Текст книги "Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права"

Успех Московского княжества лучше всего объясняется сочетанием выгодного географического положения Москвы и крупного везения. Столица княжества находилась на пересечении важных сухопутных путей, а Москва-река, на берегах которой возвышался город, соединяла две главные речные системы европейской части Руси. Но основную роль в становлении Москвы сыграла удача. Первое и, возможно, самое важное везение заключалось в том, что практически все из двенадцати правителей рода Даниила, занимавших московский престол, обладали куда более неординарными врожденными способностями и хитростью, чем это обычно бывает среди князей. В целом они не отличались особыми военными талантами, но оказались дальновидными политиками в отношениях с собратьями-князьями и, главное, в своем умении пользоваться благосклонностью монгольских ханов до тех пор, пока это шло на пользу государству. Однако к людям они были безжалостны. Только последний из их династии, Федор Иоаннович (1584–1598), отличался болезненностью, слабостью и умственной неполноценностью, но ко времени его правления уже была проделана огромная работа.

Еще одной удачей можно считать то, что с момента основания династии до ее угасания 335 лет спустя каждый из князей, за исключением одного, правил достаточно продолжительное время. Семеро из них носили корону более четверти века, а пятеро из этих семи правили 36, 37, 42, 43 и 51 год соответственно. Такие длительные сроки означали, что внутренняя нестабильность и политические бедствия, которые так часто сопровождали смену правителей в других местах, в Москве случались значительно реже. И хотя московские князья следовали тогдашней традиции раздела своих владений между оставшимися в живых сыновьями, удача снова улыбнулась, ибо до конца XIV в. их потомство оставалось немногочисленным. К XV в. семья умножилась и возникла опасность сепаратистских тенденций, которые могли подорвать растущее могущество династии. Но начиная с наследников Дмитрия Донского (1350–1389) старший сын всегда наследовал наибольшую часть княжества и благодаря своему большему богатству и могуществу мог устанавливать контроль над другими членами семьи. Успеху Московского дома во многом способствовало и решение митрополита Русской церкви, принятое им в первой половине XIV в., сделать Москву своей официальной резиденцией, тем самым значительно повысить престиж этого города.

Избавление от монгольского владычества послужило существенным элементом возвышения Московской династии. Это освобождение на самом деле было связано скорее с внутренним крахом Золотой Орды, чем с военной доблестью русских. В течение XV в. Орда становилась все слабее, и ее контроль над северо-востоком постепенно сходил на нет. Иван III (1462–1505) совершил окончательный прорыв, отказавшись признать сюзеренитет хана, платить дань или совершить традиционный визит к монгольскому двору, дабы отдать ему дань уважения. Затем был убит последний хан Золотой Орды, его сыновья погибли в битвах с крымскими татарами, и Золотая Орда распалась. Ненавистное татаро-монгольское иго наконец ушло из Русской земли. Но монгольская угроза осталась, ибо вдоль русских границ бродили другие вражеские полчища. На всем протяжении XVI в. совершались крупные набеги татар, а сама Москва пала перед крымскими татарами в 1571 г. Спустя два года кочевники снова двинулись на Москву, но на этот раз они были остановлены, не дойдя до столицы. Это стало их последним массовым нашествием, но борьбе России с набегами татарских разбойников суждено было продолжаться следующие три столетия.

Из-за того что монголы за века своего господства не занимали лесистую равнину северо-востока и благодаря значительной автономии, которую они предоставили русским князьям, а также по той причине, что московские летописцы XV и XVI вв. постарались возвысить значение русских князей и, как предполагается, внесли изменения в письменные источники, чрезвычайно трудно установить, в какой степени русская жизнь и русские институты подверглись влиянию степных кочевников. Мнения ученых охватывают весь спектр, начиная с тех, кто утверждает, что последствия монгольского ига оказались незначительными, до мнения, что русские люди превратились практически в азиатов. Однако не приходится сомневаться, что влияние татар оказалась недостаточно сильным, чтобы нарушить преемственность в развитии аграрных институтов, о которых идет речь в этой книге. Однако не стоит отрицать, что монгольское иго вполне могло повлиять на определенные аспекты этой эволюции. Например, русские князья, возможно, решили, что будет легче собирать дань, требуемую от них татарами, если они ограничат свободу передвижения своих людей, живших в их владениях. Но как будет видно из последующих глав, другие мотивы, по-видимому, оказывали гораздо большее влияние на убеждение правителей в необходимости такого ограничения. Поборы татар если и имели влияние, то они носили вторичный и внешний характер.

