Текст книги "Семь раз отмерь"

За стойкой таможенников Лепски узнал Герми Джейкобса. Они с Герми раз в неделю вместе стреляли в клубе «Меткий стрелок».

– Привет, Герми! – проорал Лепски. – Вот, лечу в веселый Париж!

Джейкобс оживился. Было приятно увидеть друга после долгой возни с богатыми уродами, которые непрерывно стенали из-за необходимости открывать чемоданы.

Внезапно ощутив гордость за мужа, Кэрролл подошла вслед за Лепски к стойке. Поставила на стойку свой несессер и приветливо улыбнулась Джейкобсу:

– Привет, Герми! Как поживает Мэб?

Кэрролл часто играла в теннис с Мэб Джейкобс.

– Прекрасно! – сказал Джейкобс. – Кэрролл, ты неотразима, так бы тебя и съел. – Он поглядел на ее несессер. – Боже! Какая красота!

Даже стальные нервы Хэддона не выдержали: неотрывно наблюдая за происходящим, он весь подался вперед, не замечая, что его сигара успела потухнуть.

– Эй! – Лепски дернул Джейкобса за руку, притягивая поближе, и зашептал ему на ухо: – У нее в трусиках десять унций героина. Хочешь проверить?

Джейкобс заржал, ткнул Лепски кулаком в грудь. А потом замахал им, чтобы проходили.

– Не спускай с него глаз, Кэрролл, – посоветовал он. – Француженки будут заглядываться на него, пока он в таком костюме.

Когда они перешли в ВИП-зону, Кэрролл сказала:

– Давай сразу все проясним, Лепски. Чтобы никаких француженок… понял?

Лепски все еще придумывал достойный ответ, когда их заметил Нед Джейсон, глава таможни аэропорта.

– Ого, Том! Несколько недель тебя не видел. – Он пожал Лепски руку и развернулся к Кэрролл. – Милая, выглядишь изумительно. Вы оба в Париж?

– Угу. Наш первый отпуск за границей. А тут черт-те что творится, Нед. Проклятые задержки.

– Все из-за иконы. Задержки во всех аэропортах. Интерпол подключился. В Париже вас ждет такой же долгий досмотр.

Джейсон был кое-чем обязан Лепски. Год назад сын Джейсона спутался с одной шлюхой, которая попыталась шантажировать его. И Лепски ее приструнил.

– А ты не мог бы нам помочь, Нед? – спросил Лепски. – Ты ведь тут не последний человек.

Мужчины переглянулись, затем Нед кивнул:

– Конечно, предоставь все мне. Отправлю телекс в «Шарль де Голль», и вас встретят по высшему разряду. Пройдете таможню первыми, а если покажешь свой значок, вообще пропустят без досмотра. Как тебе такое?

– Отлично, спасибо.

Они снова пожали друг другу руки, и Джейсон заторопился дальше.

– Видела? – хмыкнул Лепски. – Может, я идиот в бытовых мелочах, зато важный человек в своем деле.

Кэрролл, впечатленная оказанным им приемом, воскликнула:

– Ты просто чудо, Том! Никому больше не позволю говорить, что в бытовых мелочах ты идиот.

– И сама так не говори, – усмехнулся Лепски. – Пошли выпьем. – Он подхватил ее несессер, остановился и изумленно посмотрел на нее. – Боже мой! Что у тебя в этом чемоданчике… свинец?

– Если ты слишком слаб, чтобы его нести, отдай мне!

Кэрролл влюбилась в свой несессер, но даже она была вынуждена признать, что тот какой-то неоправданно тяжелый.

Наблюдая сверху, Хэддон понемногу успокаивался. Дамский несессер, стоивший шесть миллионов долларов, прошел первый кордон. Самолет Лепски приземлится в Париже не раньше одиннадцати часов утра. Хэддон снял телефонную трубку и попросил соединить его с Лу Брейди в нью-йоркском отеле «Шерман».

Его сообщение было коротким.

– Они прибывают в Париж завтра, в одиннадцать утра, – сказал он. – Пока что никаких проблем. – И он отключился.

