Текст книги "Похищенные"

Глава 17

Ван

– Пойдем вместе, – предложил Гарри, когда мы вышли из «Спота».

– Там серьезно кто-то был, – настаивала я. – И я его видела. – Мне вновь казалось, что я стою перед всем миром абсолютно голая, потому что меня заставил Фрэнк.

Гарри кивнул, снял пиджак, протянул мне. Вечер был теплый, но меня всю трясло.

– И как ты думаешь, куда он пошел?

Я впилась в него взглядом, натягивая его пиджак и пытаясь понять, на моей ли он стороне. Я не понимала, так что продолжала путь. Кайл пытался вывести меня из кладовой, но я оттолкнула его и вышла сама, бросив бармену несколько двадцаток за разлитые напитки.

Гарри пошел за мной.

– Ты его знала? – Он вновь попытался наладить разговор. – Человека, которого видела?

Я покачала головой, плотнее укуталась в пиджак, пахнувший одеколоном. Чистый, сильный, мужской запах.

– Все дело в этом, да? – спросил он. Мы шли по Рэндольф-авеню в сторону Миссисипи. Это был жилой район города, и в окнах уже погас свет, но Гарри продолжал говорить тихо: – В беспомощности этих детей?

Я даже не удосужилась поднять на него взгляд.

– Ты изучил информацию обо мне.

– Конечно, – подтвердил он. – Еще до того, как мы вместе отправились в Коста-Рику.

Я почувствовала, как покидаю свое тело – обычная реакция на стресс.

– И что же ты выяснил?

К моему изумлению, он принялся мне рассказывать:

– Ты была одной из «девочек с фермы Фрэнка», как вас прозвали СМИ. Отцом большинства детей был Фрэнк, но ни один ребенок не знал, кто из женщин – его мать. Десяти из вас разрешено было какое-то время посещать государственную школу, но в основном все обучались на дому. В две тысячи седьмом году ФБР провело обыск в вашем доме и обвинило Рота в уклонении от уплаты налогов. В СМИ был ажиотаж. Женщин и детей вывели и выставили напоказ перед камерами, все выглядели испуганными. – Помолчав, он продолжал: – Фотография, на которой ты смотришь в камеру, попала на обложку журнала «Тайм» с заголовком «Коммуны на вашем заднем дворе». Ферму конфисковали в счет погашения налогов. Несколько детей были переданы в приемные семьи, в том числе одна девочка с травмой мозга вследствие жестокого обращения. Ты уже была почти совершеннолетней. На год или два ты пропала из поля зрения, и следующая информация о тебе сообщает, что ты поступила в Университет Миннесоты, чтобы изучать уголовное правосудие. Сразу после окончания учебы устроилась в полицейское управление Миннеаполиса. Кто-то считал, что все дело в квоте, но ты так быстро поднималась по служебной лестнице, что, я думаю, им пришлось заедать свои сомнения горчицей. Ты устроилась в отдел по расследованию убийств и стала напарницей детектива Барта Лайвли. У вас двоих был образцовый показатель раскрываемости. Другие в отделе тебе явно завидовали. Когда Барт умер, над тобой начали издеваться и вместе с тем распускать слухи, которые часто сопровождают успешных женщин.

Он знал обо мне очень многое. Удивительно, но я не ощутила незащищенности. Я почувствовала, что… стою того, чтобы он потратил на меня время. Я рискнула взглянуть на него, но не выдержала беспристрастной искренности в его глазах и отвернулась.

– Продолжай.

– Ты уволилась оттуда и устроилась в Бюро. Весь прошлый год по большей части выполняла офисную работу, и только сегодня тебя назначили руководить командой. Твое дело связано с беспомощными детьми, которым пришлось пережить нечто невообразимо страшное.

