Текст книги "Семь раз отмерь"

Терпение Дювинов было на исходе. Они то и дело переглядывались, подбадривая друг друга и как будто говоря, что их испытаниям скоро настанет конец.

– Как насчет перекуса? – спросил Лепски. – Хорошие здесь стейки?

– Никогда не ешь здесь стейков, – тут же отозвался Дювин. – Они не выдерживают никакой критики. Давайте лучше махнем в пиццерию. Для разнообразия.

Он пришел к выводу, что нет смысла и дальше предлагать Лепски изысканные блюда, и, хотя он сознавал, что клевещет на швейцарцев, уверяя, будто здешние стейки никуда не годятся, ему просто было невыносимо наблюдать, как Лепски с ворчанием вгрызается в очередной кусок мяса. К его изумлению, и Кэрролл, и Лепски понравилась большая пицца, которую им подали.

– Вот это я называю настоящей едой! – возликовал Лепски. – Прямо как дома.

Зная, что Клодетт уже подготовила почву для визита Лепски в Гштад, Дювин во время ланча вывел на сцену и свою матушку.

– Честно сказать, я обеспокоен, – начал он. – Она плохо себя чувствовала, еще когда мы уезжали из Парижа. Я звонил туда, пока мы были в Монако, мне сказали, что она слегла.

– Вот оно как! Жаль это слышать, – отозвался Лепски с озабоченным видом. – Я потерял свою маму четыре года назад, и мне до сих пор ее не хватает.

Дювин пожал плечами:

– Может, все еще обойдется. Вечером позвоню еще раз, но если ей не стало лучше, боюсь, нам с Клодетт придется возвращаться.

– Конечно, – сказала Кэрролл. – Мне ужасно жаль.

Дювин улыбнулся:

– Не исключено, что мне сообщат хорошие новости. В любом случае, если нам придется вернуться, вам-то это делать не обязательно. Вы должны увидеть Гштад. Вам там понравится.

– Вы оба такие чудесные! – воскликнула Кэрролл. – Если вам придется вернуться, почему бы и нам не поехать с вами? Кажется, в Париже веселее, чем в Швейцарии.

Дювину каким-то образом удалось удержать улыбку.

– Ты так говоришь, потому что не видела Гштада. Это же потрясающее место! У Лиз Тейлор вилла в Гштаде, а она не стала бы жить там, где нельзя по-настоящему повеселиться. Хотите ночную жизнь? Она в Гштаде: стриптиз с шикарными танцовщицами, десятки ночных клубов. Стейки? Вот что я вам скажу: настоящие стейки кобе[16]16
  Говядина кобе – вид очень дорогой мраморной говядины, которую получают от японских быков черной породы. Экспорт такой говядины сильно ограничен.


[Закрыть] ежедневно доставляют самолетом из Японии, толстые и сочные, лучшие в мире! Еще там великолепные горы со снежными шапками, катание на санях, а какие у них магазины! Нигде не найдете таких магазинов, как в Гштаде!

Клодетт, бывавшая в Гштаде и считавшая его унылой дырой, понадеялась, что Господь простит ее мужу столь возмутительную ложь, ведь она понимала, что сейчас жизненно важно отделаться от Лепски.

Лепски слушал, и глаза его сияли.

– Стриптиз? Шикарные танцовщицы? Сочные стейки?

– Ты подумай, с чего бы Лиз Тейлор там селиться, если бы это не было самым модным местом.

– Звучит потрясающе!

– Я очень, очень расстроюсь, если вы, забравшись уже так далеко, останетесь без Гштада. – Дювин с мольбой поглядел на Клодетт.

– Они просто обязаны там побывать, – заявила она решительно. – Это впечатление на всю жизнь.

– Ладно, тогда мы поедем, – сказал Лепски, – но нам будет вас не хватать.

– И нам будет вас не хватать, – солгал Дювин и подал знак, чтобы принесли счет. – Но может, все еще обойдется. Надеюсь, сегодня вечером услышу хорошие новости. Я и сам хотел бы снова побывать в Гштаде. Ну а пока что отвезу вас в Веве поглядеть на знаменитых лебедей. – Он улыбнулся Кэрролл. – Ты сможешь сделать там чудесные фотографии. А вечером покатаемся на пароходике. Там музыка и танцы, и поужинать можно прямо на борту. Вам очень понравится!

