Текст книги "Серебряная роза"

Минут десять спустя дверь в каморку неслышно открылась, и в щель просунулась голова. Человек прислушался к царившей в каморке мертвой тишине, потом убрал голову и тихо прикрыл за собой дверь.

– Он готов, – прошептал человек троим другим, которые ждали его у двойных дверей конюшни. – Кобыла в пятом стойле.

Крадучись в темноте, воры проскользнули в конюшню, отсчитывая стойла; их глаза постепенно привыкали к темноте, которую слегка рассеивал лишь свет звезд, проникавший сквозь высокое полукруглое окно над дверью, которую они закрыли за собой.

В пятом стойле и вправду стояла кобыла. Руки воров скользнули по ее животу, чтобы удостовериться, что кобыла и в самом деле жеребая. Когда на голову ей скользнула уздечка, кобыла от удивления негромко заржала, но мешок с овсом заглушил ее ржание.

Затем воры вывели кобылу из конюшни и повели по лугу вниз к реке. Рядом с мостками была пришвартована небольшая баржа. Когда люди с кобылой приблизились, из тени деревьев выступил человек.

– Дайте взглянуть.

Голос его был хриплым от напряжения. Человек провел руками до животу кобылы и довольно хмыкнул.

– Та самая, все в порядке. Следите, чтобы с нее не упала попона, я не хочу, чтобы она замерзла здесь, на реке.

Сделав шаг назад, человек жестом показал, что кобылу можно грузить на баржу.

Кобыла доверчиво двинулась вперед. Ей еще не представилось случая узнать, что далеко не всем человеческим существам можно доверять. Руки, которые до этого касались ее, делали это очень осторожно; голоса, которые она до этого слышала, были мягкими и заботливыми. Да и чего ей было бояться графа Равенспира, который сам провел ее в поводу на баржу и привязал уздечку к поручням. Кобыла была слишком большой ценностью, и с ней обращались с величайшей осторожностью.

Глава 16

Дженни стояла у калитки, пытаясь услышать звук подъезжающей двуколки Эдгара. Еще не рассвело, и руки ее, державшие корзинку, мерзли даже в перчатках. Она услышала, как у нее за спиной открылась дверь домика.

– Эдгар опаздывает, – сказала она матери, обернувшись. – На него это не похоже.

Повернувшись, Дженни сделала несколько шагов по дорожке, ведущей к домику.

– Не надо тебе стоять на таком холоде, мама.

Она ласково подтолкнула Сару в тепло комнаты, зашла сама и закрыла за собой дверь.

– Заварю-ка я пока чаю.

Сара кивнула. Нахмурясь, как и дочь, она подошла к маленькому окошку. Эдгар всегда был надежным человеком. И если он говорил, что приедет в семь часов, этому можно было верить.

– Надеюсь, с ним ничего не случилось, – словно отвечая на мысли Сары, сказала Дженни, ставя на стол закипевший котелок с водой. – Только бы он не перевернулся по дороге на своей двуколке.

Девушка залила кипятком листья малины в чайнике, и по комнате поплыл приятный аромат.

Сара поставила на стол кружки и отрезала несколько ломтей хлеба. Намазав хлеб толстым слоем масла, она положила поверх масла мед и протянула один ломоть Дженни.

– Пожалуй, я тоже позавтракаю, – согласилась та, наливая себе в кружку чай и откусывая хлеб. – Может быть, мне стоит дойти до проселка и попросить кого-нибудь подвезти меня в замок. Или кто-нибудь из проезжих расскажет, почему Эдгар запаздывает.

Но Дженни уже понимала, что с Эдгаром что-то случилось, и не возражала, когда Сара набросила на плечи накидку, чтобы проводить дочь в предрассветных сумерках до проселка, связывающего деревеньку и замок.

Довольно скоро возле стоявших на проселке женщин остановилась телега.

– Доброе утро, миссис Сара, мисс Джейн, – приветствовал их возница, приподняв шапку. – Не замерзли вы в такой холод? Может, я могу вас подвезти?

– Мы ждали Эдгара из замка, Жиль, – ответила Дженни, узнав голос возницы. – Он должен был заехать за мной в семь часов, но почему-то задерживается. Леди Ариэль вчера сильно простудилась, и я хотела взглянуть, как она сегодня себя чувствует.

