Текст книги "Гибель Гражданина"

Глава 18

Сан-Антонио крепко меня удивил. Вспоминая огромный, окутанный смогом кошмар, зовущийся Лос-Анджелесом и сооруженный сравнительно цивилизованными калифорнийцами на когда-то прекрасном побережье, страшно было представить, что сотворили техасские троглодиты в пустынном, бесплодном углу родимого штата.

Но мы въехали в милый старый город, кое-где потрепанный прогрессом, однако сохранивший нетронутым историческое ядро – притом довольно крупного калибра! – древние кривые улочки, живописные площади, колоритные дома; чудная речка бежала по деловой части города, вытворяя бесцельные зигзаги, словно малыш, путешествующий по отцовскому кабинету. Мы колесили по Сан-Антонио, чтобы освоиться, и я старался изображать писателя, собирающего материал. Наконец, прямо у исторических вод Аламо, обнаружился отель, где мы загодя заказали номера.

Привратник в ливрее и глазом не моргнул, узрев "шевроле" 1951 года выпуска с вездеходными покрышками, фургоном, навесными баками и канистрами. Хорошо странствовать к западу от Миссисипи: можно ехать в удобной, практичной машине и не опасаться, что примут с черного хода.

Устроившись и приведя себя в порядок, мы отправились гулять и осматривать город. Я повесил на шею фотокамеру – сделать несколько снимков Аламо и других любопытных мест, однако провел весь день, помогая Тине выбрать дорожную блузку и юбку, а заодно вечернее платье получше. Говорят, мужчина ужасно страдает, оказывая подобную помощь; не могу понять почему. Привлекательная женщина – с которой вы переспали и собираетесь переспать еще не раз, – примеряющая платья одно соблазнительнее другого, ждущая вашего одобрения, может оказаться чертовски интересна. Что-то вроде любовного танца у павлинов, только наоборот. Коль скоро вы намерены и впредь созерцать эту женщину, зачем упускать случай одеть ее сообразно вашему собственному вкусу?

Мы подобрали отличное платье. Вечером, покуда я повязывал галстук, Тина снова продемонстрировала его. Мягкая белая шерсть, высокий ворот, длинные рукава. Я накинул сверху норковую пелеринку и оглядел Тину с ног до головы. Платье, похоже, пришлось впору.

– Двигаться можешь? – поинтересовался я. – А то вызову коридорного, попрошу упаковать и отнести прямо к лифту.

Она рассмеялась:

– Получше пары джинсов, hein? Поцелуй меня, да не обмусоливай – это оставим на потом. Сначала поедим и прилично выпьем. Как бишь называется местечко, куда мы едем?

– Название записано, а произносить – не требуй. Отродясь не был накоротке с французским, даже при лютой необходимости, на войне, – а война давно кончилась... Тина?

– Да, cheri?

– Ты не заметила, сегодня за нами следили? Она взглянула на меня.

– Кажется, нет. Хотя трудно сказать, среди такого движения. Если следили, то умело – новые и разные люди. А ты никого не приметил?

Я покачал головой.

– Знакомых лиц не было. Что ж, их могли отозвать. Любопытно...

Тина потрепала меня по щеке.

– Любопытствовать будешь завтра. Не сегодня. Город хорош– и время следует провести соответственно.

– Конечно, – сказал я.– Но было бы лучше, объявись здесь Мак и ответь на несколько простых вопросов.

Местечко оказалось маленьким, изысканным и очень-очень французским. Для привезенного мною виски подали стаканы. Я принес бутылку, завернутую в бумагу – Техас! Если собираешься обосноваться в этом штате, стоит разориться и купить себе фляжку. За прошедшие годы Тина стала настоящей гурманкой. Она поочередно совещалась с официантом, метрдотелем и распорядителем по винной части: каждый влюбился в нее, ибо Тина в совершенстве болтала по-французски, и, разумеется, потому, что смотреть на женщину в таком платье – чистое удовольствие. Нам подали жареного каплуна с грибами. Каплун, насколько я разумею, относится к петуху точно так же, как вол относится к быку. Теоретически полученный результат едва ли оправдывает потраченные усилия, но практически он оказался выше всяких похвал. Вино, как выяснилось, было урожаем совершенно особого года – забыл какого. В общем и целом обед оказался великолепным и под корень подрубил мое представление о техасцах как о дикарях, живущих исключительно полупроваренной говядиной. Конечно, и готовили, и подавали французы, но сидевшие вокруг туземцы уписывали поданное с большим воодушевлением.

