Текст книги "День расплаты"

Бедный Бинни не смог даже бросить на меня сердитого взгляда. Он внезапно поднялся на ноги и пошел к трапу.

Нора Мэрфи сказала:

– Боюсь, что он неважный моряк. Когда мы отходим?

– Я решил сделать это чуть позже, чем намеревался. В пять, может быть, в шесть часов. Надо дать погоде хоть немного проясниться.

– Дело ваше. А что насчет этого Мейера? Мы его когда-нибудь увидим снова?

– Думаю, да – когда наступит подходящее время.

Бинни спускался по трапу, хватаясь за стену, чтобы поддержать равновесие. Я сказал:

– Не обращай внимания, Бинни. Говорят, сам адмирал Нельсон заболевал всякий раз, когда выходил в море. Однако я не думаю, что это серьезное утешение. Да и какое дело таким, как ты, до него, верно?

Он не обратил никакого внимания на мои слова и скрылся в кормовой кабине. Я направился к трапу, но Нора Мэрфи быстро обошла вокруг стола и преградила мне дорогу. Она казалась просто взбешенной.

– Вы что, Воген, родились законченным подонком или просто работаете под него?

Катер сильно качнуло, она подалась ко мне, и ничего не оставалось другого, как обнять ее и поцеловать. Едва ли я сделал это от наплыва чувств, но со мной бывало и похуже.

Когда я наконец отпустил ее, она, презрительно скривив рот, заметила:

– Не Бог весть что, майор.

– Так кто же из нас подонок? – спросил я и быстро поднялся по трапу.

Мы отправились в путь перед шестью часами вечера; погода не улучшилась, но и не стала хуже. Когда я нажал на стартер и двигатели заработали, дверь рубки открылась; порыв ветра чуть не сдул карты со столика. Это вошла Нора Мэрфи.

Она стояла рядом со мной, всматриваясь в вечернюю мглу.

– Какой прогноз погоды?

– Никакого улучшения. Ветер от трех до четырех баллов со шквалами дождя. В районе острова Ратлин утром легкий морской туман.

– Это нам на руку, – заметила она. – Можно, я возьму штурвал?

– Позже. Как там Бинни?

– Лежит пластом на спине. Лучше я пойду и посмотрю, все ли с ним в порядке. Зайду потом.

Дверь закрылась за ней, и я повел «Кетлин» по пологой дуге к выходу из гавани в залив Ферт.

Мачтовый огонь начал ритмично раскачиваться из стороны в сторону; от волн, набегающих сбоку, в стекла рубки полетели брызги воды. В двух румбах справа по борту на фоне серого вечернего неба я мог различить очертания парохода, а его красный и зеленый бортовые огни были ясно видны.

Я сбросил скорость до двенадцати узлов, и мы пошли вперед, погружаясь во все более сгущающуюся тьму. Звуки моторов тревожили ночную тишину.

Уже было одиннадцать, когда Нора Мэрфи снова пришла в рубку. Дверь тихо открылась, и она вошла с подносом. Я ощутил аромат кофе и еще чего-то. Приятный запах жареного бекона.

– Мне очень жаль, Воген, но я заснула. Вот кофе и сандвичи с беконом. Где мы сейчас?

– На правильном курсе. К востоку от нас – остров Айли. Вы можете увидеть огни между шквалами дождя.

– Вас сменить?

– Не надо. Можно включить авторулевого.

Я проверил курс, изменил его на румб вправо и зафиксировал руль. Когда я обернулся за сандвичем, то увидел, что она, слегка нахмурясь, внимательно наблюдает за мной.

– Знаете, я никак не могу понять вас, Воген. Ни на минуту.

– Отчего же?

Она закурила и задумчиво посмотрела наружу, в темноту.

– Зверь Селенгара – это ведь про вас?

– Мой звездный час, – сказал я. – Ни один голливудский актер лучше не сыграл бы.

А это снова рассердило ее.

– Бога ради, вы не можете хоть раз быть серьезным?

– Ну хорошо, только сохраняйте спокойствие. Что вы хотите знать? Кровавые детали?

– Только одну правду, независимо от того, насколько она неприятна.

– Только правду? – переспросил я и почувствовал, что у меня в горле сразу же пересохло.

