Текст книги "Достоинство"

– Понятно.

Тед может стать для нее бесценным источником информации, если научиться правильно задавать ему вопросы. Но в тот миг он плотно сжал губы, что свидетельствовало о нежелании продолжать беседу.

Джулиана спешилась около крыльца графского особняка на Албермарль-стрит. Тед взял

под уздцы лошадей и повел их в конюшню. Джулиана поднялась по лестнице на второй этаж и, повернув по коридору к своим апартаментам, лицом к лицу столкнулась с Люсьеном. Она похолодела от ужаса. Ведь Тарквин обещал оградить ее от встреч с виконтом! Так вот как он выполняет свои обещания!

– Какая приятная неожиданность! Моя милая маленькая женушка! – Люсьен преградил ей путь. Он говорил заплетающимся языком, но его мутные запавшие глаза излучали неприкрытую ненависть. – Вы так спешно покинули меня прошлой ночью, моя дорогая. Похоже, вам не понравилась предложенная мною развлекательная программа.

– Пожалуйста, позвольте мне пройти. – Джулиана призвала на помощь всю свою выдержку и старалась говорить хладнокровно, хотя в душе клокотала неистовая ярость.

– Еще вчера вы не стремились избавиться от меня столь отчаянно. Ведь мы были союзниками, не так ли? – заявил Люсьен и схватил ее за руку, напомнив Джулиане все ужасы той кошмарной ночи, которую ей довелось пережить по вине своего супруга и из-за собственного легкомыслия. Люсьен вывернул ей запястье, и Джулиана вскрикнула от боли. Она невольно разжала пальцы и выпустила рукоятку плетки, которую Люсьен ловко подхватил.

– Вы чересчур своевольны. Придется вам объяснить, что такое послушная жена. – Он сгреб в кулак ее торчащие из-под шляпки локоны и, намотав их на руку, подтянул Джулиану поближе к себе. – Я обещал отплатить вам за ваш подлый удар, не так ли? И вообще, для шлюхи с Рассел-стрит вы чересчур много возомнили о себе. Думаю, вас стоит научить уважительному отношению к благородным джентльменам.

Краешком глаза Джулиана заметила, как молниеносно он поднял плеть. Она закричала от страха, и тут ее плечи обожгло словно раскаленным железом.

Глаза Люсьена сверкнули от удовольствия, его слуху был приятен ее душераздирающий крик. Он снова замахнулся для удара и с такой силой дернул Джулиану за волосы, как будто хотел сорвать с нее скальп. Но он явно недооценил свою жертву. Одно дело – напасть неожиданно, и совсем другое – повторить вызов после того, как в человеке проснулся дикий зверь, готовый защищаться до последнего издыхания. Джулиана с детства училась сдерживать худшие порывы своей натуры, теперь же перед ней стояла прямо противоположная задача.

Люсьен вдруг обнаружил, что в его руках оказалась разъяренная фурия. Джулиана, казалось, не чувствовала боли, она безжалостно ударила его коленом в пах, так что плеть выпала из его рук, взгляд помутнел, а из горла вырвался глухой хрип. Прежде чем Люсьен успел опомниться и хоть как-то защититься, Джулиана нанесла второй удар в солнечное сплетение, и теперь норовила выцарапать ему глаза. При виде искаженного гримасой ярости лица Джулианы и ее длинных ногтей Люсьен в ужасе прикрылся руками.

– Грязный ублюдок… отродье подзаборной шлюхи! – прошипела Джулиана и, собрав все силы, снова ударила его коленом в живот. Люсьен согнулся пополам, и его сотряс приступ кашля, такой сильный, что, казалось, его вот-вот вывернет наизнанку. Джулиана подняла с пола плеть и замахнулась, чтобы оставить на спине Люсьена напоминание об их сегодняшней встрече.

– Что, черт побери, здесь происходит? – сквозь слепящую ярость до Джулианы донесся голос Тарквина. Она как будто очнулась от наваждения и почувствовала, что граф с силой схватил ее за руку, сжимающую плеть.

