Текст книги "Песнь Ухуры"

– Вы имеете в виду, не читала ли я вашу память в то время, как вы читали мою? Я прошла все стандартные тесты, у меня средние данные. Я думала, что это по вашей части… способ взаимного обмена.

Он покачал головой.

– Я не представлял себе, что существует такая возможность, доктор.

Это тоже стоит исследовать, когда мы вернемся на «Энтерпрайз».

– Да, но между тем это облегчение снова узнать, что я не сошла с ума.

– Она посмотрела ему прямо в глаза и задержала взгляд – Спасибо за подарок.

Пойманная испытующим взглядом, она почувствовала, что ее лицо краснеет снова. На этот раз Спок сказал:

– Доктор Вилсон, несколько раз в течение нашего разговора ваше лицо приобретало заметно более темный оттенок красного. Насколько я помню, люди называют это румянцем. Я не знаком с вашей культурой. Я извиняюсь, если по неведению причинял вам неудобство. Если вы найдете возможным говорить об этом дальше, я хотел бы, чтобы вы объяснили мне, какой запрет.

До этого момента она не понимала ход его мысли. Эван подняла руки.

– Нет, нет, мистер Спок. Ничего подобного. Боюсь, что это недопонимание культуры с моей стороны. Я видела, как это случалось много раз между вулканцем и человеком. – Било гораздо легче говорить об этом в третьем лице. – Пристальное внимание вулканца, как жест вежливости, очень часто путается с… сексуальным интересом у человека.

– Очаровательно, – Спок зафиксировал на ней долгий и устойчивый взгляд, в целях эксперимента, как показалось Эван, и красный оттенок на ее лице стал глубже. Улыбаясь, она сказала:

– Да, вы снова это сделали. Вы только что состроили мне глазки. На вашем месте, мистер Спок, я бы постаралась немного снизить интенсивность взгляда. Уверена, что подобное происходит не только со мной.

* * *

Вилсон взглянула в сторону и, к своему облегчению, заметила кончик хвоста Цепкого Когтя, исчезнувший в ее палатке.

– Извините, но у меня встреча с местным врачом. – Вилсон поднялась и, задумавшись на минуту, заметила:

– Не беспокойтесь, мистер Спок, я переживу это.

Она пошла прочь, не оглядываясь. Минутой позже приглашение Цепкого Когтя войти в палатку окончательно отвлекло ее от мыслей по этому поводу, но здесь тоже была проблема, которую нужно было решать.

Сиваоанка окинула ее взглядом с ног до головы и начала:

– Что мне делать с представителями видов, у которых табу на снятие одежды при других?

Вилсон улыбнулась.

– Мы делаем исключение для докторов, – сообщила она. – И я удовлетворю твое любопытство, если хочешь.

– Спасибо, – сказала Несчастье, косо глядя на Цепкий Коготь, которая выгнула усы вперед.

Когда изучение нормальных и поврежденного участка тела Вилсон было завершено, доктор снова надела свое сари.

– Оставайся, поговорим, – пригласила Цепкий Коготь. – Несчастье говорит, что вы ищите лекарство от болезни. Расскажешь мне, что знаешь о ее симптомах?

– Это самый лучший вопрос из тех, которые я слышала за весь день, заявила Вилсон. Она разложила стул, села и принялась рассказывать.

* * *

Левое Ухо пришла говорить с Джеймсом Кирком со спрятанными когтями, но толку от разговора все равно оказалось мало. Сиваоанка старалась как могла, и капитан видел, какие усилия она прилагала, но так и не сумела заставить себя говорить о йауанцах. Сиваоанка рассказывала и рассказывала, подбираясь все ближе и ближе к теме, но так и не смогла заговорить о ней.

Кирк хотел бы придумать что-нибудь, чтобы облегчить ей задачу.

Одновременно он продолжал задавать вопросы по темам, которые были разрешены.

Все, что он смог узнать о йауанцах, начиналось с отрицательной частицы не. Скорее всего, они не были изгнаны по религиозным причинам. Как это могло произойти, когда у каждого лагеря был свой бог, а каждое животное имело свою душу? Если он понял ее правильно, сиваоанцы не столько занимались религией, сколько экологией. Существовали ограничения на отлов определенных видов животных по сезонам и обычаи, которые предписывали давать земле отдых. Это могло бы быть замечательным, если бы перед ним стояла задача просто установить контакт.

