Текст книги "Истинные цвета"

Застарелая ненависть вновь захлестнула ее, и Нина, резко развернувшись с досады, вдруг налетела на Филиппа Медину.

– Ну, как вам здесь нравится? – любезно осведомился он, придерживая ее за руки.

– Если не считать этого маленького столкновения, то очень. – Она поспешно нацепила на лицо ослепительную улыбку. – Да и как мне может у вас не понравиться? Вилла просто великолепна. Вокруг цвет общества. Угощение на высшем уровне. А сам хозяин не только внимателен и любезен, но, простите за откровенность, ваше высочество, чертовски хорош собой!

– Идемте со мной. – Он протянул ей руку. – Приглашаю вас на экскурсию по моим владениям.

Тропинки и лестничные подъемы, соединяющие между собой таинственные уголки сада, обвивали особняк. Одна из лестниц вела на крышу. Оттуда, по словам Филиппа, открывался изумительный вид на залив. Вокруг синели лазурные воды; по берегу залива тянулась манящая полоска белого песка и скалистые островки. На волнах качались маленькие яхты.

Несколько минут они шли под руку. Нина внутренне ухмылялась, замечая, как пялились на них гости. В свете ведь судят по тому, с кем и кто водит дружбу. Судя по всему, Нина заработала еще одно очко в свою пользу.

Обогнув угол главной террасы, они повстречали Энтони Гартвика.

– Я вас искал, – промолвил он, целуя руку Нины.

– И меня тоже? – с издевкой подхватил Филипп.

– Извини, Медина. Ты не в моем вкусе.

Пока они обменивались шутливыми выпадами, Нина с интересом наблюдала за их показным соперничеством. Они хорошо знают друг друга, это ясно, но их знакомство почему-то в дружбу не переросло.

Спустя мгновение Филипп пожал ей руку, улыбнулся и произнес:

– Не хочется вас покидать, но я обязан уделить внимание и другим. – Затем, обратившись к Гартвику, добавил: – Веди себя пристойно.

– Похоже, мне следует принести свои извинения, – заметил Энтони. – Вчера я был не прав и молю вас о прощении.

Что ж, если продолжать дуться на него, ничего не добьешься. И Нина изобразила примирение, которое сулило ей немалую выгоду. Чтобы отпраздновать это событие, Энтони заказал шампанского.

– За нас, – торжественно произнес он и, притянув ее к себе, поцеловал. Все произошло так быстро, что Нина даже опомниться не успела и потому не воспротивилась.

После этого Энтони ни на секунду не покидал ее, даже когда вокруг них снова стал крутиться Филипп.

Когда же наступил вечер, только один из них предложил ей провести ночь любви. Нина сразу приняла приглашение, тем более что внутренний голос тихонько нашептывал, что выбирать ей не приходится. Как и ему.

Когда Энтони и Нина вошли в комнату, на столе уже стоял графинчик с бренди и два бокала. В камине уютно потрескивал огонь. Помещение освещали лампа и несколько свечей. Энтони налил себе и ей немного бренди, прикрыл глаза и вдохнул его аромат. Поболтав в руках бокал с янтарной влагой, он одним глотком осушил его.

Сидя в кресле напротив кровати, Нина не спеша потягивала бренди и ощущала знакомое возбуждение. Выйдя из лимузина, они с Гартвиком не обмолвились ни словом. Он повел ее к себе, она покорно последовала за ним. Наверное, именно так он и строит свои интимные отношения: мужчина господствует, женщина уступает. Нине не нравилась роль подчиненной, но она твердо решила заполучить этого красавца. И если придется потакать его капризам, она пойдет даже на это – по крайней мере сегодня.

Он налил себе еще бренди и осушил второй бокал так же быстро, как и первый. Затем, поставив его на столик, приблизился к Нине, оперся руками о подлокотники ее кресла и обвел кончиком языка безупречную линию ее губ. Нина уловила аромат бренди и запах возбуждения. Он снова обвел языком ее губы, даже не пытаясь обхватить их и проникнуть внутрь.