Мы приехали в такси, это было проще – и элегантнее, – чем выводить "шевроле" со стоянки. По дороге назад мы некоторое время не разговаривали. Затем я неловко поежился.

– Что случилось, liebchen?

– Чертовски громоздкая бутылка, – сказал я и вынул бутылку из кармана. Отложил в сторону. Повернулся, притянул Тину к себе и крепко поцеловал.

Вскоре – но ни в коем случае не сразу же – Тина издала тихий негодующий звук и отстранилась.

– Пожалуйста, дорогой, – прошептала она, задохнувшись. – Не забывай, мне придется еще пройти по холлу в гостинице! В почтенной гостинице, среди почтенной публики!

– К чертям почтенную публику! Скажи парню, чтоб немного поколесил в парке. Должен же в этом городе иметься парк!

Пожалуй, я просто валял дурака, но не думаю, что пошел бы на попятный, согласись Тина с моим предложением. Хотя, разумеется, узкое заднее сиденье такси испортило бы мой стиль. Тина минутку поколебалась, взвешивая предложение с подлинным интересом, потом засмеялась, ухватила мое лицо ладонями, поцеловала меня – и оттолкнула.

– Мы не дети, – сказала она. – Мы владеем собой и полны достоинства. Можем подождать несколько минут. А здесь и места не так уж много.

Я осклабился; она снова рассмеялась, приподнялась и одернула платье. Поправила меха и притянула меня поближе.

– Уже скоро, – сказала она. – Эрик...

– Да.

– Я ждала тебя. После войны. Почему ты не пришел?

Я ответил не сразу. Помолчал и сказал:

– Можно было бы соврать, что не сумел – валялся в госпитале. Но это будет враньем.

– Да, ты встретил девушку – славную, кроткую, невинную, которая никогда не видела мертвеца – разве что на стерильной больничной постели.

– Верно, – согласился я. – И сказал Маку, что ухожу, и женился, и намеренно позабыл все – тебя в том числе.

– Так и следовало. Я сама пожелала бы этого, дорогой. И вот прихожу – вижу – разрушаю...

– Пожалуй. Но я чуточку пригодился. Она помолчала. Потом вынула платок, повернула мое лицо к себе и стерла следы помады. Достала гребенку, немного поработала над собственной внешностью. Задержала зеркальце перед глазами, осматривая дорогу.

– Любопытно... Если бы ты пришел... А, что толку рассуждать!

– Никакого, – сказал я.

– Ты, конечно, видишь – за нами снова хвост.

– Да, в зеркале водителя видно. – Я посмотрел на фары, отраженные стеклянным прямоугольником спереди. – Немного поотстали, чтоб не настораживать нас прежде времени. А теперь, должно быть, пойдут на сближение.

Глава 19

Преследовавшая нас машина промчалась мимо, когда мы сворачивали ко входу в гостиницу. Тот же самый джип или его брат-близнец.

– Играют со знанием дела: то показываются, то исчезают, – сказал я, выходя из такси и подавая Тине руку. – Кто-то хитер неописуемо.

– Похоже, cheri, – ответила Тина, одергивая платье. – Жаль, что мне так идут узкие юбки. Очень неудобно бегать и драться... Эрик?

– А?

– Если приключится... Если мы сейчас расстанемся... Я сурово посмотрел на нее, не вполне понимая, о чем речь.

– Не неси сентиментальной чуши.

– Нет. Позволь, я договорю. Может быть, однажды ты возненавидишь меня. Помни, милый, у Тины выбора не было. Никому из нас не дается выбора. Никогда.

Ее фиолетовые глаза стали темными, серьезными и очень славными; но время для философствования было наихудшее.

– Да, – сказал я мгновение спустя. – Конечно. – Вспомнил о водителе такси, повернулся и уплатил. Шофер проворно укатил прочь, а я посмотрел на Тину.

– Нельзя стоять на тротуаре до утра... Ах ты!

– Что стряслось?