Брейди в свою очередь позвонил на квартиру Дювинов в Париже.

Он тоже был краток.

– Завтра утром, в одиннадцать, «Шарль де Голль». Никаких проблем. – И он отключился.

К тому времени, когда Кэрролл и Лепски загрузились на борт авиалайнера «Джамбо»[5]5
  «Боинг-747» получил прозвище «Джамбо-джет» за огромные размеры и массу.


[Закрыть], оба были в легком подпитии. В ВИП-зале за ними ухаживала симпатичная стюардесса с живыми глазами, которая особенно увивалась вокруг Лепски, однако после второй бутылки шампанского она даже начала нравиться Кэрролл.

Они устроились на своих местах, и Лепски, в котором плескалось полбутылки «Катти Сарк», уже собирался вздремнуть, однако его покой был нарушен, когда он увидел в иллюминатор, как подъехал микроавтобус и из него высыпало человек тридцать молодежи. Все юноши и девушки как один были в джинсах и футболках – по современной молодежной моде. Они вихрем ворвались в салон первого класса, громко переговариваясь друг с другом на непонятном Лепски языке.

Он кисло поглядел на Кэрролл.

– Не понимаю, как эти юные уроды смогли позволить себе первый класс! – сказал он.

– Они имеют полное право путешествовать, как и мы с тобой, – заявила Кэрролл. – Хватит ныть.

Лепски уснул.

Кэрролл разбудила его, когда подали ужин. Стюардесса обслуживала их по высшему разряду. Ужин оказался превосходный. Сидя в передней части салона, Лепски слышал, как шумит за спиной молодежь, но аппетита это ему не испортило.

После бренди Лепски вытянулся в кресле.

– Вот это жизнь, – сказал он, потрепал Кэрролл по руке и заснул.

После отменного завтрака Лепски начал проявлять интерес к окружающему миру. Стюардесса сообщила ему, что в Париж они прибудут через два часа. Еще она передала Лепски радиотелеграмму, в которой значилось: «Веселись! Рапортуй о ситуации во Франции. Ждем подробный отчет сам знаешь о чем. Джо и ребята».

Кэрролл, прочитавшая телеграмму через его плечо, призвала Лепски к ответу:

– Что все это значит?

Лепски, прекрасно все понявший, сделал серьезную мину:

– Просто полицейские дела, милая.

Кэрролл уставилась на него с подозрением.

– Расскажешь об этом своей бабушке, – заявила она. – Я не хуже тебя понимаю, что такое это «сам знаешь что».

Лепски захлопал глазами и погладил ее по руке:

– Это же просто розыгрыш.

Когда самолет шел на посадку в аэропорту имени Шарля де Голля, Кэрролл с Лепски оба приникли к иллюминаторам. Углядев Эйфелеву башню, Кэрролл взволнованно пискнула:

– Ой, Том! Мы в Париже!

Лепски, созерцая внизу обширную панораму Парижа, купавшегося в солнечном свете, ощутил, как его охватило незнакомое доселе волнение.

Когда их «Джамбо», сделав круг над аэропортом, начал снижаться, Лепски увидел на поле толпу людей, съемочную группу с тремя телекамерами, человек десять фотографов и трех нарядных женщин с большими букетами в руках.

– Господи! – воскликнул он. – Ты только посмотри! Похоже, Нед ради нас выложился по полной! Смотри, как нас встречают!

– Нет, это не нас! – возразила Кэрролл, но глаза ее заблестели.

– Кого же еще? – Лепски выкатил грудь колесом. – Говорю тебе, детка, у хорошего копа хорошие друзья. Боже! Действительно, только ковровой дорожки не хватает.

К ним подошла стюардесса.

– Мистер Лепски, когда приземлимся, вас будет ждать стюардесса, которая проводит вас до таможни, – сказала она.

Лепски одарил ее лучезарной улыбкой.

– Спасибо, и еще спасибо за великолепный полет. – Он обернулся к Кэрролл. – Видела? Большой человек!