Во рту у меня пересохло. Мои последние два кошмара, в которых фигурировала женщина в малиновом костюме, женщина с глазами-ловушками, и чувства, которые я ощутила, увидев запуганных детей в приюте, вдруг навели меня на мысль: а что, если дело «Похищенных» выведет меня на тропу, с которой я уже не смогу сойти? Слышать, как Гарри озвучивает мои страхи, было тревожно.

– Что еще ты обо мне знаешь?

– Что ты нечистоплотна.

Он явно не хотел этого говорить. Его внезапная искренность и потрясенное выражение лица застали меня врасплох. Я громко рассмеялась:

– Ну да, наверное, с точки зрения кого-то вроде тебя.

Я остановилась и посмотрела на его лицо в лунном свете. Он стоял так близко, что я могла бы пересчитать его ресницы.

– Какие сплетни обо мне до тебя дошли? Что конкретно говорили в управлении?

Вид у него сделался совершенно шокированным.

– Я не стал их слушать.

Теперь настала моя очередь удивляться:

– Как же можно не слушать сплетни?

– Да просто говоришь людям, что тебе это неинтересно, – проговорил он так, будто ответ был очевиден, – и в конце концов они перестают пытаться.

– Одни из лучших моих идей, – фыркнув, заметила я, – появились благодаря сплетням.

– А мои – благодаря знаниям. – Он, потер затылок и посмотрел на луну. – И фактам.

Я вновь улыбнулась. Кто знает, вдруг мы станем настоящей командой? Странная парочка агентов Бюро, огонь и лед, инстинкт и методика – вдруг это сработает, вдруг мы сможем найти Похищенных, а в процессе даже подружиться?

Выяснить это мне было не суждено.

– Еще я разбираюсь с делом о Чайной убийце. – Он по-прежнему смотрел в небо. – Ну, в свободное время. Может быть, ты захочешь мне помочь?

Я ощутила, как падаю внутри собственного тела, вниз, вниз, вниз.

– Нет, я не пытаюсь заменить тебе детектива Лайвли. – Он опустив глаза, видимо, неправильно истолковав выражение моего лица. – Тебе не нужно думать обо мне как о своем новом напарнике.

– Конечно. Я помогу.

Что еще я могла сказать?

Я вернула ему пиджак, развернулась и пошла обратно к машине.

Он за мной не последовал.

прячься

сзади

прячься

она

уже

почти

не в себе

Это было справедливо. Он и сам едва не спятил, когда она заметила его в баре. Раньше они никогда не встречались, в этом он был уверен. К тому же на нем была фуражка, накладные усы и борода, так что он и сам на себя-то похож не был.

Но ее глаза едва не вылезли из орбит, когда остановились на нем.

Она рванула за ним сквозь толпу. Он инстинктивно метнулся прочь и с ужасом обнаружил, что в дальнем конце бара нет выхода. По счастью, ему удалось распахнуть единственную дверь без опознавательных знаков.

Он захлопнул ее за собой. Кинулся к полкам. Поблагодарил все святое, когда заметил открытое вентиляционное отверстие.

Двинулся вверх и вперед, как раз в тот момент, когда она включила свет.

Он боролся с желанием забраться глубже, точно так же, как когда она обнаружила его возле места преступления. Как мог постарался дышать ровнее, едва заметно двигаясь в ограниченном пространстве. Он лежал лицом вниз, в тени, когда Черный человек ворвался в складское помещение и вывел ее за плечи.

Он до сих пор не мог поверить, что вчера вечером на месте преступления был Комсток.

Это его ужасно беспокоило. Это говорило ему, что нужно оставаться в курсе происходящего. Вот почему он решил последовать домой за тем, кто руководил командой. Это мог быть либо Комсток, либо модник в шляпе прямиком из пятидесятых. Все решила одежда. Тот, на ком федора и блестящие туфли, точно босс.

Модник привел его в Бюро по уголовным делам.

Он никогда раньше не слышал об этом бюро, но, сидя возле огромного здания, нашел кое-какую информацию. Оказалось, оно представляло собой нечто среднее между копами и ФБР, и у него был отдел по нераскрытым делам.

