Текст книги "Рассказы"

Погоня

ГЛАВА I

Все казалось новым, а очень многое из этого нового – даже драматичным и страшным, – молодой женщине, сидевшей с низко опущенной на лицо серой вуалью. Вот уже восемнадцать часов, как она, широко раскрыв глаза от удивления и не без испуга, зорко приглядывалась к этому движению человеческой «орды». Она слышала, как всех этих пассажиров назвал «ордой» какой-то сидевший позади нее человек густым, грубым голосом, приглушенным бородой, о существовании которой она могла бы догадаться, даже и не посмотрев на этого пассажира. Это действительно была орда, та самая орда, которая всегда пробивает пути для цивилизации, идет впереди нее и составляет плоть и кровь будущей нации. Вот уже целые месяцы, как она настойчиво и упорно тянулась к этим горам, – все время вперед, никогда назад, – смеявшаяся, кричавшая, распевавшая и сквернословившая орда, каждый мускул которой был полон силы и каждое отдельное лицо которой было коричневым от загара. Только два падших ангела были не таковы. Один из них – черноглазая девушка с ярко накрашенными губами и нарумяненными щеками, сидела как раз напротив пассажирки в вуали. Дама в вуали продолжала слушать рассказ бородатого пассажира и его спутников, которые сидели позади нее. Она узнала, что стали требовать уже по пятьсот быков еженедельно, чтобы прокормить всю эту орду, рассыпавшуюся вдоль Тихоокеанской магистрали между Хоганс-Каммом и морем, и что у Желтой Головы, вокруг которой целые века все спало непробудным сном, только изредка нарушавшимся каким-нибудь бродячим индейцем, за два-три месяца уже скопилось две тысячи человек, и основался целый город. Затем поезд остановился у какой-то станции, и бородатый пассажир со своим спутником вышли из вагона. Вуаль опущена. Из-под нее выбился только один блестящий локон; вот и все, что они, уходя, могли заметить.

Когда они ушли, дама в вуали с облегчением вздохнула. Она увидела, что вышли также и многие другие. В том конце вагона, где она сидела, уже не осталось никого, кроме нее самой и девушки с намазанными щеками. Даже оставшись в одиночестве, эти две женщины не решились сразу заговорить. Одна из них подняла вуаль, и глаза их встретились. Она встретилась. с голубыми, глубокими, спокойными, прекрасными глазами. Поднятая вуаль открыла перед ней лицо, в котором не было ничего общего с ордой. Ей улыбнулись чистые губы, и удивительные глаза посмотрели на нее с участливым вниманием, а затем вуаль опустилась вновь. Естественный румянец сошел с накрашенных щек девицы, и она улыбнулась в свою очередь

– Вы едете к Желтой Голове? – спросила она, наконец.

– Да, – ответила дама под вуалью. – Можно мне пересесть на минуту к вам? Мне так бы хотелось задать вам много-много вопросов!

Девушка с накрашенными щеками посторонилась и дала ей около себя место.

– Вы, вероятно, новенькая?

– Да, я совсем еще новичок к этих местах.

Слова и манеры, с которыми они были сказаны, заставили девушку с накрашенными щеками косо посмотреть на пассажирку в вуали.

– Как это страшно отправляться к Желтой Голове, – сказала она. – Это ужасное место для женщины.

– Но ведь вы сами едете туда же?

– Да, но у меня там есть знакомые. А у вас?

– Ни души.

Девица посмотрела на нее с удивлением. Теперь уже она стала смелее.

– И вы едете туда, не имея там знакомых? – воскликнула она. – Именно туда? Ни мужа, ни брата, никого?

– А это какая станция? – перебила ее собеседница, опять поднимая вуаль. – Не расскажете ли вы мне что-нибудь о ней?

– Это – Миэтта, – ответила девица, вновь покраснев от естественного румянца. – Здесь главное поселение стоит возле железной дороги. Вы увидите сейчас за окном реку Атабаску.

– Долго здесь будет стоять поезд?