Я быстро глотнул кофе, которое обожгло рот, и поставил кружку снова на столик для карт.

– Ну хорошо, сами напросились.

Я сел на поворотное кресло, отключил автоматику и снова взял в руки штурвал.

– В Борнео вокруг Кота-Бару была территория, которая полностью контролировалась террористами в 1963 году, и большинство из них были проникшие туда китайские коммунисты, а не местные люди. Они терроризировали весь регион. Сжигали целые деревни, вынуждали местных людей, даяков, помогать им, зверски вырезая каждого второго мужчину и женщину в захваченных ими деревнях, чтобы напугать остальных.

– И они заставили вас делать тоже что-то в этом роде?

– Считалось, что я эксперт в такого рода делах, они дали мне команду, состоявшую из даяков-разведчиков, и приказали очистить эту конюшню и не возвращаться, пока я не сделаю это.

– Это был прямой приказ?

– Не на бумаге и не в таких выражениях. Нам поначалу не очень-то везло. Они сожгли еще две или три деревни, а в одном случае они предварительно согнали в большой общественный дом более пятидесяти мужчин, женщин и детей. Наконец, они сожгли миссию в Кота-Бару, изнасиловали, а потом убили четырех монахинь и восемнадцать молодых девочек. Короче, дело зашло слишком далеко.

– Ну и что же вы сделали?

– Мне повезло. Информатор донес, что китайский торговец в Селенгаре по имени Ху Ли – коммунистический агент. Я арестовал его и, когда он отказался говорить, отдал его даякам.

На ее лице не отразилось ужаса, голос был совершенно спокойным, когда она спросила:

– Для того, чтобы пытать его?

– У даяков это получается убедительно. Не прошло и двух часов, как он сказал, где скрывается группа, которую я преследовал.

– И вы их взяли?

– В конце концов да. Они разбились на две кучки, но это им не помогло.

– Говорят, что вы расстреляли пленных?

– Только во время преследования второй группы. Пленные сковывали мое движение.

– Я понимаю. – Она кивнула с отрешенным выражением лица. – А мистер Ху Ли?

– Застрелен при попытке к бегству.

– И вы думаете, я поверю?

Я рассмеялся, ничуть не обидевшись:

– Но это так. И вся ирония состоит в том, что я совсем было собрался доставить его на побережье, чтобы он предстал перед судом, но как раз в ту ночь, когда мы собирались двинуться в путь, он попытался сбежать.

Наступило короткое молчание. Я открыл окно и с наслаждением вдохнул свежий морской воздух.

– Поймите, я сделал с ним то, что он сделал бы со мной. Цель терроризма – устрашать, это любимое выражение Майкла Кол-линза, но первым сказал это Ленин, и эти слова написаны на первых страницах всех коммунистических руководств по ведению борьбы. Бороться с огнем можно только с помощью огня.

– И вы разрушили свою жизнь, – сказала она с какими-то странными, злыми и неспокойными нотками в голосе. – Вы дурак, вы же все погубили. Карьеру, репутацию – ради чего?

– Я сделал то, что должно. Малайя, Кения, Кипр, Аден. Я это видел и не мог больше выносить, что невинных людей убивали, оправдывая убийства именем революции. Когда я закончил то дело, в Кота-Бару больше не было ночных ужасов. И никто больше не истязал молодых девочек. Ей-богу, когда-нибудь мне это зачтется. – Я сам удивился, что мой голос звучит прочувствованно, а руки дрожат. Поднялся и подтолкнул ее вперед: – Вы хотели взять штурвал. Вот он. Держитесь на курсе и разбудите меня в три часа. Или как только погода изменится.

Она схватила меня за рукав:

– Я очень сожалею, Воген. В самом деле.

И я сказал: «Ты уже давно живешь на свете, все прошел и все познал».

Может, я говорил все это про себя, когда спускался по трапу. Если повторять много раз, то когда-нибудь поверишь.

* * *

Я поспал на одном из диванчиков в салоне, и, когда проснулся, было уже почти три часа. Бинни громко храпел в кормовой каюте. Я заглянул туда и увидел, что он пластом лежит на спине, с расстегнутым воротником и распущенным галстуком. Рот его был приоткрыт. Я оставил его в этом положении и пошел к трапу.

