Текст книги "Риск"

Глава 15

Филип получил специальное разрешение епископа Кентерберийского, что позволяло нам обвенчаться в любое удобное для нас время и в любом месте без оглашения священником наших имен в церкви. Мы назначили свадьбу через три дня после получения разрешения, и я занялась сборами Анны и Нэнни, которые должны были ехать с нами в Уинтердейл-Парк в Суррее. Поместье станет их постоянным домом, а мне придется спустя две недели вернуться с Филипом в Лондон.

– У меня в Лондоне дела, которыми я не могу пренебречь, и если мы хотим избежать дальнейших слухов и сплетен, вам лучше вернуться вместе со мной, – сказал он мне во время нашей пятнадцатиминутной беседы о будущем. – Если в свете решат, что я женился на вас в спешке, а потом бросил одну в деревне… Словом, можете себе представить, что о нас будут говорить.

Мне было ужасно любопытно узнать, что же это за таинственные «дела», но я чувствовала, что не вправе приставать с расспросами. Он окружил свою жизнь тайной и тщательно скрывал ее от посторонних глаз, и я понимала, что могу получить в ответ какое-нибудь язвительное замечание.

Мы собирались пожениться, а я почти ничего не знала о нем, кроме того, что с ним в детстве случилось нечто ужасное, из-за чего он стал таким замкнутым, подозрительным человеком. Единственная надежда была на ту мимолетную нежность, которую я иногда замечала в его обращении. Если только мне удастся дотянуться до него через разделявшую нас пропасть недоверия, окружившую его, и проникнуть в его сердце, то у нашего брака появится шанс стать счастливым.

***

В день свадьбы пошел дождь. Плохое предзнаменование, подумала я, облачаясь в белое шелковое вечернее платье с высокой талией и пышными рукавчиками, к которому я также надела длинные белые перчатки для особо торжественных случаев. Мой наряд дополняла вуаль из тонкого белого кружева и жемчужная диадема. Вуаль ниспадала почти до пояса. Я взяла в руки букет белых роз, а на шею надела жемчужное ожерелье.

Я была совершенно спокойна, даже удивительно. Я улыбалась и шутила с Кэтрин, которая выполняла роль подружки невесты, и помогала Анне укладывать волосы так, как она любила.

Графские апартаменты находились в конце коридора на втором этаже. Спуститься на первый этаж можно было по узкой лестнице, которая вела из этих комнат прямо в приемную, так что Филипу не нужно было проходить мимо моей комнаты, и поэтому я не знала, сошел он вниз или нет.

Мы уже начали немного нервничать, когда дверь отворилась, и леди Уинтердейл объявила нам, что гости собрались, приехал министр, и нам пора выходить.

Кэтрин расправила складки моей вуали. Анна первой выбежала в коридор – праздничные приготовления ей ужасно нравились, и ей не терпелось покрасоваться в новом платье. Я взяла букет и вышла в коридор, Кэтрин – за мной.

Свадебный завтрак было решено накрыть в гостиной на втором этаже, а сама брачная церемония должна была проходить в большой гостиной на первом. Мы спустились по широкой парадной лестнице в холл из зеленого мрамора, и до меня долетел гул голосов из раскрытых дверей гостиной.

Вот тогда-то мое сердце бешено заколотилось от волнения.

Мы приблизились к дверям гостиной. Кэтрин и Анна зашли туда первыми, я последовала за ними.

В комнате было полно народу, но мои глаза видели только того, кто стоял у камина. На нем тоже был торжественный вечерний костюм, и, как только я вошла, наши взгляды встретились. В глубине его ярко-голубых глаз вспыхнуло что-то, и сердце мое забилось еще сильнее.

Анна подбежала и застенчиво обратилась к нему:

– Филип, как тебе нравится мое платье?

Он посмотрел на нее:

– Оно прелестно, Анна. Ты выглядишь очаровательно.