– Позабыл окаянную бутылку! – Машина юркнула за угол. Я вздохнул: – У этого таксиста будет весьма приятная ночь.

Мы направились в отель.

– Минутку, солнышко, один вопрос.

– Да?

– Если приключится... Кто из нас двоих выходит на связь?

Тина заколебалась.

– Ты, Эрик.

– Хорошо. Сама сказала. Запомни и не вздумай действовать независимо. – Я расхохотался. – Знаешь, забавно для разнообразия стоять на стороне закона! Первый раз участвую в операции, где можно позвать на помощь местных полицейских.

Тина улыбнулась и покачала головой.

– Неудачная мысль. Мак не одобрит. Он не любит распинаться перед непонятливыми законниками больше, чем безусловно необходимо.

– Ежели дела пойдут худо, будет распинаться, любит он это или нет. Я не намерен покорно становиться под кулак и пулю, чтобы сохранить Маку душевное равновесие... Внимание, – выдохнул я. – Смирно! Шагом марш! Команде петь и веселиться!

Мы вошли в холл гостиницы, обычный холл, усеянный колоннами и коврами, уставленный стульями и диванами, которые, невзирая на похожий цвет обивки, едва ли были формально представлены друг другу. Стеклянная стена выходила в патио, поросший густой, хорошо освещенной тропической флорой. Там и сям располагались любители прилюдного отдыха – их можно обнаружить в любое время и в любом отеле. Не могу представить, почему книга или журнал читается лучше в продуваемом сквозняками зале, а не в комфортабельном номере. Возможно, эти люди кого-то ждут, но почему означенный кто-то вовеки не показывается?

Все удобно разместившиеся субъекты уже справили свой пятидесятилетний юбилей. Все – кроме одного. Одной. Я засмеялся и обнял спутницу за талию, шествуя по громадному холлу. Тина ответила пьяным хохотом, прижалась ко мне, словно ища опоры.

– Где? – прошептала она тихонько. Я снова засмеялся, будто услышал неприличную шутку.

– Второй диван слева, глядит прямо на патио. Молодая женщина, примерно шесть футов рост, светлая шатенка, твидовый костюм.

– А откуда ты, liebchen, знаешь, какого она роста, если виден только затылок?

– Уже встречались: я, она и гарвардский хлыщ в шапочке для гольфа. Помнишь английский "моррис" – еще плакат висел на заднем стекле? Помнишь ресторан, откуда звонила Маку? Они выходили, я входил. Ты была в телефонной будке и не заметила.

Тина пьяно хихикнула и сказала совершенно трезвым голосом:

– Не заметила, но поверю на слово.

– Пожалуй, она приставлена просто наблюдать, – сказал я, – но, пари держу, это аванпост. Двадцать против пяти, что, как только свернем за угол, девочка ринется к телефону и доложит, что мы идем к себе.

– Думаешь, в номере поджидают?

– Похоже на то.

Тина колебалась.

– Похоже?

Я поцеловал ее в ухо.

– Надо было заняться любовью в такси. Я уже говорил. А теперь скучать не придется.

Она тихо засмеялась:

– Не о том думаешь.

– Ты, по сути, лезешь прямо в брючный карман – как же думать о необходимом? – Я вздохнул и прекратил дурачиться. – Давай удивим ребяток. Это игра в кошки-мышки, а быть мышкой, честно говоря, надоело.

– Эрик, мы не имеем права устраивать ненужные неприятности!

– Почему ненужные? Идет игра. Я не люблю играть по чужим правилам...

Тина сонно положила голову мне на плечо. Мы шли по мягкому ковру, прижавшись друг к другу.

– Девушка та самая, ты уверен?

– Та самая. Снова столкнуться – слишком невероятное совпадение.

– Если позвонит по телефону, все станет ясно.

– Не позвонит. И близко к аппарату не подойдет. Берем. Сейчас.

Мы шагали мимо дивана. Можно было протянуть левую руку и погладить каштановые волосы. Девица читала "Гарпер" и не следила за нашими отражениями в зеркальном стекле напротив. Она вообще не интересовалась посетителями, но – готов спорить – как бы хорошо ее ни натаскивали, а мурашки заползали по спине, когда мы проходили мимо. Только мы не прошли мимо.

Мы обогнули диван и остановились прямо перед ней.

