Текст книги "Крестный путь Петра Столыпина"

Как видим, у Шингарёва наличествуют три основных аргумента – столыпинская реформа проведена в чрезвычайно-указном порядке, «слишком молниеносно», она прервала некий естественный исторический процесс саморазрешения земельного вопроса, на который намекает оратор, и главный аргумент – она проводится насильно и не приемлется большинством крестьянства.

Набор кадетских аргументов против аграрной реформы полностью изобличает как лицемерие, так и необоснованность обвинений обличителей Столыпина. Для его противников долгое время общим местом было утверждение, что земельный вопрос приобрёл такую остроту, что требует немедленного решения. Но как только премьер действительно начал его решать в срочном порядке, не дожидаясь утверждения Государственной думой и Государственного совета (а там он мог бы обсуждаться, при отсутствии политического консенсуса, неопределённо долгое время), правительство начало резко критиковаться. Из этой же категории положение о том, что был прерван некий естественный исторический процесс.

Но, несомненно, основополагающий антистолыпинский довод – это то, что аграрная реформа внедряется с помощью насилия государственного аппарата. Можно было бы долго, на основе многочисленных фактов, опровергать данное утверждение Шингарёва, но, думается, что это лучше всего сделал присутствовавший на думском заседании упомянутый в выступлении товарищ министра внутренних дел Лыкошин. В ответном выступлении он без малейших усилий продемонстрировал всю надуманность обвинений кадетов: «Ведь согласитесь, господа, не могли же земские начальники принудить 700 ООО крестьян-домохозяев заявить об укреплении вопреки их воле. Ведь значит, есть же какой-то внутренний стимул укрепляться, есть же, значит, у крестьян стремление к личной собственности… Наивно было бы думать, будто какие-либо внешние меры могут заставить крестьян идти навстречу землеустроительным начинаниям правительства».

Лыкошин также опровергнул и другое обвинение в адрес премьера – о том, что якобы столыпинская реформа ориентирована исключительно на наиболее зажиточные слои крестьянства и окончательно добивает неимущих. Александр Иванович следующим образом пояснил, что правительство понимало под знаменитым определением «ставка на сильных»: «Тут очень много, между прочим, говорили о выражении «ставка на сильных», и оно понималось в том смысле, что сильные это – кулаки, новая буржуазия и т. д. Я понимаю это в другом смысле. Я понимаю, что «ставка на сильных» – это ставка вообще на духовные и материальные силы русского народа (что, конечно, ни в коей мере не отменяло то, что Столыпин считал крепких хозяев главным двигателем своей реформы. – Авт.)».

Пожалуй, для окончательного понимания того, кто всё-таки лучше знал нужды крестьян, следует сказать несколько слов о дальнейшей судьбе Шингарёва. Считаясь в кадетской партии главным специалистом по аграрному вопросу, он закономерно стал во Временном правительстве первого состава министром земледелия. Там Шингарёву была предоставлена возможность показать, что он эффективней Столыпина будет отстаивать интересы крестьянства. Однако его работа была не более успешной, чем Временного правительства в целом. В ноябре 1917 года – в день предполагавшегося открытия Всероссийского Учредительного собрания – Андрей Иванович был «превентивно» арестован по постановлению Петроградского Военно-революционного комитета. А 6 января 1918 года, вместе с другим видным кадетом – Фёдором Фёдоровичем Кокошкиным, он был убит в Мариинской тюремной больнице бандой из матросов и солдат, среди которых наверняка были бывшие крестьяне, не оценившие попечение о них конституционных демократов.

Однако тогда, несмотря на ожесточённое сопротивение кадетов и правых, на сторону Столыпина встало большинство Государственной думы и Государственного совета, и 14 июня 1910 года аграрная реформа стали законом. И её плоды появились достаточно быстро. Назовём лишь некоторые цифры – только в 1907–1911 годах вышли из общины и стали самостоятельными хозяевами более 2,5 млн крестьян (что составляет около четверти от общего количества всех крестьян-общинников), урожаи возросли с прежних 30–40 пудов с десятины до 52,7 пуда ржи, 61 пуда озимой пшеницы, 59 пудов ячменя, 54,5 пудов овса. Уже в 1909 году и только в Европу пошло на экспорт свыше 314 миллионов пудов пшеницы, что было больше, чем у главных экспортёров зерна США и Аргентины, вместе взятых (266 млн пудов).