Левое Ухо почувствовала его расстройство Сильно качнув своим хвостом, она выдавила:

– Я не могу. Я не могу сказать тебе больше, чем сказала Яркому Пятну, или Несчастью, или одному из наших. Ты должен попытаться узнать у кого-нибудь еще, капитан Кирк. Я просто понапрасну трачу твое время.

Кирк чувствовал к сиваоанке искреннюю симпатию Капитан знал силу запретов, ему даже приходилось иметь дело с собственными, и он понимал, какие трудности встали перед ней. Но он никак не мог упустить шанс.

– Пожалуйста, Левое Ухо. Продолжай говорить. Говори мне о том, что не касается этого, и возможно, я получу достаточную информацию, чтобы помочь им.

Ее шерсть встала дыбом, но сиваоанка мягко сказала:

– Мы продолжим после обеда.

Не имея выбора, Кирк снова последовал ее указанию.

Выйдя из палатки, он попал прямо на праздник, что-то похожее на костюмированный средневековый спектакль. Огонь для приготовления пищи горел перед каждой палаткой, и экзотические острые запахи наполняли воздух. Пустоголовый, привлеченный запахом, выскочил на поляну, и кучка ребятишек загнала его обратно на дерево и принялась бросать ему объедки.

Вместе с Левым Ухом они прошли к палатке Жесткого Хвоста, где Дальний Дым и Чехов готовили над костром импровизированный обед. Два малыша сидели на Чехове, один на уровне плеча, заглядывая через него в котелок, другой, вцепившись ему в волосы на голове. Третий кружился посередине палатки, пытаясь поймать свой хвост и визжа от возбуждения. Дальний Дым ткнул хвостом в сторону ребенка и заметил – Шумный ребенок.

– Правда, когтей немного меньше, – ответил Чехов, поднимая глаза от котла – Здравствуйте, капитан. Это Слишком Длинный Хвост и Говорунья, дети Цепкого Когтя. Они уже заметили, что у меня нет хвоста, чтобы снять их оттуда – Он наклонился, чтобы попробовать вкус варева в котле.

Кирк увидел, что ни одному из детей не угрожает опасность свалиться, однако Чехов мог в скором времени приобрести плачевный вид от полученных царапин и дырок от уколов.

– Не припоминаю, чтобы предписывал вам пуленепробиваемый жилет, мистер Чехов.

Чехов заулыбался в ответ.

– Не могу держать их на расстоянии, сэр. Может быть, возьмете одного?

Двух других зовут – Белые Усы и Ногохват, но заранее предупреждаю, капитан, у последнего следите все время за ногами.

Услышав Чехова, Ногохват забыл про свой хвост и кинулся к ноге Кирка.

Кирк поймал малыша и поднял одной рукой – Привет, Ногохват, – поздоровался он. Ногохват извивался на весу, и капитан, испугавшись, что уронит ребенка, согнул руку в локте.

Хвост Ногохвата моментально обвился вокруг его шеи, и на миг Кирку показалось, что он закончит свою карьеру с позором, задушенный ребенком.

Затем хвост ослабил хватку, и капитан почувствовал вес Ногохвата у себя на спине.

– Привет, капитан Кирк, – раздался детский голос совсем рядом с его ухом. Если не считать того времени, когда малыш карабкался к нему на спину, капитан не был поцарапан. Ногохват использовал ровно столько своих когтей, сколько потребовалось, чтобы уцепиться за его одежду.

Чехов моментально подскочил к нему.

– Прошу прощения, капитан, – сказал он и шлепнул ребенка. – Ты не будешь обхватывать своим хвостом шею человека, – твердо сказал он Ногохвату. – Люди не могут при этом дышать.

– Но он не закричал, – запротестовал Ногохват.

– Он не мог, – возразил Чехов. – Нет воздуха – нет крика. – Левому Уху он добавил, потирая свое горло:

– Каналы входа воздуха в организм у человека очень близко к поверхности шеи, что, как оказалось, очень удобно для этих маленьких существ. Я рад, что они учатся быстро.