К Джулиане постепенно возвращалось самообладание. Хотя ее грудь все еще тяжело вздымалась, щеки были бледны, а в глазах пылало пламя ненависти к жалкому, мерзкому человечку, который осмелился поднять на нее руку.

– Подонок! – презрительно прошипела Джулиана. – Грязный сукин сын! Чтоб ты сгнил в своем дерьме, скользкий могильный червь!

– Успокойся, крошка. – Тарквин осторожно разжал ее пальцы и вытащил из них плеть.

– А где вы были раньше? – дрожащим голосом поинтересовалась Джулиана. – Где же ваше обещание избавить меня от этого ублюдка, вашего кузена? Какова же цена вашему слову после этого, граф? – Она устало провела рукой по волосам и невольно поморщилась от боли – удар плетью напомнил о себе.

– Я до сих пор не знал, что Люсьен вернулся, – ответил Тарквин. – Если бы мне сказали об этом раньше, я не допустил бы вашей встречи. Верь мне, Джулиана. – Ее била мелкая дрожь, и Тарквин ласково коснулся ее руки, испытывая угрызения совести и бешеную ярость одновременно. – Отправляйся к себе и предоставь мне во всем разобраться. Хенни позаботится о тебе.

– Он ударил меня этой чертовой плетью, – сказала Джулиана, едва удерживаясь от рыданий.

– Он заплатит мне и за это, – мрачно ответил Тарквин и кончиками пальцев провел по ее раскрасневшейся щеке. – А теперь иди к себе.

Джулиана бросила презрительный взгляд на корчившегося в муках Люсьена и медленно пошла прочь. Тарквин обернулся к Люсьену и тихо, но жестко произнес:

– Чтобы твоей ноги сию же секунду не было в моем доме, Эджкомб.

Люсьен свирепо взглянул на кузена, стараясь выровнять дыхание. Его глаза налились кровью, на лбу выступила испарина, но с языка срывались полные желчи слова:

– Прекрасно, прекрасно! Отказываешься выполнять условия соглашения, дорогой кузен! Стыдись. Блистательный ревнитель чести и долга забыл о своих принципах ради какой-то потаскухи!

У Тарквина запульсировала жилка на виске, но он изо всех сил сдерживал охвативший его гнев.

– Я поступил, как последний глупец, решив заключить с тобой джентльменское соглашение. Я аннулирую его. А теперь убирайся вон из моего дома.

– Так, значит, ты спасовал передо мной, Тарквин. – Люсьен с усилием разогнулся и тяжело привалился к стене. Его глубоко посаженные глаза победно блестели. – Когда-то ты говорил, что ни при каких условиях не позволишь мне одержать над собой верх. Дескать, в моих жилах течет вода, а в твоих – благородная голубая кровь. Разве ты забыл? – Голос Люсьена превратился в жалобное нытье.

Тарквин не произнес ни слова, во взгляде его сквозили презрение и сострадание.

– Нет, отчего же, я помню, – сказал он наконец. – Ты был тогда двенадцатилетним лжецом и вором, а я по своей смешной наивности думал, что в этом есть и моя вина. Я надеялся, что если мы примем тебя в свою семью и ты станешь одним из нас, то…

– В вашей семье я всегда был чужим, – перебил его Люсьен, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Вы с Квентином презирали меня с той самой минуты, как только я впервые переступил порог вашего дома.

– Ложь, – спокойно возразил Тарквин. – Мы относились к твоим выходкам снисходительно, учитывая недостатки твоего воспитания.

– Недостатки! – осклабился Люсьен, и его лицо покрылось зеленоватой бледностью. – Какое воспитание могли мне дать умалишенный отец и прикованная болезнью к постели мать?

– Мы сделали для тебя все, что было в наших силах, – уверенным голосом сказал Тарквин. Но, как всегда, когда он утверждал это вслух, его начали мучить сомнения. Они с Квентином действительно в глубине души презирали своего тщедушного, лживого и коварного кузена, но искренне старались изменить свое отношение, когда он вошел в их семью, в их дом. Более того, они пытались повлиять на него таким образом, чтобы его очерствевшее сердце раскрылось навстречу любви и доброте. Но все их старания оказались тщетными.