Глава 5
Землевладельцы монгольского периода

Бояре Киевской Руси не были организованы в некий особый орден или привилегированную касту, а также не были наделены особыми индивидуальными или общими привилегиями. Перед законом у них имелось не больше прав, чем у любого другого свободного человека. И боярство не являлось закрытой группой. Представителем этой группы мог стать любой, отличившийся на княжеской или городской государевой службе или сколотивший большое состояние, независимо от своего социального происхождения, хотя сыну боярина, несомненно, легче было достичь боярского чина, чем выскочке-простолюдину. Тем не менее, несмотря на отсутствие каких-либо правовых положений, гарантирующих им более высокий статус, киевские бояре из-за своего политического, военного и экономического значения занимали высокое положение в общественном устройстве.

Социальное превосходство боярства сохранилось и после распада Киевской федерации и перемещения государства на северо-восток. Но характер княжеской дружины, в которой бояре служили в киевский период, претерпел серьезные изменения. Уже ко второй половине XII в. старшие бояре начинают выходить из княжеской дружины. Теперь ее ядро составляли младшие дружины, которые стали называться в совокупности княжеским двором. Со временем бояре и двор превратились в отдельные группы. Бояре продолжали служить князю в мирное и военное время, но опорой правителей теперь становятся их придворные, пользующиеся большим доверием князя. Они были двух типов: те, которые, как и бояре, могли покинуть двор по своему желанию и которые назывались «слугами вольными»; и те, которые звались «слуги под дворским» и были прикреплены к службе в течение определенного срока. Существовала также особая категория вольных слуг, известная как дети боярские – происходившие из обедневшей линии боярских фамилий. Среди «слуг под дворским» были как и свободные люди, так и холопы. Свободные люди при поступлении на дворовую службу могли указать срок, который они хотели отслужить, и не могли уйти до истечения этого срока. Слуги-холопы, разумеется, оставались при дворе до тех пор, пока их владелец, князь, считал это необходимым.

Именитые бояре продолжали иметь своих дружинников, а крупные церковные вельможи также содержали отряды служилых людей. Они использовали их в своих целях, но, когда князь требовал от них военной службы, они или их воеводы должны были повести своих сподвижников в бой на стороне князя. Великий князь Московский Василий I в договоре с митрополитом, заключенном около 1400 г., образно выразил этот долг, объявив: «А будет война, когда я, сам великий князь, сяду на своего коня со своею братию, то и бояр и челядь митрополичьи послать мне на помощь», поясняя, что им должно сражаться «под знаменем великого князя», но под «воеводою митрополичьи».

Тем временем в самом княжеском сословии происходила трансформация. Уже в XIII в. люди княжеской крови стали настолько многочисленны, что вотчины, а следовательно, общественная и экономическая их значимость, кроме немногих, сократились до пропорций, сравнявшихся с владениями знатных бояр. В XIV и XV вв. появились князья, владевшие только одной деревней, а были и такие, которые и вовсе не имели земли. Эти обедневшие княжеские родичи вместе с другими князьями, у которых еще имелась земля, но которые нуждались в пропитании, поступали по уговору на службу к более могущественным князьям, особенно к великим князьям Московским. В результате возник новый аристократический класс, известный как «князья служилые» или подручники. Князья иностранного происхождения также поступали на службу к московским правителям и становились членами этой группы. Благородная кровь не давала этим людям автоматически более высокого ранга на службе у князя, но обеспечивала социальное превосходство над слугами менее знатного происхождения.