– Достаточно долго – сказала она, – чтобы я попала к себе в Желтую Голову только поздней ночью. Мы простоим здесь целых два часа.

– Я очень была бы рада, если бы вы сказали мне, где бы я могла помыться и чего-нибудь поесть? Я не особенно голодна, но ужасно пропылилась. Хотелось бы и переодеться. Есть здесь гостиница?

Для накрашенной девицы вопрос этот показался уже совсем наивным. Раньше чем на него ответить, она хихикнула.

– Ну, вы совсем еще неопытная! – воскликнула она. – Да какие же здесь гостиницы? Есть здесь харчевни, палатки и ночлежные дома. А, впрочем, спросите заведение Биля на Площадке. Там очень хорошо. Там дадут вам помещение, много воды и зеркало и возьмут с вас только доллар. Я бы проводила вас, да ожидаю своего знакомого, он должен встретить меня здесь попозже. Если уйду, могу его прозевать. Это красная с белым палатка – и там все по-благородному.

Незнакомка поблагодарила ее и отошла к своим вещам. Когда она затем вышла из вагона, то оставшаяся проводила ее с мрачным блеском погребальных свечей. Она уставилась на удалявшуюся высокую, стройную фигурку и вдруг почувствовала зависть и что-то вроде затаенной ненависти. Позади нее послышались шаги, но она не заметила их. Чья-то рука фамильярно хлопнула ее по плечу, и грубый смех раздался прямо над ее ухом, так что она вскочила и вдруг радостно вскрикнула. Вошедший мужчина кивнул головой в сторону вышедшей дамы.

– Это твоя новая подруга? – спросил он.

– Какая там. подруга! – возразила девица. – Это какая-то святоша, приехавшая спасать всех. Она такая невинная, что даже удивляется, почему это в Желтой Голове нет удобных помещений для знатных дам, которые едут без прислуги. Ну уж я и удружила ей! Послала ее прямо к Билю, сказав, что там самое приличное место. Ха-ха-ха!..

В припадке нахлынувшей веселости она повалилась на сиденье, а ее знакомый, улучив минутку, выглянул в окошко.

Высокая голубоглазая незнакомка остановилась на секунду на последней ступеньке вагона, чтобы заколоть вуаль, и теперь лицо у нее было совсем открыто. Затем она сошла на землю и взглянула на солнце и горы. Она медленно и глубоко вздохнула и, позабыв обо всем, с удивлением стала озираться по сторонам. Миэттскую долину со всех сторон окружали горы, поднимавшиеся вплоть до самых плешивых вершин из серого шифера или покрытых вечными сверкавшими снегами. Сюда, в эту чашу, образуемую горами, солнце потоком лило свои лучи. Она задышала быстрее; щеки ее запылали; отразив в себе голубое небо, ее глаза стали еще синее. Легкий ветерок заколебал вокруг лица выбившиеся кольца каштановых волос. Такой увидел ее небритый человек, смотревший из окна вагона, и не прошло и часа, как девица с накрашенными щеками с удивлением заметила происшедшую в нем странную перемену.

Поезд остановился в конце громадной насыпи, протянувшейся через долину. Это был тяжелый поезд; поезд, который помогал делать историю, – комбинация из товарного, пассажирского и скотского, Поднимаясь к Желтой Голове, к конечной точке рельсового пути, он едва делал в среднем по восемь миль в час. Двуногий скот уже выскочил из душных, вонючих помещений и шумным потоком разлился вокруг. Десять или двенадцать пассажиров различных национальностей тоже вышли из вагона. Дама с вуалью смотрела на них без насмешки и пренебрежения, но с внезапно забившимся сердцем и с улыбкой, в которой в одно и то же время отражались и гордость, – и удивление. Это была частица той же орды, представительница тех примитивных, но чудовищных сил и страстей, которые в своем стремлении соединить новую Великую Тихоокеанскую магистраль железной дороги с портом на Тихом океане сворачивали с места горы.