И они отправились в Веве, где Кэрролл, увлекшись лебедями, истратила на них две пленки, пока Лепски старался сдержать раздражение. Он решил, что, если уж видел одного паршивого лебедя, считай, видел всех. Стая довольно грязных с виду птиц не произвела на него впечатления.

Затем они вернулись в отель «Монтрё палас», договорившись встретиться в баре в восемь часов, чтобы оттуда отправиться на пристань. Никто из них не обратил внимания на пожилого морщинистого мужчину, сидевшего в фойе, который наблюдал, как они входят в лифт.

У себя в номере Дювин обернулся к Клодетт.

– Я больше не в силах их выносить! – вскричал он. – Эти двое доводят меня до исступления! Сегодня же поменяю несессеры! Значит, так, сладкая, мы встретимся с ними в баре, и я скажу, что получил телеграмму от брата по поводу здоровья матери. Брат обещал позвонить в половине десятого, поэтому мне придется остаться в гостинице и дождаться его звонка. Ты же отправишься с Лепски кататься на пароходе. Вернетесь вы часов в одиннадцать. Я встречу вас в фойе, скажу, что нам нужно ехать немедленно, потому что моя мать умирает. Вещи уложим прямо сейчас. Как только ты уведешь Лепски кататься, я подменю несессер и погружу его вместе с нашим багажом в «мерседес». Скажу Лепски, что на машине мы доберемся до Парижа быстрее, потому что над женевским аэропортом туман. Посоветую им обратиться к швейцару, пусть арендует для них машину в «Херце», на которой они и отправятся в Гштад.

Клодетт обдумала его план.

– Тебе не кажется, что они захотят поехать с нами?

– Не после того, что я наболтал о Гштаде. Видела, как загорелись глаза у Тома, когда я заговорил о стейках кобе и шикарных стриптизершах?

Клодетт подавила смешок:

– Какое их ждет потрясение, когда они приедут туда!

– Чтобы они уж наверняка уехали, я скажу, что забронировал для них номер в отеле «Гштад палас», самом лучшем.

– Но, сокровище мое, «Палас» ведь откроется только в декабре.

– Они не узнают об этом, пока не приедут на место. Идем, сладкая, пора собираться.

В восемь часов вечера Дювины вошли в бар, оба выглядели встревоженными.

Чета Лепски была уже там, Том наливался двойным скотчем, пока Кэрролл сводила знакомство с двойным сухим мартини.

Увидев лица Дювинов, Лепски спросил:

– Беда?

– Надеюсь, нет. – Дювин сел, прежде отодвинув стул для Клодетт. – Получил телеграмму от брата. Он сообщает, что мать в плохом состоянии, вечером он позвонит сюда и скажет, нужно ли мне возвращаться.

– Какой ужас! – воскликнула Кэрролл. – Как мне жаль!

– Да. И мне тоже, – сказал Лепски. Он подал знак бармену. – Может быть, все не так уж плохо. Что будете пить?

– Для меня скотч, а Клодетт мартини, пожалуйста, – ответил Дювин. – Как ты и говоришь, может, все еще обойдется. – Он дождался, пока подадут их напитки. – Мне придется остаться в отеле, ну а вы отправляйтесь кататься на пароходе, Том. Когда вернетесь, возможно, у меня будут хорошие вести.

– Ну нет! – воскликнула Кэрролл. – Не можем мы ехать веселиться, пока ты тут сидишь как на иголках. Точно нет!

– Она права, – согласился Лепски. – Посидим здесь и подождем. Поесть можно и в отеле.

На какой-то миг Дювин чуть не лишился сознания, но затем его изворотливый ум заработал.

– В этом нет нужды, Том, хотя я очень ценю ваше сочувствие. Вы настоящие друзья, но окажите мне услугу. Клодетт никогда не каталась по озеру ночью. Она так этого ждала. – Он не поднимал глаз на Клодетт, которая с трудом удержалась от изумленного возгласа. – Том, развлечешь наших девушек? Кэрролл тоже понравится. Нет смысла торчать здесь всем вместе и пропускать такую прогулку. Прошу тебя, будь добр, порадуй мою Клодетт.

При такой постановке вопроса Лепски не мог отказаться.

– Ну конечно. Предоставь это мне. Уж я развлеку наших девушек.

Дювин, которому доводилось кататься на швейцарском пароходе ночью и ужинать там свиными отбивными в обществе надменных жирных стариков, под аккомпанемент аккордеона и скрипки, звуки которых радуют только самих швейцарцев, сомневался, что им удастся развлечься. Он лишь надеялся, что Клодетт сумеет изобразить восторг.

