Текст книги "Никогда не называй это любовью"

Глава 13

Несмотря на май, было довольно прохладно, и поэтому горел камин. Они ужинали вдвоем, не считая Джейн, подносившей им еду, и Эллен, время от времени просовывающей голову в дверь, чтобы убедиться, что ее любимый мистер Парнелл доволен жареным ягненком и ее знаменитым яблочным пирогом. Ведь бедняга ничего не ел в тюрьме, а выглядел так, что его придется долгое-долгое время откармливать.

Перед ужином Кэтрин поговорила со слугами – Джейн Лейнстер, Эллен Мерфи, сменившей мисс Гленнистер новой гувернанткой мисс Кумб и кучером Партриджем, который привез ее и Чарлза с вокзала домой.

Она сообщила им всем, что мистер Парнелл теперь станет приезжать как можно чаще. Между проведением кампаний в Ирландии и заседаниями в парламенте он нуждается в отдыхе и полном покое, поэтому она надеется, что слуги выкажут полное понимание, и, значит, она, Кэтрин, рассчитывает на их преданность. Очень важно, чтобы о визитах мистера Парнелла не распространялось слухов, поскольку это не только может быть неверно истолковано, но привлечет к ним нежелаемых посетителей. Оттого, спросила Кэтрин слуг, смогут ли они пообещать ей хранить визиты мистера Парнелла в полном секрете, как это угодно и ей, и капитану О'Ши?

Слуги с готовностью пообещали молчать: правда, Джейн смотрела при этом в землю, а Партридж поинтересовался, не станет ли хозяин возражать, что его лошади будут использоваться для очень частых поездок на железнодорожные вокзалы.

– Разумеется, нет, – решительным тоном ответила Кэтрин. – К тому же мистеру Парнеллу очень нравится ездить верхом. Скорее, по утрам тебе придется седлать для него Пилота. Итак, мы с вами обо всем договорились, за что я всем вам очень благодарна.

Но оставались два вопроса, которые невозможно было решить так же быстро. Кэтрин намеревалась отдать распоряжение садовникам сделать живую изгородь из бирючины напротив дома еще выше, чтобы любопытные прохожие не смогли подсматривать, что творится за оградой. Еще она собралась обустроить комнату рядом с оранжереей, чтобы Чарлз мог приходить в дом и уходить из него, когда ему угодно, и чтобы об этом никто не знал. А в отсутствие Чарлза она будет пользоваться ею сама. Это был бы маленький дом в большом, где она могла бы предаваться мечтам о том, что она жена Чарлза, а не другого мужчины.

«Я установлю здесь свои законы!» – с восторгом победительницы думала Кэтрин.

После ужина она устроилась на коврике перед камином в своей излюбленной позе, положив голову на колени Чарлза. Она чувствовала, как его нежные пальцы перебирают ее волосы. Если она шевелилась, то пальцы тут же сжимались, словно он боялся, что она собирается убежать от него. С того момента, как они встретились на вокзале Чаринг-Кросс, он непрерывно мучился оттого, что рано или поздно им вновь предстоит разлучиться.

– Оставайся со мной. Я не вынесу одиночества, – говорил он. – В тюрьме под моей дверью спали два охранника. И знаешь, я был рад их присутствию.

– Тебя там мучили кошмары, дорогой?

– Иногда. Я никак не мог осознать, что тебя нет рядом со мной. Но нам надо быть осторожными, если я буду оставаться здесь.

– Знаю. Я ведь уже сообщила тебе, что разговаривала с Вилли.

Склоненное над ней лицо было беспредельно худым и бледным. С него еще не до конца исчезли мрачные следы недавних событий. Она знала, что и ее лицо изменилось. Безусловно, в будущем они могут еще стать веселыми, могут неоднократно испытать минуты невероятного счастья, но на их лицах уже навсегда останутся неизгладимые следы напряжения и страданий последних месяцев.

