Текст книги "Лонгборн"

Глава 7
Внимание, сочувствие, снисходительность…

Ночь выдалась ветреная, дождливая. Большая яркая луна то пряталась, то выплывала из-за туч. Сара, вглядываясь в темноту и то и дело спотыкаясь, шла по истоптанному коровами полю. Она думала: «Как же хорошо на свежем воздухе! Нужно было решиться и раньше, намного раньше выйти из дому». В конце концов, не так уж сейчас и холодно.

Она увидит Незерфилд, освещенный и украшенный по случаю бала, услышит музыку, полюбуется роскошными туалетами и хоть немного поглядит в окно на танцы. Пойти на бал ей нельзя, но уж одним-то глазком взглянуть можно! Потом она разыщет Тола Бингли – Сара не забивала себе голову прозаическими размышлениями о том, как именно она найдет Тола Бингли, – и, возможно, поболтает и покурит с ним. Сейчас ей даже хотелось закурить. Ведь он же предлагал ей встретиться и прогуляться, не так ли? Поздновато, конечно, но разве не следует развлекаться, если представилась возможность? Ведь все так поступают.

На протяжении всего трехмильного пути Сара, натянув капор до бровей и туго завязав ленты под подбородком, предавалась решительному и бурному самооправданию, пыталась плотней укутаться в поношенный синий плащ да отпивала украденное из буфета горячительное. Добравшись до границы незерфилдских владений, она наткнулась на небольшую калитку и вступила в парк.

Дорожка, при дневном свете довольно широкая, в темноте непонятным образом сузилась: деревья подступили ближе, и сучья над головой зловеще заскрипели от порывов ветра. Вытянув руки, Сара натыкалась на вощеные листья лавра и колючки бирючины, и за каждым кустом ее подстерегали неведомые опасности. Ей доводилось слышать – рассказанные жутким шепотом – мрачные рассказы о девушках, которые отправлялись на гулянки, но не возвращались назад, или возвращались с помутившимся рассудком, или приносили в подоле. Саре стало не по себе, но тут она услышала музыку. Звуки, долетавшие с ветром, то исчезали, то возникали вновь. А потом кусты расступились, меж ветвей замерцали огоньки, и музыка теперь звучала громко. Сара вмиг забыла давешние страхи.

Деревья здесь росли далеко друг от друга, их голые ветки нависали низко над головой и постукивали на ветру. Сара почти вышла из-под их сени. Перед ней раскинулся газон, за ним подъездной круг, еще дальше – сам дом.

По облицованному мрамором фасаду проносились тени от плывущих по небу туч. Окна не были занавешены; внутри двигались фигуры, четкие силуэты вырисовывались в свете горящих свечей. Экипажи гостей, по-видимому, отогнали за дом, потому что аллея была пуста и подъездной круг, также пустой, белел при свете луны. Джеймс, наверное, там, в комнате для слуг. Попивает пиво и играет в кости. Ведь это же Джеймс, кто знает, что у него на уме, кто знает, чем он вообще занимается, когда уезжает из Лонгборна.

Сара прокралась по газону и остановилась на гравийной дорожке, на освещенном пятачке. Задрав голову, она попробовала заглянуть в высокое окно. Ветер трепал на ней плащ, ерошил волосы, выдергивая их из-под капора. Внутри было очень многолюдно, просто яблоку негде упасть, Сара узнала Шарлотту Лукас, стоящую рядом с Элизабет, рассмотрела еще Китти и Лидию – те, хохоча, болтали с двумя офицерами в красных мундирах. А потом мистер Голдинг подошел и встал у окна. Его собеседником был мистер Лонг в черном сюртуке священника. Сара даже слышала, о чем они говорят, так близко она стояла: лисица передушила птиц, пора бы устроить охоту… дороги отвратительны… прескверная погода, но, уверен, она не может затянуться надолго…

