Текст книги "Миры обетованные"

Глава 29. ТЕХ, КОГО БОГИ ХОТЯТ НАКАЗАТЬ, ОНИ ЛИШАЮТ ЗДОРОВЬЯ

Время шло, час, другой, третий, а я все не могла заснуть. Я была в смятении. Я едва успевала сосредоточиться на какой-то одной проблеме, как тут же, буквально через секунду, я вспоминала про очередную напасть.

Я проснулась от того, что что-то очень мешало мне. Оказалось, что я спала на пакете со слипшимися конфетами.

– Бенни! – Я принялась трясти его за плечо. Сильно трясти.

Он быстро проснулся.

– Что случилось?

– Я… Я не знаю, – пожаловалась я.

Я заикалась, задыхалась, хрипела, словно средневековые инквизиторы присудили мне пытку гарротой. '

– Боже, забери меня… в больницу! Внезапный приступ тошноты прервал мою мольбу. Я сбросила одеяло на пол и, пошатываясь, поспешила к раковине. Меня тотчас вырвало, но это не принесло облегчения. Позывы на рвоту продолжались. Бенни накинул мне на плечи свое пальто, теплое тяжелое пальто, сжал руками мои плечи. Я не могла унять дрожь, я билась в лихорадке – то в ознобе, то в горячем поту. Бенни зажег свет.

– Нам бы тебя одеть, – сказал он мне мягко, как маленькой.

Я слышала, как он, торопясь, одевался сам. Затем он собрал в охапку мою разбросанную по всей комнате одежду. Тошнота слегка отпустила меня. Я прополоскала рот и попыталась одеться самостоятельно.

Пока я натягивала джинсы, мои коленки пристукивали друг о дружку. Я стала было сползать на пол, но Бенни успел подхватить меня. Я никак не могла справиться с пуговицами на блузке. Бенни кое-как застегнул её, но, конечно же, неправильно. Я не позволила ему ничего исправлять. Меня охватил безотчетный страх, а в голове пульсировало: не дойду, не дойду до больницы. Я приготовилась к смерти.

Вдвоем и с трудом мы обули меня. Потом он стоял под дверью в туалет и ждал, когда я, наконец, опорожню свой желудок. Тело мое содрогалось. Меня мучил жесточайший, взрывной понос. Потом мы выбрались на улицу. На морозе я слегка пришла в себя. Я уцепилась за Бенни, и мы побрели по направлению к студенческому Медицинскому центру. Мы одолели два квартала, и все началось сначала – я запаниковала и побежала что было сил. Бенни старался меня поддерживать, и нас обоих мотало из стороны в сторону.

Затем все поплыло у меня перед глазами. Когда мы добрались до больницы, я настолько ослабла, что не могла сказать ни слова. В приемном покое с врачом разговаривал Аронс. Люди в белых халатах унесли меня за какую-то занавеску и положили на стол. Я пыталась отвечать на вопросы врача, но речь была бессвязна. Я пыталась держать себя в руках, но именно руки первыми отказались повиноваться мне. Они взмыли в воздух и там, наверху, извивались надо мной. Дело кончилось тем, что все мое тело забилось в конвульсиях. Какой-то человек приблизился ко мне, запрокинул мою голову и спустил с меня джинсы. Я почувствовала, как холодный шприц входит мне под кожу, он вошел так, словно в ягодицу меня ужалила пчела или кто-то хлестнул меня кнутом. И все прекратилось, как будто палач передумал и отложил плеть в сторону. Мне удавалось медленно и плавно шевелиться. Человек заправил мне блузку в джинсы и помог повернуться на спину.

– Отдохни немного, – сказал он.

Я уставилась в потолок. Я наслаждалась отсутствием даже малейших признаков болезни. Что это было? Пищевое отравление? Что же я съела такое, к чему не прикасался Бенни? Я съела горячие сосиски! На улице. Бенни ещё предупредил меня, что они делают свои сосиски черт знает из какой гадости – из костей животных, сдохших в загонах для скота и в зоопарках. Конечно же, все это обильно посыпается специями, дабы перебить мерзкий запах тухлятины. Я посмеялась над неженкой Аронсом и его слабым желудком и заявила, что намереваюсь сожрать бегемота. Никак не меньше… Я села. Я чувствовала себя превосходно; правда, слегка кружилась голова да немного были заложены уши. Взгляд упал на часы. Я могла отключиться и невесть где пропадать хоть годами, а на циферблате за все это время проходило лишь несколько секунд. Я осмотрела помещение. Всюду стояли медицинские банки-склянки, рядом валялись инструменты. Мне страстно захотелось почитать хорошую книгу.

