Текст книги "Гибель Гражданина"

Глава 24

Я заплатил по счету, и женщина за окошечком гостиничной кассы произнесла с приятной улыбкой:

"Приезжайте еще, мистер Хелм".

Не знаю, зачем я требовался им снова после вчерашнего побоища, да и сама она вряд ли знала: но эта фраза на Юго-Западе стала у служащих дежурной. Въезжаешь ли пять раз на дню или вообще не собираешься возвращаться – все равно получаешь приглашение.

К северу от Сан-Антонио тянутся бесплатные дороги – во всяком случае, калифорнийцы зовут подобные дороги "бесплатными", а в Техасе они, возможно, именуются иначе. Машина бежала ровно и привольно, времени для раздумий хватало. Думал я в основном о выражении лица, которое состроил Мак, услышав, куда я послал его. На мгновение он даже утратил свой любезный, улыбчивый, мирный вид. Не слишком-то я и полагался на этот вид.

Поделать Мак не мог ничего – разве только вызвать Денисона и арестовать меня, а это было не в его духе. Он огорчился, рассказал, как найти его, если передумаю, и вышел, крадучись и оставив на кровати норковую пелеринку. Сейчас она лежала в фургоне, а я мчался на север по четырнадцатому шоссе. Шоссе, по моим расчетам, примерно соответствовало направлению старинной тропы Шони Трэйл, ведшей на Канзас... Выходило, я не вполне избавился от Тины – и коль скоро вы полагаете, что Мак позабыл пелеринку случайно, то не знаете Мака. Он всучил мне Тинину вещь, будучи справедливо уверен в том, что я не продам, не сожгу, не выкину ее вон. Избавиться от норок можно было одним-единственным путем и, хотя планы Мака выглядели зыбко (ведь я понятия не имел, куда бежала Тина, и Мак этого не знал), сомневаться не приходилось: ежели мы встретимся, Мак и его люди не окажутся слишком далеко.

Что ж, это было его печалью – или Тининой. Хочет вернуть свои меха – пускай приходит и берет. Хочет поймать Тину – пускай приходит и ловит. Я не мальчик на посылках и не легавый пес – ни для Тины, ни, для Мака. Порезвился, вспомнил задиристое, лихое военное прошлое – и, в сущности, оскандалился. Пора снова становиться мирным странствующим писателем, любящим отцом, преданным мужем – хотя над последним еще придется поработать после всего приключившегося.

Я свернул с бетона и поехал на север по узким, извилистым проселочным дорогам, чтобы лучше почувствовать дух местности. Заночевал в фургоне. Утром пошел сильный дождь. Если предполагаемый соглядатай следовал за мной не на джипе, то повеселился он от души. Местами "шевроле", невзирая на специальные шины и четырехступенчатую передачу, едва ухитрялся преодолеть потоки грязи. Не беда. Править вездеходным грузовиком хорошо: колеса не слетят, когда под ними окажется не слишком сухая и ровная дорога.

Я пересекал реки, чьи имена звенели великой историей Запада: Тринити, Колорадо, Брасос, Ред Ривер. Небо прояснилось. Изводя фотопленку погонными ярдами, я миновал Оклахому и проник в юго-восточную область Канзаса. В начале века здесь обнаружили цинк и свинец, перекопали весь край, усеяли его громадными темными терриконами у ныне заброшенных, разрушающихся шахт – зловещий пейзаж и создает чертовские трудности для писателя, пытающегося вообразить, как выглядела местность перед нашествием рудокопов.

Пора было, выполнив основную задачу, пробираться на запад. Или прямо домой – да только уверенности, что домой хочется, не ощущалось. И если ехать домой, что говорить Бет? Вы думаете, я медлил, изобретая оправдания непростительным поступкам? Пускай так, но обидно же, право, добраться почти до самых Абилена, Эллсуорта, Хэйза, Додж-Сити – старых буйных скотоводческих городов – и не взглянуть на них.

Абилен не стоил истраченного времени. Горожане и знать не желали о своем ковбойском прошлом. Президентом Эйзенхауэром гордились, по-видимому, куда больше, нежели Диким Биллом Хикоком. Как автор вестернов я этого понять не могу. Эдлсуорт оказался сонным степным городком, расположенным у большой железной дороги. Хэйза достичь не удалось, ибо смеркалось, да и слишком надо было забирать к северу. Я правил на юг и запад и, когда смеркалось, въехал в Додж-Сити. Пришло время принять ванну и выспаться в настоящей кровати; я остановился в первом же приличном мотеле, почистился и отправился поесть в город. Додж-Сити впадал в противоположную крайность: выглядел историческим музеем. Я покружил по темным улицам, прикидывая, куда бы пойти поутру.