Лицо ее озарилось довольной улыбкой. Леди Уинтердейл торжественно промолвила:

– Теперь, когда все в сборе, мы можем начинать.

Мы с Филипом заняли свои места перед священником, остальные выстроились позади нас. Священник, которого звали преподобный Хальмарк, раскрыл молитвенник и гнусавым голосом начал брачную церемонию:

– «Возлюбленные братья и сестры мои, мы собрались сегодня перед лицом Господа нашего…»

В комнате стало тихо-тихо, и я ощущала происходящее ясно, как никогда. Я чувствовала слабый аромат роз из моего букета, чувствовала даже тепло тела стоящего рядом Филипа через тонкую шелковую ткань моего платья.

Священник взглянул на Филипа и гнусавым голосом произнес ритуальный вопрос:

– Согласен ты взять эту женщину в свои законные жены?..

Сердце мое гулко стучало в груди. В свои законные жены. Неужели это происходит на самом деле?

Я слышала, как Филип твердо ответил:

– Да.

Затем преподобный Хальмарк повернулся ко мне и повторил тот же вопрос. Когда он умолк, я вслед за Филипом ответила «да», стараясь, чтобы голос мой тоже звучал твердо.

Я слышала, как Анна сзади что-то шепотом спросила у Кэтрин.

Филип вынул из кармана кольцо и повернулся ко мне:

– Я, Филип Роберт Эдвард, беру тебя, Джорджиана Фрэнсис, в законные супруги…

«Опять те же слова», – пронеслось у меня в голове.

Анна снова что-то прошептала, и звук ее голоса немного приободрил меня.

Я повторила свою клятву вслед за Филипом, затем он взял мою руку и надел мне на палец золотое кольцо.

При его прикосновении я ощутила знакомый трепет.

Гнусавый голос объявил собравшимся, что мы отныне муж и жена во имя Отца, Сына и Святого Духа. Филип наклонился и поцеловал меня в щеку.

Я снова ощутила то же внутреннее волнение.

Мы с Филипом поставили свои подписи в брачной книге, затем Кэтрин и шафер Филипа расписались как свидетели. Несколько минут спустя я уже следовала за леди Уинтердейл по парадной лестнице на второй этаж, где для гостей был накрыт праздничный стол.

Анна подбежала ко мне.

– Ты теперь замужем, Джорджи? – спросила она.

– Да, – растерянно промолвила я. – Кажется, да.

Леди Уинтердейл устроила роскошный завтрак с той расточительной щедростью, которую всегда выказывала, тратя деньги племянника. На столе громоздились горы фруктов, подносы с пирожными и печеньем, а также более существенные блюда – ветчина, индейка и омары. Шампанское было припасено в огромных количествах, а между двумя окнами на столике стоял огромный свадебный торт, который дожидался, когда я его разрежу.

Я не могла проглотить ни кусочка. Мы беседовали с леди Джерси – вернее, это она разговаривала со мной, а я изо всех сил сдерживала раздражение, замечая, как она стреляет любопытными глазками на меня и Филипа, пытаясь, вероятно, представить те картины распутства, за которыми последовал этот неожиданный союз.

Леди Каслриг, известная своим высокомерием, вела себя со мной на удивление любезно и рассказывала о картинах, которые видела накануне в Королевской академии.

Мой новоиспеченный супруг беседовал с лордом Касл-ригом и джентльменом, который был его шафером и которого я никогда раньше не видела. Филип представил мне его как капитана Томаса Грина.

Анна съела огромное количество пирожных.

После полудня наши гости стали потихоньку разъезжаться. Еще раньше мы решили, что сразу после венчания отправимся в Уинтердейл-Парк. Ни я, ни Филип не упоминали вслух о причинах, побудивших нас к этому, но я знала, что ни за что не соглашусь провести свою первую брачную ночь под одной крышей с леди Уинтердейл, и подозревала, что и Филип думает точно так же.

