Текст книги "Короткий брак"

7

Ник посмотрел на Пенни, рассеянно отметив, что на ней какая-то черная рубашка и что она кажется словно бы потухшей.

Двенадцать месяцев… Год?! Он что же – карлик?! Что там она сказала? Недоношенный? То есть, выражаясь человеческим языком, родился преждевременно? У него что-то не так? Может быть, он болен? Мгновенно вспыхнувший в сознании образ беспомощного маленького существа, над которым нависла угроза, заставил его побледнеть.

– Он твой сын, – дрожащим голосом проговорила Пенни. – Следовало бы сказать об этом, как только я поняла, что ты думаешь иначе. Но меня очень потрясло и разозлило твое предположение, что он родился от кого-то другого! А поскольку тебя, казалось, это не слишком огорчило, я решила не рассеивать твоего заблуждения.

– Мой сын… – с отрешенным лицом повторил Ник. – Что с ним случилось? Он болен?

Теперь настала очередь смутиться Пенни.

– Нет, конечно нет. Сейчас уже все хорошо, и он быстро нагоняет сверстников. Ник, ты понял, что я тебе только что сказала?

– Ты сказала, что он мой сын, – повторил Ник с прежним выражением на лице, хотя его черные брови уже начали сдвигаться.

– Не понимаю, с чего ты взял, что это не так…

– Бухгалтер Люси сообщил мне, что его выписали из больницы осенью. Он решил, что малыш только что родился… конечно же.

Его голос обрел обычную силу, а на лицо вернулось мрачное выражение. Для Пенни, у которой нервы были натянуты как струны, последовавшее молчание показалось невыносимым.

– Я был зол как черт, – наконец пробормотал Ник.

Пенни наблюдала за ним с растущим напряжением, готовясь к внезапному взрыву. Он пришел в движение, и Пенни вздрогнула, но тут же с изумлением поняла, что Ник направляется к экономке, стоявшей в холле перед открытой дверью, в ожидании всегда пунктуального хозяина.

Ник вспомнил о том, как Пенни каждое утро провожала его, независимо от того, насколько рано он отправлялся на работу и насколько плохим было его настроение. Светская болтовня за завтраком была не в его привычках. Но на Пенни красноречивое молчание мужа не производило никакого впечатления. Она протягивала ему булочки, наливала кофе с возмутительной бесцеремонностью и радостно щебетала, ничуть не смущаясь односложными ответами.

Значит, его все же ожидает будущее с помятыми булочками… Что ж, такова жизнь, вздохнув, подумал Ник. Похвалив себя за самообладание, не говоря уж о замечательном хладнокровии в критическую минуту, Ник сообщил экономке, что не летит в Хьюстон, и решил пройтись.

Он глубоко вдыхал свежий воздух, пытаясь побороть возмутительное ощущение легкости, охватившее его. Если бы он считал себя эмоциональным человеком, то, наверное, определил бы свое состояние, как потрясение, смешанное с невероятным облегчением. Но поскольку Ник был абсолютно чужд самоанализу и рассуждал в терминах причин и следствий, то отнес все на счет злоупотребления алкоголем несколько часов назад.

Шагая по направлению к ангару, он погрузился в еще более приятное осмысление очевидных фактов, которые, возможно, еще не стали столь очевидны для Пенни. Прежде всего, подумал он, улыбаясь, Джонни станет теперь не более чем воспоминанием о том, что могло бы быть, но не случилось. Каждый ребенок заслуживает, чтобы у него было двое заботливых родителей, живущих под одной крышей…

Застыв у высокого окна столовой, Пенни с недоумением наблюдала, как Ник подходит к ожидающему его вертолету. Вот он заговорил с пилотом, небрежно засунув руку в карман великолепного покроя брюк. Пенни не верила собственным глазам. Ник казался таким беззаботным, словно на него не обрушили только что известие, способное перевернуть жизнь любого мужчины. Может быть, она просто недостаточно проницательна? Разве она когда-нибудь знала, что происходит в душе этого непростого человека?

Довольно скоро Ник вернулся и, излучая решимость, сразу устремился к лестнице. Пенни бросилась ему наперерез.

– Куда ты идешь?

