Текст книги "Семь раз отмерь"

Брейди наверняка сможет позаботиться о себе, вероятно, сейчас он уже на пути в Нью-Йорк.

Спустя час Хэддон вошел в «Галерею Кендрика», по которой нервно сновал Луи де Марни: в напряженном ожидании он то и дело переставлял предметы, возвращая их затем на свои места. При виде Хэддона он задержал дыхание.

– Клод? – отрывисто спросил Хэддон.

– У себя в кабинете… ждет, – выдохнул Луи. – А вы… вы достали?

– Сам-то как думаешь?

Хэддон прошел через галерею, распахнул дверь кабинета. Кендрик метался по комнате, сдвинув парик набекрень.

– Эд! Шери! – воскликнул он. – Я просто весь измучился! Так ты…

Хэддон закрыл дверь и подошел к письменному столу.

Он водрузил на стол свой дипломат, со щелчком открыл замки, нажал пружину и, развернувшись, с широкой улыбкой на лице, протянул Кендрику икону.

– Боже мой! – пробормотал Кендрик. – Как же я извелся! А должен ведь был знать! Потрясающий, поразительный человек! – Он с восхищением воззрился на Хэддона. – Затруднения были? Никакого ужасного насилия?

Улыбка Хэддона сделалась еще шире.

– Просто, как конфетку съесть. Но теперь твоя очередь немного поработать.

– Да… да. – Кендрик неуклюже протопал к двери и позвал Луи. Затем он подошел к телефону на столе и набрал номер своего кузена. Когда Маверик ответил, Кендрик сказал: – Товар прибыл. Отправляю к тебе Луи прямо сейчас. – Он выслушал ответ, затем произнес: – Красивая работа. Никаких осложнений. – И он положил трубку.

В комнату проскользнул Луи. При виде иконы глаза у него загорелись.

– Зайчик, – сказал ему Кендрик, – заверни это и отнеси к Роджеру. Он уже ждет и готов. Ты знаешь, что нужно делать.

Луи взял икону и внимательно осмотрел:

– Мне кажется, у меня краски лучше, ты так не думаешь, милый?

– Поторопись… поторопись.

Когда Луи ушел, Кендрик направился к бару.

– Я так издергался, мне надо глотнуть бренди, – сказал он. – Дражайший Эд, составь мне компанию.

– Нет, спасибо. Издергался? Я говорил тебе, что достану, и я достал. Дергаться придется, когда разразится настоящий скандал, а это произойдет уже часа через два.

– Да. Могу себе представить. А эти вьетнамцы? Полиция возьмет их в оборот.

– И что с того? Они ничего не знают. В деле участвовали только две «беременные». Та, что пронесла дымовую шашку, избавилась от своего живота в туалете. Одежда у нее была двусторонняя. При себе фальшивые документы. Она вышла из туалета и смешалась с толпой, просто очередная любительница искусства. Даже если копы ее схватят, она ничего не скажет. А девушка, которая передала мне икону, вероятно, уже в Нью-Йорке, ее и след простыл.

Кендрик снял парик, чтобы утереть лысину.

– А Лу?

Хэддон рассмеялся:

– Вот уж Лу точно не тот человек, о котором следует переживать.

Кендрик пригубил бренди, затем подошел к письменному столу и сел.

– Значит, остается только этот кошмарный Лепски, он вывезет икону в Швейцарию – и мы богаты.

– Именно так, – сказал Хэддон. – Безупречная операция. – Затем он помолчал, пристально глядя на Кендрика. – Главное, чтобы твой покупатель не уперся в последний момент. Шесть миллионов слишком крупная сумма, чтобы так просто ее раздобыть. Ты в нем уверен, Клод?

– Разумеется. Он невероятно богат. Да, в нем я уверен.

Клод снова пригубил бренди, а потом ему в голову пришла неприятная мысль. Может ли он быть уверен, ведя дела с Германом Радницем? Может ли кто-нибудь быть хоть в чем-то уверен, ведя дела с этим безжалостным воротилой? И даже еще один глоток бренди не смог успокоить его расшалившиеся нервы.

Фрэд Скунер пытался успокоить Каррасса Керемского, старшего в отряде кагэбэшников.