Нина терпеливо ждала, покорно принимая его ласки и прислушиваясь к своему телу. Вот она закрыла глаза, и его губы скользнули по ее щеке, слегка касаясь ресниц, век, носа. Затем его язык сбежал вниз по ее шее; спустя мгновение Энтони прикусил мочку ее уха и нежную кожу под подбородком. Он не дотрагивался до нее руками, а тело Нины жаждало его все сильнее. Внезапно Гартвик отстранился.

– Разденься, – хрипло выдохнул он.

Она повиновалась: повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул молнию, а потом опять обернулась к нему лицом, медленно спустила с плеч легкое шифоновое платье, и оно легкими волнами упало на пол. Энтони просто ел ее взглядом; Нина потянулась за спину и расстегнула бюстгальтер. Он молча смотрел, как она обнажила грудь и сняла чулки.

– А теперь раздень меня.

Она с радостью принялась исполнять его просьбу – стянула с него пиджак, развязала галстук и одну за другой расстегнула пуговицы рубашки. Затем, подражая, уставилась ему в лицо и не отрывала взгляда в течение всей этой процедуры. Сняв с него рубашку, она прижалась к нему всем телом, расстегнула ремень, дернула молнию, сунула руку ему в брюки и с удовлетворением обнаружила, что он возбужден ничуть не меньше ее – ему явно понравилось увиденное.

Она поняла: он хочет, чтобы она раздела его полностью, но пока преимущество на ее стороне, надо этим воспользоваться. Все еще сжимая его жезл, она потерлась сосками о его грудь, свободной рукой притянула его лицо к своим губам и поцеловала жадно и страстно. Затем отклонилась и прижала его голову к своей груди, чтобы он сделал то, что нравится ей.

Энтони тотчас пожелал заполучить ее всю. Быстро скинув с себя оставшуюся одежду, он подхватил Нину на руки и опустил ее на кровать. Она откинулась на подушки, готовая принять его, но он тотчас приподнял и насадил ее на себя, захватил ртом один из сосков, а руками принялся ласкать ее раскаленное тело. Его дикая страсть передалась и Нине. Она с трудом сдерживала желание, стараясь, подобно ему, обуздать свои порывы, но это ей плохо удавалось. Едва он прикоснулся к ней, как что-то животное вспыхнуло в ней с новой силой – казалось, к кончикам его пальцев привязан каждый ее нерв. Она жаждала доставить ему такое же удовольствие, но он так и не предоставил ей такую возможность. Она была полностью в его власти.

Когда все закончилось, Нина рухнула с ним рядом, утомленная и удовлетворенная. Атмосфера вокруг была пропитана горячей чувственностью и вновь пробуждала в ней желание близости. Ей хотелось, чтобы он обнял ее, сказал, как ему было хорошо. Он же деловито зажег сигарету и стал молча курить, не сделав никакой попытки придвинуться ближе. Разозлившись на его холодность, Нина вскочила с кровати и натянула платье.

– Что ты делаешь? – Он изумленно уставился на нее.

– Разве не видишь? Ухожу.

– Так скоро? А что, если я снова тебя захочу?

– Что ж, придется тебе оторвать свою задницу и пойти меня поискать, – отрезала Нина, хлопая дверью.

Шагая по коридору к своей комнате, она пожалела, что ушла. Некоторым мужчинам после особенно откровенного секса хочется отдалиться от партнерши. К тому же вполне возможно, что для него это всего лишь рядовое мероприятие. Нет, возразила она самой себе. Энтони Гартвик хотел ее. Он добивался ее с отменным упорством и наслаждался близостью с ней. Значит, он снова ее захочет. Что ж, она подождет.

Остаток ночи Нина не сомкнула глаз.

Глава 16

Октябрь 1983 года

Джулиан Рихтер хмуро окинул взглядом свое отражение в зеркале – налицо первые признаки надвигающейся старости. Впрочем, он решил смириться с неизбежным и воспринимать морщины как украшение зрелого мужа с твердым характером. Что касается телосложения, то здесь все было в полном порядке. Он постоянно тренировался и выглядел подтянутым, как спортсмен.

Собираясь на сегодняшний вечер, он выбрал черный пиджак, серую рубашку, серые брюки и серый шелковый платок.