Князья служилые продолжали получать землю от своих правителей, но в XIV и большей части XV в. главное вознаграждение они стали получать через назначение их наместниками или волостелями областей или городов. На назначенца возлагалось гражданское и судебное управление территорией, к которой он был приписан, а также ответственность за управление любым княжеским имуществом, оказавшимся в волости. Взамен он получал определенные денежные выплаты, такие как судебные издержки, а иногда ему предоставляли монополию на продажу спиртных напитков. Однако самым важным источником его дохода была продукция, которую платили подчиненные ему люди. Этот платеж должны были производить все в волости или городе, включая владельцев собственности из высшего сословия, хотя членам этой группы иногда предоставлялось право вместо исполнения обязательства заплатить деньгами, если они того пожелают. Продукция становилась собственностью служилого князя, который мог продать ее или использовать сам. Он также имел право заменить исполнение обязательства частично или полностью деньгами.

Такое назначение называлось «кормлением», а назначенец, занимавший эту должность, – «кормленщиком». Вряд ли это можно назвать новшеством, поскольку, если верить «Повести временных лет», Рюрик, полулегендарный прародитель Киевской династии, жаловал города в кормления своим сподвижникам. Однако в послекиевскую эпоху кормление стали назначать служилым людям, вне зависимости от того, были они княжеской крови или нет. Размер выделенного кормления зависел от степени важности служилого человека. Самые выдающиеся люди ставились во главе крупных центров или богатых волостей, в то время как меньшие люди назначались на места, где доходы были скромнее. Количество служилых людей, которым выделялось кормление, было увеличено за счет кормления, предоставляемого индивидууму только на короткий срок в несколько лет, за время которого он должен был создать себе запас на следующие несколько лет, когда он не находился на управленческом посту. Когда его сбережения заканчивались, ему давали очередное кормление.

Представляется весьма вероятным, что использование кормления в эпоху монгольского владычества во многом было связано с неблагоприятными экономическими условиями того периода. Доход от земли, по всей видимости, был низким из-за множества заброшенных поместий и сокращения рынков сбыта сельскохозяйственной продукции. Таким образом, пожалование земли не обеспечивало ее получателю достаточно средств для удовлетворения его потребностей. Также, по-видимому, князь не мог платить своим слугам деньгами. Спад экономической активности отмечался падением хождения денег и их количества, так что у князя не было монет для выплаты денежного жалованья. Таким образом, единственным способом, с помощью которого он мог увеличить доходы своих слуг, было организовать для них получение платы натурой от людей в волостях, которыми они управляли от его имени.

Однако собственность на землю, несмотря на низкую денежную прибыль, которую она, вероятно, приносила, приобретала все большее значение в социальной и экономической жизни именно из-за экономического регресса. Сокращение масштабов рыночного обмена вынуждало отдельного потребителя становиться все более самодостаточным. Он был вынужден заниматься первичным производством или зависеть от дохода с ренты в виде оплаты товарами, чтобы удовлетворить свои потребности.

В монгольскую эпоху и до XVI в. не существовало ограничений в праве собственности на землю. Представители любого класса в обществе владели недвижимостью в полном аллодиальном отношении. Крестьяне, ремесленники, священники и их потомки, купцы и даже холопы – все фигурируют в источниках как землевладельцы, наряду с крупными духовными и светскими боярами и помещиками. Холопы, которые владели землей, должны были получить разрешение своих хозяев, дабы стать собственниками, но, как только разрешение было получено, они могли покупать, продавать и обменивать недвижимость, как свободные люди, и даже дарить землю монастырям. Если их владелец давал им свободу, они сохраняли за собой землю, которую приобрели, будучи холопами. Другим холопам после освобождения хозяин иногда предоставлял полное право собственности на участок земли, дабы обеспечить их средствами к существованию.

