Текст книги "Похищенные"

Глава 20

Ван

Я думала, что за городом будет не так жарко, но земля по дороге к Лич-Лейку, где высокие здания не закрывали солнце, была просто выжжена. Город расположился в восемнадцати милях к западу от Миннеаполиса и двух милях к востоку от ближайшего озера. Вот почему в тот день девочки отправились в поход к ручью, а не к открытому пляжу.

Миннеаполис сочился кровью еще миль десять, а потом, иссякнув, обрывался. Когда я добралась до Лич-Лейка, поблизости уже не было ничего, напоминавшего о цивилизации. Ни заводов, ни магазинов складского типа. Табличка сообщила мне, что здесь проживает 4932 человека, и единственным рестораном быстрого питания, который я заметила, был «Сабвей». Щиты рекламировали небольшие местные предприятия – услуги мануального терапевта, ресторан «Золотой чайник», – а не курорты или компании сотовой связи. Когда я проезжала мимо, люди смотрели в мою сторону, щурясь на меня через лобовое стекло, и дело было не только в жаре.

В целом все увиденное убедительно доказывало мне, что сообщество было изолированным. Об опасностях таких сообществ мне известно лучше, чем другим, и это действовало мне на нервы. В деревне меньше людей, но ничуть не меньше поводов для насилия, и все они, как правило, личные.

Это добавляло мне работы.

Я проехалась до конца Лич-Лейка, чтобы лучше понять, что к чему. Он напомнил мне маленький городок в Миннесоте, недалеко от которого я выросла. Витрины магазинов, торговавших скобяными изделиями и зубными принадлежностями по пять центов. Средняя школа, давно жаждавшая ремонта, с вывеской на фасаде, гласившей: «ЛЬВИНАЯ ГОРДОСТЬ!» Новое здание на окраине города – медицинская клиника, – торчавшее, как пирамида посреди прерий. Люди, которые шли как будто против ветра, хотя день был тихий.

Каково было Ру расти здесь? Ее мать, как сказала Эрин Мейсон, работала в администрации средней школы. Тогда таких сотрудниц называли секретаршами, сейчас ее назвали бы офис-менеджером. Если Лич-Лейк был похож на большинство других маленьких городков, то родители, работающие в твоей же школе, крутости не добавляли – разве что были какими-то офигенными учителями. К тому же Ру и ее сестру явно одевали в секондах, а стригли дома – и то и другое ясно указывало на их статус.

Не нужно быть детективом, чтобы задаться вопросом, почему Эмбер Кайнд решила провести тот день с сестрами Ларсен. Такого просто не могло быть. В маленьких городках слишком жесткая кастовая система. Ру была девочкой из рабочего класса, Эмбер – королевой. Ру, наверное, чувствовала себя так, словно выиграла в лотерею, когда ее в тот день пригласили искупаться в Призрачном ручье. Как сообщали записи, это был телефонный разговор. Может быть, Ру и Эмбер сблизила какая-то внеклассная благотворительная программа? Несколько их одноклассников все еще жили в Лич-Лейке. Я надеялась с ними поговорить.

Ознакомившись с местностью, я направилась в отделение полиции. Я зашла бы туда в любом случае, даже если бы Эрин не сказала, что они плохо расследовали дело. Нужно было как-то себя проявить, чтобы они не думали, что здесь шастает незнакомый человек.

Полицейский участок представлял собой кирпичную коробку в стиле девяностых, спрятанную в тени того, что когда-то было красивой библиотекой Карнеги[4]4
  Так называются 2509 библиотек, построенных на деньги филантропа Эндрю Карнеги (1835–1919).


[Закрыть], а теперь стало кооперативными магазинами. «То и это», «Бухгалтерия Калкинса», книжная лавка «Дождливый день».

Едва я вышла из машины с кондиционером, по моей шее начал стекать пот. Волосы я собрала в тугой низкий пучок, на мне была черная футболка, заправленная в черные вельветовые штаны, и черный пиджак, который я выбрала, потому что у него были карманы. Я решила действовать напрямик.

Так я решала почти всегда.

В участке было темно, и я бы не сказала, что это минус. Деревянные панели, благодаря которым подвесной потолок не сливался с зеленым ковровым покрытием, наводили на мысль, что последние двадцать лет полицейское управление Лич-Лейка вкладывалось не в дизайн интерьеров, а в образование офицеров и оборудование. По крайней мере, я на это надеялась.

