Текст книги "Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права"

Но период оздоровления оказался трагически коротким. В 1601 г. был большой неурожай. Излишки предыдущих лет стали предметом спекуляций, и цены выросли до запредельных высот. В стране свирепствовали голод и эпидемии, и, когда в течение следующих двух лет снова случился неурожай, ситуация стала критической. Банды крестьян бродили по сельской местности, а в документах того времени отражено, что люди ели траву, кору деревьев и даже друг друга. В 1604 г. на российскую землю вторгся Лжедмитрий I, и к обрушившимся на страну бедствиям добавилась война. В очередной раз люди покинули свои дома, и экономическая жизнь пришла в полный упадок. На этот раз обезлюдение и опустошение коснулись более широкой территории, чем в 1560-х и 1570-х годах, поскольку войско и бандиты вышли за пределы центра и северо-запада в колониальные районы. Не пощадили они и Крайний Север, полчища захватчиков и разбойников жгли и грабили страну до самых берегов Белого моря.

С избранием в 1613 г. на престол Михаила Романова политические неурядицы Смутного времени стали ослабевать. Но экономическая разруха продолжалась. Согласно государственным писцовым книгам, составленным между 1619 и 1630 гг., депопуляция во многих районах была больше, чем во время кризиса предыдущего века. И хотя многие земли действительно оказались заброшены, число пустующих земельных участков, внесенных в эти списки, было умышленно завышено составлявшими их писцами. Налоги сильно повысились, и оценщики хорошо понимали, что если они отразят истинное количество земли, обрабатываемой крестьянами, то те будут полностью разорены налогами, которые им придется платить. Поэтому они прикинули, с какой части своей земли отдельный крестьянин может заплатить подати, записали эту землю как заселенную и податную, а остальную часть обрабатываемой им земли записали как пустующую.

В 1620-х гг. тяжелые времена, казалось, закончились, и началось крайне постепенное и далеко не полное восстановление. Последующие исследования выявляют повторное заселение центра с расчисткой и восстановлением пустошей, образованием новых поселений и неуклонным ростом общей площади пахотных земель. Население в центральной части увеличилось примерно с 600 000–700 000 в 1620-х гг. до более чем 2 млн к последним десятилетиям века. Этот рост был связан с естественным приростом, а также с возвращением беглецов в свои старые жилища. Помещики сдавали в аренду непаханые земли в своих владениях, а монастыри раздавали часть своих земель в качестве поместий слугам, которые расчищали и заселяли землю и возвращали ее в производство. Крупные землевладельцы переселяли крестьян из своих более густонаселенных деревень на принадлежавшие им пустующие земли. Правительство предлагало освобождение от государственных повинностей тем, кто брал на себя проблемы расселения людей на заброшенных земельных участках или расчищал новые. Оно также занялось продажей земли. Указ от 7 февраля 1628 г. предписывал боярам, казенным чиновникам, служилым и неслужилым людям и могущественным купцам покупать у государства пустующую землю, чтобы обратить ее из пустынной в обрабатываемую, по три четверти за рубль. Это новое законодательство применялось сначала только в центральных районах. В 1648 г. оно было расширено и на остальную часть царства. В то же самое время пустующая земля, принадлежавшая двору, предлагалась к продаже по две четверти за рубль. Полных записей об использовании этого закона не сохранилось, но в течение года после его обнародования в 1628 г. по его положениям было куплено не менее 75 пустующих земельных участков в Московском уезде. Отдельные участки были, по-видимому, невелики, от 100 до 150 десятин каждый.

Официальное спонсирование колонизации новых территорий прекратилось во время анархии Смуты. Когда порядок был восстановлен, правительство с новым энтузиазмом принялось способствовать заселению этих районов. Оно возобновило практику, применявшуюся в XVI в., по строительству линии укрепленных постов вдоль российских границ, с гарнизонами из служилых людей, которые жили за счет поместий, предоставленных им в окрестностях, и способствовало заселению значительных частей новых областей за граничной чертой путем предоставления земли мелким служилым людям, крупным помещикам и монастырям.