Штукатурка колонн отнюдь не была зеленой, как мята. Конечно нет. И пол был не из сливочной помадки. Освещали зал свечи в простых хрустальных канделябрах, а вовсе не в леденцовых. Да Сара, по правде говоря, ничего такого и не ожидала. Незерфилд – не пряничный домик, а просто удобное, красивое, чудесное жилище. Но люди! Сара только диву давалась, какие же обычные на этом балу собрались люди. Конечно, тут были бравые офицеры и мистер Бингли с сестрами и друзьями, такие нарядные, такие богатые, прямо дух захватывает. Но кроме них – только Лонги, да Лукасы, да Голдинги – всё те же старые соседи, что год за годом являлись с визитами в Лонгборн и ждали ответных визитов Беннетов. Они были знакомы целую вечность и все это время играли в одни и те же карточные игры, ели на ужин одни и те же блюда, танцевали одни и те же старые танцы, даже туалеты носили одни и те же, а если и новые, то пошитые из тканей, не раз виденных Сарой в мануфактурной лавке, где они пылились месяцами. И вот все они здесь – знакомые ей до последней веснушки и морщинки, со своим несвежим дыханием и оспинами, с подагрической хромотой – высказывают все те же мысли, ведут все те же разговоры об охоте, дорогах и погоде, что вели из года в год, из года в год.

Как только они сами все это выдерживают?

Тяготившая Сару зависть вдруг стала легкой, как дым, и улетела по ветру. Девушка отвернулась. Ей это недоступно, но и что с того? Оно ей и не нужно. На сердце стало совсем легко, и от чувства освобождения слегка кружилась голова.

Сара уже приближалась к аллее, когда заметила в темноте красную искорку. Интересно, что это за огонек? Казалось, он висит в воздухе сам по себе. Но внезапно – Сара даже вздрогнула – огонек взмыл вверх на фут-другой, разгорелся ярче, жарче, потом снова упал, бледнея, и повис в каких-нибудь двух футах от земли.

Только тогда ее осенило: да это же тлеющий кончик тонкой сигары! Тут в кустах зашелестело, и совсем рядом с Сариным показалось лицо Тола Бингли.

– Здравст… вуйте. Кто это там?

– Добрый вечер, мистер Бингли…

– Неужели это юная Сара?

– Это я.

– Ну-ну. Пришли посмотреть на праздник?

– Да… да.

Тол выступил из тени на лунный свет. Покопавшись в нагрудном кармане, он вытащил какой-то предмет и протянул ей. От Тола сильно пахло спиртным.

– Пзвольте вас угостить!

Сара заколебалась. На самом деле ей больше всего хотелось оказаться дома, на лонгборнской кухне, у теплого очага с чашкой чая.

– Хлебосольное место этот Нзерфилд. – Тол старательно выговаривал слова, но язык у него все же заплетался.

– Мне, наверное, лучше…

– Радушное место, не сравнить с тем, откуда я приехал, – продолжал он. – Ну же, просто попробуй.

Она взяла то, что он ей протягивал.

– Эт’ ром, – пояснил Тол. – Лучший ром Бингли, прямо с плантаций.

Сара отвинтила крышечку и поднесла фляжку к губам. Она не ожидала, что огонь полыхнет в горле и в носу.

– Хорошая штука, э?

Из освещенного зала донесся взрыв смеха, он пролетел над ними, стоящими вдвоем здесь, в темноте.

– Славно веселятся, – заметил Тол. Он слегка пошатнулся. Сара возвратила ему фляжку. – Глядя на них, можно пдумать, что в этом мире вообще нет других дел, как только тнцевать, пить и хохотать, да еще вкусно есс… есть. А потом прснуться в полдень, откупорить бутылочку вина – и начать все заново.

Сара пристально смотрела на него. В промокших башмаках ноги у нее совсем замерзли, ветер леденил щеки, играючи выдувал из-под капора прядки волос, щекотал уши.

Птолемей, судя по всему, оседлал своего конька. Он затянулся тонкой сигарой и струйкой выпустил дым.

– Гадкие они люди по большей части, ты так не думаешь? Прямо животные.

Сара растерянно моргнула. Точнее, медленно прикрыла глаза, и тут же голова у нее пошла кругом, а к горлу подкатила тошнота. Она судорожно глотнула.

– Только на то и годятся, чтобы доить их, стричь шерсть и пускать на окорока, – продолжал Тол.

Он снова протянул Саре фляжку. Она потрясла головой, пытаясь вернуть ясность мыслям, ей казалось, что кто-то снял крышку с глиняного кувшина, оттуда вылетела туча мух и с жужжанием принялась виться вокруг нее.

– Но мы-то с тобой, Сара, мы с тобой знаем, что к чему.

