Текст книги "Гайдзин. Том 2"

39

Деревня Хамамацу

Понедельник, 8 декабря

Сумомо проснулась задолго до первых лучей солнца. Ее мучили кошмары. Она больше не ехала по Токайдо с Койко и князем Ёси, она снова была в Киото, солдаты бакуфу под командой Абэ загоняли ее в ловушку, в горящий дом сиси, кругом кровь, жуткие крики, сухой треск мушкетов, в панике она протискивалась вперед узким подземным ходом, вслед за Такедой и Кацуматой, она едва помещалась в нем, пробираясь ползком за ними следом, стены, пол, потолок надвигались, царапая ее, становясь все уже. Не хватало воздуха, пыль набивалась в нос, в рот, не давая дышать. Перед ее лицом дергались ноги Такеды, который пыхтя и извиваясь полз впереди, кто-то или что-то ползло сразу вслед за ней, потом Такеда превратился в Ёси, который стал пинать ее, остановил, потом пропал бесследно – и ничего впереди, кроме разверстой могилы.

Когда биение сердца утихло и предметы вокруг стали приобретать очертания в приглушенном свете масляной лампы, она увидела, что один из стражников наблюдает за ней со своих футонов, разложенных рядом. Прошлой ночью она сопровождала Койко, когда та разговаривала с Абэ, и он сказал ей, чтобы она легла спать в этой общей комнате, места с одной стороны было достаточно – это совершенно всех устроило. Комната была отведена четырем самураям, двое из них спали, двое несли службу. Там она приготовила себе постель, но уснуть не могла; мысли ее были в смятении, потому что она слышала, как Ёси сказал Койко, что они не поедут с ним дальше, а потом слышала, как Койко сказала Абэ:

– Князь Ёси решил, что с завтрашнего дня я, и все, кого он оставляет со мной, будут двигаться без спешки.

– Какие приготовления он хочет, чтобы были сделаны, госпожа?

– Кажется, он сказал, что хочет оставить вас и еще десять человек, чтобы проводить меня до Эдо, прошу прощения, что буду вам обузой.

– Это не труд для меня, госпожа, если он будет в безопасности.

В безопасности и недосягаем, подумала тогда Сумомо, растерявшись от такого неожиданного поворота событий. До Эдо еще далеко, столько всего может пойти не так.

В конце концов, она уснула. И ей приснился сон. Обычно она не видела снов. Последнее, что она делала вечером и первое – утром, это всегда читала молитву Будде, Наму Амида Буцу, просто называла имя Будды Амиды, чего было достаточно, если имелся бог, которому можно было молиться. Вчера ночью она забыла. Сейчас, она про себя произнесла эти слова и закрыла глаза.

Через мгновения она снова оказалась в убежище сиси.

Это было самое страшное, что она пережила в жизни, внезапное нападение, ружейный огонь через стены, и в тот же миг голова юноши рядом с ней разлетелась на куски, парень даже не успел крикнуть, зато закричали другие, отчасти в панике, отчасти от боли, пули сыпались на них со всех сторон, Кацумата, парализованный на долю секунды, потом направляющий оборону, приказывающий одним прорываться через передний выход, другим – через задний. Обе вылазки кончились неудачей, остатки отрядов оттеснили назад в дом, а она не знала, где спрятаться, уверенная, что все кончено, снова раздались выстрелы, опять крики и кровь, и это конец, Наму Амида Буцу, Наму Амида Буцу, потом чьи-то руки грубо схватили ее, толкнули в тесный лаз вслед за Такедой – который, неистовствуя, оттащил кого-то с дороги, как Кацумата до него оторвал от лаза кого-то еще – а ее спаситель-сиси, чьего лица она так и не увидела, был в свою очередь убит, и последовала схватка, которая помешала бежать остальным, пока не стало слишком поздно.

Каким-то чудом из этой наполненной ненавистью тьмы – на свежий воздух. Потом – дальше, их паническое бегство не прекращалось ни на минуту, пока Кацумата, хватая ртом воздух и сжимая рукой грудь, разрывавшуюся от боли, не привел их к самому последнему убежищу. Задней двери резиденции Вакуры.

Там был немедленно созван военный совет сиси.