– Э, здравствуйте, – сказал я жизнерадостно. Она играла блестяще. Подняла глаза, решила, что я ошибся, – и уставилась в журнал. Снова подняла глаза, удивленно свела брови.

– Простите...

Она и правда была хорошенькой – высокая, молодая, в твидовой юбке и жакете; и, хотя ростом казалась повыше, отдаленно напоминала Бет. Все еще носит туфли без каблуков, отрешенно отметил я, однако ноги от этого не выглядят хуже. Смахивает на хорошую, славную фотомодель. Для чтения девушка надела очки с толстой темной оправой. Глядя на меня, очки пришлось опустить.

– Простите?.. – снова сказала она. Слово прозвучало вопросительно.

Тина уже сидела на диване рядом, ее рука скользнула в кармашек пелеринки. Черт возьми! Неподходящее место для стрельбы.

– Вы же не собирались ехать в Сан-Антонио, дорогая, – сказала Тина. А я поддержал:

– Это надобно спрыснуть! В баре не получится, потому что мы в Техасе, а бутылку оставили в такси, а... А в чемодане там, наверху, кое-что осталось.

– Вот и ладно, – сказала Тина. И обратилась к девушке: – Вы же пойдете с нами, верно, милочка?

Лицо девушки было непроницаемым.

– Простите, вы, наверное, ошиблись.

Я расположился слева от нее. Вынул руку из кармана. Раскрывшийся нож легонько щелкнул. Девушка посмотрела вниз. Я воткнул лезвие прямо ей в бок, уложив большой и указательный пальцы на самый кончик, отмерив необходимую глубину: пробить одежду, кожу и прихватить мяса на четверть дюйма. Глаза девушки расширились, рот распахнулся, она со свистом втянула воздух. Другого звука не последовало.

– Просто так, – сказал я. – Для заметки.

– Что вам нужно? – прошептала она, застыв, как статуя, невзирая на боль в левом боку. – Кто вы?

– Просто люди, зовущие выпить на дорогу, прямо в номере.

– Но... Я не понимаю! – Глаза глядели озадаченно и перепуганно. Она играла великолепно. Облизала сухие губы. – Здесь... – она запнулась, – происходит ужасное недоразумение.

– Еще нет, – заверил я. – Однако может произойти каждую минуту. Если я воображу, что ты не желаешь повиноваться... будет ужасно. Коротышка.

Помех не возникло. Лифт находился на первом этаже, а лифтер безразлично отвернулся, пропуская нас.

– Отлично, – сказал я, когда створки двери сомкнулись и кабина поползла навстречу следующему вызову, – отлично. Коротышка. Ножей больше не будет. Но теперь за тобою два пистолетных ствола. Обернись и удостоверься.

Она поколебалась и медленно повернула голову. Взгляд скользнул с маленького браунинга Тины на мой кольт, потом поднялся к моему лицу.

– Что... – Она облизнула губы. – Что я должна делать?

– Да что захотите! Мы направляемся в триста пятнадцатый номер, по коридору налево. Откроете дверь и войдете первой. Захотите стучать условным стуком – ради Бога. Захотите крикнуть – ради Бога. Но вы ступите за порог прямо перед нами первой, – а первый выстрел, если что-нибудь произойдет, окажется моим. И прикончит вас.

– Почему вы думаете, будто в комнате кто-то засел? Почему, ради всего святого?..

– Если я ошибаюсь, то в лепешку разобьюсь, принося вам извинения.

– Но, клянусь, я никого не знаю в Сан-Антонио, кроме собственного мужа. Я как раз его и ждала, когда вы подошли! – Слезы выступили на глазах девушки, неподдельные, безукоризненные, как чистой воды алмазы. – Это страшная ошибка!

– Если это ошибка и в номере никого нет – никто не пострадает, верно?

Она попыталась говорить, глубоко, смятенно вздохнула – и отвернулась. Мы обогнули угол коридора. Тина шагала рядом, девушка шла впереди.

– Вы сказали... триста пятнадцатый?

– Да. Тина, передай ключ. Тина передала.

– Эрик, ты уверен?..

– Я ни в чем не уверен. Завтра солнце может подняться на западе. Девушка спросила:

– Отпирать дверь?