Смерть Столыпина резко затормозила темп проведения всего комплекса аграрных реформ, что консервировало недовольство среди крестьянства и стало одной из основных причин обвала февраля 1917 года. Разлагавшаяся община осталась и продолжала отравлять своим гниением всё государство, а кровно заинтересованный в защите существующего государственного строя многочисленный класс собственников-земледельцев в целом так и не был создан. Неудивительно, что в час испытаний на защиту императора и империи выйти было некому.

И нельзя не согласиться с наблюдением в прошлом видного меньшевика, а потом известного историка русского зарубежья Сергея Германовича Пушкарёва, точно заметившего, что сталинская коллективизация окончательно подтвердила правоту столыпинской аграрной реформы: «Минуло пятьдесят лет со времени издания столыпинского аграрного закона, получившего впоследствии название «ставки на сильных»… Столыпинская аграрная реформа имела своей основной целью предоставить широкой массе российского крестьянства то положение «полноправных свободных сельских обывателей», которое было им обещано, но не вполне осуществлено «Положением» 19 февраля 1861 года, принёсшим крестьянству освобождение от крепостной зависимости.

Столыпинская эпоха действительно внесла в бедную и серую массу крестьян-общинников основы и возможности «нового социально-экономического крестьянского строя».

Правильность основного принципа столыпинской аграрной политики, т. е. предоставление крестьянину права свободного распоряжения его земельным имуществом, была проверена трагическим опытом революции. После захвата власти большевики, в союзе с левыми социалистами-революционерами, принялись усердно проводить в жизнь «эсеровскую» программу так называемой «социализации земли». Изданный 19 февраля (4 марта) 1918 года декрет «О социализации земли» (подписанный председателем Совнаркома Ульяновым-Лениным и народным комиссаром земледелия левым эсером Колетаевым) постановлял: «Всякая собственность на землю, недра, воды, леса и живые силы природы в пределах Российской Федеративной Социалистической Республики отменяется навсегда»; земля «переходит в пользование всего трудового народа» и распределяется между трудящимися на «уравнительно-трудовых началах», с запрещением земельной аренды и применения наёмного труда (совхозы должны были играть лишь роль «образцовых ферм или опытных и показательных полей»). При этом в задачи земельных отделов входило «развитие коллективного хозяйства в земледелии, в целях перехода к социалистическому хозяйству».

Известно, что первоначальная ленинская попытка ускоренного перехода «к социалистическому хозяйству» в деревне потерпела полную неудачу. Она вызвала жестокую междоусобную вражду между крестьянской массой и ленинскими «комбедами» («комитетами бедноты»), внесла полное расстройство в процесс сельскохозяйственного производства и вызвала жестокий голод в городах.

Напуганный результатами так называемого «военного коммунизма», Ленин в 1921 году (после Кронштадтского восстания) объявил свой пресловутый НЭП. В деревне НЭП означал, в значительной степени, возврат к принципам столыпинской аграрной политики. В 1922 году «в целях создания правильного, устойчивого и приспособленного к хозяйственным и бытовым условиям трудового пользования землёю, необходимого для восстановления и развития сельского хозяйства», был издан новый «закон о трудовом землепользовании», который совершенно отрекался от прежних принципов «социализации». Новый закон предоставлял крестьянству самому избирать способ землепользования:

а) общинный (с уравнительными переделами земли);