Вполне довольный собой, Рихтер вышел из офиса: пора пройтись по галерее. Наметанным глазом он проверил освещение, расположение картин, наличие стойки с репродукциями и открытками и доступность книги отзывов.

Джулиан взглянул на часы: полшестого. Через полчаса откроется выставка «Луна над Манхэттеном». С самодовольной усмешкой он пробежал глазами список приглашенных.

Все твердили ему, что глупо открывать выставку в пятницу вечером – на нее, мол, никто не явится. Устраивай выставки по субботам, как принято уже много лет. Но в том-то все и дело: Изабель де Луна не вписывается в прокрустово ложе общепринятых правил, а ее последняя серия ночного Нью-Йорка столь необычна, что заслуживает нетрадиционного представления, теперь все только и делают, что ниспровергают основы.

Жаль, что его покинула Скай. Рихтер привык доверять ее глазу и уху. Она слышала то, что ему было недоступно, улавливала отголоски новомодных веяний, которые проходили мимо него. У нее было сверхъестественное чутье на все новое и перспективное, а то, что стало вчерашним днем, она безошибочно отсекала. Было время, Джулиан и сам мог похвастаться способностью улавливать художественные течения и выделять наиболее талантливых художников, работавших в том или ином стиле. А теперь, по слухам, он потерял былую хватку. Да, во всем виноваты стремительные перемены, уследить за которыми не так-то просто. А еще – многочисленные конкуренты и недоброжелатели.

У Скай на этот счет имелось другое мнение: она полагала, что причина его неудач кроется в его впечатлительности. Часто случалось так, что мнение владельца галереи напрямую зависело от того впечатления, которое на него произвела личность художника: если Джулиан считал, что перед ним человек незаурядный, он готов был поверить, что и в работах его присутствует искра Божья.

В общем, Скай заявила, что Рихтер не видит дальше своего носа.

Мэтр попытался ее урезонить. По мнению Джулиана, ей следовало благодарить судьбу за то, что она имеет счастье работать в его галерее. Скай тотчас запальчиво напомнила, что он извлек немалую выгоду из большинства ее открытий, отказался повысить ей гонорар, несмотря на огромный вклад в процветание галереи, дурно обращался со всеми ее находками (и делал это ей назло – так она считала), а кроме того, нанес ей публичное оскорбление. Оно-то и стало последней каплей: узнав, что он неуважительно отозвался о ней в прессе, Скай тут же уволилась.

Вскоре его покинули и несколько художников. Из признанного короля в мире искусства Рихтер превратился, по словам одного умника, в «хитрого манипулятора с сомнительной тактикой ведения бизнеса».

Отбросив мрачные мысли и списав свои промахи на свойство американцев выискивать изъяны у ярчайших звезд и получать от этого удовольствие, Джулиан взглянул на часы. Десять минут. Он занервничал. Может, зря он отказался провести предварительную распродажу, как всегда это делал перед открытием выставки?

К семи часам приехали Хилтон Крамер, Джед Перл, Кельвин Томпкинс и другие критики. К ним присоединилась и журналистка из отдела светской хроники «Нью-Йорк дейли» – Нина Дэвис. Ее присутствие символизировало для Джулиана общую ситуацию в искусстве восьмидесятых. Само по себе оно стало играть второстепенную роль на мировой сцене. Теперь гораздо важнее, кто присутствует на выставке, во что одет, с кем и о чем говорят. У Рихтера эти перемены вызывали глухое раздражение. Кто уполномочил эти бульварные газетенки судить о высоком искусстве? Кто дал им право определять репутацию галереи и ее владельца?!

Впрочем, наплевать ему на эту светскую сплетницу! Сегодня для него нет никого важнее Изабель де Луна.

В ожидании ее приезда он в который уже раз пожалел о том, что ему не удалось сохранить с ней интимные отношения. Джулиан терпеть не мог проигрывать, особенно если это касалось его мужского самолюбия. Такие промахи моментально раздувались в его сознании до астрономических размеров, перекликаясь с отцовскими заповедями.