Эти люди не признавали поражения. Она чувствовала это и раньше, когда еще не видела их воочию. Для нее эта орда имела и сердце, и душу. Это были строители своей империи, это были люди-звери, которые давали возможность цивилизации ползти настойчиво и без помехи в новые места и создавать новые миры. С каким-то странным замиранием сердца она вспомнила теперь о тех маленьких, одиноких, заброшенных деревянных хижинах, которые видела из окна вагона.

Из-за деревьев вдали замелькали палатки. До нее доносились теперь говор и смех сотен голосов и звуки граммофона. Внизу, на повороте, ей пришлось посторониться, чтобы пропустить фуру. Она была нагружена ящиками, которые подпрыгивал и стучали. Возчик даже и не посмотрел на нее. Он сдерживал лошадей, чтобы они не понесли. Пот катился с него градом. Девушка невольно улыбнулась. Затем она увидела подпрыгивавшие ящики, и ее улыбка сразу сменилась холодным ужасом. На телеге было написано красноречивое слово: «Динамит».

Два человека шли позади нее.

– Шесть лошадей, телега и старый Фриц – полетели к черту, – говорил один из них. – Мокрого места не осталось. Я был там через три минуты после взрыва, так ни от упряжи, ни от лошадей не осталось и волоска. Этот динамит – чертовская штука. Я не согласился бы иметь с ним дело и за миллион!

– Лучше просить милостыню, – ответил другой.

Девушка опять остановилась, и, поравнявшись с ней, два человека от удивления широко раскрыли глаза. Взрыв всего динамита, который так неосторожно вез Джо, не мог бы поразить их так, как удивила красота ее личика, когда она спокойно и с любопытством посмотрела на них.

– Я разыскиваю постоялый двор Биля, – обратилась она к ним. – Не можете ли указать мне, как туда пройти?

Мужчины молча переглянулись. Старший, достаточно уже старый для того, чтобы на него могла производить впечатление женская красота, перекинул за другую щеку табачную жвачку, наклонился и указал под деревья.

– Так прямо и идите, – сказал он. – Третий барак направо, с занавесками, как у цирюльника. Слышите граммофон? Ну, так это у него и есть!

– Благодарю вас.

Она пошла далее.

Двое мужчин как остановились, так и продолжали стоять, не двигаясь с места. Казалось, что младший не мог опомниться.

– Она? К Билю? – ужаснулся он. – Я хотел было ее предупредить! Не верится…

– Чепуха! – перебил его старик. – Ну стоит ли?..

– Нет, не чепуха. Она не из того сорта. Она выглядит, точно Мадонна; это не такая девица. Я никогда еще не видел такой писаной красавицы. Можете называть меня дураком, сколько угодно, но я отправляюсь сейчас к Билю.

Он бросился вперед. Старик подскочил к нему и схватил его за руку.

– Да пойдемте, чудак вы этакий! – крикнул он. – Вы еще не доросли или уже переросли, чтобы ходить к Билю. Кроме того, – солгал он, увидев, как вдруг засверкали глаза у его спутника, – я знаю ее. Она идет, куда ей надо.

Дойдя до Биля, мужчины затаили дыхание и стали смотреть. Они не были новичками по части именно такой девушки, какая прошла перед ними сейчас, но такой спокойной и невозмутимой они не видели еще никогда. Там уже было несколько гуляк, которые курили и слушали граммофон, в эту минуту переставший играть, так как на нем меняли пластинку. Девушка гордо подняла голову. Она начинала понимать, что лучше было бы оставаться голодной и в пыли. Но она зашла слишком далеко решила добиться того, чего хотела. Она так и вспыхнула вся, когда увидела самого Биля, склонившегося над своим прилавком. В нем она тотчас же угадала зверя. Это было написано у него на лице, в его голодных, пронырливых глазах, на его толстых испитых щеках и затылке. Но на этот раз и сам Биль растерялся.

– Вы, кажется, сдаете комнаты за плату, – спокойно обратилась она к нему. – Могу ли я воспользоваться одной из них, пока стоит поезд, который идет потом к Желтой Голове?