– Ради всего святого, не волнуйтесь, – повторял он. – Да, икона украдена, но она точно до сих пор в здании музея. Как только повалил дым, я приказал перекрыть все выходы. Никто пока не покинул музей. Вор все еще здесь, и икона все еще здесь. Это выходка Антисоветской Лиги, призванная спровоцировать конфликт. Все посетители будут досмотрены, все имена и адреса переписаны. Десять моих сотрудников уже обыскивают музей. Могу поспорить, они найдут икону.

Керемский сердито посмотрел на него:

– Икона пропала!

Скунер отвернулся. Он подошел к верхним ступенькам лестницы и глянул вниз, на терпеливо дожидавшихся в очереди людей, сообщавших свои имена и адреса и подвергавшихся личному досмотру.

Хёрли, охранявший выход, выпускал тех, кто показывал ему письменное разрешение. Операция проходила гладко, и Скунер удостоверился, что никто не сможет тайком вынести икону.

Лу Брейди, в белой спортивной майке и черных брюках, выложил перед одним из проверяющих фальшивый английский паспорт.

– Я остановился в отеле «Делавэр», – сообщил он. – Весь день буду осматривать достопримечательности, а потом поеду в Оттаву, отель «Централь».

Охранник оглядел его: просто чертов турист, подумал он, кивнул и протянул Брейди разрешение на выход. Брейди подвергся личному досмотру, а затем вышел и поймал такси, доставившее его в отель «Делавэр».

Охранников в музее было человек тридцать, работали они быстро, и через полтора часа последние посетители покинули здание.

Скунер начал успокаиваться. Икону не могли, твердил он, не могли вынести из музея. Теперь дело за малым – всего лишь как следует поискать. Тут он понял, что один из его подчиненных жестом зовет его. Жест был из числа тайных сигналов, и у Скунера упало сердце.

– Я сейчас вернусь, – сказал он Керемскому и подошел туда, где стоял охранник.

– Тут что-то странное, сэр, – доложил охранник. – В одном из женских туалетов.

К ним присоединился Трамблер.

– И что это? – спросил он.

Вместе со Скунером они вошли в туалет, и охранник указал на овальную плетеную корзину с эластичными резинками, которая валялась на полу.

– Ради бога, что это за штуковина? – пробормотал Скунер.

– Не трогай! – резко одернул его Трамблер. Он шагнул вперед, присел на корточки и осмотрел корзину, затем поднял глаза на Скунера. – Вот как дымовая шашка попала в музей. Вьетнамцы! Две беременные женщины!

– Сэр?

Скунер обернулся и увидел еще одного охранника.

– В мужской уборной на третьем этаже лежит одежда.

– Черт! – воскликнул Скунер. – Останься здесь! – приказал он первому охраннику, а затем вместе с Трамблером последовал за вторым по лестнице на верхний этаж.

Охранник открыл дверь одного из мужских туалетов и отступил в сторонку. На полу лежали черная ряса, парик с лысиной, жилет с толстой подкладкой и пасторский воротничок.

Трамблер тут же все понял.

– Тот жирный священник! Вьетнамцы! – воскликнул он.

Отпихнув Скунера, он помчался в фойе. На его вопрос, кто досматривал толстого священника, никто из охраны так и не ответил.

Скунер присоединился к нему.

– А что с вьетнамцами?

– Я записал их имена, – сказал один из охранников. – Все они живут в пансионате общества «Братство любви».

– Когда ты их проверял, заметил двух беременных женщин с большими животами? – поинтересовался Скунер.

– Таких не видел, сэр, может, Хёрли? Он проверял разрешения на выход и выпускал людей.

Трамблер сказал:

– Я звоню боссу, – и кинулся к телефону.

Скунер подошел к Чику Хёрли, который стоял у выхода. Волнение утихло, и Хёрли снова думал о своей жене. Он вернулся в реальность, только когда Скунер тронул его за руку.

– Ты видел, как выходили две беременные вьетнамки? – спросил Скунер.

Хёрли захлопал на него глазами:

– Нет, сэр. Правда, одну из них увезла машина «скорой помощи», но второй я не видел.

– «Скорая помощь»? – сверкнул глазами Скунер. – Какая еще «скорая помощь»?

Хёрли окаменел:

– Ну, та, которую вы вызвали, сэр.

– Я вызвал? Да что за ерунду ты городишь?!

Капли пота покатились по жирной физиономии Хёрли.