– Я предлагаю всем рассыпаться на время, – сказал Кацумата. – Мы перегруппируем силы и встретимся весной, в третий или четвертый месяц. Весной мы начнем новое наступление.

– Зачем ждать? – спросил кто-то.

– Затем, что нас предали, затем, что среди нас есть шпион. Среди нас или среди наших покровителей. Нас предали. Мы должны рассыпаться и затаиться.

Так они и сделали.

– Сумомо, ты отправишься к Койко…

Но до этого ее потрясение было велико: слезы невольно струились из глаз, сердце начинало учащенно биться, паника снова овладевала ею в мгновение ока.

– Это пройдет, Сумомо, – заверил ее Кацумата.

Он опять оказался прав. Он дал ей настой, который помог ей уснуть и успокоил ее. К тому времени, когда она встретилась с Койко, она уже была такой же, как раньше, почти, но не совсем.

– Если почувствуешь, что страх возвращается, просто выпей маленький глоточек лекарства, – сказал он ей. – Через неделю-две все пройдет бесследно. Всегда помни, сонно-дзёи ты нужна во всем своем совершенстве…

Она очнулась ото сна, вся в поту, ею снова овладевал страх. Утро еще не наступило. Она вытянула руку, ища узелок рядом с головой, в котором хранилась бутылочка с лекарством. Но узелка там не было. Она не захватила его с собой, когда меняла комнаты. Ну и ладно, подумала она, он мне не нужен, я могу обойтись и без него.

Она повторила это несколько раз, ворочаясь на постели; лоскутные одеяла намокли от пота и прилипали к телу. Тут она заметила, что стражник по-прежнему наблюдает за ней.

– Дурные сны, neh? – прошептал он; голос его звучал мягко.

Она молча кивнула.

– Я мог бы принести тебе хорошие сны. – Он приоткрыл свое одеяло, приглашая. Она покачала головой. Он пожал плечами, отвернулся и забыл о ней, считая, что она совершает большую глупость, отказываясь от такого удовольствия. Ничуть не обиженная, она тоже повернулась к нему спиной. Все это лишь самую малость позабавило ее. Ее рука нащупала нож в ножнах у нее на поясе. Прикосновение к нему дало ей то успокоение, в котором она нуждалась. Последнее Наму Амида Буцу.

Она закрыла глаза и уснула без сновидений.

Койко проснулась и лежала, нежась, под пуховым одеялом. Еще не рассвело. Ёси мирно спал рядом с ней. Ей было приятно просто лежать вот так, словно уплывая куда-то, и знать, что не придется терпеть еще один день мучений в паланкине, где ее кидало от стенки к стенке из-за неподобающей спешки. Она чувствовала себя прекрасно еще и потому, что ее ночь прошла спокойно. Ёси спал крепко. Иногда короткий легкий всхрап сотрясал его тело, но это ее не беспокоило.

– Тренируйте ваши уши, дамы, – беспрестанно поучала всех майко в школе старая куртизанка, скалясь беззубым ртом, – ваша жизнь, когда вы станете работать, будет проходить со стариками. Все мужчины храпят, но старики храпят по-настоящему, зато старики и платят по-настоящему – молодые лишь срывают ваши цветы и храпят в свое удовольствие.

Изо всех мужчин, с которыми она спала, Ёси был самым мирным и безмятежным во сне. И самым трудным, когда бодрствовал. Трудно было всегда оставаться на полшага впереди него. Трудно было его удовлетворить. Не физически. Физически он был силен и опытен и, несмотря на все ее умение оставаться безучастной в объятиях мужчины, ему удавалось увлекать ее за собой и она тоже, в большинство вечеров, достигала ослепительного наслаждения.

Кацумата был больше похож на волшебника. Он ласкал ее воображение и мысли, волнуя ее сильнее, чем она могла себе представить. Он приходил в восторг, когда она развивала в себе какое-нибудь новое умение – как, например, настраивать свой слух на то, чтобы слышать непроизнесенные слова:

– Вот где хранится самое драгоценное знание, самые важные его части, знаки опасности, или безопасности, или того, что прячется в самом глубоком тайнике самого потаенного сердца. Помни, каждый из нас в этом мире, и мужчины и женщины, имеют три сердца, одно – открытое всему миру, другое – своей семье и третье – только самим себе. Некоторые люди имеют шесть сердец. Ёси является одним из таких. Он – твоя цель, он должен бежать за тобой, как собака по следу зверя.

