Текст книги "Семь раз отмерь"

Глава шестая

Эд Хэддон, чей багаж состоял из портфеля со сменой белья и свертка, упакованного в подарочную бумагу, доехал на такси от аэропорта Кеннеди до отеля «Шератон», где и застал в главном баре Лу Брейди, который потягивал скотч со льдом.

Для разнообразия Брейди, одетый в пиджачную пару темного цвета, на этот раз был самим собой: стриженные ежиком волосы, бледное худощавое лицо и беспокойные черные глаза. Он вскинул руку, и Хэддон подошел к нему. Брейди подал знак официанту. Хэддон сказал, что будет пить чистый бурбон.

– Новости есть? – спросил он, раскурив сигару.

– Меньше часа назад говорил с Дювином. Никаких проблем, – сообщил Брейди. – Судя по всему, он прекрасно справляется с работой. Сказал, они с Лепски уже закадычные друзья. И на французской таможне тоже не было никаких осложнений.

Официант принес Хэддону бурбон. Когда он отошел, Хэддон пригубил напиток и сказал:

– Хорошие новости. Теперь осталась швейцарская таможня.

– Пьер отвезет их в Монако, оттуда – в Монтрё. Выберет какой-нибудь небольшой пропускной пункт. Он свое дело знает.

– Газеты видел? – Хэддон затянулся сигарой.

– Угу. Столько шумихи, столько суеты.

– Новость на первой полосе даже в континентальных газетах.

– Ну, мы ведь этого и ожидали.

– Да. – Хэддон допил бурбон. – У меня с собой копия несессера. – Он кивнул на сверток в подарочной упаковке, стоявший у его ног. – Ты отвезешь его в Монтрё… верно?

– В отель «Монтрё палас», передам Дювину, и тот поменяет несессеры. Тебя что-то тревожит, Эд?

– Не исключены осложнения, Лу. Мужчина, путешествующий с дамским несессером, может привлечь внимание полиции.

Брейди хмыкнул:

– Я тоже об этом подумал. Со мной полетит моя подружка.

Хэддон посмотрел на него:

– Не знал, что у тебя имеется подружка.

– О да. И какой лакомый кусочек! Она чуть не лишилась своего крохотного разума при мысли, что поедет в Швейцарию.

– Ты точно ей доверяешь? Знаешь ведь, как женщины любят трепать языком. Они даже о своих сексуальных похождениях не в силах молчать.

– Из-за Мэгги можешь не переживать. Она такая глупенькая, считает Ричарда Никсона поп-певцом. И она сделает в точности то, что я ей прикажу.

Хэддон пожал плечами:

– Ладно. Это хороший способ переправить несессер в Швейцарию. А теперь как насчет Дювинов?

Брейди допил свой скотч.

– А что с ними не так?

– Да все эта пресса, будь она неладна. Во всех газетах по всему миру фотография иконы и ее описание с указанием стоимости. Пока летел сюда, успел пораскинуть мозгами. Ты говоришь, Дювины сметливые?

– Сметливее не бывает. Потому-то я их и задействую.

– Как думаешь, они достаточно сметливы, чтобы догадаться о содержимом несессера?

Брейди окаменел, и в его глазах немедленно отразилась тревога.

– При таком широком освещении в прессе, – продолжал Хэддон, – сдается мне, если они действительно сметливые, могут сделать правильный вывод. Мы платим им всего двадцать тысяч в швейцарских франках плюс расходы, а награда обещана в двести тысяч долларов. Ты их знаешь. Я – нет. Думаешь, им можно доверять, не переметнутся?

Крошечные бисеринки пота выступили на лбу Брейди.

– Не знаю. Они вечно в долгах. Двести тысяч – чертовски сильное искушение. – Он подумал, потом покачал головой. – Нет. Если они потребуют вознаграждение, французская полиция начнет выяснять их подноготную, а именно этого Дювины не могут себе позволить. Они много в чем замазаны. Нет, я уверен, что претендовать на награду они не посмеют.

– Давай еще немного разовьем мою мысль, – предложил Хэддон, – но сперва выпьем.

Брейди подал знак официанту, который принес новые напитки.

– Продолжай, – напряженно произнес Брейди, когда официант отошел.