– Извините, капитан Кирк, – сказал Ногохват, и шершавый язык малыша лизнул ухо капитана.

– Ты не причинил мне вреда, Ногохват, – заверил его Кирк, – но будь внимателен в следующий раз. – Если Кирк и считал до этого, что хвосты сиваоанцев доставляют необычные ощущения, то сейчас приходилось признать, что в этом плане их языки еще замечательнее. Он не мог решить, то ли смеяться, то ли согнать ребенка со своей спины.

Несколько раз лизнув его волосы, Ногохват сказал:

– Пахнет хорошо, вкус смешной.

Чехов многозначительно посмотрел на Дальний Дым и предположил:

– Кажется, ему обязательно нужно попробовать каждого.

– Попробуй это, – предложил Дальний Дым, указывая на мясо. – Как ты думаешь, несколько скручивателей хвостов не помешает?

– Старая русская поговорка, – объявил Чехов, – кашу маслом не испортишь. – Когда стало ясно, что это не переводится, он объяснил:

– Это значит, что ты не можешь испортить что-нибудь хорошее, прибавляя туда еще что-нибудь хорошее.

– Это зависит от того, сколько скручивателей хвостов, – заявил Дальний Дым, сворачивая хвост в петлю.

– Новая сиваоанская поговорка, – поправился Чехов, – ты не можешь испортить тушеное мясо скручивателем хвостов или двумя.

Версия универсального переводчика на этот раз оказалась более успешной, все четверо малышей тут же начали распевать ее, ритмично раскачиваясь. Кирк совершенно не представлял, как долго его куртка сможет выдержать детское веселье. Однако к счастью, ему так и не удалось это узнать, потому что в следующую секунду Ногохват вдруг перестал раскачиваться и петь, вытянул шею и уставился на что-то. Объектом его интенсивного интереса на этот раз был Спок, который также уставился на малыша к большому удовлетворению Ногохвата.

– Ногохват, это мистер Спок. Мистер Спок, это Ногохват, один из детей Цепкого Когтя.

– Не трогать мистера Спока, – сказал Ногохват, затем добавил:

– Уши?

Спок расценил это как требование и повернул голову боком.

– Хорошие уши, – решил для себя вслух Ногохват.

– Что касается моих ушей, – ответил ему Спок, – у меня не было выбора по поводу того, как они должны выглядеть. Однако, мне приятно, что они вызвали твое одобрение.

Уши Ногохвата дернулись назад, касаясь щеки Кирка. Капитан объяснил:

– Он имеет в виду, что очень рад, что тебе понравились его уши, Ногохват.

– Именно, капитан, Ногохват понял меня.

– Понял, – сказал Ногохват, который все еще находился в смятении, но хотел прояснить ситуацию. Его внимание вдруг переключилось на другой предмет, и он мгновенно сполз со спины Кирка. Два других ребенка соскользнули со спины Чехова, который при этом чуть не расплескал варево, а четвертый чуть не сбил Кирка. Все четверо стрелой промчались мимо Спока.

А через несколько мгновений они уже сидели на Цепком Когте, и начался ритуал облизывания и похлопывания.

К тому времени, когда казалось, что их хвосты окончательно запутались, малыши наперебой принялись рассказывать матери обо всем, что случилось в этот полдень, и, похоже, их память оказалась такой же крепкой, как и у Яркого Пятна. Однако как заметил Кирк, рассказ детей ограничивался тем, что они пожелали запомнить, а вовсе не тем, что они поняли. Ребятишки передавали все дословно и требовали объяснений. Цепкий Коготь объясняла им все, что только могла.

Дети как раз пересказывали сиваоанскую поговорку Чехова, когда Эван Вилсон дернула Кирка за локоть.

– Капитан? Мистер Спок? Могу я с вами конфиденциально поговорить? Ее лицо казалось застывшим и напряженным.

Кирк кивнул, и они отошли немного в сторону. Неудовлетворенная этим, Вилсон махнула им рукой, сделав знак отойти подальше.

– Вы не поверите, как хорошо слышит Яркое Пятно, капитан. – Эван выключила свой универсальный переводчик, остальные последовали ее примеру.