– Именно, – сказал я. – А если желаете назвать пароль...

– Прекратите! Это похоже на скверное кино! Не знаю никаких паролей! Честное слово... Открывать?

– Конечно, – сказал я. – Открывайте и входите. Только не надейтесь метнуться в сторону быстрее, чем я спущу курок. Многие пытались.

Еле слышно девушка сказала:

– Я совсем не собираюсь... Осторожнее, пожалуйста, с пистолетом – хорошо? Вы готовы? Вхожу...

Я не ответил. Она колебалась, надеялась, что я заговорю и оттяну момент; затем вздохнула и вставила ключ в замок. Повернула. Я ударил ногой, дверь распахнулась, я ухватил девушку за твидовый ворот и пихнул вперед. Она была хорошеньким ребенком, но если кого-то и подстрелят, я, во всяком случае, намеревался избежать пули.

Стрельбы не последовало. Номер пустовал.

Я оттолкнул девицу. Споткнувшись, она ухватилась за изножье ближайшей кровати, чтобы не упасть. Я развернулся и прицелился в ванную, но там совершенно определенно никого не было. Тина шевельнулась позади.

– Закрой дверь! – гаркнул я, глядя перед собой. Дверь закрылась. – Замкни!

Щелчка не последовало. Девушка упала на колено и следила за происходящим. На ее лице застыло странное, удивленное выражение. Испуганная до полусмерти, она, казалось, еле сдерживала смех.

– Тина, – произнес я, не оборачиваясь. Ни звука в ответ. Я отступил от девушки – так, чтобы нельзя было достать меня одним прыжком. Огляделся. Никого позади. Тина исчезла.

Глава 20

Я попятился к двери и взялся за ручку. Быстрые, удаляющиеся шаги почудились в коридоре, но девушка в твидовом костюме начала подниматься, и пришлось повернуть голову. Множество славных мужчин погибли, не сочтя хорошенькую женщину серьезным противником. Пополнять их число было явно незачем.

– Замри, – сказал я. – Шевельнешься – убью. Она застыла, глядя прямо в дуло двадцатидвухкалиберного кольта. Я рискнул и открыл дверь левой рукой. Ничего не произошло. Коридор опустел, только на пороге лежали два предмета: "Гарпер" и кожаная сумка Коротышки. То и другое несла Тина.

Выводы не подлежали сомнению. Если бы Тину бесшумно схватили за моей спиной и уволокли – а это выглядело невероятным, она уронила бы и собственную сумочку, не говоря уже о пистолете. Обманываться не приходилось: Тина сбежала, вышвырнув сумку и журнал за ненадобностью. Я нагнулся, поднял вещи, бросил их на ближайший стул, потом закрыл и запер дверь.

– Удрала, – не без лукавства молвила девушка, все еще стоявшая на одном колене у самой кровати. – Я видела, поймала прощальный взгляд. Вы надоели ей, бедняжка спасала свою шкуру. И правильно делала. Теперь, когда мы одни, послушайте...

– Не послушаю, – ответил я. – Закрой коробочку до особого распоряжения. Можешь подняться.

– Да, сэр. – Она встала на ноги.

– Подтверждать получение приказа незачем. Просто исполняй... Теперь сделай шаг в сторону от кровати и замри. Позировала фотографам?

Ее ресницы дрогнули.

– Собственно... да.

– Так я и думал. Сам фотограф, могу распознать модель. А модель просто обязана хорошо застывать на месте.

– Послушайте, я не...

– Во второй и последний раз говорю: закрой рот. Или получишь дулом по зубам. – Она приоткрыла губы. Я приподнял пистолет. Она осеклась. – Так-то лучше. – Я протянул руку и взял сумочку. Револьвера не обнаружилось. – Мэри Фрэнсис Четэм, – прочел я. – Жена Роджера Четэма.

Девушка снова попыталась заговорить, опять осеклась, надулась и выразила всевозможное презрение к моей особе. Я вернул сумочку на стул, постоял с задумчивым видом, припоминая события последних минут. Я глаз не спускал – ни на миг, и выбросить она не могла ничего. Однако рисковать не стоило.

– Сделай шаг и замри.

– Можно?

– Что?!

