Текст книги "Роковая женщина"

Глава 6

В двенадцатом часу я затормозил возле дома Морганов.

Входная дверь была открыта, но никаких других признаков жизни я не видел. Выйдя из машины, я пересек двор, заросший сорной травой, и заглянул в гостиную. Рея сидела за столом, разложив перед собой газету. Она подняла голову с насмешливым выражением в зеленых глазах. Ее вид пробудил во мне мучительное вожделение. «Господи! – подумал я. – Вот это женщина! Самая волнующая, самая дьявольская, самая желанная женщина в мире!» Одетая в то же дешевое бумажное платье и с теми же дешевыми голубыми бусами на шее, она казалась олицетворением губительной похоти.

– Ты? – Рея откинулась в кресле. – Что надо, Дешевка?

Безумная ярость, с которой я не мог совладать, поднялась во мне. Я сделал три стремительных шага вперед и дал ей оплеуху, отбросившую ее назад.

– Не смей называть меня так! – заорал я. Я приготовился, что она вскочит и кинется на меня, но Рея не пошевелилась. Она сидела неподвижно, прижав ладонь к лицу, с широко раскрытыми от удивления глазами.

– Четко сработал, кореш. – Фел вошел в комнату ленивой походкой. – Так с ней, сукой, и надо. Я догадывался, что скоро мы тебя увидим. Будь как дома.

Я не обратил на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с Реи.

– Тронь меня еще раз – и пожалеешь, – сказала она.

В ее голосе не чувствовалось уверенности. Мое бешенство начало утихать, и я подумал, что до сих пор обращался с ней не правильно, упрашивая и пресмыкаясь. Я вспомнил, как третировал ее брат. Может быть, она уважает мужчин, которые не церемонятся с нею?

– Назови меня еще раз Дешевкой – и снова получишь, – пригрозил я.

Отодвинув плечом Фела, я подошел к исковерканному креслу и сел.

– Я пришел для разговора. Если не струсите, мы втроем могли бы прикарманить кое-какие бриллианты.

Рея уставилась на меня, как на сумасшедшего, а Фел разразился громким смехом.

– Видишь? Я говорил тебе, что в нем есть перец, глупая ты корова, – сказал он Pee, – а ты никак не верила. Я же говорил, что он малый не промах. Я-то знаю, я таких за милю примечаю.

– Заткнись! – огрызнулась Рея, по-прежнему глядя на меня. – И как же тебя понимать?

– Хоть у меня и есть кое-какие деньги, – начал я, – но мне не хватает. А кому хватает? Вы хотите денег, так почему бы вам не примкнуть ко мне и не раздобыть их?

С заблестевшими глазами и напряженным лицом Рея подалась вперед:

– Как?

– Вы не поленились выяснить, кто я, ну а я не поленился узнать о вас. Я в курсе, что ты участвовала в двух паршивеньких налетах и оба раза отхватила по четыре года. Это детские забавы. Если вы с братом умеете думать широко и не струсите, вас ждет полмиллиона.

Фел втянул воздух с резким свистящим звуком, а Рея застыла, сжимая кулаки.

– Ты серьезно? Полмиллиона? – спросил Фел прерывающимся голосом.

– Я пришел не для того, чтобы валять дурака. Именно так. Полмиллиона вам на двоих, полмиллиона – мне.

– Меня не проведешь, – резко бросила Рея. – Что скрывается за твоей трепотней? Или ты вообразил, что меня можно одурачить такой чепухой, а? Я не вчера родилась! Полмиллиона! Ха!

– Заткни ты свою проклятую глотку! – заорал на нее Фел. – Сама городишь чепуху! Говорю тебе, этот малый в порядке. Он сдает не из-под низу! – Фел повернулся ко мне. – Говори дальше, мистер, чего ты ее слушаешь! У нее всегда было ума с горошину. Что это там про полмиллиона? Иисусе! Вот бы мне такие деньжата!

– Они лежат и ждут нас, – объяснил я. – Вам всего-то и дела, что войти, взять их и уйти.

– Войти в ваш магазин и обчистить его, так, что ли? – недоуменно спросил Фел.

– Не говори глупостей! Поди попробуй! Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься за решеткой. Нет. Это работенка легкая, безопасная и простая.