В номере мотеля исступленно звонил телефон. Я никого не знал в этом городе, никто не знал, где я, – но телефон звонил. Тихонько притворив дверь, я поднял трубку.

– Мистер Хелм? – заговорил управляющий мотелем. – Вы только что въехали, я видел. Междугородный звонок из Санта-Фе, Нью-Мексико. Одну минутку.

Я сел на кровать и подождал. Услышал вызов оператора, сигнал, раздавшийся в пятистах милях, услышал голос Бет. Звук этого голоса навеял чувство вины и стыда. Можно же было позвонить из Сан-Ан-тонио, как обещал. Но пошлю мальчикам пару открыток. На открытке ничего существенного писать не принято.

– Мэтт?

– Да?

– Мэтт, – сказала она диким, беззвучным голосом, – Мэтт, Бетси исчезла! Прямо из манежика на крыльце, час назад, я готовила обед... И прежде чем вызвала полицию, этот человек, помнишь – у Даррелов, большой, неприятный, – Лорис, – позвонил и сказал, что девочка в безопасности, если... – Бет запнулась.

– Если что?

– Если ты согласен помочь. Он велел передать тебе... передать, что они ждут тебя с предложением. Сказал, ты все поймешь... О Мэтт, что это... что же делается?

Глава 25

Я положил трубку и посидел несколько минут, уставясь на безмолвный аппарат. Наверное, думал – только думать, ежели разобраться, было не о чем. Следующий ход выглядел очевидным. Лорис дал Бет подробные указания: не только, о чем говорить, но и еще отыскать. А проследить за моими эволюциями в последние два дня мог исключительно и единственно хвост. Этот хвост, безо всякого сомнения, пребывал неподалеку и смотрел, как я восприму телефонный звонок жены.

Приказывали спешить домой и получать дополнительные инструкции по прибытии. Выбирать не приходилось. От соглядатая ожидают доклада. Я даже позвонить, куда следовало, не мог: чем черт не шутит, а вдруг линию прослушивают? Нужно покорно и демонстративно выехать в указанном направлении, а хвост ринется к телефону и сообщит: первая ступень благополучно отвалилась, ракета выходит на рассчитанную орбиту.

Я поднялся, быстро упаковал вещи, побросал их в фургон, забрался в кабину. В пределах городской черты трудно было уследить, движется ли позади наблюдатель. Он оказался добросовестным работником, я приметил его в зеркале, едва лишь покатил по загородному шоссе. Попробуй не приметь! Он вел машину с четырьмя фарами, которые следовало бы запретить. Эти фары действуют в двух режимах: на первом – просто ослепляют (временно), а на втором (сущая конфетка) – испепеляют сетчатку и выжигают зрительный нерв, если шофер вовремя не притушит свои прожекторы, чего не делают почти никогда, особенно подлетая сзади.

Парень веселился напропалую. Не следить за ним приходилось, а удерживать пикап на дороге, пока четыре фары сверкали из обоих зеркал. Настал его черед кукарекать! Я изрядно погонял преследователя по трем штатам, тот решил, будто над ним издеваются, и теперь устраивал проводы с великой помпой.

Мы неразлучно миновали первый городок к западу от Додж-Сити, но вдруг провожатый исчез. Я продолжал путь, понимая, что предоставлена возможность смыться – без этого совесть не позволит парню заснуть. Прошли долгие пятнадцать минут; затем сзади вырвался автомобиль, делавший, по меньшей мере, миль восемьдесят пять, промелькнул– и ушел на запад по ровной, прямой дороге. Новый белый "шевроле".

Уверенности, что проехал мой человек, не было; но он караулил на шоссе и пристроился сзади. Так мы и покрыли еще с полдесятка миль, потом соглядатай покинул мое зеркало. Я обернулся и вовремя заметил, как он причаливает у придорожного кафе. Полминуты спустя я ринулся вспять, остановился, не доезжая до места, и прошел остальное расстояние на своих двоих. Белый "шевроле" с акульими плавниками стоял, запаркованным среди полудюжины других машин, и пустовал: мой человек обретался в здании.

Пришлось подождать. Исполнив долг и отрапортовав, соглядатай потчевал себя чашкой кофе и ломтиком пирога. Только не выпивкой – в Канзасе тоже большие строгости со спиртным. Наконец, он вышел. Я очутился сзади, пока парень медлил у автомобиля, нашаривая в кармане ключи. Профессионал: застыл не шевелясь, когда "кольт-вудсмэн" уткнулся ему в спину.

