заданья
                 Один он возвращался, без
                 Алданьева
                 В Кабул
 

^*

Но возвращался он отнюдь не так уж и просто, с этим связано одно из самых необычных воспоминаний в его жизни – Чумаков добирался один, шел в горах измученный, в полусознании; и тут явился Этот; Чумаков принял его за «духа» (не того, а этого, афганского духа), но Он заговорил по-русски, или Чумакову показалось, что он произнес что-то по-русски; Он словно светился чем-то голубым и говорил какие-то странные вещи – Чумаков уж и не может припомнить точно что; Чумаков никогда ни во что такое не верил, а тогда и сразу после того заколебался, даже мысль о чем-то вроде монастыря мелькала в его сознании – настолько убедительны и обвораживающи были слова, которые тогда он помнил и понимал

Почти что в пропасть вниз летя

 
                 Чумаков
                 Что было сил сопротивлялся
                 И тут же неожиданно Он явился
                 Ослепительный
                 И Чумакова как дитя
                 Взял на руки и успокаивал убаюкивая
 

^*

Чумаков поднялся на седьмой этаж, вышел из лифта, глянул вниз, на 6 этаж, задрав голову вдоль лестничного проема, проверил 8-й этаж – никого

 
                 Себе напоминал он кошку
                 И как-то внутренне сживался
                 С этим образом
                 Когда он к стенке прижимался
                 Или выглядывал в окошко
                 Осторожно
 

И вообще – в этих мгновенных сменах расслабления и напряжения как бы даже чувствовалась повышенная кошачья телесная температура

^*

Чумаков позвонил, из-за двери тихо спросили: Сергей, ты? – Я, я! – открывать медлили; Чумаков не спешил; Ты что ли, Сергей? – сказал же, что я! – разные замки звучали по-разному, наконец открыли; Чумаков резко вошел внутрь и сразу захлопнул за собою дверь, прислонившись к ней спиной.

 
                 Ты? – выдохнул ему в лицо хозяин
 

^*

Автобус все не шел, Чумаков курил, он специально не взял машину, ему советовали, предлагали любую другую, предлагали помощников, но он всегда это делал один, эдакий волк-одиночка

 
                 Мело, мело до февраля
                 Снег как зерно словно просушивался
                 Волк тихо выходил в поля
                 И голову склонив прислушивался
                 Чумаков с кривой усмешкой опять припоминал
                                                  далекий деревенский быт
 

^*

Ну, я! – усмехнулся Чумаков, начал двигаться в глубь квартиры, хозяин бледный, почти без сознания отступал

 
                 Он видел это много раз
                 Как человек бледнел и бился
                 В истерике и не пытался
                 Как обреченный
                 Себя хотя бы напоказ
                 Попытаться защитить
 

^*

Получилось очень неудачно, в квартире оказался еще Вадим, кроме жены и двух детей – мальчика и девочки (ну, этот фактор очень-очень частый, трудно избегаемый); Чумаков знал, как поступать в этом случае; нельзя сказать, что это вызывало у него восторг, но он знал, как поступать

 
                 Хозяин бел был, заодно
                 Все с ним смертельно побледнели
                 Как будто чистым полотном
                 Их одинаково покрыли
                 Всех
                 Даже детей
 

^*

Чумаков, Чумаков, ты что? Тебе заплатили? Я тоже, тоже заплачу! – Чумаков не отвечал, он быстро окидывал взглядом помещение; все было нехитро – квартира советского номенклатурного работника – в прошлом, в прошлом

 
                 Матушка-номенклатура
                 Батюшка – советский строй
                 Строим, строим – строй не строй
                 Все получится халтура
                 Вместо обещанного коммунизма
 