– Вилли – вот наш тяжелый крест. Но если нам удастся выдержать это испытание, мы во что бы то ни стало должны избегать других испытаний. Нам придется быть крайне осторожными, чтобы нас ни за что не видели вместе. Здесь я чувствую себя в полной безопасности. Забавно, не правда ли? Эти четыре стены олицетворяют для меня рай. Но за ними, на улицах, в отелях… – Он на какое-то время задумался, и на лице его появилось выражение безысходного отчаяния. – Мы вынуждены быть очень осторожными, Кэт.

– Но ты ведь одобряешь мой план?

Он нежно поцеловал ее волосы.

– Мне не верится, что я смогу жить дальше без всего этого. А ведь придется… – необыкновенно усталым голосом произнес он. – Я совершил преступление. Такие слова они пишут, сажая человека в тюрьму. Что ж, я совершил преступление и попал в свою собственную тюрьму. Но однажды этому придет конец, поэтому не надо бояться.

– Сколько же еще ждать, когда наступит этот день?

– Он намного ближе, чем был эти последние полгода. Правительство видит во всем случившемся нечто постыдное, унизительное для себя – настало время воспользоваться нашим преимуществом. По-моему, мы будем иметь первый законопроект билля о гомруле очень скоро.

– Я рыдала от гордости, услышав сегодня овации в твою честь.

– Ах, это… Не очень-то доверяй всему этому. – Он приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза. – Мне не нужны ничьи аплодисменты, кроме твоих, моя Кэти. – Потом он спросил: – Я буду жить в моей бывшей комнате?

– Нет, из-за слуг и всяческих других мелочей. Теперь у тебя будет постоянная комната. – Она уловила тень разочарования на его лице и тихо рассмеялась. – Комната, где есть дверь, ведущая в ту маленькую гардеробную!

Грусть тут же исчезла с его лица.

– А мы можем сейчас же подняться наверх? Или еще надо подождать?

Еще не рассвело, и в комнате стоял полумрак.

– Вилли знает?

– Об этом? Нет, нет!

– Я не желаю делиться с ним.

– Дорогой, не надо так!

– А если подумать еще об одном ребенке…

Кэтрин крепко обняла его. Сейчас ею овладело сильнейшее желание защитить и укрыть его от всех невзгод на свете.

– Я сама справлюсь с Вилли.

– Как?

– Изыщу способ, – упрямо отозвалась она.

Он вздохнул, высвобождаясь из ее объятий.

– Я верю, что ты найдешь такой способ, – прошептал он и добавил шепотом: – Я хочу, чтобы ты родила мне еще одного ребенка. Я наблюдал за твоим лицом, когда ты сидела с малюткой Софи. Тогда у меня чуть не разорвалось сердце.

– Второе дитя обязательно будет жить!

– Но я больше не могу выносить весь этот ужасный обман!

– Я сказала, что справлюсь с Вилли.

– Он получит свое вознаграждение.

– Знаю. А будешь ли ты готов заплатить его?

– Мне придется. Ибо без тебя я умру.

От этих слов, произнесенных столь откровенно, Кэтрин почувствовала нестерпимый холод в сердце. Она очень боялась, что эти слова правда. Ответственность, тяжелой ношей упавшая на ее плечи, неожиданно встревожила ее. И все же она восприняла ее с готовностью, с неведомым ей прежде восторгом. «Такова моя судьба», – подумала она.

Ночные страхи полностью рассеялись при солнечном свете. Они вместе завтракали; Джейн подавала им еду и украдкой бросала взгляды на гостя-джентльмена. Сейчас любой мог слушать их беседу. Она была полна оптимизма. Чарлз решил, что следует немного покататься верхом, прежде чем отправиться на вокзал. Кэтрин сказала, что идея великолепная и она уже приказала Партриджу оседлать коня и привести его. Она не станет сопровождать Чарлза, но позднее сядет с ним в экипаж, чтобы проводить на вокзал. А если тетушка Бен долго не задержит ее у себя, то днем она будет в городе. Ей хочется походить по магазинам и купить что-нибудь для детей, поскольку они все больше и больше вырастают из своих платьев. Если же у нее останется время, то она на часок заглянет в парламент.

– Значит, ты скучно проведешь время, – заметил Чарлз. – Полагаю, теперь в парламенте будет царить непривычная для него гармония.