– Поздороваться со своим сыном.

Джилиан уже покормила и одела Алана, поэтому при появлении родителей мальчика улыбнулась и вышла из комнаты. Ник с напряженным лицом застыл посреди детской, глядя, как малыш играет на ковре. Вдруг он вскрикнул: «Мама!» – и пополз по направлению к Пенни.

– Он может сам передвигаться… и говорить? – почти с комическим удивлением прошептал Ник.

– Ну, он знает только одно слово.

Пенни не отрываясь смотрела на Алана. Натолкнувшись на непреодолимый барьер в виде стула, он издал жалобный вопль, и его большие карие глаза наполнились слезами.

Пенни поспешила на помощь сыну, но Ник опередил ее. Присев на корточки, он поднял Алана и шепотом заговорил с ним. Малыш весь подался вперед от удовольствия, слезы высохли как по мановению волшебной палочки. Он устроился на руках отца с таким видом, словно готов был провести там всю жизнь.

– Он такой доверчивый, – выдохнул Ник, и его жесткое, мужественное лицо осветила и смягчила редкая улыбка. – И он похож на меня.

В самом деле, грустно подумала Пенни, и не только внешне. Алан начинал беспокоиться, если нарушался привычный для него распорядок. А когда играл, в нем уже чувствовалась характерная сосредоточенность. Минуты проходили, Ник продолжал общаться с сыном, и Пенни испытывала нарастающее смятение. Она не верила своим глазам. Нисколько не заботясь о дорогом костюме, Ник теперь сидел на ковре, а Алан исследовал его, словно новую игрушку. Крохотные ручки дергали галстук, забирались в карманы, вцеплялись в волосы, ощупывали лицо.

Пенни и представить не могла, что Ник, с его достоинством и сдержанностью, способен терпеть подобное панибратство и столь близкий телесный контакт. Больше того, могла бы поклясться, что он как огня боится подобного обращения. Не могла она и представить, что, узнав о своем отцовстве, Ник поведет себя с такой легкостью и непринужденностью, какой прежде она и заподозрить в нем не могла.

Пенни вдруг охватила жгучая ревность. На нее не обращали внимания! Ее даже лишили утреннего приветствия сына! И сейчас она была невольным свидетелем зарождения того, что, похоже, обещало стать восторженным союзом двух любящих сердец.

– Он зевает, – с явным разочарованием заметил Ник полчаса спустя.

– Ты его переутомил, – словно со стороны услышала свой голос Пенни.

Она отлично понимала, что после беспокойной ночи малышу был необходим хороший дневной сон, поэтому уложила сына в кроватку, но прежде обменялась с ним несколькими поцелуями.

– Не ожидал, что эта кроха с такой легкостью примет меня, – заметил Ник, почувствовавший себя не менее заброшенным, чем Пенни десять минут назад. Она повернула голову и заявила:

– Алан любит Джонни, и из-за него с большим доверием относится ко всем мужчинам. Ник смотрел на нее своими потрясающими глазами, непроницаемыми, как ночное небо, но Пенни заметила, как напряглись лицевые мускулы под гладкой кожей.

– Можем ли мы рассчитывать на частые встречи с тобой в Нью-Йорке, после того как закончится лето? – ломким от волнения голосом спросила она. – Знаешь, я уже скучаю по дому.

– Обсудим это внизу, – бросил Ник и направился к двери.

Непременно обсудим, подумала Пенни, обиженная тем, что Ник привычно взял инициативу в свои руки, и не слушая внутренний голос, который твердил, что она несправедливая и скверная. В конце концов Пенни решила, что лучше уж чувствовать себя несправедливой и скверной, чем ощущать почти физическую боль нестерпимого желания, возникающего от одного только присутствия Ника в комнате. Кроме того, просто необходимо было как-то противостоять мужчине, успевшему причинить ей такие страдания всего за несколько часов, оправдывала себя Пенни…

А то, что она сказала ему о Джонни, соответствовало действительности… до какой-то степени. Джонни любил Алана, однако видел в нем лишь продолжение Пенни. В то время как Ник неосознанно относился к сыну как к личности, и ему, а не ей посвящал только что все свое внимание. Это грех или добродетель? – с горечью спросила себя Пенни.