Рука Тола легла на ее талию, он привлек девушку ближе и крепко прижал к себе, очевидно вознамерившись поцеловать. Весь мир, казалось, замер перед тем, как совершить невероятный кульбит. Тол Бингли, чудесный, великолепный Тол Бингли! Он принадлежал другому миру, миру лондонских улиц, танцев и развлечений, табака и дальних стран, где теплый воздух согревает, как ванна, где никто не мерзнет на ледяном ветру. Если Сара сейчас его поцелует, то отправится туда вместе с ним – скользнет в его мир и поплывет по нему легко, как плавают в воде рыбки.

Он нагнулся ближе, дохнул ей в лицо дымом. И вот уже его мокрый рот прижался к ее рту, она почувствовала вкус дыма, рома, и его зубов, и лука, а его губы зажали ее губы – ох, как же дышать, когда тебя целуют? – а из дома все неслись музыка и невнятный гомон, а ветер налетал и тянул их куда-то, и она думала: я этого хочу, я же знаю, что хочу этого. Ведь только так и можно попасть из одного мира в другой.

Глава 8
…Последовав ее примеру и занимаясь самоусовершенствованием, он мог бы сделаться достойным ее общества

У всех членов семейства, спустившихся к завтраку, был усталый вид. Даже у мистера Коллинза, от которого как от священнослужителя можно было бы ожидать большей умеренности в удовольствиях, в лице проступила нездоровая желтизна. Сара и сама чувствовала себя неважно: словно кто-то воткнул ей в голову нож и время от времени щелкал пальцем по его рукояти.

Прислуживая, она старалась не смотреть в сторону стола: ее мутило от вида пищи, которую клали на тарелки, пережевывали и глотали, от мерного движения челюстей, от звука, с которым прихлебывали чай и кофе. Слова Тола снова и снова возникали в памяти сквозь дурман и беспамятство вчерашнего опьянения. Животные, вот они кто; коровы, овцы и свиньи; только на то и годятся, чтобы доить их, стричь шерсть и пускать на окорока. Но мы-то с тобой, Сара, мы с тобой… Сейчас, когда она наблюдала, как хозяева рассматривают еду, как хватают и обнюхивают каждое появляющееся перед ними блюдо со сдобными булочками, беконом и яичницей, эти слова приобрели для девушки буквальный смысл.

Не следовало оставлять Сару всю ночь дожидаться Беннетов, с запоздалым раскаянием подумала миссис Хилл. Девочку необходимо держать в ежовых рукавицах, это несомненно, но когда-то надо же и ей поспать. Вон, полюбуйтесь, она еле ноги таскает. Самой миссис Хилл возможность лечь пораньше не пошла впрок: она несколько часов не могла сомкнуть глаз, все прислушивалась к звукам дома, к тому, как Сара прибиралась на кухне (хорошая она девочка, когда ее не заносит), к бормотанию вертевшейся во сне Полли, к мышиной возне за обшивкой стен, свистящему дыханию мужа, к порывам ветра, от которых громыхала кровля и завывали печные трубы. Даже уснув, она не вырвалась из плена этой бурной ночи. Ей грезилось, будто она встречает на крыльце хозяев, завидев коляску, распахивает двери и тут мимо нее проносится выводок поросят, наряженных в платьица из муслина и бальные башмачки.

В пасмурном свете дня миссис Хилл поняла, что просто обязана решить эту нелегкую задачку: поискать к Саре особый подход, действуя не в лоб, а более гибко, постараться проникнуть сквозь наружную строптивость к скрывающемуся за ней чистому и доброму сердечку. Но, несмотря на такие соображения, миссис Хилл снова отчитала девушку и велела ей поднять голову повыше, если не хочет споткнуться о собственный подбородок. Ответом ей был только безмолвный взгляд, разом окаменевшие плечи и грохот тарелок.

– Изволь вежливо отвечать, когда я к тебе обращаюсь.

– Обращайтесь ко мне вежливо, миссис, и я вам так же отвечу.

У миссис Хилл отвисла челюсть. Она уже готова была дать волю гневу, но тут из коридора вбежал Джеймс, и она словно увидела себя его глазами: хмурая, злобная старая карга – и молча закрыла рот. Надо бы вместо брани найти добрые слова. Заговори она с девочкой ласково и заботливо, это помогло бы наладить отношения, вот только она не могла придумать, что сказать.