– Хелм? – спросил он, помолчав.

– Так точно.

– Ты дурак. Я только что беседовал с людьми в Санта-Фе. Любая глупость обойдется твоей дочке...

Предохранитель пистолета мягко щелкнул в темноте, и парень умолк. Я ласково промолвил:

– Не напоминай об этом, детка. Могу потерять самообладание. Фургон стоит на дороге. Пойдем.

Он вел машину, а я держал его на прицеле. В девять тридцать мы подкатили к моему домику в мотеле Додж-Сити. Казалось, что уже гораздо позднее. Жаль было проделывать такой кусок дороги попусту, но лишь сюда я мог доставить соглядатая, не привлекая внимания. К тому же требовался временный штаб с телефоном.

– Подними-ка сиденье, – сказал я, выйдя из кабины. – Под ним моток проволоки и кусачки.

Парень оказался маленьким – я увидел это, когда закрыл дверь и включил свет,– маленьким, потертым, незаметным человечком в коричневом костюме. И глаза его были коричневыми: блестящие, круглые, словно дешевые мраморные шарики. Я скрутил ему проволокой сперва руки, затем лодыжки. Пистолета не отыскалось. Я сел к телефону и набрал междугородный номер. Мак отозвался немедленно. Ожидал этого звонка, что ли?

– Говорит Эрик. Кафе "Парадиз", десять миль к западу от Симарона, Канзас; междугородный звонок в Санта-Фе, Нью-Мексико, незадолго до девяти часов – по какому номеру? Установите – оцените место и позвоните сюда.

Я назвал номер своего телефона и положил трубку. Человечек смотрел карими, ничего не выражавшими глазами.

– Моли Бога, чтобы установили. Иначе устанавливать тебе.

Человечек презрительно расхохотался.

– Думаешь, я скажу, мистер?

Я вынул из кармана "золинген" и принялся чистить ногти длинным лезвием. Ногти, правда, были чистыми, но это превосходная, хотя и немного избитая угроза.

– Думаю, да, – сказал я, не глядя.

Он оборвал смех. Мы молча ждали. Немного погодя я вытащил журнал и прилег почитать. Не стану уверять, будто понимал прочитанное. Прошло дьявольски много времени, пока телефон зазвенел.

– Эрик слушает. Раздался голос Мака:

– Отель "Де Кастро", Санта-Фе, мистер Фред Лоринг.

– Разумеется, Фрэнк Лорис?

– Описание подходит.

– Мистер Лоринг один или с ним жена и маленькая дочь? Или только маленькая дочь?

Мак ответил не сразу. Потом произнес:

– Так вот оно что!

– Вот оно что.

– Еще не передумал?

– Я вам позвонил, верно?

– Стало быть, договорились?

– Да, – ответил я. Выбора не оставалось, требовалась помощь Мака. – Договорились.

– Ты помнишь мою просьбу? Сам выйдешь на связь?

– Не подстегивайте. Все помню. И на связь выйду сам. Лорис один?

– Да, – сказал Мак, – один.

Я глубоко вздохнул. Все выходило куда легче, чем ожидалось.

– Вы следите за ним? Я должен дотянуться до Лориса немедленно по прибытии, в любое время суток.

– Следим, – ответил Мак. – Дотянешься. Только помни, я не Лорисом интересуюсь. Эту фразу я пропустил мимо ушей.

– Теперь пошлите сюда человека со значком и удостоверением, успокоить управляющего. Наверняка подслушивает и наверняка начинает нервничать. У кафе "Парадиз" остался белый "шевви" пятьдесят девятого года. Хотите избежать расспросов – позаботьтесь о нем. А здесь лежит водитель белого "шевви". Скажите человеку со значком, чтоб не подпускал парня к телефону. Он уже рапортовал, пускай не тревожит клиентов лишними звонками.

– Мы, к счастью, присматривали за тобой с почтительного расстояния, когда поняли, что присматривают другие. Один из моих людей – в Додж-Сити. Приедет минут через десять.

– Да, еще потребуется быстрая машина. У вас не завалялось "ягуара" или "корвета"? Мак расхохотался:

– Кажется, нет, но у моего мальчика весьма быстроходный маленький "плимут". Говорят, выжимает до ста тридцати – должно устроить.

Я застонал.

– То самое чучело с плавниками, что я видел в Техасе? Ладно, если другое не выдается...

– Не разбейся по дороге, Эрик...

– Да?

– Мы не думали, что у них достанет наглости вернуться в Санта-Фе. Их искали повсюду, только не там. Лорис не говорил, что им нужно?