Как только шасси самолета коснулись земли, Лепски, никогда в жизни не чувствовавший себя более важной шишкой, с несессером в руке и в сопровождении Кэрролл, оказался первым пассажиром, шагнувшим на быстро поданный к борту трап.

Он поглядел сверху вниз на репортеров, на фотографов, на съемочную группу с камерами и на трех нарядных женщин с букетами. Сияя улыбкой, он помахал им всем рукой, и Кэрролл, ощущавшая себя буквально женой президента, последовала его примеру и тоже помахала.

Боже! Вот это действительно встреча по высшему разряду, подумал Лепски.

Нед Джейсон точно выплатил долг с процентами.

А потом кто-то резко постучал Лепски по плечу. Обернувшись, он увидел, как на него сердито смотрит какой-то потрепанный человек с бородкой, одетый в джинсы и футболку.

– Не могли бы вы быть так любезны и отойти в сторонку, сэр? – проговорил человек с сильным заграничным акцентом. – Вы задерживаете выход балетной труппы Большого театра.

Лепски никогда не слышал о балетной труппе Большого театра, зато слышала Кэрролл.

Она тут же поняла, кого так встречают и как они чуть не выставили себя на посмешище. Вцепившись Лепски в руку, она буквально стащила его по трапу, а потом дернула подальше от телекамер.

Оба они остановились, чтобы обернуться.

Из недр «Джамбо» выходили потрепанные молодые люди, они махали и улыбались камерам, подкатившим ближе, а три женщины выступили вперед со своими букетами.

– Идиот! – прошипела Кэрролл. – Мог бы ведь и догадаться!

Перед ними предстала улыбающаяся стюардесса.

– Мистер и миссис Лепски? – уточнила она.

– Да-да, – подтвердил сдувшийся Лепски.

– Прошу вас, следуйте за мной на таможню. Ваш багаж доставят без задержек.

Ну, подумал Лепски, шагая рядом с Кэрролл, с ее несессером в руке, по крайней мере, Джейсон сделал все, что смог. Сильно опередив пассажиров, выходивших из «Джамбо», чета Лепски подошла к паспортному контролю. Как только пограничник взял их паспорта, он тут же обернулся к суровому человеку в штатском, сказал ему что-то, и тот шагнул им навстречу, протягивая руку для рукопожатия. Он выдал речь на французском, в которой Лепски не разобрал ни слова, однако, изобразив, как он надеялся, понимающую улыбку, он пожал французу руку, и они двинулись на таможенный контроль.

– Ваши чемоданы уже ждут, – обрадовала их стюардесса. – Никаких проблем, мистер Лепски.

Два таможенника лучезарно улыбнулись Лепски, затем Кэрролл.

– Добро пожаловать в Париж, сэр, – произнес один из них на английском. – Хорошего отдыха. – И он жестом разрешил им пройти.

Лепски подхватил чемоданы, предоставив Кэрролл самой нести несессер.

Они вышли в довольно многолюдный зал прибытия.

– И что нам делать теперь? – спросил Лепски, опуская чемоданы на пол.

– Возьмем такси, – сказала Кэрролл. – Я зайду в уборную. А ты пока организуй нам такси.

– Чего ты забыла в уборной? – спросил Лепски, которого смутила перспектива остаться одному.

– Лепски! Займись такси! – И Кэрролл удалилась.

Лепски надул щеки. Огляделся по сторонам. Где у них тут, черт побери, такси? Высмотрев неподалеку ждавшего кого-то пожилого толстяка, он направился к нему.

– Приятель, где тут стойка такси? – спросил он.

Толстяк уставился на него.

– Не понимаю по-английски, – ответил он на французском и отошел.

Лепски сердито заворчал, беспомощно озираясь по сторонам.

Неужели никто из этих болванов не говорит по-английски?

Мимо него прошел мужчина в форме. Лепски ухватил его за рукав:

– Приятель, такси! Где, черт побери, мне найти такси?

Мужчина ткнул пальцем куда-то вправо и прошел дальше.

