Текст книги "Никогда не называй это любовью"

Напряжение этого дня донельзя вымотало Кэтрин, и вскоре она провалилась в сон.

Рано утром она проснулась оттого, что Чарлз беспокойно ворочался и что-то бормотал во сне. Опять ему снились кошмары. А ведь этого не случалось очень давно, и она решила было, что он совсем избавился от них.

Кэтрин потрясла его за плечо, чтобы он проснулся, и. он, открыв глаза, проговорил с волнением:

– Они решили, что я бросил их.

– Кто? Кто решил?

Тут он проснулся окончательно.

– Ах, Кэт, это ты? Что случилось?.. О, мне опять приснился кошмар!

– Да, расскажи, что это было.

– Я сам не понимаю. Не важно, кошмар уже прошел. – Он положил голову ей на плечо. – Давай попробуем заснуть.

Нет, кошмары никуда не делись, и она знала, что ему пригрезилось в этом страшном сне. Значит, весь вечер он лгал ей. Он безумно волновался за судьбу своего народа и тревожился, что новый скандал может причинить ему огромный вред. А все из-за нее, Китти О'Ши – женщины, которую эти люди с удовольствием увидели бы горящей на костре или с осиновым колом, вбитым в сердце.

Глава 22

Дождавшись конца Рождества, Кэтрин оделась для поездки в город в отороченную мехом пелерину и шляпку, поскольку стоял сильный мороз, и отправилась в Лондон к своей сестре Анне.

Она не ожидала сердечного приема. Полный разрыв с сестрой после кончины тетушки Бен продолжался, и этот визит Кэтрин к сестре не прибавил тепла их отношениям. Она просто заехала к Анне, чтобы забрать Нору с Кармен домой. Это было ее первым шагом в предстоящей нелегкой борьбе.

Приезд Кэтрин весьма удивил Анну. Увидев сестру, она сдержанным, холодным тоном осведомилась:

– Что привело тебя сюда, Кэт? Если ты хочешь просить Вилли отказаться от дела о разводе, то сразу предупреждаю тебя, что ты зря тратишь время.

– Меньше всего я желаю просить о чем-то Вилли!

Анна, видимо, ожидая от сестры слез и унижения, была совершенно обескуражена подобным ответом.

– Помилуй, Кэт, на твоем месте я бы вела себя тише воды и ниже травы, а не как самоуверенная гусыня. Но, полагаю, влияние этого мужчины…

– Этот мужчина, как ты изволила только что выразиться, – резко перебила сестру Кэт, – ничего не знает о моем визите сюда. Я приехала за дочерьми.

– Не думаю, что тебе удастся забрать их. Я абсолютно уверена в том, что Вилли не разрешит им уехать с тобой.

– Я не собираюсь спрашивать его разрешения. Я просто сообщаю тебе, что желаю увезти Нору и Кармен домой. Почему ты на меня так смотришь? Ты считаешь, что я оказываю на них пагубное влияние?

– Не знаю, Кэт, но вы с Чарли Парнеллом ведете себя так, словно вы правы, а все остальные кругом – виноваты. Мне никогда еще не доводилось встречаться с чем-нибудь более вопиющим, чем ваше поведение за последний год. – Анна укоризненно покачала головой, в ее глазах застыло показное изумление. – И после всего этого ты хочешь, чтобы две невинные девочки, которых так пытается защитить их отец, вернулись к тебе домой!

На это Кэтрин проговорила ледяным голосом:

– Анна, твоего разрешения мне тоже не нужно. Я приехала сюда не спорить. Я приехала за дочерьми. Так ты пошлешь за ними или мне самой придется идти искать их? Надеюсь, нет нужды напоминать тебе, что я еще помню расположение комнат в твоем доме?

– Не надо иронизировать. И не будь столь саркастичной! Так или иначе, это ты воспользовалась старческим слабоумием бедной тетушки и практически разорила Вилли…

Кэтрин вновь перебила излияния сестры:

– Не стоит читать мне нотации, Анна. Все это происходит потому, что ты до сих пор таишь на меня зло, так что не надо. Если Вилли такой несчастный и ты испытываешь к нему сочувствие, то лучше пойди да утешь его. – От этих слов Анна вспыхнула, а глаза Кэтрин округлились в пугающей догадке, и она довольно язвительно добавила: – Если, конечно, ты уже не утешила его.