Гуляки насторожились и перегнулись вперед. Один из них подмигнул Билю. Это помогло тому выдержать вопросительный взгляд голубых глаз. Никто из них не заметил появления на пороге незнакомца. Биль выступил вперед из-за своего прилавка и посмотрел на нее.

– Пожалуйста! – сказал он и раздвинул перед нею драные занавески.

Она последовала за ним. Когда занавески за ними опустились, толпа гуляк разразилась громким смехом. Незнакомец, все еще стоя у порога, выколотил свою трубку и сунул ее в боковой карман своей фланелевой рубашки. Он был без шляпы. Волосы у него были светлые, немного с проседью. На вид ему было около тридцати восьми лет, он был почти одинакового роста с девушкой, имел тонкую талию и широкие, атлетические плечи. Его нельзя было назвать красивым, но в нем было что-то такое, что привлекало к нему самому и к его физической силе. Он не принадлежал к орде. Наоборот, считал себя выше ее, презирал этих бражничавших, сомнительного вида людей, и было в его позе что-то вызывающее и дерзкое, когда он смотрел на занавески и ожидал.

То, чего он ожидал, скоро и последовало. Это было не обычное хихиканье, не обычный обмен непристойностями и двусмысленными жестами, какие обыкновенно происходили за занавесками. Биль не вышел оттуда, потирая себе руки, и с лицом, предвкушавшим удовлетворение. Выскочила сперва девушка. Она отбросила в стороны занавески и на секунду остановилась. Лицо ее пылало, как огонь, синие глаза сверкали, как молнии. Она сделала шаг вперед. Биль последовал за ней и уже протянул вперед руку.

– Ну, зачем же, девочка, обижаться? – старался он ее убедить. – Ну, смотри сюда, будь умненькая. – Он не продолжил. Стоявший на пороге незнакомец выступил вперед и стал рядом с девушкой.

– Кажется, вы ошиблись? – обратился он к ней тихим, спокойным голосом.

Она взглянула на него, на его чисто выбритое, странно привлекавшее к себе лицо, на всю его изящную фигуру, ясный твердый взгляд и ответила:

– Да, ошиблась, ужасно ошиблась!

– Не бойся, душечка, – продолжал Биль, – тебя здесь никто не обидит. Смотри сюда! Видишь ты это?

Он протянул ей деньги. Девушка никогда не предполагала, что человек был способен нанести такой страшный удар, притом так стремительно, как это сделал сероглазый незнакомец. Это был удар, от которого Биль полетел, как мяч. Девушка выскочила вон, даже не поняв, в чем дело.

– К счастью, я видел, как вы туда вошли, – объяснил ей незнакомец. – Я так и думал, что вы были введены в заблуждение. Я ведь слышал, как вы спрашивали, где бы здесь можно было приютиться. Если хотите последовать за мной, то я проведу вас к своим знакомым.

– Если это вас не очень затруднит, – ответила она, – пожалуйста! А за то, что вы сделали сейчас, позвольте мне вас горячо поблагодарить!

ГЛАВА II

Они пошли вдоль просеки, по бокам которой стояли разнокалиберные и разноцветные бараки и палатки маленького зарождающегося городка. Иногда попадались бревенчатые постройки, которые придавали этому поселению некоторую солидность. Девушка не особенно к ним присматривалась. Она чувствовала, что все их оглядывались. Она ясно расслышала выражения удивления и любопытства со стороны двух мужчин и одной девушки, расстилавших перед палаткой одеяла. Она взглянула на шедшего рядом с ней человека и оценила его воспитанность, так как он не навязывал ей своего знакомства Ее глаза весело сверкнули.

– Все это для меня странно и ново, – сказала она наконец. – Почему все они на меня так смотрят? Что во мне любопытного?

– Никто из них никогда еще не видел такой красивой женщины, – резко ответил он.

Их глаза встретились. Он прямо ответил на ее вопрос. В его манере и во взгляде не было ничего оскорбительного. Тем не менее ее губы задрожали, а лицо вспыхнуло. Она улыбнулась.