Несмотря на преобладание частных землевладельцев, правитель каждого княжества считал всю землю в своем княжестве собственностью, поскольку она была частью его вотчины. Он рассматривал свое княжество как свою вотчину, наследие, которое он как государь получил от своих предков. Фискальный доход, который он извлекал из земли и людей своего княжества, назывался также его вотчиной, ибо и он считался частью его вотчины. Ему приходилось признать существование частной собственности в своем владении, ибо в эпоху татаро-монгольского ига ни один князь не был достаточно силен, чтобы осуществить свои притязания на верховное владение всей землей в княжестве. Однако он никогда не отказывался от этого притязания и в грамотах и договорах отражал эти частные владения как находящиеся «в моей вотчине». Когда, наконец, на Руси установилась сильная централизованная власть, это притязание должно было иметь важные последствия.

Кроме того, считая себя собственником всей земли в своем княжестве как суверен, князь как частное лицо был землевладельцем. Собственность, которой он владел лично, описывалась в летописях как его деревни, его хутора или его приобретения. Главные представители самых значимых правящих домов были крупнейшими частными землевладельцами своего времени. Очевидно, их фискальные доходы как суверенов были недостаточно велики, чтобы удовлетворить их потребности, поскольку они, по-видимому, сильно зависели от дохода со своих личных земельных владений. Они постоянно стремились увеличить свои владения за счет покупки, брака, завоевания, конфискации или колонизации. По мере того как росла власть княжеской династии, росло и личное владение ее членов. Великий князь Московский по прозвищу Иван Калита (Иван I) в завещании, сделанном в 1328 г. перед отъездом на поклон к хану, отдал распоряжение относительно 54 объектов недвижимости, которыми он владел. Спустя столетие его праправнук Василий II в своем завещании перечислил более 125 принадлежавших ему имений, и кроме них оставались еще другие, которых он не назвал. Владимир Андреевич, князь Серпуховский (1358–1410), внук Ивана Калиты, оставил после себя 38 отдельных владений; Юрий Васильевич, князь Дмитровский (1441–1473), сын Василия II, оставил 31; и князь Иван Борисович Волоцкий (1483–1504), и после внука Василия II осталось более 50.

Церковные учреждения, и особенно некоторые монастыри, также владели огромными комплексами. В Новгородской республике в конце XV в., например, почти 25 процентов земли принадлежало духовенству. Большая часть имущества монахов поступила в виде пожертвований от князей и бояр. Часто эти люди преподносили свои дарения в старости и даже на смертном одре, чтобы стяжать вечную память для души посредством молитвы благодарных монахов. Кроме того, церковнослужители покупали имущество, а иногда и приобретали его, обращая взыскание на ипотечные ссуды, которые они предоставили мирянам-собственникам. Попадая во владение религиозных учреждений, земля становилась неотчуждаемой, ибо церковное владение признавалось бессрочным. В результате наблюдался неуклонный рост общего размера и числа церковных владений.

Примечательно, что в немалой степени церковь обязана своим мирским успехом религиозной политике монголов. Одной из немногих положительных характеристик монголов можно назвать их религиозную терпимость. Фактически ханы предоставили русскому духовенству особый привилегированный статус, освободив его, его крестьян и всех нецерковных лиц, связанных с церковью, от всех повинностей и дани. Монгольским чиновникам было приказано держаться подальше от церковной земли, и они строго наказывались, если плохо обращались с церковными лицами, присваивали или портили церковное имущество. Такие привилегии давали церковным владыкам преимущество перед другими землевладельцами по части привлечения мужчин на службу и убеждении крестьян арендовать у них землю. Религиозные учреждения также были наиболее привилегированными получателями иммунных грамот, пожалованных им русскими князьями, поэтому они могли предложить дополнительное преимущество в виде освобождения от многих обязательств в отношении князя.

В киевскую эпоху большинство монастырей было основано в небольших городах или неподалеку от них. Эта практика продолжалась и в последующую эпоху, но в приграничных районах их создавалось гораздо больше. Одной из причин этого послужило то, что там было легче найти землю. Князья с радостью отдавали ее монахам, а если земля уже принадлежала кому-то, то владелец был готов продать ее по низкой цене. Вторым и, несомненно, более основным объяснением этого монашеского пионерства послужил всплеск религиозности, имевший место на Руси в XIV и XV вв. Плачевное состояние современного мира, казалось, заставило многих прийти к выводу о тщетности и бесполезности своего бытия, поэтому они отвернулись от мира и предпочитали проводить жизнь в труде и молитве в монастырях вдали от цивилизации. В то время существовали тесные связи между русским монашеством и монахами Святой Горы Афон, в Греции. Аскетизм и вероучение, проповедуемые Афоном, вызывали подражание со стороны русских.