– Им предстоит поменять несессеры. Допустим, когда чемоданчик Лепски окажется в руках у Дювинов, они скроются с ним, – сказал Хэддон, пристально глядя на Брейди. – Имеются у них подходящие связи? Кто-нибудь, кто способен купить икону?

Брейди вынул носовой платок и утер лоб.

– Сомневаюсь. Дювины имеют дело с мелкой рыбешкой. Не с теми, кто тратит миллионы.

– А ты думал о том, кто может оказаться клиентом Кендрика? – спросил Хэддон.

Брейди кивнул:

– Это может быть только Герман Радниц… верно?

– И я пришел к такому же выводу. Он подходит по всем параметрам. Кендрик уже имел с ним дело. У него вилла в Цюрихе. Он интересуется русским искусством, и у него есть деньги. – Хэддон помолчал, затем спросил: – Ты не знаешь, Дювин когда-нибудь пересекался с Радницем?

Брейди призадумался, и лицо его приобретало все более и более горестное выражение.

– Если подумать, кажется, я действительно слышал, что он примерно год назад продал Радницу какую-то картину.

– Значит, он может прийти к Радницу с иконой, предложить цену пониже и облапошить нас?

Брейди неловко заерзал на стуле:

– Ну да. Дювин бы и собственного папашу выкопал из могилы, если бы знал, что в гробу лежат деньги.

– И Радниц согласится иметь с ним дело?

– Этот сукин сын согласится иметь дело с кем угодно, чтобы сэкономить миллион.

– Вот и я того же мнения. – Хэддон пригубил свой бурбон. – Похоже, у нас проблема, Лу.

– Возможно, мы торопимся с выводами. Дювин может и не догадаться, что в несессере икона.

– Я нутром чую предательство, – негромко произнес Хэддон. – Если Дювин такой умный, как ты говоришь, он обо всем догадается.

Брейди закинул ногу на ногу, затем снова сел прямо.

– У нас еще есть время. Дювины с Лепски в данный момент в Париже. В Монте-Карло поедут четырнадцатого. А в Монтрё они выезжают двадцатого. Если Дювин решит нас облапошить, он дождется, пока Лепски перевезут икону через швейцарскую границу. Значит, у нас в запасе девять дней.

Хэддон мрачно задумался, глядя куда-то в пустоту, и Брейди замер неподвижно. Он безгранично верил в талант Хэддона разрешать любые проблемы.

В итоге Хэддон сказал:

– У нас план такой: Дювин меняет несессеры в отеле «Монтрё палас», доставляет товар к тебе в отель «Эдем» в Цюрихе, и ты платишь ему двадцать тысяч швейцарских франков плюс расходы. Кендрик к тому времени уже будет в «Эдеме». Ты передаешь Кендрику несессер, и он отвозит его клиенту, получает деньги и отдает нам нашу долю. Так мы спланировали. Теперь, если Дювин собирается нас облапошить, он поменяет несессеры и поедет в Цюрих, но только не в отель «Эдем». Он отправится на виллу Радница, которая, насколько я знаю, находится на озере чуть дальше Цюриха. Он договорится с Радницем, получит плату и смоется.

– Все это только догадки, – возразил Брейди, утирая лоб носовым платком. – Я много лет работал с Дювином. Мне трудно поверить, что он может нас предать.

– Нам придется допустить, что он готов нас предать, – произнес Хэддон с каменным лицом. – Когда речь идет о таких деньгах, я не доверяю никому, кроме тебя. Значит, нам придется допустить, что Дювин попытается натянуть нам нос, и мы должны принять меры предосторожности.

– Какие меры предосторожности?

– Мы будем играть на опережение. Дювин со своей компанией прибудет в «Монтрё палас» двадцатого. Ты со своей подружкой приедешь туда восемнадцатого. Скажешь при заселении, что останешься до двадцать первого, но хочешь забронировать еще один номер для вашего общего с Дювинами друга. Ты хочешь получить номер на одном этаже с Дювинами и поближе к ним. Когда Дювин будет на месте, ты передашь ему копию несессера и скажешь, что переезжаешь в отель «Эдем», будешь ждать его там с несессером Лепски. Двадцать первого числа ты выедешь из отеля, убедившись, что Дювин это видел. Остановишься где-нибудь недалеко от Монтрё, отправишь свою подружку в Цюрих, загримируешься и вернешься в «Монтрё палас» под видом общего друга, для которого ты бронировал номер. И с этого момента не спускай с Дювина глаз, пока он будет в отеле. Как только он поменяет несессеры, ты подскочишь к нему, заберешь наш, заплатишь и поедешь в отель «Эдем». Таким образом мы предупредим предательство. Что скажешь?