– Надеюсь, но при условии, что ты будешь выглядеть таким же довольным, как сейчас.

– Мой вид совершенно не характерен для нынешнего состояния политических дел.

Он улыбнулся ей в лицо, и потом она часто-часто вспоминала этот миг, напоенный безмятежным счастьем. Боже, как быстро он пролетел… Печально!

Они приехали на вокзал всего за несколько минут до отправления поезда, и Кэтрин подошла к газетной стойке купить утреннюю газету для Чарлза, чтобы он мог почитать ее во время поездки. Он взглянул на первую газетную полосу и неожиданно вскрикнул.

– Что случилось, Чарлз?

Его лицо словно окаменело, а глаза потемнели от ужаса. Дрожащим указательным пальцем он ткнул в заголовок «УБИЙСТВО ЛОРДА ФРЕДЕРИКА КАВЕНДИША И МИСТЕРА БЕРКА».

– Нового главного секретаря? – прошептала Кэтрин. – Где это произошло?

– А как ты думаешь, где? В Дублине. В Феникс-Парке. Это случилось практически на пороге ложи вице-короля. – Он выговаривал эти слова совершенно чужим, хриплым, срывающимся голосом. – Кто бы не совершил это злодеяние, да ниспошлет на него Господь свою страшную кару!

Он весь дрожал, лицо его смертельно побледнело. Кэтрин чуть ли не силой втолкнула его в поезд и вошла вместе с ним. Она крепко сжимала руки, даже не чувствуя, как кольца впиваются в ее плоть.

– Я ухожу с политической арены, – сказал Чарлз.

– Что за чепуха! Ты же не имеешь к этому никакого отношения!

Он уставился на нее невидящим взглядом.

– И это происходит именно тогда, когда мои долговременные усилия принесли хоть какие-то плоды! Проклятые идиоты! Ну как я смогу довести свое дело до конца после такого удара в спину?

Кондуктор звонком предупредил об отходе поезда. Кэтрин пора было выходить, но когда Чарлз, хмурый и бледный, собрался последовать за ней, она буквально впихнула его обратно в вагон.

– Ты не трус! Поезжай и повидайся с Давиттом и остальными. Вместе вы разберетесь, что вам делать. Ты должен ехать!

Он едва устоял на ногах, словно не понимал, что делает и зачем. Кэтрин стояла на платформе, наблюдая, как запирается дверь вагона. Когда поезд тронулся, она быстро пошла рядом с ним, махая рукой и пытаясь выдавить из себя улыбку. Ее потрясло бледное, искаженное лицо, смотрящее на нее сквозь оконное стекло. Потом оно исчезло. Поезд, громыхая на стыках и набирая скорость, наконец скрылся вдали.

– Не угодно ли прочесть об ужасных убийствах, миссис? – раздался совсем рядом бодрый голосок мальчишки-газетчика.

Она купила у него газету, чтобы самой прочесть о случившемся. И вот она прочла, как новый вице-король, лорд Спенсер, совершавший государственную поездку в Дублин в сопровождении нового главного секретаря лорда Фредерика Кавендиша, прибыл в город. Предыдущим вечером в городе состоялось торжественное факельное шествие в честь освобождения из тюрьмы мистера Парнелла, а на следующий день толпа намеревалась встретить генерал-губернатора[32]32
  До 1922 года – вице-король Ирландии.


[Закрыть] в надежде, что его приезд ознаменует собой наступление мира и процветания. В Феникс-Парке устроили матч по поло, и лорд Спенсер, вернувшийся с праздничной встречи, решил посмотреть игру. Он направлялся в вице-королевскую ложу, правда, чуть раньше лорда Фредерика Кавендиша, который, совершив прогулку из дублинского замка по берегу реки, только входил в парк.

Мистер Берк, помощник главного секретаря, нанял двухколесную коляску, но, увидев своего начальника, идущего пешком, сошел на землю и, отпустив возницу, присоединился к лорду Фредерику. Спустя несколько секунд на них набросились бандиты и обоих зарезали насмерть.

Лорд Спенсер, новый генерал-губернатор, сообщил, что, входя в ложу, он слышал звуки какой-то суматохи, но решил, что это кто-то грубо развлекается. Лишь позже до него донесся страшный вопль. «Он всегда будет стоять в моих ушах», – позже сказал он.