Не успела Анна ответить – да и что она могла сказать на это? – как дверь распахнулась и в комнату стремительно ворвалась Нора.

– Мамочка, мама, я услышала твой голос! – Она бросилась в распростертые объятия Кэтрин. – О дорогая мамочка, почему ты так долго не приезжала к нам? Ну, как там Клер и Кэти?

Следом за Норой в комнату вошла Кармен. Ее радость при виде матери была намного сдержаннее, чем у сестры. На самом деле приезд Кэтрин совсем не обрадовал ее. Кармен автоматически сделала реверанс и украдкой взглянула на тетю.

– С малышками все в порядке, они с нетерпением ждут вас. Клер то и дело спрашивает, когда вы приедете.

– Мы едем домой! – с восторгом воскликнула Нора. – О мамочка, а мы думали, что ты уже никогда не захочешь видеть нас.

– Глупышка, я все время скучала о вас. Кармен, разве тебе не хочется поцеловать маму?

Кармен неохотно подняла лицо.

– О, вы сделали себе прически! – воскликнула Кэтрин. – Так вот почему вы смотритесь совсем иначе, чем прежде.

Девочки были одеты в платья, которых Кэтрин прежде не видела. Должно быть, с Вилли произошли какие-то перемены, раз он одевал дочерей, однако получилось это у него очень даже неплохо. Безусловно, не без руководства со стороны Анны. Девочки выглядели очень миленькими и повзрослевшими в платьицах с накрахмаленными воротничками из органди и аккуратными складками на талиях. Правда, личико Норы осунулось, а вот Кармен – чувствительная, восприимчивая Кармен, всегда прячущаяся при любой, самой мелкой неприятности, – держалась странно: ее голубые глаза смотрели куда-то в сторону, но не от робости, а от смущения.

Ужасно, ужасно, ее родная дочь стеснялась находиться в обществе своей матери!

Лицо Кэтрин вытянулось от гнева. Она сжала кулаки. И с этим ей придется бороться!

– Что ж, дорогие мои, укладывайте ваши вещи. Нас ожидает кэб.

Анна выступила вперед, ее глаза сверкали.

– На твоем месте, Кэт, я бы сперва поинтересовалась, хотят ли они ехать с тобой. Не думаю, что ты можешь приказывать им. Они не маленькие дети, так что на них не распространяется судебная юрисдикция, и они свободны в своем выборе родителя.

– Вижу, ты уже ознакомилась со всеми законами и постановлениями, – презрительно сказала Кэтрин. – Ведь теперь Вилли продумал все до мелочей, не так ли? Что ж, полагаю, неприятности, неожиданно свалившиеся на его голову, сделали его разум более проницательным. Но его ожидают еще большие напасти, и не думаю, что они придутся ему по вкусу. Я намерена бороться в суде всеми возможными способами. – Она высоко вскинула голову, глаза ее сверкали от возбуждения. – Он, верно, считает, что я ничего не стану предпринимать? О! Неужели он решил, что я позволю ему уничтожить одного из величайших людей Англии? Неужели он совершенно лишен чести… или хотя бы чувства причастности к истории?

Рот Анны искривился.

– Полагаю, в данный момент Вилли интересует не история, а человек, который самым подлым образом похитил у него жену.

– Ох, Анна, Анна, и ты могла поверить в это? Выходит, ты действительно подпала под его влияние. – Кэтрин взглянула на сестру и вновь заметила на ее пухленьком лице краску смущения. Ее охватило омерзение, и она резко развернулась, собираясь покинуть ненавистный ей дом.

– Давайте, девочки, собирайте вещи, и побыстрее. Но возьмите только те вещи, с которыми вы сюда приехали. Я подожду вас в кэбе. И поторопитесь, пожалуйста.

Анна снова выступила вперед:

– Ради Бога, Кэт…

Может, она переживала из-за того, что кто-нибудь из знакомых, случайно проходя мимо, заметит ее сестру, ожидающую в кэбе возле ее дома? Однако такие мелочи не волновали Кэтрин, когда на карту была поставлена судьба целого народа.