Он последовал за правильным человеком.

О Бюро – вот о чем надо было беспокоиться, думал он, сидя в машине.

Он не оставил на месте преступления ничего, что мог бы обнаружить рядовой полицейский. Он был в этом уверен. На нем были перчатки и черные кроссовки, которые он достал из груды абсолютно одинаковой обуви в Армии спасения. Потом он выбросил их в мусорный контейнер заправочной станции в двадцати милях к востоку от Миннеаполиса, напротив того места, где он жил. Ему предстояло проехать еще двадцать миль на север, чтобы избавиться от перчаток. Даже если он что-то упустил, оставил там частицу кожи или клочок волос, его все равно не нашли бы, потому что его не было в системе.

Кто-то мог заметить его на месте происшествия за несколько дней до этого, но он сомневался. Кассир, принимавший у него деньги за кроссовки, может быть, его запомнил, но с чего бы вдруг?

Никто никогда его не запоминал.

Никто никогда этого не делал.

Так было всегда. Куда бы он ни пришел, он сливался с толпой. Он был похож на кого угодно и ни на кого. Тот самый парень, мимо которого скользили, не задерживаясь, все взгляды.

Но только не ее взгляд.

Она его увидела.

Это привело его в ужас. Его сердце увеличилось раз в десять, он будто стал Гринчем или кем-то в этом роде. Ее светлые волосы, небольшой рост. Она могла бы быть сестрой Лотти. Или других девушек, когда они были моложе.

Так что он был прав, последовав за модником в Бюро.

Он ошибся лишь насчет того, какой агент главный.

На кого ему нужно было обратить внимание.

Глава 18

Ван

Я обхватила себя руками, мягко покачивалась из стороны в сторону, зажмурив глаза, повторяла мантру снова и снова. Понемногу сердце успокаивалось, и кислая желчь отступала от горла.

Лучше забыть. Лучше забыть.

Последние двадцать четыре часа ощущались как три хука в живот. Сначала закопанная заживо женщина и давно забытое дело о Похищенных, которое вдруг решили вспомнить. Потом галлюцинация в баре. И наконец, признание Гарри в том, что он хочет продолжать расследовать преступления Чайной убийцы. Мои преступления.

После таких трех торнадо ночной кошмар был мне уж точно гарантирован.

Но я надеялась, что он будет как-то связан с делом о Похищенных, что мое подсознание подскажет мне какую-нибудь разгадку… хотя управлять своими снами я никогда не могла.

Так что мне вновь приснилась женщина в малиновом брючном костюме, но на этот раз я увидела ее лицо, а не только ужасные глаза. Подвал я тоже разглядела четче. Серое ковровое покрытие от стены до стены. Бежевый коридор с тремя дверями, из-за двух из которых доносится плач.

Воздух, пропитанный запахом мочи и страха.

Я вынуждена была, задыхаясь от беспомощной ярости, смотреть, как она открывает дверь. В поле моего зрения появилась маленькая ступня с веревкой, привязанной к лодыжке. Когда мой взгляд поднялся вверх и я увидела состояние тела ребенка, я закричала. Я всегда кричала, и это всегда было бесполезно. Моих криков не слышали.

Но на этот раз, впервые с тех пор, как я начала видеть осознанные сновидения, то есть впервые за почти двадцать лет, крик что-то изменил.

Сновидение оборвалось, и началось новое.

Поворот был таким резким, что меня даже во сне замутило. Теперь я видела только маленькую девочку, лежавшую на деревянном полу. Она была завернута в белое одеяло в желто-розовых цветочных бутонах, по ее щекам стекали слезы. Рядом с ней лежал рулон клейкой ленты.

Вдруг появились мускулистые руки с опухшими костяшками пальцев. Волосы на них в лунном свете казались серебряными. Руки оторвали половицу. Дерево жутко, хрипло взвизгнуло.