– Но, сэр, когда повалил дым, священник сказал мне, что одна вьетнамка от потрясения начала рожать и что вы вызвали ей «скорую». Машина приехала через несколько минут, и женщину унесли чернокожие парни с носилками. Она сильно мучилась от боли, сэр. Поскольку это вы вызвали «скорую», я их выпустил. Я что-то не так сделал?

Скунер стоял неподвижно, взгляд у него туманился, словно ему дали по голове отрезком свинцовой трубы.

Трамблер, выскочив из телефонной будки, дернул его за руку:

– Никакого пансионата общества «Братство любви» не существует!

Скунер сделал глубокий вдох. Теперь он знал наверняка, что икона украдена и благополучно вынесена из музея.

– Ее умыкнули, Джек! Ты за главного. А я поговорю с этим уродом из КГБ. Господи! Как же мы вляпались!

Трамблер бросился обратно к телефону. Спустя полчаса все выезды из Соединенных Штатов Америки были надежно перекрыты.

В одиннадцать часов утра в среду блестящий, внушительного вида фургон остановился перед домом четы Лепски. По обеим сторонам светло-желтой кабины фургона красовалось волшебное слово: «МАВЕРИК». При виде фургона и этого имени занавески на многих окнах отодвинулись, соседи как будто случайно вышли в свои палисадники и с завистью глазели.

Кэрролл все это время провела в нетерпеливом ожидании и, увидев подъезжающий фургон, увидев, какое впечатление он произвел, она ощутила, что сегодня самый важный день в ее жизни.

Водитель фургона, высокий, элегантный молодой человек со светлыми волосами, в униформе светло-желтого цвета, отделанной коричневым галуном, и в светло-желтой фуражке с коричневым козырьком, вытащил большую коробку и направился к двери Лепски.

Кэрролл, открывая дверь, едва не сорвала ее с петель.

Улыбнувшись Кэрролл застенчиво и глуповато, этот прекрасный молодой человек настоял на том, чтобы войти и раскрыть коробку.

– Мистер Маверик желает удостовериться, что вы совершенно всем довольны, мадам.

Кэрролл не хотелось впускать этого блестящего юношу в дом. В гостиной, по обыкновению, царил жуткий беспорядок. И справиться с ним Кэрролл удавалось только далеко за полдень. Каким-то образом они с Лепски всегда умудрялись довести гостиную до хаотического состояния, прежде чем отойти ко сну. Кэрролл так и не сумела понять, в чем тут причина, но так уж получалось. Однако светловолосый водитель фургона был настолько очарователен, настолько очевидно равнодушен к ее беспорядку, что Кэрролл снова ощутила уверенность.

Коробку открыли.

– В чемодане с вашими инициалами, мадам, лежат платья, туфли и сумочки, – доложил водитель. – Чемодан мистера Лепски пустой. А вот ваш несессер. Мистер Маверик непременно хочет знать, понравился ли он вам.

Кэрролл млела от счастья над своим несессером еще долго после того, как водитель фургона уехал. Помимо шикарного набора дорогой косметики, внутри оказались бумажник для дорожных чеков из крокодиловой кожи серебристо-серого цвета с выгравированными золотом инициалами Кэрролл, обложка для паспорта из такой же кожи, а еще маникюрный набор, такой изящный, что Кэрролл сначала боялась к нему прикасаться.

Спустя час три ее лучшие подружки, не в силах больше унять любопытство, постучали в парадную дверь.

И для Кэрролл наступил момент славы. Маленький дом наполнился возгласами зависти, восхищения и удовольствия, когда она продемонстрировала свои покупки.

Ее подружки не успокоились, пока Кэрролл не надела все платья по очереди и не продефилировала в них по захламленной гостиной. Поскольку у подружек были точно такие же захламленные гостиные, всем им было совершенно наплевать на декорации.

Они пожирали глазами творения Маверика, мечтая о том дне, когда какая-нибудь из них тоже получит наследство, и тогда они смогут потягаться с Кэрролл.

Пока Кэрролл переодевалась в очередной наряд, самая близкая ее подруга приготовила сэндвичи, пустив на это дело холодного цыпленка и ветчину, которые Кэрролл приберегала на ужин для Лепски. Еще подруги приложились к бутылке «Катти Сарк», которую Кэрролл купила для Лепски взамен утраченной. Все это вылилось в самую настоящую вечеринку, дошло даже до пения: Кэрролл заводила своим могучим голосом, остальные подхватывали, и шум стоял такой, что соседские собаки начали подвывать.