Потом в ложу ворвался человек с криком: «Мистер Берк и лорд Кавендиш убиты!»

Лорда Спенсера еле удержали от того, чтобы он не выбежал, считая, что это может быть чья-то уловка, чтобы выманить его в темноту. Не оставалось ничего другого, как задерживать обратившихся в панику прохожих и дожидаться, что те вспомнят какие-нибудь скудные подробности, способные пролить хоть какой-то свет на это чудовищное преступление.

Читая статью, Кэтрин пришла в ужас. Безусловно, это было одно из самых диких преступлений, когда-либо совершенных в Ирландии. Ей казалось, что кто-то из этого кельтского народа решил потешить самого дьявола таким жутким кровопролитием. Именно этой черты характера в своем народе всегда опасался Чарлз. Чарлз, который сильнее всего ненавидел смерть. Боже, что ожидает его сегодня – и это после вчерашнего триумфа?..

Кэтрин не знала, что делать, и лишь послала Вилли телеграмму, настоятельно требуя от него привезти Чарлза обратно в Элшем сегодня же вечером. Она не испытывала никаких угрызений совести оттого, что сейчас призывает на помощь мужа. Ведь это – национальная катастрофа! И Вилли должен быть не меньше Чарлза потрясен происшедшим.

Мужчины приехали так поздно, что Кэтрин уже лихорадило от беспокойства: она думала, что они уже не приедут вообще.

Лицо Чарлза было осунувшимся и скорбным, и она смотрела на него с тревогой. Вилли тоже был угрюм и мрачен.

– Произошло чертовски неприятное событие, Кэт, – тихо сказал Вилли.

Случившаяся трагедия отодвинула их взаимную враждебность на задний план, и вчерашняя сцена за чаем в парламенте была забыта.

– Известно уже, кто совершил эти убийства?

– Есть мнение, что это действовала банда, называющая себя «Невидимыми». Они занимаются устранением неугодных им политических деятелей. Совершенно очевидно, что несколько месяцев они следили за Фостером, но он укрылся в Англии, и тогда они избрали его преемника.

– По крайней мере, в таком случае не обвинят партию, – с облегчением проговорила Кэтрин.

Чарлз поднял на нее потускневшие глаза.

– О, все в конце концов свалят на нас. Если не прямо, то уж косвенно наверняка.

– Кэт, ты должна стать моей союзницей, – сказал Вилли. – Нам обоим следует все время убеждать мистера Парнелла не уходить из политики. Мы только что до хрипоты говорили с ним об этом. Тим Хили практически поставлен на колени.

– Тим теряет разум.

– Ну а разве мы по-своему не безумны со всей нашей решимостью отказаться от своей цели? – упрямо проговорил Вилли.

– О, наверное, я немного сумасшедший, не в себе и вся моя семья. Но я убит, уничтожен случившимся, как уничтожена этим кровавым преступлением в Феникс-Парке вся проделанная мною многолетняя работа. Лорд Фредерик был еще совсем молодым человеком. У него осталась юная невеста. Ему бы жить да жить. Вся жизнь была перед ним. И вот что я вам скажу: его кровь, как и кровь Берка, навеки запятнала наше дело.

– Ну вот, теперь вы стали столь же драматичным, как Хили.

– Поешьте что-нибудь, ради Бога, – умоляющим тоном сказала Кэтрин. – Вилли, налей мистеру Парнеллу вина. Великие дела никогда еще не совершались на пустой желудок.

– Увы, я не намереваюсь совершать великих дел, я лишь собираюсь принять совсем незначительное решение, которое явно обречено на провал. Я напишу мистеру Гладстону, что ухожу из политики, и поступлю согласно его решению.

Никакие уговоры со стороны Кэтрин и Вилли не смогли заставить Чарлза передумать. Письмо было написано и отправлено. Одновременно с этим Кэтрин приняла свое личное решение. Она тоже напишет мистеру Гладстону письмо, в котором будет просить его принять мистера Парнелла для беседы с ним.