На какой-то миг глаза кузенов встретились, и каждый из них прочел во взгляде другого непримиримую враждебность.

– Убирайся вон, Эджкомб, и не показывайся мне больше на глаза, – с холодным спокойствием сказал Тарквин. – Я умываю руки.

Люсьен лукаво улыбнулся:

– Интересно, как это будет выглядеть? Муж и жена разъезжаются и живут отдельно спустя несколько дней после свадьбы.

– Меня не интересует, как это будет выглядеть. Я не хочу, чтобы Джулиана дышала одним воздухом с тобой, – произнес Тарквин и смерил Люсьена высокомерным взглядом.

– Я потребую развода, – просипел виконт. – Я обвиню ее в проституции и опозорю ее.

– Ты не стоишь кончика ее ногтя, Эджкомб, – мягко заметил Тарквин. – И если ты осмелишься обронить хоть одно слово, порочащее Джулиану, будь то в частной беседе или публично, ты умрешь раньше, чем рассчитываешь. – Непреклонный взгляд графа вселил в Люсьена уверенность, что Тарквин не бросает слов на ветер.

– Ты еще пожалеешь об этом, Редмайн. Клянусь, ты еще об этом пожалеешь, – стиснув зубы, прошептал виконт вслед уходящему по коридору Тарквину. Граф не обернулся и не замедлил шага. Люсьен еще минуту простоял неподвижно, а потом, тяжело передвигая ноги, направился на свою половину, лелея в душе страстное желание беспощадно отомстить.

Глава 20

Уже смеркалось, когда Люсьен вышел из заведения «Сад наслаждений» мадам Дженкинс, что в Ковент-Гардене. У него был самодовольный и уверенный вид человека, отдохнувшего как душой, так и телом. В доме мадам Дженкинс оказывали разные услуги, в том числе и тем, кто был склонен к садомазохизму. Люсьен всласть помахал плетью, давая выход накопившейся ярости и ненависти к жене-потаскухе и кузену-святоше.

Глаза Люсьена злобно сверкали, губы исказила презрительная усмешка. Он неторопливо поднялся вверх по Рассел-стрит и влился в толпу на площади. Осознание реальности постепенно возвращалось к нему. Его вышвырнули из дома Редмайна и лишили неограниченного графского кредита. И все это из-за какой-то шлюхи.

Люсьен вошел в таверну «Голова Шекспира» и, не обращая внимания на приветствия знакомых и друзей, уселся за свободный столик в углу и погрузился в угрюмое молчание. В то время когда Люсьен допивал вторую кружку дешевого пойла, он вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд человека, сидевшего у окна. Виконт всмотрелся в густую пелену табачного дыма и наконец разглядел крупного коренастого мужчину, по виду деревенского, но одетого, как лондонский щеголь. Его одутловатое лицо уже сильно раскраснелось от выпивки. Их глаза встретились, и мужчина вытер рукавом лоснящийся от жира подбородок, решительным движением отодвинул стул и встал.

Тяжелой и шаткой походкой он обходил столики и приближался к виконту.

– Прошу прощения, милорд, но я был здесь вчера вечером, когда вы продавали свою жену, – робко попытался завязать разговор Джордж, устрашенный мертвенной бледностью лица своего собеседника, равно как и злобным огнем, полыхающим в запавших глазницах.

– Да, я помню, – неохотно отозвался Люсьен. – Вы предложили за нее пятьсот фунтов. Что, очень понравилась?

– Она действительно ваша жена, сэр? – В тоне Джорджа чувствовалась неподдельная заинтересованность.

Люсьен мгновенно насторожился и пристально уставился на него, потом как ни в чем не бывало уткнулся носом в почти пустую кружку и спросил:

– А вам что за дело?

Джордж собрался было взять табурет и присесть с ним рядом, но Люсьен смерил его таким высокомерным взглядом, что он остался стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Мне кажется, я ее знаю, – сказал Джордж.

– Ничего удивительного. Половина Лондона ее знает, – пожав плечами, ответил Люсьен. – Она ведь в прошлом проститутка.

– Я так и подумал. – Лицо Джорджа от возбуждения разрумянилось еще сильнее. – Значит, она вам не жена. Фиктивный брак, не так ли?