– Детская игра, – пояснила Мэри Фрэнсис. – Называется великаньими шагами. Сначала спрашиваешь "можно?", а потом ступаешь.

Прискорбно. Я ее предупреждал. Мужчина получил бы, как и было обещано, дулом прямо по зубам. Она была девушкой – и чуть-чуть походила на мою жену, поэтому я ударил ее повыше уха. Она качнулась, приподняла руку, вспомнила о пистолете, замерла. Серые глаза сочились болью. Девица чувствовала себя не лучшим образом, Я тоже.

– Миссис Четэм, я провел на этой работе четыре тяжких года. Мне прекрасно знакома техника отвлечения безобидной болтовней. Ни одному вашему слову я не доверяю и не собираюсь переводить время, выслушивая. Откроете рот опять – лишитесь половины зубов. Понятно?

Она промолчала. Я повторил:

– Понятно?

– Да, – прошептала она с ненавистью, – понятно.

– Очень рад. А теперь – еще один шаг и никаких комментариев. Будьте добры.

Девушка шагнула. Отступила достаточно, чтобы я смог обыскать постель, не рискуя попасть под неожиданный удар. Особу такого роста пришлось бы укрощать не хуже, чем любого крепкого мужчину. В постели не выявилось ничего.

Я выпрямился и нахмурился. Предстояло разрешить одновременно две разные загадки. Первая: внезапное дезертирство Тины – если Тина дезертировала. В памяти всплыли ее многозначительные слова: "Ты возненавидишь меня..." Тут могли возникнуть последствия наихудшие, но вопрос едва ли заслуживал немедленного рассмотрения. Следовало разработать сценарий без участия Тины – вот и все.

Второй загадкой была стоявшая напротив девушка. Девушка – и мужчина, руководивший ею: на заднем плане, это чувствовалось сразу, обретается мужчина – очень опасный и разумный тип. Я уже недооценил его, ожидая простой, очевидной ловушки в номере. Повторять ошибку не стоило. Мужчина мыслил великолепно. А проникать в его утонченные замыслы надлежало со всевозможным проворством, ибо я играл в цейтноте.

Следующий шаг был очевидным.

– Разоблачайся.

– Что?

– Раздевайся. Устраивай стриптиз.

– Но...

Я переложил пистолет в левую руку и потянулся в карман за ножом. Открыл его, ухватив кромку лезвия и тряхнув кистью, дабы рукоятка отошла сама по себе.

– Не беспокойся, – сказал я, увидав расширенные глаза девушки. – Никто никого не собирается резать. Незачем. Я свежевал кроликов. И оленей. Также медведя, волка и лося. А если я свежевал лося, содрать немного твида и нейлона отнюдь не сложно. Разумеется, ободранному костюму цена будет невелика. Больше не наденешь.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга; затем девушка потупилась, расстегнула жакет, поколебалась, сняла и бросила у ног. Неохотно расстегнула юбку.

Я вернул пистолет в правую руку. Стрелять левой доводилось каждому из нас, но это было давно.

– Просто отпусти и шагни в сторону, – сказал я, глядя, как она цепляется за раскрытую юбку. – Шевелись, я не покушаюсь на твое роскошное тело, но если намереваешься дразнить...

Она вспыхнула, ускорила движения. Как и следовало ожидать, судя по низким каблукам и твидовому костюму, нижнее белье не было вычурным. Ни кружев, ни вышивки, чтобы тешить мистера Четэма, ежели таковой наличествовал и умел тешиться. Возможно, его звали Джонни Джонс и он питал пристрастие к миниатюрным блондинкам, а сейчас торопился спасать Мэри Фрэнсис – во имя служебного долга.

Фигура у девицы оказалась превосходной, только, простите за выражение, в студийном, а не в постельном смысле. Очень хотелось ухватиться – но исключительно за фотоаппарат.

– Вот и ладно, – сказал я. – Теперь шагни в сторону, сюда. – Она повиновалась, попыталась глядеть вызывающе, однако ничего не вышло. Черт возьми, приятно было для разнообразия повстречать застенчивую женщину... Я немедленно задушил эту мысль. Тина исчезла, но злиться не следовало – по крайней мере, пока не будет явной причины злиться. – Сомкни руки за спиной. Хорошо. Теперь нагнись. Разведешь руки – оглушу.