Когда она наконец спустилась, в элегантной гостиной уже был накрыт стол для кофе. Развлекая Алана, Ник был сама непринужденность. Теперь же казался воплощением холода и отчужденности. И нервное напряжение Пенни достигло предела. Значит, Ник принял существование своего ребенка. Но это вовсе не означает, что он доволен тем, что жена, с которой собирался развестись, сделала его отцом. И если Ник намерен наброситься на нее с обвинениями, то лучше уж пройти через это как можно скорее.

– Итак? – без обиняков спросила Пенни, предоставляя ему такую возможность.

– Кофе… – ровным тоном предложил Ник.

– Когда я нервничаю, меня тошнит от кофе!

Ник наполнил себе чашку с хладнокровием, от которого Пенни едва не заскрежетала зубами.

– Давай, скажи это! – поторопила она его.

Ник вежливо приподнял бровь.

– Что ты ожидаешь от меня услышать?

Пенни нетерпеливо всплеснула руками, и браслеты на ее запястьях зазвенели.

– Если бы я не забралась к тебе в постель, ты не был бы сейчас отцом!

– Я понимал, что делаю, мой ангел.

Пенни озадаченно уставилась на него.

– Ты заметила, чтобы я сопротивлялся? – сухо спросил Ник.

К ее щекам прилило тепло.

– Разумеется, нет, – ответил сам себе Ник. – Я испытывал слишком сильное удовольствие, чтобы остановиться… И я не позаботился о том, чтобы предохранить тебя от беременности. Вся ответственность за зачатие этого ребенка, несомненно, лежит на мне.

Самообладание Ника обескуражило Пенни не меньше, чем его слова.

– Тебе ни к чему брать вину на себя, – начала она со своей обычной прямотой. – Я знала…

– Ничего ты не знала, – с нажимом проговорил Ник, скривив чувственный рот. – Разве не в этом все дело?

Действительно в ночь, когда был зачат Алан, ее знания ограничивались лишь цветочками и пчелками. Неусыпное наблюдение Люси в сочетании с суровыми условиями школы-интерната не давало ей возможности обрести какой-либо личный опыт. Она была совершенно не готова к тому восхитительному потрясению, которое испытала, оказавшись в постели со взрослым мужчиной, способным доставить ей наивысшее удовольствие.

Ник встал, чтобы взять свидетельство о рождении с внушительной каминной доски. Хотя он один мог положить его туда, Ник как зачарованный принялся изучать документ снова.

– Алан Блейн, – мягко произнес он. – Мой сын, который конечно же будет расти и воспитываться здесь, в родном доме.

Ник, в эффектной позе стоявший у камина, был очень спокоен. Однако Пенни застало врасплох это уверенное заявление.

– О чем ты говоришь?

– Думаю, тебе стоит присесть и выпить кофе. Это лихорадочное хождение взад и вперед доведет тебя до головокружения.

Пенни стиснула руки.

– Я не хочу садиться!

– А я не хочу судиться с тобой. Но если ты будешь настаивать, то наверняка проиграешь тяжбу, – предупредил ее Ник.

В глазах Пенни вспыхнула обида.

– Вот как? Через пять минут после того, как обнаружил, что являешься отцом, ты начинаешь делать возмутительные заявления и апеллировать к закону?

– И должен добавить, что закон будет на моей стороне, – холодно произнес Ник.

У Пенни мурашки побежали по спине.

– Что ты пытаешься мне сказать?

– Что описания обстановки, в которой моему сыну приходится жить в Гринич виллидж, будет достаточно, чтобы склонить судей на мою сторону.

– Ты угрожаешь мне… – произнесла Пенни, побледнев.

– Ты потрясена, – заметил Ник. – Почему? Ведь малыш имеет больше прав на доброе отношение, чем ты, мой ангел.

– Ты угрожаешь мне… – ошеломленно повторила Пенни.

– У тебя нет ни единого шанса забрать Алана отсюда и увезти с собой в Нью-Йорк! – заявил Ник.

– Ты не можешь…

– Перестань! Мне могут не нравиться методы, которыми я достигну желаемого, но я применю их, – спокойно заверил ее Ник. – Ты приняла несколько необдуманных решений после рождения ребенка…

– Например? – выпалила Пенни, с каждым его словом все больше и больше впадая в панику.