– Увы, – печально улыбнулся Люсьен. – Она – самая настоящая леди Эджкомб, моя жена перед Богом и людьми. Это все мой чертов кузен подстроил. Будь он проклят! – Люсьен снова отхлебнул из кружки.

Джордж был ошарашен. Его настолько потрясло и разочаровало известие о том, что Джулиана в действительности замужем, что в первую минуту он не нашелся что ответить. Джордж убедил себя в том, что Джулиана не может быть той, за кого себя выдает, поэтому переживал настоящее крушение надежд – все его планы рассыпались на глазах, как карточный домик.

– А почему вас так интересует эта шлюха? – спросил Люсьен.

Джордж облизнул пересохшие от волнения губы и ответил:

– Она убила моего отца.

– В самом деле? – внезапно оживился Люсьен. – Что ж, меня это нисколько не удивляет. Сегодня она чуть не убила меня. Будь на то моя воля, я бы засунул ей в рот кляп, привязал бы к позорному стулу и утопил.

– Она – убийца. И я не успокоюсь, пока не увижу, как ее сожгут, – прошептал Джордж, яростно сверкая глазами.

– Присаживайтесь, дорогой друг. – Люсьен жестом указал на табурет и крикнул мальчишке-официанту: – Подай бутылку бургундского, ленивый ублюдок! – Потом откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на своего собеседника. – Сдается мне, нас объединяет одно желание. Расскажите-ка мне всю эту грязную историю, в которую была замешана моя жена.

Джордж наклонился вперед и доверительно понизил голос. Люсьен выслушал его до конца не перебивая и с совершенно бесстрастным выражением лица, время от времени подливая себе в кружку вина и забывая поухаживать за собеседником. Для Люсьена не составило большого труда распознать под жаждой справедливого возмездия, которой был движим Джордж, алчность и похоть. Виконт по собственному жизненному опыту знал, каким сильным оружием могут быть в умелых руках низменные человеческие страсти, и решил не дать им пропасть втуне. Этого неотесанного простофилю ничего не стоило обвести вокруг пальца и использовать в личных целях. Придя к такому заключению, Люсьен самодовольно ухмыльнулся.

Если бы ему удалось выдать Джулиану властям и увидеть ее дрожащей от ужаса на скамье подсудимых, а затем у позорного столба, его ущемленное самолюбие было бы полностью удовлетворено, тем более что позор этой девчонки ляжет несмываемым пятном и на имя графа Редмайна. От его блестящей репутации останется пшик, он станет всеобщим посмешищем, и двери светских гостиных будут закрываться у него перед носом.

Джордж закончил свою историю и осушил стакан.

– Я хотел вначале рассказать все графу, – сказал он, разочарованно глядя на пустую бутылку. – Сдать ее со всеми потрохами и посмотреть, что он скажет.

– Будьте спокойны, он и без вас знает всю ее подноготную, – ответил Люсьен.

– А почему вы так в этом уверены?

– Потому что он сам говорил мне об этом. – Люсьен щелкнул пальцами и заказал еще бургундского. – Дескать, эта шлюха готова выполнить любое его приказание. Я сразу понял, что за ней водятся какие-то грешки. Иначе с какой стати ей быть такой покорной. – Голос Люсьена то и дело срывался на пьяный визг, взгляд оставался жестоким.

– Когда я обличу ее в убийстве, – принялся рассуждать Джордж, – то ей придется отвечать перед лицом закона, даже если она станет отрицать, что она и Джулиана Ридж – одно лицо. В крайнем случае ее могут опознать сэр Брайан Форсет и его супруга – бывшие опекуны Джулианы. Моих показаний и их свидетельства будет достаточно, чтобы убедить членов магистрата в ее виновности.

– Тарквин готов на любые ухищрения, лишь бы обелить ее. Чтобы одержать над ним верх, надо быть скользким, как угорь, и уметь бить в цель без промаха.

– Но ведь даже столь влиятельный граф не сможет опровергнуть свидетельства ее опекунов. Она жила с ними с четырехлетнего возраста. Если мы с ними в один голос скажем, что она – Джулиана Ридж, убившая моего отца, ей не отвертеться от костра.