Она беззвучно хохотнула про себя, вспомнив, как сказала тогда, что князь Ёси совершенно недосягаем, а Кацумата улыбнулся в ответ своей особой улыбкой и сказал, что ей надо набраться терпения:

– Времени у тебя достаточно. Тебе восемнадцать лет, и я уже немногому могу научить тебя. Ты должна начать расти сама. Подобно любому серьезному ученику, следуй самому главному правилу всех, кто учится: воздай своему учителю тем, что сочти своим долгом превзойти его! Будь терпелива, Койко, в нужное время твоя мама-сан и я позаботимся, чтобы князь Ёси узнал о тебе…

И они сдержали обещание. Не прошло и года после того разговора. Первое приглашение в замок шесть месяцев и пять дней тому назад. Колотящееся сердце и страх, что у нее ничего не получится, хотя страх этот не был настоящим. Она была готова и выполнила свой долг перед учителем.

Но достаточно ли я направляю Ёси? Я знаю, что я сама, мое общество, мой ум доставляют ему удовольствие. Куда я должна привести его? Кацумата никогда не говорил об этом, лишь повторял, что это станет ясно со временем.

– Сонно-дзёи сводит все воедино. Привяжи князя Ёси к себе. Помоги ему измениться. Постепенно ты поможешь ему еще больше склониться на нашу сторону. Никогда не забывай, он не враг, напротив, он нам жизненно необходим, он возглавит новое бакуфу из преданных самураев в качестве тайро – нам уже больше не будет нужен ни сёгун, ни сёгунат, а наш новый постоянный Совет самураев станет помогать ему…

Интересно, на что будет похожа жизнь в этом новом веке, если мне суждено его увидеть, подумала она, наслаждаясь теплой постелью. Теперь, как мне быть с Сумомо?

Было совершенно необязательно отсылать ее в другую комнату – ее присутствие в соседней комнате не имело никакого значения, она не стала бы слушать страстные стоны и вскрики или биение двух тел, слившихся воедино. Причина была не в этом. Когда Ёси тихо сообщил Койко, что она не поедет с ним дальше, ей показалось, будто она услышала какой-то шорох во внешней комнате, словно Сумомо пододвинулась ближе и действительно пыталась подслушать, о чем они говорят – поразительное нарушение их уединения и верх плохих манер.

Только злонамеренная вертихвостка решилась бы на такое, подумала она. Или шпионка. Ах! Может быть, Кацумата хладнокровно ведет еще одну из своих бесконечно сложных игр внутри других игр, используя меня, чтобы подсадить сюда шпиона, который присматривал бы за моим Торой-тяном и мной? Я займусь ею завтра, а пока она может лечь спать в другом месте.

После того как она договорилась об этом, сказав Сумомо лишь, что князь Ёси предпочел, чтобы они остались одни, она вернулась и быстро осмотрела узелок Сумомо, сама не зная почему, ибо не была до конца уверена, что девушка в самом деле пыталась шпионить за ними.

Ничего необычного она не обнаружила. Немного одежды, бутылочка с каким-то лекарством, больше ничего. Аккуратно сложенное дневное кимоно было обыкновенным и заслуживало лишь беглого взгляда. Она с облегчением завязала узел. Что же касается бутылочки… конечно же, это не мог быть какой-нибудь яд.

Прежде чем присоединиться к Ёси, она решила убедиться в этом. Сумомо выпьет немного. Никогда не мешает предусмотреть возможную опасность. Ёси сказал как-то раз:

– Вот что убило Утани. Он не расставил часовых как положено.

Прошу прощения, Утани убило сообщение о его ночном свидании, шепотом переданное моей горничной из казарм, где жили самураи, которое я позволила ей передать дальше, Мэйкин, которая известила Хирагу. Интересно, как поживает теперь Хирага? Как клиент, за те два раза, что он был клиентом, когда мне исполнилось шестнадцать, он был не лучше и не хуже всех безликих прочих, но как сиси он не знал себе равных. Любопытно…

Ёси засопел во сне, но не проснулся. Ее рука легко коснулась его, окунувшись в его тепло. Спи, мой дорогой, ты приносишь мне больше удовольствия, чем я смею признаться себе, подумала она, потом ее мысли вернулись к прошлому.