– Я беседовал только с женой. По словам Лориса, у них мой ребенок и какое-то предложение ко мне. Сверх этого не знаю...

– Понятно, – Мак заколебался. Наверное, хотел сказать, как он доверяет мне, как на меня полагается, как огорчен будет, если... Но промолчал – и слава Богу. – Хорошо. Доберешься до Санта-Фе – позвони по этому номеру...

Я записал и опустил трубку. Посмотрел на сидевшего в углу человечка.

Тот вызывающе объявил:

– Наплевать, мистер. Лорис тебя пристукнет одной левой.

– Лорис? – я ухмыльнулся, и довольно злобно. – Давай не говорить о ходячих покойниках, кочерыжка.

Он приоткрыл было рот, но осекся и умолк. Вскоре раздался стук. Я взял пистолет и открыл с обычными предосторожностями. Предосторожностей не потребовалось. Вошел молодой человек, носивший при последней нашей встрече черную шляпу и сидевший за рулем "плимута". Теперь он походил на студента. Изменение было к лучшему; впрочем, почти любое изменение было бы к лучшему.

– Ведите с оглядкой, – предупредил он. – Телега кажется неуклюжей, но это форменная стрела. Я указал на человечка.

– Присматривайте за ним. Чтоб и духу его у телефона не было. Вот ключи от фургона. Полегче с педалью газа: под капотом не гоночный мотор, не усердствуйте.

– А у вас имеется все, кроме тормозов. Не изобрели в Детройте. Помните об этом, когда поедете через горы.

Я кивнул и пошел забирать саквояж из фургона. Молодой человек отправился к пленнику. Мы не попрощались.

Глава 26

Пока служащий заправлял бак, я поднял давление во всех шинах на два фута. Затем пару раз обошел вокруг автомобиля, разминая ноги, разглядывая новообретенную колымагу с ужасом и удивлением. Передо мной стоял уродливейший представитель самоходной техники, мерзейший изо всех, с которыми сводила злосчастная судьба – не исключая полированного лимузина Бет. Ветровое стекло вздувалось громадным пузырем, по-видимому, для того, чтобы в солнечный день передние сиденья становились непригодными для обитания. Сами посчитайте, сколько этих четырехколесных сковородок несется по западным дорогам, завесив стекла журналами, картами, полотенцами – чем угодно! – лишь бы не изжарился экипаж. Комментарии будут излишни. На багажнике между плавниками торчал детский ночной горшок. Думаю, горшок, ибо к запасному колесу это устройство не относилось. Я присмотрелся. Провести несложную ассенизационную систему – и ребенку не придется терпеть до ближайшего мотеля.

– Три сорок, мистер, – объявил служащий. – Масло и вода в порядке. Хорошая у вас машина. И зачем только люди покупают паршивые заграничные модели, если есть великолепные свои?

О вкусах, пожалуй, не спорят. Я уплатил, забрался в автомобиль, припомнил, что стартер, непонятно почему, запускается ключом зажигания, правый ряд кнопок управляет обогревом, а левый – переключением скоростей. Включать вторую передачу, выискивая на приборной панели маленькую белую кнопку, – идиотская выдумка! Очевидно, я старомоден. Перед глазами зажглось множество разноцветных лампочек, но амперметра не было, давление масла хранилось в тайне, а о тахометре не приходилось и мечтать. Я повернул ключ, надавил кнопку номер один, тронул педаль газа.

Машина требовала привычки, она виляла, вздрагивала, но в конце концов побежала по шоссе прямо. Стрелка спидометра дошла до сорока пяти миль, я вытянул руку и нажал кнопку два. Где-то притаилось хитрое устройство, автоматически меняющее скорость. Но я привередлив и люблю орудовать передачами собственноручно. Стрелка подскочила к восьмидесяти, а зверюга еще только разгонялась. Я ударил по кнопке три и со свистом превысил сто миль: теперь к завыванию ветра присоединился низкий рев пары четырехствольных карбюраторов, поглощавших воздух...

Чертовская машина! Не только могучий двигатель – нынче у всякого под капотом могучий двигатель, – но какая устойчивость! В крикливую упаковку, сотворенную безмозглыми дизайнерами, славная команда инженеров поместила настоящую, надежную вещь. Я размышлял, как бы продать лимузин, а потом обзавестись подобным автомобилем. Возьму представителя фирмы на мушку и потребую поставить рычаг вместо кнопок...

Мысли блуждали, я мчался вперед. Обдумывать ничего не требовалось. Все было уже продумано, все решено. Следовало как раз не думать, пока не придет время.