***

К тому времени, когда мы были готовы к отъезду, дождь поутих, но небо все еще было затянуто тучами. Мы отправились в Суррей в трех экипажах: в первом, самом просторном, ехал наш багаж, а также Бетти и слуга Филипа; городская карета везла Анну, Нэнни и меня; Филип правил фаэтоном.

Когда наш экипаж отъехал от крыльца Мэнсфилд-Хауса, Нэнни с затаенной тревогой в маленьких глазках-изюминках посмотрела на меня.

– Вам не обязательно ехать с нами, мисс Джорджиана, – сказала она. – Я позабочусь об Анне. Если хотите ехать с его светлостью, не отказывайтесь. А пойдет дождь – вернетесь к нам.

Мне не хотелось говорить ей, что мой муж не пригласил меня ехать с ним в фаэтоне, и поэтому с напускной беспечностью ответила:

– У меня еще будет возможность побыть с его светлостью, Нэнни, и, по правде говоря, мне жаль, если намокнет моя новая накидка.

Но мои слова не рассеяли тревогу в глазах Нэнни. Она прекрасно знала, что мне всегда было наплевать на такие мелочи, как дождик.

***

Мы выехали из Лондона в два часа дня, а в шесть вечера уже подъезжали к Уинтердейл-Парку в Суррее, неподалеку от Гилдфорда. Рассказы Кэтрин немного подготовили меня к тому, что я увижу, но все равно мой новый дом ошеломил своей роскошью.

Уинтердейл-Парк выглядел так, словно ему следовало находиться на венецианской площади, а не в центре Англии. Кэтрин говорила, что этот дом построил ее прапрапрадедушка на месте старого особняка времен королевы Елизаветы. Ее предок был влюблен в итальянскую архитектуру, сказала она, и поэтому привез венецианского архитектора Джакомо Леони, чтобы тот спроектировал для него новый дом.

– Боже Всемогущий! – воскликнула Нэнни, когда мы подкатили к парадному крыльцу. Дом был сложен из красного кирпича, но центральная часть, где располагался парадный вход, была из камня, и ее застывшие формы резко выделялись на фоне красного кирпича. – Это не английский дом, – неодобрительно промолвила Нэнни.

– Его построил итальянец, – сказала я ей.

Нэнни нахмурилась. Она недолюбливала итальянцев.

Лорд Уинтердейл, то есть Филип, передал поводья подбежавшему лакею и открыл дверцу нашей кареты.

Анна выскочила первой и робко огляделась вокруг. Такого огромного особняка, как Уинтердейл-Парк, ей еще не приходилось видеть.

– Он такой большой, – тихо сказала она Филипу.

– Да, – согласился он. – Но Кэтрин говорит, что в заднем крыле дома есть прелестная комнатка: ее окна выходят в сад. Вам с Нэнни там понравится, я уверен. В саду тоже очень красиво, и твой ослик будет пастись на зеленых лужайках.

Услышав про ослика, она немного воспрянула духом.

А я думала о его словах. Кэтрин говорит, что там есть комната.

Должно быть, в Уинтердейл-Парке он такой же чужой человек, как и мы. Его детство должно было проходить в этом доме, в нормальных условиях для мальчика из порядочной семьи. Но все получилось совсем не так. В возрасте восьми лет судьба забросила его в отвратительный мир игорных домов и продажных женщин.

Какими правилами морали он руководствуется? До какой степени жестокости способен дойти? Я знала, что он хотел отомстить своей тетушке и ради этого потратил уйму денег.

Но он был так добр с Анной.

Я совсем его не знаю и в то же время связала себя с ним вечными узами брака. С моих глаз начала спадать пелена.

***

За день до этого Филип послал своего управляющего мистера Даунса в Уинтердейл-Парк предупредить о нашем приезде. По приказу Филипа мы были избавлены от традиционной картины выстроившихся на крыльце слуг, но в холле нас встретили мистер Дауне, дворецкий Клэндон и экономка миссис Фром.