– В чем дело, доктор Вилсон? – спросил Кирк. Она подняла глаза и тут же перевела их на Спока.

– Ох, черт подери, мистер Спок, – сказала она, но голос ее звучал скорее устало, чем зло.

Спок смотрел ей куда-то за плечо, но Кирк не заметил ничего, что могло бы привлечь внимание вулканца. А Вилсон продолжала, очевидно, обращаясь к Споку:

– Не меняйте свои привычки ради меня! Сейчас мне необходимо каким-то образом поднять свой дух, даже с помощью недопонимания!

Спок перевел свой взгляд на нее.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Поверьте, я вам за это очень благодарна. – Затем Вилсон снова вернулась к делу. – У нас больше неприятностей, чем мы думали, капитан. Цепкий Коготь не может распознать симптомы синдрома АДФ.

Глава 11

Леонард Маккой ждал результатов. «Половина времени при исследованиях тратится на ожидание, – думал он, злясь на свое нетерпение. – Другая половина уходит на объяснение эти самых результатов». Впрочем думать было абсолютно бесполезно. Доктор протер глаза комком стерильной ваты. По крайней мере, похоже, что серум работал… Если бы болезнь прогрессировала, ему не удалось бы увидеть результатов действия серума, даже если бы он их и получил.

Но все слишком затянулось. Половина людей Мики проверились на заражение АДФ и вызвались быть добровольцами для эксперимента с профилактическим применением препарата. Работая с карантинными больными, они в любом случае очень рисковали. Трое из них, имевшие родственников во второй стадии комы, добровольно согласились на инфицирование АДФ, если бы кто-нибудь нашел способ сделать это.

В этом как раз и заключалась суть проблемы: никому не удавалось инфицировать даже лабораторную мышь, не говоря уже о добровольцах. «Мы можем определить заболевание в тот момент, когда токсины начинают выделяться в кровь, – размышлял Маккой, – но мы не можем найти вирус, который выделяет их, у жертв нет ничего общего в протекании процесса. Что за черт?»

Пока же все они ждали результатов, и хорошие результаты могли быть только отрицательными, каждый день, который проходил без диагноза АДФ у испытуемых, мог стать таким хорошим знаком. А мог оказаться простой случайностью.

Про себя Маккой решил, что ему хватит и случайности, если не обнаружатся новые случаи заражения АДФ. Но даже один случай заболевания среди добровольцев положит конец всем его надеждам. Он сказал то же самое Мики в последний раз, когда они разговаривали.

– Не будь идиотом, Леонард, – ответила она. Ее улыбка при этом совершенно обезоруживала. – У нас уже около двух тысяч людей, гуманоидов и йауанцев на профилактическом режиме. Один случай из такого количества не означает, что все бесполезно, и тебе это отлично известно. Если профилактика хороша хотя бы для одного вида, это уже победа.

– Знаю, – односложно ответил Маккой.

– И даже старые общеизвестные вакцины надежны не на сто процентов.

– Знаю.

– Тогда не смотри на меня так уныло. Леонард Маккой покачал головой.

– Я не хочу… больше… случаев заболевания Я хочу, чтобы это остановилось, – когда он произнес это, то вдруг к своему ужасу понял, что больше не верит в способность Федерации отыскать лекарство.

А надеяться на успех Джеймса Кирка, который сейчас гоняется за мечтой, это все равно, что ожидать чуда. У Леонарда Маккоя уже просто не оставалось сил, чтобы, основываясь на тексте песни, верить в существование лекарства, но он все же надеялся, что хотя бы Спок и Джеймс все еще верят в это. Пока так будет, «Энтерпрайз» и его команда находятся вне опасности.

* * *

«Цепкий Коготь не узнает симптомов…». Слова прозвучали как гром среди ясного неба.

– В это невозможно поверить, Эван!

Эван Вилсон с вызовом посмотрела на него.

– Цепкий Коготь не лгала, капитан, а у нее репутация одного из самых лучших докторов на Сивао… Ради всего святого! Вы же не думаете, что я считаю, будто лекарства вообще нет? – Вилсон схватила его запястье, и хотя ее пальцы не могли замкнуть его руку в кольцо, хватка у нее оказалась на удивление сильной и успокаивающей. – Слушайте меня внимательно, капитан.