– Наверное, вы правы. Но все же будет лучше устранить Тарквина от вмешательства в это дело. – Люсьен задумчиво заглянул в свой стакан. – Не легче ли будет обвинить ее, если эта шлюха окажется у нас в руках?

– Вы предлагаете похитить ее? – воскликнул Джордж, и его глаза возбужденно сверкнули. – Я и сам склонялся к этому решению. Так мне будет проще добиться ее признания.

Взгляд Джорджа бесцельно блуждал по комнате. Он понимал, что только когда Джулиана будет в его полной власти, он обретет спокойствие и сможет требовать возвращения несправедливо отнятого отцовского наследства. Джулиана в качестве жены его больше не интересовала. Однако удовлетворить свою похоть он был не прочь.

Губы Люсьена исказила коварная ухмылка. По выражению лица Джорджа он легко прочитывал, что у него на уме. Деревенский увалень ждет не дождется минуты, когда овладеет этой роскошной потаскухой.

– Я думаю, сначала нужно пойти законным путем, – торжественно заявил Люсьен, с удовольствием наблюдая, как лицо Джорджа вытянулось от разочарования. – Подайте на нее в суд и заручитесь поддержкой ее опекунов. А если это не сработает, тогда… – Он пожал плечами. – Тогда посмотрим.

Джордж размазал по столу темно-красное пятно. В его затуманенном мозгу промелькнула мысль, что, если Джулиана окажется в тюрьме, он подкупит стражу и заполучит ее в любое время. Так что вне зависимости от того, по какому плану они станут действовать, его вожделение будет удовлетворено. Джордж взглянул в глаза Люсьену и, кивнув, сказал:

– Я возвращаюсь в Хэмпшир завтра утром. Выложу все как есть Форсетам. Где я смогу найти вас, милорд?

Люсьен нахмурился, вспомнив, что отныне снова обречен жить в собственном доме, осаждаемом кредиторами и наполовину разграбленном им самим и слугами.

– Мой дом находится на Маунт-стрит, но легче всего найти меня именно здесь. Оставьте для меня весточку у Гидеона. – Люсьен показал на человека за буфетной стойкой. Потом взял со стола кружку и отвернулся от Джорджа, который расценил этот жест как разрешение откланяться.

Джордж поднялся и, переминаясь с ноги на ногу, размышлял, надо ли сказать что-нибудь виконту на прощание. Ему показалось невежливым уйти просто так, но Люсьен держался, как будто уже забыл о его существовании.

– Желаю вам доброй ночи, сэр, – сказал наконец Джордж и удостоился высокомерного кивка. Он постарался было вернуться на свое прежнее место у окна, но волнение, которое охватило его при мысли, что он не одинок в стремлении расправиться с Джулианой, лишило его покоя. Нечего было и думать просидеть остаток вечера и ночь в этой таверне. Джордж вышел на улицу. И тут же оказался рядом с неопределенного возраста женщиной. Она призывно взглянула на него, улыбнулась и, проведя рукой по своей пышной груди и по крутому бедру, полувопросительно сказала:

– Полгинеи, достопочтенный сэр.

– Пять шиллингов, – ответил Джордж.

Она пожала плечами, взяла его под руку и повела к рыночным прилавкам, пустующим с вечера и до рассвета. За каких-то пять шиллингов не стоило тащить клиента к себе домой на Кинг-стрит, где нужно было платить за свечи и, по чести говоря, не мешало бы сменить постельное белье.

«У Бэдфорда» в среду в полдень».

Эта короткая записка облетела множество борделей в Ковент-Гардене и стала предметом обсуждения в гостиных, где за утренним кофе и чаем собирались проститутки, чтобы перемыть косточки своим клиентам и обсудить последние новости моды. Это известие приносили девушки из заведения миссис Деннисон. Его передавали заговорщицким шепотом, слова «солидарность» и «сплоченность» произносили запинаясь, как незнакомые и плохо понятные. Однако недавнее несчастье, произошедшее с Люси, лучше всяких слов убеждало девушек в необходимости собраться и сообща придумать, как защититься от произвола хозяев.