– Спасибо, – сказал он вслух и поглядел на часы. – Пароход отчаливает в девять, наверное, вам уже пора собираться.

Спешно проглотив свой напиток, Лепски поднялся из-за стола.

– Ладно, девушки, – сказал он. – Пошли.

Пожилой морщинистый мужчина, читавший газету и потягивавший скотч со льдом, наблюдал, как вся компания покидает бар. Затем он поднялся с места и дошел до фойе как раз в тот момент, когда Лепски с Кэрролл и Клодетт миновали вращающуюся дверь.

Дювин тоже поглядел им вслед, после чего двинулся к лифту.

Пожилой морщинистый мужчина вошел в лифт вместе с ним, а потом зашагал по длинному коридору впереди Дювина. У себя в номере Дювин выждал несколько минут, затем осторожно открыл дверь и выглянул в длинный пустынный коридор.

Лу Брейди оставил дверь приоткрытой, чтобы хорошо видеть номер Лепски, и замер в ожидании. Ждать пришлось недолго. Он наблюдал, как Дювин с несессером, который он ему привез, беззвучно приблизился к номеру Лепски, задержался на несколько секунд, возясь с замком, отпер дверь и вошел, прикрыв ее за собой.

Брейди с тревогой поглаживал спрятанный в кармане пиджака «смит-вессон». Он выжидал. Минуты шли. Он понимал, что Дювину необходимо переложить вещи Кэрролл из одного несессера в другой. Он понимал, что Дювин – проворный, опытный вор, однако от напряжения Брейди покрылся испариной.

Затем он услышал голоса и увидел юную парочку, только что вышедшую из своего номера. Молодые люди явно были влюблены по уши. Когда они проходили мимо его номера, он шагнул назад, закрыл дверь, затем снова приоткрыл, а они остановились у двери Лепски, чтобы поцеловаться. В этот миг Дювин, с несессером Кэрролл в руке, вышел в коридор.

Влюбленные со смехом отскочили друг от друга и торопливо зашагали по коридору.

Дювин остановился, чтобы запереть номер Лепски, затем быстро двинулся к своей двери, и тут Брейди вышел в коридор.

– Сэр! – воскликнул Брейди. – Прошу прощения.

Дювин остановился и поглядел на морщинистого старика. Нахмурился:

– Да?

Брейди уже подходил к нему.

– Одну минутку, сэр.

– Простите, я очень спешу.

Брейди поравнялся с Дювином.

– Отличная работа, Пьер, – сказал он. – Я знал, что могу на тебя положиться.

Дювин ощутил, как кровь бросилась ему в голову. Он, пятясь, вошел в свой номер, Брейди – следом за ним.

– Ты? – сумел выдавить из себя Дювин. – Лу?

– Естественно. – Брейди заставил себя улыбнуться. – Я передумал, Пьер. Я сам отвезу несессер в Цюрих. – Он закрыл дверь. – Тебе нет необходимости туда ехать. Эд считает, что так будет лучше.

Все еще сжимавший в руке несессер, Дювин был так потрясен, что внезапно рухнул в кресло.

– Я поговорил с Эдом, – продолжал Брейди. – Он согласен с тем, что ты сработал безупречно. Я могу выплатить тебе тридцать тысяч швейцарских франков. Деньги у меня при себе.

Острый ум Дювина ожил. Его первым желанием было вышибить из Брейди дух и бежать, однако он не мог бросить Клодетт, которая вернется только часа через два. Нет, сказал он себе, тут требуется дипломатический подход.

– Какой потрясающий грим! – начал он. – Присядь на минутку. Давай поговорим.

Брейди колебался, затем сел подальше от Дювина.

– О чем тут говорить, Пьер? Я хочу уехать в Цюрих сегодня же вечером. Эд меня ждет.

– Я знаю, что́ здесь, – сказал Дювин, постучав по несессеру. – Икона Екатерины Великой.

Брейди кивнул. Он сунул потную руку в карман пиджака и нащупал оружие. Уверенности оно ему не прибавило.

– Икона стоит не меньше двадцати миллионов долларов, – продолжал Дювин, пристально наблюдая за Брейди.

– Могла бы стоить, если бы нашелся покупатель, – осторожно поправил Брейди.

– Эд не стал бы организовывать похищение, если бы покупатель не нашелся. Я знаю, кто покупатель… Герман Радниц.