Наконец, часов в шесть вечера, вечеринка завершилась. Девушки разбежались по домам приготовить мужьям какой-никакой ужин. Кэрролл, слегка пьяная, снова уселась перед несессером и принялась, восторженно вздыхая, перебирать чудесные флакончики.

Затем приехал Лепски.

У него выдался тяжелый день. Вернулся из отпуска шеф полиции Фрэнк Террелл. Лепски пришлось докладывать ему о различных происшествиях, успевших случиться за время отсутствия шефа. Хотя все это были сущие мелочи, из доклада Лепски неизменно получалось, что, не вмешайся он, Парадиз-Сити был бы уже поставлен преступниками на колени. Террелл, прекрасно знавший Лепски, внимательно слушал, кивал и дымил трубкой. Потом он подвел итог: десять угнанных машин, десять найденных машин, три мелких ограбления и пять случаев вождения в нетрезвом виде.

– Ладно, Том, – сказал Террелл. – Можешь уже идти, хорошего тебе отпуска.

Вошел сержант Биглер:

– Получен сигнал. Какой-то псих с винтовкой стреляет из высотки по освещенным окнам. Патрульные машины уже внизу. Может, Тому поехать взглянуть?

Террелл кивнул:

– Хорошо, Том, твое последнее задание. Поезжай и взгляни.

Детектива Лепски хлебом не корми, а отправь на такое задание. Он запрыгнул в машину и понесся под завывание сирены по Парадиз-авеню. Больше всего он любил, когда «роллс-ройсы», «бентли» и «кадиллаки» убираются с его пути.

Прибыв на место происшествия, он обнаружил там десять копов в форме, которые, задрав голову, смотрели на далекое окно в семнадцатиэтажном здании.

– Он во-он там, – сказал один из копов. – Стреляет.

Лепски похлопал по своему револьверу.

– Пошли! – скомандовал он.

Сознавая, что собралась приличная толпа, что приехала даже съемочная группа с телевидения, Лепски тянул время, шагая неспешно и целенаправленно к входу в высотку, в надежде, что бестолковые телевизионщики успеют его заснять.

В сопровождении троих копов и дрожавшего от страха пожилого консьержа Лепски поднялся на одиннадцатый этаж.

– Вот его квартира, сэр, – показал консьерж, когда они вошли в коридор. – Его зовут мистер Льюишон. Сдается мне, он с приветом.

Лепски, с револьвером в руке, жестом велел копам занять позиции, затем ударил ногой по дверному замку, и дверь распахнулась.

Все напряжение спало, как только они ворвались в хорошо меблированную комнату, где у открытого окна сидел толстый пожилой мужчина, сжимавший в руках винтовку 22-го калибра.

– Руки вверх! – рявкнул Лепски своим «полицейским» голосом, нацеливая револьвер на пожилого мужчину.

– Ага! Полиция! Вас-то мне и надо! – Мужчина отложил винтовку. – Входите, входите. Только посмотрите на это безобразие! Средь бела дня эти люди зажигают свет. Просто верх безобразия! Наш прекрасный президент постоянно просит нас экономить электроэнергию, но никто не слушает. Свет! Свет! Повсюду включен свет!

Когда Лепски отчитался о происшествии, Биглер с Джейкоби едва не лопнули со смеху.

– Ладно-ладно, болваны! – выкрикнул Лепски. – Вот увидите меня по телику, тогда и посмеетесь!

Но так получилось (Лепски рассказали об этом телевизионщики с городского канала Парадиз-Сити, когда он начал выяснять), что кадры с ним, шагающим к высотке, пропали, поскольку какой-то мальчишка не нашел ничего остроумнее, как заслонить объектив камеры ладонью.

С испорченным настроением Лепски ворвался в дом, словно пожарная машина, спешащая на вызов. И проорал:

– Я дома! Что на ужин?

Кэрролл только что убрала в несессер изящный флакончик туалетной воды. Голос Лепски вырвал ее из грез о жизни жен миллионеров и вернул в суровую реальность, где обитает жена детектива первого класса.

– Привет, детка! – загромыхал Лепски, врываясь в гостиную. – Что на ужин? Я с голоду умираю!