Она склонилась вперед, и я запустил пальцы в светло-каштановые волосы. Обнаружилась только свежая шишка над ухом. Под волосами ничего не таилось. Ничего не скрывалось ни под мышками, ни в прочих частях и уголках дамской анатомии. Не знаю, где откопали такого агента, случай попался патологический. Прежде чем доверять серьезную работу, следовало приучить к обыскам. На что пригоден субъект, умирающий от смущения, покуда его обшаривают?

Я заставил Мэри Четэм положить ладони на стену, хорошенько склониться вперед я застыть в этой ненадежной позе, а сам ощупал одежду. Если при девице находилась хотя бы ампула цианистого калия, то спрятали ее чересчур хорошо. Методически распарывать каждый шов не было времени, да и нужды тоже. Оружия не встретилось никакого – даже бритвенного лезвия.

– 0кей, миссис Четэм, – сказал я. – Можете облачаться. – Она, видимо, не поняла. Я мягко повторил: – Все обошлось, Коротышка. Ужасы позади. Одевайся.

Она молчала, пока не пристроила на место комбинацию – незамысловатую, практичную, беленькую. Оказавшись достаточно одетой, чтобы вновь обрести дар речи, Коротышка подняла глаза.

– Хоть бы вас пристрелили, – выдохнула она, – хоть бы вы умерли не сразу! А теперь давайте, бейте: я заговорила не спросясь!..

– Все в порядке, выпускай пар, ежели хочешь. Ты хороший агент, но приучись не помирать со стыда, стоя раздетой перед парнем, которому совершенно все равно... Маленький совет профессионала профессионалу.

– Почему, почему вы полагаете, будто я...

– Вы ошиблись дважды, миссис Четэм. Собственно, дважды совершили одну и ту же ошибку.

– Не понимаю, о чем речь!

– Что бы вы там себе ни воображали, я не садист и не втыкаю в хорошеньких девушек ножи ради забавы.

Ее веки дрогнули. В сущности, у каждого есть уязвимое местечко, особенно у молодых и неопытных. У нее, к примеру, вздрагивали веки.

Она потерла пострадавший бок:

– Объясните, о чем речь?

– Я учинил маленькую проверку, и ты себя выдала, Коротышка. Нужно было вопить. Славная, наивная, избалованная девочка, получив лезвие в бок, взлетела бы на шесть футов и заорала благим матом, даже посреди гостиничного холла. Непроизвольно. А после удара по голове ты не схватилась за ушиб, что было бы нормальной реакцией. Дернулась, конечно, – и тут же вспомнила: у парня в руке пистолет, парень может оказаться нервным и при первом же резком движении нажать на спуск. Никакая провинциальная женушка не подумала бы о таком, а если и подумала – не сдержалась бы... Братство Троянского Коня, правда?

– Я следил за ее взглядом. Веки снова дрогнули: придется изживать порочную привычку, если хочешь выходить на серьезные задания.

Она облизнула пересохшие губы.

– Ничего не понимаю. Пожалуйста, выслушайте. – Зазвенел телефон. Девушка не обернулась молниеносно – еще один ляпсус. Впрочем, трудно ждать чего-то условленного целую вечность, в ужасе, в унижении, а дождавшись наконец, вести себя совершенно естественно. Мэри Фрэнсис подпрыгнула бы, не зная про звонок загодя.

Мы стояли и смотрели друг на друга, а телефон разрывался на столике меж кроватей. После пятого звонка аппарат умолк.

– Братство Троянского Коня – и совсем не глупое братство. Задалось целью внедрить своего человека в расположение неприятеля. Сначала повесили нам на хвост хорошо приметную машину. Вынудили насторожиться. Потом подсунули тебя – в холле. Мы вчера уже встречались, конечно же, я тебя распознаю. А чем займусь после этого? Могу сдрейфить и кинуться наутек – приходилось допускать такую возможность. Однако, будучи решительным и дерзким субъектом, скорее всего, постараюсь затеять мелодраму, подойти к тебе и заручиться заложником или языком. Тогда прекрасно. Куда я тебя отведу? Разумеется, прямо в номер. Единственное место во всем Сан-Антонио.

Девушка молчала. Молчала вся гостиница. Я чувствовал их приближение. Времени оставалось совсем мало.

