Текст книги "Молчаливые боги. Мастер артефактов"

– Давно это было. Кстати, мы ведь ее ищем, не правда ли, Пьодр?

– Точно. – Пьодр подошел к жене. – Уже много месяцев ищем. – Он сунул большие пальцы в карманы жилета. – Волнуемся за нее: а вдруг случилось что-то ужасное? Вы с ней в последнее время не встречались?

В его голосе послышались угрожающие нотки. Шраон коротко взглянул на Аннева и Цзяня и покачал головой:

– Увы, поэтому мы и здесь. Моя госпожа надеялась кое-что с ней обсудить.

– Ха! – Донья развернулась и грузно зашагала к дому. – Если хотите пожаловаться на эту стерву – придется встать в очередь!

Она с грохотом захлопнула за собой дверь. Пьодр фыркнул.

– Прошу простить мою супругу, – процедил он сквозь зубы, а потом снова заговорил громче, чтобы слова непременно достигли слуха Доньи. – Она человек старой закалки!

Оглянувшись через плечо, он посмотрел на дверь, потом поднял голову к окну второго этажа. Аннев проследил за его взглядом и увидел человеческую фигуру, стоящую за серой прозрачной шторой.

– Мы будем чрезвычайно благодарны за любые сведения о местонахождении Содьи. Ее матери необходимо обсудить с ней некое дело, не терпящее отлагательств. – Он облизнул губы и добавил монотонным речитативом: – Доставившему юную леди Рокас домой в целости и сохранности матрона Тиана обещает щедрое вознаграждение. – После чего вновь улыбнулся и произнес: – Всего хорошего.

Не успел Шраон и слова сказать, как мужчина захлопнул ворота, взлетел по ступеням крыльца и вместе со служанкой исчез в сумраке дома. Дверь за ним закрылась, и ключ громко провернулся в замочной скважине.

Глава 19

Прости, мастер Никлосс, – сказал Шраон, когда они снова вышли на Королевский тракт. – Долг жизни так и остался неуплачен, но я не вижу, что еще мы можем для тебя сделать.

– Это потому, – спокойно изрек Цзянь, – что будущее – не камень, неподвижно стоящий посереди поля. Это река. Она всегда течет лишь в одну сторону, но когда мы входим в ее воды, она меняет русло.

– А мне ты вчера говорил совсем другое, – возмутился Аннев, шагающий сбоку от него. – Ты сказал, что человек не может бороться с тем, что предназначено ему судьбой.

– Так и есть. – Цзянь скинул с головы капюшон, с наслаждением подставив голову свежему ветерку. – Судьба нередко находит нас, когда мы пытаемся сбежать от него окольными путями.

– Тогда как ты объяснишь то, что случилось сегодня? Было ли это неизбежно? Или нам вообще не следовало соваться к этим Рокасам?

– Нет. Сюда нас привел Судьба, и он же приведет нас к Содье. Точнее, вас. – Цзянь обвел широким жестом всю компанию. – Я же останусь с вами до тех пор, пока она не откроет мне свое лицо. Тогда я приглашу ее присоединиться к Краснопалу, и она даст согласие.

– Почему ты так уверен?

– Потому что она должна согласиться. Ее предназначение связано с этими илюмитами, их цели схожи. А еще потому, что оно связано с тобой и твоими товарищами.

– А значит, и мы с Краснопалом в одной упряжке? – Аннев с тревогой посмотрел на Шраона.

Белые брови Цзяня удивленно взметнулись вверх.

– Ну конечно же. Так происходило изначально, неужто ты не заметил? Монета, которую ты дал Краснопалу. Долг передо мной и мастером Корентином. Путешествие в Лукуру. – Цзянь взмахнул рукой, указывая на тянущиеся вдоль дороги особняки. – Все это было предназначено Судьбой.

– С меня хватит, – заявил вдруг Фин, выходя вперед. – Я полдня слушаю вашу болтовню, пока кузнец раскидывается нашими монетами направо и налево. Я говорил, что сначала дождусь, когда мы встретим эту Содью, но раз не сложилось… – Он ткнул пальцем в Шраона. – Ты обещал свести меня с людьми, которые хорошо заплатят за мои услуги. Где же они? Лукура доверху набита деньгами, но я пока ни медяка не увидел – не считая те, что ты то и дело достаешь из кошелька. – Фин подтянул пояс, на котором висело оружие. – Итак, ты собираешься выполнять обещание или мы расстаемся прямо на этом месте и я сам иду искать себе работу?