Море по-прежнему было бурным, и, когда я вышел на качающуюся палубу и открыл дверь в рубку, мне прямо в лицо угодила струя холодной воды. Нора Мэрфи стояла за штурвалом, в свете лампочки компаса ее лицо казалось совсем бесплотным.

– Как дела? – спросил я.

– Отлично. Только за последние полчаса волнение будто бы усилилось.

Я выглянул наружу.

– Похоже, погода становится хуже, как часто бывает перед улучшением. Я стану за штурвал.

Она пропустила меня, и когда мы протискивались, чтобы разойтись, ее тело близко коснулось моего.

– Думаю, что теперь не смогу заснуть, даже если бы очень захотела.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда вскипятите чаю и возвращайтесь. Здесь могут случиться интересные вещи. И проверьте по радио прогноз погоды.

Я увеличил скорость, стараясь уйти от восточных шквалов, но волны становились все круче, и «Кетлин» сильно раскачивало с борта на борт. Видимость была ужасная, полная тьма окутывала все кругом, если не считать легкого свечения моря. Нора Мэрфи, казалось, не спешила, вернувшись, принесла еще сандвичей с беконом и чаю.

– Прогноз не так уж плох, – сказала она. – Ветер стихает, временами дождевые шквалы.

– Что еще?

– Местами перед рассветом туман, но, по-моему, не о чем беспокоиться.

Я взял сандвич.

– Как там парень, жив?

Я понял, что ей не понравился вопрос, но она сдержалась и передала мне кружку с чаем.

– Он сейчас сидит в салоне. Я дала ему чаю, кое с чем. Он будет в полном порядке.

– Будем надеяться. Он может понадобиться.

Она ответила:

– Позвольте мне рассказать вам кое-что о Бинни Галлахере, майор Воген. Во время восстания в Белфасте в августе 1969 года оранжистские формирования под руководством спецотрядов "В" могли бы до основания сжечь Фоллс-роуд и выгнать оттуда всех жителей-католиков или даже сделать что-нибудь похуже. Это было предотвращено горсткой людей, которые вышли на улицы под руководством самого Майкла Корка.

– Снова этот Коротышка? Бинни был одним из его людей?

– Вас это удивляет?

– Конечно. Они сделали хорошую работу в ту ночь. Проявили большую хитрость, как сказала бы моя матушка. Бинни был одним из них. Ему тогда едва стукнуло шестнадцать лет.

– Он был там у своей тетушки. Она дала ему старый револьвер, военный сувенир покойного мужа, и Бинни отправился на поиски Коротышки. Нашел и сражался плечом к плечу с ним во время той ужасной ночи. С тех пор он стал его тенью. Самым доверенным адъютантом.

– Что объясняет, почему он так охраняет племянницу великого человека.

Она прикурила пару сигарет и передала одну мне.

– Как могло случиться, что американка ввязалась во все это дело? – спросил я.

– Все довольно просто. Мой отец в общей сложности отсидел в английских тюрьмах семнадцать лет. Мне было тринадцать, когда его отпустили в последний раз, и он эмигрировал в Штаты к моему дяде Майклу. Новая жизнь, так мы думали. Но было слишком поздно для отца. Он болел, когда его освободили, и умер через три года.

– И вы так и не простили их?

– Простить их означало бы предать отца.

– И вы решили продолжить его дело?

– Мы имеем право быть свободными, – заявила она. – Люди Ольстера слишком долго отказывались от своей государственности.

Это звучало как плохо написанный политический памфлет, а может, и на самом деле было таковым. Я возразил:

– Посмотрите: все, что случилось в августе шестьдесят девятого, было очень скверно, поэтому туда и ввели армию. Чтобы защитить католическое меньшинство, пока не будут сделаны необходимые политические изменения. Все это работало, пока ИРА снова не принялась за свои старые штучки.

– Представляю, что подумал бы ваш дядюшка, если бы услышал такое!

– Добрый старый школьный учитель из Страдбелла? Герой, перед которым преклоняется Бинни? Тот самый, который ни за что не хотел, чтобы пострадали дети? Его попросту не существует. Это миф. Ни один революционный вожак не может действовать подобным образом, если он предполагает выжить.

– Что вы хотите сказать?