Ожидая в кэбе дочерей, Кэтрин старалась успокоиться, хотя бы внешне. Она посмотрела на себя в зеркальце и увидела, что хотя она и была бледна, но рот ее смягчился и в любую секунду губы готовы были улыбнуться навстречу дочерям.

Когда же дверь распахнулась, Кэтрин увидела одну только Нору, которая шла к кэбу, обливаясь слезами.

– Мамочка, Кармен остается! Она не поедет с нами! Понимаешь, Джералд устаивает сегодня вечеринку, и она хочет пойти на нее. И еще она сказала, что если мы будем жить с… ну, в Брайтоне, то вообще никуда не будем ходить, а станем сидеть дома взаперти.

Спустя несколько секунд Кэтрин очень спокойно спросила:

– Она даже не выйдет попрощаться?

– Нет, она выйдет. Конечно! Просто она боится…

– Скажи ей, что бояться не надо. Передай, я не стану отговаривать ее от того, что ей нравится. Ее желания – это ее дело. Так и скажи. Кстати, а как ты, Нора?

Нора просияла сквозь слезы.

– О, меня не волнуют эти вечеринки и званые обеды. Тетя Анна сказала, что я неудачница и вообще никогда не буду иметь успех в свете. А я хочу только одного – быть дома с тобой и малышками.

Нора подобрала юбки и устремилась обратно в дом. Спустя несколько минут она появилась вместе с Кармен, которая сейчас, забыв о своих опасениях, бросилась в объятия матери.

– Мамочка, а ты правда не возражаешь, чтобы я осталась? Это ведь только для того, чтобы Джералд не обиделся. Он говорит, что я хорошая сестра, а у него есть приятель…

– Я все прекрасно понимаю, дорогая. Но передай Джералду, что мне бы хотелось, чтобы он как-нибудь приехал ко мне, когда будет свободен от занятий и светской жизни.

– Да, мамочка, обязательно! Он часто говорит о тебе.

– Хорошо? – пришлось спросить ей.

Кармен заколебалась, потом неохотно ответила:

– Ему только не нравится мистер Парнелл.

Кэтрин прикусила губу, которая задрожала от боли. Кэбмен повернулся и сердито дал понять, что лошадь замерзла. Ну сколько еще можно ждать?

Кэтрин ответила, что они могут ехать, и помахала на прощание Кармен, оставшейся стоять на улице. Кэтрин подумала, что ее поездка оказалась одновременно и небесполезной, и неудачной. Можно сказать, никакой. Но это было начало. Теперь она сможет со спокойной душой оставить малюток на попечение Норы, совещаться со своим поверенным, мистером Джорджем Льюисом, и, когда наступит время, часто ездить в Лондон.

«Вилли и Анна?» – подумала она, и снова лицо ее помрачнело. Теперь никак нельзя расслабляться, давать волю чувствам. Ей придется использовать каждый козырь, который есть у нее на руках.

Они детально изучали дело всякий раз, когда Чарлз возвращался из Ирландии. Кэтрин собрала все доказательства, которые посоветовал ей раздобыть мистер Льюис: доказательства жестокости Вилли, его молчаливое согласие на то, чтобы Кэтрин и Чарлз были вместе, его требования вознаграждения и на всякий случай, если этого окажется недостаточным, – доказательства любовных связей Вилли с другими женщинами. У нее имелся список имен этих женщин, и все были готовы выступить свидетельницами. В том числе и ее сестра Анна.

Кэтрин больше не волновали мысли о том, что подумают или скажут о ней ее родственники. Разве они беспокоились о ней, когда устроили затянувшийся судебный процесс касательно завещания тетушки Бен? Тогда они обвиняли ее во всех смертных грехах – в предательстве, лжи, алчности. Они превратили ее беззаветную любовь к тетушке в отвратительный продуманный план с целью завладеть ее состоянием. Так какое же значение имела теперь ее супружеская неверность?

Никто из ее родственников никогда не задумывался об ее истинных чувствах. Никто из них даже не подумал назвать ее поведение преданностью. Для них ее душа была черна. К примеру, разве они взволновались бы, услышав, что она умирает с голоду?