До Ла Хунты, название которой произносят на испанский лад, оставалось около двухсот миль. Я шел с опережением графика; нашел открытое кафе, проглотил кусок сырого яблочного пирога и промыл горло чашкой кофе. Затем повернул на юго-запад, к Тринидаду и Ратону. Досадно ехать этой дорогой в темноте, упуская чудесное мгновение, когда над кромкой равнины возникают заснеженные пики Скалистых Гор. Средь бела дня, если постараться, можно даже представить, какими глазами глядели на них первопроходцы, проскитавшиеся в прериях месяца два.

Я не думал ни о Бетси, ни о Бет, ни о Лорисе, ни о Тине, ни о Маке. Я просто гнал машину, слушая рев мотора, вой ветра, шелест шин, делая сотню миль в час, когда позволяла дорога – на плоской равнине это позволялось почти везде. Однако за Тринидадом шоссе потянулось в горы, к перевалу Ратон, к моему штату Нью-Мексико. Обладая столькими лошадиными силами, ехать вверх было припеваючи; вот спускаться было куда сложнее, тормозами пришлось пользоваться вовсю. Они разогрелись и ослабли. Я и не пытался тормозить передачей – только сама кнопочная трансмиссия ведала, какую нагрузку может выдержать. К тому же у нее имелись собственные понятия о быстроте включения, изрядно отличавшиеся от моих.

На равнине запах паленых тормозных прокладок постепенно улетучился. На развилке у города Ратон я повернул влево, к Лас-Вегасу. Да-да, в Нью-Мексико имеется собственный Лас-Вегас. Там я выпил еще одну чашку кофе и уплел яичницу с ветчиной. Чуть попозже небо на востоке начало светлеть. Ведя фургон, я приехал бы в город около десяти утра, как и предупредил Бет. На "плимуте" доберусь не позднее шести и получу достаточно времени для намеченных приготовлений...

Рассуждая в этом духе, я только чудом не рухнул в пропасть у перевала Глорьета, за пятьдесят миль от дома. Проходя поворот на большой скорости, у "плимута" внезапно отказали тормоза – ни дать ни взять, роликовый конек. Другая машина слетела бы на самое дно каньона, однако моя с визгом вышла из чудовищного заноса, хотя и перегородила при этом всю дорогу. К счастью, за поворотом никто не ехал навстречу. После этого на горном шоссе я работал только на второй передаче, осторожно пользовался компрессией – и вообще правил куда осмотрительнее. Спешить было незачем.

Я въехал в город по узкому проселку, а не по магистрали, чтобы ускользнуть от возможного наблюдения. Первая повстречавшаяся бензоколонка стояла закрытой, но рядом находился телефон. Я остановился – тормоза достаточно остыли и могли изредка приходить в действие, – с трудом разогнувшись, вышел и позвонил по номеру, данному Маком.

Трубку сняли.

– Алло? – сказал я. – Экспресс "Додж-Сити – Санта-Фе" прибыл на третью колею!

– Что? – спросил парень. Чувство юмора у некоторых людей отсутствует. – Мистер Хелм?

– Он самый.

– Объект по-прежнему в номере отеля "Де Кастро". – У собеседника были деловитая, отрывистая манера говорить и восточный акцент. – С ним женщина.

– Какая?

– Не по нашей части. Он подобрал ее в баре. Что вы намерены делать?

– Покараулю в холле, пока не выйдет.

– Разумно ли это?

– Поглядим – увидим. Наблюдения не снимайте, а то, чего доброго, ускользнет черным ходом.

– Я приду сам, – ответил голос. – У телефона останется человек, на случай, если у вас будет нужда в срочной связи, он любое сообщение передаст прямо мне.

– Прекрасно, – сказал я. – Благодарю. Я повесил трубку, вынул еще дайм и позвонил опять. Бет ответила почти сразу. Если она вообще спала, то, разумеется, не слишком крепко.

– С добрым утром.

– Мэтт? Где ты?

– В Ратоне, – сказал я. Разговор могли подслушать. – В горах вышла маленькая авария, полетела подвеска – я слишком быстро ехал. Удалось добудиться одного парня и позаимствовать "плимут". Повешу трубку и немедленно тронусь. – "Плимут" получал оправдание, коль скоро меня заметят. Оправдание получили также любые непредвиденные задержки. – Что нового? Были свежие инструкции?

– Еще нет.

– Спала?

– Чуть-чуть. Разве я могла спать?

– Тогда нас двое. Хорошо. Если позвонит, скажи ей, что я немного запаздываю, объясни почему.

– Ей? – только и спросила Бет.

– Теперь позвонит женщина, – ответил я, уповая на правоту собственных слов.