Лепски решил, что безопаснее будет стоять, где он стоит. Пусть сперва Кэрролл вернется.

Бубня что-то себе под нос, он принялся ждать.

Пьер и Клодетт Дювин были в зале для встречающих уже с половины одиннадцатого. Когда накануне им позвонил Лу Брейди, они находились в постели. Экспериментировали с новой позой, которую оба признали не стоящей затраченных на нее усилий. Пьер без конца читал американские книжки в мягких обложках, вечно выискивая в них новые идеи, как доставить Клодетт удовольствие. Доведя ее до оргазма в какой-то совершенно лишенной человеческого достоинства позиции, он снял телефонную трубку.

Выслушав короткое сообщение Брейди, он скатился с кровати.

– Нас ждут дела, сладкая. В одиннадцать, «Шарль де Голль».

Клодетт застонала.

И вот теперь они находились в зале для встречающих, высматривая чету Лепски. Пьер взял напрокат «Мерседес-280 SL», который стоял пока на парковке аэропорта. Проведя в ожидании около сорока минут, Пьер вдруг подтолкнул Клодетт.

– Вон они, – сказал он. – Пошли.

Он увидел, как Кэрролл удалилась в дамскую комнату, неся с собой несессер. Этот чемоданчик, несомненно, соответствовал описанию Брейди.

В дело вступила Клодетт. Она двинулась в ту сторону, где стоял Лепски, а проходя мимо, повалилась на него, как будто поскользнувшись.

Лепски, который всегда отличался быстротой реакции, подхватил ее и понял, что смотрит на самую соблазнительную женщину, какую ему когда-либо доводилось встречать.

Зеленоватые глаза Клодетт, рассматривавшие его, искрились смешинками.

– Прошу прощения, – произнесла она по-английски с идеальным выговором. – Не могу устоять перед красивым мужчиной.

«Развеселый Париж! – подумал Лепски. – Боже! Вот это я удачно прилетел!»

– А я и не против, красотка, – сказал он вслух. – Я бы на вашем месте тоже не удержался.

Клодетт рассмеялась. У нее был звучный, сочный смех, которому она научилась специально, зная, что такому мужчины не в силах противиться.

– Вы только что прилетели?

– Ага. Моя жена просто отошла в уборную. А я ищу такси.

– Понятно. Я Клодетт Дювин. Мой муж где-то поблизости. – Клодетт вопросительно похлопала длинными накладными ресницами.

– Том Лепски. Где я могу нанять здесь такси?

Тут Пьер решил, что пора ему выйти на сцену. Он подошел к Клодетт.

– Они все же не прилетели, – произнес он по-английски. – Наверное, передумали.

– Познакомьтесь. Том Лепски – Пьер, – ловко вставила Клодетт. – Это мой муж.

Лепски окинул взглядом красивого, хорошо одетого мужчину и пожал ему руку.

– Мистер Лепски только что прилетел. Он переживает из-за такси, – с улыбкой произнесла Клодетт. – Может, мы подвезем их с женой до Парижа?

– Да почему бы и нет? – отозвался Пьер. – Вы где остановились, мистер Лепски?

– В отеле «Эксельсиор», – произнес Лепски после некоторой заминки; Кэрролл снова и снова повторяла ему название отеля, однако он до сих пор не был уверен, что запомнил.

Затем появилась Кэрролл. Состоялось знакомство. Короткий миг Кэрролл разглядывала Клодетт с подозрением. Француженка была такая шикарная и соблазнительная, но, поглядев на Пьера, великолепного, словно кинозвезда, она успокоилась.

И Пьер, и Клодетт взглянули на несессер в руках Кэрролл. Мгновенно обменялись торжествующими взглядами. Этот чемоданчик, из-за которого так переживал Брейди, благополучно миновал таможню. Теперь остается лишь переправить его через швейцарскую границу.

Кэрролл сидела рядом с Пьером, а Лепски – с Клодетт на заднем сиденье, Пьер вел машину по скоростному шоссе в Париж.