Брейди подумал и в итоге согласно кивнул:

– Идея разумная, но надо учесть еще кое-что: если Дювин действительно задумал нас облапошить, он уже спит и видит, как стал обладателем пяти миллионов долларов. Он может оказать сопротивление, а он крупнее меня. Допустим, он оглушит меня и смоется? Если бы у меня были его мускулы, я бы так и поступил.

Хэддон мрачно усмехнулся:

– Когда приедешь в Женеву, купи себе пистолет. Я дам тебе адрес одного человечка, который продаст оружие, не задавая лишних вопросов.

У Брейди глаза полезли на лоб.

– Нет! Я никогда не притрагивался к оружию! Никакого насилия! Это точно исключено, Эд!

– Операция подразумевает прибыль в три миллиона – миллион для тебя и два для меня, – произнес Хэддон брюзгливо. – Пушку можно и не заряжать. Если Дювин поведет себя грубо, тебе всего лишь придется помахать пистолетом у него перед носом, и это его утихомирит. Нельзя допускать промашек, Лу. – Хэддон извлек из бумажника визитную карточку и написал на ней адрес. – Просто назовешь мое имя. Проблем не будет, однако оружие прихвати.

Брейди поколебался, скорчив гримасу, затем взял карточку.

– Может, Дювин вовсе не собирается нас предавать, – проговорил он без особой надежды. – Может, мы делаем из мухи слона.

Хэддон подхватил сверток в подарочной упаковке и положил на колени Брейди.

– Я иду спать. Насчет слонов не беспокойся. И насчет мух не беспокойся. Просто сделай так, чтобы Кендрик получил икону, а мы получили деньги.

Оставив Брейди с тревогой рассматривать сверток, Хэддон прошел через бар и направился к лифтам.

Василий Вренцов из России был доверенным лицом Германа Радница. Приземистый, крепко скроенный мужчина с лысоватой головой и глазами, которые напоминали черные фасолины, утопленные в белом тесте.

Проживал он в скромной трехкомнатной квартирке в Зеллинбурене, под самым Цюрихом. Квартира принадлежала его швейцарской любовнице, что позволяло ему жить спокойно, не вызывая навязчивого интереса полиции. Он проводил бо́льшую часть времени, мотаясь между Цюрихом и Москвой, и его весьма высоко ценили в высших эшелонах власти в Советах.

Этим утром ему позвонил Радниц и пригласил пообедать на вилле Гелиос, в одном из его многочисленных шикарных домов. Вилла располагалась в нескольких километрах от Цюриха посреди раскинувшихся на два акра декоративных садов, на берегу озера, где у Радница имелся собственный причал с моторными катерами, не говоря уже о роскошной яхте, на которой он, будучи в настроении, устраивал увеселительные прогулки.

Василий Вренцов всегда с удовольствием принимал приглашения Радница. В прошлом ему несколько раз удавалось организовывать весьма прибыльные сделки Радница с Кремлем, и Радниц неизменно выплачивал ему комиссионные, переводившиеся на номерной счет Вренцова в Цюрихском банке, – деньги, о которых Кремлю не было известно.

Оставив потрепанный «фольксваген-жук» на парковке, Вренцов поднялся по мраморным ступеням, ведущим к импозантным дверям виллы. Он нажал на кнопку дверного звонка и обернулся, чтобы полюбоваться великолепными цветочными клумбами, затем перевел завистливый взгляд на причал, яхту и озерную гладь.

Двери распахнулись, и пожилой дворецкий приветствовал его легким поклоном.

– Мистер Радниц ожидает вас, мистер Вренцов, – произнес он. – Пожалуйста, следуйте за мной.

– Рад снова тебя видеть, Мютен. Скажи-ка, что ты приготовил мне на ланч? – спросил Вренцов, снимая шляпу и проходя в просторный холл, украшенный доспехами и шикарными гобеленами.

– Устрицы из Уитстабла и шотландскую куропатку, – с улыбкой сообщил Мютен. Он знал, как этот русский любит поесть. – Устрицы только сегодня утром доставили из Англии.