Этот звук разбудил меня, толкнул в холодные лапы панической атаки.

Лучше забыть.

Я мотнула головой, откидывая волосы с лица, пытаясь стереть из памяти образ перепуганного младенца. По крайней мере этот кошмар был не так ужасен, как тот, который он вытеснил. Но как говорил Барт, самый нестрашный кошмар – все равно что самый высокий гном.

Лучшее из плохого – все равно плохое, детка.

Мысли о Барте вернули меня в мою квартиру. В безопасность. Здесь я не видела ни перепуганных младенцев, ни чудовищ с глазами, как смоляные ямы, ни издевательств над детьми.

Я сделала еще несколько судорожных вдохов.

Кошмары, сменяющие друг друга, были для меня чем-то новым, но я была готова и к этому. Я приучала себя отходить от края пропасти медленно и осторожно, чтобы мое тщательно выстроенное здравомыслие не рухнуло, увлекая меня за собой.

Вдох через нос, выдох через рот.

Едва я начала расслабляться, на столе завизжал мобильник. Годы тренировок – вот единственное, что помогало мне не выпрыгнуть из кожи.

– Алло?

Щелк.

Дисплей сообщил мне, что это номер Лич-Лейка. В наши дни мошенники именно этим и занимались: присваивали телефонному номеру названия близлежащих городов и притворялись, что звонят вам оттуда. По-любому это он и был. Мошенник.

Но все равно.

Ладно, сказала я себе, завтра попрошу Кайла проверить.

Глава 19

Ван

После кошмара в двух актах мне каким-то чудом удалось вновь уснуть и проспать целых шесть часов подряд. В результате я проснулась с новым осознанием.

Во-первых, я признала, что никогда не буду нравиться Комстоку, что бы я ни говорила и ни делала, но это не помешает мне выяснить, что случилось с Эмбер и Лили. Во-вторых, увиденное в баре было только глюком, вызванным депривацией сна, и никакой Фрэнк, само собой, туда не заявился. И в-третьих, Гарри не выяснит ничего нового в деле Чайной убийцы – я буду слишком осторожна. Я буду ему подыгрывать, пока он не потеряет интерес.

Черт, мне стало до того хорошо, что я даже собрала еще два мешка мусора и отнесла в мусоропровод. В общем-то моя квартира от этого не сильно изменилась, но я-то знала, что это так.

Еще я решила сама зайти в «Магнолию», а то в последнее время это почти всегда делал Кайл. Взяла себе мокко, ему – его любимый латте со льдом и поехала в Бюро. Он уже ждал меня возле кабинета, одетый как молодой сыщик: темно-синие брюки, белая рубашка на пуговицах, темно-синий галстук.

– Спасибо. – Он улыбнулся, когда я протянула ему стаканчик.

– Не за что. – Я вынула ключ-карту. – А ты чего так рано?

– Ты сказала, что мы встретимся у тебя как можно раньше. Сейчас восемь утра.

Я повернула запястье, посмотрела на циферблат часов, которые никогда не снимала, разве что в ду́ше. За эти часы коллеги считали меня каким-то луддитом[3]3
  Изначально луддитами называли себя английские рабочие, которые в первой четверти XIX века выступали против промышленной революции. В современном значении слова луддит – человек, не принимающий современных технологий.


[Закрыть] или просто думали, что я выделываюсь, но у меня были на то свои причины.

Кайл был прав насчет времени.

– Давай сделаем вот что, – предложила я. – Когда закончим эту встречу, ты забронируешь для нас диспетчерскую.

Нам нужен был штаб, в котором мы могли бы как следует все обсудить, – хорошо организованное пространство, где есть доска, AV-оборудование и, возможно, даже видеомагнитофон. Не только технологии, но и сама по себе нейтральная территория работала бы нам на пользу – производительность всегда лучше всего, когда не нужно устанавливать иерархию. Мне следовало заняться этим вопросом сразу же после того, как меня назначили руководителем команды.