Помещики в колониальных районах заселяли свои земли, переводя крестьян и холопов из деревень, которыми они владели в других местах, используя местное население, уводя крестьян у других помещиков и принимая осужденных преступников и военнопленных, вывезенных правительством на граничную черту. Но их главным источником поселенцев служили беглецы из старых частей государства. Несмотря на жесткие ограничения свободы выхода крестьян с конца XVI в., на протяжении всего XVII в. (и фактически до 1861 г.) в колониальные районы шел непрерывный поток беглецов. В годы неурожаев, чумы или экономических и политических потрясений число мигрантов резко возрастало. Временами имели место массовые бегства из отдельных центральных районов, далеко не такие масштабные, как в конце XVI и начале XVII в., по-прежнему в поразительных масштабах.

Не все беглецы были готовы снова стать помещичьими крестьянами на своем новом месте жительства. Многие из тех, кто бежал в бассейн Волги, зарабатывали себе на жизнь ловлей рыбы и судоходством, которые развились в тех краях, а некоторые присоединились к разбойничьим бандам, наводнившим этот регион. Другие двинулись на юг, в бассейн реки Дон, где можно было захватить много свободной земли. Многие из тех, кто бежал в степь, присоединились к кочующим казакам, но в течение XVII в. правительству удалось подчинить своему контролю многие из этих банд, склонив их к военной службе и оседлости в качестве земледельцев.

Значительное количество людей также мигрировало в Сибирь. Хотя на эту колонизацию выделялись казенные средства, большинство поселенцев прибыли сюда самостоятельно. Правительство предоставляло пришельцам землю с освобождением от налогов до тех пор, пока это считалось необходимым. Некоторое время переселенцы также получали субсидии деньгами и зерном, но эта практика была вскоре прекращена. Главной обязанностью, возложенной на колонистов, являлась обработка земель, записанных за правительством, на которых выращивались продукты питания для солдат и чиновников, находившихся в Сибири. Часто такая трудовая повинность заменялась на оплату зерном. Частное помещичье землевладение в Сибири не было введено, за исключением некоторых монастырей. Таким образом, поселенцы не стали крепостными, кроме тех, кто жил на монастырской земле. В конце XVII в. эти монастырские крестьяне составляли примерно 14 процентов русского крестьянского населения Сибири. Остальные относились к черносошной категории, а позже – к государственным крестьянам.

На протяжении всего XVII в. в экономике государства постоянно возникали новые проблемы. Некоторые из этих бедствий были следствием частых, дорогостоящих и редко успешных войн, в которые ввязывалась Россия. В стране почти непрерывно вспыхивали бунты, вызванные недовольством крестьянства и завершившиеся грандиозным восстанием под предводительством Стеньки Разина (1670–1671). Раскол старообрядцев вызвал массовое религиозное недовольство и беспорядки. В 1655 г. страну охватила чума, и, по словам доктора Сэмюэля Коллинза, англичанина, служившего врачом царя Алексея Михайловича с 1659 по 1667 г., от эпидемии умерло 700–800 тысяч человек. Правительство, постоянно нуждавшееся в деньгах, после очередного увеличения налогов обратилось к обесцениванию валюты. В 1656 г. оно начало чеканить медные деньги того же веса и названия, что и серебряные монеты. Новые деньги использовались для выплаты по правительственным обязательствам, но все платежи должны были производиться серебром. Цены резко выросли. Например, на вологодском рынке в период 1646–1656 гг. цена ржи колебалась от 12 до 15 алтынов за четверть (1 алтын равнялся шести деньгам). После выпуска медных монет цена начала расти, так что к декабрю 1658 г. она составляла 26 алтын 4 деньги, в 1662 г. она достигла 8 рублей 13 алтын 2 деньги, а в январе 1663 г. рожь продавалась по 24 рубля за четверть. Волнения прокатились по всей стране, и в 1662 г. в Москве вспыхнуло крупное восстание, известное как Медный бунт. В следующем году правительство решило вернуться к серебру и согласилось выкупить медные монеты, но по курсу намного ниже того, по которому были выпущены деньги, так что государство получило огромную прибыль.