– Несмотря на то, что жила за чертой бедности, ты не сообщила мне о его рождении и не попросила финансовой помощи. – Ник бросил на нее неодобрительный взгляд. – Пытаясь вырастить нашего сына в неподобающих условиях и в то же время отказывая мне в отцовских правах, ты вела себя не как зрелая и ответственная мать.

Губы Пенни недоверчиво приоткрылись. Ник прищурился и вытянул руку в насмешливом и презрительном жесте.

– Не думаю, что было бы честным осуждать девчонку, которой ты была, когда ребенок родился. Но ты должна понимать, что в споре об опеке тебя будут сравнивать со мной, а даже злейший враг не назовет меня незрелым и безответственным.

Это звучало ужасающе убедительно. К тому времени, когда завершил свою речь, Ник успел безумно перепугать Пенни. Споры об опеке? Никаких сомнений в том, что перевесит на весах закона – его богатство, могущество, респектабельность или ее нищета и неприкаянность, – не было.

– Ничего не понимаю… – Пенни пыталась взять себя в руки. – Едва ты выяснил, что Алан твой сын, как немедленно стал угрожать мне отобрать его…

– Нет, это не входит ни в мои желания, ни в мои намерения. Но ирония заключается в том, что именно так собиралась поступить ты, – спокойно произнес Ник. – Неужели ожидала, что я запрыгаю от радости, услышав, как ты тоскуешь по дому и рассуждаешь вслух о возвращении в Нью-Йорк?

Пенни смущенно отвела взгляд.

– Нет… но… Хорошо, возможно, это была угроза, – вполголоса пробормотала она.

– Спасибо за признание. Но хотя ты и сообщила мне, что Алан мой сын, похоже, ты не имеешь ни малейшего представления о том, насколько это меняет наши жизни.

– Но почему что-то должно меняться? – спросила Пенни. – Пожалуйста, встречайся с ним сколько угодно…

– Будь добра, объясни, почему ты не можешь поверить в то, что мой сын не менее желанен для меня, чем для тебя? – спросил Ник, казалось, с искренним непониманием.

– Разве я могла подумать, что тебя обрадует результат нашего дурацкого брака? Я полагала, ты придешь в ярость, узнав о моей беременности! Потребуешь, чтобы я прервала ее! Я считала, ты разозлишься на меня за то, что я создала непредвиденные проблемы!

– И ты сделала самые дикие выводы и действительно создала огромные непредвиденные проблемы, поступив в высшей степени бессмысленно, – со странной полуулыбкой признал Пик. – Впрочем, все, что ты делаешь, кажется мне бессмысленным, так что это не имеет значения. Имеет значение то, что ты, похоже, очень расстроена.

Пенни проглотила рыдание, готовое вырваться наружу.

– И, кажется, удивлена? – Ник медленно шагнул к ней. – Как я могу быть отцом Алана, живя так далеко от него? Я не могу согласиться на это. Возможно, я был слишком горяч и резок, но причина в том, что у тебя есть привязанности в Нью-Йорке, а мне бы хотелось, чтобы ты оставила их в прошлом.

Пенни недоуменно заморгала. Привязанности? Какие привязанности? Что она должна оставить в прошлом? Четыре часа беспокойного сна не освежили голову, и она соображала с трудом.

– Я имею в виду Джонни, – пояснил Ник. – Я не могу стоять в стороне, позволяя случайному любовнику занимать мое место рядом с сыном.

Она едва не сказала, что никогда не спала с Джонни, но злость на Ника и гордость пересилили желание быть честной. Это не его дело! Со сколькими женщинами спал он с тех пор, как она уехала отсюда? Возможно, Джордан Брэм и старая история, но это не означает, что Ник хранил обет воздержания. И какое право имеет мужчина, который хочет развестись с ней, диктовать, как ей жить? Право сильного, предупредил рассудок. Ник уже сказал, что обратится в суд, если она попытается увезти сына, и ей как минимум не дадут это сделать.

Ник взял ее крепко стиснутые руки и попытался притянуть к себе.