Брейди неловко заерзал в кресле. Итак, Хэддон был прав. Их собирались облапошить. Он поглядел на мускулистого Дювина. Один его удар, подумал Брейди, ощущая испарину на лбу, может стать для меня последним.

– Ты слишком спешишь с выводами, Пьер. В любом случае тебя не касается, что́ в этом несессере. Тебя наняли, чтобы украсть его, и ты мастерски это проделал. И тебе щедро за это заплатят. Нечего тут больше обсуждать. Отдай мне несессер, а я отдам тебе тридцать тысяч франков.

Дювин помотал головой. Он видел, что Брейди испуган, и поиграл своими мощными мускулами.

– Тут есть что обсуждать, Лу. Давай будем реалистами.

– Я тебя не понимаю. – Брейди сумел растянуть дрожащие губы в улыбке. – Мы с тобой так чудесно работали вместе столько лет. Я по-прежнему смогу доставать для тебя прибыльные заказы. Что ты имеешь в виду… «будем реалистами»?

– Ну брось, Лу! – Дювин злобно нахмурился, отчего Брейди весь сжался в своем кресле. – Вот мое предложение: вышвырнем из дела Хэддона и поделим прибыль пополам. Мы получим по три, даже по четыре миллиона каждый. Что скажешь?

– Что я скажу? – Голос Брейди возвысился на тон. – Я скажу, что не в силах поверить, ты ли это говоришь, Пьер! Я изумлен и потрясен. Я не предаю друзей. Эд мой друг. Я думал, что и ты мой друг. Отдай мне несессер, я отдам тебе деньги, и мы забудем об этом разговоре.

Дювин пристально поглядел на него, потом качнул головой:

– Нет. Ты либо соглашаешься на мои условия, либо не получаешь ничего, и я забираю все. У меня есть выход на Радница. Он купит у меня икону. Он-то не считает другом тебя или кого-то еще. Тут уж ничего не поделаешь, Лу. Переходи на мою сторону, или останешься ни с чем, Лу.

А ведь Хэддон предвидел предательство, подумал Брейди.

Хэддон всегда предвидит осложнения и всегда готов к ним.

Он покачал головой:

– Ты недостаточно хорошо все продумал, Пьер. Радниц не станет иметь с тобой дело. Он даже со мной не станет иметь дело. Я должен связаться с его агентом, а ты понятия не имеешь, кто его агент. Так что прекращай эту чушь. И еще одно: Хэддон может устроить тебе веселую жизнь. Но даю слово, я ничего ему не расскажу. Отдай мне несессер, я отдам тебе деньги, и мы будем вместе работать и дальше, как работали всегда.

Дювин колебался, но затем подумал, каково это – иметь пять миллионов долларов. И еще он подумал о Клодетт, которая так сильно верит в него.

– Нет! Ты упустил свой шанс. Я забираю несессер, и ничего ты со мной не сделаешь!

Брейди замер на один долгий миг, ощущая под пальцами пистолет в кармане. Он был в отчаянии. Если пригрозить Дювину незаряженным оружием, не набросится ли на него Дювин и не покалечит ли его?

Собравшись с духом, он сказал:

– Тогда так. – И он вынул пистолет и нацелил на Дювина. – Извини, Пьер, но ты сам напросился.

Дювин уставился на оружие, ощутив волну ледяного озноба, прокатившуюся по спине. Его, как и Брейди, насилие приводило в ужас. Никогда еще никто не нацеливал на него пистолет, и при виде маленькой черной угрозы в руке Брейди он превратился из уверенного в себе мужчины в побелевшее и дрожащее подобие человека.

– Ты… ты не посмеешь выстрелить! – выдохнул он.

Брейди, пораженный тем, что есть кто-то еще трусливее его самого, ощутил кураж. Он подался вперед, размахивая пистолетом перед носом Дювина, и прорычал:

– Убивать я тебя не стану, зато покалечу! Прострелю тебе колено, если сейчас же не отдашь мне несессер!

Дювин содрогнулся. Дрожащей рукой он поставил чемоданчик на пол и ногой пододвинул его к Брейди.

– Хватит уже тыкать в меня пистолетом, – проговорил он срывающимся голосом. – Он… он ведь может выстрелить.

Брейди схватил несессер, встал и попятился к двери.

– Дурак ты, Пьер. От нас ты больше не получишь работы, не забывай, что Эд никогда не прощает предательства.

Он открыл дверь, вышел в коридор и быстро метнулся к своему номеру.