Попытку миссис Хилл собраться с мыслями нарушил шум, раздавшийся этажом выше. Они услыхали, как дверь комнаты для завтрака распахнулась и захлопнулась; по коридору, а затем по лестнице наверх простучали легкие торопливые шаги. Одна из барышень пробежала к себе в спальню. Следом другие шаги, более грузные, в противоположном направлении – миссис Беннет. Она направлялась к комнате для завтрака.

Четверо слуг застыли на кухне, подняв головы. Джеймс, стоявший на пороге, отворил дверь чуть шире.

– Что это там? – спросила Полли. – Что случилось?

– Должно быть, мистер Коллинз, – ответила Сара. – Решился и сделал предложение.

Полли зарумянилась от возбуждения и любопытства:

– Кому?

– Элизабет.

– Правда?

– Тсс.

Миссис Хилл и Сара подошли ближе к двери, следом подкралась Полли, а за ней прошаркал мистер Хилл, тряся головой. Все вслушивались в невнятный гул голосов.

– Что говорят?

Сара прижала палец к губам.

Дверь снова хлопнула, и по коридору опрометью пронеслась миссис Беннет. Она двигалась в их сторону, и прислуга затаилась: Полли присела, мистер Хилл отступил на шаг, Сара спряталась за Джеймса, а миссис Хилл отошла в глубину кухни.

– Я и не знала, что она может так быстро ходить! – шепнула Полли.

Им было видно, как стремительно распахнулась дверь библиотеки. Полли сделала Саре большие глаза: даже не постучалась!

– О, мистер Беннет, вы должны немедленно мне помочь! – раздалось прямо с порога.

Мистер Беннет плотно затворил за нею дверь, и шум разом смолк. Джеймс отступил от кухонной двери, позволив ей закрыться.

Сара отошла к столу, подняла тарелки.

– Бедняга.

– Несчастный глупец, – сказал Джеймс.

Миссис Хилл покачала головой:

– Какой ужасный скандал.

– Ему следовало бы выбрать Мэри. – Сара направилась в судомойню.

Зазвонил колокольчик – вызывали из библиотеки. Все замерли, глядя, как он пляшет на рессоре.

– Я схожу, – вызвался Джеймс.

– Нет, – возразила миссис Хилл. – Они позовут мисс Лиззи, поэтому…

– Я иду, – сказала Сара.

Миссис Хилл подвинулась, уступая дорогу. Предчувствие беды ударило ее, будто лошадь копытом. Господи милостивый, это же катастрофа! Теперь он может жениться на ком угодно. И кто знает, что за легкомысленная дурочка с головой полной модной чепухи попадется ему где-нибудь в Бате, Бристоле или Кентербери, ну или где там священники ищут себе жен? Правда, если Сара угадала и мистер Коллинз обратит внимание на Мэри, если та сумеет его заполучить, тогда они спасены: уж Мэри-то не захочет ничего менять в доме просто ради того, чтобы поменять. При Мэри в качестве хозяйки Лонгборна мирок под лестницей будет в полной безопасности, о подобном исходе можно только мечтать.

Две старших сестры сидели на кровати, голова к голове, взявшись за руки, и обсуждали происшедшее. Когда Сара постучалась и заглянула в дверь, на их лицах отразилось смятение. Увидев, что это всего лишь горничная, барышни вздохнули с облегчением.

– Вас просят в библиотеку, мисс Лиззи, – сообщила Сара.

Элизабет никак не могла собраться с духом. Казалось, она готова дать волю чувствам, вот только неясно каким – расхохочется, разгневается или зарыдает в смертной тоске, Сара не взялась бы угадать.

– В доме всем уже все известно, насколько я понимаю?

– Что известно, мисс?

Элизабет подняла глаза:

– Ах ты, маленький политик.

Джейн поцеловала сестру в щеку и, когда та поднялась, чтобы выйти, задержала ее руку в своей.

– Ты не должна забывать, Лиззи, что он – респектабельный человек и, делая тебе предложение, он стремился исполнить то, что считает подобающим и правильным. Поэтому постарайся быть с ним полюбезнее, дорогая.