– Когда-то ты сказала, что единственное, чего хочешь в жизни, – это быть моей женой. И что без меня будет не жизнь, а просто существование, лишенное тепла и красок, а в таком случае тебе лучше бы умереть…

Пенни застыла. Ее записка, прощальная записка, написанная полтора года назад! Даже под страхом смерти она не смогла бы посмотреть Нику в глаза. Как жестоко было напоминать, ей эти слова сейчас!

– А ты еще спрашиваешь, почему я прочесывал сетью дно пруда, – мягко пробормотал Ник. – Но теперь я прошу тебя вспомнить одну старую истину: от добра добра не ищут. Пенни недоуменно захлопала глазами.

– Да, вспомнить это – и забыть все эти душещипательные сантименты… О нет! – Ник нахмурился, когда она внезапно попыталась освободиться от его хватки. – Ради нашего сына я призываю тебя забыть Джонни и попытаться возродить наш брак, – натянуто проговорил он. – Может быть, это покажется тебе чрезмерным требованием. Но, возможно, даже если тебе не удастся вернуть прежний пыл, со временем ты снова почувствуешь себя счастливой со мной.

Ради нашего сына… Возродить наш брак… Только две эти фразы и смогла понять Пенни.

Остальное с таким же успехом могло быть обращено к стене. Так вот что ему нужно: целиком завладеть Аланом и ею в придачу в качестве полезной помощницы по дому! Гнев и обида охватили Пенни.

Ник уже не хотел развода. Но она не играла никакой роли в перемене его решения. Все, чего она хотела и о чем молилась эти долгие полтора года, он готов был дать ей, после того как провел всего полчаса с их сыном! Это было невероятно жестоко.

– Тебе холодно? – встревоженно спросил Ник. – Почему ты дрожишь?

– Бесчувственный чурбан! – воскликнула она, вырываясь из его рук и устремляясь к двери. – Как смеешь просить об этом после всего, что заставил меня пережить? Может быть, в своей компании ты и непревзойденный светлый ум, но во всем остальном ничего не смыслишь!

Ник первым оказался у двери и быстро захлопнул ее, одновременно пытаясь понять, что такого он сказал. Он обдумывал свои слова, пока играл с Аланом, и полагал, что удастся обойти острые углы. Он мог бы сказать, что ее великая любовь к Джонни будет столь же недолговечной, как и любовь к нему. Что в вопросах верности на нее невозможно положиться, поэтому, коли уж случилось быть ее мужем, он не рискнет выпускать ее из виду. Но он тщательно избегал подобных высказываний и теперь искренне не понимал, почему Пенни смотрит на него безумным взглядом и кричит.

– Успокойся, – ровным тоном сказал он.

– Уйди с дороги или я чем-нибудь запущу в тебя! – пригрозила Пенни.

– Если бессмысленное разрушение доставляет тебе удовольствие, – пожалуйста, – предложил Ник.

Этот ответ привел Пенни в ярость.

– Ты хуже вращающейся двери!

– Вращающейся… двери? – Черные глаза с холодным удивлением смотрели на нее. – Ну, давай, не держи меня в неведении! Чем вдруг я напомнил тебе вращающуюся дверь?

– В одно мгновение ты рядом, а в следующее – тебя уже нет. Ты без конца меняешь решения, и у меня уже кружится голова! – возмущенно выкрикивала Пенни. – Не думаю, что ты сам знаешь, что тебе нужно, но только я начинаю хотеть, чтобы ты снова был со мной, – опять отталкиваешь меня…

– Держи себя в руках! – приказал Ник.

– Держать себя в руках? – повторила Пенни на целую октаву выше. – Боже, ну и дела! Держи себя в руках, но не смей делать этого в постели. Ты хочешь, чтобы я превратилась в застегнутого на все пуговицы извращенца, вроде тебя? Думаю, ты даже не понимаешь, что творится в твоей собственной глупой голове. Думаю, когда ты рядом со мной, твоим поведением руководят только сверхактивные мужские гормоны! И тебе это не нравится, не так ли? Это дает мне власть над тобой, верно? И это чертовски тебя раздражает, Ник Блейн!