Спустя десять минут он уже гнал машину в сторону Цюриха, и несессер Кэрролл стоял на пассажирском сиденье рядом с ним.

«Ля Сюисс»[17]17
  La Suisse – Швейцария (фр.).


[Закрыть], залитая ярким светом, пыхтя, подходила к причалу Монтрё. С борта доносились жалобные звуки скрипки и аккордеона. Пьер Дювин наблюдал за приближением парохода. Он ждал уже целый час, зато за это время до какой-то степени оправился от удара, нанесенного ему Брейди. Он по-прежнему был чрезвычайно подавлен. Не будет не только миллионов, не будет и денег от Брейди. Его лихорадило от волнения. Он понял, что больше не будет и никаких афер с антиквариатом. Он знал, что Хэддон шепнет словечко – и все станут обходить его за версту. Магазин в Довиле без поступления краденых товаров придется закрыть. Первое предупреждение он получил, проигравшись в рулетку. Удача покинула его! А он-то нацелился еще на три миллиона и продулся окончательно. Швейцарских франков хватит только на бензин обратно до Парижа, а там его ждет счет за квартиру и все остальные счета. Что ж, сказал он себе, придется снова потрошить карманы. Сезон в Париже вот-вот начнется. Город будет полон богатых туристов, трясущих своими бумажниками. Он ненавидел рисковать, однако придется принять тот факт, что в этом его единственный шанс не попасть в очередь за пособием по безработице. Он подумал о Клодетт. Она единственное его утешение. Она примет неизбежное без слова жалобы. Она поймет, что он ничего не мог сделать под дулом пистолета. Пьер ощутил, как его накрывает волна любви к ней. Настоящее благословение, что у него есть Клодетт!

«Ля Сюисс» встала у причала, и народ начал сходить по трапу. Дювин увидел Клодетт и Лепски и замахал им.

Лепски был счастлив сойти с парохода. Никогда он не испытывал такой зеленой тоски, как на этой вечерней прогулке. От звуков, исторгаемых скрипкой и аккордеоном, он начал подергиваться.

Глядя на престарелых толстяков, радостно танцевавших под эту музыку, Лепски издавал фырканье, напоминавшее о заводящейся аккумуляторной дрезине. Челюсти у него болели после усердного пережевывания свиных отбивных. Кэрролл, видевшая, что Клодетт явно в восторге от вечера, сдерживала порывы Лепски, но и она была рада сойти с пароходика.

Клодетт, растягивая рот в улыбке, гадала, как там дела у Пьера. Она совершенно обессилела, так долго изображая веселье, стараясь развлечь чету Лепски и молясь про себя, чтобы ей никогда в жизни не довелось пережить подобное еще раз.

Одного взгляда на побелевшее, напряженное лицо Дювина ей хватило, чтобы понять: произошла катастрофа.

– Пьер? – Она подбежала к нему.

– Нам надо ехать немедленно! – сказал Дювин. – Она умирает… – Он обернулся к чете Лепски. – Я прошу прощения. Но знаю, что вы все поймете. Нам надо в Париж. Женевский аэропорт закрыт из-за тумана. А нам нельзя терять ни минуты. – Он схватил Лепски за руку и как следует стиснул. – Дорогой друг, пожалуйста, не старайся нас удержать, пожалуйста, извини. Нам надо было бы выехать еще час назад, зато за это время я успел заказать вам номер в «Паласе» Гштада. Швейцар в нашей гостинице поможет вам арендовать машину и расскажет, как туда доехать. – Он обернулся к Кэрролл. – Напишем, как только приедем в Париж. Мне очень жаль, что так вышло. Я был счастлив познакомиться с вами обоими.

Пока Лепски с Кэрролл пытались выразить свое сочувствие, Дювин сделал знак Клодетт, чтобы садилась в машину. Она траурно взмахнула рукой на прощание, когда Дювин усаживался за руль.

Ошарашенные внезапностью всего происходящего, Том и Кэрролл Лепски смогли лишь помахать вслед автомобилю. Пока ехали к шоссе, Дювин рассказал Клодетт, что случилось.

– Не представляю, как мы будем теперь жить! – проговорил он в отчаянии. – У нас почти не осталось денег. Кто бы мог подумать, что у этого чертового Брейди окажется оружие!

Клодетт похлопала его по руке.

– Все не важно, сокровище мое, пока мы есть друг у друга, – сказала она.

Никогда в жизни Дювин не слышал более утешительных слов.