Вренцов закатил глаза:

– Великолепно! А как поживает мистер Радниц? Надеюсь, он в добром здравии.

– Судя по всему, здоровье у него в полном порядке, сэр, – ответствовал Мютен, ведя Вренцова по длинному коридору к кабинету Радница.

Радниц сидел за большим антикварным письменным столом, заваленным бумагами. Когда Вренцов вошел, хозяин поднялся из-за стола, широко улыбаясь в знак приветствия.

– Рад вас видеть, Василий, – сказал он, огибая стол, чтобы пожать гостю руку. – Хорошо, что заглянули. По глотку водки? – тут же спросил он, устроив Вренцова в кресле рядом с письменным столом.

– Было бы недурно, мистер Радниц. Вы очень добры.

Мютен принес водку в больших хрустальных бокалах с колотым льдом.

– Сигару?

– Что может быть лучше?

Мютен вынул сигару из коробки на столе, отрезал кончик и подал Вренцову, поднес зажигалку, после чего с поклоном покинул комнату.

– Как супруга? В порядке? – спросил Радниц, усаживаясь за свой стол.

– Да, благодарю. Цюрихский климат ей не нравится, однако она привыкает.

Радниц умолк, чтобы раскурить сигару, затем, подняв свой бокал, кивнул Вренцову, поднявшему бокал в ответ, и выпил. Повисла недолгая пауза, затем Радниц сказал:

– Кажется, настало время для серьезного разговора, Василий. Вот уже три месяца, как мы не виделись. Есть у вас какие-нибудь новости для меня?

Вренцов пожал жирными плечами:

– Насчет Казанской дамбы?

Глаза Радница с набрякшими веками посуровели.

– Чего же еще, как не Казанской дамбы?

– Да. И вы можете не сомневаться, что я продвигаю ваши интересы, мистер Радниц, как делал всегда в прошлом и буду делать впредь.

– И?..

– Это, несомненно, грандиозное строительство, мистер Радниц, – проговорил Вренцов с елейной улыбкой. – Цена…

– Мы уже обсуждали все это, – отрезал Радниц с раздражением в голосе. – Я готов профинансировать половину проекта. Ваше начальство – другую половину. Мои специалисты будут ассистировать и помогать советами. Это и есть суть моего предложения. И теперь я хочу услышать, что думает по этому поводу ваше начальство.

– Что ж, буду откровенен, мистер Радниц. – Вренцов умолк, чтобы глотнуть из бокала. – Мое начальство в сомнениях. Можете быть уверены, я продавливал ваше предложение, однако они считают, что стоит проконсультироваться с другими подрядчиками и выяснить, нельзя ли построить дамбу дешевле.

Крохотный огонек гнева загорелся в глазах Радница, но тут же потух.

– Ни один другой подрядчик не построит дамбу за меньшие деньги, и уж точно не построит так хорошо, как я.

– Я нисколько не сомневаюсь, что так и есть, однако с моим начальством все непросто. Они продолжают изучать вопрос, несмотря на мои советы. Отсюда и задержка. Я твердо убежден, что уже скоро дело решится в вашу пользу.

Послышался стук в дверь, и вошел Мютен.

– Джентльмены, ланч на столе, – объявил он.

Сочные устрицы и безупречно приготовленная куропатка были поданы под «Марго» 1959 года, за ними последовал сыр и сорбет из шампанского.

Во время ланча Радниц поддерживал непринужденную беседу о том о сем, не касаясь бизнеса, однако Вренцов знал, что после ланча хозяин возьмет его в оборот. Прошлые дела с Радницем научили его, что тот – безжалостный переговорщик и общаться с ним необходимо крайне деликатно.

Наконец они вернулись в кабинет, устроившись с бокалами бренди и сигарами, и тут Радниц открыл огонь из всех орудий.

– Василий, у нас с вами сложился счастливый и взаимовыгодный союз, – начал он, устремив на Вренцова свои глаза с набрякшими веками. – Мы уже провернули вместе четыре сделки. На ваш номерной счет ушло примерно девяносто тысяч швейцарских франков в качестве комиссионных, и ваши хозяева ничего не знают об этих деньгах.

Вренцов улыбнулся. Он был слишком опытен, чтобы как-то реагировать на подобные намеки на возможный шантаж. Швейцарский номерной счет гарантировал полную анонимность.