Шраон оглянулся. В единственном глазу кузнеца вспыхнули искорки.

– Я свое слово сдержу, мастер Фин, но если тебе не терпится испытать удачу – милости прошу. Ты ведь уже заметил, что обычаи в этом городе немного странные? Здесь нечаянно закон нарушить – раз плюнуть. Глазом моргнуть не успеешь, как окажешься за решеткой, – и это еще далеко не самая большая неприятность.

– Нечаянно нарушать закон в мои планы не входило.

Шраон обнажил зубы в волчьей ухмылке:

– Тогда как насчет подпольного кодекса? Советую как следует с ним ознакомиться, прежде чем лезть на рожон. А подполье здесь весьма примечательное: Гильдия нищих, Гильдия воров, Гильдия ассасинов. Даже у проституток имеется что-то вроде профсоюза. Впрочем, подобный заработок тебя вряд ли интересует.

– Ты-то откуда все это знаешь?

Шраон, ухмыляясь по-прежнему, почесал глаз под повязкой.

– Много лет назад работорговля в Лукуре была вне закона. Иннистиульцы продавали свой товар на черном рынке, в подземных трущобах. Поэтому с темной стороной столицы мы были знакомы не понаслышке. Часть того мира со временем переползла на поверхность, но… только часть.

Его слова немного остудили пыл Фина.

– Так и быть, я остаюсь. Но ты сведешь меня с нужными людьми. Сегодня, ясно?

– Скоро будем в Речном округе. Оттуда рукой подать до Нижнего и Пепельного кварталов.

– Пепельный квартал? – подал голос Терин. – Что за квартал такой?

Кузнец остановился и стал водить пальцем по воздуху, рисуя воображаемую карту:

– Вот Высокий квартал. Тут нет никого, кроме короля и приближенных. Дальше идет Торговый квартал и Открытый рынок. Они почти со всех сторон окружены Речным округом, который делится на Верховье и Низовье. Народ здесь по большей части уважаемый: капитаны лодок да честные работяги. А вот тут уже начинается Нижний квартал.

– Он на севере или на западе?

– На севере – новая часть, там обитает знать; а на западе – старая. Отсюда до канала недалеко, поэтому его облюбовали моряки: держат тут свои суденышки и сами живут. Стража здесь не буйствует, на потасовки смотрит сквозь пальцы: пусть, мол, местные сами разбираются.

У Фина загорелись глаза.

– Похоже, местечко как раз по мне.

– Я тоже так думаю. Человеку с редкими талантами да небрезгливому работу там найти несложно.

– Расскажи про Пепельный, – снова встрял в разговор Терин. – Он из всех этих кварталов самый жуткий?

Шраон кивнул и, приказав жестом двигаться за ним, снова зашагал вперед.

– Лет сто назад в старой части случился страшный пожар. Тысячи людей сгорели заживо. Власть, блюдя интересы толстосумов, заявила, что отстраивать все заново слишком дорого и опасно, и умыла руки. И тогда сюда рекой хлынули оборванцы всех сортов: налогов нет, за угол платить не надо, живи, сам себе хозяин. Вот бедный люд сюда и подался. Однако квартал этот – сплошь вонючая, опасная для жизни помойка, где царит полное беззаконие. И если тебе не повезло в ней увязнуть – выбирайся как знаешь, никто тебе помогать не станет.

– И правда – жутче некуда.

Шраон поднял палец, давая понять, что еще не закончил.

– В самом сердце Пепельного квартала находится Костяной двор – это место, куда стаскивали трупы после пожара. Вот где самая жуть. Трупов оказалось не счесть, похоронить всех не представлялось возможным, вот их и скидывали в одну кучу. И целый квартал превратился в склеп. Здесь селились лишь безумные. Настоящие преступники. Не та шпана, что сбивается в гильдии и выдумывает законы о том, кого можно грабить, а кого нет. Я говорю о садистах, душегубах, некрофилах, ведьмах и одержимых. – Он покачал головой. – Нормальный человек на Костяной двор сунется лишь в одном случае: если у него выбора нет. – Шраон вздрогнул. – Держитесь подальше от этого гиблого места, ребята. И от Пепельного квартала, и тем более от Костяного двора.