– Понятно, мисс Дженни, я вас подброшу, – сказал возница, спрыгивая с телеги, чтобы помочь девушке. – Леди Ариэль серьезно приболела? А ваша мама тоже поедет?

И он вопросительно посмотрел на Сару, которая решительно покачала головой и отступила на обочину. Сегодня у нее не было никакой необходимости снова вступать под своды замка Равенспир.

– У Ариэль была лихорадка, – ответила Дженни, уловив движение матери и поняв, что в замок она поедет одна. – Понимаете, у нее всегда были слабые легкие, и каждый раз, когда она простуживалась, с ней приходилось повозиться.

– Ну да, – рассудительно сказал возница, махая рукой Саре и снова садясь на свое место. – Нам никак нельзя позволить леди Ариэль разболеться. Что тогда будет со всеми нами?

И он опытной рукой развернул телегу на узком проселке, собираясь двинуться в ту сторону, откуда только что приехал.

– Хотя скоро мы все равно потеряем ее. Когда она переедет в Хоуксмур.

Дженни пробормотала что-то, что могло быть истолковано как согласие с его словами. Даже если Ариэль и не переедет в Хоуксмур, она не собирается оставаться в Равенслире.

Девушка погрузилась в размышления о планах своей подруги, на время позабыв свою тревогу об Эдгаре, и очнулась только, когда возница притормозил у сводчатого входа в огород позади замка Равенспир.

– Приехали, мисс Дженни. Проводить вас?

– Нет, спасибо вам, Жиль, я найду дорогу сама. Возница спрыгнул на землю, чтобы помочь девушке спуститься с телеги.

– На кухне всегда много народу, они и проводят вас. Дженни улыбнулась Жилю и направилась к замку. Она уверенно прошла по узкой тропинке между грядками огорода и подошла к двери на кухню.

– О, мисс Дженни! Вы пришли, чтобы навестить леди Ариэль, как я понимаю, – донесся до слепой приветливый голос Гертруды.

– Эдгар должен был заехать за мной в семь часов, но так и не появился, – Дженни позволила усадить себя в кресло у длинного кухонного стола. – Меня подвез Жиль.

– Ну и дела! – нахмурилась Гертруда. – Да и я что-то не видела сегодня утром Эдгара. Он обычно приходит сюда около шести позавтракать.

Кухарка обвела взглядом суетившийся на кухне народ.

– Эй, мистер Тимсон! Вы не видели сегодня Эдгара?

Тимсон покачал головой.

– Да вроде бы нет, миссис Гертруда.

Оглядевшись вокруг, он поймал за руку одного из поварят.

– Слушай, парень, сгоняй-ка в конюшню и взгляни, есть ли там мистер Эдгар.

Мальчонка бросился бежать сломя голову, а Гертруда присела рядом с Дженни, успокаивающе говоря:

– Ну а как чувствует себя ваша мама? Дорис сказала мне, что она тоже была здесь вчера, чтобы проведать леди Ариэль.

– Все в порядке, благодарю вас, – ответила Дженни, стараясь изгнать из памяти странное поведение матери накануне. После возвращения из замка Сара чувствовала и вела себя вполне нормально, так что не было смысла снова возвращаться к этому.

– О, миссис Гертруда, мистер Тимсон, быстрее идите сюда! – вбежал в кухню поваренок; глаза его округлились от возбуждения и страха. – Мистер Эдгар – он умер! Лежит совершенно холодный!

– Что?!

Тимсон был у двери еще до того, как Дженни и Гертруда успели подняться на ноги. Он схватил поваренка за ухо.

– Если это одна из твоих дурацких шуток, я тебе уши оборву!

– Да нет, мистер Тимсон, Клянусь Богом, нет! – бубнил паренек, не поспевая за слугой.

Гертруда, не церемонясь, взяла Дженни за руку и поспешила с ней за остальными.

Эдгар лежал на своей лежанке рядом с теперь уже остывшей жаровней. Глаза его были закрыты, лицо бледно как мел. Он не дышал, не заметно было ни малейшего признака жизни.

Тимсон замер рядом с лежанкой, беспомощно глядя на неподвижную фигуру. Гертруда приблизилась к нему вместе с девушкой, потом отступила на шаг, чтобы та могла осмотреть конюха. Дженни нагнулась, быстро расстегнула куртку Эдгара и просунула руку под фуфайку домашней вязки. Потом приложила ухо к груди Эдгара, притронулась пальцами к его рту.