Кэрролл закрыла глаза. Ее мечты рассеялись. Вернувшись в реальную жизнь, она поднялась с места:

– Том! Посмотри, какой у нас багаж. Только посмотри! Вот чемодан с твоими инициалами. Разве не чудо?

Лепски, разинув рот, уставился на чемоданы:

– Это мне? На кой черт мне новый чемодан? У меня ведь есть чемодан!

– С ним еще твой дедушка ездил, – холодно произнесла Кэрролл.

– А что не так с моим дедушкой? – с вызовом спросил Лепски.

– Ты поедешь с этим чемоданом! – медленно и твердо проговорила Кэрролл.

Лепски подошел и внимательно рассмотрел чемодан. У него перехватило дыхание.

– Господи! Да он, наверное, стоит, как ракета! Милая, ты что, тратила не считая?

– Посмотри вот на это! – Кэрролл показала ему несессер.

Лепски посмотрел.

– Ты и это купила?

– Это подарок от мистера Маверика.

Лепски заглянул внутрь несессера. Вытащил флакончик туалетной воды и пшикнул себе в лицо.

Кэрролл выхватила у него флакончик.

– Ммм… пахнет соблазнительно, – признал Лепски. – Так ты говоришь, это он тебе подарил?

– Да, а оба чемодана обошлись мне всего в сто долларов.

– Боже! Да ты, похоже, очаровала этого гомика и превратила в нормального мужчину, – сказал Лепски, широко ухмыляясь. – Всегда верил в мою детку. Что на ужин?

– Лепски, можешь ты думать хоть о чем-нибудь, кроме еды? – возмутилась Кэрролл, отправляясь на кухню.

– Мы уже говорили об этом раньше, – напомнил Лепски, отправляясь вслед за ней. – Давай лучше есть.

Кэрролл заглянула в холодильник, поняла, откуда на ее вечеринке взялись те аппетитные сэндвичи с цыпленком и ветчиной, и испустила отчаянный крик.

Лепски, которому был знаком этот звук, ответил на него такими словами, что у Кэрролл вспыхнули уши.

Новость о дерзком похищении иконы, принадлежавшей Екатерине Великой, прошла во всех шестичасовых телевизионных новостях. Диктор сообщил, что президент Соединенных Штатов уже переговорил с премьер-министром Советского Союза. Он заверил премьер-министра в том, что икона будет возвращена. Он также предложил награду в двести тысяч долларов тому, кто поможет ее найти. Премьер-министр Советского Союза распорядился досрочно закрыть выставку в Музее изящных искусств в Вашингтоне и немедленно вернуть экспонаты в Советский Союз под усиленной охраной.

Президент сообщил премьеру, что все выезды перекрыты и икона не сможет покинуть страну. Теперь это лишь вопрос времени, когда икону обнаружат.

Все службы безопасности, армия и флот привлечены к поискам. Похитители будут схвачены и наказаны.

Что ответил на это премьер-министр, в новостях не сообщалось.

Кендрик вместе с Луи прослушали новости и обменялись тревожными взглядами.

Эд Хэддон прослушал новости у себя в номере отеля «Испанский залив» и широко ухмыльнулся.

В Нью-Йорке Лу Брейди тоже прослушал новости и тоже широко ухмыльнулся.

Даже если кто-то из вьетнамцев соблазнится наградой, лично он полностью замел за собой следы. То, что смогут рассказать вьетнамцы, лишь сильнее запутает следствие.

Брейди покивал своим мыслям. Он чувствовал, что с помощью детектива первого класса Тома Лепски икона обязательно попадет в Швейцарию.

Глава пятая

К несчастью, рейс Майами – Париж отбывал только в шесть вечера. Это означало, что все утро и весь день Лепски предстоит мучиться ожиданием. Начиная с восьми утра он принялся метаться по всему дому, пока Кэрролл валялась в постели, читая утреннюю газету. Приготовив кофе, Лепски понял, что мучиться ожиданием в одиночку неинтересно, поэтому вошел в спальню:

– Милая, билеты на самолет у тебя?

Кэрролл вздохнула:

– Все у меня. Ради бога, пойди прогуляйся! Я сейчас буду принимать ванну, а потом у меня парикмахерская. Вернусь домой не раньше трех.

– А что на ланч? – с тревогой спросил Лепски.

– Пойдешь купишь себе какой-нибудь чизбургер или что-нибудь еще. Кухня закрывается на каникулы.