– Мое начальство ничего не знает о моем швейцарском счете и ничего о нем не узнает, мистер Радниц, – произнес он.

Радниц понял, что этот улыбчивый русский не боится шантажа. Он кивнул и переменил тактику:

– Василий, если я получу контракт на строительство дамбы в Казани благодаря вашим усилиям, полагаю, что смогу обещать вам четверть миллиона швейцарских франков.

Вренцов снова улыбнулся:

– С вашей стороны это весьма щедро, не сомневайтесь, я делаю ради вас все, что в моих силах. Однако, как я уже сказал раньше, мое начальство настаивает на рассмотрении других предложений.

Радниц изучал кончик своей сигары, и его жабья физиономия не выражала никаких чувств.

– Сдается мне, – произнес он в итоге, – что необходим какой-то рычаг, который поможет перевести ваших хозяев на мою сторону.

– Рычаг? Вот этого я уже не понимаю.

– Икона Екатерины Великой, – сказал Радниц, пристально наблюдая за Вренцовым, однако толстый русский лишь слегка поднял брови.

– Ах да, – сказал он. – Я слышал, что она была похищена с выставки в Вашингтоне. И какое отношение икона имеет к Казанской дамбе?

Радниц сдержал раздражение.

– Ваши хозяева зарабатывают на этом похищении порядочный политический капитал. Кража поставила нашего президента в крайне неловкое положение. Он не популярен. Его критикует мировая пресса. Он немедленно принял все меры, чтобы икона не покинула Штатов, перекрыв все выезды из страны, что вызвало сильное возмущение общественности, которая уже протестует, виня во всех неудобствах президента. Я понимаю, что люди, со своей стороны, правы. Американцам за редким исключением плевать на русскую икону, а вот то, что во всех аэропортах задерживают рейсы и обыскивают багаж, не выпускают из портов корабли и так далее, делает президента крайне непопулярным.

– Это достойно сожаления, – отозвался Вренцов с хитроватой улыбкой, – однако какое отношение ваш президент имеет к моему начальству?

– Ну же, Василий, вы не хуже моего понимаете, что любые неприятности нашего президента – радостная новость для Кремля.

Вренцов рассмеялся: это был сиплый, грубый смех.

– Только не для протокола, мистер Радниц, но я скажу, что вы правы.

– Говорят, наш президент заверил вашего премьера, что икона все еще находится в Штатах и уже скоро будет возвращена.

– Да, так и было. В «Правде» писали об их разговоре, однако на поиски уйдут месяцы, а то и годы, если вор готов подождать. – Вренцов поднес бокал с бренди к мясистому носу, вдыхая аромат. – Ведь вряд ли возможно, чтобы все эти проверки, задержки пассажиров и прочее длились бесконечно, пока икона не будет найдена?

– Именно. Предполагаю, что проверки продлятся еще месяц, доставляя президенту все больше и больше хлопот, а затем постепенно ограничения будут сняты под давлением общественности.

– И тогда вор воспользуется возможностью?

– Нет. Выборочные проверки и внезапные обыски будут проводиться. Вор поистине должен обладать стальными нервами, чтобы решиться переправить икону через границу.

Вренцов допил свой бренди.

– По счастью, мистер Радниц, это не моя епархия. Но мы как-то отклонились от темы Казанской дамбы, а это…

– Я говорил о рычаге давления, – перебил Радниц. – Наливайте себе еще, дорогой Василий.

– Вот спасибо. – Вренцов щедро плеснул в свой бокал из хрустального графина. – Великолепный бренди.

– Полагаю, ваши хозяева будут счастливы получить икону обратно?

– Разумеется. Эта икона – один из главных экспонатов Эрмитажа. Она неизменно вызывает огромный интерес у туристов, и ее ценность неизмерима.

Радниц затянулся сигарой.

– Вот это и есть рычаг, о котором я упоминал. Только предположим, что я смог бы вернуть икону Эрмитажу и предоставить доказательства, что наш президент лжет, утверждая, будто икона все еще в Штатах. Как вы считаете, в этом случае ваши хозяева согласились бы заключить контракт на строительство дамбы со мной? Только предположим, что я смогу доказать: икона была вывезена из Штатов через день после похищения, несмотря на общие усилия спецслужб, к которым подключили всю полицию, Федеральное бюро расследований, ЦРУ, армию и флот. Когда эта история благополучно просочится наружу, да если ее правильно подать, да при освещении во всей мировой прессе, разве наш президент не сделается всеобщим посмешищем?