Восстановление русского хозяйства, начавшееся в 1620-х гг., как бы медленно и неполно оно ни было, контрастировало с общей тенденцией в ряде других европейских земель в эти же годы. В западных странах продолжительная эпоха упадка, которая началась, по-видимому, в 1620-х годах, достигла своей наиболее острой фазы между 1640 и 1670 гг. и продолжалась до конца столетия. Численность населения во многих местах сократилась или осталась на неизменном уровне или лишь незначительно увеличилась, малые и средние города часто сокращались, а активность в важных отраслях международной торговли упала. Англия, Объединенные Провинции и Швеция были другими заметными исключениями из того, что, по-видимому, являлось общей моделью регресса. Но между экономическим прогрессом этих стран и России существовала важная качественная разница. Их успехи стали продолжением прежнего экономического роста, в то время как Россия лишь частично наверстывала упущенное в конце XVI и начале XVII в.

На протяжении чередующихся эпох экономического роста и спада в XVI и XVII вв. сельское хозяйство продолжало оставаться основным занятием значительной части населения. Охота, рыбная ловля, производство соли и другие виды деятельности также являлись важными сельскими занятиями, как это и было издавна, особенно в неплодородных регионах севера и новых колониальных районах. До XVII в. центр оставался главным земледельческим районом. Несмотря на скудную почву и суровый климат, на большей части северо-запада и севера вплоть до берегов Северной Двины было распространено земледелие. В XVII в., по мере заселения степи к югу от Оки, центр земледельческого производства стал перемещаться из окско-волжского треугольника, где почва была средней и низкой плодородности, в эти черноземные земли, которым суждено было стать главной житницей России.

Главными злаковыми культурами были рожь и овес. Также выращивалось много льна и конопли, а в некоторых районах важной культурой был хмель. Широко выращивались фрукты и овощи – в городах почти у каждого дома имелся свой огород, на котором росли самые популярные овощи – капуста, огурцы, лук и чеснок. Животноводство давало пищу и тягловую силу для внутреннего потребления, а также обеспечивало некоторые из наиболее важных статей экспорта России, такие как жир, мясо, шкуры и щетина. Но в целом сельскохозяйственная экономика, видимо, почти везде была подчинена обработке почвы.

По-прежнему часто использовалась вырубка лесов и пожог полевой травы, особенно в приграничных районах. Но в более густонаселенных и давно заселенных районах почти повсеместно применялась трехпольная система, хотя регулярная ротация полей, по-видимому, не всегда соблюдалась. Этот способ обработки настолько укоренился к концу XV в., что размеры крестьянских наделов описывались в поземельных книгах формулой «п обрабатывает х четвертей земли на одном поле и столько же на двух других». Затем, во второй половине XVI в., в связи с экономическим кризисом и уменьшением населения и связанной с этим нехваткой рабочей силы, на большей части центра и северо-запада от этого способа отказались в пользу более экстенсивной системы. Эти методы продолжали преобладать вплоть до XVII в. По мере того как страна медленно восстанавливалась после долгих десятилетий упадка, все чаще и чаще использовалась трехпольная система, что само по себе является признаком возрождения. К середине века так стали обрабатывать половину или более всех пахотных земель в центре, а трехпольная система продолжала использоваться и во второй половине века. Кое-где паровое поле засеивали горохом. Хотя в колониальных регионах и применялась трехпольная система, в XVII в. там господствовали экстенсивные методы обработки почвы.

Озимые зерновые на полях центральных регионов сеяли в августе и сентябре, а собирали в конце июля и августе. Яровые зерновые культуры, посаженные в мае, собирали с конца августа. Обычной практикой, по-видимому, было сеять около двух четвертей ржи, или ячменя, или пшеницы, четыре четверти овса на десятину. Уборка навоза считалась обычным явлением, источники XV в. часто упоминают о ней.

Основным орудием для обработки почвы продолжала оставаться соха. В качестве тягловой силы применялись и быки, и лошади, но во второй половине XVI в. использование волов стало сокращаться, а в XVII в., по крайней мере в центральной части, в соху почти исключительно впрягались лошади. Писцовые книги этого региона отражают эту перемену, когда описывают части собственности такими фразами, как место, «где прежде паслись волы».