Протекли два угрюмых дня, и вот от мистера Гладстона пришел ответ на ее письмо. Он не был уверен в возможности принять у себя мистера Парнелла, но, если ей угодно, он мог бы встретиться с ней в отеле «У Томаса». Он надеялся, что она любезно согласится выпить с ним чаю, чем доставит ему огромное удовольствие.

Со стороны все выглядело весьма пристойно и ординарно: пожилой мужчина с огромным носом и насупленными бровями пьет чай с модно одетой, красивой молодой женщиной.

Однако их беседа была далеко не ординарной.

– Как любезно с вашей стороны, что вы согласились выпить чаю со старым джентльменом, миссис О'Ши. Должен признаться, что с моей стороны было бы крайне опрометчиво и неразумно встречаться для частного разговора с мистером Парнеллом, тем более что у него есть такая очаровательная посредница.

– Вы ведь не позволите ему уйти из политики, мистер Гладстон?

– Боже мой, конечно, нет! Буду с вами совершенно откровенен. Нам нужны голоса ирландцев, если мы останемся у власти, а ваш друг может гарантировать нам эти голоса. Нет, нет, конечно же, ему нельзя покидать политическую арену! И никто не обвиняет его в прискорбном инциденте, произошедшем в Феникс-Парке. Однако, боюсь, эти негодяи повернули часы Ирландии вспять. В парламенте будет твориться невообразимое, поднимется дьявольский шум, а нам придется возвратиться к законам о приостановке конституционных прав. Какая жалость! Но будьте терпеливы, миссис О'Ши!..

Старик подался вперед. И хотя в это мгновение он выглядел на все свои семьдесят три года, глаза его сверкали неутомимой жизненной энергией. – Если это последнее дело, которое мне предстоит совершить, я добьюсь проведения гомруля. Полагаю, Парнелл именно тот человек, который работает над ним. Он хладнокровен, спокоен, умен, умеет сдерживать свои эмоции и обладает огромной властью над своими людьми. Он – любопытная личность, как это ни парадоксально, и удивительнейший человек. По-моему, вам известны его сокровенные мысли. Не так ли, миссис О'Ши?

Эти слова старик произнес столь неожиданно, что ей не удалось скрыть чувства гордости и удовлетворения. Но она была достаточно разумна, чтобы осторожно выбирать слова.

– Думаю, это так. Мне известно, что он ненавидит Англию и готов отдать свою жизнь за Ирландию.

– Да. Он не принадлежит к людям, довольствующимся полумерами.

Мистер Гладстон продолжал задумчиво разглядывать Кэтрин, и теперь она не сомневалась, что он знает всю правду про нее и Чарлза. Он и прежде догадывался об этом, а теперь его подозрения подтвердились. Однако он никогда бы не упомянул об этом в их беседе. И он останется с ней учтив, вежлив и даже отнесется с состраданием.

– Надеюсь, он благодарен Господу, что имеет такую надежную поддержку в вашем лице, миссис О'Ши. Передайте ему, чтобы он не впадал в уныние. Мы выдержали уже немало бурь и сумеем выдержать еще несколько.

«Но ведь еще ни разу не было такой бури, как эта!» – подумала Кэт.

На заявление мистера Гладстона, что правительству вновь придется прибегнуть к закону о приостановке конституционных прав, что прошел новый билль о преступлениях, мистер Парнелл сказал:

– Мы боремся с этим достопочтенным джентльменом уже два года. Мы считаем его великим и серьезным человеком. Я даже думаю, будет честным признать, что нам не хотелось бы в будущем встретить еще такого противника. Я весьма сожалею, что печальное событие в Феникс-Парке помешало ему продолжать курс на примирение, которого мы ожидали от него. Я весьма сожалею, что, связанный нуждами своей партии и занимаемым положением в государстве, он решил, будто вынужден свернуть с курса примирения и уступок на ужасную тропу приостановки конституционных прав.

В результате мистер Фостер, который, видимо, ощутил на себе холодное дыхание смерти, каковой ему удалось счастливо избежать, произнес длинную обличительную речь против мистера Парнелла, обвиняя его в том, что это он потворствовал убийцам.