– Агент Евангелина Рид, на встречу с офицером Бауманом, – сообщила я женщине на стойке регистрации, показав значок. – Вам звонил по поводу меня агент Камински.

– Верно, – подтвердила она с сильным миннесотским акцентом, сверившись с компьютером. – Нам передали, что вы зайдете. Однако я боюсь, что Дэниела сейчас нет на месте.

Ей было за шестьдесят, ее седые волосы висели безжизненными прядями, но поскольку она была тщательно накрашена, я предположила, что она сделала завивку, однако жара внесла свои коррективы. На краю стола, лицом к ней, стояли две фотографии в рамках. Поскольку у нее на пальце сверкало крапинкой бриллианта золотое обручальное кольцо, на фото были, скорее всего, муж и дети, а может быть, и внуки. Стол был опрятным: большой календарь с пометками, сделанными синими чернилами, стакан с ручкой и карандашом, степлер, стоявший перпендикулярно компьютеру. Ничего из этого не сказало мне, что значили ее слова: отпор, как предположил бы Кайл, желание скрыть истинное положение дел, как считала Эрин Мейсон, или просто правду, и Баумана в самом деле здесь не было.

– Вы не знаете, когда он вернется? – Я постаралась как можно тщательнее скопировать миннесотский акцент. Я округлила букву «о» и столкнула «а» как можно дальше к задней части челюсти. Женщина улыбнулась и повернулась к компьютеру.

– Дайте-ка проверить. Ох, похоже, у него выходной. Он запланировал смену с восьми до четырех на следующие пять дней, начиная с завтрашнего дня.

– С возрастом приходит отличный график, – заметила я и улыбнулась в ответ. Дэниел Бауман был одним из тех двух офицеров, что расследовали дело в восьмидесятом году. Второй, Аластер Шмидт, умер еще двадцать лет назад. Когда девочки пропали, офицерам было чуть за двадцать, как и сказала Эрин Мейсон.

– Мне сказали, что если офицера Баумана не будет, я могу поговорить с Мэтью Кларком.

– О боже, – она нахмурила лоб, – он в патруле. Но я могу ему перезвонить.

Я сделала вид, что задумалась об этом. Я ни в коем случае не собиралась зависеть от места нашей первой встречи в его расписании. Мне нужно было сохранить власть:

– Это так любезно с вашей стороны, – теперь мой акцент был почти таким же сильным, как у нее, – но то, чем он сейчас занят, слишком важно. Я знаю это по своему опыту работы в патруле.

Она посмотрела на меня с заметным облегчением.

– Ой. Вы уверены? Достаточно просто радиозвонка…

Я рассмеялась и выставила ладонь вперед.

– Нет-нет, все в порядке. Мне сегодня есть чем заняться, не беспокоя офицера Кларка. Он сказал, что я могу посмотреть файлы, так что я просто быстренько с этим разберусь и не буду вас беспокоить.

Ее рот образовал круг, идеально подходивший для звука, который она тут же издала.

– Ооо… даже не знаю. Понимаете, наши файлы засекречены…

– Конечно, – кивнула я очень спокойно. – К тому же у нас в Бюро есть копии. Мне просто нужно их подтвердить. Протокол важен, особенно в таком случае. Бедные девочки.

Она отодвинулась чуть в сторону, но тут же наклонилась вперед.

– Это так ужасно, да? В тот день я тут работала. Мне позвонила Кэрол Джонсон. Вы знаете Кэрол?

– У нас с ней сегодня встреча. Во всяком случае, в моих планах.

– Мне кажется, она после этого так и не пришла в себя. Никогда больше я не видела ее веселой. Представьте себе, что вы увидели на подъездной дорожке девочку, ноги которой прилипли к раскаленному асфальту. – Она вздрогнула.

– После такого, – заметила я, – любое сообщество может расколоться.

Я закинула удочку.

– Только не наше! Не Лич-Лейк. Видели бы вы, что началось, когда мы узнали новости. В поисковую группу записались сотни человек – а это ведь было задолго до Интернета и мобильников. Мы прочесали лес в поисках бедной маленькой Эмбер и… той другой девочки.

Я не назвала ей имя Лили. Я хотела, чтобы она продолжала говорить.

– Мы их, конечно, не нашли. Ничего не нашли. Как будто их увезли на космическом корабле. – Она провела рукой по шее. – Нет, я не к тому, что я в такое верю. Просто к слову.

Я кивнула:

– Да.

