Текст книги "Ангельские глазки"

Глава 9

Вьятт больше не мог избегать возвращения домой.

Вернее, он не мог избегать Элли. Конечно, Дарси слишком мала, чтобы задавать вопросы, но их может озвучить Элли. Казалось, она подмечает в нем все, понимает его лучше любого из известных ему людей.

И это приводило его в крайнее замешательство.

Но наступала ночь, а Элли провела с девочкой слишком долгий день. Ответственность за Дарси лежала на нем, а Элли по-прежнему ему помогала. Он больше не может прятаться в амбаре. Он давно закончил дела по хозяйству.

Он дошел до веранды и коснулся рукой дверной ручки, но так и не смог войти в дом.

Вместо этого Вьятт повернулся и уперся руками в старый деревянный поручень. Веранда была с видом на север, и он пристально посмотрел на коричневые пустые поля через дорогу. На следующий год он заготовит сено для стада. Он почти видел приветливые зелено-коричневые травы, развевающиеся от ветра.

Здесь было все, чего он хотел. Он назвал это ранчо своим, оставил прошлое позади, нашел свой собственный путь в жизни. Да, он так и сделал, полагаясь на свои силы. Риелтор смотрел на него скептически, когда он заявил, что хочет купить это заброшенное ранчо. Но Вьятта волновала перспектива его реконструировать и превратить в нечто жизнеспособное и важное.

Так было до сегодняшнего дня, когда ему пришлось снова столкнуться со своим прошлым. Со всеми ужасными вопросами о том, как его воспитывали. После встречи с работником социальной службы Вьятт был зол, обижен и испуган, а ведь именно эти эмоции он так старательно изгонял из своей жизни. Он не мог объяснить Элли всего, что ему пришлось пережить. Ему нужна ее помощь. Если она узнает о нем отвратительную правду, она тут же сбежит от него. Элли слишком хороша и чиста, чтобы заниматься его проблемами. Ему следует хорошенько это запомнить.

Подумав о том, что она ждет его в доме, он снова напрягся. Сегодня она была такой милой в красном свитере и с макияжем. Он не мог не заметить маленькие преобразования в доме: подушечки и скатерть и, боже правый, даже подходящие по цвету к скатерти кухонные полотенца. Но теперь… присутствие Элли чувствовалось повсюду, в каждом углу. За прошедшие двое суток изменилось все, и он старался привыкнуть к этому как душой, так и телом.

– Вьятт?

Он повернулся, от удивления затаив дыхание, когда Элли словно материализовалась из его размышлений. Фонарь на крыльце освещал ее длинные волосы, она выглядела мягкой и очаровательной.

– Я не слышал, как ты вышла.

– Нет, ты был в другом мире.

Она оказалась права, и в другом мире он думал о ней.

Элли встала рядом с ним и точно так же уперлась руками о поручень. Ее голос был тихим и напоминал дуновение бриза.

– Ты хочешь рассказать мне, где был?

Он сделал вид, что не понял ее вопроса:

– В амбарах.

Она беспечно рассмеялась и вздохнула:

– Я не об этом спрашивала.

Она терпеливо ждала его ответа, стоя рядом с ним и глубоко вдыхая прохладный осенний воздух. Вьятт почувствовал ее легкий цветочный аромат, и его мускулы напряглись. После отъезда Анджелы ему хотелось лишь одного: зарыться лицом в пахнущие сладостью волосы Элли и снова ощутить, что все идет так, как надо. Но тогда он совершил бы ошибку.

– Где Дарси?

– Спит. Я ее искупала и покормила. Она такая хорошая, Вьятт. Когда ты впервые пришел ко мне, я понятия не имела, что делать. Но Дарси подсказала мне, слава богу.

– Ты не выглядела неуверенной. Кажется, Анджела вполне довольна тем, что ты работаешь няней Дарси. – Повернувшись, Вьятт прислонился к поручню и посмотрел в лицо Элли. Снова он поборол желание ее обнять.