Несмотря на усталость и измученность всякими заботами, Парнелл был готов к этому. Он совершенно спокойно ответил, что ответственен только за своих соотечественников и его ни капельки не волнует то, что о нем говорят или думают англичане.

– Поэтому я останусь или уйду только по приговору ирландского народа.

Это заявление повергло парламент в молчание. Все напряженно слушали человека, который, несмотря на свой тридцатишестилетний возраст, с таким спокойствием и мудростью доносил до присутствующих суть разыгравшейся трагедии.

Он, безусловно, прекрасно осознает, что дублинские убийства спровоцируют новый всплеск насилия. Будут разрушать дома, убивать бейлифов[33]33
  Бейлиф – в англоязычных странах – помощник шерифа, полицейское лицо при судебных органах.


[Закрыть], ненавистных лендлордов, в то время как невинные люди, которые могли бы представить доказательства, будут молчать из-за страха смерти: судью, вынесшего обвинительный приговор преступнику, зарезали ножом, а одного информатора застрелили средь бела дня на людной улице в Дублине.

А что касается нападок на него со стороны мистера Фостера, то на них мистер Парнелл ответил с ядовитым сарказмом:

– Почему же смещен с должности этот достопочтенный джентльмен? Призовите его обратно на прежний пост. Направьте его на помощь лорду Спенсеру в такой близкой ему по духу работе с виселицами. Призовите его в Дублинскую тюрьму, где он наблюдал бы за тайными пытками. Пошлите его собирать налоги, которые несчастные, умирающие от голода крестьяне должны выплачивать за преступления, каких они не совершали. Вся эта работа весьма подходит для этого достопочтенного джентльмена.

Постепенно острота пережитой трагедии спадала. Только Кэтрин знала, как Чарлз боролся с недугом, мучившим его в течение всех этих трудных недель. Он приезжал в Элшем поздно ночью или на рассвете и, обессиленный, падал. Его нервы на пределе, говорил он. К тому же он страдал от ужасных приступов ревматизма. Ему необходим был длительный отдых и полное освобождение от волнений… Но все это было совершенно невозможно даже в перспективе.

Однажды он сказал Кэтрин, что сам не знает, как еще держится на ногах.

Между тем худшая из неприятностей миновала. Вышел манифест Чарлза, клеймящий убийц, и он снова вернулся к биллю о гомруле, часто посылая Кэтрин на Даунинг-стрит свои наброски поправок и статей. Мистер Гладстон прохаживался взад-вперед по огромному кабинету под руку с Кэтрин, заставляя слово в слово повторить то, что она должна была передать мистеру Парнеллу.

И снова разрушение уступало место созиданию.

Несмотря на тревогу и постоянные уколы печали и неуверенности, Кэтрин осознавала свое счастье намного острее, чем прежде. Каждое утро она видела в петлице Чарлза белую розу. Розы цвели все лето и до поздней осени.

Ее небрежно брошенные слова поразили его настолько, что он подпрыгнул на месте и бросился к ней.

– Это правда? Ты беременна?

– Да.

– И сколько времени?

– Три месяца. Я не говорила тебе об этом раньше, поскольку у тебя и без этого хватало забот.

– О Боже, Боже!

Она заметила, что это восклицание было вызвано не ее новостью, а новой дилеммой.

– Неужели ты не рад? Скажи мне, что ты рад, – взмолилась Кэтрин.

– О Кэт! При подобных обстоятельствах?

– Ты же говорил, что хочешь, чтобы я родила еще одного ребенка. Разве ты не это имел в виду?

Ей страстно хотелось взять себя в руки, но мука сомнения на его лице повергла ее в гнев.

– Значит, говорится одно, а делается другое?

Нет, ей вовсе не хотелось издеваться над ним, но когда он, нахмурив брови, начал беспокойно ходить по комнате, она решила заставить его разделить ее страдания. Ведь она была так счастлива, когда с тихой радостью вынашивала и лелеяла свою тайну, отгоняя от себя мысли о непреодолимых трудностях: лишь однажды он выразил надежду, что у них будет еще один ребенок, и этого для нее было достаточно.