Вренцов наклонил голову:

– Да. Это совершенно очевидно, мистер Радниц. А вы действительно сможете вернуть икону или же это только рассуждение?

– Все зависит от вашего начальства, – заявил Радниц. – Если я получу контракт на строительство Казанской дамбы, они получат икону.

Вренцов шумно вдохнул:

– Мистер Радниц, я веду с вами дела уже достаточно долго, чтобы с уверенностью полагаться на все ваши слова. Должен ли я понимать так, что икона у вас?

– Этого я не говорил. Я сказал, что могу ее достать. Это будет стоить мне денег, но я готов заплатить за икону при условии, что получу контракт.

– Значит, она уже не в Штатах?

– Нет.

Вренцов ждал, надеясь, что Радниц скажет, где именно, однако Радниц хранил молчание, и он отважился на новый вопрос:

– Вы гарантируете ее возвращение?

– При условии, что ваше начальство гарантирует мне контракт на строительство дамбы, – сказал Радниц, глядя Вренцову прямо в глаза. – Обмен мы сможем произвести здесь. Вы получите икону. Я получу контракт.

– Это очень интересное предложение, мистер Радниц. Как раз завтра я лечу в Москву, – сказал Вренцов. – Могу я передать своему начальству, что икона действительно уже покинула Штаты?

– Можете, и еще можете передать, что они получат икону в срок от десяти до пятнадцати дней.

Вренцов кивнул:

– Не сомневайтесь: я сделаю все возможное, чтобы отстоять ваши интересы, мистер Радниц, но, разумеется, я не могу предугадать, как они отреагируют. Дамба обойдется в баснословную сумму. Надеюсь, они сочтут, что икона достаточно ценный объект, чтобы весы склонились в вашу пользу.

– Разумеется, решение за ними. – Твердо вознамерившись получить с русских хоть какую-то выгоду, Радниц продолжил: – Даже если они не дадут мне контракта, я с готовностью выкуплю икону у своего человека, если ваши хозяева готовы за нее заплатить.

– Сколько она будет стоить, мистер Радниц?

Не забывая, что не намерен платить Кендрику за икону, Радниц произнес:

– Шесть миллионов долларов.

Заметив, как дернулся Вренцов, он прибавил:

– На открытых торгах икона стоила бы по меньшей мере двадцать миллионов долларов. Ваши хозяева не просто получат ее недорого, но еще и приобретут значительный политический капитал. Кто знает? Может, президент даже компенсирует их расходы. Чтобы избежать ненужной огласки, вполне вероятно, что он на это пойдет.

– Значит, у меня от вас два предложения, – подытожил Вренцов. – Либо вы получаете контракт на строительство дамбы, и икона возвращается, либо вы не получаете контракта, но продаете нам икону за шесть миллионов долларов. Все верно?

Радниц поднялся из-за стола:

– Вы безукоризненно точно все понимаете, дорогой Василий. Достаньте мне контракт, и я перечислю вам четверть миллиона швейцарских франков. Если у вас не получится, но ваши хозяева заплатят мне за икону шесть миллионов долларов, ваша доля составит пятьдесят тысяч швейцарских франков. Очевидно, в ваших интересах как следует побороться за контракт.

– И не сомневайтесь, мистер Радниц, я поборюсь.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Через неделю дам знать, – пообещал Вренцов, пока Радниц провожал его до двери.

– Мютен положил вам в машину небольшой сверток, – сказал Радниц. – С презентами для супруги.

– Как вы щедры! Как предусмотрительны! – Глаза Вренцова алчно загорелись.

Радниц улыбнулся и помахал на прощание рукой.

На третий день пребывания в Париже Пьер Дювин повел чету Лепски на экскурсию по городу. Париж Пьер знал как свои пять пальцев. После короткого тура по Лувру он повлек их в Нотр-Дам, оттуда в Сент-Шапель и под конец на самый верх Эйфелевой башни. Его комментарии были настолько интересны, что даже Лепски начал приобщаться к культуре.

Услышав накануне предложение Пьера, Лепски с Кэрролл в своем номере в отеле, по обыкновению, переругались.