– Няня, – равнодушно произнесла она. – Это определенно указывает мне на мое место, да?

Она на него злится? Элли скрестила руки на груди, словно замерзла, но Вьятт понял ее неосознанный жест защиты.

– Что мне следовало сказать, Элли?

Она помолчала и пристально посмотрела в его глаза.

– Что мне следовало ей сказать? – спросил он. – Что я едва тебя знаю? Что мы друзья? – Он с трудом сглотнул. – Что я поцеловал тебя вчера вечером, тем самым совершив ошибку?

– Конечно нет, – прошептала она. Пока он говорил, она округлила глаза, и он пожалел о своей резкости.

– Ради Дарси я должен был все представить в позитивном свете. И слава богу, мне это удалось. Ведь я мог ее потерять.

Элли открыла рот от удивления и задавала вопрос, изумивший Вьятта:

– Значит, для тебя я не просто няня?

– Элли…

– Таково было наше соглашение, но я по-настоящему его ненавижу, знаешь ли. Вот эту часть, когда ты умасливал ее улыбками и правильными речами и назвал меня исключительно няней. Словно я была придатком к ситуации, который можно в любой момент выбросить, если он неудобен.

Она напомнила ему маленькую девочку, которая вздернула подбородок и дерзит, хотя в глубине души напугана до смерти. Неповинующаяся и испуганная. Он задался вопросом, почему она так себя ведет. Кого она боится: его или себя?

– Почему мы вообще стали как-то квалифицировать наши отношения? Элли, ты… – Он помолчал, не веря тому, что это правда. – Ты ревнуешь меня к мисс Бек?

На ее щеках появился слабый румянец.

– Ревнуешь. – Он шагнул вперед, волшебным образом зачарованный ее зардевшимися щеками. Он-то считал, что, назвав ее няней, он нашел лучший выход из ситуации.

Вьятт стоял к Элли достаточно близко. Чтобы взглянуть на него, ей пришлось бы поднять голову. Малейшее движение, и он сможет ее поцеловать. Идея на мгновение повисла в воздухе. Услышав, как учащенно и поверхностно задышала Элли, он понял, что она думает о том же самом.

– Я почувствовала, будто… от меня избавились, – наконец призналась она, опуская голову. – Будто сочли второстепенной. Словно я… бросовый товар.

– Я определенно не этого хотел, – утешал он ее. – Знаешь ли ты, что означает возможность говорить сегодня такое? Иметь возможность утверждать, что о Дарси очень хорошо заботятся? И ты была рядом с ней, присматривала за ней, готовила кофе и демонстрировала, что я поступил правильно, доверившись тебе. – Он поднял ее подбородок, коснулся мягкой и прохладной щеки. – Никто и никогда не делал для меня подобного. Ни один человек. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя ничтожеством, Элли. – Наклонившись вперед, он опустил голову и поцеловал ее. Губы Элли были теплыми, податливыми; она колебалась всего мгновение. Сладость от ее близости воспламенила его кровь быстрее, чем любое страстное объятие. – Это было шоу. Ты для меня больше чем няня, Элли, – пробормотал он у ее губ. – Но я не мог показать это работнику социальной службы.

Элли шагнула от него в сторону, дрожащими пальцами прикоснулась к своим губам и опустила голову.

– Ты мне доверяешь?

– Конечно, доверяю. Почему ты продолжаешь в этом сомневаться? Я оставил бы Дарси только с тем, кому доверяю.

– Но ты едва меня знаешь!

С улыбкой он наблюдал, как она снова подошла к поручню, создавая между ними расстояние.

– За два дня я узнал тебя лучше, чем большинство людей за два года, Эллисон.

Она покачала головой и побледнела:

– Не надо. Не говори так.

– Почему?

– П-потому что… что… – Она продолжала запинаться, и его сердце забилось чаще. Он не знал, каким будет ее ответ.

– Потому что тебя это страшит?

– Да, – прошептала она.