Ко мне вернулся слух, и я сразу же сообразила, что за шторкой-занавеской лежит человек. Он тихонько всхлипывал, а кто-то другой полушепотом пытался ему что-то внушить. Мне стало жаль, что врачи не положили меня в отдельную палату, а ограничились тем, что повесили между мной и плачущим больным простыню. Я заерзала; после поноса остается неприятное ощущение зуда. Жаль, что на этой благословенной планете в больницах отсутствуют «утки». Я расстегнула блузку и застегнула её так, как положено. Я слезла со стола, дотянулась до салфетки, высморкалась, и вдруг до меня стало доходить, что у меня снова начинается лихорадка. На орбите мы строим больницы в святых местах, при храмах и монастырях, на стенах висят иконы. Землянам не мешало бы перенять наш опыт. Исполненная сознания долга, я вновь вскарабкалась на стол, и в этот момент в палате появился врач.

– Чувствуете себя лучше? – спросила врач, женщина лет пятидесяти. Держалась она со мной холодно. Ее волосы были убраны назад, в морщины, в складки лица намертво въелось выражение недовольства.

– Чувствую себя прекрасно, – ответила я. – Что это было, пищевое отравление?

– Пищевое отравление! – Доктор сунула мне в рот термометр, измерила температуру. – Нет, вы пережили сильный нервный срыв. Да уж, нервишки у вас барахлят. За последнюю неделю у нас перебывало множество таких пациентов. Экзамены, да?

Я кивнула. Значит, у меня потихоньку поехала крыша.

– Переволновались из-за отметок? – спросила врач.

– Нет… это не касается учебы.

– Сложности в отношениях с родителями? С мужчиной?

– Отчасти. Полагаю, что-то в этом роде, – солгала я. На самом-то деле больше всего на свете я боялась группы революционеров с горящими глазами. Меня преследовало видение: вот они ловят меня, связывают, насильно кормят снотворными таблетками, вливают в горло спиртное. Затем они убивают Бенни. Затем ФБР отправляет оба наши трупа в тюрьму. Затем Соединенные (Штаты обрушиваются всей своей военной мощью на Миры. Да… так что новенького?

Врач продемонстрировала мне Пузырек, погремела таблетками, которые она мне оставляла. Я взяла пузырек из её рук.

– Таблетка с транквилизатором действует в течение нескольких часов. Принимайте по одной перед каждой едой в течение нескольких месяцев, – сказала мне врач.

– Клонексин, – прочитала я.

– Лекарство препятствует выделению норепинефрина в организм, – объяснила доктор. – Понимаете, что это такое?

– Никогда не была сильна в ваших науках, – .. призналась я.

– Выделение этого гормона, помимо всего прочего, и послужило причиной того, что с вами произошло. Нервному срыву предшествовал длительный период крайнего напряжения. Будете принимать лекарство – гарантирую: в ближайший месяц срыв не повторится. Занимаетесь авиаспортом, парашютизмом? – спросила врач.

– Нет, – ответила я.

– И хорошо. Вам не следует управлять машиной, заниматься видами спорта, связанными с риском, до тех пор, пока вы принимаете клонексин, – предупредила меня врач. – Ваш организм не будет выделять адреналин, когда вам станет угрожать опасность. Но во всяком случае побочных эффектов нет.

– А потом, когда я прекращу прием лекарства, все опять повторится? – поинтересовалась я.

– Обычно не повторяется, – сказала доктор. – А если такое случится, я снова выпишу вам лекарство, дам схему приема таблеток.

– Но в это время я буду в Европе. Где-нибудь в Югославии, например, – сказала я.

Наверное, целую секунду доктор внимательно разглядывала меня. Затем достала из ящика письменного стола новый пузырек.

– Хорошо. Закончатся те таблетки, будете принимать эти. А потом, когда вы вернетесь, мы назначим вам курс терапии. Если к тому времени вы все ещё будете больны. В конечном счете, если ваш организм не справится с болезнью сам, то таблетки, по меньшей мере, ослабят стрессовое напряжение, – сказала врач. – Найдите общий язык с родителями. Удержите любовника, или как там вы его называете… Но учтите, если вы будете принимать эти таблетки длительное время, то есть год или около того, вы уже никогда не сможете существовать без них.

– Понимаю, – откликнулась я.

– Когда вы выйдете отсюда, вас кто-нибудь встретит? – спросила врач.