Титус повернул к Анневу побледневшее лицо:

– Вот бы мастер Брайан был сейчас с нами.

– Да, парни, за Брайаном вы были как за каменной стеной. Но не раскисайте, у вас ведь есть мастер Фин и мастер Аннев. Да и я еще кое на что сгожусь. – Он вздохнул. – Сейчас мы держим путь на запад, в славное местечко под названием «Бездонный кубок».

– Ты там бывал? – спросил Фин, не сводя с кузнеца жесткого взгляда.

– Нет, но много слышал о нем от старика Гриббла. Он сказал спросить там человека по имени Тукас. Если все пойдет по плану, Тукас отправит в Квири весточку Риву.

– Ну да, помню, – сказал Фин. – Это друг священника, с которым Аннев должен встретиться.

Шраон жестом остановил Аннева, который открыл было рот, и сам поправил Фина:

– Друг Содара. Верно. Рив тоже священник – в некотором роде. Он владеет магией даритов.

– Значит, способности он получает не от артефактов? – выпучил глаза Титус. – Он настоящий волшебник? Как в книжках?

Шраон улыбнулся:

– Содар тоже был настоящим волшебником, Титус.

– Наверное, но… я почему-то никогда не думал о нем так.

– Никто не думал – чего брат Содар и хотел. Но они с Ривом все же разные. Содар говорил, что магия Рива сильнее, чем магия трех братьев ордена, вместе взятых. Впрочем, чего еще ожидать от верховного жреца?

– Так Рив – глава их братства? – спросил Титус. – И выше его никого нет?

– Никого, кроме Одара. Поговорить с ним – большая удача. – На губах кузнеца вновь заиграла улыбка. – Я встречал его раз или два. Человек он вполне приятный. Не такой добрый, как Содар, но страсть какой умный. Как в народе говорят, этот нигде не пропадет. Правда, людей сторонится. По крайней мере, был таким, когда я жил в Квири.

– Я слышал об этом Риве, – закивал Цзянь. – Мастер Краснопал тоже его знает и, я уверен, тоже захочет с ним поговорить.

– Хотеть не вредно. Ты уж не обижайся, мастер Никлосс, но Рив – человек занятой и тратить время на ваши чудачества не станет.

– Как скажете, мастер Ченг, однако Судьба всегда найдет способ изменить наше представление о существенном и незначительном. Для того чтобы положить конец Молчанию богов, потребуется по одному служителю каждого бога. – Цзянь положил ладонь на грудь. – Возьмите меня. Я – лич, прорицатель и некромант. Подобное сочетание нечасто встретишь среди моего народа, однако оно совершенно необходимо для постижения замыслов Судьбы. Мастер Корентин – шаман, а значит, егерь и оборотень в одном лице, что тоже большая редкость. Леди Содья – крозеранка по рождению и почитательница Дорхнока. Она – заклинательница теней, но помимо этого наделена еще одним редчайшим талантом – она ткач пустоты, коих в Крозере не рождается уже многие века. Поэтому Краснопал и проделал столь долгий путь, ведь только в этих краях он смог бы отыскать свою Темную госпожу – Смоляную Галку.

Аннев с Фином беспокойно переглянулись. Им довелось повстречаться с Содьей в замке Янака. Это была стройная грациозная женщина, одетая лишь в серое и черное, причем ее одеяние из дорогой ткани выглядело так, словно его нарочно изрезали, чтобы придать ему вид лохмотьев. Облик Содьи и ее манера двигаться напомнили Анневу Ойру, но вот на мага она вовсе не походила. Дралась великолепно – это да. В два счета отобрала у них жезл принуждения и обезвредила Аннева, при этом не прибегая к магии.

«Но ведь она заковала меня в наручники, – подумал Аннев, вспомнив, как лишился своего протеза. – А сделать это можно было лишь с помощью магии».

– Цзянь, – позвал он, глядя на Фина. – Я правильно понимаю, что Содья Рокас владеет магией теней?

– Безусловно, мастер Айнневог.

– Означает ли это, что и ее семья имеет магические таланты? Те люди в особняке не очень-то походили на магов.