Элли моргнула. Он очень внимательно следил за каждым ее движением, стараясь ее понять. За прошедшие месяцы она столько потеряла. Вьятт годами боролся с демонами своей души, но душевные раны Элли были еще свежими. Сейчас он был готов сказать то, что чувствует, если это поможет ей вернуть чувство собственного достоинства.

– Анджела Бек нисколько не красивее тебя, Элли.

– Ты стараешься меня отвлечь. – Она прищурилась. – Мои волосы были растрепаны, и каждый дурак заметил, что я толстая, и… ну, она выглядела такой элегантной и совершенной!

Так вот в чем дело?

– Эллисон Марчук, ты естественная. – Подойдя, он обхватил ее за талию и крепко прижал к себе. – Я не хочу, чтобы ты была совершенной. Я хочу, чтобы ты оставалась такой, какая ты есть. Мне нравится твоя фигура и то, как завитки волос вьются у твоего лба. Мне нравится в тебе все.

– О Вьятт, – прошептала она, и он мог поклясться, что она готова ему уступить.

Услышав его слова, Элли вздохнула от счастья, тоски и страха.

Он взял ее за запястье и заговорил низким и печальным голосом:

– Кто бы тебе ни говорил обратное, его сейчас здесь нет, Элли. Забудь.

– Забыть так, как забыл ты, Вьятт? – Она едва не съежилась от своих жестоких слов. Неужели она настолько хотела защититься, что решила его обидеть? Ей стало стыдно.

Вьятт выпрямился и отстранился. Момент близости закончился.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – парировал он на ее замечание, но она понимала – он лжет.

– Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Ты умчался отсюда после отъезда Анджелы и с тех пор скрывался в амбарах. Это не имеет никакого отношения ко мне. Что ты имел в виду, говоря, что мог ее потерять?

– Теперь это не важно. – Повернувшись, он направился к ступеням.

Элли смотрела, как он уходит. Вьятт закрывается от нее и уходит, а ей страстно хочется понять, почему при малейшем упоминании о собеседовании с работником социальной службы он бледнеет, а его плечи напрягаются. Из-за чего он жаждал остаться один на несколько часов? Почему он так обиделся сейчас?

– Никогда не считала тебя трусом, Блэк, – обвинила она его. Ее сердце екнуло и подпрыгнуло к горлу. Она намеренно его провоцировала, зная, что, если будет с ним миндальничать, он просто от нее отмахнется.

Ее резкие слова возымели желаемый эффект. Он повернулся, и его взгляд резанул по ней.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Нет, не знаю. Но я полагаю, это нечто серьезное, если ты сбегаешь из дома и скрываешься в амбарах. Ты предпочитаешь несколько часов провести в одиночестве, а не оказаться дома. Ты пропускаешь ужин и время купания Дарси, проводя вечер в неотапливаемом амбаре. И должно быть, это действительно нечто важное, если ты стараешься отвлечь меня поцелуем. Я задала простой вопрос, а ты убегаешь.

– Ерунда. – Он снова стал отворачиваться, на его лице читалось виноватое выражение.

– Нет, не ерунда. Это что-то важное, и оно провоцирует у тебя страх. Если мне придется здесь остаться, если Дарси придется здесь остаться… – Она помолчала, боясь озвучить свои мысли, но желая быть сильнее, чем прежде. – Если мы затеяли какое-то дело, то я думаю, что заслуживаю знать, что происходит.

Он повернулся к ней так резко, что она отпрянула.

– Я ничем тебе не обязан, – прорычал он. – И если мы заговорили о побеге, чем ты занимаешься, Элли? Разве не от жизни ты скрываешься в доме Камеронов, а? Сбежать, укрыться… Каждому из нас есть что скрывать, да? – Он усмехнулся. – В любом случае зачем ты здесь? Играешь в реальность? Ты… и твои скатерти и подушки… и еще бог знает что.

Несмотря на его обидные слова, Элли решила стоять на своем. Она вздернула подбородок.