– Встретит, – сказала я.

Доктор кивнула и поспешила за дверь.

Мы с Бенни вернулись ко мне в комнату, легли на кровать и пролежали бок о бок несколько часов, тихо перебрасываясь словами. Думаю, это происшествие вывело Бенни из душевного равновесия едва ли не так же сильно, как и меня. Хотя нет. Конечно же, не так сильно. Смогу ли я после всего как и прежде доверять своему разуму, своему телу?

Днем мы бесцельно шатались по городу. Забрели в Виллидж и пришли назад. Бенни старался убедить меня в том, что у меня нет никаких поводов, для беспокойства. Мне, мол, не следует беспокоиться не потому, что в моей жизни все прекрасно, а потому, что сами по себе волнения ещё никому не пошли на пользу. Усилия Аронса, пожалуй, достигли желаемого результата. Мы посетили «Фламенко-клуб», насладились искусством танцоров, выпили кофе и бренди. С точки зрения медицины это было, несомненно, глупо, поскольку мой организм ни к тому, ни к другому не привык, но если в ту ночь в общежитии кому-то казалось, что он пьян и бодрствует, гуляет вовсю, то он явно ошибался – была пьяна и бодрствовала, я, О'Хара. Прочь ушла тоска. Мы с Бенни проговорили до утра. О чем? В основном о моей поездке в Европу.

Когда я проснулась, он был уже одет и стоял надо мной в пальто. Он сказал, что не решился меня будить, да и вообще не любит прощаться. Я поднялась и крепко-крепко обняла Бенни, прошептав ему на ухо:

– Рут.5, Ланкастер-Миллс, Перкинс.

Он стиснул мое запястье, и ушел. Ушел, не сказав ни слова.

Глава 30. 1,156 ЛЬЕ1 ПОД ВОДОЙ

Трансатлантический туннель был построен на двадцать лет раньше континентального, американского. Система уступала континентальной: скорость ниже, поезда громоздкие, грохот. Дорога от Нью-Йорка до Дувра занимает четыре часа, и у меня зуб на зуб не попадал… от тряски. Я сидела рядом с Джеффом, но шли минуты – мы и словцом не перебросились, – и я ждала, ждала; я никогда не была так рада тому, что существуют такие замечательные таблетки, лекарство от похмелья.

В поезде был автомат, продающий газеты. Я разорилась на полноформатный «Нью-Йорк тайме». Но и четырех часов явно не хватало, чтобы прочитать эту громадную газету, даже если отбросить раздел «Спорт».

Вчера, пока я выкарабкивалась при помощи врачей и Бенни из своего полуобморочного состояния, другие состояния, оцениваемые в десятки миллионов долларов, переходили на Уолл-стрит из рук в руки. Криминальная хроника: двадцать человек убиты. Жители района Гремерси-парк провели референдум; его итог: по этому парку больше нельзя выгуливать домашних животных, вес и размеры которых превышают установленные параметры. По согласованию с властями штата эмир Катара прибудет в Нью-Йорк на яхте – на этой яхте сосредоточено до половины ударной мощи ВМС эмирата. Центр Нью-Йорка переполнен людьми, решившими сделать рождественские покупки, что называется, в последнюю минуту. Кстати, и без предрождественской лихорадки – количество граждан ежедневно, в будни, прибывающих со всей страны на Манхэттен, в три раза превышает население Манхэттена. В разделе «Развлечения» опубликован рейтинг-лист четырехсот восьмидесяти шоу-звезд, сорок восемь номинаций. Торжественно отмечен день рождения майора Тобиаса Класса, которому исполнилось сто сорок два года; он самый старый из ещё живущих ветеранов Вьетнамской войны. Тринадцать страниц газеты были отведены под информацию о всевозможных опросах – общественном мнении по целому ряду проблем. Опросы проводились в самых разных уголках страны. Что касается рекламы, то она занимала половину каждой страницы, и текст зачастую был подобран с дьявольским коварством. Напрямую здесь спонсируются только комиксы.

Я прочитала интервью с женщиной-брокером, которая, приобретя проездной билет, ежедневно разрывается между Лондоном и Нью-Йорком, курсируя туда и обратно на поездах. Она выезжает из дому, из Лондона, в 8.45, в девять садится в Дувре на экспресс, в Нью-Йорк, учитывая разницу во времени, прибывает в 8.00, работает до пяти, успевает на шестичасовой поезд в Дувр, который, в свою очередь, прибывает назад в три утра, и у неё остается пять с половиной часов на Лондон – затем карусель начинает крутиться сначала. Брокер утверждает, что прекрасно высыпается в поезде, и вообще этот вариант куда дешевле того, когда она снимала бы в Нью-Йорке апартаменты, соответствующие её социальному статусу. Удивляюсь, за сорок тысяч долларов в месяц она что, не в состоянии подобрать себе апартаменты, соответствующие её «социальному» статусу?

