Текст книги "Знак черепа"

Звуки, наполнявшие воду и воздух, слились в единое мощное басовитое гудение, и море превратилось в кипящий круговорот белой пены с отдельными черными пятнами, отмечавшими бездонные пропасти между волнами. В унисон этому чудовищному гулу раздавалось яростное шипение воздуха, вырывавшегося из мириадов лопающихся пузырьков. Несмотря на столь устрашающий вид, океан казался неповоротливым и сонным, хоть мы и неслись по нему с невероятной скоростью.

Мы держали всего лишь несколько квадратных ярдов парусины на верхних реях, и ту во мгновение ока разорвало на длинные полосы, которые развевались под ветром, словно растрепанные волосы неопрятной старухи. Ветру, казалось, было невозможно противостоять; воздух приобрел плотность твердого тела. Это было нечто более серьезное, чем обычная буря, пусть даже самая неистовая. Громоподобный голос Майкла прозвучал у самого моего уха, прикрытого ладонью, но слова отнесло в сторону, и я ничего не расслышал, лишь понял по движению его губ:

– Ураган! – вот что он пытался сказать мне.

А барометр все падал.

Мы только по часам смогли определить, когда наступил вечер. Не было ни солнца, ни заката, только темнота еще более сгустилась. Длинные ленты разодранных парусов, болтаясь на реях, хлопали, точно мушкетные выстрелы. Шпигаты забило обрывками перепутанных снастей и такелажа. Мы шли с огромной скоростью, однако набегавшие волны частенько настигали нас и обрушивались на палубу с кормы. Теперь нас несло прямо на юг; ветер менял направление с юго-восточного на южное и на юго-западное. Баркентина, зарываясь в волну, черпала носом тонны кипящей пены, состоящей наполовину из воды, наполовину из воздуха, которая заливала фордек5252
  Фордек – открытая носовая часть палубы.


[Закрыть] и мощными струями вырывалась из портов. Две из наших шлюпок, сорванные со своих мест, разбились в щепки.

Ночь окутала нас беспросветной тьмой, а мы продолжали нестись по ревущему седому океану. Ртуть в барометре перестала опускаться, поколебавшись немного, словно в нерешительности, и затем медленно поползла вверх. Ветер в то же время, как ни странно, усилился. В воздухе стали ощущаться заметные изменения: вместо сырого и теплого он вдруг сделался пронизывающе-ледяным, и уже к полуночи я почувствовал ослабление шторма.

Бледный рассвет застал Майкла и Эмбера у штурвала, обессиленных, осунувшихся, со впалыми глазами, но с твердой решительной складкой у рта. Майкл даже сумел улыбнуться мне. Багровое зарево внезапно вспыхнуло на востоке, подобно отблеску гигантского пожара, – мрачное, тревожное, превратившее колышущееся пространство океана в море запекшейся крови. Небо вдоль горизонта раскололось неровной зазубренной полосой, блеснув на мгновение чистыми светлыми красками, и, прежде чем занавес опустился снова, я на фоне этой полосы успел заметить далеко над линией горизонта с подветренной стороны четкие очертания корабельных мачт.

Я испытующе взглянул на Майкла, и он с молчаливой улыбкой утвердительно кивнул мне в ответ.

Сто шансов против одного говорили за то, что это мачты шхуны Саймона – мачты «Сокола»! Наконец-то мы догнали ее, и ветер помог нам!

Глава шестнадцатая. СЭР РИЧАРД РАСПУСКАЕТ ЯЗЫК

– Эй, друг, не зевай!

Дно из бочки выбивай!

Если кружка опустела,

ты другую наливай!

Словно в качестве искупления за недавнее буйство, штормовая погода сменилась продолжительными днями почти безоблачного неба, сапфирового моря с белыми барашками и сверкающими солнечными зайчиками на глянцевитых волнах, каждая из которых, казалось, провожала нас дружеским поощрительным шлепком в корму на дорогу, и такими же долгими ночами, когда звезды мерцают, словно открытые огоньки свечей, а луна превращает судно в чудесную игрушку из эбенового дерева и слоновой кости, бесшумно скользящую по угольно-черной воде. Приведя в порядок причиненные бурей повреждения и пользуясь устойчивым попутным ветром, мы шли с неплохой скоростью, уверенные в том, что огромное квадратное полотнище нашего фока и значительное превосходство в общей площади парусов помогут нам держаться впереди «Сокола».