– Сюда, в номер. Зачем понадобилось устраивать развязку в самом центре многолюдного, кишащего полицией города, – не постигаю. Преотлично можно было бы напасть где-нибудь на лоне природы; впрочем, у этой публики свои соображения. А тебе надлежало войти и разыграть оскорбленную невинность, покуда мы не удостоверимся в дурацкой ошибке. Ты бы оказалась безоружной, совершенно безобидной – девушка заливается краской с ног до головы – конечно же, она безобидна! Затем раздается телефонный звонок. Если трубку беру я – люди ошиблись номером; но ты все уразумеешь. Это сигнал "будь начеку". А потом слышится стук, возможно, угрожающие голоса – или просто ключ скрежещет в замке; мы оборачиваемся, начисто забываем о тебе, а ты извлекаешь из потайного местечка пистолет и берешь неприятеля на мушку с тыла... Потайное местечко? – Я окинул комнату взглядом. – Где же оно, миссис Четэм? Где вам оставили пистолетик, покуда мы обедали? А вообще-то, к чему оставлять? Оставишь оружие, отыщут его некстати – и все пойдет прахом. Мы сами припрятали здесь пистолет – его, безусловно, обнаружили в наше отсутствие, – чего еще? Тебе просто показали, где он.

Не спуская с нее глаз, я прошел к большому креслу подле окна. Веки девушки снова дрогнули, когда я запустил руку между подушек и вынул короткоствольный пистолет Эрреры.

Лицо Мэри Фрэнсис переменилось. И голос тоже. Он оказался и старше, и крепче, и тверже. Это уже не была перепуганная провинциальная женушка, попавшая в чудовищное, непонятное положение. Впрочем, женушки не было с самого начала.

– Мистер Хелм...

Я осклабился на мгновение.

– Вам известно мое имя?

– Да, конечно, известно! И другое тоже: Эрик. Я пыталась вам сказать... Да, да, вы совершенно правы насчет меня, только выслушайте, нельзя же...

Старая, добрая болтовня в последнюю минуту. В гольфе такое запрещено – противника не отвлекают, – и в стендовой стрельбе возбраняется, не говоря уже о шахматах, но в наших играх не существует правил:

можно болтать вовсю, если найдется идиот, который будет слушать. В словах девицы могла заключаться чистейшая, золотая, девяносто шестой пробы правда – только едва ли. Времени ставить пробу не оставалось.

– Если отойдете к двери, ляжете и прижметесь к стенке, постараюсь не убить вас шальной пулей, когда вломятся ваши страшные приятели.

Она яростно выпалила:

– Вы не понимаете! Это страшная ошибка, выслушайте меня! Это не то, что вы думаете, не стреляйте...

– Зачем же непременно стрелять? Никто не войдет в эту дверь – никто и не пострадает. Хотите, чтобы друзья уцелели, – сыграйте отбой.

– Не могу! Не могу, они уже...

В двери зашевелился ключ. Я глубоко вздохнул, замер и навел оба ствола. Оно возвращалось, это забытое с войны чувство, очень схожее с эротическим – только связанное не с зачатием, а с убийством. Девушка глядела так, словно я внезапно вымахал до двенадцати футов – пожалуй, в некотором роде и вымахал. Человек всегда выглядит выше ростом; готовясь уничтожить ближнего.

– Вперед, мальчики, – пробормотал я, следя за дверью. – Входите к папе! Входите и получайте.

Мэри Фрэнснс Четэм метнула на приоткрывшуюся дверь отчаянный взгляд, закричала и прыгнула прямо на меня. Этого следовало ждать. Ничего сложного. Для меня. Ей предстояло покрыть несколько ярдов.

Она погибла. Она лежала на полу с пулей в голове. Оставалось вывезти вон и похоронить. Я только на мгновение отвлекся от главного дела и уже снова прикидывал, как отворится дверь, как свалить первого прямо на остальных... И тут обнаружилось, что я вообще не выстрелил. Я просто замер болван болваном, а она врезалась в меня, словно атакующий центрфорвард. Прицел был точен, мишень – великолепна, – а я не мог надавить окаянную гашетку. Подвели долгие годы мирного существования – они да еще отдаленное сходство этой девицы с Бет.