– Так вот. – Она оглянулась назад. Один сотрудник в униформе что-то печатал, сидя за столом, а другой разговаривал по телефону. – Мне кажется, ничего страшного, если я покажу вам файлы, копии которых у вас уже есть.

Я сверкнула зубами.

– Это было бы замечательно. Чем скорее я поставлю галочку в этом поле, тем скорее смогу приняться за дело.

– Если вы их найдете спустя столько лет, это будет что-то! Да, кстати, меня зовут Джоди, Джоди Хатчинсон. Это фамилия по мужу. Тогда я была Джоди Хеммеш. Пойдемте, я вас провожу?

Она не умолкала всю дорогу до архивной комнаты.

Глава 21

Ван

Файлы, которые показала мне Джоди, в самом деле оказались те же, что у нас в Бюро. Новую информацию можно было получить только из разговора с Бауманом, который, как заверила меня Джоди, не работал в патруле с девяносто шестого года. Но зато она угостила меня домашним лимонным печеньем, которое принесла с собой на работу.

Следующая остановка – Кэрол Джонсон.

Я припарковала свою машину безо всяких опознавательных знаков на конечной остановке улицы Вязов, на повороте тупика. В день, когда девочки исчезли, было плюс тридцать четыре – рекордный максимум на период 23 июля 1980 года. Но теперь, сорок два года спустя, радио сообщало мне, что сейчас плюс тридцать шесть, а к двум часам будет и все плюс тридцать восемь. Земля под ногами ощущалась рыхлой. Представляю, как неприятно было девчонкам с их острыми локтями и узловатыми коленками идти так близко к тротуару, как их манили тенистый лес и блаженная прохлада ручья.

Я взяла с собой конверт с фотографиями окрестностей, сделанными в тот день, когда исчезли Лили и Эмбер. Улица, на которую я смотрела, не считая гибридного внедорожника, припаркованного перед домом, расцветок некоторых зданий и высоты деревьев, с тех пор совершенно не изменилась. Дома на этой стороне тогда считались элитными, но мне как современному человеку они казались похожими на стареющих телеевангелистов: большие, яркие и пустые. Тот, кто приобрел особняк Кайнда, перекрасил стены в маслянисто-желтый, а оконные рамы – в хвойно-зеленый. В день, когда его в последний раз покинула Эмбер Кайнд, это было величественное белое здание с черными ставнями. Кончиком большого пальца я коснулась цоколя, и оттуда вывалился большой липкий кусок. С восьмидесятого года эти дома ремонтировали – я проверяла, – но с чем-то, видимо, решили не заморачиваться.

Глядя на особняк Кайндов, я вновь задумалась над мучившим меня вопросом: почему Эмбер в тот день пригласила с собой Ру? Миссис Ларсен сказала, что навязала Ру младшую сестру, но сама Ру как оказалась в компании крутой девочки? Может быть, она просто жила ближе всех? Ответит ли Ру на этот вопрос, если я его задам? Согласно многочисленным интервью, она в конце концов вспомнила все события до того, как они вошли в лес, но примерно двадцать три минуты, проведенные там, стерлись из ее памяти начисто.

Я знала, что память может быть хрупкой, как стекло. Я знала и то, что жертв иногда вынуждали стыдиться того, что с ними сделали, и воспоминания заглушались, а не стирались. Могут ли воспоминания Ру о том дне быть просто очень надежно спрятаны?

Мои мысли прервала вспышка жалюзи, резко взлетевших вверх в окне дома неподалеку от особняка Кайндов. Дома Кэрол Джонсон. Они с мужем так и не продали Мак-Особняк, в котором жили, когда Кэрол обнаружила Ру. Я собиралась сперва осмотреть лес, но я не из тех, кто станет упускать хорошую возможность. Когда я вышла на тротуар, истекая по́том, дверь дома Джонсонов открылась. Запах лизола разлился прохладной волной кондиционера.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила меня сутулая женщина в спортивном ярко-голубом костюме, зашуршавшем, когда она шагнула в сторону, чтобы я могла подняться на крыльцо. Ее волосы были седыми и тонкими, глаза слезились.

– Миссис Кэрол Джонсон?

Она быстро моргнула.

– Да.

– Я агент Ван Рид из Бюро по уголовным делам здесь, в Миннесоте. Кажется, мой коллега, агент Камински, сказал вам, что я могу зайти?

Ее лицо вдруг просияло. Она широко распахнула дверь.

– Конечно! Заходите. Только подождите, сначала вы должны мне показать удостоверение личности, верно?