Монахи с благочестием и трудолюбием, характерным для их призвания, брались возделывать большие участки земли. Однако их старания иногда оказывались чрезмерными, поскольку зачастую новые монастыри возникали в местах, уже заселенных, хотя и не слишком плотно, крестьянами-колонистами. Иногда монахи пытались захватить землю у этих поселенцев. Естественно, что крестьяне оказывали сопротивление, либо легально обращаясь за помощью к княжескому двору, либо путем насилия. Бывали случаи, когда поселенцы поджигали монастыри и забивали скот, а в некоторых местах им даже удавалось прогнать прочь монахов. Жизнеописания святых Русской церкви, основавших важнейшие монастыри, свидетельствуют о «преследовании» этих благочестивых мужей взбунтовавшимися крестьянами. Вскоре некоторые церковные общины забыли о своей первоначальной затворнической цели, накопили большое богатство и зажили в большом комфорте и даже в роскоши.

Среди мирских магнатов также имелись крупные землевладельцы. Неполный перечень имущества, конфискованного у Федора Андреевича Свибло, некогда бывшего одним из главных бояр Дмитрия Донского (1359–1389), выявил, что ему принадлежало не менее пятнадцати владений, разбросанных по обширной территории. В своем завещании, составленном в 1499 г., Иван Юрьевич Патрикеев, сын бывшего великого князя Литовского, правнук князя Московского Василия Дмитриевича (Василия I) и один из самых именитых сподвижников Василия III, всего перечислил пятнадцать владений в четырнадцати областях, размером от небольших до крупных объектов недвижимости. Ранее упоминались обширные владения олигархов Новгородской республики на момент ее присоединения Иваном III. Сохранившиеся новгородские писцовые книги XVI в. показывают, что до конфискации Иваном III всего 27 человек владели более чем одной третью всей земли, принадлежавшей 1632 упомянутым мирянам-собственникам.

Однако значительная часть личных владений принадлежала мелким землевладельцам. Так, две трети из 1063 Новгородских землевладельцев-мирян из 1632 перечисленных владели вместе всего лишь около 10 процентами всей земли, принадлежавшей собственникам-мирянам. Эти мелкие земельные собственники были известны в Новгороде как земцы или своеземцы. Некоторые из них владели не более чем 100 десятинами (270 акрами) земли, но у большинства насчитывалось и того меньше. В княжествах самые мелкие собственники не отмечались особыми названиями. Они были настолько незначительны, что им не предоставляли привилегий, которыми обычно пользовались частные землевладельцы. Их поместья зачастую были не больше крестьянских, и их отличие от крестьян состояло лишь в том, что они были собственниками земли, а не ее арендаторами.

Отношение крупных землевладельцев к своим владениям резко отличалось от того, что было в киевскую эпоху. Как мы могли видеть, магнаты того периода организовали свои владения в латифундии, и рыночное производство, по-видимому, составляло важную часть их экономической деятельности. Теперь же большинство крупных землевладельцев, не считая новгородских, практически не было заинтересовано в производстве продукции на продажу. Вместо этого они, как правило, были оторваны от рынка и стремились к как можно большей самообеспеченности. Скудный объем торговли, в которой они принимали участие, заключался в первую очередь в приобретении товаров, не имевшихся на их земле, таких как соль или изделия из металла. Они покупали эти товары на доходы, полученные от продажи воска, меха, меда и других продуктов леса или путем прямого обмена. Все другая продукция, которая потреблялась в крестьянской избе, во дворах магнатов, монастырей или княжеских дворах, выращивались или изготавливались там же. Более того, лишь небольшая часть товаров, потребляемых землевладельцами, производилась путем их собственной земледельческой деятельности. В большинстве поместий имелись лишь небольшие барские запашки, а во многих их не было вовсе. Собственники отдавали свою землю крестьянам или холопам в обмен на рентную плату, преимущественно натурой, которую они использовали для удовлетворения потребностей своего хозяйства.