– А ты что будешь делать? – вмешалась Рея, глядя на меня холодно и подозрительно. – Стоять в сторонке, пока мы работаем, а если дело сорвется, только тебя и видели?

– Промаха быть не может. Все очень просто, – сказал я. – Я организую дело и продаю бриллианты. Без меня не будет денег. Но если вы струсили, скажите сразу, я найду кого-нибудь другого.

– Смотри ты! До чего переменился парень с тех пор, как заходил прошлый раз! – В голосе Фела звучала благоговейная нотка. – С чего бы это, мистер?

– С вас, вот с чего, – разозлился я. – Из-за вас я начал думать. – Я посмотрел на Рею. – И решил не ждать, пока стану глупым, жирным и старым, а собрался разбогатеть прямо сейчас.

Ее глаза не утратили недоверчивого выражения.

– Ладно, что за дело? – спросила Рея, нахмурившись, но я понял, что заинтересовал ее. – Нечего ходить вокруг да около. О чем ты толкуешь?

Я был готов к вопросу и, достав из бумажника фотографию колье миссис Плессингтон, положил ее на стол перед Реей.

– Вот о чем. Здесь бриллиантов на миллион восемьсот тысяч долларов.

Фел подошел и наклонился над столом, заглядывая через плечо сестры. Я пристально наблюдал за ними и по выражению алчности, сразу появившемуся на их лицах, понял, что они попались на мою удочку точно так же, как раньше попался Сидни. Потом Рея подняла на меня глаза:

– Мы можем загреметь на двадцать лет, если погорим.

– Черт! – взорвался Фел. – Ты кончишь ныть? Тебе обязательно нужно совать палки в колеса! Заткнулась бы лучше!

– Я побывала в тюрьме, а ты нет, – ответила она. – Дурак ты и говоришь глупости.

– Никакой тюрьмы не будет, – вмешался я. – Дайте объяснить.

Я рассказал им о колье миссис Плессингтон и показал газетные вырезки и фотографии, на которых она была снята с колье на шее. Я рассказал им о ее тысячных карточных долгах, из-за которых она вынуждена тайно продать колье, и о том, как мой босс купил его по бросовой цене и как мы с ним решили составить из бриллиантов ожерелье и продать его с большим барышом.

– Жадный сукин сын предлагает мне только два процента с выручки, – закончил я, – вот я и решил забрать колье. В моем положении я могу без риска продать камни за миллион и разделить его с вами пополам. – Пользуясь любимым выражением Сиднея, я добавил:

– Справедливей некуда, правда?

Рея смотрела на меня испытующе.

– Что-то ты больно расщедрился, а? – Ее холодные недоверчивые глаза шарили по моему лицу. – Что у тебя на уме? Ты знаешь, что мы пошли бы на дело за десятую долю цены. Что ты задумал?

Я понял, что переборщил. Она, конечно, права. Предложи я им пятьдесят тысяч, они все равно ухватились бы за них с радостью. Но теперь пятиться поздно. Я совершил промах, и теперь следовало усыпить ее подозрения. Я бесстрастно встретил ее твердый, пристальный взгляд.

– Мне кажется, – начал я, – поскольку вы проделаете самую опасную часть работы и получите половину, то будете держать язык за зубами Я вовсе не хочу, чтобы вы начали тянуть из меня деньги уже после всего. Чтобы избежать таких последствий и обезопасить себя от шантажа, я делю куш пополам.

– Этот малый думает на два хода вперед. У нее о котелок варит, – возбужденно сказал Фел. – Твоя правда, мистер. Полмиллиона, и ты о нас больше не услышишь!

– Опасная часть работы? – Рея моментально заметила еще один мой промах. – Ты говорил, дело будет простое и легкое. В чем опасность?

– Мне следовало сказать: активная часть работы, а не опасная, но риска все равно не избежать.

Я говорил себе, что с ней надо держаться настороже. В отличие от своего легковерного дурака брата, она требует такого же деликатною обращения, как мешок гремучих змей.

Она долго не сводила с меня изучающего взгляда и наконец спросила:

– Так что мы должны делать?