Однако она не поверила своим ушам, узнав, что Чарлз тоже настроен против нее. Или ей просто показалось? Ибо, несмотря на советы мистера Льюиса, Чарлз сначала позволил ему оповестить о деле сэра Фрэнка Локвуда, а потом заявил, что намерен отозвать свое возражение по иску, и сказал, что Кэтрин обязана поступить так же.

А дело должно было слушаться через неделю.

Кэтрин решила, что долгие месяцы нервного напряжения, наверное, помутили рассудок Чарлза.

– Как же ты мог сделать такое? Ты же уверял всех, что если только будут известны все факты по делу, то тебя не обвинят.

– Мой народ никогда не будет против меня, что бы ни случилось. Англичане же… – Он пожал плечами. – Пусть думают, что им угодно. Это меня совершенно не волнует.

– Но Чарлз! – Она не знала, как ей справиться с этой новой проблемой. – Ты только представь, что они поверят Вилли! А именно это им и останется, если мы промолчим. Ты будешь уничтожен!

Он отрицательно покачал головой, словно не слышал ее слов.

– Нет, капитану О'Ши никто не поверит. Они помнят его как человека, высмеивающего их манеры и одежду и отказавшегося следовать политике партии. Они предпочтут симпатизировать мне, а не ему.

– Как и не мне, его жене, – прошептала Кэтрин. – Ведь для них я – Китти О'Ши. Они никак не дождутся случая забросать меня камнями. Ты слишком доверяешь им. Что ты скажешь насчет Тима Хили, который сегодня бурно приветствует тебя, а завтра готов облить тебя грязью? Или насчет Майкла Давитта, который практически стал монахом? А насчет Секстона и Джастина Маккарти?.. Насчет полковника Ноулана? И уж конечно, ты не должен забывать о голосе святой католической церкви!

– Кэт, мне не нравится, когда ты такая.

Она в отчаянии закрыла лицо ладонями.

– Какая? На кого я похожа? Опять на сварливую старуху?

Его нежный голос немного успокоил ее.

– Нет. Ты просто сбита с толку и выглядишь сейчас как женщина, какой ты никогда не была. – Внезапно он заключил ее в объятия, уткнувшись лицом в ее волосы. – Пусть Вилли поступает как хочет. Пусть! Пусть будет развод! Я боюсь только того, что могло бы остановить его, даже теперь, когда уже поздно. Да какое имеет значение, что будут о нас говорить? Вместе мы смело встретим все напасти. И ты наконец станешь моей женой. Неужели это не стоит того, чтобы промолчать?

Она отстранилась, чтобы получше разглядеть его лицо. Оно было усталым и почти прозрачным. Она так измучилась в поисках необходимых доказательств, чтобы ими защищаться на суде, что не заметила, насколько похудел и осунулся за это время Чарлз. Хватит ли у него сил выстоять перед тем, что ожидает их впереди?

– Я считаю, что это стоит того, – наконец проговорила она. – Но принесет ли это пользу, если тебе придется отказаться от Ирландии?

– Ты решительно недооцениваешь свое значение в моей жизни, – сказал он, лукаво улыбаясь. – И мое значение для ирландского народа. Что ж, должен сказать тебе, Кэт, что я настроен достаточно оптимистически и считаю, что мы вынесем все это. Только ты обещаешь забрать свое возражение по иску?

– А я должна это делать?

– Мне стало известно, что ты втянула в это дело даже свою сестру.

Кэтрин вызывающе вскинула голову.

– Она не заслуживает лучшей доли! Ты знаешь, что я прибегну ко всему, лишь бы защитить тебя.

– Я возражаю против того, чтобы меня защищали подобным образом. Поскольку это не пойдет на пользу ни тебе, ни мне. Зачем позорить других людей?

– Но Вилли опозорит нас! Ты хочешь дождаться, чтобы он начал давать показания?

– Тогда нам надо избегать читать их. А через полгода, весной…

Теперь наступила ее очередь уткнуться лицом в его плечо и заплакать. Тело ее сотрясалось от рыданий.

– Ну, полно, Кэт, успокойся, любовь моя.

– Ты вынуждаешь меня вспомнить знаменитые слова Папы: «А теперь твердо придерживайтесь веры, надежды и милосердия». Я так давно не думала об этом.