Лепски проводил взглядом габаритные огни удалявшейся машины, затем посмотрел на Кэрролл:

– Ну ничего себе! Очень уж быстро, тебе не кажется?

– Бедняге предстоит прощание с матерью, Том, – сказала Кэрролл, едва не плача. – Чего же ты ожидал?

– Ну да, похоже, так и есть. Нам будет их не хватать. – Лепски двинулся через дорогу в сторону отеля. – Ну и вечер! А музыка! А еда! Я думал, у меня крышу снесет!

– Вечно ты ворчишь! – возмутилась Кэрролл. – Это швейцарский образ жизни. Ты должен радоваться, что тебе удалось посмотреть, как развлекаются люди в других странах.

Лепски издал звук, похожий на хлопок в тракторном карбюраторе. Пожилая пара, проходившая мимо, остановилась и воззрилась на него.

– Лепски! – рявкнула Кэрролл. – Ты выставляешь себя на посмешище!

Лепски сердито зыркнул на старичков, а потом затопал в фойе отеля.

– Лучше позаботься о машине на завтра, – сказала Кэрролл.

Лепски буркнул что-то и подошел к швейцару.

– Я хочу взять напрокат машину завтра утром, – сказал он. – Моим друзьям пришлось срочно уехать, и они забрали ту машину, на которой мы вместе путешествовали. Скверно, что аэропорт закрыт из-за тумана.

Швейцар удивленно поднял брови:

– Женевский аэропорт открыт, сэр. Никакого тумана.

Коп в Лепски насторожился:

– Это точно?

– Разумеется, сэр. Какую машину вы бы хотели арендовать?

– Подождите минутку, – сказал Лепски. – Мы тут запланировали поездку в Гштад. Забронировали номер в отеле «Палас».

– Но отель «Палас» еще не открылся, сэр. Сезон в Гштаде начинается только первого декабря.

Лепски ослабил галстук – верный знак, что он начинает закипать от ярости.

– Скажите-ка мне, дружище, – продолжал он. – Я так понял, что Гштад славится стейками из говядины кобе. Это правда?

– Э-э… нет, сэр. Вы имеете в виду японские стейки, которые так популярны в Гонконге? Швейцария их не импортирует.

Лепски рванул на себе галстук.

– Я так понял, что там много стрип-шоу с обилием великолепных танцовщиц.

– Возможно, в сезон. Это ближе к Рождеству, сэр.

Кэрролл подошла к Лепски.

– Сомневаюсь, что мы поедем в Гштад, – проговорил Лепски сквозь стиснутые зубы.

– О чем это ты? – раздраженно спросила Кэрролл.

– Молчи! – рявкнул Лепски. – Я чую беду! – Он подошел к стойке портье. – Мы завтра уезжаем, – сказал он. – Пожалуйста, подготовьте мне счет.

– Мистер Лепски? Номер 245?

– Ага.

Портье выложил перед ним подробно расписанный счет.

– Вот, пожалуйста, сэр, – произнес он, широко улыбаясь, – сюда же включен счет мистера и миссис Дювин. Мистер Дювин спешил. Он сказал мне, что его мать при смерти. Сказал, что о счетах позаботитесь вы.

Он испытующе поглядел на Лепски, который стоял с каменным лицом.

– Ага, – сказал Лепски. – Я пока взгляну. – Прихватив счет, он подошел к Кэрролл. – Мне надо выпить.

– Ты ведь не думаешь…

– Молчи! – отрезал Лепски, и Кэрролл, заметив опасные признаки, последовала за ним в почти опустевший уже бар.

Лепски уселся и принялся изучать счет.

Он поглядел на общий итог и протяжно присвистнул.

Подошел бармен.

– Тройной скотч со льдом, – заказал Лепски. – Хочешь чего-нибудь? – обратился он к Кэрролл.

– Нет! Ты слишком много пьешь! В чем дело? Обязательно тебе изображать какой-то персонаж из фильма ужасов?

Лепски ничего не ответил. Он дождался выпивки, проглотил половину, затем посмотрел на Кэрролл:

– Старая пьянчужка Бессинджер была права. Она предостерегала нас от опасных людей. Я всю дорогу твердил, что этот Дювин проходимец, но ты ведь не слушала.

– Не начинай все снова! О чем ты болтаешь?

– Нас поимели, – заявил Лепски. – Могу поставить последний доллар, что у этого сукина сына вообще нет никакой матери!

– Лепски! О чем ты говоришь?