Я вежливо поприветствовала главных слуг в доме, но когда подошла очередь представить Анну, мне с трудом удалось привлечь ее внимание, поскольку она все время вертела головой, осматриваясь вокруг.

Великолепный парадный холл из мрамора простирался ввысь на целых два этажа, в нишах на уровне второго этажа были установлены классические статуи. Архитектура была средиземноморская по духу: белые стены, белый оштукатуренный потолок, мраморный пол и два мраморных камина с затейливой резьбой создавали ощущение простора и света.

Вошедший сюда немедленно представлял себе каналы Венеции, а не зеленые поля Англии.

Ко мне обратилась миссис Фром, экономка:

– Если позволите, я проведу вас в вашу комнату, миледи. Или вы хотите, чтобы я показала вам дом?

– Думаю, сначала мы осмотрим наши комнаты, миссис Фром, – сказала я.

– Как вам угодно, миледи. Когда прикажете подавать обед?

То, что меня величают этим новым титулом, несколько смутило меня, и я невольно вскинула глаза на Филипа.

– Когда бы вы желали обедать, милорд? – спросила я.

– В семь часов, – решительно ответил он. Я повернулась к миссис Фром и повторила:

– В семь часов.

– Слушаю, миледи. А теперь, если вы соблаговолите пойти со мной, я покажу вам ваши комнаты.

– Вы, дамы, идите с миссис Фром, – сказал нам Филип. – А мне еще надо переговорить с Даунсом.

Мы втроем покорно проследовали за миссис Фром через холл, мимо огромной комнаты с мраморным полом, которая напоминала салон итальянского палаццо, к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж.

Когда мы поднялись по ступенькам наверх, экономка сказала:

– Вы желаете сначала увидеть свои апартаменты, миледи? По просьбе его светлости я поместила мисс Анну и миссис Педигрю на третьем этаже.

– Мне бы хотелось сначала осмотреть апартаменты мисс Анны, – твердо сказала я.

Лицо экономки хранило невозмутимое спокойствие.

– Как прикажете, миледи.

И снова мы втроем в молчании поднимались за ней по лестнице. Анна с беспокойством оглядывалась вокруг, и я понимала, что она изумлена и несколько подавлена размерами и роскошью нашего нового дома.

Наконец мы достигли третьего этажа.

– Детская выходит во двор, – сказала миссис Фром, указывая направо. Однако сама повернула в противоположную сторону и прошла по коридору налево. Остановившись у двери в конце коридора, она широко распахнула ее и отступила, пропуская нас вперед.

Первое, что бросилось мне в глаза, был простой камин из красного кирпича с белой деревянной каминной полкой, над которой висела картина, изображавшая спаниеля короля Карла. Я огляделась и поняла, что мы в маленькой гостиной. Стены выкрашены в бледно-желтый цвет. Старинная мебель, обтянутая ситцем, выглядела очень уютно. Анна сразу же подбежала к камину и принялась рассматривать картину.

– Здесь также находятся спальня и гардеробная, – продолжала миссис Фром. – Мистер Дауне попросил меня превратить гардеробную в спальню для миссис Педигрю. Она проследовала к полуоткрытой двери, ведущей из гостиной в соседнюю комнату, и я тоже подошла взглянуть.

Спальня была такая же просторная, как и гостиная, и оба высоких окна, занавешенные белыми муслиновыми шторами, выходили на террасу парка. Вид отсюда открывался потрясающий. В тот момент, когда я выглянула в окно, солнце в первый раз за весь день вышло из-за облаков. Отблески света заиграли на поверхности декоративного пруда в центре парка, и мокрая трава засверкала, словно по ней рассыпались миллионы крошечных алмазов.

Сзади послышался голосок Анны:

– Мне нравятся эти комнаты, Джорджи. Здесь красиво.