Цзянь едва заметно улыбнулся:

– У матери Содьи имеется талант, так называемое ткачество пустоты, но кровосмесительные браки, распространенные в семействе Сэвор, привели к тому, что эта способность так никогда и не проявилась. А вот отец… в его крови сильна магия заклинателя теней, которая и пробудила древнюю магию. Думаю, у братьев и сестер Содьи тот же талант крови, что и у нее, однако мне нужно вкусить их, чтобы сказать наверняка.

– Вкусить? – скривился от отвращения Титус.

– Да, попробовать, какова их кровь на вкус, – обыденным тоном произнес Цзянь и накинул капюшон.

Тут к Анневу подошел Фин и зашептал:

– Ты только головой не верти, понял? За нами следят. Там, в саду, кто-то есть.

Превозмогая жгучее желание обернуться, Аннев шепнул в ответ:

– Давно?

– Как только вышли на дорогу. – Фин незаметным жестом показал рукой на ряд цветущих вишен, растущих на окраине поместья Рокас. – Лепестки то и дело взлетают в воздух, будто их нарочно подбрасывают. Может, кто-то бежит сквозь деревья. Может, прыгает.

Аннев почувствовал себя дураком: и как он сам не заметил слежки?

– А сейчас он где?

– Почти наравне с нами. Думаю, он – или она – хочет нас незаметно обогнать. Гляди в оба.

Вишневый сад к тому моменту кончился. Аннев скосил глаза, силясь рассмотреть что-нибудь среди цветущих персиковых деревьев соседнего поместья, но все безуспешно. И вдруг, некоторое время спустя, он явственно увидел зеленые и коричневые блики. Они перемещались между стволами, и их движение сопровождалось легким возмущением пелены из падающих лепестков. Аннев повернул голову, и в тот же миг движение прекратилось.

– Вон там, – тихо произнес Аннев. – Но я не могу его разглядеть.

Пока Аннев с Фином высматривали внезапного преследователя, Терин из кожи вон лез, чтобы до смерти запугать Титуса, живописуя все возможные кошмары, поджидающие их в Нижнем квартале. Напрасно Шраон то и дело повторял, что Пепельный квартал находится на северо-западе, а «Бездонный кубок» на юге, – Терина было не остановить. Он самозабвенно вещал об извергах, шатающихся по кварталу средь бела дня, каннибалах на каждом углу и забрызганных с ног до головы кровью некромантах. Во время описания последних Шраон тактично кашлянул, и до Терина дошло – пусть и не сразу, – что Цзянь наблюдает за ними с улыбкой на губах: розовые глаза йомада сияли весельем.

– Я… хм. – Терин умолк, беспомощно глядя на друзей, но спасать его никто не собирался.

В конце концов сам Цзянь и пришел ему на выручку:

– Это правильно, что вы боитесь некромантов, аватар Терин, ведь те, кто имеет дело со смертью, редко ценят жизнь.

– Но… вы же сами…

– Некромант, все верно.

– Но вы… как бы сказать… вы не страшный. Я имею в виду, выглядите вы жутко, конечно. Белый как мел, глаза розовые. Но мне кажется, вы… даже не знаю.

Цзянь кивнул.

– А если бы у меня рот был измазан кровью? Или за мной шествовала армия мертвецов? Тогда вы испугались бы?

– Ну, э-э…

– Думаю, испугались бы. Даже не думаю, а знаю наверняка. Видите ли, аватар Терин, я одинаково высоко ценю и жизнь, и смерть. Я не забираю жизни бездумно и не призываю тех, кто перешел в царство духов, веселья ради. И к жизни, и к смерти надлежит проявлять равное уважение.

Аннев слушал их разговор вполуха, пристально вглядываясь в цветущие персиковые деревья. Однако никаких признаков движения больше не было, – по-видимому, таинственный преследователь их все-таки обогнал. По мере того как они продвигались по Королевскому тракту, сады становились меньше, а особняки – скромнее. Вскоре кирпичную кладку мостовой вновь сменили булыжники; по обеим сторонам дороги катили экипажи, а стражники встречали и провожали компанию куда как более подозрительными взглядами. Цзянь глубже надвинул капюшон и снова превратился в молчаливую даму благородных кровей, сопровождаемую наемной охраной.