– Так подумай об этом сейчас и дай мне увидеть вновь мою милую, добрую Кэт.

Он так и не сказал ей, почему передумал защищаться на суде. Он сказал только, что решил это уже давно и она сама увидит: так будет лучше.

Наверное, он прав, ибо вечером Кэтрин застала Нору в слезах. Когда она ласково успокаивала дочь, приговаривая: «Дорогая, тебе не стоит волноваться из-за этого», Нора начала смеяться и плакать одновременно.

– Я только что почувствовала такое облегчение, мамочка! Мистер Парнелл говорит, что теперь нам с Кармен не придется показываться на суде. Мы так боимся этого, особенно Кармен.

– Ты и Кармен! В суде! Почему ты мне ничего не сказала?!

Нора поникла головой.

– Я не смогла бы вынести этого. Папа еще давно написал, что нам придется явиться в суд. Это наш долг – дать свидетельские показания! Если мы откажемся, то попадем в тюрьму за неуважение к суду.

– Умоляю, скажи, в чем состоят ваши показания? – хрипло спросила Кэтрин.

Нора зарделась. Сейчас она не могла смотреть матери в глаза.

– Да ни в чем особенном, правда.

– Но все-таки?

– Только в том, что ты просила не беспокоить тебя, когда у тебя был гость. Что гостиная всегда была закрыта. Что… что слуги тоже были предупреждены и обо всем знали…

«О Господи, а ведь все это длилось столько лет! – мучительно подумала Кэтрин. – Как я могла не понять, какие чувства испытывают мои дети при виде закрытой двери?!»

– А Джералд? Его тоже вызовут?

Нора молча кивнула.

Кэтрин крепко сжала кулаки, не в состоянии понять, что плохо, а что хорошо. У нее помутилось в глазах. А ведь ей так хотелось отомстить за них с Чарлзом! Но стоит ли теперь устраивать это публичное зрелище за счет страдания ее дочерей?

И впервые она мысленно возблагодарила Чарлза за то, что он принял решение за них обоих. Они могут спокойно оставаться дома, подальше от взоров жадной до зрелищ публики, в то время как Вилли в зале суда получит все, что ему надо.

Чарлз посоветовал ей подождать выхода очередного номера «Таймс» или по крайней мере воздерживаться от чтения газет, пока будет слушаться дело. С таким же успехом он мог бы посоветовать ей не выбегать из охваченного пожаром дома.

И ей пришлось сосредоточенно сидеть над длинной статьей, которая занимала в газете гораздо больше места, нежели новости о важнейших событиях в стране.

Лицо Кэтрин побагровело от гнева и стыда, когда она читала свидетельские показания служанок Джейн Лейнстер и этой коварной мисс Гленнистер, которая, опознав Чарлза по фотографии, заявила, что он часто бывал в доме и иногда во время его визитов дверь в гостиной запиралась на замок. Кэтрин в ужасе читала показания домоправительницы дома близ Риджентс-Парка Эстер Харви, заявившей, что миссис О'Ши часто приходила в гости к джентльмену, проживавшему в этом доме; Кэтрин прочитала показания Сэмюэля Друри, кэбмена, часто привозившего мистера Парнелла в Элшем поздно ночью. А эта пакостная особа Гарриет Булл показала, что видела ответчика и ответчицу, вместе выходящими из спальни… А миссис Петерс показала, что миссис О'Ши часто приходила поздно ночью с распущенными волосами, что совершенно недопустимо для респектабельной дамы; она также упомянула о странном эпизоде, когда неожиданно приехал капитан О'Ши и мистер Парнелл тут же покинул дом по пожарной лестнице. Даже милому старику Партриджу пришлось с большой неохотой признать, что он присматривал за лошадьми – Диктатором, Президентом и Гомрулем, которых мистер Парнелл привез из Ирландии, а также что ему приходилось часто поздним вечером встречать мистера Парнелла на вокзале с экипажем.

Что касается Вилли, то он превратился в образец оскорбленной невинности. Он, наверное, просиял от облегчения, когда мистер Локвуд, Q.C[43]43
  Queen's Councel – королевский адвокат.