– Он жив, – спокойно произнесла она.

– О-о-о, но мне так показалось, мистер Тимсон!.. – заныл поваренок, отступая подальше от слуги. – Честное слово, я думал, что он умер. Я и не думал шутить, мистер.

– Валяй отсюда! – велел Тимсон, угрожающе подняв руку.

Поваренок мгновенно исчез.

– Он просто мертвецки спит, – во весь голос объявила Гертруда, – Мне случалось видеть такое и раньше. Мертвецкий сон, а потом его душа отлетит к престолу Господа.

Она вытерла глаза уголком фартука.

– Бедный мистер Эдгар. Он был такой хороший человек. Леди Ариэль останется теперь одна-одинешенька.

Эдгар пошевелился, с губ его сорвался слабый стон.

– Спит он мертвецки или нет, но мне кажется, что он все-таки просыпается, – заметил Тимсон.

Внимание его привлек валявшийся у стены кувшин. Слуга поднял его и понюхал опытным носом.

– Просто перебрал немного, только и всего. Довольно крепкая штука.

– Дайте мне, – Дженни протянула к кувшину руку. Она понюхала его, потом провела пальцем по стенкам и лизнула его. Нахмурилась, но ничего не сказала, а лишь поставила кувшин на пол и снова склонилась над Эдгаром.

– Эдгар! Вы слышите меня, Эдгар? – спросила она негромко, но настойчиво.

Веки конюха дрогнули, он приподнял одну руку с лежанки с таким усилием, словно она была чугунная, и прикоснулся ею ко рту. Глаза его открылись. Удивленный взгляд его упал на Дженни, и в мутных глазах проскользнуло беспокойство.

– О, мисс Дженни, я не заехал за вами. Который час?

– Скоро восемь, – ответила Дженни. – Полежите еще немного, Эдгар. Скоро вы почувствуете себе лучше. Может быть, можно найти чашку крепкого чая…

И она с немым вопросом обернулась к Гертруде.

– Я пришлю сейчас кого-нибудь с чаем, – ответила та. – Может, еще чего-нибудь?

Эдгар покачал головой, и Гертруда удалилась. Конюх сел на лежанке, свесив голову: пол под ним закружился, и бедняга со стоном сжал голову руками.

– Перебрал немного, а, Эдгар? – игриво подтолкнул его локтем Тимсон. – Случается со всеми, но я никогда не думал, что ты тоже поддаешь.

Эдгар осторожно поднял голову и обвел взглядом тесную каморку.

– Нет, – покачал он головой. – Этот кувшин мне вечером принес паренек уже после того, как я закончил с лошадьми. Сказал, что это благодарность от лорда Хоуксмура.

Дженни снова взяла в руки кувшин.

– Этот напиток прислал тебе лорд Хоуксмур?

– Ага. И такая вкусная вещь, хотя и довольно крепкая. Должно быть, ударила мне в голову.

– Думаю, так оно и было, – сказала Дженни. – Если вы теперь чувствуете себя лучше, то я пойду к леди Ариэль. А потом вернусь сюда.

– И я отвезу вас домой, – сказал Эдгар. – Слушай, Тимсон, помоги мне встать.

Он оперся о протянутую слугой руку и поднялся на ноги. – Пойду-ка взгляну на лошадей. Леди Ариэль захочет узнать, как там дела с чалой.

Крутя головой, он направился к стойлам.

С самого раннего утра спальня Ариэль уже напоминала базарный день в Кембридже – так много людей приходили осведомиться о ее здоровье. Но наконец, когда гости отправились на очередную увеселительную прогулку, она осталась одна.

Лежать целый день в постели было почти невыносимо для Ариэль, хотя Дженни и сказала, что это совершенно необходимо. Лежа в подушках, она прислушивалась, когда же наконец раздастся в коридоре клацанье собачьих когтей – Дорис должна была вот-вот вернуться с собаками с прогулки и привести их в комнату Ариэль, потому что Эдгар отправился за Дженни.

Вдруг Ариэль резко села в постели и взглянула на часы. Было уже почти половина девятого. Эдгар уже давно должен был привезти Дженни.