– Помимо всего прочего, что он уничтожил по меньшей мере сорок человек, в том числе нескольких британских офицеров в ответ на казнь некоторых людей из ИРА, – сомнительная вещь с точки зрения нравственности, сказал бы я. А в одном особенно неприятном случае он ответственен за расстрел семидесятивосьмилетней женщины, которая будто бы передавала сведения полиции.

При свете лампочки нактоуза было видно, что она так крепко сжала кулак правой руки, что побелели костяшки пальцев.

– В революционной борьбе такие вещи приходится делать, – ответила она. – Иногда просто нет другого выбора.

– А вы пытались сказать это Бинни? И не казалось ли вам, что этот мальчик действительно верит всем сердцем, что все может быть проделано чистыми руками? Я тогда видел его у мамаши Келли, помните? Он убил бы сам тех двух типов, если бы вы его не остановили, потому что он не мог перенести то, что они натворили.

– Бинни идеалист, – ответила она. – И в этом нет ничего плохого. Он отдаст жизнь за Ирландию без колебания.

– Полезнее было бы, чтобы он жил для нее, так я думаю.

– А почему, черт возьми, он должен хоть как-то принимать это во внимание? Кто вы такой, в конце концов, Воген? Неудачник и перебежчик, который продает себя за лишний фунт или два.

– Вот это я и есть. Саймон Воген, искренне ваш торговец оружием.

Я снова улыбнулся, хотя не без усилий. Тут она не смогла выдержать.

– Вы надменный подонок, – сердито проговорила она. – А мы, такие люди, как Бинни и я, сможем сделать что-то для нашей борьбы.

– Знаю, – ответил я. – Вы готовы на все.

Она придвинулась ко мне совсем близко, глаза ее странно блестели, и сказала хриплым шепотом:

– Это лучше, чем то, что мы имеем сейчас. Я лучше увижу Белфаст выгоревшим, словно погребальный костер, чем вернусь к тому, что есть.

И вдруг, без всякой разумной причины, я понял, что проник в самую суть вещей, к которым она имела отношение. И спокойно попросил:

– Так в чем же дело, Нора? Расскажите мне все.

На ее лице появилось отсутствующее выражение. Голос изменился и приобрел скорее белфастскую, чем американскую окраску; она заговорила, как обиженная маленькая девочка:

– Когда моего отца отпустили из тюрьмы в последний раз, он не хотел больше иметь никаких неприятностей и решил скрыться из виду до тех пор, пока мы не будем готовы уехать в Америку. Они приходили к нам в дом несколько раз, разыскивая его.

– Кто это был? – спросил я.

– Люди из спецотряда "В". И как-то ночью, когда они допрашивали мою мать, один из них затащил меня на задний двор. Он сказал, что предполагает, будто в амбаре спрятано оружие.

У меня внутри все напряглось, будто я получил удар в живот.

– И что дальше?

– Мне было тринадцать, – продолжала она. – Запомните это. Он заставил меня лечь на какие-то старые мешки. Закончив, сказал, что нет смысла никому говорить об этом, потому что мне все равно не поверят. И угрожал моей матери и всей нашей семье. Сказал, что не ручается за то, что с нами может произойти...

Последовало продолжительное молчание, нарушаемое только ударами капель дождя о стекло окна. Она сказала:

– Вы первый, кому я все это рассказала, Воген. Больше никому не говорила. Даже священнику. Разве это не странно?

Я отозвался охрипшим голосом:

– Я сожалею.

– Вы сожалеете? – Она словно взорвалась, выйдя из себя. – Боже, я их всех увижу в аду, Воген, всех до последнего, за то, что они сделали со мной, вы понимаете?

Она выскочила наружу, хлопнув дверью. Мне пришлось, и уже не в первый раз, разочароваться в роде людском. Было жаль не столько Нору Мэрфи, сколько ту несчастную, испуганную девочку на заднем дворе дома в Белфасте так много лет назад.

Я закурил сигарету, обернулся, чтобы выкинуть спичку в левое окно, и увидел за ним Бинни, который стоял точно окаменевший, с предсмертной мукой на лице. Надеюсь, что такого страдания в глазах не увижу больше никогда.

Я положил руку ему на плечо, это, казалось, снова вернуло его к жизни. Он диковато посмотрел на меня каким-то отсутствующим взглядом, потом повернулся и пошел вдоль палубы.