Миссис Митчел, хозяйка таверны «У Бэдфорда», с недоверием выслушала объяснения Лили, что целая компания проституток из Ковент-Гардена намерена снять у нее помещение для празднования дня рождения одной из своих подруг. Лили заказала ей прохладительные напитки, кофе и бисквиты и даже бровью не повела, когда миссис Митчел заломила за все такую цену, от которой у кого угодно глаза полезли бы на лоб. Она с веселой улыбкой согласилась с представленным счетом и оставила миссис Митчел в полном недоумении и хмурой задумчивости.

И с чего это вдруг они вздумали снимать отдельное помещение для празднования чьих-то именин, если могут собраться под крышей своего борделя? Вряд ли хозяева возражали бы против того, чтобы в их доме состоялся такой праздник. Что-то здесь не так!

Миссис Митчел была сильно заинтригована, поэтому посоветовалась с одной своей знакомой бандершей. Однако никакого разумного объяснения такому желанию девушек они не нашли. Чтобы удовлетворить свое любопытство, миссис Митчел решила притаиться поблизости и разузнать, о чем будут говорить девушки на своей встрече. Хитроумная хозяйка таверны знала великолепный способ подслушивать чужие секреты: нужно было взять пустой стеклянный стакан и прислонить его одним концом к стене, а другим – к собственному уху. Так без труда можно было разобрать все, о чем говорилось в соседней комнате, до последнего слова.

Джулиана получила записку от Лили с назначением места и времени встречи в ту минуту, когда зашла навестить Люси. Девушка уже достаточно окрепла, чтобы встать с постели. Ей даже было позволено ходить по комнате. В тот миг, когда лакей подал записку, она удобно расположилась в кресле у окна, завернувшись в плед. Джулиана пробежала глазами послание, которое в том числе содержало новости с Рассел-стрит для Люси, и передала листок своей подруге.

Люси погрузилась в чтение, но вскоре удивленно подняла глаза на Джулиану:

– А что это за встреча, о которой тут написано?

Джулиана объяснила Люси суть дела.

– Пришла пора нам объединиться, чтобы защитить себя, – воскликнула в заключение Джулиана с обычной горячностью. – Эти люди знают о том, что мы бесправны и беззащитны, и обращаются с нами, как с бессловесной скотиной. Пора положить этому конец!

– Но ведь к тебе это не имеет отношения, Джулиана, – недоуменно пожала плечами Люси. – Ты благородная леди, а не проститутка.

– Граф заплатил за меня три тысячи гиней миссис Деннисон, – откровенно призналась Джулиана. – Меня продали, как рабыню на торгах, и все потому, что у меня не было ни денег, ни друзей, ни человека, к которому я могла бы обратиться за помощью и защитой. Если бы фонд взаимной поддержки существовал уже тогда и я могла бы раздобыть хотя бы несколько гиней, не исключено, что это бы изменило ситуацию. А теперь вспомни, в каком положении оказалась ты сама и как нам удалось вызволить тебя из тюрьмы только благодаря сплоченным, дружным действиям.

Люси вжалась в спинку кресла, листок бумаги белел на ее коленях, укутанных клетчатым пледом.

– Мне кажется, ты не отдаешь себе отчета, насколько сильны и могущественны бандерши и сутенеры, Джулиана.

– Ничего подобного, – горячо возразила Джулиана. – И еще я прекрасно понимаю, что наша безропотность как раз и дает им ту власть над нами, которой они пользуются.

Тут раздался стук в дверь, и, упустив из виду, что находится в спальне Люси, а не в своей собственной, Джулиана громко сказала:

– Войдите.

В комнату вошел Тарквин. Люси, которая видела его только однажды, когда Джулиана ввела ее в дом, попыталась встать.

– Не беспокойтесь, – сказал Тарквин, подходя к креслу. – Я зашел узнать, как вы себя чувствуете.