б) «участковый (с неизменным размером права двора на землю в виде чресполосных, отрубных или хуторских участков)» и в) товарищеский (артели и коммуны). «При полных переделах и разверстках земель в обществе, любое число хозяйств, а также и отдельные дворы, имеют право выходить из общества без его на то согласия и требовать выдела земли к одним местам в таком размере, какой им причитается по производящемуся переделу». Расставаясь с идеей о всеобщем земельном «поравнении», новый закон постановил: «Дальнейшее поравнение земель между волостями и селениями в обязательном порядке прекращается». Далее закон дозволял «трудовую аренду земли» на срок до 3 или до 6 лет (вскоре срок был увеличен до 12 лет) и применение «вспомогательного наемного труда в трудовых земледельческих хозяйствах». Новые положения аграрного законодательства были подробно развиты в «Земельном кодексе» 1923 года.

Получившие некоторую свободу хозяйственной деятельности русские крестьяне быстро оправились от тяжёлой разрухи и стали производить достаточное количество сельскохозяйственных продуктов не только для собственного потребления, но и для снабжения городского рынка. Несколько миллионов трудовых крестьянских хозяйств своим усиленным трудом и предприимчивостью достигли сравнительно высокого уровня зажиточности, но этот подъём новой крестьянской «буржуазии» представлял политическую опасность для коммунистической диктатуры, и потому Сталин, пришедший к власти, произвел в 1929—30 гг. зверскую «ликвидацию кулачества, как класса», а остальную крестьянскую массу насильственно загнал в колхозы.

Можно сказать, что Столыпин готовил для русских крестьян экономическую будущность американских фермеров; злая мачеха история, вместо этого, принесла им колхозное рабство».

Драма 3 июня

Хотя Россия в 1907 году ещё формально оставалась самодержавной монархией, управлять империей, тем более реализовывать программу масштабных реформ, без Государственной думы стало уже невозможным. Конечно, можно было действовать в чрезвычайно-указном порядке, но Столыпин понимал всю крайнюю нежелательность подобных действий, пусть у него иногда и не было иного выхода. Но чтобы руководить страной подобным образом постоянно, необходимо было идти на полную отмену молодого российского парламентаризма, что председатель Совета министров считал как невозможным, так и противоречащим государственным интересам. При всем негативном отношении к деструктивной антигосударственной деятельности I Думы Столыпин считал, что развитой парламентаризм должен стать важной составной частью обновленного общественного строя, базирующегося на законности, соблюдении прав личности и уважении права собственности.

Инициируя роспуск I Думы, Столыпин хотел получить парламент, который выполнял бы роль партнера исполнительной власти в успокоении страны и проведении системных реформ. Понятно, что премьер делал со своей стороны всё возможное, чтобы её состав был бы максимально лояльным к власти. С этой целью Столыпиным были инициированы специальные разъяснения Сената, исключившие из числа избирателей наименее имущие группы городского населения и крестьян (учитывая, что ими наиболее легко манипулировали экстремисты), что должно было сделать будущий состав парламента значительно менее оппозиционным. Однако нет оснований утверждать, что Столыпин каким-либо образом пытался фальсифицировать выборы – его действия ни в коей мере не нарушали действовавшего законодательства. Было вполне естественным, что власть после революционного кровопролития попыталась поставить преграду проникновению в Думу людей, связанных с терроризмом или, как минимум, относившихся к нему с явным или скрытым одобрением.

Конечно, на местах далеко не все губернаторы были так щепетильны в отношении законности при проведении выборов, но всё же никто из них на серьёзные нарушения, зная позицию председателя Совета министров, не шёл. Свою позицию относительно избирательного процесса и линии поведения местных властей Столыпин предельно чётко и откровенно изложил в циркулярном указании губернаторам, которое (что знаково) было им сразу же опубликовано для общего сведения: «С наступлением начала выборов некоторые политические партии, с целью склонить на свою сторону избирателей, не ограничиваются распространением среди населения своих взглядов и убеждений путём печати и собраний, но силятся представить в искажённом свете действия и намерения правительства для проведения на выборах лиц, враждебно к нему настроенных. Вам как представителю власти, не надлежит вмешиваться в борьбу партий и производить давление на выборы. Подтверждаю неоднократные указания мои на обязанность вашу ограждать полную свободу выборов, пресекая лишь самым решительным образом попытки использовать публичные собрания для агитации революционной.