Мы должны убедить Цепкого Когтя или кого-либо из местных, имеющих медицинские знания, иметь дело напрямую с йауанцами. Мы не можем просто получить информацию и улететь.

– Но ведь она не узнала симптомов!

– Медицинская терминология держится на конвенции. Студент-медик учится распознавать симптомы заболевания, осматривая пациента, у которого оно есть. Само слово симптом ничего не значит для вас. Потому что у вас нет ни малейшего представления, как распознать его без знания конвенции и не имея медицинских справочников. Если универсальный переводчик не может помочь вам, то как он может помочь Цепкому Когтю? – Вилсон отпустила руку капитана и подняла свою, чтобы потереть то место у виска, которого вчера касался Спок. – Плохо, – заявила она, – Цепкий Коготь определяет заболевание по запаху тела, состоянию структуры шерсти, а этого нельзя передать записью на видеопленку.

– Предположим, что АДФ зародился на Йауо. – Чем больше эта мысль пугала Кирка, тем больше ему хотелось высказать ее.

Эван энергично замотала головой.

– Это сиваоанское заболевание. Услышала песню Найеты, и это, без всяких сомнений, описание заболевания.

– Ну и что нам теперь делать? Ваши предложения, мистер Спок?

– Если, как говорит доктор Вилсон, Цепкий Коготь распознает эту болезнь только при столкновении с конкретным случаем заболевания АДФ, мы должны найти возможность предоставить ей такой случай. Несомненно, капитан, что наше основное направление деятельности должно не только заставить сиваоанцев признать существование своих родичей, но и, как архаично выражается доктор Мак-кой, сделать телефонный звонок к ним домой.

Кирк выглядел мрачно.

– Это будет не так просто. Должен быть другой путь.

– Есть еще одна возможность, – вставила Вил сон, – хотя я признаю, что она полностью зависит от удачи. Видите ли, капитан, существует естественный отбор среди вирусов и среди их жертв. Болезнь значительно сильнее, пока она не адаптируется к своему хозяину, и наоборот. Возможно, Цепкий Коготь видит случаи этого заболевания каждый день, но так как симптомы резко отличаются, совершенно не понимает, что это болезнь, о которой говорю я.

– Не понимаю, – признался Кирк. – Вы думаете, что Цепкий Коготь, возможно, имеет дело с мягкими формами АДФ и, соответственно, более слабыми симптомами?

– Вы все поняли правильно. Но дело в том, что симптомы могут быть не только более слабыми, они могут быть вообще другими. Возможно, что йауанскую форму заболевания не видели в этом мире две тысячи лет или более того!

– Так что мы должны отвезти одного из их докторов на Йауо, – подвел итог Кирк. – Великий боже! И как я должен по вашему сделать это?

Этот вопрос был адресован к Вселенной в целом, но Эван Вилсон тут же отреагировала на него озорной улыбкой.

– Я могу сама обдумать план похищения. Почему бы нам, например, не предложить Цепкому Когтю и ее детям экскурсию по «Энтерпрайзу»? Я уверена, мистеру Скотту понравится мысль продемонстрировать ей возможности корабля при движении в искривлением пространстве.

– Доктор Вилсон, – заметил Спок, – в таком случае Командование Звездного Флота будет расценивать ваши действия как экстремистские, если не безоговорочно преступные.

Эван Вилсон оскорбилась.

– Мистер Спок, вы что, действительно верите, что я могу похитить детей? Я в шоке, сэр. Я убедительно советую вам приглядывать за своим хвостом.

Неосознанно, Спок последовал за ее взглядом и уткнулся в то место, за которым ему пришлось бы приглядывать, имей он хвост на самом деле. Кирк засмеялся, больше от облегчения, чем от шутки.

– Ну что ж, – сказал он, – есть у кого-нибудь еще предложения? – он глянул на Вилсон. – За исключением, конечно, попытки найти местного доктора без тесных семейных связей?

– Давайте сначала поедим, а потом еще раз все обсудим, – предложила Эван Вилсон, но ее глаза были задумчивыми, что удивило Кирка.