Я продемонстрировала бейджик и заодно пистолет под пиджаком, потому что Кэрол явно была из тех, кто непременно сообщит такие подробности друзьям, когда будет им рассказывать эту историю. Она нацепила на нос очки на цепочке, висевшие у нее на шее, и наклонилась вперед.

– Очень хорошо.

Я позволила себе легкую искреннюю улыбку. В Бюро работает около шестисот сотрудников, но далеко не все носят с собой бейджики, и очень немногие люди знают, что нужно просить их показать. Видимо, миссис Джонсон любила криминальные шоу – тем лучше для нее.

– Теперь можно войти? – спросила я.

– Да, конечно. Снаружи жарче, чем в аду. Хотите чего-нибудь выпить?

– Воды, если можно. – Я прошла за ней в прихожую. Запах лизола был невыносимым. – У вас уборка?

Она задумалась.

– Нет. Ну то есть ко мне приходят убираться каждую неделю, но на этой неделе – нет. – И тут до нее дошло, о чем я спрашиваю. – А, вы про запах! Это я раз в месяц дезинфицирую стиральную машину – ну, чтобы вещи не теряли цвет, сами понимаете. Но боюсь, что я немного пролила. Садитесь, а я принесу вам воды.

По обе стороны гостиной, примыкающей к прихожей, располагались окна. Мебель – огромный диван и кожаные кресла с жесткими спинками – была качественной и явно дорогой, но выцветшей. У камина стояла тележка с напитками, и в солнечном свете, проникавшем сквозь верхние окна, бутылки казались пушистыми от пыли. Видимо, уборщица не отличалась большой старательностью.

Я подошла к окнам, выходившим на улицу Вязов, – выглянув на улицу в тот день, миссис Джонсон увидела Ру. Я отодвинула тяжелые шторы. Дом Кайндов отсюда был не виден, лес – тоже, пока я не вытянула шею.

– Ну вот.

Я повернулась и взяла стакан воды. Теплая. Сделала глоток. Из-под крана.

– У вас очень милый дом.

– Спасибо. – Ковыляя, она подошла к дивану и села. – Сын с дочерью говорят, что надо его продать и переселиться в дом, где я буду целыми днями играть в карты с другими вдовами, но в таком случае куда они будут привозить моих внуков, я вас спрашиваю?

Ее улыбка показалась мне натянутой. В комнате не было фотографий ни детей, ни внуков. Пустой двор перед домом не говорил ни о катаниях на водных горках, ни о еще каких-нибудь развлечениях. Может быть, у нее в подвале располагалась комната для шумных вечеринок, но я отчего-то засомневалась, что дети часто ее навещают.

– Когда не стало вашего мужа?

При этих словах ее глаза вдруг просияли. Не знаю, что это значило – то ли что она, как многие пожилые люди, любила поговорить о болезнях и смертях, то ли что она не слишком-то любила мужа. Может быть, и то и другое.

– Три года назад. Вот он мне, кстати, всегда говорил, что никто никогда не найдет этих девчонок. Я ему отвечала – ничего подобного, полиция никогда не сдастся. И кто оказался прав? Выходит, что я.

Я уклончиво кивнула. Они с мужем владели сетью автомоек на Среднем Западе. Выйдя на пенсию, продали их и купили квартиру в Финиксе, где и проводили половину своего времени, пока мистер Джонсон не скончался. С тех пор Кэрол жила одна в этом пустом унылом доме и никуда не выезжала из Миннесоты.

– Вы можете рассказать, свидетелем чего стали в тот день?

– Конечно.

Она почти дословно повторила то, что рассказала допрашивавшему ее офицеру – это оказался Бауман. Интересно, подумала я, сколько раз за прошедшие годы она повторила эту историю. Интересно, насколько она изменилась оттого, что ее воспринимали как человека, который обнаружил единственную из трех девочек; интересно, какой была бы жизнь Кэрол Джонсон, если бы несчастье никогда не произошло. Может быть, не стань она свидетельницей последствий трагедии, она прожила бы совсем другую жизнь и ее дом сейчас был бы наполнен теплом, детскими голосами и любовью…

– Спасибо, – сказала я, когда она закончила подводить итоги. В блокноте я написала три слова: «Кэрол Джонсон подтверждает». – Вы хорошо знали Кайндов?

Довольная от осознания хорошо проделанной работы, миссис Джонсон тут же напряглась.

– Они здесь больше не живут.