Чужеземные гости, побывавшие в России в XVI и XVII вв., иногда упоминали о необыкновенно плодородной почве. Однако данные из современных источников не подтверждают их утверждения. Они показывают, что по большей части урожай ржи и овса, двух основных сельскохозяйственных культур, составлял два или три к одному, иногда четыре к одному, и редко – пять или более.

Глава 11
Землевладельцы в эпоху революции

Начиная с киевского периода между российским политическим и экономическим развитием и изменениями в аграрном институте существовала тесная связь. Но ни в один из периодов российской истории до 1917 г. эта связь не была столь тесной и прямой, как в XVI и XVII вв. Благодаря импульсу в экономическом и политическом развитии, описанному в предыдущих трех главах, в статусе сословия землевладельцев произошла великая революция, затронувшая их способы земельного владения и отношение между ними и крестьянами, которые жили на их земле. Изменения, коснувшиеся земельных отношений, в свою очередь, придали форму и направление условиям политической и экономической жизни.

Начнем с того, что революция произошла в самом праве собственности. До XVI в. люди всех слоев общества могли владеть, покупать, продавать или обменивать недвижимое имущество. Затем в XVI в., особенно в его второй половине, установился принцип «Нет земли без служб», согласно которому, кроме церковников, владеть земельной собственностью могли только лица, способные нести государственную службу. На самом деле это ограничение строго не соблюдалось. Например, указ от 7 февраля 1622 г. позволял «неслужилым людям и влиятельным купцам» выкупать у государства пустующие земли. Указ, изданный позже в том же веке, подтвердил права гостей (богатых купцов, чей статус был схожим со статусом служилой знати) на владение землей. Но, видно, немногие из них воспользовались этой привилегией. Крестьяне и холопы продолжали покупать землю, но делали это на имя своих господ, и в любом случае число таких сделок было, скорее всего, невелико. Особой группе крестьян, ямщикам, которые ведали почтовыми доставками, дозволялось владеть землей на свое имя, но такие владения все вместе составляли лишь несколько тысяч десятин.

Таким образом, для любых практических целей личное владение земельной собственностью стало монополией единственного сословия русского общества – служилых людей царя. Ни в одной другой европейской стране суверен не мог бы поставить все светские земельные владения в зависимость от служения ему. В средневековой Восточной и Центральной Европе вассалитет носил всеобщий характер, но были и частные лица, которые владели недвижимостью, не будучи подчиненными воинской повинности по призыву вышестоящего суверена. В государствах, возникших в конце Средневековья, со всякой связью между землевладением и служебной повинностью было покончено, и землевладение получило всеобщее признание как право частного лица (хотя часто представители определенных классов все еще не допускались к владению землей). Уникальное развитие земельных отношений в России являлось как особенностью, так и успешным результатом политики царей, направленной на установление самодержавной власти. Таким образом, это можно частично объяснить

политикой правителей XV в., кульминацией которой послужили реформы Ивана IV. Но не только этим. Государям удалось добиться успеха в усилении своей власти по той причине, что фундамент для этого был заложен еще в эпоху независимых княжеств. Как уже отмечалось выше, на протяжении этих столетий князья воспринимали все свои княжества как родовое наследство, то есть вотчину. Несмотря на то что частные лица имели все права собственности на землю, которой они владели, сохранялось представление о суверене как о фактическом владельце всех земель. В период татаро-монгольского ига князья были лишены возможности эффективно осуществлять свои притязания на высшее право собственности, так что частные лица занимали, покупали и продавали землю без оглядки на эти притязания, а знать сохраняла свои владения, даже когда ее представители переходили на службу от одного князя к другому. Но по мере того, как власть московских правителей усиливалась, они стали все больше ограничивать права собственников, пока наконец в царствование Ивана IV не был установлен принцип, согласно которому все землевладельцы должны были нести государственную службу как условие сохранения за собой земли.