«Боже мой, – подумал он, – она может воспринять это всерьез! И что всего хуже, я даже дам ей корабль, чтобы проделать это!»

Обед был праздничным: дети перебегали от одного костра для приготовления пищи к другому в напрасной попытке успеть попробовать все, шутки и байки рассказывались повсюду, время от времени происходили схватки между детьми под одобрительные крики взрослых. Это продолжалось несколько часов. Кирк нашел время проинформировать Чехова о встрече Вилсон с Цепким Когтем и убедить его, что это не должно стать поводом для отчаяния. Ухура уже знала об этом и понимала всю подноготную, благодаря тактичному разъяснению Вилсон.

Чехов познакомил Вилсон с детьми Цепкого Когтя и дал соответствующие рекомендации по правильному воспитанию. Эван тут же прикрикнула и шлепнула одного, когда тот попытался вонзить когти в ее больную спину, и с этого момента малыши стали относится к ней с повышенной осторожностью. Вилсон перекинула свой шлейф через плечо, покрывая вторым слоем грудь, и привязала свободный конец на уровне талии. Получившееся в результате этого покрытие придало ее плечам и спине приличную защиту, и скоро она оказалась так же увешана детьми, как и сам Чехов. Один полз, цепляясь за материал штанов, по бедру, а другой раскачивался на складке защитного покрытия из шлейфа.

Стремительный Свет был приглашен для пения. Универсальный переводчик не смог поспеть за ритмом куплетов, но мелодия настолько захватывала, что даже Кирк не смог удержаться от подвывания хору, самозабвенно распевавшему под ритмичное подергивание хвостов. Герой баллады был известен Богоподобная в-Энниен.

Затем Стремительный Свет повернулся к Ухуре и попросил спеть ее. Она застенчиво исполнила легкую мелодию в стиле Суахили. Сиваоанцы попросили еще, но Стремительный Свет напомнил о том, что Ухура провела весь день, исполняя песни для детей, и, говоря по справедливости, ей нужно дать отдохнуть. Это привело к потоку извинений и признанию Ухуры, что она действительно немного утомлена. Она будет петь завтра, если они пожелают.

Но на этот счет, собственно, сомнений и не возникало.

Стремительный Свет спел еще с десяток песен. К тому времени, когда Стремительный Свет закончил вторую песнь о Богоподобной в-Энниен, Ногохват уснул в шлейфе Вилсон Говорунья, сидевшая, как шляпа, у доктора на голове, спросила Кирка:

– А Облакоподобная когда-нибудь приходила в ваш лагерь?

Кирк не смог вспомнить ничего, кроме цитаты из Харкота Фентона Мадда, которая не совсем подходила к этому случаю.

– О, да, – улыбаясь, ответила Вилсон.

– Очень много раз, Говорунья, – согласился Спок. – И под разными именами и прозвищами: Рэйвен, Койот, дядюшка Сандэй.

Заметив удивленный взгляд Кирка, Спок объяснил:

– Трюкач – распространенная фигура в фольклоре, капитан, бог или демон, который может изменить свою форму по желанию.

– Вор и клоун, – добавила Вилсон.

– И это тоже, – подтвердил Спок. – Каждая культура содержит разные имена для него или нее – И обращаясь к Говорунье, вулканец добавил – В моем мире Облакоподобная называла себя Ткей.

– Ты мне расскажешь, как это случилось, мистер Спок? – попросила Говорунья.

– Завтра, – твердым голосом перебила Цепкий Коготь. Она начала процесс изъятия двух малышей с головы и из одежды Вилсон.

Хвост Яркого Пятна обвился вокруг запястья Кирка.

– Пожалуйста, пойдем, – прошептала она – У меня идея – Капитан последовал за ней прочь от толпы и музыки и вошел в сравнительную тишину палатки Левого Уха.

Яркое Пятно объяснила:

– Я рассказала Левому Уху, как случилось, что я узнала о вашей памяти и о том, что вы можете хранить ее в ящике. Это и есть та машина, Левое Ухо. – Яркое Пятно подняла трикодер Кирка и поспешно добавила:

– Она не может рассказать ни тебе, ни мне, но, может быть, она может рассказать вашей машине памяти?