– Я определенно не намеревалась переступать черту, – натянуто произнесла она. – Я думала, ты хочешь, чтобы я это делала. Если тебе не нравятся скатерти и подушки, я их уберу, а ты вернешь дому прежний вид. И запомни, Вьятт Блэк, ты мне ничем не обязан. – Времена, когда ее оскорблял Тим, прошли. Теперь она сильнее. – Если только ты не затеял игру. – Она засунула руки в карманы, стараясь их согреть. Внезапно вечер показался ей намного холоднее. – Если недавняя сцена между нами была игрой, то ты очень жесток, Вьятт.

На секунду он открыл рот, потом сомкнул губы в твердую линию. Шляпа закрывала его глаза, но она чувствовала на себе его извиняющийся взгляд.

– О боже, прости. Я не затевал игр, Элли. Мне не следовало этого говорить.

– Я знаю, – согласилась она.

Его губы стали мягче, он опустил плечи.

– Я действительно тебе обязан за все, что ты сделала. Но прошу тебя, не спрашивай меня об этом, – выдохнул он.

Элли вздохнула, тронутая страданием в его голосе. Что она делает? Она чувствует, что все ее планы и решения рушатся, как только она оказывается рядом с Вьяттом. Он опасен. И эта опасность кажется Элли волнующей.

Сочувствие и провокация не помогут. Возможно, у него есть право хранить свои секреты.

– Тогда я возвращаюсь в дом. Если хочешь поужинать, еда в холодильнике.

Элли очень удивилась, когда услышала за спиной щелчок открываемой и закрываемой двери. Обернувшись, она увидела позади себя Вьятта. Он стоял в дверном проеме, стиснув зубы, его волосы были немного растрепаны, словно он взъерошил их пальцами. Шляпа небрежно висела в его руке.

– Я не трус, – твердо сказал он. – Больше нет.

– Тогда почему ты сбежал? Я закончила кормить Дарси и обнаружила, что ты ушел. Я не знала, где ты, до тех пор, пока не стемнело и в амбаре не зажегся свет.

Он шагнул вперед, глядя на нее умоляющим взором, словно заклиная ее понять его.

– Ты знаешь, какие вопросы она задавала, Элли? Мы не обсуждали общие вопросы. Она спрашивала о том, о чем предпочитаешь забыть. Именно так они поступают… – Он бросил шляпу на стул и закрыл лицо руками.

Жест оказался настолько неожиданным, что Элли отчаялась. Она не понимала, что следует делать. Она чувствовала его резкую душевную боль и безнадежность ситуации. Медленно выдохнув, он убрал руки от лица. Элли почти пожалела о том, что он открыл лицо. Казалось, он чувствует себя так же, как чувствовала себя Элли в то утро, когда проснулась и по-настоящему осознала, что больше никогда не подержит на руках Уильяма.

– Не нужно, – сказала она, качая головой. – Мне жаль, что я тебя спровоцировала. Ничего не говори, Вьятт, это слишком больно.

Но теперь он ее игнорировал, словно открыл дверь и не мог уже остановиться.

– Она подначивала и вытаскивала из меня каждую деталь на все темы, какие можно вообразить. Это собеседование вторгается в каждый аспект твоей жизни. Возможно, теперь ты поймешь, почему мне нужно было побыть одному.

– Она спрашивала о твоих отношениях с Барбарой?

Он обиженно фыркнул:

– Прежде всего она спросила, когда я узнал, что она моя сестра. Почему я хочу заботиться о ее ребенке, хотя мы едва друг друга знаем. Тот факт, что Барбара является плодом любовной интрижки, послужил причиной исследования нашей семейной жизни.

Элли побледнела. Копание в болезненных событиях заставит кого угодно захотеть уйти в себя.

– Она спрашивала о том, что тебя забирали из семьи? О жестокости твоего отца?

– О да. – Его руки задрожали, он засунул их в задние карманы джинсов. Теперь взгляд Вьятта был диким, как у загнанного в угол животного. – О моем отце, этом «образцовом» родителе. О том, есть ли у меня его качества. О том, как я отношусь к физическому насилию. О том, что я думаю по поводу дисциплины.