Лепски заявил: к черту эти достопримечательности. Он хочет побродить по улицам, увидеть, как живут французы. Да кому нужны эти дурацкие музеи?

Но Кэрролл и слышать ничего не желала.

– Пора уже, Лепски, стать хоть немного культурнее! А то у тебя на уме одни только преступления, еда и женщины. Ты воспользуешься возможностью и займешься своим развитием!

Издав гудение шершня, попавшего в бутылку, Лепски сдался.

Они вернулись в отель к половине шестого вечера – все немного устали и оттоптали ноги.

– Сегодня идем в «Тур д’Аржан»[9]9
  Tour d’Argant («Серебряная башня») – один из старейших ресторанов Парижа, расположен в башне городского укрепления с видом на Нотр-Дам.


[Закрыть], – объявил Пьер, когда они вошли в фойе отеля. – Один из лучших ресторанов Парижа. А потом у нас по плану «Лидо»[10]10
  «Лидо» – популярное кабаре Парижа.


[Закрыть]. Я заказал столик. – Он пихнул Лепски локтем. – Шикарные девочки.

Лепски немедленно просиял:

– Отлично. Как насчет выпивки, Пьер? Пусть наши девушки идут наверх, а мы с тобой хлопнем по рюмашке.

– Лепски! Обязательно выражаться так вульгарно? – воскликнула Кэрролл.

– Вы идите себе, – ответил Лепски и, подхватив Пьера под руку, поспешно увлек его в сторону бара.

Это была та самая возможность, которой дожидалась Клодетт. Когда они с Кэрролл дошли по коридору до своих номеров, она сказала:

– Кэрролл, милая, у тебя такой несессер. Я прямо завидую! Хочу уговорить Пьера, чтобы купил мне точно такой же, как у тебя.

– Это ты еще не видела, что там внутри, – сказала Кэрролл, отпирая дверь номера. – Заходи. Я тебе все покажу. Это просто чудо!

Они вошли в комнату. Кэрролл приблизилась к шкафу, открыла дверцу и достала несессер, поставила его на стол и отперла.

– Смотри! Правда, супер?

Клодетт не стала спешить. Она поощряла Кэрролл вынимать предметы один за другим, внимательно рассматривала их, то и дело восхищенно ахая, пока чемоданчик не опустел. Тогда она изучила несессер изнутри, расхваливая на все лады работу мастера, пока Кэрролл наблюдала за ней, раздувшись от гордости.

Клодетт закрыла чемоданчик и приподняла, чтобы восхититься его внешним видом, отмечая про себя, что снаружи он кажется по меньшей мере на три дюйма больше, чем внутри.

– Просто совершенство! – воскликнула она. – Только немного тяжеловат.

– Да, зато какой прочный! Хотя Том ненавидит носить его за мной.

Клодетт рассмеялась, опуская несессер на стол:

– Ну, я бы поносила. Надо рассказать Пьеру.

Она смотрела, как Кэрролл с любовной заботой убирает все предметы обратно, как она запирает его, обратила особое внимание на ключ, а затем произнесла:

– Ладно, дорогая, отдыхай. Встречаемся в фойе в восемь вечера. Я очень надеюсь, вам понравился сегодняшний день.

– Он был просто чудесный! Не знаю, как вас обоих благодарить! – сказала Кэрролл. – Вы идеальные хозяева! Вы нас просто балуете. Значит, до вечера. Но, чур, сегодня мы угощаем. Вы столько всего для нас сделали… так что прошу…

– Ну да, конечно. – Клодетт улыбнулась. – Но нам это только в удовольствие. Мы счастливы, что нашли таких хороших друзей. Ладно, я все передам Пьеру.

Вернувшись к себе в номер, Клодетт терпеливо дожидалась Пьера, который в итоге заявился через час несколько разгоряченный.

– Господи! – воскликнул он, схватившись за голову. – Ну американец и горазд пить! Что новенького?

– У несессера фальшивое дно, и он тяжелый даже без вещей. Икона должна быть внутри.

Клодетт продолжала приводить свои доводы, а Пьер слушал.

– Ключ?

– Ерунда, замок можно открыть шпилькой.

Пьер сделал глубокий вдох:

– Теперь нам надо подумать, сладкая.

– Ты пока подумай, сокровище мое, а я приму душ. Нам предстоит еще долгий вечер.