Но, ограничив этим вмешательство администрации в выборную кампанию, считаю нужным указать вам на необходимость широкого опровержения всех ложных слухов, представляющих в извращённом виде действия и виды правительства. Ясно и определённо поставленная программа правительства известна Вашему Превосходительству. Обнародованная 24 августа, она не нуждается в повторении. Но от вас, как от представителя правительственной власти на месте, должны исходить авторитетные указания на неизменность правительственной политики, не могущей поддаваться каким-либо колебаниям вследствие обстоятельств случайных и проходящих.

В ряду этих вопросов на первом месте стоит отношение правительства к Государственной думе. Призванная Государем служить основою законодательного строя в Империи, являясь важнейшим фактором воссоздания крепких государственных устоев и порядка, имея право законодательной инициативы, Государственная дума встретит в правительстве живейшее и искреннейшее стремление согласованной плодотворной творческой работы. При настоящем бурном течении общественной жизни правительство сознаёт громадную трудность безошибочной постановки и решения вопросов, связанных с изменением правовых и социальных норм, и в критике своих предположений, так же, как в детальном и практическом обсуждении предположений Думы, – оно видит залог успеха в деле преобразования государства. Относясь с полным уважением к правам Государственной думы в области законодательства, бюджета и запросов, правительство будет неуклонно держаться во всех своих действиях существующих законов, так как лишь строгим выполнением и подчинением законам как правительство, так и Дума могут сохранить Монаршее доверие, наличность которого одна обеспечивает возможность их совместной работы. Установив всю злонамеренность толков о желании правительства созвать Думу лишь с целью её непременного роспуска и возвращения к прежним, осуждённым Государем порядкам, надлежит иметь на местах ясное представление о предположениях правительства в области ближайшего законодательства (обратим внимание, что и здесь Столыпин не упускает возможности максимально широко осведомить население о программе своих реформ. – Авт.). Приближение органов самоуправления к населению в виде установления всесословной волости как мелкой земской единицы, привлечение большего числа лиц к задачам самоуправления посредством уменьшения цензовых норм и расширение компетенции органов самоуправления будут предложены правительством в целях создания устойчивых самоуправляющихся ячеек, основы децентрализации. При введении подоходного налога правительство предполагает подкрепить средства земств и городов, передав им части некоторых казённых поступлений. Вместе с тем, введение местных выборных судей и объединение административной власти в губернии и уезде довершит упрочение устойчивого местного уклада. Но главнейшею, неустанною заботою правительства будет улучшение земельного быта крестьян. Не только создание земельного фонда и справедливая, на посильных условиях передача земель этого разряда крестьянам, но предоставление каждому трудолюбивому, энергичному работнику возможности создать собственное хозяйство, приложить свободный труд, не нарушая чужих прав, к законно приобретённой им земле – будут предметом предложений правительства в области землеустройства. Не менее важны подготовляемые правительством законопроекты в области рабочего, школьного и административного законодательства.

Приведённое краткое перечисление даёт лишь приблизительное понятие о той громадной работе переустройства, совершить которое является для Государственной думы, Государственного совета и правительства историческою обязанностью (символично то, что Столыпин особо подчёркивает партнёрскую роль парламента в проведении реформ. – Авт.).

Переустройство это должно иметь основою укрепление и упорядочение начал истинной свободы и порядка, возвещённых с высоты Престола.

Ввиду этого правительство твёрдо и последовательно будет преследовать нарушителей права, прекращать со всей строгостью возникающие беспорядки и стоять на страже спокойствия страны, применяя, до полного её успокоения, все находящиеся в его распоряжении законные средства».