Моя первая ошибка в этом деле. Надеюсь, что и последняя.

– Ты сама все понимаешь, – сказал Кайл.

Я плюхнулась в кресло и подала ему знак следовать моему примеру.

– Давай обсудим план, прежде чем я примусь за дело.

Кайл сел, достал блокнот, раскрыл и положил себе на колени. Большую часть записей он делал от руки, а потом вносил в систему. Это мне в нем нравилось – было что-то особенно серьезное в том, чтобы погружаться в дебри собственных каракуль.

– Для начала, хотя диспетчерскую мы не забронировали, надо все равно хоть как-то набросать временную шкалу, – начал он. – Ты не против начать, скажем, за месяц до того, как исчезли Эмбер и Лили?

– Пойдет. – Я включила компьютер и допила кофе. – Еще немного, и мы сами пустимся в погоню за дикими гусями. Если начнем позже, можем упустить важный катализатор.

Он что-то записал в блокнот.

– Пока я строю график, проверяю финансовые и телефонные записи и подтверждаю алиби наших подозреваемых. Все, что можно сделать с телефона или компьютера, я беру на себя.

– Спасибо. – С его стороны это был настоящий подвиг. В 1980 году отчеты в лучшем случае печатались на пишущей машинке, в худшем – писались от руки. Так что в этом случае большая часть работы аналитика данных заключается в расшифровке записей и принятии решения о том, как следует обращаться с информацией. Вчера, просматривая файлы перед встречей с Чендлером, я обнаружила надписи «черное», «возвращение отца» и «кардиохирург???», втиснутые на полях описания места преступления, и это только один пример.

По своему опыту детектива по расследованию убийств я знаю, что небрежные записи не всегда вызваны халатностью. Иногда на кухне просто слишком много поваров, особенно если процесс растягивается на несколько десятков лет. Каждое новое поколение полицейских добавляет свои два цента, используя тот метод, к которому они привыкли. Даже в краткосрочных делах детективы делают записи от руки, намереваясь впоследствии оформить их как следует, а потом их внезапно вызывают расследовать новое преступление, а старое приходится забросить.

Но я не говорю, что дело не может быть просто в плохой работе полиции.

– Еще я буду расследовать все, чем занимались в то время девочки, их родители, все зарегистрированные свидетели и все потенциальные подозреваемые. – В голосе Кайла звучало нетерпение. Хороший знак.

Значит, он решил взять на себя путешествие во времени. Тогда видеомагнитофон ему точно пригодится – некоторые из записей интервью, вполне возможно, не обновлялись с восьмидесятого года.

– Как только ты с этим разберешься, мне бы хотелось, чтобы ты со мной вместе взялся за работу в полевых условиях, – сказала я.

Кайл наградил меня благодарным взглядом. Дела шли лучше, когда каждый агент занимался своим делом, но при этом общался с командой. Но некоторые руководители не хотели таким образом уступать контроль. Они предпочитали управлять другими, лезли в их дела, чтобы оставить свой след на всем. Вполне возможно, Кайл задавался вопросом, не отношусь ли я к такому типу начальников.

– Отличный вариант, – одобрил он.

– Ру Ларсен мне так и не перезвонила. – Я просматривала журнал звонков. – Попробую набрать ей еще раз. Ее следует допросить в первую очередь.

– После нее, очевидно, Кайндов и миссис Ларсен. – Кайл сверился со своими записями. – Тереза Кайнд переехала в жилой комплекс, Рита Ларсен снимает квартиру над магазином. Они обе до сих пор живут в Лич-Лейке. Я найду домашний адрес доброго доктора Чарльза Кайнда и подумаю, как связаться с Рольфом Ларсеном.