– Простите меня, – взмолилась она. – Неужели здесь, в этих диких местах, вы не находите нужным скрывать ваши мысли?

– Я высказал не свои мысли, – поправил он ее, – а сказал то, что они думают о вас.

– О, в таком случае прошу извинения.

– Не беспокойтесь, – ответил он непринужденно и теперь уже весело посмотрел ей в глаза. – Мне незачем говорить вам, что здесь, между этими горами и морем, вы не встретите более странного человека, чем я. Я, например, не привык ухаживать за женщинами. Я представляю им действительность, как они хотят, без всякого личного участия с моей стороны. Но, – надеюсь, что вы ничего не будете иметь против моего признания, – я последовал за вами к Билю только потому, что вы мне показались необыкновенно красивой, и что я ожидал, что там разыграется сцена.

Они достигли конца улицы и вышли на небольшую зеленую поляну, по которой ноги ступали, точно по бархату. В дальнем краю этой полянки виднелись приютившиеся между деревьями две или три палатки. Мужчина повел ее к ним,

– Ну, и разрушил же я все их планы! – продолжал он с оттенком иронии в голосе. – Это было действительно геройским поступком с моей стороны. Не правда ли? Вероятно, вы сгораете от нетерпения высказать мне это, только не решаетесь. А я немножко недоволен собой, что заинтересовался вами больше, чем следовало бы. Но это потому, что я – литератор. Я сочиняю книги. Мое имя – Джон Альдос.

Его спутница вскрикнула от удивления и остановилась. Сама того не сознавая, она крепко схватила его за руку.

– Вы Джон Альдос? – воскликнула она. – Тот самый, который написал роман «Женщины» и «Светские приличия»?

– Да, – ответил он ухмыляясь.

– Я не читала ваших книг, но видела на сцене ваши пьесы. Вы – ненавистник женщин!

– Пламенный.

Она глубоко вздохнула. Ее рука соскользнула с его руки.

– Это очень, очень забавно, – проговорила она, глядя на освещенные солнцем горные вершины. – Вы сдираете с женщин кожу живьем и тем не менее…

– Миллионы женщин читают мои книги, – усмехнулся он.

– Да, все они читают ваши книги, – ответила она, прямо посмотрев ему в лицо. – И это потому, что вы действительно правы.

Теперь пришла его очередь удивляться.

– Вы так думаете?

– Да. Даже более. Я и раньше всегда думала, что поняла ваш секрет: скрывать под разными соусами громадную истину, за которую, если бы вздумали высказать ее прямо, весь свет поднял бы вас на смех. Итак, вы презираете меня!

– Не вас лично.

– Но ведь я – женщина.

Он засмеялся. На его загорелом лице выступил густой румянец.

– Мы даром теряем время, – предупредил он ее. – Я слышал, как вы говорили Билю, что спешите на поезд, который отправляется к Желтой Голове. Я хочу угостить вас настоящим обедом. А теперь… Как мне отрекомендовать вас моим знакомым?

С минуту она решительно и смело смотрела ему в глаза.

– Мое имя – Иоанна, то самое имя, которое вы дали в вашем произведении самой ужаснейшей из женщин. Иоанна Грэй.

– Очень сожалею об этом, – ответил он с низким поклоном. – Пойдемте. Если не ошибаюсь, пахнет свежеиспеченным хлебом.

Когда они двинулись вперед, он вдруг неожиданно схватил ее за руку. В его глазах вспыхнул какой-то новый огонек.

– Нашел, – воскликнул он. – Вы дали мне идею. Все время я придумывал имя для нее, для героини моего нового романа, и до сих пор никак не мог его придумать. Теперь я назову ее – Ледигрей.

Девушка сделала шаг назад. Его удивило, как вдруг вспыхнули у нее глаза и как изменился цвет лица. Она быстро задышала.

– Вы возражаете? – спросил он.

– Не настолько, чтобы запретить вам, – ответила она, понизив голос. – Я и так уже многим вам обязана.

Он заметил, как быстро она овладела собой, высоко подняла голову и посмотрела в сторону палаток.