Лепски негромко простонал, а затем спросил:

– Ты все вещи уложила?

– Лепски! Скройся! – Затем, когда Лепски с неохотой двинулся к двери, она спросила: – А ты все вещи уложил?

Лепски уставился на нее, разинув рот:

– Мне казалось, багажом занимаешься ты.

– Свои вещи я уложила. Но уж точно не собираюсь укладывать твои! Вот, возьми газету и дай мне одеться. Пока я буду в парикмахерской, сможешь сложить чемодан. Почитай пока о похищении иконы. За помощь в поисках обещана награда в двести тысяч долларов.

– Иконы? Что это еще за ерунда такая, икона?

– Иди и почитай!

Бормоча что-то себе под нос, Лепски вышел в гостиную, уселся и прочитал статью на целый разворот, посвященную похищению иконы. Статья произвела на него впечатление. Все копы до единого в состоянии повышенной готовности. На помощь привлечены армия и флот. Президент вне себя от гнева, и некоторые головы уже полетели. Но больше всего Лепски впечатлило, какая огромная сумма обещана любому, кто располагает информацией, способной помочь в поисках иконы.

Коп в Лепски тут же насторожился. Подобное произведение искусства не может попасть на легальные торги. Его тайно купит какой-нибудь чокнутый коллекционер. Острое профессиональное чутье тут же подсказало Лепски имя Клода Кендрика. Лепски был уверен, хотя и не имел доказательств, что Кендрик занимается перепродажей краденых произведений искусства. И эта икона как раз по части Кендрика.

Сорвавшись с места, он схватил телефонную трубку и набрал номер полицейского управления. Проорал, чтобы его соединили с Биглером.

Дежурный на коммутаторе узнал голос Лепски.

– Джо сейчас занят, – сказал он. – И мы по уши в делах из-за похищения этой иконы. Чего тебе надо?

– Если ты сейчас же не соединишь меня с Джо, я тебя по асфальту размажу! – рявкнул Лепски.

– Ладно, ладно.

Последовала долгая пауза, а потом на линии зазвучал голос Биглера.

– Ради бога, Том, ты ведь в отпуске, – начал он. – В чем дело?

– Я насчет иконы. А копы могут претендовать на вознаграждение?

– Откуда мне знать? Главный сказал, любой может. Может, копы не относятся к «любым». Какая муха тебя укусила?

– Этот жирный гомик Кендрик! Если кто и цапнул икону, так это он!

– Да-да. Слушай, Том, наслаждайся отпуском. Шеф подумал о Кендрике, как только услышал новость. Трое наших, плюс фэбээровцы, плюс парни из ЦРУ прихватили с собой ордер на обыск и прямо сейчас обшаривают «Галерею Кендрика». Просто успокойся и радуйся своему отпуску. – И Биглер повесил трубку.

Лепски фыркнул так, что мог бы остановить атакующего быка.

Кэрролл, уже одетая, заглянула в гостиную:

– Что означает этот отвратительный звук?

– Ничего-ничего.

– Можешь идти собираться. Увидимся в три. Пока. – И Кэрролл ушла.

Лепски провел скверное утро, заталкивая свою новую одежду в свой новый чемодан, рыская по всему дому, то и дело поглядывая на часы. Затем, мучимый голодом, он поехал в бар, который больше всего любили копы: там он сжевал гамбургер и запил его пивом.

Он как раз соображал, не побаловать ли себя еще кружечкой, когда вошел Макс Джейкоби и забрался на барный стул рядом с ним. Он заказал себе чизбургер.

– Господи! Эта чертова икона опаснее атомной бомбы! – посетовал Джейкоби. – Все побережье перекрыто полностью. Просто сумасшествие какое-то. Флот патрулирует. Армия не пропускает без досмотра ни один прогулочный катер, ни одну яхту. Их владельцы уже оборвали нам телефон своими жалобами.

– А что Кендрик?

– Он чист. Мы буквально вывернули его галерею наизнанку.

Лепски пожал плечами:

– Ясно. Значит, она может быть где угодно.

– Вот именно, только пока что президент вне себя, и все вокруг тоже с ума посходили. – Джейкоби вздохнул. – Господи! Как же тебе повезло, что ты в отпуске.

– А что насчет вознаграждения? Допустим, ты найдешь икону, как думаешь, получишь награду?