До площади с русалочьим фонтаном оставалось несколько десятков шагов, когда их группа привлекла к себе внимание – но не стражей порядка, а какого-то толстяка в кожаном жилете на голое тело. На карманах жилета гирляндами висели золотые цепи с гигантскими драгоценными камнями. От каждого соска тянулось несколько цепочек, которые крепились к носу и нижней губе.

– Это что за цирк с илюмитской швалью на лошади? – заорал толстяк, размахивая голыми руками, чтобы привлечь внимание как знати, так и стражи. – Да это же мятежники! Гляньте-ка на них: отворачиваются, лица прячут! Оружие выставили напоказ, будто законы для них не писаны!

Аннев нахмурился: у толстяка самого на поясе висели два декоративных кинжала и сабля в ножнах. Крикун распахнул полы жилета и дотронулся до рукояти кинжала, при этом небрежно поигрывая одной из золотых цепей, украшавших его голый торс. На мгновение Анневу стало смешно: как, интересно, он собирается драться, с такими-то цепями? Но тут же понял, что сам толстяк драться не собирается – за его спиной понемногу выстраивался целый вооруженный отряд. Воины были статные и мускулистые, к тому же сражаться им ничего не мешало. Их бронзовую кожу покрывали татуировки, а на правом плече у каждого красовалось одно и то же клеймо – дикая кошка и двухмачтовый парусник, – говорящее о характере их занятия и принадлежности к определенному знатному дому.

Лицо Шраона стало темнее тучи.

– Ты смеешь называть королевский дом Ченгов цирком? – прогремел он, выступая вперед. – На колени, работорговец!

Толстяк оторопел:

– Что, простите?

– А вот этого не обещаю. На колени!

Шраон развернулся и молниеносно выхватил саблю из ножен у толстяка. Охранники, спешащие хозяину на подмогу, встали как вкопанные.

– Этот человек оскорбил королевский дом Ченгов. Я требую извинений – иначе я отрежу его гнусный язык.

Городские стражники в ответ лишь молча переглянулись. Вероятно, они решили, что перед ними какой-то сумасшедший. Иннистиульских солдат, казалось, требование Шраона ничуть не удивило: ни один из них не двинулся с места и не обнажил оружия.

– Ваша светлость, – сказал наконец кто-то из стражи, – не все обычаи Иннистиула почитаются в Лукуре. Если этот человек оскорбил вас, вы должны обратиться с жалобой к верховному судье или одному из местных магистратов.

– Или консулу, – произнес Шраон, расправив плечи. – Это конфликт между рабовладельческими домами, а значит, его решением займется консул Анабо.

– Это вполне… приемлемо.

– Либо этот человек извинится и возьмет назад свои грязные обвинения. Он сохранит язык, а мы продолжим свой путь.

Тут толстяк завопил, брызжа слюной:

– Да ты знаешь, кто я? С какой это стати…

– Элар Кранак, второй дан, благородный лорд Иннистиула.

У работорговца отвисла челюсть.

– Я… откуда ты знаешь?

– Я Шраон Ченг, первый дан, архонт Иннистиула. – Кузнец шлепнул лезвием сабли по толстой щеке. – А теперь на колени и проси прощения, иначе я пошлю стражу к леди консулу – и ты знаешь, что произойдет дальше.

Шраон высунул язык и зажал его между зубами. Побледневший, как простыня, Элар повалился на колени:

– Я сожалею… архонт Ченг. Умоляю, простите меня. – Он кинул быстрый взгляд на Цзяня, который неподвижно сидел в седле, уставившись в землю. – А этот… чужестранец, которого вы сопровождаете. Могу ли я спросить…

– Не можешь, – отрезал Шраон и бросил саблю на мостовую перед Эларом. – Я принимаю твои извинения. И сообщу магистрату Бливену, что в ближайшее время ты внесешь в нашу казну штраф. Десять солари, полагаю, будет достаточно.

Элар, который в этот момент поднимался на ноги, застыл в полусогнутой позе.

– Ах… да. Непременно, архонт Ченг. Вы очень милосердны.

Шраон прошествовал мимо толстяка, по пути дернув за цепочку, тянущуюся от левого соска к ноздре. Работорговец пискнул от боли, но ничего не сказал.

Компания пересекла площадь, и до самого Речного округа никто не проронил ни слова.

Глава 20

Маюн открыла глаза. Ойру сидел рядом, перед ним на земле лежала гора черных бинтов, пропитанных кровью.