Любопытно, что я помню всего два лица из всех: только Кацумату и Хирагу. Любопытно, что меня воспитали быть дамой князя Торанаги Ёси – некоторое время. Какая я счастливица. Год, возможно, два, никак не больше трех, и я выйду замуж. Тора-тян выберет его для меня. Кто бы он ни был, он будет самураем. Ииии, сколько у меня будет сыновей? Старая гадалка сказала, три сына и две дочери, китайский монах – два сына и две дочери.

Она улыбнулась про себя. О, я буду так мудро управлять домом моего мужа и буду так добра к сыновьям и так строга с дочерьми, но все равно они выйдут замуж за самураев.

Она проснулась на несколько секунд раньше Ёси. Он поднялся мгновенно: только что он еще спал, и вот уже стоит готовый к новому дню. Она помогла ему надеть его теплую юкату, потом плотно запахнулась в кимоно, отодвинула для него сёдзи в своей комнате, потом в другой, села на колени и помогла ему обуться в соломенные сандалии. Стражник собирался поклониться, вовремя опомнился и еще раз осмотрел все вокруг, пока Ёси шел к отхожему месту.

Сумомо сидела на коленях рядом с дверью и терпеливо ждала. Рядом с ней сидела прислужница с жаровней, чайником и подносами с завтраком.

– Доброе утро, госпожа. Сегодня холодное утро, позвольте приготовить вам чай?

– Да, да, пожалуйста, Сумомо, быстро-быстро. Закрой дверь, очень холодно. – Койко заторопилась во внутренние комнаты, бросив на ходу: – Мы выезжаем позже утром, Сумомо. Тогда и переоденемся в дорожное платье.

– Да, госпожа. – Сумомо все еще стояла в наружных дверях, пытаясь справиться с шоком. Она сразу заметила, что ее узелок лежит не на месте; узел, связывающий концы квадратного куска шелка, завязан не совсем так, как это делала она. Ее дневное кимоно по-прежнему лежало сложенное рядом, но было видно, что и его тоже трогали.

Чуть дыша, она дождалась, когда прислужница вышла, потом развернула кимоно. Когда ее пальцы нащупали сюрикены, спрятанные в потайном кармане в рукаве, сердце ее начало биться снова.

Хотя постой, подумала она, и кровь бросилась ей в лицо, только то, что они все еще здесь, еще не означает, что их никто не видел. Не паникуй! Думай! Кто стал бы обыскивать мой узелок здесь и почему? Вор? Никогда! Абэ? Стражник? Койко? Ёси? Если бы это был один из них, то я уже была бы мертва или, по крайней мере, связана и отвечала бы на вопросы и…

– Сумомо, чай уже готов?

– Да, я иду, госпожа…

Торопливо, холод еще больше подгонял ее, она надела кимоно поверх ночной юкаты – она уже сделала первое умывание рано утром, почистила зубы и расчесала волосы, которые по-прежнему были заплетены в традиционную косу – повязала оби, переложила туда нож в ножнах, и все это время ее мозг работал с предельной быстротой. Был ли это кто-то из них? Может быть, обыск не был достаточно тщательным? Он мог не заметить сюрикены, это не трудно, если не искать их специально. Может быть, искавший не имел опыта в таких делах? Койко? Зачем ей обыскивать мои вещи теперь? Разумеется, это было сделано другими прислужницами, когда я впервые появилась у нее, – сюрикены Сумомо тогда носила с собой.

Пока мысли сменяли одна другую в ее голове, она поставила разогревать рисовую кашу, приготовила чай и отнесла чашку в ванную, где Койко заканчивала мыться из ведер с горячей водой, в которую для аромата были добавлены цветочные настойки. Воду доставили на рассвете через маленький люк, чтобы не пролить ни капли и не потревожить гостей. Ночные вазы убрали тем же способом.

– Я надену коричневое кимоно с карпом, – сказала Койко, с благодарностью делая глоток: нежную кожу стягивало на холодном воздухе, как она ни заставляла себя притворяться, что холода не существует, – и золотистый оби.