Едва она подумала про собак, как те уже заскреблись у входа в ее комнату и ворвались внутрь, едва только Дорис открыла дверь.

– Простите, леди Ариэль, но они совершенно загоняли меня, – выговорила девушка, с трудом переводя дыхание. – Здесь мисс Дженни, она пришла навестить вас.

– Спасибо за собак, Дорис, – тепло улыбнулась девушке Ариэль. – А я уже беспокоилась о тебе, Дженни.

Выпростав из-под одеяла руку, она протянула ее слепой, когда та приблизилась к кровати.

– Как хорошо, что Эдгар не забыл заехать за тобой!

– Не совсем так, – уклончиво ответила Дженни, едва заметно кивая в сторону прибиравшей комнату Дорис, которая могла слышать их разговор. – Как вы себя чувствуете сегодня?

И она положила прохладную руку на лоб Ариэль.

– Я вижу, температуры уже нет.

– Да, жар спал еще ночью, – сказала Ариэль, расстегивая рубашку, чтобы Дженни могла выслушать ее легкие. – Я вся так пропотела, что бедному Саймону приходилось то и дело менять простыни.

– Так он оказался хорошей сиделкой? – спросила Дженни каким-то странно ровным тоном.

– Да, на удивление.

Раздавшийся от двери сухой ответ Саймона заставил Дженни негромко ойкнуть от неожиданности.

Но она тут же взяла себя в руки и начала осматривать горло Ариэль, одновременно произнеся ничего не выражающим тоном:

– Доброе утро, милорд.

– Доброе утро, Дженни. Как вы находите свою пациентку?

– Гораздо лучше. Но ведь горло еще болит, Ариэль?

– Очень.

– Надо положить компресс из теплой фланели, – повернулась она к служанке. – Сходите на кухню, Дорис, и попросите миссис Гертруду согреть в духовке кусок фланели.

– Слушаюсь, мисс.

Дорис проскользнула мимо графа, все еще стоявшего в дверях, не заметив удивленного выражения у него во взгляде.

Дженни, похоже, всячески избегала общения с ним. Когда он подошел поближе к кровати, она сделала шаг в сторону, напрягшись всем телом. Что такое с ней происходит?

– Ладно, не буду вам мешать, – сказал он, так как почти невозможно было скрывать неловкость создавшегося положения. – Думаю, что у вас куда более опытные руки, чем у меня, Дженни.

Та ничего не ответила, делая вид, что считает пульс Ариэль.

– Отправляйтесь на оленью охоту, милорд, – сказала Ариэль. – Как бы я хотела быть там с вами!..

– Увы, этого нельзя, – ответил Саймон, наклоняясь, чтобы поцеловать жену. – Полежи здесь с компрессом на горле, а потом мы вместе пообедаем у камина.

Как только дверь за графом закрылась, Ариэль нетерпеливо произнесла:

– Что случилось с Эдгаром?

Дженни присела на край постели.

– Очевидно, он выпил вечером подмешанное ему сильное снотворное и проспал.

– Что ты имеешь в виду под очевидно! – спросила Ариэль нахмурясь – такие уловки никогда не ускользали от ее внимания.

Дженни прикусила губу.

– В кувшине было не только пиво и яблочное бренди, Ариэль.

– А что же еще? – вся напряглась Ариэль, глядя на девушку округлившимися глазами.

– Безусловно, вербена и, может быть, белладонна. А еще я совершенно определенно узнала вкус белены.

– О! – взглянула на Дженни Ариэль. – Ты хочешь сказать, что все это было подмешано в питье?

Дженни пожала плечами.

– Там оставалось всего несколько капель. Я могла и ошибиться.

– Да нет, не могла, – ровным тоном произнесла Ариэль. – Где сейчас Эдгар?

– Смотрит лошадей.

Ариэль почувствовала, как похолодело у нее в груди от неприятного предчувствия. В молчаливом ужасе глядела она на Дженни, стоявшую рядом с постелью.

Обе женщины молча ждали. Ждали того, что, они знали, им придется услышать.

Когда несколько минут спустя в комнату вошел Эдгар с бледным как мел лицом, Ариэль своим вопросом упредила его.

– Что у нас пропало?