Джейкоби засмеялся:

– Да не найду я ее, Том, но даже если бы нашел, копам вознаграждение не положено. Ты же сам как-то мне об этом говорил, помнишь?

– Ага, но все-таки…

Джейкоби доел свой чизбургер, хлопнул Лепски по плечу и соскользнул со стула.

– Я обратно на свои галеры. Удачного тебе отпуска.

Лепски вернулся домой. Из головы не выходила мысль о награде в двести тысяч долларов. Какой-нибудь урод в конечном итоге стукнет полиции, икону найдут, а этому уроду достанутся денежки. Лепски усиленно наполнял пепельницу окурками, когда Кэрролл вернулась. Он едва узнал свою жену – настолько эффектно она выглядела. Лепски присвистнул так, что было слышно на другом конце улицы.

– Детка! Ты сногсшибательна! – И он вскочил с места.

Заметив огонек в его глазах, Кэрролл спешно отступила назад:

– Даже не смей ко мне приближаться! Ты вещи уложил?

Лепски вздохнул:

– Ну да, разумеется.

– И почему ты до сих пор в этом отвратительном рабочем костюме? – вознегодовала Кэрролл. – В своих обносках ты никуда не поедешь! О чем ты вообще думаешь, сидя в шляпе в помещении?

– Послушай, детка, я ведь упаковал все эти новые костюмы, будь они неладны.

– В таком случае распаковывай! Ты поедешь в спортивном пиджаке и темно-синих брюках. Под них наденешь бледно-голубую рубашку и галстук винного цвета!

К пяти вечера Кэрролл тоже начала маяться ожиданием. Она вертелась перед зеркалом в прихожей, то и дело поглядывая на часы, пока Лепски, теперь уже в новом наряде, выхаживал по гостиной, напевая себе под нос.

– Время поджимает, – заметила Кэрролл. – Надеюсь, такси приедет без опоздания.

– Такси никогда не опаздывают. – Тут до Лепски дошло. – Такси?

– Только не говори мне, что ты не заказал такси! – воскликнула Кэрролл.

Лепски кинулся к телефону. Джо Дюкас, добрый приятель Лепски, державший местную фирму такси, заверил его, что никаких проблем нет. Такси приедет в срок и доставит их в аэропорт к шести часам. Самодовольно улыбаясь, Лепски положил трубку.

– Знаешь, детка, ты иногда психуешь по пустякам, – сказал он. – Машина уже в пути.

– Не понимаю, почему ты такой хороший коп, – вздохнула Кэрролл. – В мелких бытовых вопросах ты просто круглый идиот. – Затем она улыбнулась ему. – Но я люблю тебя, Том.

Лепски насторожился, словно охотничий пес:

– Такси будет ехать еще полчаса, может, мы…

– Лепски! Тебе должно быть стыдно!

В четверть шестого такси прибыло, к дому подошел улыбчивый чернокожий водитель.

– Наконец-то едем! – в волнении воскликнула Кэрролл. – Отдай ему багаж, Том.

Лепски передал таксисту два больших чемодана, и тот понес их к машине. Лепски сознавал, что все их соседи вывалились в палисадники. Маленький мальчик махал им флажком, уменьшенной копией японского флага. Лепски неизменно именовал этого мальчика не иначе как Дэнис Опасность, однако в данный момент ребенок, кажется, был преисполнен благожелательности и восторга.

С несессером в руках Кэрролл вышла на дорожку перед домом, ощущая себя кинозвездой в своем блистательном наряде. В следующий миг она замерла:

– Том! Ты отключил электричество и воду?

Лепски закрыл глаза и испустил негромкий стон:

– Как раз собирался!

Он рванул обратно в дом, провожаемый взглядами соседей.

Кэрролл ждала с приклеенной улыбкой на лице, нетерпеливо постукивая ножкой и слушая гул голосов, пока распространялась новость, которую передавали через садовые заборы: Лепски забыл отключить электричество и воду. Местные умники неодобрительно качали головой.

Вдруг из дома понеслись жуткие ругательства. Кэрролл, в ужасе от таких выражений, кинулась внутрь и обнаружила, что Лепски нянчит кровоточащий палец.

– Проклятый сукин сын, чертов кран не поворачивается! – проревел он. – Я поранился!

– Да кран уже закрыт! – закричала Кэрролл.