– Отлично, – похвалила его я. Не мешало бы и постучаться в двери вдоль улицы Вязов, пообщаться как с теми, кого допрашивали сорок лет назад, в том числе с Кэрол Джонсон, которая нашла Ру, так и с людьми, которые переехали сюда позже, но до них могли дойти какие-нибудь слухи. Дополнить материалы дела, допросить детектива Комстока, репортеров, освещавших ту давнюю историю, медсестер, ухаживавших за Ру в больнице. Звонить, если это возможно, и просто приходить в надежде на лучшее, если это невозможно.

– Я уже обратился в полицейский участок Лич-Лейка, – сообщил Кайл. – Они сказали, что их записи в нашем распоряжении, но они не ожидают, что у них найдется что-нибудь, чего мы не видели. Офицер, участвовавший в том расследовании, до сих пор там работает, но не ожидай, что он сообщит тебе новую информацию.

Что ж, звучало логично: местное полицейское управление и работавший с этим делом офицер уже дистанцировались от дела, дав Кайлу сдержанный отпор. Я ожидала, что именно так они себя и поведут.

– Хорошая работа, – кивнула в знак одобрения я. – Сперва я намерена пообщаться с родителями и местной полицией, а потом уже перейти к другим подозреваемым. Собрать все ингредиенты, прежде чем начать печь пирог.

Именно это имел в виду Чендлер, когда вчера прочел нам странную небольшую лекцию о том, почему дела терпят неудачу. Он называл это туннельным видением, но правильнее было бы назвать это индуктивным рассуждением, и хорошие агенты избегали такого подхода: строить дело, думая, что уже раскусили подозреваемого, и работать от обратного с целью это доказать. В тех редких случаях, когда этот метод все-таки срабатывал, дело было скорее в удаче, чем в его продуктивности. Но, как правило, обвинение предъявлялось не тому человеку – или вообще никому.

Что ж, каждый может страдать излишней самоуверенностью. Кто, услышав о преступлении в его районе или на его работе, не назначал своего кандидата на роль виновного, исходя из собственных предубеждений?

Проблема заключалась в том, что когда так себя вели полицейские, это могло стоить кому-то жизни.

Всегда лучше начинать с доказательств и строить дело на их основе. Но требовалась дисциплина, чтобы успокоить свое преждевременное желание поскорее сложить все в аккуратный контейнер.

– Еще стоит перезвонить Комстоку, – добавила я, стараясь подавить в себе беспокойство, вызванное этой мыслью. – Убедиться, что связь между расследованием убийства и нераскрытым делом остается открытой.

– Заметано. – Кайл сделал пометку в блокноте. Если он и почувствовал мое волнение, то не показал этого. Я наблюдала, как он деловито пишет, на его лице читалась сосредоточенность.

– Кайл?

– Да? – отозвался он, продолжая писать.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Он озадаченно посмотрел на меня:

– В смысле?

– Кем ты себя видишь через год – руководителем команды? Или, может, хочешь уйти из Бюро и заниматься расследованиями убийств?

Когда он был моим помощником, его амбиции не имели для меня особого значения. Но теперь как напарник он интересовал меня гораздо больше.

– Хочу сменить Чендлера, а потом возглавить все Бюро, – ответил он, не медля ни секунды.

Я фыркнула и покачала головой. Так, значит, вот его идеал – сплошные совещания и бумажная работа? Ну, по крайней мере, он не претендует на мою должность.

– Тогда давай поскорее перейдем к делу, – сказала я. – Мне нужно связаться с кем-нибудь из бухгалтерии, а после этого я хочу оказаться или в гостиной Ру Ларсен, или в лесу возле Лич-Лейка.

* * *

Эрин Мейсон оказалась довольно неприметной женщиной чуть за пятьдесят. В темно-каштановых волосах отчетливо виднелась седина, она стянула их в низкий хвост, что сочеталось с очками в проволочной оправе и отсутствием макияжа.

– Эрин Мейсон? – проговорила я, постучав в ее открытую дверь. – Я агент Ван Рид.