– Они принадлежали леди Кэтрин, – сообщила миссис Фром.

Я обернулась и только тут заметила в углу комнаты ящичек, набитый нотами.

– А Кэтрин не рассердится, если я буду жить в ее комнатах? – тревожно спросила Анна.

Я покачала головой:

– Конечно, нет. Ведь Кэтрин сама предложила Филипу поселить тебя тут.

Анна успокоилась.

Я оставила ее у окна, а сама направилась осмотреть спальню Нэнни. Та тоже оказалась довольно внушительных размеров и выглядела очень уютно.

Мы с Нэнни остановились в дверях гостиной позади Анны.

– Что ты об этом думаешь? – тихо спросила я ее.

– Думаю, нам это подходит, мисс Джорджиана, – решительно ответила Нэнни. – Анна будет вдалеке от шума и беготни, когда вы с его светлостью будете принимать гостей, а когда у вас появятся дети, они займут детскую, которая тут совсем рядом, и Анне будет веселее.

Эти картины моей будущей семейной жизни казались мне нереальными, но я не осмелилась сказать об этом Нэнни.

– Это правда, – вымолвила я и попыталась улыбнуться. – Что ж, я вас оставлю – Анне надо переодеться. Его светлость назначил обед на семь вечера.

– Но ведь сегодня день вашей свадьбы, – возразила Нэнни. – Мисс Анна может пообедать здесь, наверху. – И в подтверждение своих слов она бросила взгляд на миссис Фром.

Лицо экономки сохраняло невозмутимое выражение.

– Я прикажу, чтобы обед мисс Анны принесли наверх, – сказала она.

Я не хотела, чтобы Анна обедала наверху. Я не хотела оставаться один на один со своим супругом. Я понятия не имела, о чем с ним можно говорить.

Но я понимала, что не имею права признаться в этом ни Нэнни, ни экономке.

И промолвила слабым голосом:

– Если вас не затруднит, миссис Фром.

Экономка смотрела на меня. Глаза ее были цвета олова, на носу – родинка.

– Конечно, не затруднит, миледи, уверяю вас.

Я поняла, что говорю сейчас совсем не как графиня, и гордо вскинула подбородок.

– Вот и отлично. А теперь, будьте любезны, проводите меня в мои комнаты.

– Слушаю, миледи, – ответила экономка и двинулась к двери.

– Я ухожу, дорогая, – сказала я Анне. – Тебе принесут обед прямо в комнату, и я увижусь с тобой только утром.

Она обернулась ко мне, личико ее сморщилось, рот открылся – она вот-вот готова была заплакать, но прежде чем успела сказать хоть слово, в комнату, заливисто лая, влетел маленький спаниель.

– Снежок! – воскликнула Анна и, опустившись на колени, протянула к нему руки. Песик прыгнул к ней, визжа от радости.

Я подняла глаза и увидела в дверях молодого слугу.

– Его светлость приказал мне его привезти, – пояснил он мне.

Я улыбнулась.

– Спасибо. Как вас зовут?

– Альфред, миледи.

– Спасибо, Альфред.

Нэнни прошептала мне на ухо:

– Идите же, мисс Джорджиана, пока она занята с собачкой.

Я кивнула и незаметно покинула комнату вместе с экономкой.

Мы не стали возвращаться по главной лестнице, а спустились по узенькой лесенке позади комнаты Анны. Я думала, что графские апартаменты располагаются на втором этаже вместе с остальными спальнями, но миссис Фром повела меня на первый этаж.

Комнаты графа и графини находились в дальнем крыле дома и выходили окнами в сад, как и у Анны, но были обставлены гораздо роскошнее. В спальне стояли кровать с пологом на четырех столбиках и стулья, которые, как гордо сообщила мне миссис Фром, были изготовлены для предка нынешнего графа, который жил при короле Якове. Из трех высоких окон, занавешенных золотисто-зелеными шелковыми портьерами, открывался великолепный вид в сад. Над камином из белого мрамора висел пейзаж, изображавший каналы Венеции.