Она увидела гнев в его глазах, и это подействовало на нее как алкоголь. Наконец-то ее удар достиг цели и, если не ранил его, то хотя бы разозлил. А это уже какая-то человеческая реакция – возможно, единственная, которой можно добиться от Ника. Он внезапно отошел от двери, освободив ей дорогу. Решив, что Ник побежден, ошеломленный столь неожиданной атакой, Пенни с видом триумфатора открыла дверь. Выйдя, она остановилась и бросила на него прищуренный взгляд через плечо.

– И мне для этого ни к чему быть высокой изысканной блондинкой, не так ли? И это достает тебя больше всего, да?

– Если хочешь узнать, что я думаю на самом деле, тебе нужно замолчать, – проскрежетал Ник.

Пенни, уже пройдя несколько шагов по холлу, снова обернулась.

– Держу пари, что ты был бы счастлив видеть меня твоей женой, если бы я…

– Ты заткнешься? – грубо прервал ее Ник.

– Нет. Если бы я была благопристойной, богатой снобкой! Ник шагнул вперед и поднял ее на руки. – Отпусти меня, Ник…

– А потом ищи тебя по всему этому огромному дому? – с мрачной улыбкой спросил Ник, шагая к лестнице.

– Только глупец может считать, что демонстрация грубой мужской силы заставит меня замолчать и подчиниться!

Ник молча продолжал нести ее вверх по ступеням.

– Надеюсь, ты заработаешь прострел в пояснице! – неистовствовала Пенни, пытаясь добиться от него хоть какой-нибудь реакции.

– Несмотря на темперамент торговки рыбой, ты весишь не больше куклы.

Толкнув плечом дверь своей спальни, Ник закрыл ее ногой, пересек комнату и бросил Пенни на груду подушек на постели. Мгновенно сев, Пенни откинула голову и презрительно посмотрела на темную мужскую фигуру, возвышающуюся над ней.

– Зачем ты принес меня сюда? Прислуга не должна слышать наших ссор?

Отступив на несколько шагов, Ник сдернул галстук и сбросил на пол пиджак.

– Если ты хотя бы на мгновение подумал, что я позволю тебе…

– Позволишь мне? – переспросил Ник с такой наглой самоуверенностью, что Пенни стиснула зубы. – Ты позволишь мне это даже в бурю, когда вокруг будут сверкать молнии и греметь гром, а над самым ухом играть симфонический оркестр.

– Ну, знаешь…

– И ты не заметишь ни грома, ни музыки, поглощенная тем, что я заставлю тебя испытывать, – издевался Ник, срывая с себя рубашку с такой силой, что пуговицы разлетались в разные стороны. – И ты еще называешь мои гормоны сверхактивными? Еще до того как я женился на тебе, ты просто опаляла меня силой своего желания.

– Я даже не прикасалась к тебе! – взвизгнула Пенни, щеки которой горели.

– Зачем тебе было прикасаться ко мне, если твои глаза просто молили? Тогда я полагал, что ты не ведаешь, что творишь. Теперь начинаю подозревать, что все делалось с умыслом.

– Я была девственницей! – заявила Пенни смущенно, но с негодованием.

– В том, как ты смотрела на меня, не было ничего девственного.

– Ты, должно быть, немало девственниц повидал на своем веку?

– Одной было вполне достаточно, – заверил ее Ник.

– И это, очевидно, разожгло в тебе похоть, – прошипела Пенни. – Я хочу сказать, что ты не избегал меня – как должен был бы поступать, если бы не хотел меня поощрять.

– Какая чушь! Я решил, что чем чаще ты будешь видеть меня, тем скорее поймешь, насколько я стар для тебя, насколько скучен, чтобы быть объектом столь преувеличенного поклонения!

– Оно не было преувеличенным. Я любила тебя! И ты бывал скучным только тогда, когда начинал болтовню о своей дурацкой компании.

Темный румянец залил его щеки. Потрясенная Пенни невольно отметила, что он, кажется, обиделся.

– Я не понимала, о чем ты говоришь, не могла сосредоточиться, и мои мысли куда-то уплывали, в то время как я просто слушала твой г-голос. Ее собственный прервался, когда Ник начал стягивать брюки.