Левое Ухо произнесла.

– Я, может быть… смогу. Я не знаю, Яркое Пятно.

– Я не прошу на древнем языке, – заверила ее Яркое Пятно. – Просто попробуй. Ей можно попробовать, капитан? Ты не покажешь ей, как это работает?

– С удовольствием, – сказал Кирк, он снял с плеча ремешок и передал прибор Левому Уху, которая нерешительно взяла его. – Все в порядке, успокоил он ее, – я тоже не прошу, чтобы ты рассказывала на древнем языке.

Но попробовать стоит.

Он показал сиваоанке, как пользоваться записью и затем воспроизводить записанное, и проследил, как она попробовала. Левое Ухо поразилась, услышав свой голос.

– Это не я, – воскликнула она.

Яркое Пятно дернула ушами назад и сказала:

– Нет же! Это на тебя похоже, Левое Ухо А вот мой голос машина записывает неправильно.

Кирк растолковал им, почему так происходит, и хорошее техническое объяснение отвлекло Левое Ухо от первоначальной цели демонстрации. Должно быть, объяснение удовлетворило сиваоанку, интеллектуально, если не эмоционально, и она попробовала прибор еще раз, изменяя свой голос до разных уровней. Наконец она сказала:

– Я одолжу ваш ящик для запоминании, если позволите, капитан Кирк, и верну его вам завтра.

– Да, Левое Ухо. И спасибо.

Шерсть сиваоанки ощетинилась.

– Уходите сейчас, – сказала она, – я должна подумать.

Яркое Пятно выбежала из палатки. Джеймс Кирк ускорил шаг, чтобы догнать ее.

– Спасибо, Яркое Пятно. Это была хорошая идея.

– Только бы она сработала, – сказала Яркое Пятно. Ее голос сейчас больше походил на ворчание. – Я уже достаточно взрослая, но я не понимаю, что здесь происходит.

– Если это как-то утешит тебя, Яркое Пятно, то и я, взрослый, не всегда понимаю, почему мои люди в некоторых случаях поступают так, а не иначе. Единственное решение вопроса – продолжать изучать друг друга.

– И, наверное, задавать вопросы, даже если они детские? – кончик ее хвоста коротко мотнулся в сторону.

Кирк улыбнулся.

– Иногда, даже если тебя ударят за это.

– Откуда тебе известно, что ты взрослый? – вдруг спросила она.

Кирк снова улыбнулся.

– Федерация не ставит детей командовать звездным кораблем, – сказал он. – По крайней мере, мне об этом неизвестно.

– А, – кивнула она и снова спросила:

– А какую тропу ты прошел?

Кирку вдруг стало ясно, что под словом «идти», Яркое Пятно имела в виду какой-то ритуал или посвящение.

– Это не наш обычай, если я правильно понял то, что ты сказала.

Понятие «взрослый» в Федерации варьируется от мира к миру и от культуры к культуре… Но по всем нашим стандартам, я законный взрослый.

После этого ему еще пришлось объяснять сиваоанке, что означает термин «законный взрослый», и так они разговаривали до тех пор, пока не присоединились к толпе, окружавшей Стремительный Свет. Предмет разговора, как понял Кирк, захватил Яркое Пятно полностью, и даже когда она наконец устроилась, чтобы слушать пение, то все еще время от времени бросала на него задумчивый взгляд. Но сиваоанка больше не коснулась этой темы.

* * *

Пение продолжалось до наступления темноты. В гаснущей солнечном свете, с последними спокойными песнями, сиваоанцы начали расходиться по своим палаткам. Ухура заметила Несчастье, забиравшуюся на одно из деревьев в глубине леса. Хотя Несчастье свободно пользовалась палаткой Цепкого Когтя в дневное время, но спала она обычно на дереве, как подросток.

Другие тоже потянулись к деревьям, включая Эван и Яркое Пятно. Несколько взрослых остановились, чтобы обсудить особенности техники лазания по деревьям доктора Вилсон.

Когда Ухура отложила в сторону свой джойеуз, капитан Кирк задержался, чтобы напомнить ей, что остальная команда будет ночевать в новой палатке.