– Прежде всего вам следует придать себе более респектабельный вид: брат и сестра в отпуске. На деньги, которые украли у меня. Купите одежду поприличнее. Потом вы поедете в Парадиз-Сити и остановитесь в мотеле «Пирамида», зарегистрировавшись как Джон и Мэри Холл. – Я достал золотой карандаш и записал номер своего телефона на полях газеты, лежавшей на столе. – Позвоните мне во вторник около полуночи и сообщите, в какой вы кабине. Я не хочу спрашивать о вас у портье. В среду вечером я приеду к вам в десять часов и разъясню необходимые детали. Дело сможете провернуть в следующую пятницу, но об этом я скажу определенно, когда мы встретимся в среду.

– Ты еще не сказал, как мы будем действовать. – Рея все еще наблюдала за мной. – Я хочу знать.

– Мы с боссом будем работать над эскизом ожерелья в его пентхаусе, а колье будет лежать на столе. Оно понадобится нам для образца. Вам нужно войти, связать нас, чтобы мы не смогли поднять тревогу, забрать колье и уйти. Вот так все легко и просто.

– Нет, ей-богу! – воскликнул Фел. – Неужели и вправду так просто? И никаких легавых? Мы просто заходим и берем эту штуковину?

– Именно. – Я встал. – Есть еще вопросы?

– Нам брать пистолеты? – спросил Фел.

– Конечно, но не заряженные. Никто не будет сопротивляться. Они нужны вам только для острастки. Вы поняли? Не заряженные!

– Ясно. Я запросто раздобуду пару пушек.

– Подробности обсудим в среду. Организацию дела предоставьте мне. Ваша проблема – приодеться, держаться респектабельно и не привлекать внимания. – Я взглянул на Рею:

– Хочешь о чем-нибудь спросить?

Она хмуро вглядывалась в меня.

– В чем здесь подвох? – спросила она. – Вот мой вопрос. Я носом чую, что здесь что-то не так. Полмиллиона баксов без труда, без риска, без легавых! Какую игру ты затеял?

Я повернулся к Фелу:

– Ты как, сможешь найти кого-нибудь в напарники? Она мне осточертела. В конце концов, лучше двое мужчин, чем один мужчина и недоверчивая сука.

Он осклабился:

– Не обращай на нее внимания. Ее вечно проносит через рот. Во вторник вечером мы будем в отеле, мистер.

– Если вы не дадите о себе знать около полуночи вторника, я пойму, что вы струхнули, и поищу других.

Это была моя прощальная реплика.

За пять лет работы у Сиднея я много раз бывал у него в пентхаусе. Берт Лоусон, ночной вахтер, знал меня и всегда весело приветствовал, открывая мне дверь. В десять вечера стеклянная дверь подъезда запиралась, Лоусон уходил к себе в дежурку и проводил остаток ночи перед телевизором. Он выходил только для того, чтобы впустить случайного гостя или ответить на телефонный звонок, что редко нарушало его покой.

Четверо богатых обитателей дома, включая Сиднея, имели свои ключи от парадного и после десяти открывали дверь сами. За исключением Сиднея, все они были пожилыми людьми и если и выходили по вечерам, то очень редко. Это облегчало мою задачу. Входная дверь запиралась на автоматический замок.

Когда приходило время, Лоусон опускал защелку предохранителя, и после этого дверь можно было открыть только воспользовавшись ключом. Я не предвидел никаких затруднений с посещением Сиднея после десяти часов. Лоусон впустит меня.

Я поднимусь на лифте на верхний этаж, потом спущусь в вестибюль. Лоусон вернется к себе в дежурку смотреть телевизор. Мне нужно только прошмыгнуть в вестибюль, поставить замок на предохранитель, а потом подняться по лестнице в пентхаус к Сиднею. Входная дверь Сиднея тоже была снабжена автоматическим замком. Вечно забывая ключи, он редко запирал ее, зная, что дверь дома всегда охраняется днем и запирается на ночь. Если в день нападения он запрет дверь, когда я буду у него, надо найти предлог, чтобы отпереть ее. Я мог бы оставить чемоданчик в прихожей, выйти за ним, пока Сидней работает за столом, и поставить замок на предохранитель. Главное, чтобы Рея и Фел ворвались в пентхаус неожиданно и захватили Сиднея врасплох.