Сумомо поспешила выполнить приказание, хотя сердце у нее все еще сжималось от тревоги. Она принесла требуемое и помогла ей одеться.

Когда оби был завязан к ее удовлетворению, Койко села на колени на один из футонов. Сумомо расположилась позади нее и принялась расчесывать ее сияющие, длиной до пояса волосы.

– Да, так хорошо, Сумомо, у тебя уже получается, только, пожалуйста, движения должны быть более длинными и ровными.

Снаружи звуки просыпающейся гостиницы становились все громче. Служанки, солдаты, постояльцы перекликивались друг с другом. Послышался голос Абэ, потом Ёси. Обе женщины прислушались, но слов не разобрали. Голоса стали удаляться.

– Еще двадцать движений щеткой, а потом я поем и выпью еще чашку чая. Ты голодна?

– Нет, госпожа, благодарю вас, я уже поела.

– Ты хорошо спала? – спросила Койко, уловив натянутость в ее голосе.

– Нет, госпожа Койко. Прошу прощения, что докучаю вам своими бедами, но иногда мне бывает трудно уснуть, а потом, когда я засыпаю, мне снятся дурные сны, – откровенно ответила Сумомо, все еще думая о своем. – Врач дал мне немного успокаивающего лекарства. Я забыла взять его с собой, когда переходила в другую комнату.

– А, вот как? – Койко скрыла свое облегчение. – Возможно, тебе следует принять его прямо сейчас.

– О, но это может подождать и…

– Пожалуйста, я настаиваю. Очень важно, чтобы ты была спокойна.

Послушно и с благодарностью Сумомо достала маленькую бутылочку. Ее никто не открывал. Она сделала глоток и снова закрыла ее пробкой. Почти тотчас же внутри нее начало разливаться тепло.

– Благодарю вас, госпожа, – сказала она и вернулась к прерванному занятию.

После горячей рисовой каши и маринованных овощей, нескольких кусочков запеченого угря в горько-сладком соусе и рисовых ролов Койко сказала:

– Пожалуйста, сядь, Сумомо, и налей себе чаю.

– Благодарю вас, госпожа.

– Князь Ёси решил, что я не должна больше сопровождать его, а последую за ним в паланкине с более умеренной скоростью.

– Некоторые из стражников говорили об этом, пока я ожидала вас. Все будет готово, когда бы вы ни пожелали ехать.

– Хорошо. – Теперь, когда Койко узнала правду о бутылочке, она чувствовала себя гораздо спокойнее, но это не изменило ее решения быть осторожной – ее долг перед Кацуматой был уже выполнен. – Ты теперь благополучно выбралась из Киото, – мягко произнесла она, и в животе у Сумомо похолодело. Если бы не эликсир, она бы ударилась в панику. – Нам пора расстаться, Сумомо. Сегодня. У тебя есть деньги?

– Нет, госпожа. – Сумомо постаралась, чтобы голос ее звучал совсем обычно. – Но не будет ли возможно…

– Тебе не о чем беспокоиться, денег я тебе дам. – Койко улыбнулась, неправильно истолковав ее смятение, и твердо продолжала: – Твои бумаги в порядке?

– Да, но могу я оста…

– Так будет лучше для нас обеих. Я продумала каждую возможность. Будет лучше, если я отправлюсь дальше одна. Ты можешь остаться здесь, или вернуться к себе домой в Сацуму – я бы посоветовала именно это, – или самостоятельно добираться до Эдо.

– Но, пожалуйста, нельзя ли мне остаться с вами?

– Будет разумно, если ты поедешь дальше своей дорогой – разумеется, ты понимаешь, что я оказала твоему опекуну самую большую из услуг, когда приняла тебя. Теперь ты в безопасности, – доброжелательно сказала она.

– Но… но что вы станете делать, у вас ведь нет прислужницы. Я хочу служить вам и…

– Да, и ты справлялась очень хорошо, но я без труда смогу нанять кого-нибудь. Пожалуйста, не беспокойся об этом. Теперь скажи, ты вернешься в Киото? – Когда Сумомо промолчала в ответ, лишь тупо глядя перед собой, она мягко спросила: – Что твой опекун сказал тебе делать, когда ты расстанешься со мной?