– Мне так жаль, Вьятт.

Он несколько раз вздохнул, прежде чем ответить:

– Обо всем этом я не желал говорить ни с одной живой душой. Все эти демоны, которых я старался победить. Поэтому мне пришлось доказывать, что я чего-то стою.

Элли почувствовала, как слезы жгут ее глаза. Она понимала, что меньше всего Вьятту хотелось, чтобы его сравнивали с отцом. Он был таким нежным и заботливым с Дарси, настолько преданным и убежденным в том, что должен поступать правильно.

Посмотрев на него, она увидела, что он вытирает глаза. Сострадание возобладало над чувством самосохранения, и она подошла к нему и взяла его за руки.

– О Вьятт, мне жаль, – повторяла она, не зная, что еще сказать. – Что мне сделать?

Он подвел ее к старому потертому креслу с подголовником. Свет из кухни падал на его суровое лицо, когда он присел и усадил Элли себе на колени.

– Просто позволь мне обнимать тебя, – пробормотал он, и у нее екнуло сердце.

Мысленно она старалась оттолкнуть от себя Вьятта. Но ей очень нравилось, когда он ее обнимал. После смерти Уильяма Тим отдалился от нее, притворяясь, что все в порядке, отказываясь дарить прикосновения, которые могли ее утешить. Она начинала понимать, что Вьятт, несмотря на багаж тайн и суровую внешность, гораздо отзывчивее Тима, хотя у него имелось больше причин закрыться от мира. Она устроилась в его объятиях и запустила пальцы в его темные пряди, желая хотя быть чуть-чуть облегчить его страдания.

– Я смогу тебе помочь, – прошептала она, и долгие минуты они так и сидели, обмениваясь друг с другом душевными силами.

И Элли почувствовала, что каким-то образом ее душа начинает излечиваться.

– Знаешь, что перевешивает все недостатки собеседования? – Тихий, низкий голос Вьятта, наконец, нарушил тишину.

– М-м-м? – спросила она с закрытыми глазами, стараясь запомнить форму его груди, запах и движения, когда он говорил.

– Моя мама. Когда я думаю о Барбаре, я думаю о своей матери. Мама не отвергла бы Барбару, хотя она и стала бы напоминанием о неверности моего отца, – сказал он и чуть крепче обнял Элли. – Моя мама была доброй и щедрой, хотя имела все причины стать озлобленной. Но она такой не была. Только благодаря мыслям о ней я выжил. Если меня проклинал один родитель, то другой благословлял. Я всегда старался быть больше похожим на нее… хотя я действительно выгляжу как он.

– Какой она была?

Она почувствовала, как двигаются его скулы, когда он улыбнулся.

– Она могла делать все: готовить, шить, петь… Хотя с моим отцом ей нечасто приходилось петь. Но она пела, когда он отсутствовал. Она всегда старалась сделать мою жизнь особенной и вроде бы извинялась, если ей это не удавалось.

– Почему она осталась? Почему она не взяла тебя и не ушла, Вьятт?

Его ответ был типичным и печальным.

– Куда ей было идти? Она боялась, что он ее найдет. Или попробует отобрать меня. В действительности я ему был не нужен. Мой отец был одержим.

Она начинала понимать, почему надоедливые вопросы работника социальной службы так на него подействовали.

– Воспоминания всплыли сегодня днем?

Он кивнул:

– Я не буду похожим на отца, Элли.

– Конечно. – Она выпрямилась и обняла ладонями его подбородок, приподнимая его, чтобы посмотреть в его глаза. – И ты на него не похож. Забота о Дарси для тебя не одержимость. Я это знаю. Ты заботишься о семье и несешь за нее ответственность.

– Ты это понимаешь. Но я не уверен, что это поняла Анджела.

– Что произошло с твоими родителями, Вьятт?

Он пристально смотрел в ее глаза.

– Я работал в Форте-Макмюррей. Они вместе путешествовали, и мой отец напился. Они погибли в автомобильной катастрофе.