И тем не менее я стал замечать на борту постепенно растущие, все увеличивающиеся признаки недовольства. В сущности, ничего удивительного здесь не было: Черный Майкл и его люди относились к остальным членам команды свысока и с нескрываемым пренебрежением. К тому же они ставили в вину мятежникам гибель одного из своих товарищей. Я со своей стороны делал все что мог для поддержания на борту дисциплины и даже учредил с этой целью персональные вахты, хотя сэр Ричард как официальный организатор и руководитель экспедиции подавал в этом смысле весьма дурной пример.

В открытом море ему нечем было занять себя, он не имел привычных собеседников, неодобрительно косившихся, если он слишком налегал на вино, у него пропала необходимость помнить о достоинстве, приличествующем его положению; увы, теперь не было ничего, что стояло бы между ним и содержимым его бочонков. Юный Мадден в открытую насмехался над опекуном и постоянно уклонялся от всех моих попыток оказать на него влияние в те короткие минуты, которые мне удавалось урвать от забот по управлению судном.

Таким образом, основная часть команды становилась все угрюмее и мрачнее, выполняя свои обязанности скорее по принуждению, чем по доброй воле, а люди Девиса мало-помалу начали относиться к чужакам все более грубо и задиристо. Запевала Сэм примкнул к угнетенной половине, хотя я прежде считал его человеком, более склонным по своей натуре дружить с победителями или, по меньшей мере, заискивать перед ними. Стало очевидно, что среди недавних бунтовщиков у него появилось немало приверженцев и единомышленников, о чем свидетельствовали скрытые ухмылки, потаенные кивки и жесты, которыми они обменивались между собой, а Фрэнк Мадден неизменно следовал за Сэмом по пятам, словно его неотлучная тень.

Я попытался поговорить с Фрэнком, подчеркнув, насколько разлагающе влияет все это на дисциплину.

– Ничего подобного я не замечаю, – возразил он мне. – Если бы все было так, как ты говоришь, если бы на борту зрел опять некий заговор, то я бы первым заметил это. Тебе показалось. Ты сделал Майкла и его приятелей своими любимчиками, а остальным, естественно, это не нравится, только и всего. Они не делают ничего дурного, слушая песни и рассказы Сэма, как и я, кстати. Ты бы лучше присматривал за Майклом и его головорезами, вместо того чтобы им потакать!

В тот же вечер Майкл явился ко мне в каюту.

– Послушайте, мистер Пенрит, – заявил он без обиняков, – на борту болтают о сокровищах.

– О каких сокровищах? Кто болтает? Откуда? – спросил я.

– Не знаю. Только ни с того ни с сего все только о них и говорят. Похоже, так оно и есть, судя по характеру нашего путешествия. Говорят, будто речь идет о сокровищах Тауни, зарытых где-то на острове к северу от Мадагаскара.

– Говорят? Кто говорит? – раздраженно воскликнул я.

– Сэр Ричард, например.

– Сэр Ричард? – у меня от удивления буквально отвисла челюсть. – Как сэр Ричард?

– Ну да, сэр Ричард, когда выпьет лишку. Видите ли, мистер Пенрит, люди повадились таскаться к нему с жалобами, поскольку нигде, иначе как у него, мол, они не могут добиться справедливости и защиты от меня; будто я их чересчур притесняю, а вы не желаете их выслушать.

– Эге, да это снова бунт!

– Едва ли, сэр: ведь они обращаются за помощью к старшему начальнику. И что же он делает? Он угощает их вином и втолковывает им, какими богачами они станут через месяц, если будут держаться заодно, а уж он позаботится, чтобы всех наградили по справедливости. Что он там еще им обещает – не знаю. Я слышал все это не более часа тому назад.

– А что за разговоры о сокровищах Тауни?

– Опять-таки, мне ничего не известно, кроме того, что люди отпускают всякие шуточки на сей счет и болтают о том, как потратят свою долю, когда сквайр – сэр Ричард, значит, – доберется до своих сундуков с золотом. Причем болтают не со мной или с моими людьми – заметьте, сэр! Нам только случайно удается подслушать то тут, то там словечко-другое.