– Поспите, лейтенант, – добавил он. – Завтра нам понадобится вся наша сообразительность.

Капитан сказал это таким тоном, словно ожидал, что завтра должно случиться какое-то непредвиденное событие, но Ухура знала, что он просто пытается поднять ей настроение.

Когда Кирк ушел, Стремительный Свет сказал:

– Я не могу хорошо распознавать значения запахов ваших людей, лейтенант Ухура, но исходя из того, что рассказала Несчастье, мне кажется, ты расстроена. Я должен был разрешить тебе петь? Я просто думал, что ты заслужила отдых.

– Спасибо, Стремительный Свет, но речь не об этом, хотя я всегда себя чувствую лучше, когда пою. – Она не хотела затрагивать эту тему, поэтому замолчала.

– Тогда пойдем, – сказал Стремительный Свет, поднимаясь и беря ее руку своим хвостом, – ты можешь петь со мной так же спокойно, как, если бы ты пела для самой себя, чтобы поднять настроение. Есть много песен, которые нам нельзя петь при других, возможно, я отыщу одну, чтобы доставить тебе радость.

Когда они уже шли к палатке, сиваоанец сказал:

– От твоего капитана исходит запах предчувствия. Неужели вы с ним так отличаетесь друг от друга, что его предчувствие тебя расстраивает? Я спрашиваю потому, что не знаю, насколько ваши люди различны, но мне бы не хотелось никого оскорбить.

– Предчувствие? – переспросила Ухура. – Ты прав, Стремительный Свет.

Я думаю, капитан только пытался поддержать мое моральное состояние, у него это неплохо получается. В других обстоятельствах я бы ему поверила.

– Ты можешь верить ему, если наблюдения Яркого Пятна точны. А это обычно так и есть. Он надеется на что-то хорошее… и скоро.

– Я тоже надеюсь на что-то хорошее.

Стремительный Свет жестом пригласил ее в палатку и дотронулся до маленького круглого предмета, вплетенного в материю. Из него полился ясный спокойный свет, настолько яркий, что при нем можно было читать. Сиваоанец сказал:

– Ну вот, кое-что хорошее уже наступило.

Ухура покачала головой. Она села на ворох материи, поджала колени и уставилась на блики огня.

– Ты не веришь мне, – продолжил Стремительный Свет, – но вот увидишь: когда два барда встречаются в одном лагере, мир может измениться. Ты пошла дальше чем барды, которых я когда-либо встречал. Вдвоем мы изменим много миров.

Она грустно улыбнулась ему.

– Я бы хотела верить в это, Стремительный Свет, но мне даже не разрешено говорить о переменах, на которые я надеюсь.

– Тогда пой, – сказал он тихо. – Нет ограничений на песню.

– Это правда?! – Внезапно у нее вспыхнула новая надежда.

– Конечно. Даже с твоей плохой памятью ты должна помнить тот день, когда ты впервые пришла в лагерь. Как только ты запела, мы все узнали, что ты бард. Ветреный Путь также принял тебя за кормящую мать, но позже ты объяснила, что это не так… – Она кивнула, и он продолжил:

– Ты говорила о вещах, о которых не часто говорят, но Ветреный Путь не ударил тебя.

– Я думала, это потому, что мы были вам незнакомы, и он не посмел.

Стремительный Свет согнул свой хвост в петлю.

– Ветреный Путь смеет много чего. Нет, лейтенант Ухура, дело не в этом. Даже Ветреный Путь не посмеет ударить барда или кормящую мать. И еще у нас есть поговорка; «Без детей и песен нет будущего». Ты можешь петь все, что хочешь, и единственное наказание, которое может тебя ожидать, это просьба покинуть лагерь.

Ухура сказала:

– Но это то же наказание, что и за разговор. Стремительный Свет сел рядом с ней, обернул хвост вокруг ног Ухуры, и снова взял в руки свой струнный инструмент.

– Я не попрошу тебя оставить лагерь, лейтенант Ухура. По крайней мере из-за пения.

«Как Несчастье, – подумала Ухура, – они все пытаются найти способ помочь нам! Это неимоверно трудно, но они все же пытаются.»