Элли какое-то время молчала, понимая, что все ее слова окажутся бесполезной банальностью. После сегодняшнего собеседования Вьятт боялся, что потеряет и Дарси. Дарси и Барбара остались его единственными родственниками. Он решительно настроен заботиться об обеих. Что произойдет, если Вьятт потерпит неудачу?

Он не потерпит неудачу. Она здесь для того, чтобы ему помочь.

– Им нужно удостовериться в твоей надежности, вот и все. Дарси для них важнее всего, как и для тебя. Они поймут, что ты подходящий человек, чтобы о ней заботиться до тех пор, пока Барбара снова не станет здоровой.

– Легче мне не станет, – ответил он на этот раз спокойнее. – Итак, теперь ты, возможно, поймешь, почему я сегодня назвал тебя няней. Дарси и Барбара – моя единственная семья. Я не могу усложнять ситуацию, рассказывая о наших настоящих отношениях.

Она встала с его колен, пересела на стул напротив него и положила руки ему на колени.

– Что ты имеешь в виду?

С извиняющимся взглядом Вьятт наклонился вперед, уперся локтями в свои колени и сложил руки:

– Я знаю, что сказал, будто ты больше чем няня. Но ты считаешь, сегодняшним визитом все ограничится? А если Бек вернется и обнаружит нас с тобой вместе, как сегодня вечером?

– Мы едва ли делали что-то предосудительное, – ответила она, внезапно чувствуя, как у нее замерзли плечи, ибо Вьятт больше ее не обнимал.

– Может, и не делали, но как она это расценит? Я настаивал на том, что ты няня. Я ясно заявил, что между нами нет личных отношений. Если мы продолжим наши отношения, то мне придется лгать. И я просто не могу рисковать. Дарси для меня очень важна.

Элли стало не по себе от его слов. Ей очень нравилось, когда он ее обнимал. Но оба понимали, что важнее всего благополучие Дарси. Сегодня вечером Элли дурачила себя, думая, что важна для Вьятта.

Возможно, он к ней неравнодушен, но она в конце списка его приоритетов. Новая жизнь, которую она хотела построить, находится не здесь. Сегодня она забыла обо всех данных себе обещаниях, как только Вьятт ее обнял. Но ей следует думать о более важных перспективах.

– Элли… мне жаль. Извини, что втянул тебя в это.

У нее екнуло сердце, когда она услышала, как он произносит ее имя. Но она не позволит ему догадаться, что он способен ее обидеть.

– Нет, Вьятт, я здесь по своей воле. Ты прав. Если у нее сложится неверное впечатление, ты можешь потерять Дарси. Ты должен поступать так, как лучше для малышки.

Он кивнул:

– Сейчас она самый главный человек в моей жизни. Лгать о наших отношениях было бы ошибкой, и я не хочу, чтобы это было на моей совести. – Он смотрел на нее трезвым и чуть негодующим взглядом, как ей показалось. – Ложь рано или поздно раскроется.

Она подумала о его отце, отвергающем собственную дочь; о том, как он бросил мать Барбары на произвол судьбы. Элли подумала о том, как много не рассказала ему о Уильяме, и почувствовала укол вины. Она не лгала ему, но и не сказала всей правды. Она не была уверена, что когда-нибудь решится рассказать.

– Ты не похож на своего отца, Вьятт. Ты всегда поступаешь правильно.

Правда оказалась горько-сладкой. Поступая правильно, Вьятт отвергал Элли. В тот самый момент, когда она почувствовала себя снова живой, ей жестоко напомнили о ее незначительности.

Из спальни послышался тихий плач; Дарси снова проснулась.

– Поэтому мы будем относиться к этому легко, – сказала Элли, упираясь руками в колени и поднимаясь со стула.

– Легко, – эхом отозвался он.

Элли оставила Вьятта сидеть в темноте и отправилась к Дарси. Взяв девочку на руки, теплую и разомлевшую ото сна, она поняла: ничто в ее отношениях с Вьяттом никогда не будет легким. Особенно после сегодняшнего разговора.