– Он… он не сказал.

Койко нахмурилась.

– Но, разумеется, у тебя должен быть какой-то план.

– О да, госпожа, – ответила Сумомо, потрясенная и еще больше взволнованная – ее рот говорил сам по себе: – он сказал мне, что я должна оставаться с вами до Эдо. Потом… потом, если таково будет ваше желание, я должна была оставить вас.

– И куда ты должна была пойти?

– К… к Ода-саме.

– Да, это понятно, но где это в Эдо.

– Я точно не знаю. Позвольте налить вам е…

– Ты не знаешь точно, Сумомо? – Койко нахмурилась еще больше. – А есть еще какая-нибудь семья, в которую ты можешь пойти, если его там нет?

– В общем, да, есть одна гостиница, они будут знать, где он, или там будет записка для меня, но я клянусь, что не буду вам обузой в путешествии, совсем нет, я так многому учусь у вас…

Чем больше Койко слушала, как девушка торопливо пытается убедить ее – глупо, подумала она, ведь ей должно быть ясно, что я уже приняла решение, – тем меньше ей нравилось то, что она слышала, и тем больше ее тревожила взволнованность Сумомо и то, как та говорила, уставив глаза в пол.

Она закрыла уши, перестав слушать ее доводы, и использовала это время, чтобы самой собраться с мыслями. Мысли эти становились все более зловещими.

– Твой опекун, он тоже будет в Эдо?

– Я не знаю, прошу прощения. Пожалуйста, позвольте мне налить вам еще…

– Этот Ода-сама родом из Сацумы… он служит в гарнизоне дворца Сацумы?

– Нет. – Сумомо обругала себя, она должна была ответить «я не знаю». – Сацу…

– Тогда что он делает в Эдо?

– Я не знаю, госпожа, – смешавшись, ответила Сумомо, ее ум не успевал за вопросами Койко, с каждой секундой она становилась все растеряннее. – Я не видела его почти год, то есть… мне сказали, что он будет в Эдо.

Койко сверлила ее взглядом. Ее голос стал резким.

– Твой опекун сказал, что этот Ода-сама сиси, поэтому он… – Она не договорила. С этим словом, произнесенным вслух, огромность того, что она сделала, чем рискнула, согласившись взять эту девушку с собой, захлестнула ее, подобно гигантской волне. – Сиси считают князя Ёси своим первым врагом, – простонала она, – если он враг, зна…

– Нет, госпожа, он не враг, он – нет, только Сёгунат, бакуфу, они враги, он выше этого, он не враг, – страстно заговорила Сумомо, ложь далась ей легко, потом добавила, не успев остановиться вовремя: – Кацум… мой опекун много раз говорил об этом всем нам.

– Всем вам? – Лицо Койко стало белым как мел. – Наму Амида Буцу! Ты одна из его учеников! – Кацумата говорил ей, что готовил нескольких избранных молодых женщин как воинов своего боевого отряда. – Он… он обучал и тебя тоже?

– Я всего лишь смиренная сторонница движения, госпожа, – ответила Сумомо, отчаянно пытаясь взять себя в руки и сохранять выражение лица спокойным.

Койко повела головой, не веря своим ушам, ее мозг отказывался работать, блистательный мир, в котором она жила несколько минут назад, рассыпался в прах.

– Так ты одна из них, да, одна из них!

Сумомо не мигая смотрела на нее, не зная, как избежать этой ямы, которая вдруг разверзлась перед ними обеими.

– Госпожа, прошу вас, давайте спокойно все обсудим. Я… я не угроза для вас, как и вы для меня, давайте согласимся на этом. Я поклялась защищать вас, и я буду вас защищать, и князя Ёси, если понадобится. Позвольте мне ехать с вами. Клянусь, я оставлю вас сразу же, как только мы достигнем Эдо. Пожалуйста. – Она продолжала смотреть на Койко, словно пыталась взглядом подчинить ее своей воле и заставить согласиться. – Вы никогда не пожалеете о своей доброте. Пожалуйста. Мой опекун попросил вас об услуге всей жизни. Пожалуйста, я буду служить вам…

Койко почти не слышала слов. Она смотрела на нее, как мышь на приготовившуюся к броску кобру. Ни одной мысли не осталось в ее голове, кроме одной: как спастись, как превратить все это в сон. Или это сон? Приди в себя, твоя жизнь лежит на чаше весов, больше чем твоя жизнь, ты должна мыслить здраво.