– Жеребая кобыла, – ответил он, беспомощно разведя руками. – Не могу этому поверить. И еще не могу поверить, что я так напился, но… все же я напился.

В отчаянии он опустил голову, нервно сжимая и разжимая кулаки.

– Я сейчас же уйду, миледи. Хочу только, чтобы вы знали: мне очень жаль…

– Не надо терзаться, Эдгар, – быстро прервала его Ариэль. – Это не твоя вина. К напитку в твоем кувшине было подмешано снотворное. Дженни узнала его на вкус.

– Подмешано? – переспросил Эдгар; мышцы его напряглись, он весь подобрался. – Кто-то хотел, чтобы я не путался под ногами.

Ариэль отбросила в сторону одеяло, словно оно душило ее.

– Это Рэнальф, – сказала она.

Эдгар внезапно отвел взгляд в сторону.

– Тот кувшин, миледи… ведь он… – Голос его дрогнул.

Дженни закончила за него спокойным и холодным тоном:

– Эдгар раньше сказал мне, что пиво было передано ему от имени графа Хоуксмура.

– Мальчишка, который принес мне кувшин, миледи, сказал, что его светлость посылает его мне с благодарностью. Я и подумал, что это за то, что я возился с чалой. – Эдгар снова замолчал, не в силах смотреть в побледневшее лицо Ариэль.

Саймон? Неужели это Саймон усыпил Эдгара, а потом приказал увести аргамаков? Саймон знал, что она разводит их. Как опытный лошадник, он с первого взгляда прекрасно оценил все их достоинства. А его поместье представляло собой прекрасное укрытие, куда можно было перевезти их на барже по реке, а потом по осушительным каналам. Неужели он сообразил, что в ее конюшне скрыта золотая жила? Неужели он решил, что молодая наивная девушка просто не понимает, сколь доходным может быть ее увлечение? Саймон? Неужели такое возможно? Нет, никогда!

– А кто из мальчишек принес тебе пиво, Эдгар? – спросила Ариэль, садясь в кровати и протягивая руку к накидке, висевшей на спинке в ногах.

– Я его не знаю, миледи, – пробормотал Эдгар, переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд в окно.

К своему стыду и досаде, он вломился в спальню леди Ариэль, даже не подумав, сколь интимная там может быть обстановка. И вид хозяйки, сидевшей на краю кровати, опустив на пол босые ноги, привел его в крайнее смущение.

– Так ты думаешь, он не из наших? – продолжала расспрашивать Ариэль, набрасывая себе на плечи накидку и этим приводя Эдгара в еще большее смущение.

– Возможно, миледи. А может быть, он из новеньких, которых я еще не видел.

– Тогда ступай на кухню и поспрашивай там о нем! – все так же отрывисто велела ему Ариэль. – Найди того, кто знает, откуда он появился. А потом разыщи его самого. А я спущусь в конюшню и посмотрю остальных лошадей.

– И в самом деле, миледи. – Эдгар облегченно направился к двери. – Я уже осмотрел сегодня чалую, с ней все в порядке. Раны затянулись, она уже немного поела.

– Хорошо, – сказала Ариэль, вставая с кровати и прислушиваясь к ощущениям в своем теле. – Ступай.

Эдгар вышел, а Ариэль принялась мерить шагами спальню.

– Не могу поверить, что Саймон способен украсть кобылу.

– Тем не менее у него была такая возможность, – заметила Дженни.

– Да, но я не могу представить, что он способен на такую подлость. Это куда больше в духе Рэнальфа. Он уже расспрашивал про лошадей, и Эдгар сказал мне – брат был вне себя, когда я отправила жеребенка. Кто-то ему обо всем доносит, и скорее всего Рэнальф прознал о том, что я нашла покупателя и на кобылу.

В других обстоятельствах Дженни непременно улыбнулась бы тому, что Ариэль защищает Хоуксмура – человека, которого она еще совсем недавно считала способным на все, человека, которого всего лишь несколько дней назад она с удовольствием отправила бы в самое страшное адское пекло.

– Ну ладно, ваш это брат или нет, вряд ли кому-нибудь пойдет на пользу, если вы сейчас снова выйдете на холод, – резонно заметила она.

– И в самом деле, – ответила Ариэль, садясь в кресло-качалку и поплотнее запахиваясь в халат. – Ты права, я никуда не пойду.