Он замолк, выжидающе глядя на меня сверкающими проницательными глазами. Я решил взять быка за рога:

– А если это правда, Майкл? Если мы и в самом деле отправляемся выкапывать сокровища?

Он хитро прищурился и кивнул мне в ответ:

– Что ж, золото есть золото, и у него свои особенности. Сначала оно вызывает зуд в ладонях от желания заполучить его, а затем от желания потратить. Я встречал мавров, которые умели видеть странные вещи в лужице черной жидкости, налитой в ладонь мальчишки-раба, и потом эти видения сбывались. Так и наши матросы, глядя на золотую монету, видят в ней исполнение всех своих желаний. Как говорится в Священном Писании, золото не может открыть райские врата, но оно, несомненно, служит ключом от ада. Вы слышали когда-нибудь об островах Вечного Блаженства, сэр?

Я отрицательно покачал головой.

– Это матросский рай, расположенный в семи милях от пекла. Там никогда не расплачиваются наличными, а всем верят в кредит, и каждый моряк может плясать со своей подружкой сколько душе угодно. Покажите матросу гинею, и он вместо каторжной работы на судне, где паруса вечно мокрые и частенько пусто в желудке, сразу видит перед собой острова Вечного Блаженства. Блеск золота кружит голову, мистер Пенрит!

Майкл отрезал ножом кусок табачной жвачки и сунул его за щеку.

– Целая куча его проскользнула у меня сквозь пальцы, – продолжал он. – Быстрее, чем водяные брызги сквозь натянутые снасти! Видите ли, мистер Пенрит, золото на время превращает в лорда любого оборванца. У бедняги не хватает смекалки приумножить это богатство, и он тратит его на ром и всякие увеселения, отчего кровь его, как ему кажется, становится такой же голубой, как у всякого высокородного джентльмена.

– До поры до времени.

– Ну да, пока он не получит головную боль, которая прячется на дне последней бутылки, и не поймет, что его любимая девчонка всего лишь алчная потаскуха. Вы ломаете себе голову над тем, как поведут себя Черный Майкл, Эмбер, Уэллс и остальные люди Девиса, когда мы обнаружим сокровище? Мистер Пенрит, говорят, человеческое раскаяние длится столько же, сколько ребенок радуется новой игрушке. Я никогда не уверял вас, будто раскаиваюсь в тех делах, которые совершал до того, как получил королевское помилование и был прощен за все свои преступления. Девис с остальными высадился на Нью-Провиденсе, поскольку флибустьерство перестало себя окупать.

Майкл вежливо сплюнул за борт коричневую от табака слюну и продолжил:

– Сегодня буканьер – жалкий пес с поджатым хвостом, которого каждый, имеющий патент, может пустить ко дну и будет прав. А рисковать во имя чего? Нагрузите сокровищами полные трюмы, и всего этого не хватит и на полгода. Лучше платите мне по гинее в месяц, и я буду считать себя богачом. А дайте мне пятьдесят тысяч, и через неделю я стану выклянчивать у вас стаканчик пива на похмелье. Честная, открытая игра и честная доля для всех – вот что я вам скажу, сэр. У вас судно, у вас точные сведения о сокровище и о том, где оно спрятано, поэтому хозяйская доля ваша. Ну а с командой – я надеюсь, сэр, вы поступите с нами по справедливости!

Меня насторожило то, что раз Майкл упомянул о свойстве золота кружить головы, значит он сам не очень-то уверен в себе и в своих людях. Его эмоциональная речь была почти угрожающей, несмотря на все его рассуждения о честной игре и справедливой дележке.

– Судно не мое, и секрет тоже принадлежит не мне, – сказал я. – Без сомнения, сэр Ричард намерен поступить честно. Он уже платит всем приличное жалованье. Он – глава экспедиции.

– А вы – ее мозг, сэр! Вы ее мозг! Обсудите этот вопрос. Времени еще достаточно, прежде чем сокровище окажется на борту и мы пустимся в обратное плавание. Но приглядывайте за Запевалой Сэмом. Он плавал вместе с Тауни. Похоже, он знает, где зарыто сокровище!