Генри Рихтер был эталоном, по которому Джулиан сверял свою жизнь. Дома Генри выступал горячим сторонником морали, а за пределами семьи предавался разгулу. Кичась своим образцово-показательным браком и хвастаясь им направо и налево, он тут же нашептывал скабрезные шуточки на ухо очередной любовнице. Он требовал от сыновей жить по законам совести, а сам безнаказанно дурачил и обманывал партнеров по бизнесу. И если братья Джулиана старались поступать в соответствии с отцовскими заповедями, то жизнь самого Джулиана зеркально отображала жизнь Генри.

В годы его молодости неразборчивость в связях считалась нормой. Чем больше у тебя перебывало женщин, тем больше очков ты заработал – отец может гордиться своим сыном. Но Генри как-то вскользь обмолвился, что с каждой хрюшкой спать – не велика доблесть. Уязвленный Джулиан немедленно поднял планку своих предпочтений и стал выбирать женщин в отцовском вкусе.

Так прошла юность, и наступила зрелость. Смерть Генри и пугающая перспектива подхватить какую-нибудь болезнь заставила Джулиана изменить правила игры. Убедившись, что в его кругу важно не что делать, а с кем, он принес количество в жертву качеству. Изабель де Луна стала бриллиантом в его коллекции, и все же, как он ни старался, повторить ночь страсти ему не удавалось. Это его беспокоило. И странное дело – возбуждало. Но главным образом оскорбляло как мужчину.

Когда-то давным-давно ему уже доводилось получать отказ, но в конечном итоге он подчинил себе ту женщину. Покорит и Изабель.

Изабель терпеть не могла присутствовать на собственных выставках и наблюдать, как зрители обсуждают ее картины. Была бы ее воля, она с удовольствием осталась бы дома. Тем не менее она прибыла точно в назначенный срок – в четверть восьмого – и тотчас направилась в офис Джулиана, чтобы дать эксклюзивное интервью представителям прессы. Она ответила на вопросы, касающиеся основной темы ее новых работ: «Я перешла от темы рассвета к ночной темноте, поскольку жизнь складывается из смены дня и ночи».

Почему она всегда носит белое? «Белое отражает свет».

А личная жизнь? «Мое личное дело».

Изабель знала, что их с Джулианом все считают любовниками. Она понимала, что ее уклончивые ответы только порождают новые сплетни и слухи, но твердо стояла на своем. Недосказанность в вопросах личной жизни защищала ее от похотливых хищников и щадила самолюбие Джулиана. Скай, которая в последнее время редко удостаивала добрым словом своего бывшего работодателя, вряд ли стала бы столь же трепетно относиться к гордости Джулиана.

– Пора тебе уходить от него, – обронила как-то Скай.

– Но почему? Галерея Джулиана одна из лучших в Нью-Йорке.

– Так-то оно так, но твоя личная жизнь не должна его заботить.

– Не понимаю, о чем ты?

– О, прошу тебя! Этот сноб все за тебя решает: во сколько тебе вставать, когда браться за кисть, когда есть, когда спать! – Она внезапно остановилась посреди мастерской и вперила в Изабель обличительный взгляд. – Ты ведь на это не пошла? Фу! Неужели ты… – Скай скорчила гримасу и зафыркала.

– Только однажды, – робко промямлила Изабель.

– Один раз и то чересчур, – недовольно буркнула Скай. – Я сама вас свела, но теперь я же тебе и говорю: пора его оставить.

– Но от добра добра не ищут.

– Мне-то можешь лгать сколько угодно, – отрезала Скай, – но себя не обманешь. Этот ястреб настолько принизил твою самооценку, что заставил тебя поверить, будто он единственный способен обеспечить тебе успех.

– Он хорошо ко мне относится, Скай.

– Нисколько не сомневаюсь. Он подвернулся тебе, когда ты была молода и неопытна и потому уцепилась за него в надежде, что с ним будешь в полной безопасности и он позаботится о твоем будущем. Так вот, Из, послушай: ты уже взрослая девочка. Джулиан тебе больше не нужен. – Молчание Изабель Скай не остановило. – Я ему не доверяю и тебе не советую.