Мы подошли к острову Ратлин как раз к четырем утра. Из-за плохой видимости я только временами мог разглядеть проблески маяка. Дальше начинались, прямо говоря, враждебные воды, и я собрал обоих. Нору Мэрфи и Бинни, в рубке для последнего инструктажа.

Казалось, она окончательно пришла в себя, да и он тоже.

Я не мог даже на миг представить, что он сказал ей о подслушанном разговоре или скажет когда-нибудь. В своем унылом пальто он склонился над картой и снова стал мрачным, как всегда.

Я провел карандашом по карте, показывая курс:

– Сейчас мы здесь. Еще десять минут, и мы обогнем остров Крэг и возьмем курс на берег. Фарватер через рифы хорошо размечен, глубина достаточная.

– Кровавый Проход, – сказала Нора Мэрфи. – Это он и есть?

Я кивнул.

– Очевидно, здесь затонул один из самых больших кораблей испанской армады. Если верить старым документам, трупы всплывали здесь неделями. – Я взглянул на часы. – Сейчас четыре двадцать. Мы успеем на место к пяти. Светает около шести тридцати, и у нас хватит времени пройти туда и обратно. Будем надеяться, что ваши люди придут вовремя.

– Непременно.

– Как только мы войдем в проход, я погашу палубные огни и прошу обоих, вас и Бинни, пройти на нос и следить за сигналами. Красный свет с интервалами в две секунды в течение минуты или три сигнала туманного ревуна в течение минуты, если видимость совсем плохая.

А она была, без сомнений, очень плохая; мы медленно подкрадывались к берегу, и двигатели работали на самых малых оборотах. Особого риска не было, даже когда я выключил палубные и мачтовые огни, потому что Кровавый Проход имел добрых сто ярдов в ширину и был не слишком опасен.

Мы были близко, совсем близко, и я напрягал зрение, стараясь увидеть свет во тьме, но это было безнадежно при таком тумане и дожде. Но вот, высунувшись в окно, я услышал тройной сигнал туманного ревуна на расстоянии.

В дверях появился Бинни:

– Вы слышали, майор?

Я кивнул и ответил нашей туманной сиреной, дав точно такой же сигнал. Потом приказал Бинни вернуться на нос, убрал газ, и мы тихо двигались вперед. Снова прозвучал ревун, на этот раз очень близко, что удивило меня, потому что, по моим расчетам, оставалось идти еще с четверть мили.

Я снова ответил, как было условлено, и тут какой-то странный инстинкт, выработанный, как я понимаю, долгими годами жизни в опасности, подсказал, что происходит что-то очень скверное. Но поздно, ибо мгновение спустя луч прожектора вырвал нас из темноты, раздался рев запускаемых машин, и сторожевой корабль перерезал нам курс.

Я увидел английский военно-морской флаг, гордо развевающийся в тусклом свете, и тут же над нашими головами раздался грохот очереди крупнокалиберного пулемета.

Я инстинктивно пригнулся, а офицер на мостике прокричал в мегафон:

– Я посылаю людей к вам на борт. Ложитесь в дрейф, или я потоплю вас!

В дверях рубки возникла Нора Мэрфи.

– Что делать? – прокричала она.

– Думаю, теперь ясно, что делать.

Я заглушил двигатели, включил бортовые огни и закурил. Бинни прошел по палубе и остановился у открытого окна рубки. Я сказал ему:

– Запомни, парень, не дергайся. Иначе все испортишь.

Когда сторожевик подошел вплотную, два матроса спрыгнули к нам на палубу, бросили линь и быстро его закрепили. В военно-морском флоте на вооружение принят автомат «стерлинг», и мне показалось странным, что флотский старшина, который появился у поручней, держал на изготовку автомат «томпсон» старого образца, с дисковым магазином на сто патронов. Рядом с ним показался офицер, крупный мужчина в бушлате и фуражке. На шее у него висел морской бинокль.

У Норы Мэрфи перехватило дыхание, и она воскликнула:

– Боже мой, да это Фрэнк Берри!

Это имя я уже раньше слышал и теперь вспомнил. Вспомнил камеру на Скартосе и генерала, который инструктировал меня насчет ИРА и ее различных групп. Фанатические экстремистские элементы, которые готовы взорвать все, что попадется на глаза, и самая худшая из них – это группа, которая называет себя «Сыны Эрина» Фрэнка Берри.