Она повернулась ко мне, но не удостоила меня даже улыбкой. Я решила не торопиться с выводом, что она не рада меня видеть – может быть, она просто относилась к типу людей, неулыбчивых от природы. Она покосилась на мой значок на поясе.

– Чем могу помочь?

Я протянула ей желтый стикер, который нашла в деле Похищенных, с надписью Поговорите с Эрин Мейсон/бухгалтерский учет.

– Вы не знаете, кто мог это написать?

Она сдвинула очки на нос и всмотрелась в стикер.

– Покажите поближе.

Я поднесла стикер к ее лицу. Она продолжила всматриваться, как будто задумавшись о чем-то. Ее рот чуть скривился и вдруг округлился буквой О.

– Вы занимаетесь каким-то давно закрытым делом?

Мы работали в противоположных концах здания, совершенно в разных отделах. Неудивительно, что мы увидели друг друга впервые.

– Да. Мы возобновили дело Похищенных.

На ее лице промелькнуло что-то наподобие облегчения.

– Давно пора. Бедные дети.

– Можно мне присесть?

Она взглянула на стул напротив своего стола. Я восприняла это как приглашение.

– Так кто написал записку и почему?

– Я. – Эрин положила стикер на настольный календарь и провела пальцем по верхушке, прикрепив его. – И я бы лучше спросила, когда.

– И когда же? – Я постаралась, чтобы мой голос звучал ровно.

– Тридцать три года назад.

Я удивилась, что в те годы уже существовали стикеры.

– Расскажете мне, что к чему?

– Я закончила среднюю школу в восемьдесят втором. В Лич-Лейке. – Она фыркнула и выпрямила спину. – В Сент-Клауде отучилась на бухгалтера. В восемьдесят девятом начала работать в Бюро и работаю до сих пор.

– Вы знали двух похищенных девочек?

– Я приглядывала за Эмбер.

Я ощутила внезапную легкость.

– В какие годы?

Она задумалась.

– Кажется, с семьдесят восьмого до… тех пор, пока она не пропала без вести.

– Вас тогда допросили?

– Нет. – Она положила локти на стол, кулаки прижала к щекам, и меня удивил неожиданно юношеский задор этого жеста. – Если бы допросили, я сказала бы, что Кайнды никогда не разрешали мне приходить к ним домой. Они всегда привозили Эмбер ко мне. Мои родители не возражали. Им это даже нравилось – они считали, что так я могу приглядывать и за ней, и за собственными сестрами. Но мне это казалось странным. Хотя больше я ни в одной семье не работала нянькой, так откуда мне было знать.

– Вы поэтому хотели, чтобы с вами связались, если работа над этим делом возобновится?

Она резко заморгала, будто я сказала что-то неожиданное.

– Нет. Это больше не кажется мне странным. Теперь, когда у меня уже есть свои дети, я понимаю, что родителям иногда нужно побыть дома одним. Но что меня беспокоит и теперь, так это поведение полиции Лич-Лейка.

Эрин взглянула через мое плечо, когда мимо прошли мужчина и женщина, болтая о конференции, которую они оба посетили в прошлые выходные. Я впервые была в бухгалтерии Бюро, но она ничем не отличалась от других бухгалтерий: ковровое покрытие, слабый запах подгоревшего кофе, неприметная коричневая одежда и удобная обувь.

Когда голоса утихли, она продолжала:

– Они не стали меня допрашивать.

– Вы уже об этом сказали.

– Дело не только во мне, – возразила она, как мне показалось, нетерпеливо. – Мама и папа сказали мне, что копы не допрашивали никого, кроме родителей девочек.

– И это показалось вам странным? – Это действительно было бы странно, если бы она говорила правду, но из документов я знала, что полиция допросила шестерых из семи подозреваемых, а также Кэрол Джонсон и курьера из Швана, который был поблизости, когда пропали девочки, но, по его словам, тоже ничего не видел.