^*

В педагогическом училище, на историческом, Чумаков был не последним комсомольцем, знавал и некоторую номенклатурную шушеру, руководившую им и делавшую на таких, как он, свою нехитрую, но сладкую карьеру; именно такой вот младший инструктор райкома комсомола понудил его, в ту пору бывшего уже комсомольским секретарем, провести показательное собрание, заклеймить и исключить из комсомола его ближайшего друга Сашку Текшева, который что-то там заявил про демократию и одобрительно отозвался о Солженицыне (он что-то там прочел, он много читал), вот и случилось собрание, по ходу которого Чумаков чувствовал, как закипает в нем злость на этого идиота Сашку Текшева, так его подведшего, и Чумаков пригвоздил его: В гражданку таких, как ты, к стенке ставили

 
                 Когда врагов свирепых ряд
                 Сметая по дороге местной
                 Пыльной
                 Революционный двигался отряд
                 Вверху пред ним вставал небесный
                 Образ
                 Коммунистического общежития
 

^*

Я заплачу ! Я заплачу ! – трясся хозяин, Чумаков знал, что где-то здесь, под полом и в простенках этой вроде бы небогатой квартирки, а также на зарубежных счетах прячутся безумные, бешеные деньги; Чумаков еще раз быстро огляделся и вынул пистолет с глушителем

 
                 Вот ты – великий господин
                 Во славе все проводишь дни
                 Свои
                 Но
                 Приходит смерть и ты – один
                 Или их много – но они
                 Там
                 Ждут тебя за пологом смерти
 

^*

Начинать надо было с хозяина, затем – Вадим и непримечательные дети – как все дети; но еще молодая жена, она напомнила вдруг Чумакову Гальку; они сошлись, кстати, после того злополучного собрания, они и до этого знали друг друга: он – секретарь, она – такая строгая комсомолочка – ни-ни, только по делу: субботники, шефская работа, стенгазета и прочая подобная чушь того времени

 
                 Ах, Галинка-комсомолочка
                 Ты растаяла во сне
                 Твоя красная футболочка
                 Как вздымающийся снег
                 Белый
                 Твоя белая упругая грудь
 

^*

После того собрания они шли вместе, они были злы и очень нервны, они выпили. Чумаков стал смотреть на нее и понял, что она недурная баба, она молча терпела его разглядывание, он повел ее к себе домой и тут же полез к ней в трусы, она молчала, он сорвал с нее кофту и начал кусать ее подрагивающую грудь, она все молчала, и когда он только скинул брюки, она вдруг схватила его член и какими-то судорожными движениями стала засовывать его себе в рот, втягивать в себя почти захлебываясь; ну, потом они встречались, но все было обычно и менее интересно

 
                 Так что ж ты есть – неподдающаяся
                 Ни осознанию, ни делу
                 Осознанному, только телу
                 Телу души и телу тела
                 Как ужас и как смерть дающаяся
                 Любовь
                 Неосвобождающая
 

^*

Выстрелами в упор, в голову, Чумаков порешил всех, для верности добивал уже ножом, ударом в шею; Вадим кончался дольше всех, детей, конечно, было жаль

 
                 Вот, Гамлет мой, пять трупов спящих
                 Словно немыслимый узор
                 Из жизни в смерть переходящий
                 Но
                 На полпути пытливый взор
                 Твой
                 Останавливает непроходимая завеса невидимости
                 Ты еще здесь – в жизни
 

^*

Чумаков огляделся, прислушался, заглянул для верности во все комнаты, в кухню, в туалет, открыл шкафы, посмотрел под кроватью, приоткрыл дверь на лестничную площадку, посмотрел вверх и вниз, плотно прикрыл дверь; спустился и вышел в сырой темнеющий вечер

 
                 Тучи неслись нетерпеливо
                 Их кто-то знал, и гнал, и гнал
                 От стран Балтийского залива
                 В страну расшитых покрывал
                 Китайских
                 На Западе – там расстилали
                 Постели, засыпали, суживали
                 Глаза
                 Во сне
                 А на Востоке уж вставали
                 Поутру и вдруг обнаруживали
                 Смерть
                 Широко-широко, как только могли, раскрывая в ужасе глаза