– Где я? – выдохнула Маюн.

Сознание еще не полностью вернулось к ней, но всеми ее эмоциями уже завладела маска.

– На юге Чащи. В миле от Хентингсфорта.

– Это Чаща? – Маюн застонала. – Но ведь я была в Возгаре… на западе.

– Была. А теперь ты здесь.

– А… дракен?

– Хороший вопрос. Я нашел твой нож – вернее, то, что от него осталось, – но, думаю, не очень-то он тебе помог. Ты убила зверя чем-то другим.

– Значит, он все-таки сдох.

Она попыталась расслабиться, но стало только хуже. Тогда Маюн кое-как поднялась на ноги. И без того чудовищная боль стала совершенно невыносимой, зато Маюн почувствовала, как к ней возвращаются силы.

Тут она вспомнила, что могучие челюсти твари чуть не разорвали ее пополам, и схватилась за живот. К ее удивлению, на коже не обнаружилось ни единого рубца.

– Я убила его, – прошептала Маюн.

– Да.

– А он… убил меня.

– Почти. – Ойру встал. – Маска пыталась тебя исцелить, но твое тело оказалось слишком истерзано, а магия маски действует слишком медленно. Твоя душа вошла в царство теней и готовилась отправиться в мир духов. Я перенес в царство теней твое тело, чтобы оно вновь соединилось с душой, а потом вернул тебя в этот мир. Целой и невредимой.

– Как такое вообще возможно?

Палец Ойру скользнул по ее лбу к виску.

– Маска не смогла исцелить тебя, и все же твое тело выжило даже после того, как душа покинула его. – Ойру постучал по золотой поверхности. – Здесь поработала какая-то иная сила. Пока ты была без сознания, я осмотрел тебя и нашел у тебя в голове, у самого глаза, кусочек золота.

Маюн подняла руку к переносице, ощупала левый глаз и висок.

– Металл? – переспросила она. – У меня в голове?

Ойру кивнул:

– А в нем – следы крови терранского инквизитора. – Он пристально посмотрел на девушку. – Ты знаешь, как он в тебя попал?

Маюн вспомнила, как из жезла, который держал ее отец, ударила струя огня и обрушилась на Аннева; как в ответ из мерзкой руки кеокума вырвалось демоническое пламя и в один момент поглотило Тосана. Она вспомнила, как в лицо ей, сжигая кожу, полетели расплавленные капли металла от отцовского кольца и куски обугленной плоти. Аннев изуродовал ее – лишил всего, что у нее было, – а потом бросил в пропасть, где ее истязали чудовища, ворвавшиеся в деревню.

– Это все монстры под землей, – сдавленно, с ненавистью произнесла она. – Они поливали мое лицо какой-то гадостью.

– Аклумерой, – спокойно поправил Ойру. – Это магия в жидком виде. Она исцелила твои раны – и стала твоим проклятием. Но дело не в ней.

– Значит, в моем отце. – Маюн вспыхнула от стыда. – Он владел магией.

Ойру покачал головой:

– Это другое. У тебя в черепе артефакт, который усиливает магию твоей маски. – Его темные, как омуты, глаза застыли на Маюн. – Как он туда попал?

Маюн озарила догадка.

– Кольцо отца. Он утверждал, что Одар благословил его даром проницательности и поэтому он всегда знает, правду ему говорят или нет. Но… я не верила ему, подозревала, что дело в этом кольце, которое может являться артефактом. В день его смерти оно было у него на руке.

– Оно служило ему и для исцеления?

– Не знаю. – Маюн сглотнула горькую слюну. Воспоминания об отце, обманувшем ее, приносили обиду и боль. – Отец считал, что артефакты послушны лишь тем, кто силен духом и чист сердцем. Говорил, что он единственный, кому можно их доверить, остальным недостает рассудительности и благочестия.

Она подавила желание расхохотаться и презрительно фыркнула:

– Самодовольная, лживая скотина.

Маюн со злостью сплюнула – правда, скорее символически, чем по-настоящему. Она помнила, как оконфузилась в прошлый раз.

– Кольцо создал человек, обладавший талантом крови, – невозмутимо продолжил Ойру. – И магия артефакта, похоже, возросла благодаря аклумере.

– А маска?..