И Пьер, и Клодетт включили свой профессиональный шарм. Пьер рассказывал, что они в отпуске. Живут в Довиле, провели уже несколько дней в Париже, а потом поедут на юг. Их непринужденное обаяние словно окутывало обоих Лепски уютным одеялом.

Приехав в отель «Эксельсиор», Пьер снял тяжкое бремя с плеч Лепски, зарегистрировав их и заполнив бланк для полиции, проводив до номера и дав носильщику на чай, пока Лепски соображал, сколько ему нужно заплатить.

– Что ж, вы, бедняги, наверное, оба уже без сил, – сказала Клодетт. – Вероятно, вздремнете с дороги? Кстати, может, вместе поужинаем часиков в восемь? – Она улыбнулась Кэрролл. – Если у вас не намечено других дел. А мы бы с радостью показали вам вечерний Париж, вы ведь здесь впервые. Будьте нашими гостями!

– И мы бы с радостью, – ответила Кэрролл. – Очень мило с вашей стороны!

– В таком случае встретимся в фойе в восемь.

– Правда, они замечательные? – сказала Кэрролл, когда они с Лепски остались вдвоем. – Том, как нам повезло, что мы познакомились с такими отличными людьми.

– Уж очень он услужливый, – заметил Лепски. – Неужели все, попадая в Париж, становятся такими?

– Ну, Том! Пора уже оставить свои полицейские замашки! Французы, они такие. Вспомни Мориса Шевалье![6]6
  Морис Огюст Шевалье (1888–1972) – французский шансонье и киноактер, чей сценический образ дополняли неизменная шляпа канотье и трость.


[Закрыть]

– Сама его вспоминай, – сказал Лепски, поглядывая на двуспальную кровать. – Давай поспим. – И он начал раздеваться.

Кэрролл подошла к широкому окну и отдернула занавеску.

Она увидела Елисейские Поля с их бурным движением, Триумфальную арку, заполненные народом кафе и людей, неторопливо прогуливающихся под солнышком. Кэрролл глубоко вздохнула.

Париж!

Все в точности так, как она мечтала!

Кэрролл обернулась и обнаружила Лепски на кровати, готового к отдыху. Она расстегнула молнию на платье и, когда оно упало на пол, набросилась на Лепски.

– Ну, Том! Это будет самое чудесное время нашей жизни! – воскликнула она, а Лепски уже расстегивал на ней лифчик и стягивал трусики.

Пьер настоял на том, что сам заплатит за великолепный ужин с лобстерами, который им подавали в маленьком ресторанчике рядом с мостом Альма, а потом он же настоял, чтобы они сели на бато-муш[7]7
  Bateau mouche – «корабль-муха» (фр.), речной трамвайчик.


[Закрыть] и полюбовались Парижем с Сены. Они погрузились на борт, выбрали отличные места и затихли, восхищенно созерцая красоту мостов, Лувра, замка Консьержери и залитого огнями собора Нотр-Дам.

Уже на обратном пути Лепски как бы невзначай спросил у Пьера, чем именно тот занимается. Лепски, знавшего только полицейскую службу, всегда интересовало, чем зарабатывают на жизнь другие люди.

– Антиквариатом, – ответил Пьер. И действительно, в качестве прикрытия он держал в Довиле антикварный магазин, которым заправляли две его старшие сестры, разбиравшиеся в старинных вещах. – Я так называемый художественный агент, даю советы людям, которые ищут что-нибудь достойное. И это приносит доход.

– Антиквариат, значит? А что скажете насчет этой украденной русской иконы? – поинтересовался Лепски. – Как полагаете, можно ее продать?

Пьер помотал головой:

– Маловероятно. Слишком заметная вещь. Конечно, существуют подпольные коллекционеры, но, как мне кажется, даже они поостерегутся связываться. Насколько я понимаю, в Штатах исчезновение этой иконы наделало шуму.