– Но ведь ты была его верной помощницей!

– Была, это верно. А теперь презираю его и то, что он делает. В течение многих лет, работая с ним бок о бок, я была свидетелем весьма неблаговидных его поступков.

– А именно?

– Он нарочно снижал цены на картины художников, которые ему чем-то не угодили. Новичков он попросту запугивал, принуждая к повиновению. Я видела, как он всеми правдами и неправдами старался заполучить лучшие картины своих подопечных в собственную коллекцию.

Изабель съежилась, как от удара, и все же заметила:

– Со мной он ничего подобного себе не позволял.

– Вполне возможно, – кивнула Скай. – Но как только представится удобный случай, он непременно сделает это, Изабель.

Грозное предостережение Скай все еще звучало в ушах Изабель, когда она заметила в толпе гостей Филиппа Медину. Странно, но все шарахались от него как ошпаренные. Из вечерних новостей Изабель знала, что он ведет переговоры с «Нью-Йорк дейли», и его предложение вызывает всеобщее недовольство: владельцы газеты считают, что он лезет не в свое дело; администрация воспринимает его как угрозу своему положению и представляет его своим подчиненным как зверя-людоеда. И только рабочие видят в нем своего спасителя.

То, что писали про Медину в газетах, да и сегодняшняя реакция окружающих как-то не вязались с тем впечатлением, которое у нее о нем сложилось. Правда, их первая встреча длилась всего несколько минут и тем не менее… Решительный – да; настойчивый – да; жестокий, грубый – вряд ли. В этот момент он обернулся и поймал ее взгляд. Печать задумчивости, лежащая на его лице, мгновенно исчезла, глаза его заискрились радостью.

– Хорошеют не только ваши работы, – промолвил он, пожимая ей руку и чуть дольше задерживая ее в своей руке, – хорошеете и вы сами.

Туника и брюки цвета слоновой кости, волосы собраны в тугой пучок на затылке, на матовой коже нет и следа косметики, единственное украшение – жемчужные бусы. Она выглядела прелестно.

Изабель поблагодарила его за комплимент; они обменялись ничего не значащими фразами. И все же Изабель с самой первой встречи поняла: между ними существует внутренняя связь, таинственное единение, предвосхищающее более тесные узы.

– Если память мне не изменяет, я когда-то имел честь пригласить вас на обед. По-моему, вы согласились. Как насчет завтрашнего вечера?

Джулиан назначил обед с очень важными персонами.

– Нет, завтра я не могу.

– В воскресенье утром?

– А если в воскресенье вечером? – предложила она. Этот день недели Рихтер не любил.

– Обожаю воскресные вечера, – явно обрадовался Филипп. – Я позвоню вам днем, о'кей?

Рука Джулиана обвилась вокруг талии Изабель, и она вздрогнула от неожиданности. Но он только крепче обнял ее.

– Если ты имеешь в виду выставку, то сказать «о'кей» значит не сказать ничего. Все картины проданы – все до одной!

– Я в этом не сомневался, – отозвался Филипп.

– Успех никогда не бывает легким, – возразил Джулиан напыщенно. – Тебе бы следовало это знать.

– Насколько я понял, ты намекаешь на мою тяжбу с «Дейли». Что ж, спасибо на добром слове. – Лицо Филиппа потемнело, он гневно сверкнул глазами.

– Хочешь, дам тебе совет? – не унимался Рихтер. – Тебе надо завоевать доверие своих работников, убедить их, что ты намерен всего лишь разделить с ними плоды общего успеха. – Он прижал к себе Изабель и запечатлел на ее щеке поцелуй. – В нашем случае это сработало.

Изабель поморщилась: Джулиан произнес это тоном собственника. Но еще больше ее покоробил намек в адрес Филиппа Медины: Джулиан Рихтер – единственный владелец предприятия под названием «Изабель де Луна». Он не потерпит конкурентов и никому не позволит вмешиваться в его дела.

Филиппу ничего не оставалось, как поздравить Изабель с успехом, вежливо кивнуть Джулиану и удалиться. От Изабель не укрылось, что Скай лишь укоризненно покачала головой.