Я был уверен, что страх парализует его. Увидев пистолеты, он не посмеет и пальцем пошевелить. Я не ожидал никаких неожиданных действий от него, но мне, во избежание подозрений, придется разыграть из себя храбреца. Фел оглушит меня ударом пистолета. Мне не улыбалась эта перспектива, но было необходимо застраховаться от всяких подозрений. Я перенес сотрясение мозга при катастрофе, поэтому Фел не должен бить меня по голове, а только по лицу.

Занятый этими мыслями, я вел машину к Парадиз-Сити. Я почти не сомневался, что и Рея и Фел заглотнули крючок, несмотря на ее подозрительность. По если они вообразили, что я позволю им уйти с бриллиантами на миллион восемьсот тысяч долларов, то их ждало разочарование. Трюк заключался в том, чтобы подсунуть им стеклянное колье. Во время полета в Парадиз-Сити я почувствовал, что Рея начинает вызывать у меня опасения. Теперь, возвращаясь домой в «бьюике», я спрашивал себя, так ли уж мне хочется близости с ней. Я испытывал к ней вожделение, но оказалось, что миллион долларов влечет меня сильнее. Подвернись мне возможность переспать с ней как с потаскушкой, которой она и была, я бы воспользовался ею, но последний наш разговор показал мне, какая она холодная, черствая и жестокая тварь, лишенная всякого проблеска чувства. Миля за милей оставались позади, и у меня постепенно складывался план, как использовать ее и брата в качестве пешек. В отличие от своего братца-идиота она отнеслась ко мне с подозрением. В среду вечером придется вести с ней себя очень осторожно. Все пойдет прахом, если, подобно дикой кошке, почуявшей западню, поняв инстинктом, что это ловушка, она откажется отдела. Без нее и Фела мой план сорвется. Я не имел никаких других связей с преступным миром. Не мог же я спрашивать у встречных, не желают ли они принять участие в краже драгоценностей. Итак, все зависело от того, как пройдет наша встреча в среду. Я был уверен, что Рея явится в отель, но до той поры у нее будет время все обдумать и постараться понять, в чем заключается подвох и почему я, как дурак, предложил им полмиллиона. Выражение ее холодных зеленых глаз говорило мне, что я не убедил ее своим объяснением. Но в одном я был уверен: что ей нипочем не догадаться, что колье поддельное. Я считал, что, оставив колье в их руках, я усыплю ее подозрения. Колье послужит приманкой, и я был убежден, что мысль о такой приманке никогда не придет ей в голову. Завладев колье, она почувствует себя хозяйкой положения. Она будет уверена, что теперь я не в состоянии надуть ее.

Когда во вторник утром я появился в магазине, моя секретарша, Джейн Барлоу, сказала, что Сидней не придет, ему нездоровится. Я догадался, что он бьется над проектом ожерелья и задачка оказалась трудной. Я подумывал, не позвонить ли ему, но Терри наблюдал за мной, и я решил позвонить во время перерыва. В то время торговля шла бойко.

До перерыва я продал бриллиантовую брошь, браслет и обручальное кольцо. Воспользовавшись телефоном-автоматом, я позвонил Сиднею. Его голос звучал подавленно.

– Ларри, золотко, это будет непросто. Я весь уик-энд делал наброски и начинаю потихоньку отчаиваться.

Это было не похоже на Сиднея, но я понимал, как трудна его задача.

– Сделать два миллиона долларов никогда не бывает просто, Сидней, – заверил его я. – У тебя уже есть что показать мне сегодня вечером?

– Показать? – Он взвизгнул. – Сотни набросков. Мне уже тошно на них смотреть.

– Не волнуйся. Я зайду в девять, и мы разберемся. Идет?

– Сколько в тебе уверенности! Да, я закажу Клоду очаровательный обед. Приходи пораньше, приходи в восемь.

– Извини, я буду занят. Увидимся в девять. Я повесил трубку. Мне хотелось, чтобы, работая над ожерельем, мы встречались попозже. Это играло важную роль в моем плане. Клод, толстый, добродушный педераст, одно время работавший у «Максима» в Париже помощником шеф-повара, был для Сиднея кем-то наподобие Пятницы. Его рабочий день продолжался с восьми часов утра до десяти вечера. Он приходил и уходил точно вовремя. Он превосходно готовил и содержал роскошное жилье Сиднея в безупречном порядке с помощью двух цветных женщин, выполнявших грязную работу.