В разделе «Космос» не было даже упоминания о предстоящем референдуме в Ново-Йорке. Но, быть может, информация о нем прошла во вчерашнем номере. Надо сказать, во всей газете я не нашла, ни одного худого слова в адрес орбиты. Никакая другая газета в Нью-Йорке или в США не освещает жизнь орбиты столь полно и объективно, как «Таймс». Вот и в этом номере они сообщили, что состоялась беседа с глазу на глаз между Координаторами из Ново-Йорка, с одной стороны, и главой Церкви Девона, с другой, – это, между прочим, первая подобная встреча за все десятилетие.

Что бы ни делалось на Бродвее – все с выдумкой; блеск идей, подтекст. Индивидуальные разработки весьма интересны. Хотите пригласить психоаналитика к своему коту? Приобрести инструментарий, включая специальные перчатки, для работы с книгами, в том числе и для занятия перепродажей книг? Хотите подыскать подходящего человечка для клана? Ребята могут быть и очень молоды, и с прекрасным образованием. Или хотите, вам откроют тайны Вселенной? Всего за пятьдесят долларов. Дается гарантия – вы будете довольны. А то, быть может, вам подсказать, как начать дело и заработать кучу денег, не выходя из дома? Бизнес по телефону; но, если угодно, вы можете работать и с почтовыми отправлениями. В свое свободное время. А пожелаете – ваших друзей избавят от душевных проблем.

Допускаю, что Нью-Йорк и многообразнее, и восхитительнее, чем все Миры вместе взятые. С тех пор, как три месяца назад я ступила на эту землю, сойдя с поезда на Пенн-вокзале, я все время крутилась на пятачке диаметром километров в сорок, но обрела так много, как не сумела обрести за двадцать один год жизни в Ново-Йорке. Если мы с Бенни и покидали дом на расстояние более двадцати километров, то мы делали это по воздуху, паря над Нью-Йорком. С высоты птичьего полета город выглядит величественным и очень спокойным, как в старые достопочтенные времена. И кажется, что верхушки новеньких красавцев-небоскребов Манхэттена вот-вот взмоют за облака. Как влияет на мировоззрение человека, на его работу, на его быт постоянное созерцание этих махин? Мне кажется, что я по-настоящему расслаблюсь лишь тогда, когда закружусь в вихре путешествий. Если, конечно, я найду верный тон, общаясь с людьми, городами и странами.

Напряжение, однако, не спадало. Дуврский вокзал оказался таким же большим и шумным, как Пени – то же столпотворение людей, суматоха; муравейник, где каждый движется по лишь ему ведомому маршруту. Был выгружен наш багаж, и мы обступили его, ожидая, пока наш руководитель отыщет представителя местной туристической организации.

– Почти все тут нагоняет тоску, – сказал мне Джефф. – Тоску по дому.

Смотря что понимать под домом, подумала я. Плотность населения в Ново-Йорке выше, чем в любом городе планеты, но в Ново-Йорке вы никогда не увидите такого скопления людей на одном кусочке земли. Я уже привыкла к столпотворению на улицах Нью-Йорка и была готова встретить нечто подобное и в Лондоне. Однако надеялась, что в Англии найдутся места и поспокойнее, не такие суматошные.

Вернулся руководитель группы и повел нас длинной пешеходной дорожкой к Английскому банку. Здесь мы выполнили необходимые формальности и получили на руки светочувствительные карточки, выдаваемые иностранцам, временно проживающим на территории Англии. Карточки заменяли деньги. Это уже было кое-что, напоминающее родину – Британия постепенно отказывалась от денежных купюр и монет-жетонов.

Когда наши паспорта были проштампованы, а на багаже сделаны соответствующие пометки в привокзальной таможне, мы наконец обрели свободу. Из недр подземки мы поднялись наверх и очутились под вечерним лондонским небом. В Нью-Йорке было два часа дня, в Лондоне – семь вечера. Стояла тишина, шел легкий снег. Мы двинулись гуськом по очищенному ото льда тротуару к автобусной остановке. Здесь нас ждал великолепный двухэтажный омнибус. И хотя я отметила множество вмятин на его обшивке, вымыт омнибус был безукоризненно.