– Да это же мошеннический прием, старый как мир! И мы купились! Вот и остались теперь с их счетом за гостиницу, выпивку, еду и еще пару покупок, которые он сделал в отеле для своей очаровательной сучки, – прорычал Лепски. – И хуже того… – Он продолжил, объяснив Кэрролл, что сезон в Гштаде еще не начался, там нет ни отеля, ни бифштексов из говядины кобе, ни великолепных стриптизерш – вообще ничего.

– Не могу поверить! – крикнула Кэрролл.

Затем, оценив выражение лица Лепски, испепелявшего взглядом счет, она поняла, что он говорит правду, и тут пришла в бешенство.

– Надо заявить в полицию! – прошипела она. – Никто не смеет водить нас за нос! Никто!

– Ни в какую полицию мы заявлять не будем! – спокойно и твердо произнес Лепски. – Если когда-нибудь станет известно, что американского полицейского провел ловкий жулик, насмешкам не будет конца! Парни у нас в управлении животики со смеху надорвут! Я тебя предупреждал, но ты не слушала. Это же твои деньги. – Он бросил счет ей на колени. – Вот, учись на своих ошибках и начиная с этого момента не доверяй никому!

Кэрролл взглянула на сумму, которую ей предстояло заплатить, и сдавленно вскрикнула, отчего бармен пристально на нее посмотрел.

– Ой, Том!

– Мой отец говорил, что за опыт надо платить, – сказал Лепски. – И на будущее слушай, что я говорю.

Кэрролл кивнула.

– А теперь я хочу кое о чем тебя спросить, – продолжал Лепски. – Тебе в самом деле понравилось путешествие?

Кэрролл колебалась с ответом.

– Ну, оно немного меня разочаровало, а итог и вовсе получился отвратительным, тебе не кажется?

– Ага. Завтра же едем домой. Хватит с меня Европ. Надо было быть умнее и положить все спущенные на ветер деньги в банк. Осталось хоть что-нибудь?

Кэрролл поморщилась:

– Меньше пяти тысяч.

Лепски потрепал ее по руке:

– Этого хватит, чтобы выплатить долги. – Он допил свой скотч и вдруг оцепенел. – Боже! Я ведь забыл о наших соседях! Слушай: ты скажешь им, а я скажу то же самое ребятам на работе, что мы чудесно провели время. Ни слова о проклятой французской еде. Помнишь те удивительные блюда, которые нам пришлось пробовать? Так вот, пусть твои подружки позеленеют от зависти. Расскажи им об утке, которую мы ели. Пусть ощутят ее вкус. Покажи им фотографии лебедей, Альп и Эйфелевой башни. Чтобы ни у кого… повторяю, ни у кого… не возникло даже мысли, будто мы не оторвались на полную катушку. Поняла?

Кэрролл просияла. Она уже видела, как подруги зачарованно слушают ее, широко раскрыв глаза. Если в следующие несколько месяцев она сделается центром внимания, наверное, поездка того стоила.

Она встала, взяла Лепски за руку и одарила его самой соблазнительной своей улыбкой:

– Пойдем в постель, Том.

Знакомый с этой улыбкой, Лепски не мог дождаться, пока придет лифт.

Лу Брейди оставил машину перед отелем «Эдем» в Цюрихе, взял синий несессер и свой портфель со сменой белья и вошел внутрь.

Часы показывали четверть второго ночи.

Его встретил ночной портье.

– Только на одну ночь, – сказал Брейди. – Думаю, у вас здесь остановился мистер Клод Кендрик.

– Да, сэр. Он дожидается вас в баре.

– Отнесите мои вещи в номер. Нет, несессер оставьте. Это подарок для дочери мистера Кендрика.

С несессером в руке Брейди пошел в бар. Он ощущал себя триумфатором. Несмотря на происки Дювина и благодаря Эду Хэддону, он сумел довести дело до конца. Через пару дней у него будет миллион долларов.

Он обнаружил Кендрика в пустом баре с бутылкой шампанского, стоявшей перед ним в ведерке со льдом. Кендрик посмотрел выжидающе, однако, увидев морщинистого старика, скривился, но затем он заметил синий несессер и вскочил с места:

– Лу, мальчик мой! Вот это грим! Это же ты, Лу?

Брейди радостно засмеялся:

– Да, это я. – Он помахал несессером. – Успех!

– Дорогой мой, ты душка! – воскликнул Кендрик. – Я знал, что у тебя получится! Как чудесно!