В тот вечер в начале десятого он открыл дверь на мой звонок и просиял, увидев меня. Я был одним из его немногих любимцев.

– Добрый вечер, мистер Ларри. Разрешите выразить мою радость по поводу вашего выздоровления. – Его радушное приветствие звучало искренне. – Входите, пожалуйста. Мистер Сидней ждет вас. – Понизив голос, он продолжал:

– Обед почти готов, так что прошу вас, не засиживайтесь слишком долго за коктейлями.

Я пообещал и прошел в просторную комнату, где застал Сиднея за письменным столом с тройным мартини в руках.

– Ларри! Как я рад тебя видеть. Это совершенный ад! Иди посмотри!

Я подошел к большому шейкеру и щедро налил себе мартини, после чего опустился в одно из больших удобных кресел.

– Потом, Сидней. Сначала давай поедим, вся ночь впереди.

– У меня гудит в голове.

Прихватив стакан, Сидней подошел к креслу, стоявшему рядом с моим, и сел.

– Я начинаю сомневаться в успехе. Боже! Прошлой ночью я не мог уснуть! Я постоянно думал о том, что отдал этой ужасной женщине три четверти миллиона! Наверное, я потерял остатки ума! Я уже начинаю задумываться, верну ли вообще свои деньги!

– Успокойся. Вернешь, и с лихвой. Будет, Сидней, не тревожься зря. После обеда мы во всем разберемся.

И, несмотря на явное отсутствие интереса с его стороны, я принялся рассказывать, как прошел день в магазине, что я продал и кому, добавив, что о нем многие спрашивали. За этой болтовней я покончил со своим мартини к тому моменту, когда Клод объявил, что обед подан. Это был отменный обед: фаршированные яйца чайки, за которыми последовали котлеты из баранины а-ля Эдуард Седьмой, нуазет д'анье Эдуард Седьмой, одно из коронных блюд «Максима».

После обеда мы вернулись в гостиную. Я слышал, как ушел Клод, захлопнув за собой входную дверь. Я гадал, опустил ли он за собой предохранитель замка.

– Я только зайду в маленькую комнатку, – сказал я, – и после давай займемся делом.

Когда Сидней сел за письменный стол, я вышел в прихожую, увидел, что предохранитель поднят и дверь не заперта, потом прошел в туалет, спустил воду и вернулся в гостиную.

В течение следующего получаса мы рассматривали эскизы Сиднея. Для меня это было пустой тратой времени, поскольку я знал, что никакого ожерелья не будет, но приходилось играть роль до конца. Среди множества набросков я отобрал три, которые, как я сказал, были близки к идеалу.

– Ты действительно так считаешь, Ларри, или говоришь это по доброте?

Сидней смотрел на меня с тревожным ожиданием.

– Ты смотришь на колье, когда работаешь?

– Нет. Зачем? – Он удивленно раскрыл глаза. – Я держу его в сейфе.

– То-то и оно! – Я прищелкнул пальцами. – Вот почему у тебя не получается. Достань колье и положи на стол. Оно тебя вдохновит.

Он изумленно посмотрел на меня, потом его лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Знаешь, а ведь это мне в голову не приходило! Умница! Ты совершенно прав!

Он встал и повторил церемонию со снятием Пикассо и открыванием сейфа. Я знал, что он полностью мне доверяет, и все же, открывая сейф, он повернулся так, чтобы я ничего не мог увидеть за его спиной. Он потратил уйму денег на сейф и теперь только ему, и никому другому, надлежало знать, как он открывается. Он положил колье на стол. Я передвинул настольную лампу так, чтобы свет падал прямо на стеклянную имитацию. Она и в самом деле выглядела прекрасно. Он сел и несколько минут вглядывался в колье, потом выбрал лучшие эскизы и стал изучать их.

– Ты прав, Ларри, золотко. У меня здесь неверная градация. Ах я глупышка! Да, кажется, я смогу сделать кое-что получше!

Он принялся делать лихорадочные наброски, а я наблюдал за ним, куря сигарету. Через полчаса после трех неудачных попыток он закончил рисунок настолько впечатляющий, что я почувствовал необходимость пригасить его энтузиазм, иначе следующая встреча окажется излишней, а мне она была необходима.