– Отдай мне свой нож.

Сумомо не колебалась. Ее рука скользнула в складки оби, и она протянула Койко нож в ножнах. Койко приняла его так, словно он был раскален докрасна. Не зная, что с ним делать дальше – всякое оружие было запрещено в Плывущем Мире, и раньше она никогда не держала в руках смертоносного клинка, не имела своего и не испытывала в нем нужды, – она засунула его в свой оби.

– Что тебе нужно от нас? Зачем ты здесь? – Ее голос был едва слышен.

– Только затем, чтобы путешествовать с вами, госпожа, – ответила Сумомо, словно разговаривала с ребенком, не сознавая, что и ее лицо побелело. – Только, чтобы путешествовать с вами, никакой другой причины нет.

– Ты была среди убийц, напавших на Сёгуна Нобусаду?

– Конечно, нет, я всего лишь простая сторонница, друг…

– Но это ты была тем шпионом, который нашептал, что мой господин собирался покинуть казармы, чтобы встретиться с Огамой – это была ты!

– Нет, госпожа, клянусь вам. Я уже сказала вам, что он не враг, это был какой-то сумасшедший-одиночка, не кто-то из нас, я опять повторя…

– Тебе придется оставить меня, ты должна, – чуть слышно произнесла Койко. – Пожалуйста, уходи. Пожалуйста, уходи сейчас же, пожалуйста. Быстро.

– Нет никаких причин тревожиться или бояться. Никаких совершенно.

– О, но я боюсь, я в ужасе, в ужасе от того, что кто-то должен… должен обличить тебя, а Ёси… – Эти слова словно повисли в воздухе между ними. Их взгляды сомкнулись. Воля сверкала в глазах Сумомо, Койко, беспомощная, сгибалась перед изливавшейся из них силой. Казалось, они обе постарели. Сердце Койко разрывалось от того, что она могла быть настолько наивна и что ее идол так зло использовал ее; Сумомо же была в бешенстве от того, что оказалась такой глупой и не согласилась уйти сразу же, как только эта всюду сующая свой нос шлюха заговорила об этом. Дура, какая же я дура, думали обе.

– Я сделаю, как вы скажете, – тихо произнесла Сумомо. – Я уеду, даже если…

Содзи отодвинулись в сторону. В комнату весело вступил Ёси, направляясь во внутренние покои. Оцепенение разом спало с них обеих. Они торопливо поклонились. Он остановился на полпути, все его чувства кричали ему об опасности.

– Что здесь происходит? – резко спросил он. Он заметил страх, промелькнувший на их лицах, прежде чем они склонились в поклоне.

– Ни… ничего, повелитель, – ответила Койко, приходя в себя, в то время как Сумомо поспешила к жаровне, чтобы принести свежего чая. – Хотите выпить чая, позавтракать, быть может?

Он переводил взгляд с одной женщины на другую.

– Что-здесь-происходит? – медленно повторил он, и слова его были как ледяные иглы.

Сумомо смиренно опустилась на колени.

– Мы… мы просто так сожалели о том, что не едем с вами, повелитель. Все дело только в этом, только в том, что госпожа Койко так опечалена. Позвольте мне подать вам чай, повелитель?

Молчание сгустилось. Его кулаки сжались на бедрах, лицо окаменело, голые ноги плотно стояли на татами.

– Койко! Отвечай-мне-немедленно!

Губы Койко зашевелились, но ни слова не слетело с них. Сердце Сумомо остановилось, потом молотом застучало в ушах, когда Койко, пошатываясь, поднялась на ноги, слезы закапали у нее из глаз, и она сбивчиво забормотала:

– Видите ли, она… это правда, но она не совсем та…

В тот же миг Сумомо оказалась на ногах, ее правая рука нырнула в рукав и в пальцах блеснул сюрикен. Увидев его, Ёси сжал зубы. Ее рука поднялась для броска – он был безоружен, открытая мишень для нее, его мечи остались во внутренней комнате. Он тут же метнулся влево, надеясь, что этот ложный выпад собьет ее с толку, готовясь броситься на нее и не спуская глаз с ее поднятой руки. Она осталась недвижима, нацелилась ему в грудь и изо всех сил бросила.