Лепски засмеялся:

– Не то слово! У самого президента крышу снесло. Объявлена награда в двести тысяч долларов тому, кто поможет найти икону. Как только стало известно о похищении, все выезды из Штатов перекрыли. Все копы и федералы до единого заняты поисками. Я так рад, что у меня отпуск.

Пьер ощутил, как туфелька Клодетт легко коснулась его ноги. Клодетт с Кэрролл сидели позади мужчин.

– Пьер, может, нам сводить Кэрролл и Тома в «Бешеную лошадь»? – спросила Клодетт.

Немедленно приняв ее сигнал, Пьер пояснил, что «Бешеная лошадь» – лучшее кабаре со стриптизом в городе, и Лепски отреагировал, как бык на красный плащ матадора.

Шоу в «Бешеной лошади» оказалось именно таким, как обещал Пьер, и танцовщицы были великолепные. Кэрролл решила, что отпуск ведь не только у нее, но и у Лепски тоже, поэтому она позволила ему повеселиться и лишь предостерегающе похлопывала по руке, когда от его свиста другие посетители начинали оборачиваться, а девушки на сцене похихикивали.

Около двух часов ночи все четверо вернулись в отель. Уже было решено, что они встречаются завтра днем, чтобы быстро перекусить, а потом дамы идут по магазинам. Пьер же, хитро подмигнув Лепски, сказал, что они тем временем прокатятся по Буа[8]8
  Игра слов: bois – лес (фр.). На территории Парижа имеется несколько объектов, в название которых входит слово «лес». А еще je bois по-французски означает «я пью».


[Закрыть]. Лепски воспринял это как обещание чего-то более захватывающего, чем катание по лесам.

Оказавшись у себя в спальне, Пьер и Клодетт поглядели друг на друга.

– Тебя что-то тревожит, сладкая? – спросил Пьер. – Ты подала мне знак на теплоходе.

Клодетт сбросила туфли и упала на кровать.

– Та русская икона, о которой вы с Томом говорили. Расскажи мне подробнее.

Пьер присел рядом и закурил сигарету.

– Считается, что это самая древняя из известных икон, стоит много миллионов. Ее невероятно ловко украли из Музея изящных искусств в Вашингтоне дня три назад. И реакция была незамедлительной. Как и сказал Лепски, ни малейшего шанса вывезти икону в Европу. Ее, должно быть, заказал какой-то подпольный коллекционер.

– Допустим, она попала бы к тебе в руки, смог бы ты ее продать?

Пьер вытаращился на жену:

– Что это ты такое надумала?

– Смог бы ты найти на нее покупателя?

– Это не наш уровень, сладкая. Конечно, продать подобное уникальное сокровище можно всегда, только среди моих знакомых нет никого, кто смог бы наскрести хотя бы четыре миллиона долларов. В любом случае и иконы у меня нет.

– Ты сказал, украли ее невероятно ловко.

– Именно. Похищение века.

Клодетт приподнялась на локтях и взглянула на Пьера:

– И кто смог бы организовать подобное похищение, сокровище мое?

На один долгий миг Пьер застыл, а потом глаза у него загорелись.

– Ты просто чудо, моя дорогая! Ну разумеется! Эд Хэддон! Кто же еще? – Он вскочил с места. – Брейди! Несессер! Боже мой! Могу побиться об заклад, икона находится сейчас в этом отеле!

Клодетт рассмеялась:

– И я того же мнения, сокровище мое.

Пьер забегал по комнате, колотя кулаком по раскрытой ладони:

– Какая блистательная идея! Использовать копа, чтобы вывезти контрабанду! Хэддон! Он великолепен! Сладкая! Ты умница из умниц!

– Лу хочет, чтобы мы проследили путь несессера через швейцарскую границу. Это означает, что клиент живет в Швейцарии. Кто?

– Подожди.

Пьер сел, смял окурок и закурил новую сигарету.

Клодетт снова упала на кровать, закрыла глаза и принялась ждать.

Наконец Пьер произнес:

– Единственный, кого я знаю, кто живет в Швейцарии и у кого имеется подходящая сумма, – Герман Радниц. Возможно, он и есть клиент.