А тот перегнулся через поручни и ухмыльнулся ей:

– Своею собственной персоной и вдвое красивее. Здравствуйте, Нора Мэрфи!

Бинни внезапно сделал судорожное движение, а Берри сказал с деланным добродушием:

– Спокойно, Бинни, мой старый друг. А то Тим Пэт разнесет тебя в клочья.

Один из матросов, которые раньше спустились на нашу палубу, отобрал у Бинни браунинг.

Я высунулся из окна рубки и тихо спросил:

– Это ваши друзья, Бинни?

– Друзья? – с горечью повторил он. – Майор, я не двинул бы и пальцем, если бы их стали вешать.

Глава 6
Кровавый проход

Человек с автоматом «томпсон» в форме флотского старшины, которого Берри назвал Тимом Пэтом, перелез через поручни и подошел к нам. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он кривой, – если бы не это, то он был бы похож на великого Виктора Маклеглена в одной из тех ролей, где герой всегда готов в одиночку повышвыривать всех из салуна.

Берри, симпатичный, с худым лицом, тоже спустился к нам. Один уголок его рта был приподнят в полуулыбке, будто он постоянно удивлялся миру и его обитателям.

– Бог любит хорошую работу, Нора. – Он снял фуражку и подставил ей свою щеку. – Найдется у тебя один поцелуй для меня?

Бинни попытался нанести ему удар, но Берри легко отбил его, а Тим Пэт схватил парня за горло и сдавил.

– Я же говорил тебе, Нора, – сказал Берри, покачивая головой. – Никогда нельзя использовать мальчишек там, где требуется настоящая мужская работа.

Мне показалось, что она сейчас убьет его. Определенно, она выглядела способной на это. На бледном лице горели глаза. Но, как всегда, она сохраняла твердое самообладание. Только один Бог знал, что требовалось, чтобы сломать ее, и я сомневался, может ли это сделать Берри.

Он пожал плечами, закурил сигарету и повернулся ко мне, бросив спичку через поручень.

– А вы, майор, – сказал он, – выглядите как разумный человек.

– К чему вы мне это говорите?

– К тому, что вы должны сказать, где запрятано оружие. Мы все равно найдем его, и думаю, довольно быстро, но Тим Пэт очень уж нетерпеливый и не выносит, когда его заставляют ждать.

В самом деле, достаточно было взглянуть на него, чтобы убедиться: это так, и поэтому я добровольно сказал им все.

– Что мне нравится в англичанах, – сказал Берри, – так это их чертовское благоразумие. – И кивнул Тиму Пэту: – Давай всех в кормовую кабину, а то пора двигаться. Я хочу все это добро перегрузить к нам и через пятнадцать минут уйти отсюда.

Он щелкнул пальцами, и еще полдюжины человек, все в британской морской форме, перелезли через поручни, а Тим Пэт уже гнал нас, словно стадо, к трапу. Он заставил нас спуститься, затолкал в большую кормовую кабину и запер там.

Я остался у дверей, прислушиваясь к суматохе, которая царила в салоне, а потом повернулся к моим спутникам:

– Что это за компания?

– Этот горилла – Тим Пэт Кейг, – в ярости сказал Бинни. – Настанет день...

– Поостынь, Бинни, – резко перебила его Нора Мэрфи. – Такие разговоры нам сейчас не помогут. – И она повернулась ко мне: – Имя их вожака – Фрэнк Берри. Он был правой рукой моего дяди, но шесть или семь месяцев назад решил пойти своим путем.

– Кто же он теперь? Примкнул к кому-нибудь?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, он создал свою группу, «Сыны Эрина» – так они себя называют. Кажется, когда-то в старые времена была такая революционная организация.

– Похоже, он очень хорошо осведомлен, – сказал я. – Что вообще они делают, кроме таких вещей, как сейчас?

– Они застрелят самого Папу Римского, если сочтут, что это необходимо, – сказал Бинни.

Я в некотором недоумении посмотрел на Нору Мэрфи, а та только пожала плечами:

– Да нет, они все хорошие католические парни, кроме самого Берри. Помните, в Палестине был отряд «Звезда»? Так вот, «Сыны Эрина» – то же самое. Они верят в непорочность насилия, когда это необходимо.