Все чертовски запуталось. Фрэнк Мадден, подружившийся с Сэмом, сэр Ричард, спьяну распустивший язык… Я никогда не рассчитывал на то, что мы сможем погрузить сокровища на судно втайне, так, чтобы команда рано или поздно не узнала об этом, и я предвидел претензии матросов на некую дополнительную премию сверх основной оплаты. Но до сих пор мне не представилась возможность серьезно потолковать с сэром Ричардом о делах. Я послал за Питером и принялся его допрашивать.

– Хозяин давно уже говорит о сокровищах, – сказал мне Питер, – и наливает стакан вина любому бездельнику с полубака, который только явится к нему с такого рода жалобами. Стакан вина вместо дюжины хороших плетей на решетке трюмного люка!

– Почему же ты мне ничего не говорил?

– Сэр Ричард мой хозяин. Но, поскольку вы сами об этом услышали, я могу с вами поделиться своими наблюдениями…

– Выкладывай!

– Ну, среди людей ходят разговоры о том, что собой представляют эти сокровища и как ими можно распорядиться.

– Среди людей Майкла?

– Среди всех. Люди Майкла посерьезнее, а остальные отпускают по этому поводу разные шуточки и насмешки. Вот и вся разница.

– А что говорит Запевала Сэм?

– Он утверждает, будто нет никаких сокровищ, и тоже смеется. И мастер Фрэнк вместе с ним. А если Сэм смеется, то все знают, что он лжет, и продолжают насмешничать.

Я отпустил его и вызвал Запевалу Сэма.

– Почему ты не сказал мне о разговорах про сокровища и о сплетнях, которыми кишит судно? – спросил я его.

– Поскольку сэр Ричард сам открыто говорит об этом, я думал, что вы знаете, мистер Пенрит, сэр. А я все отрицаю как только могу. И мастер Мадден тоже!

И он расплылся в нагловатой ухмылке.

– Можешь идти, – холодно сказал я.

Все неразрешенные проблемы опять свалились на мои плечи. Мне следовало выбрать момент, когда сэр Ричард окажется достаточно трезвым и благоразумным, чтобы вместе с ним и юным Мадденом обсудить вопрос о выделении определенной доли сокровищ для команды. Объявив о своем решении, мы сумеем взять под контроль дальнейшее развитие событий и прекратим слухи и вредные домыслы.

Мне больно было сознавать, что Фрэнк Мадден отлично знал обо всем происходящем. Я упрекал себя в недостаточном внимании к своему подопечному, но заботы по управлению судном отнимали у меня слишком много времени, а его законный опекун полностью пренебрегал своими обязанностями.

Я отлично понимал, насколько велика ожидающая нас впереди опасность. Дисциплину среди матросов легко поддерживать, когда имеешь под рукой власть закона, чтобы наказывать за нарушения. А мы уплыли слишком далеко от всех представителей этой власти. Черный Майкл и его приятели были – или являлись таковыми в недавнем прошлом – типичными преступниками, людьми вне закона, и Сэм Пайк тоже. Мы могли полагаться только на самих себя, а хромой мальчишка со своими фантазиями настолько отдалился от нас, что почти перешел в чужой лагерь; от сэра Ричарда тоже едва ли стоило в ближайшем будущем ожидать какого-либо проку.

Два дня спустя, ближе к полудню, он подошел ко мне на юте. Некогда румяное лицо его покрывали желтовато-бурые пятна, а рука, протянутая мне, дрожала.

– Доброе утро, капитан, – сказал он. – Фрэнк уверяет, будто мы приближаемся к Мадагаскару.

– Мы сейчас у южной его оконечности, – ответил я, – но слишком далеко отклонились к востоку. Остров расположен с юго-запада на северо-восток, так что если мы пойдем строго на север, то скоро увидим его берега.

– Отлично! – Он прилагал значительные усилия, чтобы казаться таким же беззаботным и невозмутимым, как прежде. – Буду рад ступить, наконец, на твердую землю. Шесть недель на борту – чересчур большое удовольствие для меня. Что-нибудь слышно о «Соколе»?