– Маска сделала ее еще мощнее. Какие бы способности ни были даны тебе от рождения, сочетание кольца инквизитора, аклумеры и маски превратило тебя в нечто… диковинное.

– В монстра. Такого же урода, как и ты.

– Можно и так сказать.

Маюн усмехнулась:

– Но от смерти оно меня не спасло.

– Ты была мертва лишь наполовину. Могло быть и хуже.

Ойру окинул взглядом поля, тянувшиеся по левую руку, потом повернул голову вправо, устремив взор вглубь Чащи.

– Против кровяного дракена у тебя не было ни малейшего шанса, и все же ты убила его. Я впечатлен. – Беспристрастные глаза вновь уставились на Маюн. – Настало время для следующего испытания. Точнее, их будет три.

Он сделал быстрое движение пальцами и буквально из пустоты извлек окровавленный кусок ткани.

– Я похитил фермера и спрятал его здесь, неподалеку. – Он кинул тряпку Маюн. – Найди его.

– И что потом?

Маюн поднесла ткань к лицу и глубоко вдохнула. Даже сквозь маску она ощутила запах – и вкус – крови. Острый привкус меди. Обжигающая нота железа. Аромат жизни… и смерти.

– Это первое испытание. Второе – ты должна получить ответы.

– О чем мне спрашивать этого идиота?

– Сама узнаешь, когда найдешь его.

– А третье?

– Это будет нечто особенное. Возможно, оно объяснит, почему ты убила дракена, а не наоборот.

Глаза Маюн сузились. Ее костюм для жатвы был насквозь пропитан кровью и изодран в лохмотья. На ее теле не осталось ни царапины, но голод и жажда, проснувшиеся с новой силой, сводили с ума.

Ей нужна энергия… и боль.

– Я найду этого фермера.

Глава 21

Маюн рассматривала мужчину, привязанного к стулу. Лицо несчастного вспухло под синяками; из ран на лбу, груди, руках сочилась кровь. От ее густого сладковатого запаха у Маюн скрутило живот: боги, как она голодна! Она изнывала от желания вонзить зубы в кусок еще не остывшего мяса. О, этот запах! Он дразнил, кружил голову, заставлял ее дрожать от предвкушения, как дикого зверя, наконец загнавшего добычу.

Но Маюн уже успела понять, что есть другой способ если не утолить этот нечеловеческий голод, то хотя бы на время приглушить его. Она поняла это, когда расправилась с целой стаей волков.

Она должна убивать.

И отрицать это все равно что отказываться от еды. Маска ослабляла муки голода: она поглощала боль и в ответ давала силу, но это было равнозначно тому, как если бы человеку, изголодавшемуся по мясу, предложили морковную котлету. Жить можно – но удовлетворения никакого. Маюн уже поняла, что должна убивать: только забирая чужую жизнь, можно испытать желанное насыщение, почувствовать силу, бурлящую в каждой клетке тела. Маюн была уверена, что она не превратилась в вампира… но то, что становится чудовищем, знала наверняка.

Ноги и руки фермера связывали толстые путы, сотканные из тени и прочные, как сталь. Во рту у него торчал кляп из той же ткани, кусок которой Ойру дал Маюн, чтобы она разыскала пленника. Она бросила окровавленную тряпку на пол перед собой. Человек дернулся, повернул изуродованное лицо, напряженно всматриваясь в затемненный угол, где она стояла. Сначала он заметил золотые отсветы, потом различил неподвижное лицо – и разрыдался. Слезы хлынули на заросшие седой щетиной щеки, голова ушла в плечи… Маюн брезгливо поморщилась: это трясущееся, всхлипывающее ничтожество не заслуживало того, чтобы называться человеком. Всего лишь добыча, дрожащая перед хищником. Она вытащила кляп у него изо рта.

– Что… что вам нужно?

Маюн молчала. Снаружи кудахтали куры, из стойла доносилось лошадиное фырканье. Она чуяла запах коровы с раздутым от молока выменем. Тянулись минуты, а Маюн так и не проронила ни слова. Она и сама не знала, что ей нужно от этого человека.

Но она ненавидела его всей душой: его немощность напоминала ей о собственной слабости, и Маюн это не нравилось.

– Спроси, где прячется его семья.

Маюн знала, что Ойру следит за ней. Пусть он и не принял материальную форму, она все равно четко ощущала его присутствие.