Клодетт открыла глаза:

– Это не тот кошмарный тип, которому ты как-то продал картину?

– Он самый.

– Предположим, мы заполучим икону, сможешь ты заключить с ним сделку?

Пьер замялся:

– Возможно. Я точно знаю, что он интересуется русским искусством. Если он и есть клиент Хэддона, все зависит от того, сколько именно запросил Хэддон. Навскидку миллионов восемь. Если Радниц предложил ему за икону миллионов пять…

Клодетт вскочила на ноги, расстегнула молнию на платье и беспечно сбросила его.

– Нам предстоит заменить несессеры один на другой, так? Лу заплатит нам всего лишь жалкие двадцать тысяч швейцарских франков плюс расходы. А они с Хэддоном хапнут миллионы. Поменяв несессеры, мы завладеем иконой. – Она поглядела на Пьера. – С такими деньгами мы сможем долгие годы купаться в роскоши.

– Не слишком-то обольщайся, сладкая. Нам надо подумать и о последствиях. Мы же предадим Лу с Хэддоном. Никогда больше мы не получим от них работы.

– Да какая разница, если у нас будет пять миллионов долларов?

– Тут ты права, только мы же не знаем, действительно ли икона в несессере, действительно ли клиент – Радниц.

– Подумай, сокровище мое. Я пока приму душ. И на этом – спать. У нас еще полно времени.

Когда она ушла в ванную, Пьер всерьез призадумался.

Только предположим, рассуждал он, что икона действительно лежит в несессере Кэрролл Лепски. Как поступят с ним Лу или Хэддон, если он их предаст? Стукнуть копам, не подставляя себя, они не смогут. Сами они не костоломы. Никакой мести в духе мафии не будет. Нет, ничего они не смогут, только лишь смириться с неизбежным.

Затем живой разум Пьера обратился к Радницу. Только предположим, что Хэддон заключил сделку с Радницем. Пьер не знал больше ни одного коллекционера, который интересовался бы русским искусством, жил в Швейцарии и имел столько свободных миллионов. Должно быть, это Радниц.

Этот человек опасен. До Пьера доходили слухи, что Радниц взял себе на службу настоящего киллера. С Радницем необходимо вести себя крайне осторожно.

Пять миллионов долларов!

Сумма настолько огромная, что стоит рискнуть!

Прежде всего надо убедиться, что икона в несессере. При первой же возможности он должен осмотреть этот чемоданчик. Если икона окажется там, тогда надо связаться с Радницем, который наверняка согласится на сделку, если запросить правильную цену.

Даже когда Клодетт заключила его в любовные объятия, Пьер все не мог заснуть.

Мысль о том, чтобы завладеть пятью миллионами долларов, навсегда освободиться от всех долгов, гнала сон прочь.

Он все еще бодрствовал, когда его заставил подскочить телефонный звонок. Он поглядел на часы. Было половина четвертого утра.

– Вам звонят, сэр, – сказала телефонистка. – Нью-Йорк на проводе.

Клодетт проснулась и включила лампу на прикроватном столике.

– Пьер? Это Лу.

– Привет, Лу, – произнес Пьер. – А я как раз думал тебе звонить.

– Ну, ты ведь не позвонил, поэтому я звоню сам! – В голосе Брейди угадывалась досада. – Какие новости?

– Проблем никаких, – осторожно ответил Пьер, понимая, что они беседуют по незащищенной линии. – Наши друзья уже действительно стали нашими друзьями. Проблем никаких.

– Почему же ты не позвонил раньше? – Теперь в голосе Брейди слышалось брюзжание. – Насчет проблем точно?

– Точно.

– Хорошо. – И на линии повисла тишина.

– Это Лу звонил, – сообщил Пьер, опуская трубку на рычаг. – Похоже, нервничает. Сладкая, думаю, твоя догадка справедлива.

Клодетт прижалась к нему:

– Я знаю, что справедлива. – Ее руки заскользили по его телу. – Покажи мне, как занимаются любовью миллионеры.

И Пьер показал.