Крайне неблагоприятные для Столыпина итоги выборов во II Думу подтвердили то, что власть (к тому времени уже достаточно окрепшая и имевшая немало возможностей влияния) серьёзно в избирательный процесс не вмешивалась. Состав парламента оказался ещё более антиправительственным, чем предшествующий. Успокоение в стране пока ещё было, в значительной степени, внешним, и в сознании немалого количества избирателей остался революционный дурман, а значит и доверие к направленной против правительства Столыпина разрушительной демагогии революционеров. Из 518 депутатов II Думы было: социал-демократов – 65, эсеров – 37, народных социалистов – 16, трудовиков – 104, кадетов – 98, правых и октябристов – 54, автономистов – 76, беспартийных – 50, казачья группа насчитывала 17, партия демократических реформ – 1 депутат.

Таким образом, левые радикалы составили около 43 % членов новоизбранного парламента, что давало им широчайшие возможности для антиправительственной деятельности. Поддерживавшие (пусть и не во всём и с рядом оговорок) Столыпина правые и октябристы хотя и увеличили своё представительство (что свидетельствовало о растущей поддержке курса премьера), но, тем не менее, полученные ими 10 % не давали возможности создать проправительственное большинство. Также особо следует отметить, что сильно снизилось представительство в Думе кадетов (упустивших шанс на создание коалиционного правительства), потерявших целых 80 мест.

Было достаточно очевидно, что у премьера практически не было ни малейших шансов на установление взаимодействия с парламентом. Тем не менее, Столыпин сделал всё возможное, чтобы заручиться поддержкой Государственной думы в проведении политики реформ. Единственной надеждой председателя Совета министров было то, что разногласия между различными оппозиционными фракциями позволят ему лавировать и добиваться принятия нужных решений. В общем, другого выхода у него не было, что было очевидным даже для иностранных наблюдателей. Так, влиятельная немецкая газета «Tägliche Rundschau» тогда писала: «У г. Столыпина нет правительственного большинства, но зато большинство, выступающее против него, распалось в вопросе о тактике. Государственная дума, по-видимому, решила относиться к г. Столыпину с доверием (это, конечно, очень сильное преувеличение. – Авт.). Без преувеличения можно сказать, что будущее России покоится на плечах г. Столыпина. Очень возможно, что он и есть тот герой-рыцарь, которого ждёт Царь для спасения России».

6 марта Столыпин впервые выступает во II Думе, причём с программной речью, в которой была детально разъяснена вся правительственная политика реформ. Эта речь стала важнейшим из всех выступлений председателя Совета министров за весь период его государственной деятельности, и, в силу её особой значимости, остановимся на ней подробнее.

Первая часть речи премьера была посвящена законодательной работе, и из сказанного было совершенно очевидно, что Столыпин всё же рассчитывал на сотрудничество с Государственной думой, а не взял изначально курс на её роспуск. Не менее значимо, что глава кабинета прямо заявил о необходимости построения правового государства путём принятия новых законов, что не могло быть реализовано без взаимодействия с парламентом: «В странах с установившимся правительственным строем отдельные законопроекты являются в общем укладе законодательства естественным отражением новой назревшей потребности и находят себе готовое место в общей системе государственного распорядка. В этом случае закон, прошедший все стадии естественного созревания, является настолько усвоенным общественным самосознанием, все его частности настолько понятны народу, что рассмотрение, принятие или отклонение его является делом не столь сложным и задача правительственной защиты сильно упрощается.

Не то, конечно, в стране, находящейся в периоде перестройки, а следовательно, и брожения.

Тут не только каждый законопроект, но каждая отдельная его черта, каждая особенность может чувствительно отозваться на благе страны, на характере будущего законодательства. При множестве новизны, вносимой в жизнь народа, необходимо связать все отдельные правительственные предположения одною общею мыслью, мысль эту выяснить, положить её в основание всего строительства и защищать её, поскольку она проявляется в том или другом законопроекте. Затем следует войти в оценку той мысли, которая противополагается мысли законопроекта, и добросовестно решить, совместима ли она, по мнению правительства, с благом государства, с его укреплением и возвеличением и потому приемлема ли она. В дальнейшей же выработке самих законов нельзя стоять на определённом построении, необходимо учитывать все интересы, вносить все изменения, требуемые жизнью, и, если нужно, подвергать законопроекты переработке, согласно выяснившейся жизненной правде.