– Много лучше, ваша светлость, – смущенно пробормотала Люси, поправляя на коленях плед. – Я… я думаю, что могла бы покинуть ваш дом уже завтра утром, если…

– В такой спешке нет необходимости, – ответил Тарквин и нагнулся, чтобы поднять упавший с колен Люси листок бумаги. – Я буду рад приютить вас до той поры, пока Хенни не сочтет вас абсолютно выздоровевшей. – Он протянул Люси письмо, а Джулиана мучилась вопросом, успел ли он заметить, что оно адресовано виконтессе Эджкомб. Казалось, он даже не взглянул на послание, но Тарквин всегда все подмечал, в то время как производил впечатление крайне рассеянного человека. Тарквин достал табакерку и поднес к носу щепотку табака.

– Я надеюсь, вам здесь удобно, миледи?

Люси еще гуще покраснела, смущенная как заботливым вопросом, так и галантным обращением.

– Да, ваша светлость, благодарю вас. Я не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность за гостеприимство и доброе расположение ко мне. Я уверена, что ничем не заслужила…

– Не говори глупости! – воскликнула Джулиана. – Ты заслужила доброго и заботливого отношения точно так же, как и любой другой человек. Разве я не права, ваша светлость? – Ее изумрудные глаза вызывающе остановились на лице графа.

– Джулиана, ты не должна так говорить, – испуганно возразила Люси. – Я просто никому не хочу доставлять беспокойство.

– А ты и не доставляешь, не так ли, ваша светлость?

Тарквин, кивнув, подошел вплотную к Джулиане, привлек ее за подбородок и поцеловал в губы.

– Когда ты закончишь свой визит к Люси, зайди ко мне в библиотеку, – сказал он на прощание.

Джулиана, выбитая из колеи неожиданным поступком графа, быстро взглянула на Люси, которая старательно перечитывала письмо. Разумеется, от нее не укрылось снисходительное отношение графа к заносчивым заявлениям своей любовницы.

– Желаю вам скорейшего выздоровления. – Тарквин поклонился Люси и вышел из комнаты.

– Он очень добр, – взволнованно прошептала Люси.

– Это только на первый взгляд, – раздраженно ответила Джулиана. – Поверь мне, он никогда не делает того, что ему не выгодно. Не думаю, что он мог бы пожертвовать собой ради другого. Он с легкостью пройдет мимо истекающего кровью человека, если будет спешить по своим делам.

Джулиана тотчас вспомнила, как Тарквин примчался ей на выручку в дешевую таверну, а потом выгнал из дома Люсьена, потому что тот оскорбил ее и осмелился поднять на нее руку. Джулиана знала, что внутрисемейные ссоры раздражали и глубоко ранили его, однако граф предпочел войну с Люсьеном ради спокойствия и благополучия ее самой. Разумеется, он сам связал ее с виконтом, а значит, по его вине на Джулиану свалилось столько несчастий. Так что граф был просто обязан хоть как-то возместить ущерб, причиненный ей Люсьеном.

Люси обескуражила обличительная речь подруги. И тут Джулиана вспомнила, что до сих пор не сообщила Люси о решении графа выделить ей некую сумму в качестве подъемных. Конечно, это было очень великодушно с его стороны. Квентин говорил ей о щедрости графа, но можно ли считать человека щедрым, если он отдает то, что ему не нужно?

Однако Джулиане пришлось рассказать Люси о подарке графа и выслушать хвалебно-благодарственную речь девушки, которая долго не могла прийти в себя от такой неожиданной удачи.

Тарквин сидел за письменным столом и переписывал речь, подготовленную для него секретарем, с которой он должен был выступить перед Палатой лордов этим вечером.

Его секретарь был человеком, заслуживающим всяческого уважения, но несколько скучноватым и угрюмым. Граф был уверен, что эта речь написана на совесть, однако наверняка вгонит в сон не только аудиторию, но и самого оратора. Тем более что достопочтенная публика, и без того не расположенная к активным дебатам, будет клевать носом, переваривая недавний плотный обед.

Когда Джулиана постучала в дверь и вошла, он оторвался от своего занятия.

– Вы желали видеть меня, ваша светлость?

Тарквин отодвинулся от стола вместе с креслом и поманил к себе Джулиану. Когда она подошла, граф взял ее руки в свои и, к ее изумлению, нежно прикоснулся к ним губами.