[Закрыть], поднялся со своего места и произнес:

– Я явился сюда с моим ученым коллегой мистером Причардом, представляющим здесь ответчицу по данному делу, миссис О'Ши, и желаю воспользоваться благоприятной возможностью заявить от ее имени, что я не намерен устраивать перекрестный допрос всех свидетелей, и призываю всех их не принимать участия в этом судебном разбирательстве.

Тем не менее это не удержало сэра Эдварда Кларка вызвать на место дачи свидетельских показаний своего клиента и вытянуть из него ужасные доказательства позорной неверности его жены.

Капитан О'Ши заявил, что, по желанию его жены и ее престарелой тети, он проживал в Альберт-Мезонз в то время, как его супруга находилась в Уонерш-Лодже. Однако он часто навещал ее, и их отношения всегда были весьма дружелюбными. Так было до тех пор, пока после выборов в Голуэй до него не дошли слухи о его жене и Парнелле. С того времени он часто писал ей и в каждом письме убеждал отказаться от этой дружбы. Потом в доказательство этого было представлено очень много писем, в том числе и письмо его сына Джералда, который в грубоватой мальчишеской манере выражал намерение задать взбучку мистеру Парнеллу, если этого захочет отец. Капитан О'Ши посоветовал жене переговорить с ее поверенным, мистером Пимом, и она выполнила его просьбу. И тут же в доказательство этого было предъявлено еще одно, весьма неприятное письмо.

Однако она не сдержала обещания порвать с ответчиком даже после опасной для нее публикации статьи в «Пэлл-Мэлл газетт» насчет несчастного случая, произошедшего с мистером Парнеллом по дороге в Уонерш-Лодж.

Итак, слушание дела длилось уже два дня. В конце первого дня Кэтрин, не в силах больше бездействовать, накинула пелерину и вышла из дома прогуляться по берегу моря, чтобы хоть немного сбросить нервное напряжение и усталость. Может быть, морской бриз развеет ее кошмары… Она решила думать о счастливой жизни, ожидающей ее впереди, а не об этом безобразном судилище, происходящем в невидимом ею зале суда в Лондоне. Она не станет больше думать о Вилли, который каждым своим словом лжесвидетельствовал, при этом олицетворяя собой справедливость и оскорбленные чувства.

Однако печальные мысли не давали ей покоя.

Какой непоправимый вред причиняется Чарлзу в этом проклятом зале суда! Нет, ей надо срочно избавиться от предчувствия неумолимой беды, надвигающейся на нее, и возвратиться к Чарлзу со спокойным лицом. Постепенно свежий морской воздух и быстрая ходьба вдоль берега моря освежили ее голову.

Она забыла надеть вуаль. Это было ошибкой, поскольку, несмотря на немногочисленность прохожих в этот штормовой день, ее узнавали. Какой-то молодой деревенский парень, стоявший возле дамбы, указал на нее пальцем, и его лицо исказилось от злобной гримасы.

– О, да это же сама Китти О'Ши!

Две женщины, проходившие мимо, тут же остановились и уставились на Кэтрин.

– Ха, вышла себя показать! – проговорила одна из них нарочито громко, чтобы Кэт их услышала.

Женщины присоединились к парню, и вся троица зашагала рядом с Кэтрин. Она ускорила шаг. Их грубый смех и безотрадные выкрики перекрывали даже яростные порывы ветра.

Но ей не следует волноваться из-за этого. Они слишком молоды, глупы и невоспитанны. В один прекрасный день, может быть, они узнают всю правду и по-иному будут думать о ней. Что, впрочем, тоже мало беспокоило ее. Кэтрин продолжала быстро идти с гордо поднятой головой, надеясь, что они устанут со своей глупой игрой. Когда же они начали передразнивать ее походку, Кэтрин все-таки не выдержала и крикнула им:

– Вы донимаете меня! Умоляю вас, перестаньте!

Она посмотрела на их ухмыляющиеся, раскрасневшиеся от ветра и веселья физиономии и не успела отвернуться, как одна из женщин нагнулась и в Кэтрин полетел комок грязи.