– Когда меня просят сделать дело, я делаю. – Брейди поставил несессер на стол, налил шампанского в бокал Кендрика и выпил. – Но проблемы все же были.

– Большие?

– Не важно. Я все уладил. Дювин пытался нас надуть.

– Какой ужас!

– Я с ним разобрался. Это последняя работа, которую он получил от нас. Пойдем наверх, Клод, и вскроем чемоданчик. Когда ты намерен получить деньги?

– Завтра. У меня назначена встреча с Радницем. Я сказал ему, что ты приедешь. Он утверждает, что деньги у него приготовлены.

– Потрясающе! Пойдем к тебе в номер.

Когда мужчины вошли в лифт, Кендрик сказал:

– Я купил все необходимые инструменты, чтобы вскрыть несессер. Придется действовать крайне аккуратно – не дай бог повредить икону.

– Давай лучше я сам, – предложил Брейди. – У меня есть навык.

Оказавшись в номере Кендрика, они заперли дверь, затем Кендрик дал Брейди набор инструментов и уселся наблюдать. Брейди, работая, вкратце описал, как ему удалось переиграть Дювина. Кендрик, слушая, только негромко охал.

– Кто бы мог подумать? – произнес он, когда Брейди отделил от несессера боковые части. – Будь очень осторожен, шери. Чтобы ни единой царапины на этом бесценном предмете.

– Вот она, – сказал Брейди, аккуратно вынимая деревянный брусок из фальшивого дна несессера. – Наши замечательные миллионы.

А в следующий миг оба мужчины окаменели, уставившись на кусок сосновой древесины.

Кендрик, сердце которого на миг замерло, выхватил деревяшку из рук Брейди.

– Но это же не икона! Это просто кусок дерева! – просипел он.

Для Брейди потрясение оказалось слишком велико. Он вырвал деревяшку у Кендрика, испепеляя ее взглядом, а затем швырнул об пол.

Дювин все-таки перехитрил его! Каким-то образом умудрился поменять несессеры, но как? С того момента, как этот сукин сын украл несессер Лепски, он не покидал поля зрения Брейди.

Кендрик вдруг выпрямился во весь рост.

– Ты предатель! – взревел он. – Отдай мне икону. Я…

– Заткнись! – прорычал Брейди. – Это все Дювин! Наверное, он уже у Радница, предлагает ему икону за полцены!

Кендрик закрыл глаза. Он знал, что Радниц не колеблясь пойдет на сделку с Дювином. Он вспомнил, сколько денег потратил, подготавливая операцию. Подумал о Луи де Марни, который ждет свою долю. Он понимал, что ему ничего не остается, как только вернуться к себе в галерею.

Ослабевшей рукой он указал на дверь.

– Уходи. И чтобы я никогда больше не видел твоей гнусной рожи, – произнес он, а потом вынул свой носовой платок и разрыдался.

Накануне вечером Сергас Хольц вошел в кабинет Германа Радница и поставил на письменный стол синий несессер.

– Сэр, ваше задание выполнено, – доложил он.

Радниц улыбнулся:

– Блистательно! Расскажите, как все прошло.

Хольц выглядел скучающим.

– Проблем не возникло, сэр. Лепски с друзьями отправились на ланч. Брейди тоже пошел в ресторан перекусить. Я воспользовался возможностью и поменял несессеры.

– Вскройте его и дайте мне взглянуть на икону, – велел Радниц.

Хольц забрал несессер и, выйдя из кабинета, передал его Мютену.

– У этого несессера фальшивое дно, внутри некий предмет, – сказал он. – Мистер Радниц желает его видеть. – И он ушел.

Спустя полчаса Мютен шагнул в кабинет Радница и с благоговейной осторожностью положил икону Екатерины Великой на письменный стол перед хозяином.

– Великолепное сокровище, сэр, если вы позволите мне высказать свое мнение, – произнес он.

Радниц взял икону, и его жабья физиономия просветлела от удовольствия.

– Вы совершенно правы, Мютен, – сказал он. – Одно из величайших сокровищ мира. Попробуйте связаться с Василием Вренцовым. Скажите, пусть приезжает, как только сможет.

На следующий день, в то время, когда Пьер и Клодетт Дювин еще только надеялись избавиться от Лепски, а Брейди гримировал себя под Джона Уиллиса, «фольксваген-жук» Вренцова подкатил к вилле Радница. Вренцов медленно поднялся по мраморным ступеням тяжелой старческой походкой.