– Ну что, опять будешь учить меня жизни? – хмуро спросила Изабель спустя несколько минут.

– Ну уж нет. Сегодня вечер твоего триумфа. Зачем портить праздник разговорами о том, что этот недоумок обращается с тобой как с комнатной собачкой? – Подняв голову, Скай изумленно вытаращила глаза. – Что это за красавчик плывет в нашу сторону?

Изабель не ответила. Она уже бросилась навстречу высокому симпатичному мужчине в спортивной куртке, джинсах и ковбойских сапогах.

– Сэм! Вот так сюрприз!

– Итак, – заключил он, улыбнувшись Изабель, – ты своего добилась. Я здесь. Ты довольна?

– Вполне! – Она заключила его в объятия, потом представила его Скай.

– Так это о вас, значит, без умолку твердит мой отец? Хорошенькая евреечка, у которой довольно-таки странное имя, острый язычок, прелестные волосы и необыкновенные глаза.

– Вы забыли упомянуть божественное тело, проницательный ум и кожу, одобренную дерматологом.

– Об этих достоинствах отец предоставил мне возможность судить самому.

– Джонас много о вас рассказывал, – продолжала Скай. – Йельский университет. Гарвард. Выдающийся хирург. Это впечатляет. – Сэм принял комплимент с любезной улыбкой. – И как же случилось, что мы до сих пор не познакомились?

– На повторном открытии Ла-Каса Сэм не присутствовал. Он был в это время с лыжной командой Соединенных Штатов в Европе, на Олимпиаде-80, – пояснила Изабель.

– Мне очень жаль, что я не был на открытии, – отозвался Сэм, не сводя глаз со Скай. – А теперь я вдвойне сожалею об этом.

Изабель с удивлением заметила, что Скай покраснела.

– Открытие прошло замечательно, – сообщила она Сэму, пока подруга приходила в себя. – Там был весь город.

– Я видел их новый дом, – сказал Сэм. – Самое замечательное, что, несмотря на внешнюю помпезность, Ла-Каса осталась прежней.

– А поджигателей так и не нашли? – спросила Скай.

– Нет. Судя по всему, это группа религиозных фанатиков, – помрачнел Сэм.

Изабель это известие ошеломило, но, вспомнив кровавый крест, она мысленно согласилась.

– И что же было на той выставке, что они так взбеленились? – спросила она.

– Сперва никто не мог понять, в чем дело, – объяснил Сэм. – Миранда умалчивала о деталях и делала вид, что смирилась с судьбой. Дескать, прошлого не воротишь, все погибло, надо все забыть и жить дальше. В полиции догадывались, что она что-то скрывает, но только после того как они пригрозили допросить всех участников выставки, Миранда призналась, что в галерее были представлены работы художественного течения «конверсо».

– Что-то вроде «подпольных» евреев в Эль-Пасо. – Изабель вкратце пересказала статью, которую читала Скай.

– Миранда побоялась, что с ними случится то же самое, и поэтому молчала, – сказал Сэм.

– Теперь понятно, почему они назывались «Восемнадцать», – задумчиво промолвила Скай.

– Число восемнадцать – символ жизни и удачи, – кивнул Сэм. – Те, кто погубил картины и поджег галерею и дом, хотели запугать Миранду. «Если ты нам попадешься, тебе несдобровать!» – вот смысл их послания.

Изабель обеспокоенно молчала.

Скай эта история потрясла не меньше, чем Изабель. Но ко всему прочему она была еще и страшно любопытна.

Нина задержалась в дверях между залами экспозиции, когда в галерею вошел Сэм Хоффман и прямо на глазах порывисто обнял Изабель. Давно забытая боль захлестнула ее с новой силой. Она смотрела, как эти двое обнимаются и улыбаются друг другу, как рады встрече, как непринужденно беседуют.

Что за день такой неудачный! Сначала Филипп Медина с Изабель пожирают друг друга глазами. Если Медина выкупит «Дейли», он снова станет ее боссом. Нина возлагала большие надежды на Медину, потому и решила появиться сегодня в галерее.