Из спальни две двери вели в соседние комнаты.

– Вот это дверь в вашу гардеробную, – сказала мне миссис Фром, указывая на левую стену. – Вторая дверь ведет в гардеробную его светлости.

Я неохотно проследовала за ней в комнату, которую целых двадцать лет занимала леди Уинтердейл. Мне ничего не стоило поместить Анну в комнату Кэтрин, а вот самой воцариться в апартаментах тетушки Филипа было как-то неловко.

Бетти уже ждала меня в гардеробной, и, увидев знакомое лицо, я немножко приободрилась. Я переговаривалась с ней искусственно-оживленным тоном, пока она помогала мне переодеваться.

Болтовня с Бетти отвлекала меня от мысли, что в этом доме существует только одна спальня для хозяина и хозяйки, а не две.

В гардеробной имелось высокое зеркало на подвижной раме, так называемое псише, и я бросила в него взгляд перед тем, как выйти из комнаты. К облегчению своему, я увидела, что внутренние тревоги совсем не отразились на моем лице.

Я нервно разгладила складки золотистого шелкового платья и приготовилась встретиться с моим мужем за обеденным столом.

Лакей ожидал меня на выходе из комнаты, чтобы проводить в столовую. Он сообщил, что несколько комнат на первом этаже отведены под семейные и что обед будет подан в комнате, которую называют утренняя. Я испытала невыразимое облегчение от этой новости – значит, я буду избавлена от необходимости вкушать трапезу в итальянском палаццо.

Филип ожидал в маленькой приемной с тремя позолоченными зеркалами, желтым шелковым диваном и тремя стульями. Увидев меня, он не улыбнулся.

– Анна присоединится к нам? – спросил он.

– Нэнни сказала, что ей сегодня лучше подать обед в ее комнату.

Он слегка приподнял брови, потом сказал:

– Утренняя комната за следующей дверью, – а затем подошел ко мне и предложил руку. Я оперлась на нее, и мы вместе прошествовали в комнату, которая по величине была такой же, как и наша столовая в Уэлдон-Холле.

Филип отодвинул для меня стул, и я заняла свое место за полированным столом красного дерева. В свете свечей галстук Филипа казался белоснежным, глаза напоминали сверкающие сапфиры, а волосы были черны, как ночь.

В груди у меня застрял комок величиной с кулак.

Внесли суп, и передо мной поставили тарелку. Лакей встал у буфета, и я остро ощущала его присутствие.

«Мы не можем молчать весь обед, – в отчаянии подумала я. – Надо как-то начать разговор».

Но ничего не могла придумать.

– Почему этому спаниелю дали кличку Снежок? – вдруг спросил Филип совершенно обыденным тоном.

Вопрос и особенно спокойный небрежный тон, которым он был задан, застали меня врасплох, и я невольно усмехнулась. К тому времени когда я закончила рассказывать историю Снежка, комок, засевший в груди, сам по себе исчез, и я смогла проглотить немного супа.

После обеда я оставила Филипа, чтобы он мог выпить свой портвейн в одиночестве, и миссис Фром провела меня в зеленую гостиную. Это была огромная, богато обставленная комната на семейной половине первого этажа. Стены ее были обиты зеленым шелком, а полированный паркет покрывал широкий турецкий ковер. Французские двери вели на террасу, выходившую в палисадник. До меня донесся аромат роз.

Несмотря на все вышеупомянутое великолепие, внимание мое в первую очередь привлекли хрупкие изящные фигурки двух журавлей с позолоченными крыльями, что стояли на полированном столике в центре комнаты. Когда я спросила о них миссис Фром, она сообщила, что эти фарфоровые статуэтки привез из Китая отец покойного графа Уинтердейла.

– Они прелестны, – благоговейно вымолвила я.