– Ни за что на свете, Джейн! Если уж мое холодное обращение, на грани неучтивости, позволило ему зайти настолько далеко, я не осмеливаюсь подумать, что может произойти, если я буду любезна!

Джейн покачала головой, улыбаясь:

– Ты говоришь не всерьез. Конечно нет, ты и сама это знаешь. – Она перевела взгляд на Сару и, кажется, только сейчас как следует ее разглядела. Заглянула в лицо, потом внимательно присмотрелась к обвисшему желтовато-зеленому поплину. – Что же ты не носишь свое новое платье, Сара?

Девушка сделала реверанс:

– Я его берегу, мисс, для особых случаев.

Сара проводила мисс Элизабет до библиотеки, постучалась, открыла перед ней двери – Элизабет стояла чуть поодаль, пытаясь успокоиться. Сара заметила миссис Б. у письменного стола супруга. Она сложила руки на груди и метала сердитые взоры, а мистер Б. невозмутимо сидел за столом и тщательно протирал стекла своих очков.

– Подойди ко мне, дитя мое, – произнес отец, когда Элизабет вошла. – Я послал за тобой ради важного дела. Насколько я понимаю, мистер Коллинз предложил тебе выйти за него замуж. Верно ли это?

Сара прикрыла двери, оставив хозяев одних.

Вот всегда так бывает, и до чего ж несправедливо!

Миссис Хилл отнесла кофе в комнату для завтрака, где миссис Беннет, взбешенная поведением своей второй дочери, пыталась воззвать к сочувствию Шарлотты Лукас и где собрались посплетничать остальные юные леди. Жениться – это как купить кота в мешке: невозможно узнать заранее, что именно ты приобретаешь, и люди, как правило, прогадывают. Миссис Хилл приходилось видеть очаровательных провинциальных красавиц под руку с унылыми иссохшими старцами. Или мужчин в полном расцвете сил, сохранивших красоту и стать, чьи жены преждевременно расплылись и увяли. Трагедия это или нет, – это с какой стороны посмотреть: одного в каждой такой паре обвели вокруг пальца, зато другой урвал изрядный куш.

Миссис Хилл расставила чашки и разлила кофе. Элизабет приняла свою с независимым видом и даже наградила миссис Хилл улыбкой.

Миссис Хилл размышляла, каково это – быть молодой, привлекательной и прекрасно это сознавать. Каково жить с уверенностью, что тебе нужна лишь самая что ни на есть искренняя любовь и полная взаимность и на меньшее ты не согласна.

Следующее утро не улучшило ни настроения, ни самочувствия миссис Беннет. Жалуясь на расстроенные нервы, она укрылась в своей гардеробной с миссис Хилл и приняла почти половину бутылки галаадского бальзама. Вначале это привело ее в возбуждение, потом она что-то невнятно забормотала, а вскоре заснула, источая при дыхании летучие пары. Все сестры Беннет, кроме Мэри, которая предпочла остаться дома, отправились на утреннюю прогулку в Меритон, чтобы очутиться подальше от утренних страданий их матери и уязвленного самолюбия мистера Коллинза, а заодно разузнать о мистере Уикхеме, который самым непростительным образом отсутствовал на незерфилдском балу.

У миссис Хилл и Сары подобной возможности сбежать не имелось. Миссис Хилл провела в гардеробной миссис Беннет непростительно много времени, поправляя стопки корсетов, шейных косынок и подушек. Как только ей удалось улизнуть, первым делом она постучалась к Мэри, заставив девушку прервать на полуноте пьесу в ми-бемоль мажор. Миссис Хилл опасливо заглянула в приотворенную дверь, а Мэри, обернувшись, настороженно посмотрела на нее:

– В чем дело, Хилл?

Миссис Хилл вплыла в комнату и заговорила:

– Простите меня, мисс Мэри, но… мистер Коллинз там внизу, в полном одиночестве, и я подумала, вдруг вы не знаете.

– Я занималась…

– Да, но вы не знали, что он там совсем один. Вы же не хотите показаться нелюбезной.

– Насколько мне известно, он сделал предложение моей сестре, не так ли?

Миссис Хилл оставалось лишь кивнуть.

Мэри долго молчала. Затем, решившись, встала и расправила юбки. Только теперь миссис Хилл заметила, что у нее покраснели глаза. Бедняжка плакала. Хороший, очень хороший знак. Мэри протиснулась за спиной у миссис Хилл и решительно направилась к лестнице.