– И у нас еще шесть дней. Тут нельзя торопиться.

– По крайней мере, сегодня платят они, – сказала Клодетт, начиная раздеваться.

После великолепного ужина в «Тур д’Аржан» они отправились в «Лидо», на блистательное музыкальное шоу на Елисейских Полях.

В ресторане, хотя на Лепски произвел сильное впечатление величественный вид из окон на залитый огнями собор Парижской Богоматери, он заупрямился, когда Пьер предложил заказать знаменитую «утку под прессом». Лепски сказал, что не разбирается в кулинарных изысках и ему бы лучше стейк.

– Ничего подобного ты не получишь! – отрезала Кэрролл. – Ты в Париже, и ты должен воспользоваться возможностью и попробовать прекрасную еду.

– Разве нельзя человеку съесть то, что он любит? – пробурчал Лепски.

– Мы будем утку, – твердо заявила Кэрролл.

Когда утку подали, Лепски попробовал ее с подозрением, затем воскликнул:

– А это недурно! Слушай, детка, давай ты приготовишь такое, когда мы вернемся домой. – Он повернулся к Пьеру. – Кэрролл фантастически готовит.

– Ешь уже и молчи! – прикрикнула Кэрролл.

Но вот с ужином было покончено, и Лепски, щелкнув пальцами, потребовал счет. Он заметно побледнел, увидев, в какую сумму обошелся ужин, и побледнел еще больше, когда спросил у Пьера, сколько следует оставить на чай. Он отсчитывал французские банкноты, бубня что-то себе под нос, а затем сказал Пьеру с сиплым смешком:

– Это заведение точно никогда не обанкротится. – За что получил от Кэрролл пинок по лодыжке.

Однако танцовщицы в «Лидо» развеяли его грусть, и, когда все наконец вернулись в отель, около двух ночи, Лепски сказал, что денек выдался на славу.

– Завтра ваш последний день в Париже, – сказал Пьер, когда все они поднимались в лифте на свой этаж. – Предлагаю посетить Левый берег, прогуляться по старым кварталам. Там много интересного, а потом вы просто обязаны побывать в «Фоли-Бержер»[11]11
  «Фоли-Бержер» – знаменитое варьете и кабаре Парижа.


[Закрыть]: тоже танцовщицы и отменное шоу. Поужинать предлагаю в «Гран Вефур» – ресторан из числа лучших парижских заведений. На этот раз мы угощаем.

Лепски заметно приободрился, но Кэрролл и слышать об этом не желала.

– Нет, угощаем мы! – твердо возразила она. – Мы настаиваем.

Она проигнорировала слабый стон Лепски.

Последовала дружеская перепалка, пока они шли до своих номеров, однако Пьер, представлявший, в какую сумму выльется завтрашний вечер, любезно согласился принять приглашение четы Лепски.

Пока Лепски уже в номере продолжал негодовать, втолковывая Кэрролл, что она свихнулась, так разбрасываясь деньгами, Дювины у себя в номере смотрели друг на друга.

– У меня возникло жуткое чувство, – призналась Клодетт, – что они позволят тебе заплатить завтра. Нам надо поэкономить, сокровище мое.

Пьер потрепал ее по руке:

– Я знал, что она настоит на своем. Я и «Гран Вефур» не стал бы предлагать, если бы не был уверен. – Он любовно улыбнулся жене. – Тебе все это пришлось по душе?

– Если бы только мы могли жить так всегда! – Клодетт начала раздеваться. – Ты успел подумать?

– Разумеется. Мы ничего не можем сделать, пока не окажемся в Монтрё. Я все еще не понимаю, как мне выйти на Радница. Вот это главная проблема, сладкая.

– У нас в запасе шесть дней. Ты устал?

– Не настолько сильно, – ответил Пьер, с обожанием поглядев на ее обнаженное тело, после чего начал спешно раздеваться сам.

В аэропорту Цюриха высокий худощавый мужчина с соломенно-желтыми, аккуратно подстриженными волосами, облаченный в темно-синий деловой костюм и с чемоданом в руке, двигался вместе с остальными пассажирами рейса из Нью-Йорка в сторону паспортного контроля. Когда очередь немного продвинулась вперед, он увидел за спиной офицера двух мужчин в штатском и догадался, что это служба безопасности.