– Только дураки женятся на бестолковых, и я получил то, что заслуживал.

– Я не бестолковая…

Но мои мысли опять куда-то уплывают, со стыдом призналась себе Пенни. Меньше чем в шести футах от нее стояло почти обнаженным олицетворение мечтаний любой женщины – и ее единственная мечта, даже тогда, когда он был одет. А уж теперь, когда на Нике оставались одни черные шелковые трусы, от нее нельзя было требовать сосредоточенности.

– Бестолковая, которая не думает ни о чем, кроме секса, – с ласковым презрением промурлыкал Ник. – Которая оказалась со мной в постели меньше чем через час после моего появления. И это учитывая, что мы полтора года не виделись!

– О… о! – задохнулась Пенни.

– Конечно, я попросил… Но если бы у тебя было хоть отдаленное представление о морали, ты ответила бы отказом, – заключил Ник, ложась рядом. – Мне было так стыдно за тебя на следующее утро.

– На следующее утро? – Пенни выдавила нервный смешок. Она еле удерживалась от того, чтобы не задушить единственную любовь своей жизни. – Разве история не повторяется? Все было именно так, как и после той, первой, ночи. Тебя несказанно взбесило то, что ты овладел мною, а после ты обвинил во всем меня!

– Неправда. – Чтобы сделать свои слова более убедительными, Ник повернул ее лицом к себе. – Я проснулся утром после нашей первой ночи и посмотрел на тебя. А ты открыла глаза…

– Ах, как это непростительно с моей стороны! Мне, наверное, следовало бы спрятаться под простыни от стыда за то, что провела ночь с собственным мужем?

Ник шумно выдохнул.

– Я увидел девчонку, которая без ума от меня и не в состоянии воспринимать вещи такими, каковы они есть. Я был зол на себя, и мне было стыдно за то, что не смог удержаться и воспользовался своим преимуществом…

– Не говори так! – воскликнула Пенни. – Все было чудесно… До сих пор это самое драгоценное мое воспоминание… И в любом случае, ты не пользовался своим преимуществом!

Ник с нескрываемой мукой смотрел на нее.

– Ты не понимаешь! Тем утром мне просто позарез нужно было увидеть повзрослевшую женщину, но передо мной по-прежнему лежала беззащитная девочка, которую я впервые увидел в Лос-Анджелесе… – Он замолчал и нахмурился. – Тогда мне и в голову не приходило, что ты, возможно, никогда не повзрослеешь, во всяком случае, в общепринятом смысле, как это бывает с менее страстными натурами.

– О, огромное тебе спасибо! – заявила Пенни. – Если ты полагал, что лучший способ помочь мне повзрослеть – это посоветовать «экспериментировать» с мальчиками моего возраста, то не дорого же стоят твои благие намерения!

– Я был зол. Только ты могла понять мои слова буквально, – проворчал Ник.

– А насколько буквально мне следует понимать это? – спросила Пенни, обведя спальню насмешливым взглядом. – Ты по-прежнему не знаешь, когда следует остановиться, да?

Без всякого предупреждения Ник обнял ее и, на мгновение крепко прижав к себе, уложил рядом. Жар, исходивший от его большого сильного тела, жег Пенни даже сквозь шелковое платье. Она приникла к нему. Она знала, что не скажет «нет». И она также знала, что Нику это хорошо известно. Чисто мужское удовлетворение светилось в глубине его прекрасных глаз, и от этого Пенни хотелось ударить Ника, но отнюдь не оттолкнуть.

– Хорошо… Насколько я понимаю, мы остаемся мужем и женой?

Ник смотрел на нее теперь вопросительно.

Пенни напряглась, опустив ресницы и сосредоточив взгляд на гладком загорелом плече. Остаемся мужем и женой только ради сына? За пределами спальни он будет глух к ее нуждам. Пенни вспомнились все те невообразимые события, которые произошли за последние тридцать шесть часов. Ей просто необходимо было отдохнуть. В то время как Ник, похоже, способен был жить в состоянии постоянного стресса.

Будь он проклят за то, что заговорил об этом сейчас! Сейчас, когда ее измученному телу просто необходимо выполнение тех обещаний, которые сулит взгляд Ника. Сейчас, когда она жаждет прильнуть к нему и перестать думать, сопротивляться. Интересно, если она скажет «нет», прогонит ли ее Ник из постели?