– Только потому, что я не хочу быть нелюбезной, ты ведь понимаешь.

Сара тем временем носилась вверх-вниз по ступеням, исполняя сыпавшиеся одно за другим пожелания мистера Коллинза: подбросить дров в камин, принести чего-нибудь закусить, помочь разыскать его экземпляр проповедей Фордайса. Он боится, что оставил книгу в библиотеке мистера Беннета, и не уверен, что желает нарушить уединение этого джентльмена, который таким неподобающим образом отнесся к его предложению. Не может ли Сара сходить туда и поискать книгу?

Сара не только могла, но и сделала это. Тихонько постучала, приотворила дверь библиотеки, ожидая, что сейчас разразятся громы и молнии. Однако мистер Беннет лишь бросил на нее беглый взгляд из-под кустистых бровей, без слов протянул коричневый томик, а она взяла его и присела в реверансе.

Полли, оставшейся без присмотра, напротив, выдалась возможность побездельничать. Она с сонным видом слонялась по дому с метелкой для пыли, а ближе к полудню и вовсе улизнула. Приди кому-нибудь в голову ее искать, он обнаружил бы девчонку у стены конюшни, где они с Джеймсом затеяли игру в камушки. Полли так ликовала, выигрывая, что он раз от раза бросал все более неуклюже и неловко, чтобы полюбоваться ее торжеством.

Сара протянула томик мистеру Коллинзу.

– Вы славная девушка, – покивал он. – Я уверен, вы добрая девушка, знаете ли, несмотря ни на что.

– Благодарю вас, сэр.

– Вот что мне пришло в голову. – Мистер Коллинз понизил голос. – Как это ни удивительно, но мое положение весьма схоже с вашим.

Сара недоверчиво посмотрела на него:

– В самом деле, сэр?

– Я хотел сказать… – Он оглянулся, словно боясь, что их подслушают, хотя комната для завтрака в это время дня становилась совершенно необитаемой, да и дом опустел. – Есть человек, который руководствуется в жизни лишь добром и праведностью, стремится исполнить то, что считает своим долгом. И как же больно сознавать, что человек этот отвергнут, его сочли негодным. Он стал предметом насмешек.

– Мне жаль, что вы огорчены, сэр.

– Благодарю, – отвечал он с неподдельной теплотой, – благодарю вас, дитя мое.

Да он и сам еще совсем дитя, поняла вдруг Сара. И дитя одинокое. К тому же он, похоже, из тех мужчин, которые так всю жизнь и остаются младенцами.

– Хотите кусочек кекса? – предприняла она попытку утешения.

Его лицо просветлело. Он внезапно понял, что ему и в самом деле хочется кекса. О да, он с радостью отведал бы кекса, хотел бы этого больше всего на свете.

Доставив в комнату для завтрака ломтик фруктового кекса на миленькой тарелке с голубой каймой, Сара обнаружила там еще и Мэри, чопорно сидящую напротив молодого священника на стуле с прямой спинкой. Она обернулась на стук Сары и подняла усталый взгляд на вошедшую служанку. Сара ясно почувствовала, что прервала не разговор, а молчание. Мэри, по-видимому, пыталась поддержать беседу – Сара ей от души посочувствовала, – но долгие часы, проведенные над книгами, не способствуют умению находить общий язык в беседе. Девица решительно поднялась и подошла к окну, резво вскочил с места и мистер Коллинз, не скрывая облегчения. Приняв из рук Сары тарелку, он рассыпался в благодарностях, однако присутствие Мэри привело его в замешательство: он не мог решить, как в подобной ситуации распорядиться кексом.

Барышни возвратились из Меритона в сопровождении двух офицеров. Сара из верхнего окошка увидела, как они идут по дороге – четыре девицы, двое военных в алых мундирах, все шестеро держатся непринужденно, будто старые друзья. До Лонгборна молодые люди дойдут в считаные минуты, и сразу потребуются закуски и напитки, а у них ничего еще не готово, и в доме не прибрано.