– И что же получается? Бомбы в кафе? Женщины, дети и все, кто попадется под руку?

– Да, такова их главная идея.

– Думаю, что понял, какова их точка зрения.

– Но я не могу ее принять, – возразил Бинни. – Есть другой путь, должен быть, иначе нечего и говорить об этом.

Это замечание по своему эффекту было сопоставимо с наездом небольшого грузовика. Генерал когда-то укоризненно назвал меня последним из романтиков, но даже я не смог бы тягаться с Бинни в этом отношении.

Вдруг открылась дверь, и появился Фрэнк Берри с бутылкой «Джеймсона» в одной руке, в другой он нес нанизанные на пальцы четыре жестяные кружки из нашего камбуза. Было видно, как за его спиной люди таскали наверх по трапу из другой кабины противотанковые пушки «лахти».

– Бог мой, майор Воген, вы торгуете хорошими вещами, правда, я не имею в виду ваш виски. Эти «лахти» такие компактные штуки, каких я давно не видел. Мне просто не терпится попробовать одну из них на броневике «визл».

– Работаем для удовольствия клиента. Девиз фирмы.

– Надеюсь, вы успели получить свои деньги.

Он плеснул виски во все четыре кружки. Нора и Бинни стояли неподвижно и холодно смотрели, как я одним глотком опорожнил кружку и налил себе еще.

– Коротышка будет недоволен нашей ночной работой, – сказал Берри Норе.

– Как я догадываюсь, он сдерет с вас шкуру и прибьет ее гвоздями к двери.

– Всякое может случиться.

Он приветственно поднял свою кружку, обращаясь к Hope, и та же странная улыбка, которую я увидел при первой встрече, была словно приклеена к его лицу. Мне показалось, что скоро наступит мой конец, если только я не сумею опередить этого человека.

В дверях показался Тим Пэт:

– Все готово, можем отправляться, Фрэнк.

Берри осушил свою кружку, потом повернулся к нему, не сказав нам ни слова.

– Выводи их наверх, – скомандовал он и вышел.

Нора прошла за ним, а я немного задержался, пропуская вперед Бинни. Когда мы поднимались по трапу, я сделал вид, что споткнулся, и быстро пробормотал:

– У нас остался один шанс, будь готов.

Он даже не обернулся ко мне, выходя на палубу, а Тим Пэт грубо подтолкнул меня. Берри стоял возле поручней и пытался закурить сигарету, что было трудно из-за сильного дождя.

Он кивнул Тиму Пэту:

– Забери Нору на борт, у нас нет времени.

Она подалась вперед, как бы пытаясь возразить, а Тим Пэт передал свой «томпсон» одному из людей, схватил ее за талию и перекинул через поручни сторожевика. Потом поднялся сам.

Мы с Бинни стояли под сильным дождем и ожидали решения своей участи. На палубе оставались только Берри и двое его людей, которые спустились к нам первыми. Один из них держал в руках автомат «томпсон».

– Ну, и что дальше? – спросил я.

Берри пожал плечами:

– Это зависит от вас. – Он обратился к Бинни: – Можешь пригодиться, парень. Ты лучший стрелок из пистолета, какого я когда-либо видел.

У Бинни волосы прилипли ко лбу. Он выглядел очень молодым. Он ответил тихо, но так четко, что каждый на борту сторожевика мог расслышать его слова:

– Я не хотел бы сидеть у твоего смертного одра.

Берри, не переставая улыбаться, пожал плечами.

– Отлично, майор, возвращайтесь в рубку, запускайте машины и идите снова в море. Мы пойдем за вами, и, когда я подам сигнал, вы откроете кингстоны.

Он перелез через поручни сторожевика. Один из его людей повел браунингом в мою сторону, я понял намек и направился по палубе к рубке.

Мощные машины сторожевика взревели. Браунинг был направлен прямо на меня, и мне ничего не оставалось, как нажать на кнопку стартера. Я выглянул в окно рубки. Берри шел по палубе сторожевика, направляясь к короткому трапу, который вел на мостик. Нора побежала за ним и схватила его за руку.