Слабая улыбка тронула суровое лицо экономки. Она кивнула и осведомилась:

– Вам принести чаю, миледи?

– Нет, благодарю вас, миссис Фром. – Я еще раз окинула взглядом комнату. Повсюду были расставлены очаровательные вещицы, а на каминной полке я заметила еще несколько китайских фигурок птиц. Но музыкального инструмента я не увидела.

– А где фортепиано мисс Кэтрин? – полюбопытствовала я.

– Наверху, в голубой гостиной, – последовал ответ.

– Да, это и в самом деле огромный дом, – небрежно заметила я. – Завтра вы проведете меня по всем комнатам, миссис Фром.

– Я к вашим услугам, миледи, – сказала женщина, и на лице ее снова застыла маска невозмутимости.

Она удалилась, а я прошла по турецкому ковру к столику, на котором стояли журавлики. Я долго рассматривала их с нескрываемым восхищением, когда дверь снова отворилась и вошел Филип.

Я обернулась к нему. За окном стемнело, и сад покрыло мраком. Я серьезно посмотрела ему в глаза и сказала то, что было у меня на сердце:

– Мне так жаль, что ты вынужден был жениться на мне, Филип. Да, я с помощью шантажа заставила тебя устроить мне сезон, но и не предполагала, что тебе придется стать моим мужем. – Я твердо взглянули ему в лицо и добавила:

– Тебе, наверное, неприятно, что ты женат на женщине, которую не можешь уважать. Прости меня, если можешь.

Он посмотрел на меня, и в глазах его отразилась бесконечная усталость.

– Джорджиана, – промолвил он, и мое сердце подпрыгнуло, когда я услышала свое имя из его уст, – поверь, этот брак повредил не мне, а тебе. Такой человек, как я, не имел права жениться на невинной девушке. И я никогда бы этого не сделал, если бы не сложившиеся обстоятельства.

Я уставилась на него в полном недоумении.

– Что значит «такой человек, как я»? – спросила я наконец.

– Ты понятия не имеешь о том, какую жизнь я вел все эти годы, – угрюмо ответил он. – История эта не для твоих ушей, но, поверь, я не могу даже коснуться тебя, не осквернив твою чистоту. Хочу, чтобы ты знала это. Знай же и то, что я предоставляю тебе право выбора. Если желаешь только воспользоваться моим именем и освободить себя от супружеских обязанностей, я все пойму.

Я стояла словно громом пораженная. Этого я никак не ожидала услышать. Я не знала, что и отвечать. По правде сказать, я толком не понимала, что он мне предлагает.

– Ты считаешь, что мы с тобой можем жить как… как брат и сестра? – осторожно спросила я.

– Да. Если ты этого хочешь, я сдержу свое слово. – Голос его звучал спокойно, но хотя он стоял на другом конце комнаты, я чувствовала в нем внутреннее напряжение. – Я не собираюсь принуждать тебя к этому силой, – добавил он.

Я попыталась привести в порядок разбегавшиеся мысли, что в данном случае было непросто. Наконец решила: лучшее, что сейчас можно сделать, это затронуть практическую сторону вопроса.

– Мы не можем так поступить, – сказала я. – Кем бы ты ни был в прошлом, теперь ты граф Уинтердейл, и тебе нужен наследник. Честно говоря, мне и самой хочется детей, Филип. – Я глотнула воздуха и заключила:

– Поэтому мы не можем жить как брат и сестра, иначе мы не достигнем этой цели, правда?

Его лицо застыло.

– Да, правда.

– Ну тогда, – промолвила я, изо всех сил стараясь, чтобы это выглядело так, будто я всего лишь здраво рассуждаю о весьма обыденных вещах, – думаю, у нас должна быть настоящая супружеская жизнь.

Я заметила, что он сжимает и разжимает пальцы.

– Ты уверена, Джорджиана? – хрипло спросил он.

– Да, – ответила я, придав своему голосу твердости. – Да, я уверена.