В XVI и XVII вв., как и в предыдущую эпоху, существовало две формы светского сеньориального землевладения: аллодиальная собственность и поместье. До XVI в. не существовало единого слова для обозначения аллодиальных земель, принадлежавших собственнику не царской крови. Его собственность описывалась как хутор, деревня, поляна, лес, луг и т. д. Слово «вотчина» использовалось только для обозначения унаследованной им земли, а слово «купля» обозначало собственность, которую он купил. Но в начале XVII в. слово «вотчина» стало употребляться для названия родового имущества, принадлежавшего светским и духовным магнатам (самое раннее известное его употребление в этом значении началось с грамоты 1516 г.). В последующее десятилетие, когда число поместий резко возросло, необходимость различать аллодиум и поместье привела к более широкому использованию слова «вотчина», так что ко второй половине века оно стало юридическим термином для обозначения частной собственности. А сами крупные землевладельцы стали называться вотчинниками.

Введение Иваном IV требования обязательной службы в 1556 г. вроде как не было направлено на изменение характера владения аллодиумом. Право вотчинника владеть своей собственностью по-прежнему оставалось независимым от его службы. Он служил государю, потому что все представители его сословия были обязаны нести службу, а не потому, что он владел землей. Тем не менее реформы царя стали важным шагом в ограничении свободы вотчинника, который держал свою землю на условиях службы. Теперь право владеть землей неизбежно отождествлялось с обязанностью нести службу, и если землевладелец не служил, то его земля подлежала конфискации.

Другим революционным изменением стало уменьшение в XVI в. значимости аллодиальной собственности как формы сеньорального землевладения. Вплоть до конца XV в. это был наиболее распространенный способ владения землей представителями высших сословий. Затем, начиная с царствования Ивана III, вотчина начинает уступать поместью, которое до сих пор являлось относительно исключительной формой владения. Объяснение этого изменения заключалось в государственной политике московских царей. Иван и его преемники были полны решимости наращивать военные силы, необходимые им для победы над братьями-князьями, для подавления олигархических амбиций собственных бояр, для предотвращения чужеземных вторжений и для расширения собственного княжества. Они нуждались в войске, которое как можно сильнее зависело бы от них и на чью лояльность, следовательно, они могли положиться. Но им не хватало денег, чтобы купить служилых людей и их верность. Так что для этой цели они решили воспользоваться землей. Завоеванные и конфискованные аллодиальные владения, начиная с царствования Ивана III и заканчивая опричниной Ивана IV, обеспечили московских правителей необходимыми ресурсами и привели к уменьшению числа вотчинных владений, поскольку они раздавали захваченные земли как поместья, а не как вотчины. Они рассчитывали, что помещик, державший дарованную ему царем землю на условии службы и зависевший в дальнейшем от его милости, будет более преданным, чем вотчинник. Государь по-прежнему мог пожаловать вотчину, но эти пожалования никак не могли компенсировать уменьшение в XVI в. количества земли, находящейся в собственности этого вида землевладения.

Объяснение уменьшению числа вотчин в XVI в. заключается в том, что вотчинники имели обыкновение дарить свои земли монастырям (обычай, который значительно усилился в неспокойной второй половине века, когда они искали защиты от войн и насилий того времени); они продавали свои земли обычно тем же монастырям, дабы выручить деньги, необходимые им для покрытия роста стоимости жизни; они также лишались своей вотчины, поскольку теряли права ее выкупа. Так что к концу XVI в. едва ли не единственная часть государства, где мирские вотчины все еще можно было найти в некотором количестве, находилась в его центре, где они явно были в меньшинстве. В других регионах о них мало что знали.