Я слышал ее крик:

– Нет, ты не смеешь! Я не позволю!

Он обхватил ее обеими руками и тихо смеялся, а она пыталась бороться с ним.

– Ради Бога, Нора, не нервничай. Ну ладно, только ради тебя. – Он обернулся к Тиму Пэту: – Я изменил свое решение по поводу Бинни. Давай его на борт.

Я высунулся из окна:

– А как же я?

Он остановился на полпути к трапу и обернулся ко мне, по-прежнему улыбаясь:

– Ну, майор, будь я проклят, но я уверен, что честолюбивое желание каждого капитана – это утонуть со своим кораблем!

– Мы определенно работаем на одной и той же волне. Именно это я и ожидал от вас услышать! – крикнул я и тихо добавил: – Пора, Бинни.

Я взял штурвал левой рукой, а правой нащупал секретную кнопку под столиком для карт и нажал ее. Панель открылась, я одним движением выхватил маузер и в упор выстрелил моему охраннику в голову.

Глушитель был надежный, глухой звук выстрела слышался только на расстоянии в три ярда. Второй человек Берри был занят тем, что тащил Бинни к борту, подталкивая его дулом «томпсона».

Я тихо окликнул: «Бинни» – и выстрелил этому второму в затылок, он рухнул словно каменный.

В мгновение ока как по волшебству «томпсон» оказался в руках Бинни, и он выпустил длинную очередь по матросу, стоявшему рядом с Норой Мэрфи. Очередь опрокинула его и снесла с палубы через поручни.

Бинни обернулся к Берри, который все еще поднимался по трапу на мостик. Но перед ним мелькнул желтый плащ Норы, и он не смог стрелять, а она, пригнувшись и спотыкаясь, бросилась к нам.

Как только она оказалась в безопасности на нашей палубе, он снова открыл огонь, но Берри был уже недосягаем на мостике. Мгновение спустя звук двигателей стал ниже, кто-то включил их на полную мощность, и сторожевик исчез во тьме.

Раздалась очередь из автомата; я успел пригнуться, стекло окна разлетелось вдребезги. Бинни продолжал стрелять, пока «томпсон» не заело. Он с проклятием бросил его на палубу и стоял, вслушиваясь во внезапно наступившую тишину, которая нарушалась только затухающими вдали звуками моторов уходящего сторожевика.

Я положил маузер на старое место, закрыл панель и вышел на палубу. Нора Мэрфи, скорчившись и опустившись на одно колено, сидела у поручня, закрыв лицо рукой. Я осторожно тронул ее за плечо, она подняла на меня встревоженный взгляд.

– У вас было оружие?

Я кивнул.

– Я не понимаю. Мне казалось, они все обыскали.

– Обыскали.

Я поднял ее на ноги, а Бинни сказал:

– Бог мой, майор, вы же были совсем рядом, а я ничего не слышал.

– Ты и не должен был ничего слышать.

– Я бы их всех покосил, если бы «томпсон» не заело.

Он поддал валявшийся на палубе автомат ногой по направлению ко мне; я выкинул его за борт.

– У этих ранних моделей есть неприятная особенность – их заедает. А теперь давайте осмотримся.

Я повернулся к Hope Мэрфи:

– Плесните на палубу воды и пройдитесь шваброй. Убедитесь, что смыли все пятна крови.

– Бог мой! – сказала она с ужасом в голосе. – Вы самый хладнокровный негодяй всех времен.

– Таков уж я есть, – ответил я. – И не забудьте о битом стекле в рубке. Метлу найдете на камбузе.

Что бы она там ни чувствовала, но все же повернулась и пошла на корму, а мы с Бинни занялись тем, что сняли с трупов двух боевиков все, что позволило бы их опознать, и перевалили их через поручни. Потом я вернулся в рубку и быстро просмотрел карту.

Нора вымела остатки битого стекла и спросила меня:

– Ну, и что теперь?

– Нам нужно место, чтобы спрятаться там на несколько часов. Надо перевести дух и обдумать следующий ход, прежде чем мы двинемся на Страмор. – И тут же я нашел то, что искал. – Вот то, что нужно. Маленький остров Мэджил в десяти милях отсюда. Там никто не живет, и есть хорошее укромное место для якорной стоянки. Бухта Лошадиная Подкова.