Девушка поспешила в гардеробную, предупредить миссис Хилл. Та прикрыла глаза, стиснула зубы и пробормотала что-то, к чему лучше было не прислушиваться. Затем экономка сообщила хозяйке, что в самое ближайшее время у них ожидаются гости, и удалилась на кухню. К тому моменту, когда компания добралась до вестибюля, миссис Беннет, успевшая прийти в доброе расположение духа и нарядиться подобающим образом, поспешила навстречу гостям. Сара приняла плащи и шляпы и отправилась было их развешивать. Миссис Беннет жестом остановила девушку:

– Где Джеймс?

– Не знаю, мэм.

– Но я не желаю, чтобы это делала ты, мне нужен Джеймс. Не вижу, какой смысл держать лакея, если всю работу выполняет женская прислуга.

Сара мысленно с ней согласилась. Удостоверившись, что компания расположилась в гостиной, она поспешно спустилась в кухню. Миссис Хилл уже принялась готовить неурочный чай. Сара маячила рядом с ней, услужливо бросаясь на помощь. Вздумай она стоять без дела или мешаться под ногами, миссис Хилл ей бы просто голову оторвала.

И тут открылась дверь и на пороге возник Птолемей Бингли, свеженький, как кусок масла с маслобойни, и уставился на Сару таким откровенным взглядом, что она отвернулась, а миссис Хилл с грохотом водрузила чайник на поднос, прошествовала к пришлецу и, грозно подбоченясь, поинтересовалась, что ему здесь угодно.

Саре полагалось немедленно исчезнуть, поскольку чем дольше она оставалась на кухне, тем выше был риск, что каким-то образом всплывет история с поездкой на запятках кареты или с ночным свиданием в Незерфилде. Девушка попятилась к двери в холл, а Тол отвесил миссис Хилл поклон и протянул ей письмо. Вид у него был несколько смущенный. И торжественный.

– Для мисс Беннет.

Миссис Хилл вырвала у него из руки конверт, бросила на поднос с чаем и, чеканя шаг, направилась к Саре. Сара забрала поднос со звякающей чайной посудой. Письмо было запечатано красивой сургучной печатью желтого цвета и выглядело вполне невинно. Она глянула на Птолемея поверх подноса.

– Чего ты ждешь? – поинтересовалась миссис Хилл. – Отнеси наверх.

Сара повиновалась. Миссис Хилл перевела взгляд на мулата. Он так и стоял у двери, впуская внутрь холодный воздух.

– Будете дожидаться ответа?

Он шагнул через порог, закрыл за собой дверь.

– Так велено вам дожидаться ответа?

– Буду рад его доставить, если таковой последует.

В кухню легко вбежала Полли, проскочила за спиной у Птолемея и уставилась на него в упор. Он молча поклонился и, словно желая подчеркнуть, что заметил нелюбезность оказанного ему приема, пересек пространство кухни и уселся возле очага. Он надеется, произнес Тол, обращаясь куда-то в пространство, что миссис Хилл не станет возражать, если он немного погреется.

Она возражала. Очень и очень возражала и непременно высказала бы все, что думала на этот счет: вот-де являются сюда этакие красавцы, в хорошем добротном платье и с россказнями про лондонскую жизнь, кружат головы девушкам, – но тут вернулась Сара и, увидев сидящего у огня Птолемея, остановилась как вкопанная, словно пони на всем скаку. От миссис Хилл не укрылось, что они обменялись быстрыми взглядами. Ей совсем не понравилось, как Сара, отворачиваясь, улыбнулась украдкой. Слишком уж это была затаенная улыбка, слишком сокровенная.

Наверху, сообщила Сара миссис Хилл, ей были не рады, хотя она и доставила записку из Незерфилда. Велели оставить поднос, мигом вернуться на кухню и больше не показываться, пока не уйдут гости.

– Миссис Б. сказала еще, что Джеймс должен явиться немедленно, чтобы прислуживать господам офицерам.

Миссис Хилл даже руками всплеснула:

– Да где же я его тебе возьму?

Сара осмотрелась, пожала плечами.

– У меня дел по горло, Сара. Если тебе нужно, ступай и разыщи его.

– Мне он не нужен. Он нужен миссис Б. Я просто думала, может, вы знаете, где он.

– Понятия не имею.

– Ой, – перебила Полли, – а я знаю!

Миссис Хилл, обернувшись к ней, рявкнула:

– Ну и где же он в таком случае?