Где-то прямо за нашими спинами высились знаменитые белые скалы Дувра, но полюбоваться ими нам не удалось, поскольку на море и сушу уже спустился темный вечер. Мы не различали ничего, кроме огней автостоянок. Проехав пару кварталов вдоль невыразительных по архитектуре модерновых строений, мы оказались за чертой города. Вероятнее всего, за окном простирался живописнейший пейзаж, но оценить его красоту я, естественно, не смогла. Нам довелось увидеть только море света на автостраде да какието бесформенные тени по обеим её сторонам.

Через несколько минут омнибус свернул на шоссе и мягко и медленно вполз на холм. Под колесами хрустел снег, и казалось, мы катим по гравию. На вершине холма стоял большой старый дом – из узких окон первого этажа струился желтый электрический свет. Как нам объяснила экскурсовод, этот каменный, скрытый сухими ветками плюща дом служил гостиницей уже триста лет подряд. – .

Хозяйка гостиницы, дородная румяная дама, встретила нас у двери. Тихо шевеля губами, она пересчитала нас по головам, вручила буклет с информацией об услугах, предоставляемых постояльцам, и ознакомила с расположением номеров. Женщины отправлялись спать в комнаты по правой стороне коридора, мужчины – по левой. Мой номер представлял собой громадную комнату с такими высокими потолками, каких, думаю, я в жизни не видела. Вдоль стены стояли кровати и рядом с каждой – две тумбочки. На них лежали стопки изумительно чистого постельного белья. По комнате гуляли сквозняки.

Сначала я была в комнате одна и за это время успела сделать восхитительное открытие; ванная! Она располагалась в небольшом санблоке, отдельно от туалетов. На двери висел лист бумаги, на котором вам предлагалось записываться на очередь в ванную. В ближайшие полчаса на ванну никто не претендовал. Да и вообще, до приезда нашей группы здесь жили всего лишь четыре женщины. Я написала на листе свою фамилию и поспешила к тумбочке за полотенцем.

Потом я заперлась в ванной комнате, сунула карточку в автомат, на оплату, – получасовое блаженство стоило два фунта, около двадцати долларов. Я могла бы заплатить и десять раз по двадцать.

В кране что-то заурчало, и на пластиковое дно полилась горячая, слегка темноватая вода, над которой тотчас заклубился пар. Я разделась, залезла в ванну и стала ждать, пока она наполнится. Вода поднималась, и я наслаждалась, чувствуя, как мое тело погружается в тепло. Кожу пощипывало, жгло, словно её легонько хлестали крапивой, и это придавало всему действу особую пикантность. Я откинулась на спинку ванны. Кран умолк. Целых полчаса я проблаженствовала в теплой воде, ощущая себя дремлющей рептилией, В пакете под рукой лежали принадлежности для мытья, но я не в силах была и пальцем пошевелить. А потом вода вдруг стала уходить из ванны, и в дверь кто-то постучал.

Я ещё не успела одеться, а моя соседка уже купалась. Когда же она появилась в комнате, выяснилось, что в Британии мы обе с ней – чужестранки и обе прибыли сюда из Нью-Йорка; только, в отличие от меня, она попала в Нью-Йорк с одной из канзасских ферм. Но тоже предпочитала ванну душу.

Я почувствовала растущее раздражение. Через несколько часов я поняла, в чем причина.

В холле было немноголюдно. Большинство студентов ушли на задний двор гостиницы – там, на открытой веранде, они курили, о чем-то болтали. Я бы присоединилась к ним, но боялась выходить на холод с мокрой головой. Соседка по номеру предложила мне сыграть партию в шахматы. Играю ли я? Мы вернулись к себе, отыскали в одной из тумбочек фигуры и доску и принялись за дело. Она знала толк в шахматах, я же за последние несколько лет ни разу не притронулась к фигурам. Концовка партии немного напоминала Пёрл-Харбор.

Мою «соперницу» звали Виолетта Брукс. Мне очень понравились и тот игровой стиль, который она проповедовала, и то миролюбие, с которым она меня разгромила. Виолетта была родом из Невады, а в Америке заканчивала университет. Мне очень хотелось поближе узнать о жизни в Неваде; однако Виолетта не собиралась особо распространяться об этом государстве. Ограничилась тем, что сказала – там вовсе не так плохо, как думают все вокруг. Правда, лично она, Брукс, возвращаться туда не намерена. Во-первых, ей не по душе анархия, а во-вторых ей будет трудно найти там работу по специальности.