Если не считать их случайного столкновения на улице, Нина старательно избегала встреч со своей «сестричкой». Но по мере того как звезда Изабель поднималась все выше и выше, а популярность «Ящика Пандоры» неуклонно росла, Нина постепенна смирилась с мыслью, что им придется-таки столкнуться. А коли так, она сама отрежиссирует этот спектакль.

Нина пряталась в соседнем зале: сейчас главное, чтобы ушли Скай и Сэм. Как только они покинули галерею, она решительно шагнула вперед.

– Рада вас видеть, мисс де Луна. Меня зовут Нина Дэвис. Я веду отдел светской хроники в «Дейли».

После того как поклонники Изабель извинились и оставили их наедине, Изабель воскликнула:

– Что происходит? Почему я должна притворяться, будто мы не знакомы?

– Так проще избежать вопросов, на которые я не желаю отвечать.

– И на мои вопросы ты не соблаговолишь ответить? – поинтересовалась Изабель. – Почему ты так отвратительно повела себя во время нашей первой встречи? Почему ты даже не удосужилась послать открытку Миранде и Луису и не написала им, что жива-здорова и у тебя все в порядке?

Нина смущенно переступила с ноги на ногу: она не сомневалась, что привлекла к себе всеобщее внимание. Ей не терпелось покончить с неприятным разговором и перейти к повестке дня.

Наконец она заговорила, и голос ее звучал спокойно и уверенно, но в нем слышались отголоски пережитых трудностей и страданий.

– Когда я приехала в Нью-Йорк, всем было наплевать, кто я и откуда. – Изабель кивнула. – Долгое время я прозябала в безвестности. Но потом стала работать в газете. И я… я придумала свою историю. Я придумала себе семью, чтобы никто не узнал правду. – Она нервно пригладила волосы. – Я знаю, ты осуждаешь меня, но попытайся понять. Мельчайший факт мог бы открыть лазейку в мое прошлое. – Ее серо-стальные глаза впились в лицо Изабель. – Я более чем уверена, что в заявлениях для прессы ты не разглашаешь истинную причину твоего переезда в Санта-Фе.

Изабель сказала Джулиану, что ее родители умерли, когда ей было семь лет, что ее вырастили Дюраны и что в Барселоне живет ее престарелая тетушка, но и только.

– Ты права, – согласилась Изабель.

– Итак, теперь, когда между нами полное взаимопонимание, – весело продолжила Нина, – давай восстановим былую дружбу.

– С радостью, – ответила Изабель. – Расскажи, как ты стала знаменитой Пандорой!

Нина коротко обрисовала свой путь к успеху, не обходя вниманием и роль Филиппа Медины в своей карьере. Дойдя до настоящего времени, она заявила:

– Ну, довольно обо мне. А чем занималась ты, кроме, разумеется, живописи?

Изабель следовало бы нагородить ей какой-нибудь чепухи, но, к сожалению, она не предвидела подвоха.

На следующий день «Ящик Пандоры» был посвящен одной-единственной теме: под заголовком «Романы в мире искусства». Изабель прочла, что они с Джулианом Рихтером состоят в интимной связи. Когда она ворвалась в офис Дэвис в «Дейли», гневно размахивая свежим номером, Нина только рассмеялась:

– Я разглашаю твою тайну? Искажаю факты? Не кипятись, остынь! Благодаря моей статье о тебе сегодня говорит весь Нью-Йорк. Кстати, Джулиан в общих чертах подтвердил мои догадки.

Глаза Изабель метали молнии. Ярость, боль, обида, негодование рвались наружу, застилая все вокруг красной пеленой гнева.

– Ты, Нина, просто мерзавка! Как ты могла так подло предать меня?

Улыбка Нины померкла.

– Ты называешь это предательством? Да ты и понятия не имеешь, что значит это слово!

Изабель вовремя сообразила, что Нина нарочно старается вывести ее из себя. Нет, больше она не позволит ей заманить себя в сети! Резко повернувшись, Изабель вышла из кабинета.

– Да ты еще будешь мне в ножки кланяться! – крикнула Нина ей вдогонку. – Я сделала тебе великое одолжение, сеньорита де Луна! Я сделала тебя звездой!