– Ладно, значит, этот ублюдок закрыт, но у меня кровь идет!

Кэрролл кинулась в ванную, нашла пластырь и прилепила к царапине Лепски.

– Мы опоздаем на самолет!

С грохотом захлопнув и заперев дверь, они промчались по дорожке и плюхнулись в такси.

Соседи радостно зааплодировали.

– Поехали! – проревел Лепски. – А то опоздаем!

Чернокожий таксист развернулся к ним, дружелюбно улыбаясь во весь рот:

– Не переживайте, босс. В аэропорту все рейсы задерживают на три часа. У вас точно будет полно времени.

Маленький мальчик с японским флажком подбежал к машине и, надув щеки, издал самый громкий неприличный звук, какой только доводилось слышать Лепски.

Эд Хэддон сидел в диспетчерской аэропорта, наблюдая через стеклянные стены, как в зоне вылета скапливаются раздраженные пассажиры.

Диспетчер знал Хэддона как близкого приятеля своего отца, который отбывал сейчас пятилетний срок за ограбление. Еще он знал, что Хэддон нажимает на какие-то рычаги, чтобы отца выпустили досрочно. Поэтому, когда Хэддон сказал, что хочет убедиться в благополучном отлете в Париж одного своего друга, диспетчер с готовностью уступил ему свое рабочее место. Сам он был слишком занят на контрольной вышке, чтобы поинтересоваться, кто такой этот друг Хэддона.

Хэддон курил сигару, наблюдая, как длинная цепочка пассажиров медленно проходит за таможенное заграждение. Помимо таможенников, он заметил там двух агентов ФБР и двоих полицейских в штатском.

Каждый чемодан открывали и обыскивали. Казалось, этому не будет конца. До сих пор досматривали рейс на Нью-Йорк. Пассажиры рейса Майами – Париж пока еще ждали за пределами зоны вылета.

К аэропорту подъехало такси, и из него вышли Лепски с Кэрролл. Расплатившись за такси, Лепски услышал чей-то дружелюбный голос:

– Привет, Том.

Обернувшись, он увидел перед собой Гарри Джексона, копа в форме, который широко ему улыбался.

– Слышал, что ты собрался в Европу, – сказал он. – Вот здорово! Только, боюсь, у нас тут чудовищная задержка. Все из-за пропавшей иконы.

Лепски свирепо уставился на длинную очередь жаждущих попасть в зону вылета.

– Лучше вставай в очередь, Том, – продолжал Джексон. – Думаю, тут на добрых три часа.

– Только не для меня! – твердо заявил Лепски. – У меня отпуск, черт побери! Не стану я стоять в проклятой очереди. Проводи меня к стойке регистрации, Гарри. Ну давай! Пошли!

Кэрролл одернула:

– Лепски! Ты не имеешь права! Эти несчастные, может, уже не первый час стоят.

– К черту их! – сказал Лепски и, подхватив оба чемодана, прошел вслед за Джексоном в боковую дверь, прямо за которой тянулась стойка регистрации. Краснея под недобрыми взглядами дожидавшихся пассажиров, Кэрролл последовала за ним.

Девушка в одном из окошек зазывно улыбнулась Лепски:

– Привет, Том! Я уже зарезервировала ваши места, только вылет задерживается. Проходите в ВИП-зону. Я скажу Нэнси принести напитки. Чего бы вам хотелось?

Лепски, прекрасно известный и популярный в аэропорту персонаж, одарил ее широкой улыбкой.

– Полпинты «Катти Сарк» и полбутылки шампанского, милочка, – заказал он. Затем сдал в багаж оба чемодана. – Привезу тебе из Парижа духи.

Девушка хихикнула, но, увидев, каким взглядом смерила ее Кэрролл, сделала серьезное лицо.

– Хорошего вам отпуска, – пожелала она.

Когда чета Лепски прошла в зону вылета, Кэрролл спросила:

– Кто это такая?

– У меня имеются друзья, – заявил Лепски с самодовольной улыбкой. – У хороших копов всегда имеются друзья.

К ним подошел фэбээровец из Майами:

– Привет, Том! Ты на этот рейс?

Мужчины обменялись рукопожатиями.

– На следующий, до Парижа, – ответил Лепски.

– Вылет задерживается, но ты можешь пройти таможню прямо сейчас. Нью-йоркский рейс уже проверили.