– Я понимаю, о чем вы думаете, – пристально посмотрела на меня она. – Тот факт, что полицейские не посвятили местную девчонку в свои планы, не означает, что они не проводили расследование. Но они как будто старались показаться хорошими только на бумаге. Я ходила в ту же церковь, что и семья Кайндов. До того, как пропала Эмбер, они часто там появлялись, а потом вообще перестали приходить. Ни один человек в этой церкви не был допрошен, даже пастор. Моя мама работала у миссис Кайнд в агентстве по недвижимости, и ее тоже ни о чем не спрашивали. Мама Ру работала в школе, и полиция не поговорила с ее коллегами. Я все это знаю, потому что мы задавали взрослым вопросы. Полицейские как будто не хотели искать Эмбер и Лили. Мы, подростки, все так думали.

Я нахмурилась, обдумывая новую информацию. Невнимательность – не то же, что халатность. Мне требовалось больше данных, прежде чем пытаться определить, в какой части спектра располагалось поведение полиции Лич-Лейка.

– Вы впервые об этом говорите?

– В старших классах мы только это и обсуждали. Два ответственных офицера – Бауман и… кажется, Шмидт – были ненамного старше нас и сами не так давно закончили школу. Просто обожали срывать наши вечеринки. – Говоря об этом, она заметно напряглась, ее голос стал резким. Она сделала видимое усилие, чтобы успокоиться. – Я хочу сказать, что мы знали обоих офицеров, и тот факт, что они не стали глубоко копать, когда пропали Эмбер и Лили, нам очень не понравился. Мы чувствовали, что они, возможно, что-то скрывают.

Я приподняла бровь.

– Например?

Ее глаза скользнули в сторону.

– Сложно сказать. Как будто они знали, где девочки, но не хотели говорить?

Мне нужно было действовать осторожно. Эрин могла быть теоретиком заговора (порой легче поверить в какой-то грандиозный план, чем признать, что ужасные вещи часто происходят без уважительной причины), а могла и владеть действительно важной информацией.

– Наверное, это был для вас большой стресс – все понимать и не иметь возможности ничего с этим поделать.

Она кивнула.

– Это было еще до Интернета. Мы не могли просто взять и погуглить, к кому обратиться, чтобы расследовать действия местной полиции. В старших классах я из-за этого почти потеряла сон. – Судя по ее голосу, она как будто разочаровалась в себе. – Полегчало мне, только когда я переехала в Сент-Клауд и поступила в колледж.

– Новые друзья, новое окружение, – мягко промолвила я.

Казалось, она меня не слышала. Она снова коснулась стикера, обвела его края указательным пальцем.

– Десять лет я почти об этом не вспоминала. Вспомнила, когда уже год как здесь работала. У нас еще не было отдела нераскрытых дел, но были копии материалов. Я получила разрешение посмотреть на них, и меня снова заклинило. Бауман и Шмидт рассматривали только одного человека. Извращенца, жившего в Лич-Лейке, хотя у него было алиби на тот день, когда Эмбер и Лили пропали. Я не знала, что делать со своей навязчивой идеей, поэтому написала записку, а потом забыла о ней, насколько это возможно.

– Спасибо, что написали, – с признательностью произнесла я. Она подняла на меня ясный взгляд.

– Вы ничего не станете делать с этой информацией, я правильно понимаю? Вы всегда прикрываете друг друга.

– Я занимаюсь делом этих девочек, – твердо ответила я, – и поэтому очень ценю, что вы написали ту записку.

Она откинулась назад и кивнула. Как это непросто, подумала я, видеть, как совершается несправедливость, но не иметь ничего, кроме инстинктов, чтобы продолжать действовать. Я ощутила к ней симпатию.

Поднявшись, я протянула ей визитку.

– Позвоните, если вспомните что-нибудь еще.

Она кивнула и положила ее на стикер.