– Как твои синяки, крошка?

– Шрам на плече так и не прошел, несмотря на все припарки и снадобья, которыми меня пользовала Хенни, – ответила Джулиана глухим голосом. Дыхание Тарквина теплыми волнами растекалось по ее ладоням, он перецеловал все ее пальчики. Кожа Джулианы мгновенно покрылась мурашками, и все внутри затрепетало от зарождающегося желания.

– Ты простишь мне, что я не успел вовремя оградить тебя от Люсьена? – Тарквин продолжал ласкать ее руки, перемежая поцелуи с игривыми покусываниями.

Джулиана постепенно теряла ощущение реальности. Она посмотрела вниз, и изысканный узор персидского ковра поплыл у нее перед глазами. Девушка рассеянно подметила, что пышные блестящие волосы Тарквина красивой волной перетекают со лба на затылок. Как она может за что-либо сердиться, если одно его прикосновение превращает ее тело в мягкий и податливый воск?

Тарквин поднял голову и взглянул Джулиане прямо в глаза. Он улыбался, но голос его был серьезен.

– На этом свете так много радостей, крошка. Гораздо больше, чем печалей. Давай забудем о грустном и предадимся вещам более приятным.

Джулиана не знала, что ответить. Ее разум говорил одно, тело – совсем другое. Как она может забыть, что по-прежнему является заложницей его хитроумных планов? Ведь их соглашение оставалось в силе: она должна носить под сердцем его ребенка, а после того, как разрешится от бремени, отказаться от своих материнских прав и передать свое дитя графу. Более того, она обречена вести пустую, замешенную на обмане жизнь, зависимую от прихотей и капризов графа. Джулиана смущенно смотрела на него и молчала.

Прошло несколько минут, прежде чем Тарквин выпустил ее руки. В его взгляде была грусть, но голос звучал по-прежнему доброжелательно:

– Я думаю, тебе пора нанести ответный визит леди Мелтон. Так велит долг вежливости.

– Да, конечно. – Джулиана обрадовалась, что граф заговорил о делах обыденных. – Мне следует поехать к ней одной?

– Нет, мы поедем вместе в моей коляске. – Тарквин критически осмотрел ее наряд. – Мне не нравится эта цветущая деталь на твоем платье, она портит линию выреза.

Джулиана посмотрела на маленький букетик шелковых орхидей, пришитый к основанию выреза, и сказала:

– А по-моему, они очень хорошенькие.

– Согласен, но не на тебе. Они выглядят чересчур фривольно… вычурно. И потом, твоя грудь вовсе не нуждается в украшениях. Пойди переоденься и попроси Хенни, чтобы она спорола эти жуткие цветы.

– Как прикажете, ваша светлость. – Джулиана сделала низкий реверанс. – Нет ли у вас каких-либо еще пожеланий или распоряжений относительно моего костюма?

– Нет, это все, – спокойно ответил граф, не обращая внимания на ее иронический тон. – Разве что… я давно не видел тебя в голубом муслиновом платье с узорами. И не забудь надеть шелковую кружевную косынку. В ней ты будешь выглядеть достаточно скромно для визита в дом, где носят траур.

Джулиана ответила еще одним подчеркнуто смиренным книксеном.

– В твоем распоряжении есть полчаса, – сказал Тарквин и продолжил работу над речью.

Девушка поплелась вверх по лестнице к себе в будуар, чтобы переодеться, и вдруг поймала себя на мысли, что ей гораздо легче находиться с Тарквином в состоянии войны, чем в мире. Ее чувства были понятны и объяснимы ей самой, когда она противостояла его диктаторским замашкам, в то время как в минуты близости терялась в путанице собственных ощущений.

Тарквин ждал ее в холле, когда Джулиана через полчаса спустилась вниз с веером и перчатками в руке. Она задержалась на нижней ступеньке и вопросительно склонила голову набок, ожидая его реакции.

Тарквин восхищенно оглядел ее с головы до ног, а затем покрутил указательным пальцем в воздухе. Джулиана сошла со ступеньки и медленно повернулась.

– Ну вот, так намного лучше. Пойдем, коляска уже подана.