Но теперь, судя по выражению его лица, он считал ее неосторожной, безрассудной. Словно она одна была в этом виновата! Странно, но и сама она, совсем не понимая почему, считала себя одну виновной в том, что ей захотелось иметь от него второго ребенка.

– Вилли знает? – спросил он. Его тон был агрессивным, и ей показалось, что он считает ее способной обмануть его так же, как она обманывала мужа.

– Нет.

– Значит, ты не…

Она не дала ему закончить фразу.

– Нет, я не спала с Вилли и никогда не буду с ним спать! Как ты смеешь думать такое? Ребенок будет мой. И твой, если захочешь. Но не его. Если понадобится, я исчезну навсегда. Я не покончу с собой, нет! Но у меня будет этот ребенок. Я заслужила его. – И, несмотря на свой зарок не выказывать при нем слабости, она горько зарыдала. – Да, я заслужила этого ребенка, Чарли.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее, словно бы на прощание.

– Да, Кэт, ты заслужила его. – И, не оглядываясь, ушел.

Она не вслушивалась в его шаги, но, когда хлопнула входная дверь, устремилась к окну, чтобы видеть, как в цилиндре на голове и с переброшенным через руку легким пальто он уверенно направляется к воротам.

Чарлз отправлялся в Лондон. Неужели он бросил ее? Она хорошо знала все ненавистные слова прощания и предпочитала никогда не произносить их. Но нет, он не мог вот так взять и уйти от нее. Неужели известия о ее беременности вкупе с массой других беспокойств и хлопот, тяжелым грузом навалившихся на него, оказалось ему достаточно? А ведь сейчас он так сильно взвинчен, так непредсказуем…

Он должен вернуться. Он обязательно вернется. Он не раз говорил, что только из-за нее остается жив, и она боялась, что это правда. Сколько раз она успокаивала его, ухаживала за ним, когда он болел, разгоняя кошмары, готовила его к каждому выпавшему на его долю новому испытанию…

Он должен вернуться.

Но на какой срок он оставил ее пребывать в мучительных сомнениях и к какому новому решению придут в конце концов он или она, чтобы справиться с этой проблемой?

Была почти полночь, когда до Кэтрин донесся цокот копыт и шорох колес на дорожке, усыпанной гравием. Она услышала, как кто-то сказал «доброй ночи», потом щелкнули ворота и раздался звук приближающихся шагов.

Кто же это? Вилли, который часто являлся совершенно неожиданно, или Чарлз?

Спустя несколько секунд в дверь оранжереи тихо постучали – это был сигнал того, что никого из слуг поблизости нет и она может разрешить гостю войти.

Даже не зажигая свечи, она стремительно сбежала вниз, распахнула дверь и тут же оказалась в объятиях Чарлза.

– Кэт! Какая радость! Неужели ты решила, что я ушел навсегда? – Его голос был совершенно спокоен, лишь поигрывал шутливыми нотками.

Она с облегчением заплакала.

– Откуда мне знать, куда ты ушел?

– Но ты могла бы догадаться. Я был в Алберт-Мезонз.

– У Вилли?

– А с кем еще я мог посоветоваться насчет такого сугубо личного дела? К счастью, я застал его дома.

Она затащила его внутрь и плотно закрыла дверь. Слабый свет луны проникал сквозь окно оранжереи. Над ними свесило свои тяжелые листья апельсиновое дерево, за которым Кэтрин с такой нежностью ухаживала летом. Она не могла разглядеть его лица – она видела только блеск его глаз.

– Что он сказал?

– Я спросил, готов ли он дать тебе развод. Он наотрез отказался.

– Ты объяснил ему причину?

– Естественно.

– А он не хотел подраться с тобой?

– Если бы у него под рукой было оружие, то, не сомневаюсь, он пустил бы его в ход. Но оружия поблизости не оказалось. Он победил меня иным способом.

Она ошеломленно смотрела на Чарлза. Ее обуревал страх, и все же она была беспредельно счастлива, что он сейчас рядом с ней.

– Что случилось? Расскажи!

– Обычная вещь. Его религия. Развод невозможен. И это единственная причина, по которой он не даст тебе развода.