В основу всех тех правительственных законопроектов, которые министерство (имеется в виду МВД. – Авт.) вносит ныне в Думу, положена поэтому одна общая руководящая мысль, которую правительство будет проводить и во всей своей последующей деятельности. Мысль эта – создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени. Преобразованное по воле Монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как, пока писанный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены.

Правовые нормы должны покоиться на точном, ясно выраженном законе ещё и потому, что иначе жизнь будет постоянно порождать столкновения между новыми основаниями общественности и государственности, получившими одобрение Монарха, и старыми установлениями и законами, находящимися с ними в противоречии или не обнимающими новых требований законодателя, а также произвольным пониманием новых начал со стороны частных и должностных лиц».

Далее Столыпин дал объяснение необходимости принятия ряда крайне необходимых для проведения аграрной реформы, срочных законов в чрезвычайно-указном порядке и призвал Думу их утвердить. Слова премьера настолько аргументированны, что сами по себе опровергают все обвинения в его адрес относительно «игнорирования» парламента: «Не останавливаясь на законах, ведущих к равноправию отдельных слоёв населения и свободе вероисповедания, срочность осуществления которых не нуждается в разъяснении, считаю долгом остановиться на проведённых, в порядке чрезвычайном, законах об устройстве быта крестьян.

Настоятельность принятия в этом направлении самых энергичных мер настолько очевидна, что не могла подвергаться сомнению. Невозможность отсрочки в выполнении неоднократно выраженной воли Царя и настойчиво повторявшихся просьб крестьян, изнемогающих от земельной неурядицы, ставили перед правительством обязательство не медлить с мерами, могущими предупредить совершенное расстройство самой многочисленной части населения России. К тому же на правительстве, решившем не допускать даже попыток крестьянских насилий и беспорядков, лежало нравственное обязательство указать крестьянам законный выход в их нужде.

В этих видах изданы были законы о предоставлении крестьянам земель государственных, а Государь повелел передать на тот же предмет земли удельные и кабинетские на началах, обеспечивающих крестьянское благосостояние. Для облегчения же свободного приобретения земель частных и улучшения наделов изменён устав Крестьянского банка в смысле согласования с существующим уже в законе, но остававшимся мёртвою буквою разрешением залога надельных земель в казённых кредитных учреждениях, причём приняты все меры в смысле сохранения за крестьянами их земель. Наконец, в целях достижения возможности выхода крестьян из общины, издан закон, облегчающий переход к подворному и хуторскому владению, причём устранено всякое насилие в этом деле и отменяется лишь насильственное прикрепление крестьянина к общине, уничтожается закрепощение личности, несовместимое с понятием о свободе человека и человеческого труда.

Все эти законы вносятся на усмотрение Государственной думы и Государственного совета».

Потом Столыпин перешёл к важнейшим законам, вносимым им на рассмотрение II Думы в обычном порядке, и символично, что все они касаются защиты прав граждан и внедрения в государственную жизнь, как ранее сформулировал Пётр Аркадьевич, «начал подлинной свободы». Особо отметим, что в связи с этим председатель Совета министров заявил о необходимости пересмотра всего законодательства империи: «Ранее всего правительство почло своим долгом выработать законодательные нормы для тех основ права, возвещенных манифестом 17 октября, которые ещё законом не установлены.

Тогда как свобода слова, собраний, печати, союзов определены временными правилами, свобода совести, неприкосновенность личности, жилищ, тайна корреспонденции остались не нормированы нашим законодательством. Вследствие сего, в целях выполнения задачи проведения в жизнь начал веротерпимости, правительство вменило себе прежде всего в обязанность подвергнуть пересмотру всё действующее отечественное законодательство и выяснить те изменения, которым оно должно подлежать в целях согласования с указами 17 апреля и 17 октября 1905 года…

Переходя к неприкосновенности личности, Государственная дума найдёт в проекте министерства обычное для всех правовых государств обеспечение её, причём личное задержание, обыск, вскрытие корреспонденции обусловливаются постановлением соответственной инстанции, на которую возлагается и проверка в течение суток оснований законности ареста, последовавшего по распоряжению полиции.