Она принялась лихорадочно размышлять. Теперь необходимо действовать как можно быстрее. Рэнальф не ограничится одной только кобылой.

Глава 17

«У Рэнальфа сегодня более чем довольный вид», – подумал Саймон, глядя, как граф Равенспир поворачивает коня к подъемному мосту и во главе группы охотников въезжает во внутренний двор замка.

Гарцуя на коне рядом со своим шурином, он позволил себе сделать несколько замечаний по поводу сегодняшней охоты.

– Мы бы поохотились куда лучше, – ответил Рэнальф, – если бы Ральф как следует сделал свое дело.

И он бросил суровый взгляд на младшего брата, ехавшего позади него. Молодой человек покраснел.

– Я не могу отвечать за меткость стрелков. Я расставил загонщиков, все им объяснил и удостоверился, что в лесу достаточно дичи. Что еще от меня надо?

Рэнальф ничего не ответил.

– Вы собираетесь бывать при дворе, когда уедете от нас, Хоуксмур? – Голос Рэнальфа звучал любезно, словно он разговаривал со своим лучшим другом. – Как я понимаю, вам протежирует герцогиня Мальборо?

– У нас с Сарой есть кое-какие общие интересы, – ответил Саймон. – Мы с ней больше всего озабочены здоровьем и благополучием ее мужа.

– Ну да, нашего милого Джона, герцога Мальборо! – едко заметил Роланд. – До меня доходили слухи, что королева Анна уже стала уставать от его подвигов.

Губы Саймона на мгновение сжались, однако он улыбнулся и пожал плечами.

– Такие люди, как Мальборо, не склонны танцевать под чью-то дудку – пусть даже на ней играет сам монарх. Но мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь оспаривал его преданность престолу.

Роланд уже придумывал уничтожающий ответ: он не привык оставлять последнее слово за собеседником, даже если тот был его лучшим другом.

– Приходилось ли вам что-нибудь слышать о женщине по имени Эстер, живущей в этих местах, Равенспир? – обратился Саймон к Рэнальфу все тем же Небрежным тоном. – Она появилась здесь лет тридцать назад. А может, и раньше.

Лицо Рэнальфа приняло удивленное выражение.

– Но мне тогда было всего десять лет!

– Я просто поинтересовался. Хотел бы найти ее, если она еще жива.

Рэнальф был явно заинтригован.

– Но кто она вам, Хоуксмур?

– Да, собственно говоря, никто. Просто с ней связана какая-то семейная тайна, – ответил Саймон, снова пожимая плечами, – а я терпеть не могу тайн.

– Она пришла на наши земли из поместья Хоуксмуров? – напрягшись, спросил Роланд.

Как всегда, он первым из братьев понял, о чем идет речь.

– Вполне возможно.

– Вам кажется, что эта женщина как-то связана с нашими семьями?

– У меня нет оснований так думать, – осторожно ответил Саймон. – Просто ее имя упоминалось в бумагах моего отца. Собственно, там нет ничего определенного, кроме того, что она ушла с земель Хоуксмуров и, по слухам, перебралась на земли Равенспиров. Меня это заинтересовало, и я просто захотел узнать, приходилось ли вам слышать ее имя.

– Мне – нет, – заявил Роланд. Обернувшись, он бросил через плечо:

– Ральф, ты слышал что-нибудь о женщине по имени Эстер, которая живет где-то на наших землях?

Ральф приблизился к своим братьям. С лица его все еще не сошло обиженное выражение.

– Не могу же я знать каждого крестьянина по имени, не говоря уже о всяких бродяжках.

– Да, уж если кто и может знать, так это Ариэль, – заметил Рэнальф. – Надо спросить вашу жену, Хоуксмур. И если Ариэль ничего не слышала об этой женщине, вы можете быть уверены, что такой здесь нет… Возможно, ее уже нет и в живых…

Он покачал головой, пришпорил лошадь и пустился за сворой собак, с лаем несущихся к дальней рощице.