Отсутствие интереса со стороны собственников к непосредственному производству и их предпочтение роли рантье вполне объяснимо ввиду упадка рынков и сокращения населения. Даже если землевладелец хотел производить продукцию в больших количествах в своем хозяйстве, ему было очень трудно найти необходимую рабочую силу, если только ему не посчастливилось иметь большое количество холопов. Ибо, если ему удавалось привлечь крестьян на свою землю, они предпочитали статус арендаторов-крестьян статусу наемного работника, а также ренту натурой отработочной ренте. Поскольку крестьяне-арендаторы пользовались большим спросом, землевладельцы вынуждены были предоставлять им все, что они хотели. Нередко владения крупных землевладельцев были разбиты на относительно небольшие участки из-за лесов и болот. Такие земли было проще сдавать в аренду, чем пытаться управлять ими как единым целым.

Как и следовало ожидать, из этой общей картины имелись и исключения. Одним из таких исключений можно считать Медно, поместье среднего размера в 435 десятин. Оно находилось на главном пути из Новгорода в Тверь, на берегу реки Тверцы, притоке Волги, главного водного пути того времени. Такое выгодное расположение делало рынки легкодоступными, предоставляя владельцу Медно возможность выращивать сельскохозяйственную продукцию для продажи. Боярин Михаил Фоминский приобрел это имение около 1400 г. у новгородца. Спустя 35 лет его сын пожаловал имение Троице-Сергиевой лавре. В акте дарения указывается 42 лошади, 65 голов рогатого скота, 130 овец и коз и почти 2900 коробей (34 800 бушелей) зерна в амбарах, кроме того, что осталось на полях. Очевидно, что в Медно велось интенсивное сеньоральное производство. Большая часть необходимой рабочей силы обеспечивалась за счет полевых холопов (страдников), поскольку было установлено, что ими использовалось 25 лошадей Фоминского. В акте также записано, что крестьяне остались должны хозяину 54 рубля, так что вполне вероятно, что эти должники были дополнительными работниками, отрабатывавшими свои ссуды. Вполне возможно, что использовались также наемные работники, набранные из семей крестьян-арендаторов.

Однако обыкновенный собственник, если он вообще был заинтересован в прямом производстве, сосредотачивался на эксплуатации природных ресурсов своего владения, таких как соль, меха, воск и рыба. Такая продукция считалась не только полезной, но и пользовалась спросом, была достаточно дорогой по сравнению с ее объемом и могла быть доставлена на большие расстояния по существующим тогда плохим коммуникациям без потерь своей стоимости. Землевладельцы старались найти места, где эти ресурсы еще не использовались или находились в изобилии. Особенно высоко ценились соляные пласты. В Новгородской земле имелись богатые соляные залежи, но в княжеской Руси они были малочисленны и малопродуктивны. Таким образом, соль считалась одним из самых востребованных товаров того периода. Меха, особенно бобровые, также ценились очень высоко.

В договорах купли-продажи, дарения или обмена земли иногда использовались обычные средства определения границ владения путем ссылки на топографические характеристики. Но из-за того, что земли было в избытке, а население было крайне малочисленно, не было ничего необычного в том, что в документах указывалось, что границы должны проходить «дотуда, куда дошел топор, плуг или коса». Начиная примерно с XV в. это неопределенное указание стало употребляться значительно реже – видимо, из-за растущего спроса на землю и увеличения населения.

Организация землевладельческого хозяйства различалась по сложности в зависимости от количества земельной собственности, которой владел собственник. Самые мелкие собственники сами управляли своими владениями. Средние поручали общий надзор над своей землей управляющим (тиунам), которые часто были холопами. Магнаты нуждались в особой помощи для управления отдельными поместьями, которыми они владели, и поэтому они предоставляли своим помощникам большое количество и разнообразие товаров и услуг, необходимых для поддержания их домашних хозяйств.