Отклонение от этих начал признано допустимым лишь при введении, во время войны или народных волнений, исключительного положения, которое предполагается одно вместо трёх, ныне существующих, причём административную высылку в определённые места предположено совершенно упразднить».

«Началам подлинной свободы» служила и задуманная Столыпиным масштабная реформа по децентрализации управления, которую он считал необходимым начать претворять в жизнь после окончательного успокоения страны. Реформа так и осталась неосуществлённой, но не вызывает сомнения, что она полностью изменила бы весь облик чрезмерно забюрократизированной империи. Сын Столыпина Аркадий Петрович писал следующее о планах отца в этом вопросе: «…совсем неосуществлённое, преобразование касалось децентрализации – разделения Империи на области, располагающие правами самоуправления, при наличии в этих областях представительных учреждений.

Согласно намерениям П. А. Столыпина, реформа должна была быть осуществлена в областях, представлявших однородное целое, если не всегда в этническом, то по крайней мере в экономическом и бытовом отношении.

Составление проекта о децентрализации мой отец поручил Крыжановскому в 1907 году. Вот что Сергей Ефимович пишет о смысле этой реформы в своих воспоминаниях: «Децентрализация открывала простор местным творческим силам и, что имело немалое значение, давала возможность применять в разных местностях разные системы выборов, приспособленные к особенностям их общественного строя».

Согласно проекту, значительная часть Империи должна была быть разделена на одиннадцать областей. В каждой из них – областное земское собрание и областное правительственное управление. Туда должны были быть привлечены местные деятели. Областные земские собрания, образуемые на общих основаниях, привитых для земских выборов, получали широкое право местного законодательства по всем предметам, не имевшим общегосударственного значения. На первых порах реформа должна была коснуться одиннадцати областей: Прибалтийской и Северо-Западной областей, Польши, Правобережной и Левобережной Украины, Московской области, Верхнего и Нижнего Поволжья, Северной России (две области), Степной области (Западная Сибирь). Остальные части Империи – Казачьи области, Туркестан, Восточная Сибирь, Крым и Кавказ – пока оставались вне введения областного управления.

Проект этот был в 1909 году представлен на рассмотрение Императора с обстоятельно мотивированным на этот счёт докладом П. А. Столыпина. Но, как это бывало порой, реакция Царя была двойственной и нерешительной.

Предлагаемым преобразованиям он выразил своё полное одобрение, но решил отложить этот вопрос до того, как окончательно выяснятся результаты сотрудничества правительства с Третьей думой. Оттяжка оказалась равносильной отказу. Убийство моего отца положило конец этому замыслу.

Даже в случае безоговорочной поддержки Царём децентрализация заняла бы много времени и натолкнулась бы, вероятно, на ряд препятствий в наших законодательных палатах. Как пишет Крыжановский, «в последние годы его жизни мысли эти очень пленяли Столыпина. Но говорить о них громко он не решался и, кажется, кроме Кривошеина, да и то лишь впоследствии, никто в тайну их посвящён не был».

А времени терять было нельзя. В ожидании децентрализации надлежало произвести реорганизацию администрации и полиции Империи. Проект этих преобразований был составлен Крыжановским, по поручению Столыпина, в 1907–1908 годах.

Реорганизация администрации соответствовала политическим и социальным требованиям того времени. Состав наших чиновников, служивших в провинции, увеличивался количественно, но не качественно. А между тем, с развитием промышленности и техники на местах возникали всё новые задачи. Это было чувствительно особенно на окраинах государства. Поэтому в проекте предлагалось «ограничение русификационной политики и привлечение к управлению окраинами местных элементов».