Остальные охотники последовали за ним, а Саймон придержал коня, чтобы очутиться в окружении своих друзей. Ариэль ничего не слышала про эту женщину. Возможно, Рэнальф был прав и ее уже нет в живых. Тридцать лет – весьма длинный срок, и если кто-нибудь из Равенспиров имел отношение к Эстер, это, вполне вероятно, мог быть отец Рэнальфа или даже кто-то из его дядьев. Что бы ни случилось тогда, все погребено под покровом времени. И если бы в бумагах Равенспиров существовало бы хоть малейшее упоминание об этой женщине, Рэнальф должен был о нем знать. Его равнодушие к расспросам Саймона было явно не наигранным.

Но что могло случиться с ребенком? В бумагах отца совершенно определенно говорилось про ребенка Эстер, которого усыновил родной брат Джеффри. Ребенок, ответственность за которого после смерти его отца взял на себя сам Джеффри. Но Саймон не мог припомнить, чтобы отец когда-либо упоминал про неведомого кузена или кузину. Ни единым словом не обмолвилась про этого ребенка и мать. Был ли этот ребенок мальчиком или девочкой? Даже этой простой вещи нельзя было понять из бумаг Джеффри Хоуксмура.

Саймон нашел эти бумаги всего лишь несколько месяцев назад, обнаружив их в тайнике письменного стола отца. Даже это само по себе тоже было загадкой. Почему Джеффри скрывал этот благородный поступок от окружающего мира? Не потому ли, что этот поступок был связан с тайной, касавшейся матери ребенка? В бумагах смутно упоминалось про внезапное исчезновение женщины, несмотря на несколько попыток Джеффри отыскать ее.

Но больше всего заинтриговал Саймона этот неизвестный ему родственник. Если отец взял на себя ответственность за этого ребенка, то почему в своем завещании не выделил никаких средств в его пользу? Если этот родственник существует, то Саймон, единственный наследник обширных владений своего отца, должен восстановить справедливость. Он не знал, почему считает необходимым выполнить этот долг, но дело обстояло именно так.

В самом конце личных бумаг отца было и одно упоминание о Равенспирах. Единственный намек, который обнаружил Саймон: «…Единственное, что я могу предположить, – к ее исчезновению приложила руку эта дьявольская банда. Не в правилах Равенспиров оставлять какие-нибудь следы, пусть даже сейчас она не представляет никакой угрозы для них. Но они могут держать ее под присмотром хотя бы на тот случай, если обстоятельства изменятся».

Собственная мать всегда вспоминалась Саймону бледной, туманной фигурой. Целые дни она проводила лежа на кушетке. И все вокруг нее тоже было бледным: волосы, светлые до белизны, бледное лицо, на котором почти не выделялись светло-голубые глаза, прозрачная кожа. Она носила одежду пастельных тонов, в ее будуаре стояли блеклые цветы, окна закрывали полупрозрачные шторы. Вокруг нее царила атмосфера приглушенных голосов, осторожных движений, едва слышных шагов.

Хотя Саймон был еще совсем ребенком, навещая ее, он всегда казался самому себе громадным, неуклюжим, каким-то до неприличия ярким существом. Сидя на стуле рядом с ее кушеткой, он не поднимал взгляд от своих ладоней – грязных и грубых по сравнению с тонкими, бескровными пальцами матери. Он стыдился своих ног в грубых башмаках с деревянными подошвами, своего голоса, чересчур громкого, хотя он все время старался говорить шепотом. И мать очень быстро уставала от него. Спустя несколько минут она с утомленной улыбкой делала знак рукой, и нянька уводила его, порой не успевшего обменяться с матерью ни единым словом.

Насколько он помнил, смерть матери не так уж сильно потрясла его. Он присутствовал на ее похоронах, сидел рядом с отцом в катафалке, стоял у края могилы, бросил горсть земли на гроб. Саймон помнил полумрак в доме, завешенные черной материей зеркала и окна, темную фигуру отца, свои собственные черные одежды. Но когда закончился официальный траур отца, все изменилось. В доме снова стало людно и весело, появились гости. Отец брал его с собой на охоту и рыбную ловлю. Всегда, когда граф бывал в своем загородном доме, они вместе обедали, и Джеффри, как казалось Саймону, совершенно переменился: теперь это был сияющий, всегда улыбающийся веселый человек.

Вплоть до того страшного дня, когда Саймону исполнилось десять лет. В тот день ему сказали, что его отец мертв. Но правду о его смерти он узнал только несколько лет спустя. Правду о том, что его отец любил жену графа Равенспира. Что любовники были захвачены на месте преступления. Что граф Равенспир хладнокровно убил свою жену и ее возлюбленного на заснеженной лондонской улице.