Представляется также вероятным, что в течение столетия уменьшился и средний размер владений оставшихся вотчинников. Крупнейшие комплексы принадлежали князьям и знатным боярам, против которых и была главным образом направлена антиаристократическая политика царя и которые потеряли всю или большую часть своих владений. Кроме того, обычай делить имущество между наследниками неизбежно приводил к уменьшению размеров индивидуальных владений в каждом последующем поколении. Эффект от подобной практики всего за несколько лет наглядно отражают писцовые книги Твери. В 1540 г. 318 вотчин числились принадлежащими в общей сложности 659 собственникам. Всего через восемь лет число владельцев этих же вотчин увеличилось до 771 человека. Средняя доля, принадлежащая каждому индивидууму, естественно, уменьшалась с увеличением числа собственников. В одном округе она упала с 970 четвертей на одного вотчинника в 1540 г. и до 176 в 1548 г. В конце концов, дарение, продажа частей собственности или их потеря также должны были привести к уменьшению размера индивидуальных владений. История двух знатных родов, Монастыревых (потомков смоленских княжат) и Головкиных, хорошо иллюстрирует упадок благосостояния вотчинников в XVII в.

Основателем семейного состояния был Александр Монастырев, который в XIV в. владел огромными вотчинами в тогда еще независимом Белозерском княжестве. Перед смертью он поделил свои земли между тремя сыновьями. Его сыновья и их прямые потомки служили белозерскому князю, а один из них находился на службе у московского князя Дмитрия Донского. Тем временем род продолжал разрастаться. В третьем поколении после Александра в нем было 28 наследников мужского пола, а к пятому и шестому поколению, в XV и XVI вв., наследников насчитывалось уже не менее пятидесяти мужчин и пятидесяти женщин. Огромные владения Александра были раздроблены при семейных разделах и не могли вследствие этого не измельчать. Большинство из представителей рода продолжали служить белозерскому князю и занимали высокие посты, так что Монастыревы, несомненно, получали новые земли и другие милости, обеспечивавшие их процветание. Во всяком случае, на протяжении XV в. семье удавалось сохранить свою вотчину. Затем, в 1583 г., Белозерское княжество было захвачено Иваном III и присоединено к Московскому. Монастыревы, как и вся знать подчиненных московским правителем княжеств, была вынуждена приспособиться к изменившимся условиям и сохранить свой высокий статус. Перед ними не только открывалась, но и становилась неизбежной широкая арена общерусских интересов и службы великому князю, со всеми выгодами и невыгодами в политическом и экономическом отношениях по сравнению с тем временем, когда они жили интересами Белозерского удела. В отличие от многих других бояр, они добились успеха по службе и некоторые из них стали важными фигурами в Московии.

Но служба государю обходилась довольно дорого, а уменьшенные владения каждого из рода Монастыревых не приносило им достаточного дохода. Им требовалось больше земли, и Иван III пожаловал некоторых из них большими поместьями из тех земель, что были конфискованы им у Новгорода. Так что им пришлось покинуть «семейное гнездо» в Белозерске и найти себе приличное место в иерархически сложной и многочисленной толпе старых великокняжеских слуг. Распоряжаться своей наследственной землей они начали в конце XV в. Они дарили и продавали значительную ее часть монастырям, в частности Кирилло-Белозерскому монастырю. Затем, с течением времени, у них стали возникать политические разногласия с царем. В 1542 г. Елизар Монастырский, который был одним из самых влиятельных царских слуг своего времени, совершил политическую ошибку и был отправлен в отставку. Несмотря на это, его сын Иван Елизарович сумел выделиться в окружении Ивана IV и достиг такого высокого положения, что его дочь вышла замуж за князя. В период опричнины Иван Елизарович вышел в отставку, получил разрешение постричься в Кириллове монастыре, отдал монастырю свою родовую вотчину на Белоозере и умер незадолго до новгородской катастрофы в 1570 г., в который, погибли его сородичи – Циплятевы, Мусоргские и Монастыревы. В этом же году, в связи с походом на Новгород, Иван Грозный присоединил к опричнине часть Белозерска, в котором находились оставшиеся земли Монастыревых. Те члены семьи, которые все еще владели вотчиной, потеряли их без всякой компенсации. Таким образом, некогда богатые и могущественные Монастыревы, ставшие жертвами амбиций и политики московских князей, превратились в безземельных.