Полли сделала забавную гримаску:

– Прячется.

Миссис Хилл и Сара уставились на нее. Полли, взяв с полки банку, невозмутимо достала кусок ячменного сахара и уселась на второй стоявший у очага стул, не сводя глаз с Птолемея.

– Не любит он солдат, – продолжала она, засунув за щеку сахар. – Мы увидали, что сюда идут солдаты, и спрятались. Но мне потом стало скучно, и я подумала, что вы, наверное, сердитесь, что меня так долго нет, вот я и пришла сюда, помогать.

Полли поерзала на сиденье, довольная собой: Джеймс непослушный, а она хорошая.

Миссис Хилл только отмахнулась от ее слов:

– Не городи ерунды. Что еще выдумала! Прячется!

Полли было запротестовала: ничего не ерунда, она не выдумала, они правда прятались, а если это и ерунда, то не она ее городит, а Джеймс, но тут на нее гневно шикнули. Сара заметила, что Птолемей Бингли очень внимательно следит за кухонной перепалкой, выразительно, хотя и молча, подняв брови. Саре вдруг показалось, что необходимо срочно сменить тему разговора:

– Так это приглашение на обед или снова на бал, мистер Бингли?

– Простите?

– То письмо, что вы принесли. Это приглашение, я полагаю?

– Нет, – ответил он, – не приглашение. Скорее наоборот. Мы уезжаем.

– Уезжаете?

Он кивнул, кусая губы.

– Уезжаете? – Сара нащупала рукой стул, подтянула и села. – Но как же так?

– Мистер Бингли отправился в Лондон по делам, и сразу после этого его сестры решили, что последуют за ним… И мистер Дарси, его друг, который гостил… – Он на миг умолк, не сводя с нее глаз. – Словом, из Незерфилда уезжают все.

– И вы, стало быть, тоже едете в Лондон.

То был не вопрос, но Тол все равно кивнул.

Сара встала, прошлась по кухне. Выдвинула один из ящиков и уставилась на его содержимое: мятые тряпки, котелок, старые, в пятнах от фруктов деревянные ложки. Он уезжает в Лондон, уезжает навсегда, туда, где театры, цирк Астлея и прогулки по прекрасным крытым пассажам.

– А дом, что же, просто запрут? – осведомилась миссис Хилл. Она прекратила препирательства с Полли и, казалось, позабыла о данном Саре строгом наказе не общаться с мулатом.

– Да, именно так, мэм. Бóльшую часть прислуги уже распустили. Осталось нас несколько человек, чтобы все здесь закончить, а потом следовать за хозяевами.

– Понятно, понятно. А мистер и миссис Николс останутся, чтобы присматривать за хозяйством.

– Когда вы едете? – Сара не смотрела на Птолемея.

– Сегодня, ближе к вечеру.

– А когда… – Сара затолкнула сложенные лоскуты муслина в угол, схватила деревянные ложки и принялась укладывать их снова, ровными рядами. – Когда вернетесь?

– Этой зимой уж не вернемся, я полагаю.

Миссис Хилл одобрительно кивнула. Очень приятно было слышать о домашнем хозяйстве, ведущемся столь разумно и в полном соответствии с ее надеждами. Но Сара была в отчаянии: ей предстоит прозябать здесь, в Лонгборне, целую зиму, и ни интересных событий, ни развлечений, ни встреч – никакого просвета. Она прикусила губу. До весны еще целая вечность. А может, он все-таки сюда вернется?.. Если не останется в Лондоне и не откроет свою табачную лавку? Потому что кто же захочет сюда возвращаться, если у порога раскинулся весь Лондон?

– Ну что ж, мы тут все будем скучать без вас, я уверена, – сказала миссис Хилл. – Но не смеем вас задерживать. Вам, должно быть, еще много дел нужно переделать.

Птолемей Бингли с силой оттолкнулся руками от подлокотников и встал:

– Подумать только, а ведь я только-только начал привыкать к здешней грязи.

Сара задыхалась при мысли о таком резком повороте судьбы. С грохотом вернув на место ящик, так что ложки снова рассыпались, она припоминала невероятные впечатления той ночи, поцелуй, вкус табака и лука, то, как он прижимался к ней, пробуждая такие надежды… А теперь все кончено, все оказалось бессмысленным.