– Вот оно! Я это чувствую! – возбужденно воскликнул он. – Посмотри!

У него получилось как раз то, что было нужно.

– Очень хорошо, – сказал я нарочито вялым тоном.

– Это именно то, что нужно. Ты видишь, как я расположил большой камень? Почему я раньше не догадался?

– Превосходно.

Я нахмурился, потом покачал головой.

– Разве тебе не кажется, что здесь все на своем месте? – спросил он с тревогой.

– Почти. Я могу продать это за полтора миллиона, но ведь мы хотели два!

– Больше я никаких камней докупать не буду, если ты это имеешь в виду.

Голос Сиднея стал капризным.

– Нет, конечно, нет. Композиция идеальная. Меня смущает оправа. Слишком классическая, пожалуй. Не надо спешить, Сидней. Дай мне подумать над ним. Я приду к тебе в пятницу вечером. Я уверен, что к тому времени мы найдем решение.

– В пятницу вечером? – Он открыл свою книжку-календарь и полистал ее. – В пятницу не получится. Я обещал пообедать со скучнейшим субъектом и никак не могу отменить встречу. Вот в четверг я свободен.

– Отлично.

Я встал, прикидывая, что для окончательной подготовки операции у меня остается вся среда и четверг до десяти вечера. Должно было хватить.

– Я приду в десять. И тогда следующий ход – Гонконг.

– Приходи пораньше, Ларри. Клод приготовит для тебя что-нибудь особенное.

– Извини, раньше не смогу. Я обедаю с Джонсонами (ложь). Боже, помоги мне! Ее интересует бриллиантовая брошь. Когда я получу более или менее ясное представление, чего она хочет, я попрошу тебя сделать для нее несколько эскизов.

– Эта противная старая карга! – Сидней вздохнул. – Всегда только старые и толстые.

– У них есть деньги. – Я убрал эскиз в бумажник.

– Как ты себя чувствуешь, Ларри? У тебя все-таки чахлый вид, – сказал Сидней. Он проводил меня до двери.

– Нормально, просто я очень устал. Когда я продам ожерелье, было бы, пожалуй, неплохо отправиться в морское путешествие, если ты не будешь возражать.

– Продай ожерелье, золотко, и отправляйся хоть на Луну, если пожелаешь, а я оплачу все расходы.

Когда он закрыл дверь, я задержался на площадке, прислушиваясь. Он не спустил предохранитель замка. Похоже, все выходило по-моему.

Я вернулся к себе в половине двенадцатого. Усевшись со стаканом виски с содовой, я занялся оценкой ситуации. При условии, что Рея и Фел заглотнули крючок и пойдут на дело, дальнейшее не представляет трудностей. Они легко проникнут в дом и в пентхаус Сиднея. Я помнил, что Рея известна полиции. Ей придется надеть перчатки. Если она оставит хоть один отпечаток, мне несдобровать. Я был уверен, что, попавшись, они меня выдадут. Но неизбежно ли вмешательство полиции?

Сидней находится в щекотливом положении. Если он вызовет полицию, Плессингтон узнает, что его жена продала колье.