Ее лицо и пелерина были испачканы. Она с изумлением взглянула на преследующую ее троицу. Она была потрясена. А те как в ни в чем не бывало непристойно хохотали. Ей безумно хотелось выбранить их за безобразное поведение, но она заметила других прохожих и решила промолчать, ибо люди начинали останавливаться, разглядывая ее грязное лицо и одежду. Ей еще не приходилось оказываться в подобных ситуациях. Сцена воистину была отвратительной. Кэтрин пришлось поскорее удалиться, она старалась не бежать, а уйти от всех этих зевак с достоинством и высоко поднятой головой. Она вспомнила, как однажды говорила Чарлзу: «У меня длинная шея, и я смогу высоко держать свою голову».

Но проще было сказать это, нежели сделать. К преогромному несчастью, Чарлз стоял в прихожей, когда она наконец возвратилась домой. Она, стараясь не показывать ему лицо, что-то пробормотала о холоде и ветре. Но неужели она надеялась скрыть от Чарлза правду под таким предлогом? Он, конечно, заметил, что ее лицо испачкано грязью.

– Кэт, что случилось? Слезы… эта грязь… – Его лицо стало каменным. – Что произошло?!

И ей пришлось рассказать ему о своем неприятном приключении. Она постаралась смягчить свой рассказ.

– Как бы мне хотелось, чтобы их выпороли! Ну, ничего, я добьюсь этого, – произнес он злобно, но спокойно. – А зачем ты выходила из дома?

– Разве я узница? Или должна от кого-то прятаться?

– Ты измучила себя чтением этой проклятой газетенки. А теперь подвергаешь себя оскорблениям, выходя на улицу. И это после того, как я отказался выйти на место дачи свидетельских показаний, чтобы разделить с тобой твою печаль!

Сказав это, он неожиданно заключил ее в объятия.

– О Кэт, милая Кэт, я не сержусь на тебя. Но видеть дорогое лицо все в грязи… – Он достал платок и. начал вытирать ее лицо. – Я намерен свернуть кое-кому шею, и в первую очередь этим деревенским негодяям!

На следующий день, несмотря на все напасти и расстроенные после безобразного происшествия чувства, Кэтрин опять прочитала «Таймс».

Все в конце концов решилось.

Мистер Локвуд попросил об условном решении суда, вступающем в силу с определенного времени, если оно не будет оспорено и отменено до этого срока, и становящемся совершенно ясным и окончательным через полгода, и с полной уверенностью потребовал, чтобы дети до совершеннолетия находились под опекой его клиента.

Ну, как они могли отказать Вилли? Как?! Ведь Клер и Кэти были зарегистрированы как его дочери, и у судьи, независимо от того, тронула его оскорбленная невинность капитана О'Ши или нет, не было иного выбора, как следовать статьям закона. Младшие дети никогда не останутся под опекой виновной стороны, а поскольку ответчица отказалась от возражений по иску, то тем самым она автоматически признала свою виновность. Что касается соответчика, то его описали лишь как человека, «который воспользовался преимуществом гостеприимства, оказанного ему со стороны супруга, чтобы совратить его жену».

Кэтрин мерила шагами комнату, скомкав в кулаке ненавистную газету. При этом она громко говорила, даже не осознавая, что разговаривает сама с собой:

– Не было никакой пожарной лестницы на Мединна-Террас! Ах, эта злобная женщина! Да она же от начала до конца все выдумала или рассказывала то, о чем ее попросили, поскольку вряд ли эта деревенщина смогла бы сама додуматься до такой складной истории! А как они оклеветали Чарлза! О Боже! Миссис Петерс знала, что он просто осторожно выходил от меня, чтобы избежать скандалов со стороны Вилли, я сама просила его об этом! – Ее глаза наполнились слезами. – А Джейн, Джейн, которой я так доверяла!.. Зачитывая письмо Джералда, этот мерзавец просто воспользовался тем, что мальчик написал по своей неопытности и невинности, ничего не понимая, бедняжка! А несчастный Партридж! Ну зачем им все это понадобилось? Ну зачем они разнюхивали? Эти несчастные людишки никогда не знали, что такое любовь!

Дверь открылась, и в комнате появился Чарлз.

– Доброе утро, любовь моя. Ну как, мы будем завтракать?

– Чарлз, он же отнимает у нас детей!

– Зато в конце концов ты получила развод, – отозвался Чарлз и нежно поцеловал ее трясущиеся губы. – Разве я не просил тебя не читать эту газетенку?