Возвратившись в холл, где было намного теплее, мы побаловались чайком, затем кофейком и полистали проспекты-буклетики, предоставляемые хозяйкой отеля его обитателям. В детстве Виолетта уже бывала в Англии – старшая Брукс взяла с собой дочь, когда совершала деловую поездку. Но в тот раз ничего, кроме Лондона, Виолетта в Великобритании не видела. По её мнению, понадобится неделя для того, чтобы бегло ознакомиться с основными достопримечательностями британской столицы. Ну, а у нас на путешествие по всей стране было отведено восемь дней.

Вскоре появился Джефф, и не один, а с целой толпой мужчин. Все были в снегу и навеселе. Перебрасываясь шутками, они сгрудились у плиты, на которой грелся чайник. Хозяйка гостиницы, заглянувшая в холл, пыталась урезонить расшумевшихся постояльцев суровым взглядом.

Оказалось, ребята ходили во двор и лепили там снежную бабу. Мы с Виолеттой выскочили на несколько секунд на крылечко, чтобы поглядеть, что же они там налепили. Их «шедевр» представлял – собой нечто среднее между ледяной горой и пышнотелой мадам. Ваятели окрестили свое творение «Венерой Дуврской».

Из всей туристическо-студенческой группы только мы с Виолеттой не являемся гражданами Соединенных Штатов. Только нам с ней, как выяснилось в разговоре с ребятами, Москва откроет визы на въезд в Советский Союз. Американцам въезд туда закрыт. А мы с Брукс подумали, что неплохо бы нам, ко всему прочему, посмотреть ещё и Китай. Мне-то это мероприятие вряд ли по карману, а у Виолетты куча денег – её мамаша содержит бордель. Ну, до февраля ещё можно повременить с решением.

Устроители тура учли, что мы пересекаем Атлантику, и заказали нам ужин на десять. Мы сели за столики всего на два часа раньше, чем сделали бы это, будь мы в привычном временном поясе в Нью-Йорке.

Кашка с колбаской – кухня настоящих великобританцев! – то есть сардельки с картофельным пюре. Мне-то наплевать, но Джефф сказал, что наконец-то понял, отчего британцы избороздили все моря и океаны и создали Великую Империю: они искали приличную еду.

Затем нас попотчевали тепленьким пивком и под занавес угостили десертом – восхитительным безе из пустопорожних разговоров о том, какая изумительная экскурсионная программа приготовлена группе на завтра. И я отправилась спать.

Внезапно меня прошиб пот, хотя в номере было явно не жарко, закружилась голова. Меня обуял безотчетный страх… Вдруг дошло – я забыла принять таблетки. Я поужинала, и действиеклонексина ослабло.

Я достала из сумки пузырек с лекарством и, добредя до туалетной комнаты, запила таблетку водой. Мне удалось куда-то присесть. Я обливалась потом. Зуб не попадал на зуб. Я ждала – когда таблетка подействует?

Вроде бы я не плакала, не кричала. А может, и плакала, и кричала. Помню, пыталась держать рот закрытым. Пыталась контролировать себя.

В любой момент я могу совершить непростительнейшую ошибку. Нажраться таблеток и успокоиться. А ведь ни от чего я не убежала, перебравшись на восток, в Британию. Лишь отложила решение своих проблем «на потом». А кончится плохо. Гравитация этого мира искажает отношения между нормальными людьми. Мне бы в Кейп сломя голову, да ждать, когда перепадет билет на посадку. И – скорее назад к Дэниелу, к миру и покою. Мне бы прочь от этой планеты – пусть сама пожирает себя. И только себя.

Таблетка, однако, отлично сделала свое дело. Что бы там ни происходило внутри меня – она загнала дьявола в загон.

Вскоре я уже устраивала себя в качестве собеседницы. Больно нужен мне Джеймс и вся его чертова свора! Бенни башковит, не пропадет, И Кейп никуда не денется. Сон свалил меня. Простыня была холодной и влажной, но я лежала тихо-тихо и сама себя согревала.

Бенни остается «при своих», но – куда ему от таблеток, от моих таблеток? «Лестница Якова» падает вниз, врезаясь в Нью-Йорк. Виолетта глядит, на меня глазами-протезами Джеймса. А Джефф пытается изнасиловать Марианну, ремнями привязанную к седлу, голую и стоящую на задних лапах, словно она геральдический зверь, сошедший в мир черт знает с какого герба.