Положим, Сиднею на это наплевать, но ему далеко не безразлично, узнает ли обо всем его партнер Том Льюис. Между ними может возникнуть непоправимый разлад, потому что – мы оба это понимали – Сидней поступает неэтично. Льюис жестокий человек и запомнит предательство, а этого, по моему убеждению, Сидней захочет избежать любой ценой. Том для него даже важнее, чем я, при всех моих профессиональных познаниях. Но готов ли Сидней безропотно распрощаться с тремя четвертями миллиона долларов? Как ни богат он, потеря такой огромной суммы была бы для него разорительной. После некоторого размышления я решил, что Сидней вполне способен примириться с убытком, лишь бы не навлечь на себя гнев Тома Льюиса, а также опасаясь ущерба, который могла причинить фирме миссис Плессингтон, жалуясь всем богатым клиентам. Если он сам об этом не подумает, я ему подскажу. Главное, чтобы он не обратился в полицию. Тогда мне нечего бояться. Я продам камень за камнем и припрячу деньги в Швейцарии, поработаю у Сиднея еще три-четыре месяца, а потом уволюсь под предлогом плохого здоровья. Затем я отправлюсь в Европу и осяду где-нибудь, скорее всего в Швейцарских Альпах, со своим миллионом. Тут я вспомнил о Рее с Фелом. Как они поведут себя, узнав, что украли стекляшки, а не бриллианты? Эта парочка может оказаться такой же опасной и беспощадной, как Страшила. Будучи замешаны в ограблении, они не посмеют донести, но зато могут приняться за меня сами. Размышляя над этим, я нашел выход. Мы условились, что во избежание подозрений Фел ударит меня пистолетом. Воспользовавшись этим, я разыграю первый кризис и заявлю, что больше не в состоянии работать и должен уехать немедленно. Я все так устрою, что пройдет десять дней, прежде чем Рея и Фел и обнаружат подделку. Тем временем я уже буду в Европе, недосягаемый для их мести. Оттуда я напишу Сиднею, сообщая о своем решении не возвращаться. Занятый мыслями, я сидел, забыв о виски, когда в три минуты пополуночи зазвонил телефон. Дрогнувшей рукой я поднял трубку:

– Карр слушает. Фел сказал:

– Кабина тридцать пять.

Я медленно перевел дыхание.

– Она с тобой? Фел издал смешок:

– А ты думал!

– Завтра вечером в десять, – сказал я и положил трубку.

* * *

Следующий день тянулся бесконечно. К счастью, дела в магазине шли вяло, и у меня было время поразмышлять. Терри следил за мной. Наконец, подстрекаемый любопытством, он фланирующей походкой приблизился к моему столу.

– Ты чем-то озабочен, Ларри? – спросил он, сверля меня своими маленькими глазками. – У тебя ужасно задумчивый вид.

– Голова болит, – отрывисто сказал я. Я был доволен представившимся случаем показать, что мое здоровье остается все еще неважным и оставляет желать лучшего.

– Я очень огорчен.

Он выглядел огорченным не больше, чем человек, нашедший на улице десять долларов.

– Ты слишком рано вернулся. Не могу понять, зачем ты так срочно понадобился Сиднею. Иногда он так невнимателен к людям. Я вполне мог бы справиться и с твоей работой. Почему ты не пойдешь домой и не полечишь свою больную голову? Мы с мисс Барлоу отлично управимся без тебя.

Я уже готов был послать его ко всем чертям, когда сообразил, что для моей игры полезнее прикинуться больным.

– Пожалуй, я так и сделаю. – Я встал. – Конечно, если ты в самом деле считаешь, что обойдетесь без меня.

По его удивленному выражению на лице я понял, что он не ожидал от меня такого ответа. Без Сиднея, а теперь и без меня ему придется побегать.

Но он принял вызов с радостью.

Направляясь к стоянке, я гадал, как продвигается у Сиднея работа над проектом оправы. Решив предупредить его о моем намерении побыть дома, я позвонил ему из телефонной будки.

– Сидней у меня адски болит голова. Терри сказал, что управится сам, так что я ухожу домой.

– Бедненький! Конечно, иди. – Он разволновался. – Я сейчас же еду туда. Нельзя оставлять магазин на Терри. Я сделал четыре прелестных эскиза. Они тебе понравятся! Ты не хотел бы зайти ко мне вечером?

– Да нет, пожалуй. Я уж отдохну сегодня дома, если ты не возражаешь.

– Отдохни обязательно.

Я не сразу поехал домой. Зайдя в свой банк, я взял три тысячи долларов наличными, потом отправился в туристическое бюро и навел у агента справки о самолетах, отбывающих в Сан-Франциско. Один самолет вылетал в пятницу в пять утра. Я сделал у себя отметку и спросил, нужно ли заказывать место. Агент ответил, что на столь раннем рейсе половина мест всегда пустует и можно без труда купить билет перед самым отлетом. Я вернулся домой и засел за тщательную разработку плана ограбления. Когда подошло время ленча, я послал за сандвичами и к трем часам пришел к выводу, что предусмотрел все до мельчайших подробностей. В четыре часа позвонил Сидней и осведомился о моем самочувствии. Я сказал, что головная боль прошла, но все еще чувствую себя не очень хорошо. Он с беспокойством спросил, уверен ли я, что поправлюсь до пятницы. Я сказал, что уверен и завтра же буду на работе в обычное время. В восемь часов я зашел в ресторанчик за углом и легко пообедал, потом вернулся в квартиру и нехотя посмотрел телевизор до девяти сорока пяти.