– Вы не ошиблись, – добавила она. – Я тоже ощущаю запах свежего хлеба!

– Я буду делать ударение на первой половине этого слова – Ледигрей, – сказал Альдос точно самому себе. – Это придаст фамилии некоторую сентиментальность. Представьте себе, что любовник говорит: – «Моя милая, дорогая Ледигрей!»

– Запах хлеба!.. Свежего хлеба!.. – закричала Иоанна Грэй, точно не желая его слушать. – У меня разыгрывается аппетит! Ведите меня поскорее, Джон Альдос.

Они подошли к ближайшей из трех палаток, над которой находилась грубо написанная вывеска: «Братья Отто, проводники и оружейники». Это была большая четырехугольная палатка с красными и синими полосами, и из нее доносился веселый женский смех. Штук пять собак лениво поднялись им навстречу, когда они подошли поближе. Одна из них остановилась и заворчала.

– Они не тронут, – сказал Альдос. – Это специальная порода на медведей. Они принадлежат Джеку Брюсу и Клоссену Отто. А вот и сама мадам Отто, – указал он на женщину, появившуюся у входа в палатку. – Если бы все женщины были таковы!

Вкратце Альдос изложил, что случилось у Биля, сообщил, что молодая женщина, которую он привел сейчас же уезжает далее с поездом на Желтую Голову. Добродушная улыбка сошла с лица мадам Отто, как только она услышала имя Биля.

– Так бы и отравила этого негодяя! – воскликнула она. – Бедняжечка моя милая, входите же скорее! Я сейчас напою вас чаем.

– Что на языке мадам Отто означает целый обед, – объяснил Альдос.

– Я не голодна, я только устала, так устала! – сказала девушка, входя вместе с мадам Отто в палатку, и в ее голосе Альдос услышал какую-то новую, до странности патетическую нотку. – Пока стоит поезд, захотелось отдохнуть.

Он вошел вслед за ними и остановился у входа.

– Здесь есть еще и другое помещение, моя дорогая, – сказала женщина, отдергивая занавеску. – Будьте как дома и полежите, пока я приготовлю чай.

Когда занавеска вновь опустилась, Джон Альдос подошел к хозяйке и тихонько сказал ей:

– Не проводите ли вы ее на поезд, мистрис Отто? Он отходит в четверть третьего. А мне пора уже уходить.

Он вышел из палатки и, поласкав немного собак, посвистывая, отправился своей дорогой. Не успел он пройти и десяти шагов, как услышал позади себя голос, который просил его остановиться. Он обернулся назад. Из палатки вышла Иоанна.

Он посмотрел на нее с таким видом, точно увидел перед собой нечто такое, чего не видел еще ни разу в жизни. Девушка стояла без шляпы, и вся была освещена солнцем, несколько смягченным от набежавшего легкого, прозрачного облачка. Теперь уже он мог видеть ее великолепные, сверкающие светло-каштановые вьющиеся волосы, которых уже больше не скрывали шляпа и вуаль. Он никогда еще не видел таких прекрасных волос, такого изумительного цвета лица и такой глубины синих глаз.

– Вы уходите, так и не простившись? – сказала она. – Не желаете, чтобы я в последний раз вас поблагодарила?

Ее голос привел его в себя. Еще момент, и он уже склонился над ее рукой, почувствовав ее теплоту, и улыбкой вдруг осветилось все его лицо. Но, наклонив свою белокурую с проседью голову, он скрыл эту улыбку.

– Простите за недогадливость, – извинился он и затем сказал: – Прощайте, будьте счастливы, благополучного вам пути!

Глаза их встретились опять. Затем он поклонился ей еще раз и зашагал. Входя в палатку, Иоанна Грэй обернулась назад. Он шел и посвистывал. Его беззаботная походка и то, как он держал себя, говорили о безграничной свободе, которая, как ей казалось, и на нее тоже сходила вместе с дыханием гор. А затем она как-то загадочно улыбнулась и возвратилась в палатку.