Я наклонила голову. Она уклонялась от моего вопроса или он просто застал ее врасплох? Я сделала вид, будто листаю свои записи, хотя эту информацию помнила и так.

– Вы с мужем были одними из первых, кто построил здесь дом – насколько мне известно – в семьдесят четвертом. Кайнды въехали в дом по соседству в семьдесят восьмом. Вы хорошо их знали?

Миссис Джонсон потянулась за стаканом, но стакана поблизости не было, так что она просто поправила волосы.

– Они казались милой семьей.

– Вы с ними не общались?

Самые близкие люди наиболее опасны. Это риск человеческих отношений. Если пропала жена, мы допрашиваем мужа, если дети – родителей. Согласно материалам дела, когда девочки пошли в лес, доктор Кайнд находился в операционной. Его алиби было легко подтверждено. Миссис Кайнд сказала, что провела утро на работе, но больше никого в офисе не было. Их поведение на первом допросе соответствовало гендерному выражению. Она была убита горем. Он был замкнут.

Не было зафиксировано ни одного случая, чтобы соседей спрашивали об их семье. Кэрол Джонсон поджала губы и покачала головой.

Теперь напряглась и я. С тех пор как я сюда пришла, миссис Джонсон болтала без умолку, а когда разговор зашел о Ру, еще больше набрала скорость. Нежелание отвечать было примечательно.

– Они общались с другими соседями?

Этот вопрос удостоился кивка.

– Миссис Джонсон, все, что вы сможете вспомнить, важно для следствия. Иногда информация, которая кажется несущественной, позволяет раскрыть дело. В таком случае свидетель называется незнающим.

– Почему сейчас? – спросила она. Настала моя очередь быть застигнутой врасплох. – Я имею в виду, почему вдруг снова всплыл интерес к этому делу? – уточнила она. – Все дело в той женщине, которую заживо похоронили в Миннеаполисе, да? Я читала о ней.

Повсюду внезапно вспыхнули красные флаги.

– Почему вы спрашиваете?

– Раз в несколько лет в годовщину этих ужасных событий сюда приходят репортеры и задают мне вопросы. Я всегда отвечала в надежде, что эта тема вновь всплывет в новостях. Но полиция приходила ко мне лишь один раз, в день, когда это произошло. Видимо, происходит что-то еще, что-то серьезное, иначе вы не приехали бы в Лич-Лейк. Но все, что мне известно – история той бедной женщины.

Ее инстинкты работали как надо.

– Я не могу обсуждать с вами активное дело, миссис Джонсон, но если вы расскажете мне о том, что вы помните о семье Кайнд в период до и сразу после исчезновения их дочери, это может помочь. Я хочу добиться справедливости для этих девочек и их семей и думаю, что вы тоже.

Она задумалась, и ее лицо вдруг покраснело.

– Мы с Эдвардом не общались с Кайндами. Они устраивали вечеринки… ну, понимаете? Вечеринки, которые тогда были очень популярны, но нас с Эдвардом не интересовали.

Я постаралась ничем не выдать своего удивления.

– Свинг-вечеринки? – Если и существует более современный термин для обозначения тусовок, где все меняются партнерами, то я его не знала.

– Да, может быть, они назывались так, но как я уже сказала, мы с Эдвардом не хотели иметь с ними ничего общего.

Я задалась вопросом, не поэтому ли Эрин никогда не разрешали приходить к Кайндам посидеть с Эмбер.

– А другие соседи?

– Несколько машин у них перед домом я узнала.

– Не подскажете, чьих?

Я записала имена, которые она вспомнила. Ничего противозаконного она мне не сказала. Деталь может ничего не значить.

А может раскрыть все дело.

– Вы мне очень помогли, миссис Джонсон. Вы хотите рассказать что-нибудь еще?

Она покачала головой и встала, давая понять, что разговор окончен.

– Уверена, что больше мне сказать нечего.

– Что ж, тогда спасибо, что уделили мне время.

Она проводила меня к выходу, и жара вновь навалилась на меня с такой силой, будто я попала в духовку.

– А все-таки удивительной, – вдруг произнесла она, – бывает детская доброта.

– Что, простите?

– Если бы Эмбер в тот день не позвала Ру купаться и Ру не взяла бы с собой Лили, с девочками Ларсен все было бы в порядке, – пробормотала она, рассеянно улыбаясь. – Детская доброта может быть опасна.

Она закрыла за мной дверь, а я соскользнула с ее крыльца в прошлое и приземлилась на краю фермы Фрэнка.