Захватив сумку с битловским париком, зеркальными очками и ужасным пиджаком с черными накладными карманами, но оставив дома игрушечный пистолет, я спустился в гараж и поехал в мотель «Пирамида».

Я выбрал для Морганов этот мотель потому, что его жилые помещения располагались в отдельных домиках-кабинах и в нем обычно останавливалась молодежь, направлявшаяся в Майами.

Если Рея и Фел оделись соответственно, они будут неразличимы в толпе. Я поставил машину перед мотелем и дальше пошел пешком. Найти кабину тридцать пять не представляло никакого труда, на каждом домике светился большой знак с номером.

Ночной воздух содрогался от шума транзисторов и пронзительных голосов из телевизоров. Никто не видел, как я постучал в дверь кабины номер тридцать пять, которая немедленно открылась, словно меня с нетерпением ожидали. Я вошел, и Фел захлопнул дверь у меня за спиной.

Я не сразу узнал Рею, которая стояла у стола, глядя на меня своими холодными зелеными глазами. На ней был кроваво-красный брючный костюм с белым воротничком и манжетами. Ее рыжие волосы не висели по плечам, а были собраны в высокую прическу. К тому же она их вымыла. При виде ее меня снова пронзило вожделение, и по ее насмешливой улыбке я понял, что она заметила это. Я повернулся к Фелу.

Даже ему удалось придать себе респектабельный вид. Он подстриг волосы и надел коричневый спортивный пиджак с бутылочно-зелеными брюками. Белый свитер с отложным воротничком завершал его наряд.

– Вы отлично выглядите. – Я положил сумку на стол. – У вас есть другая одежда?

– Ага. Мы смекнули, что эти шмотки будет легко описать копам, – ответил Фел. Он ухмыльнулся:

– После дела мы превращаемся в хиппи.

"Ну что ж, по крайней мере они работают головой», – подумал я, обошел стол и сел в углу.

– Раз вы оба здесь, надо понимать, операция – дело решенное. Так?

– Мы пришли послушать тебя, – сказала Рея жестко. – Растолкуй нам все полностью, тогда и решим окончательно.

Я ждал этого требования и только пожал плечами:

– Операция состоится завтра вечером.

– Завтра вечером? – Фел непроизвольно повысил голос. – Куда ты вдруг заторопился?

– Какая разница – завтра вечером или на той неделе? У меня все готово. Чем раньше сделаем дело, тем скорее получим деньги.

Фел оглянулся на Рею.

– Пусть говорит, – воскликнула она.

Она села поодаль от меня и закурила сигарету.

– Завтра вечером ровно в десять тридцать вы явитесь на Веллингтон-Корт на бульваре Рузвельта. – Я вынул из бумажника лист бумаги и положил на стол. – Здесь все записано и указано, как туда добраться. Завтра утром побывайте там, взгляните на дом, чтобы потом наверняка найти его. Заметьте время на дорогу отсюда до Веллингтон-Корт, чтобы вечером знать, когда выезжать. В такой час поблизости от дома найдутся свободные места для парковки машины. С непринужденным видом подойдите к входной двери. Она будет не заперта. Быстро поднимитесь по лестнице. Лифтом не пользуйтесь. Ночной вахтер будет смотреть телевизор у себя в дежурке, и лифт может вызвать помехи на экране, так что идите пешком. Когда доберетесь до верхнего этажа, поверните направо, и увидите дверь Фремлина, номер четыре. Дверь будет не заперта. Тихо открывайте и входите. Вы окажетесь в маленьком вестибюле. Прямо перед вами будет дверь в гостиную. Послушайте за дверью. Вы услышите, как мы с Фремлином разговариваем. Тогда поэнергичней врывайтесь с пистолетами в руках и орите, чтобы мы не двигались с места. Насчет Фремлина вам нечего беспокоиться. Он обалдеет от страха и будет просто сидеть и таращить на вас глаза. Ну а теперь наступает самая хитрая часть операции.