Пенни прислонилась лбом к его плечу.

– Поговорим об этом позже, – пробормотала она.

– Почему на твоей ночной рубашке молния? – спросил он.

– Это платье, Ник.

Осторожно усадив ее на постели, он расстегнул молнию и, стянув платье, отбросил его в сторону.

– Без него тебе лучше, чем в нем, мой ангел, – усмехнулся Ник, не отрывая восхищенного взгляда от соблазнительной груди.

Пенни покраснела, заметив, что ее соски отвердели.

– Я так рад, что ты наконец исчерпала все свои аргументы, – простонал он и жадно приник к торчащему розовому бугорку.

На мгновение Пенни перестала дышать. Когда он нашел другой сосок и, зажав между большим и указательным пальцем, нежно потянул, она закрыла глаза и застонала. Тело было словно наэлектризовано желанием. Ник перевернул ее на спину и уверенной рукой стащил трусики.

Пенни, открыв глаза, натолкнулась на его оценивающий взгляд и подавила рыдание. Ей вдруг стало страшно от той власти, которой Ник обладал над ее слабым телом.

– Не смотри на меня так…

– Я очень ценю твою реакцию. Ничего не могу с этим поделать, – хрипло пробормотал он, с восторгом гурмана продолжая скользить взглядом по изгибам ее хрупкого тела. – В твое последнее пребывание здесь я целые часы проводил, горя, фантазируя, думая…

– Обо мне?

Появившаяся на губах Пенни томная улыбка была столь же естественна для нее, как и дыхание.

– И пытался понять, что в тебе так привлекает меня.

Он нежно провел руками по ее груди вниз и расслабленно улыбнулся, когда Пенни выгнула спину.

– О… – Ее голос звучал сдавленно.

– Ты маленькая, но поразительно пропорционально сложена. У тебя чудесного цвета глаза, а твои губы… Когда я смотрю на твои потрясающие губы, я становлюсь…

Ник, с каждым словом все ниже и ниже опускавший голову, не договорил. Но Пенни поняла его, когда он жадно приник к ее губам. Теперь в голове оставалась одна-единственная мысль. Ник говорит с ней. Наконец-то говорит с ней! Но потом язык Ника проник в ее нежный рот, и эта, последняя, мысль исчезла. Она прижалась к нему, пальцы запутались в густых волосах, сердце забилось в унисон с его сердцем, а тело охватил жар нестерпимого желания.

– Ты невероятно возбуждаешь меня, – задыхаясь, проговорил Ник, отстраняясь, чтобы снять трусы.

Она удивленно заморгала. Боже правый, он все еще говорит с ней! Ник вернулся к ней – весь рельефные мускулы и великолепие, – и Пенни охватила невероятная слабость. Без тени сомнения она подняла руки и провела ладонями по темным шелковистым завиткам волос на груди Ника, наслаждаясь потрясающими различиями их телосложения, которые делали его столь мужественным, а ее заставляли чувствовать себя такой женственной. Ник содрогнулся и жадно приник к ее полураскрытым губам. Он сладострастно исследовал ее рот, до тех пор пока по телу Пенни не побежали легкие судороги удовольствия.

– Ты все время молчишь, – прошептал он чуть ли не с разочарованием.

Если Ник хочет для большего возбуждения интеллектуальных бесед, то не дождется, решила Пенни и томно произнесла:

– Я… я не в состоянии думать, когда ты так близко, Ник… Я могу только чувствовать.

А чувствовала Пенни лихорадочное, отчаянное нетерпение, каждой клеточкой стремилась к нему, все тело было напряжено и болело.

– Мужчина не должен спешить, занимаясь любовью со своей женой, – улыбнулся Ник.

Сочетание этой улыбки и насмешливого упоминания о ней как о своей жене потрясло Пенни. Он притянул ее к себе, как человек, у которого в запасе целая вечность и которому доставляет удовольствие заставлять ждать. Ее пальцы впились в плечи Ника, и он рассмеялся. Пенни никогда не слышала от него такого смеха. Затем он снова приник к ней губами.