Слуги магната, свободные и несвободные, каждый со штатом подчиненных, ведали разными отраслями хозяйства, и им часто предоставлялась широкая автономия. В качестве рабочей силы в основном использовались холопы, которые пополнялись крестьянами-должниками, отрабатывающими свои займы, и наемными рабочими. Приблизительное понятие о маноральном устройстве крупного землевладельческого хозяйства в конце XV в. дает нам завещание Ивана Юрьевича Патрикеева. Он упоминает в нем более 100 своих холопов по именам, а для некоторых из них указывает род их занятий. Среди тех, кого он перечислил, имелось 7 управляющих отдельными деревнями и прилегающими к ним землями, 2 оружейника, 3 портных, 2 плотника, 2 лучника, 1 писарь, 6 садовников, 2 егеря, 4 повара, 2 пекаря, 3 кочегара, 2 лучника, 1 рыбак, 4 мельника, 3 сокольника, 1 птицевод, 1 огородник и 1 мастер-серебряник. Широкий спектр занятий, охватываемый этим неполным списком, дает представление о масштабах деятельности Патрикеева и степени самообеспеченности, которой он пытался достичь.

Хотя князь претендовал на владение всей землей в своем княжестве, это мало что значило, если речь шла о правах собственности частного землевладельца. Он не был обязан ни нести службу, ни сохранять преданность князю, в чьем государстве находилась его собственность. Как и в киевскую эпоху, человек, состоявший на службе у князя, мог уйти, когда хотел, и, даже поступив на службу к другому князю, сохранял за собой землю, подаренную ему бывшим князем. Такая примечательная независимость продолжалась почти до конца XVI в., когда московские правители установили свою власть над Русской землей и остался только один князь, которому можно было служить. Однако уже во второй половине XIV в. великий князь Московский посягнул на право свободного выхода бояр и служилых князей. В царствование Василия I (1389–1425) был установлен принцип, согласно которому государь мог конфисковать имущество покинувшего его боярина, если он решал, что тот совершил измену. Во время междоусобной войны в Московской Руси (1425–1453) Василий II (Василий Темный) предъявил такие обвинения боярам, перешедшим со службы ему к неприятелю. Он конфисковал землю у некоторых из них, а некоторым оставил их имущество при условии, что они откажутся от своего права добровольно покинуть службу.

Собственник мог распоряжаться по своему усмотрению землей, которую он приобрел путем покупки, обмена или дарения. Но прежде, чем он мог передать право собственности на наследованное имущество чужому человеку, он должен был получить согласие всех членов своего рода. Такое имущество считалось частью родовой вотчины и не принадлежало исключительно унаследовавшему его лицу. Род представлял собой относительно небольшую группу людей, заявлявших о своем происхождении от общего предка, хотя в нее также входили и те, кто был связан с родом браком, а не кровью. Если тот, кто намеревался продать унаследованную землю, не получал согласия кого-либо из своих родственников, этот человек, каким бы дальним родственником он ни был, имел теоретическое право выкупить собственность по продажной цене. На практике этим правом пользовались только близкие боковые родственники – братья, дядья и племянники. Прямые потомки продавца не имели такой привилегии на том основании, что, будучи его детьми, они находились под его властью и поэтому придерживались такого же мнения, что и родитель. Поначалу право родственников на выкуп не ограничивалось сроком, но к XV в. выкуп надлежало совершить в течение 40 лет после отчуждения. (Срок на право родового выкупа сохранялся до 1830-х гг., когда был сокращен до 3 лет; таким образом, измененное право выкупа действовало до 1917 г.) Если имущество не было выкуплено представителем рода в течение этого срока, земля переставала считаться частью родовой вотчины. Собственность также могла утратить свой особый родовой характер и не подлежать выкупу, в случае если князь конфисковал ее, потому что ее владелец попал под его немилость; или если в судебном порядке земля была отобрана у владельца, поскольку он оказался банкротом или совершил преступление; или же если земля перешла по наследству по женской линии и тем самым стала собственностью другого рода.