– Разумеется, не потому, что он любит меня, – саркастически-злобно проговорила она. – Должна признать, он до сих пор считает, что я принадлежу ему. Но он не любит меня. А если и любил когда-то, то это было уже очень давно. И вообще мне кажется, что если он и любил меня, то только из-за карьеры, которую мог бы сделать через меня и моих родных.

– Не знаю, сильно ли он любил тебя, – отозвался Чарлз, – но то, что он всегда думает только о своей карьере, – это истинная правда. Прежде – с помощью тебя и денег твоей тети. А теперь – с моей помощью. Он отнюдь не дурак.

Кэтрин закрыла лицо ладонями.

– Что ему нужно?! Чего он хочет?!

– В данный момент скандал ему не нужен. Во всяком случае, он заверил меня в этом.

– Но он потребует многого. Я знаю Вилли очень хорошо!

Чарлз нежным движением отнял ее ладони от лица.

– Знаешь, с чем нам придется столкнуться, когда это случится? Он готов признать ребенка.

– Признать ребенка как своего! О дорогой! – закричала она в ужасе.

– Он считает это весьма благородным жестом с его стороны.

– Да, пока он живет на деньги тетушки Бен и надеется, что с твоей помощью сделает головокружительную карьеру! – снова прокричала Кэтрин, на этот раз голос ее был полон презрения.

– Дорогая, ну а что мы можем сделать? Просители-то в данном случае – мы.

– Ты – проситель! Ужасно, ужасно, ужасно!..

– Почему ты считаешь это ужасным для меня?

– Да потому что ты знаменит, ты стоишь высоко-высоко над толпою, на огромном пьедестале, – с горечью говорила она. – Было бы лучше, если бы я отправилась с ним в постель и снова его обманула.

Он схватил ее за руки с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Да я бы скорее сотню раз сошел со своего пьедестала, чем позволил этому случиться! Я могу сойти с ума от этих твоих слов!

– Было бы лучше, если бы мы никогда не встретились.

– Ты действительно так считаешь?

Его голос был так тих и печален, что она снова упала в его объятия, прижав голову к его плечу.

– Нет, я так не считаю. Я только боюсь. Мне так страшно!

– Чего тебе бояться? По крайней мере, Вилли оставит тебя в покое.

– Ах да, это… Конечно, его это совсем не волнует. Ему все не важно. У него-то всегда были другие женщины. Правда, если бы у него не было денег тетушки Бен, то есть если бы однажды он не женился на богатой невесте… – Она вытянула шею, чтобы в темноте разглядеть лицо Чарлза. – Я думаю, он уничтожит тебя. Вот ты часто говоришь о своей гордости. А самая значительная часть его натуры – это тщеславие. Когда это станет грозить публичным скандалом, он действительно вызовет тебя на дуэль и постарается убить, если сможет. А если у него не получится это, он прибегнет к более щадящим мерам.

– Кэт, у тебя разыгралось воображение!

Она не отреагировала на его мягкий упрек.

– Каковы его условия?

– В данный момент? Ну, что мы проявим огромную осторожность. Что не будем показываться вместе на публике, что меня не должно быть здесь, когда его нет дома, что мы… все мы трое… будем постоянно делать вид, что мы очень хорошие друзья, что я стану доверять ему во всех своих политических делах и, как только настанет время, вознагражу его должным образом.

– Чарлз, это не сработает. Ну разве такое возможно?!

Впервые за весь их разговор из его голоса исчезла теплота – он стал холодным, резким и непоколебимым.

– Должно сработать!

– Неужели это стоит того? Пожертвовать своим положением? Своей страной?

– Ты хочешь услышать ответ из моих уст, не так ли? Да, если надо, я пожертвую даже моей страной!

Но его голос звучал настолько отстраненно, настолько жестко и враждебно, что Кэтрин задрожала всем телом. Она понимала, что сейчас он ненавидит ее и что таких мгновений еще много-много у них впереди. Она шевельнула губами, но не промолвила ни слова. Она пыталась придумать молитву о том, что жертвовать своей страной вовсе не обязательно. Она боялась, что он убьет ее.