Род Головкиных, который, вероятно, происходил из Новгорода, владел в XV в. не менее чем 10 000 четвертями пахотной земли у реки Мологи в Бежецкой пятине Тверского уезда. В начале века эта земля была поделена между двумя братьями. После их смерти вотчину снова поделили между их наследниками – у одного брата было четверо сыновей, а у второго – один. Доли представителей этого третьего поколения и их наследников в следующем были еще достаточно велики, чтобы обеспечивать своих владельцев. Но разрастание рода в следующем столетии и продолжавшаяся практика дележей между наследниками и, как следствие, уменьшение размера индивидуальных долей подготовили почву для окончательной потери всей собственности. К тому же, вероятно, из-за своего богатства ни один из Головкиных XV в. не счел нужным поступить на службу к московским князьям. Таким образом, их потомки не могли ни претендовать на фамильное положение на царской службе, ни ссылаться на какой-либо вклад предков в достижениях Московского государства. Так что ни один Головкин XVI в. не мог поправить свое родовое состояние за счет больших пожалований земли от престола, а когда служба сделалась обязательной для всех землевладельцев, их зачислили в низшие чины. Между тем недостаток дохода от их индивидуальных вотчин усугублялся растущим спросом на деньги и ростом цен в первой половине XVI в. Чтобы свести концы с концами, некоторые из них были вынуждены продать все или часть своей небольшой вотчины. Готового покупателя они нашли в лице Троице-Сергиевой лавры, давно владевшей землей, которая прилегала к родовым владениям Головкиных. Во второй четверти века монастырь получил от их земель девять отчуждений, из которых семь перешли по продаже и два по вкладу. В следующую четверть века компания Ивана IV, направленная против вотчинников, и экономический кризис этого периода вынудили Головкиных распродать остатки своих владений. Все это досталось Троице-Сергиевой лавры, а несколько членов семьи поступили в монастырь либо монахами, либо служителями. К 1580 г. некогда огромный комплекс Головкиных был полностью поглощен монастырем, за исключением тех небольших участков, которые перешли по женской линии к другим семьям.

В те же десятилетия, когда вотчина стала ослабевать, произошло возвышение поместья как доминирующей формы светского сеньориального владения. Князья наделяли подданных землей при условии несения службы по крайней мере с начала XIV в. Земля, которую они использовали для этих целей, поступала из их личных владений, а услуги, в которых они нуждались, носили личный характер при дворе дарителя или в управлении его имуществом или его предприятиями. Затем, в последней половине XV в., представление о поместье как способе, которым князь платил за личные услуги, коренным образом трансформировалось. Это изменение произошло в результате того, что Иван III расселил 2000 московских служилых людей в качестве помещиков на вотчинах, конфискованных в Новгородской земле, дабы они действовали как оккупационная сила и удерживали эту область для Москвы. Успех подобного эксперимента сделал его образцом земельной политики царей XVI в. Теперь помещик служил государству, и то владение, которое ему передавалось, происходило из казенных земель, а не из личных владений царя.

Право владеть поместьем имел каждый, кто мог нести государственную службу. Некоторые из новых помещиков были раньше вотчинниками в присоединенных к Москве княжествах и городах-республиках, поглощенных Москвой. Нередко у них отбирали земли и переселяли в качестве помещиков в другие районы страны, а в некоторых случаях позволяли оставить свои владения, но переводили их из вотчины в поместья. Некоторые помещики были из князей, лишившихся своих вотчин, или же потомками таких князей. Третьи были выходцами из некогда богатых семьей, чьи земли были раздроблены между многочисленными наследниками, или растрачены из-за неумелого управления, или потеряны в ходе политических и экономических неурядиц. Воины, отличившиеся на поле брани, награждались благодарным государем поместьями. Должностные лица, занимавшиеся домашним хозяйством и делами царского двора, как холопы, так и свободные, обычно получавшие дарения, то есть владения, поглотились новым помещичьим сословием. Первоначально они были освобождены от воинской повинности, которую стали требовать от них со второй половины XV в. Ядро нового помещичьего сословия, однако, с момента его первоначального учреждения Иваном III составляли младшие слуги царя, дети боярские, выходцы из областей, издавна входивших в вотчину московских государей.