Стальной круг с острыми зубцами, вращаясь, полетел через комнату. Ёси отчаянно выгнулся и повернулся на месте. Один из зубцов зацепил край его кимоно, прорезал ткань, но тела не коснулся и исчез, оставив дыру в сёдзи и с глухим «тваккк» вонзившись в одну из стоек внутренней комнаты. Ёси, потеряв равновесие от сделанного неимоверного усилия, врезался в стену и осел на пол.

На одно короткое мгновение все словно замедлилось, как во сне…

Сумомо бесконечно долго опускала руку в рукав за вторым сюрикеном, видя только великого врага, беспомощно лежащего перед ней, и его скудоумную шлюху, которая стала причиной этого ненужного завершения всего и теперь смотрела на нее, разинув рот, живое воплощение страха, но сама страха не испытывала, только окрыляющий восторг, уверенная, что поднялась до своего зенита, до того мига, ради которого была рождена и к которому готовилась всю жизнь, и что сейчас она, непобедимый боец сиси, одержит великую победу и, погибнув, будет жить в легендах вечно…

Койко стояла парализованная, в ужасе от того, что ее богоподобный гуру предал ее, кормил ее одной только ложью, и эта девушка такая же обманщица, и из-за них происходит этот чудовищный заговор: ее покровитель умрет, но даже если и не умрет, она опозорена и ее ждет смерть либо от его руки, либо от руки его телохранителя, все в этой жизни теперь напрасно, никогда ей не выйти замуж за своего самурая, никогда не иметь сыновей, лучше покончить с этим быстро и своею рукой, чем быть прирезанной ими, но как, как, и тут она вспомнила о ноже Сумомо…

Ёси на полу, вытягивая шею, повернул голову, отчаянно пытаясь увидеть, куда будет направлен следующий сюрикен, подтягивая под себя ноги для броска вперед, который он должен был совершить или умереть; его мозг разрывался при мысли, что он столько времени согревал в своих объятиях гадюку, потом его глаза нашли руку Сумомо со вторым сюрикеном – сколько их у нее? – ее губы растянулись, обнажив белоснежные зубы…

Короткий миг неподвижности миновал.

Сумомо замерла, в упоении от подвига, который сейчас свершится, но это длилось слишком долго, и она увидела, как Койко вышла из оцепенения и в ее руке появился нож. Инстинктивно она поменяла цель, опомнилась, заколебалась, снова прицелилась в Ёси и начала бросок, но в этот миг Койко метнулась вперед, запуталась в своем кимоно и с размаху упала по направлению к ней.

Вращающийся сюрикен вонзился в грудь Койко, она вскрикнула, и это дало Ёси время броситься снизу на Сумомо. Он поймал ее за щиколотку и повалил на пол, его стальные пальцы метнулись к ее горлу, но она был подобна угрю и увернулась, натренированная в боевых искусствах. Ее рука шарила в рукаве в поисках последнего сюрикена, но прежде чем она успела нащупать его, он вцепился в ее кимоно и оторвал половину рукава, помешав ей. Она снова вывернулась из его рук и в мгновение ока вскочила на ноги, но теперь и он тоже был на ногах.

Она тут же издала пронзительный боевой клич, от которого кровь стыла в жилах, вскинула руку и сделала бросок. Он оцепенел, сочтя себя мертвым, но рука ее была пуста, замах был ложным, последний сюрикен все еще болтался где-то в оторванном рукаве.

Она пыталась отыскать его, когда сёдзи рывком отодвинули и на пороге появился стражник.

– Быстро, – крикнула она, показывая на Койко, которая стонала и корчилась на полу, отвлекая его и командуя, что делать. Когда телохранитель прыгнул вперед, она выхватила его длинный меч из ножен, и рубанула им с размаху, ранив его, и в следующий миг повернулась к Ёси. Но тот успел отпрыгнуть назад, перескочил через трепещущее тело Койко, лежавшей ничком, и бросился во внутреннюю комнату к своим мечам, проломившись через сёдзи напрямик. Сумомо яростно преследовала его.