Джеффри Хоуксмур любил Маргарет Равенспир. А теперь сын Джеффри Хоуксмура, как по мановению волшебной палочки, соединился законным браком с дочерью Маргарет Равенспир.

Саймон оторвался от своих невеселых дум и понял, что его друзья смотрят на него со смешанным выражением интереса и тревоги на лицах.

– Тебя что-нибудь тревожит, Саймон? – спросил Питер.

Саймон усмехнулся, но по его улыбке нельзя было сказать, что ему весело.

– Ты хочешь сказать, беспокоит ли меня что-нибудь еще, кроме необходимости из последних сил терпеть гостеприимство отвратительного семейства, жаждущего моей крови?

Саймон покачал головой.

– Ладно, будем догонять остальных.

Было уже далеко за полдень, когда Ариэль услышала, что охота возвращается, – во дворе замка заклацали подковы, раздались выкрики слуги охотников, всадники спешивались, бросали поводья ожидающим их грумам и направлялись в большой зал, где их уже ждали вино и ужин.

Ариэль сидела в кресле-качалке у камина, собаки лежали у ее ног. Дженни давно ушла. Эдгар, сбившийся с ног в безуспешных поисках загадочного мальчишки, принесшего ему снотворное питье, повез ее домой. В комнате было тепло; лампы заливали ее мягким светом; на сковороде тлел пучок ароматных трав. На столике рядом с Ариэль стояли графин вина и чаша вкуснейшего печенья.

Услышав шум, донесшийся со двора, Ариэль оторвалась от своих размышлений и развязала фланелевую повязку, которая согревала ей горло. Лечение дало неплохие результаты: Ариэль уже не так хрипела, горло почти не болело. Но она все еще чувствовала усталость после ночного жара и вялость, которые даже притупили ее раздражение и гнев. Однако Ариэль все же собиралась присутствовать на ужине, так как пришло время стряхнуть с себя последствия простуды.

Она уже решила для себя, что не будет ничего говорить про исчезновение кобылы ни Саймону, ни Рэнальфу. Не надо показывать им, сколь важны для нее ее лошади.

Собаки насторожили уши и подошли к двери незадолго до того, как Саймон, коротко стукнув и не дожидаясь ответа, вошел в ее комнату. На собачий восторг при его появлении он ответил только кратким: «Лежать!» – и когда они огорченно направились к своему месту у камина, Саймон с улыбкой на лице повернулся к жене.

– Ты выглядишь гораздо лучше. А как чувствуешь себя?

– Достаточно хорошо, чтобы поужинать вместе со всеми, – заверила мужа Ариэль. – Хочешь вина?

– С удовольствием! Хочу пить, как верблюд в пустыне.

Саймон легонько провел согнутым пальцем по щеке жены и с удивлением увидел, как она отстранилась при этой ласке. Вспомнив поведение Дженни сегодняшним утром, он нахмурился.

Ариэль повернулась и наполнила вином два кубка, стоявшие на подносе.

– Хочешь сандвич с сыром?

– Благодарю.

Взяв хлеб и сыр, он повернулся спиной к огню и принялся за еду, внимательно глядя на Ариэль.

– Ты хорошо провела день?

– Вполне, – ответила она, не глядя на мужа, и отхлебнула вина из своего кубка. – Эдгар сказал, что с чалой тоже все в порядке. Завтра я хочу сама взглянуть на нее.

– Но разумно ли так скоро выходить на холод?

– Со мной все будет в порядке, – сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал ее тревогу. – Кроме того, мне надо кое-чем заняться с моими лошадьми. Тем, что не способен сделать Эдгар. Он прекрасный исполнитель, но сам знает, что ему недостает инициативы.

– Да, по-своему он замечательный человек, – согласился с ней Саймон. – Я знавал таких людей, за которыми было надежно, как за каменной стеной. У меня в армии был один такой капрал. Воплощенная надежность.

Граф отпил еще один глоток вина.

– Джексон вытащил меня с поля боя при Мальплаке и был убит в тот самый момент, когда стоял на коленях рядом со мной, пытаясь остановить кровь голыми руками, без всяких приспособлений.