– Сам спроси, – хрипло огрызнулась она.

Во рту у нее пересохло от жажды.

– Нет. – Ойру возник рядом. – Ведь это твое второе задание.

Маюн выступила из темноты в столб света, падающий из открытой двери на крышу, и прошипела:

– Говори, где твоя семья.

– У меня никого нет.

Лицо фермера было в грязи, скулы в темноте казались пурпурно-черными.

– Я тебе не верю. Повторяю еще раз: где твоя семья?

– Ушла.

– Куда? – процедила Маюн, чувствуя, что вот-вот потеряет над собой контроль.

– Пожалуйста, – голос фермера задрожал, – не трогайте их.

Маюн не сводила с него глаз, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего. Ее магия молчала.

– Ты врешь. – Маюн приблизилась к связанному. – Ты пытаешься их спасти, защитить, но своим враньем делаешь им лишь хуже.

– Умоляю, отпустите меня. Я ведь не сделал ничего дурного!

– Мне плевать, – сказала Маюн и сама удивилась: ей и правда было безразлично, пострадал этот человек за дело или всего лишь по прихоти Ойру. – Даже будь твои руки запятнаны кровью тысячи безвинных душ.

– Да я бы ни за что…

– Святой ты или грешник, верный муж или распутник, любящий отец или безжалостный деспот… – Она нагнулась и прошептала фермеру в самое ухо: – Мне глубоко плевать.

– Тогда зачем вы мучаете меня? – всхлипнул несчастный. – Зачем вам моя семья?

От его вопросов Маюн почувствовала себя глупо. Действительно – зачем? Она делала то, что велел ей Ойру, но с какой стати ассасину понадобилась семья этого жалкого фермера?

– Говори, где они, – повторила она, – иначе я выпотрошу тебя, как рыбу, и развешу твои кишки по всей ферме: пусть твоя семейка полюбуется, когда вернется.

– Прошу, нет! Моя жена… дети.

Он громко зарыдал. Маюн повернулась к Ойру и, показав на завывающего фермера, с отвращением произнесла:

– К чему все это?

– Он сказал тебе правду?

– Он мне вообще ничего не сказал.

– Значит, ты провалила испытание. Ты же выследила человека – так отыщи след правды, которую он скрывает, и принеси ее мне.

– Это не одно и то же, – прорычала Маюн.

– Старайся лучше. Найди правду.

Маюн окинула взглядом сотканную из тени фигуру ассасина.

«Найди правду».

Внутри у нее все клокотало от злости.

«Да чтоб вас обоих. Я вырву правду у этого ничтожества, живого или мертвого».

Она снова повернулась к фермеру. Зеленые глаза полыхнули недобрым огнем.

– Скажи мне, где они, – приказала она ледяным, как у самого Ойру, голосом. – Тогда я отпущу тебя.

– З-зачем вам это?

– Тсс. – Маюн дотронулась до горла мужчины: пальцы с острыми ногтями скользнули вверх, очертили линию челюсти. – Вопросы здесь задаю я. Скажи-ка мне вот что. – Она на мгновение задумалась. – Как зовут… твою корову?

– К-кого?

Маюн полоснула ногтями по небритой щеке:

– Никаких вопросов. Просто скажи мне имя буренки.

– Г-герти, – пробормотал фермер, – ее зовут Герти.

– Герти, – повторила Маюн.

Она знала, что это правда.

– Хорошее имя. А ты у нас?..

– Дэв-вид. Люди зовут меня Старым Дэйви.

– Старый Дэйви.

Интуиция, а может, и магия, текущая в ее крови, сказала Маюн, что и здесь старик не обманул.

– У тебя есть жена, Старый Дэйви?

– Д-да.

Снова правда. Маюн начинала понимать, как работают ее ощущения.

– И дети, стало быть, тоже?

– Да.

– Спасибо за честность, Дэйви. Ненавижу, когда мне врут. Это меня злит. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю. – Мужчина, казалось, немного успокоился.

– Замечательно. Как их зовут, Дэйви?

– Сэм, Палмер, малышка Дейдре… и Дон.

Это тоже правда. Пора переходить к вопросам посерьезней.

– Прошу вас, – умоляюще пробормотал Дэвид, – это невинные дети. Они не сделали ничего плохого. И я тоже.