Она с яростью высвободилась из его рук.

– Тебя совершенно не волнуют Клер и Кэти, да? Да как же можно допустить, чтобы Вилли забрал их к себе? Он же знает, что они – не его дети.

– Значит, он не получит их. Это всего лишь предписание суда, еще не доведенное до окончательной ясности.

– Он сделает это, несмотря на все мои протесты. Он и Анна. Анна выступила в суде с видом невинной овечки, и ее совершенно не волновало, какую рану она нанесет мне в будущем.

– Я всегда говорил, что, впутывая в это дело Анну, ты совершаешь ошибку.

– Нет, я совершила ошибку, послушав тебя и отказавшись от защиты. Ты читал последнее сообщение в газете?

– Я же просил тебя не читать газету!

– А я все-таки прочту тебе, что там написано. Вот, послушай! – И она, едва сдерживая слезы, прочитала следующее: – «Исход судебного разбирательства о разводе, возбужденного капитаном О'Ши, застал врасплох избирателей мистера Парнелла. Теперь все они склонны верить, что он все же сам смоет с себя обвинения, выдвинутые против него, и сможет отстоять свою моральную позицию. Люди пока настолько преданы ему, что не станут поднимать шум, однако все считают, что найдут способ оставаться ему верными, если ему удастся полностью оправдаться. Бытует мнение, что такого способа не найдется и он больше не сможет оставаться лидером…»

В дверь постучала Филлис.

– Мадам, я могу подавать завтрак?

Кэтрин посмотрела на Чарлза, застывшего, словно изваяние, возле камина.

– Да, Филлис. И побольше кофе, пожалуйста. Сегодня утром нам понадобится очень много кофе.

И Кэтрин упала на колени перед Чарлзом.

– Дорогой, неужели ты не понимаешь, что произойдет, если ты откажешься защищаться? Неужели ты не понимаешь, что скажет мистер Гладстон? Или королева? Я знаю, королева рьяная пуританка, но и она посещает светское общество. Я даже не представляю, как после всего этого мистер Гладстон осмелится появиться перед нею.

Он поднял голову.

– Совсем недавно тебя волновали только Клер и Кэти. А теперь – мистер Гладстон с королевой.

– Это из-за тебя, – прошептала Кэтрин. – Я в негодовании, ибо я волнуюсь за тебя.

– А потом ты подумала, что я не должен состязаться с твоей верностью.

– Но тут совершенно иное! На твоей совести три миллиона человек, не считая меня.

– Ты не на моей совести, – произнес он, положив руку себе на грудь. – Ты у меня здесь, в моем сердце. И я обязательно найду способ, чтобы дети остались с нами. Нам придется обжаловать постановление судьи. Если же это не удастся… то, полагаю, капитан О'Ши очень скоро выберется из своего финансового кризиса.

– Ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, что намереваешься выкупить у него детей?

– Ну, положим, нам придется не выкупать детей, поскольку мы никогда не расстанемся с ними, а покупать его подпись на документе о его отказе от опеки над ними. Если понадобится, я продам Эйвондейл. Ну, дорогая, а где же наш кофе? Надеюсь, Эллен приготовила почки и бекон. Мне надо хорошенько поесть с утра. Я собираюсь на встречу с членами ирландской партии и не сомневаюсь, что все сегодня будут необыкновенно словоохотливы. Хотя им есть чем заняться и без этого. Вот так-то вот.

Кэтрин, обрадованная, что у Чарлза разыгрался аппетит, поскольку отсутствие его беспокоило ее уже давно, с надеждой в голосе проговорила:

– Надеюсь, они все же поддержат тебя. Ведь ты пока еще их лидер.

– Не-ет, они вцепятся мне в глотку. Но уверен, что сумею справиться с ними. Я совершенно не намерен уходить с политической арены именно в этот критический момент. – Он сел за стол. – А ты чем будешь заниматься?

Кэтрин посмотрела на серую полоску моря, вздымающуюся от яростного ветра, вспомнила о вчерашнем происшествии и вздрогнула.

– Посижу дома с детьми. Мне хочется, чтобы они все время были у меня на виду. – И про себя добавила: «И буду ждать твоего возвращения…»