– Эмбер, кажется, видел его мачты над горизонтом вчера на закате, однако не очень в этом уверен. Во всяком случае мы оставили шхуну далеко позади.

– Мне слегка нездоровилось в последнее время, – проговорил сэр Ричард. – Должно быть, вино в одном из бочонков с Мадейры – думаю, сорт «Малмсей», – оказалось недобродившим…

Я заметил, что он пристально следит за моей реакцией, и промолчал.

– Насколько я понял, среди людей ходят всякие разговоры, – продолжал он.

– Да, и я давно хотел побеседовать с вами об этом, – ответил я. – Может, обсудим это сейчас?

Не было никакого смысла задевать его самолюбие, и мне кажется, он оценил мою тактичность.

– Несомненно, – согласился он. – После того, как немного перекусим.

Мы собрались втроем в кают-компании и тщательно рассмотрели ситуацию – собственно, рассматривали ее я и сэр Ричард. Фрэнк Мадден проявил известное безразличие к теме нашего разговора, поскольку наверняка знал, что без него не обойдется, и даже догадывался, о чем пойдет речь.

– Сокровищ там хватит на всех, – отмахнулся он. – Выделите каждому его часть, и все тут. Для начала я предлагаю увеличить долю Пенрита вдвое.

Сэр Ричард охотно согласился с этим предложением, добавив несколько весьма лестных замечаний по поводу моего управления судном. Признаться, я был удивлен неожиданной инициативой юного Маддена, тем более что его щедрость, казалось, на этом и закончилась. Глаза его выражали скорее любопытство, чем сердечность и заинтересованность, словно все происходящее казалось ему не более, чем спектаклем.

Сэр Ричард набросал черновой список. Поскольку Фентон выбыл из игры, доля Сэма по настоянию Фрэнка была повышена до трех частей, и в окончательной редакции список выглядел так:

Доля сэра Ричарда и Фрэнка Маддена… 48

Джастин Пенрит, капитан……………….. 10

Сэм Пайк……………………………………… 3

Майкл Гуд, первый помощник……………. 3

Уилл Эмбер, квартирмейстер…………….. 2

Мартин Уэллс, боцман……………………… 2

Питер Хиггинс……………………………….. 2

Команда – одна часть на каждого………..30

Итого……. 100

После принятия такого решения мы собрали на шканцах всю команду, кроме рулевого Эмбера, и сэр Ричард обратился к ней с речью.

– Пришло время, ребята, – заявил он, – сказать, куда мы плывем… – Тут я заметил иронические усмешки, которыми обменялись между собой кое-кто из матросов. – Мы отправились на поиски сокровищ Тауни, знаменитого пирата, закончившего свои дни на виселице по справедливому приговору суда пару месяцев тому назад…

Эти слова вызвали еще большее количество ухмылок – в особенности среди людей Майкла, на которых моральные проповеди сэра Ричарда не оказывали никакого воздействия.

– Мы поступим с вами по совести, – продолжал сэр Ричард под одобрительные возгласы Запевалы Сэма. – Вся добыча будет разделена на сто частей, и каждый из вас получит свою долю согласно занимаемому положению.

Вслед за этим он зачитал список. Я ожидал проявления каких-либо признаков недовольства, но ничего подобного не произошло. Команда трижды прокричала ура, и все разошлись, разделившись на мелкие группки. Сэр Ричард распорядился выдать всем по щедрой порции грога, и вскоре матросы развеселились, окружив толпой Запевалу Сэма, и здесь оказавшегося в центре внимания:

 
… Слитки золота, алмазы
ждут нас всех в конце пути,
и девчонки – по три сразу! —
все не старше двадцати!..
 

Фрэнк протолкался вперед, чтобы послушать пение, и его тоже встретили возгласами одобрения – видимо, в расчете на дополнительное угощение, – в то время как сэр Ричард спустился вниз. Я обернулся к Майклу.

– Ты это называл справедливым? – спросил я его. – Кажется, такая дележка устраивает всех.

– Вполне справедливо, – согласился он. – Однако вы заметили, сэр, с каким безразличием все они восприняли эту новость? Уверяю вас, мистер Пенрит, здесь что-то не так. И за всем этим кроется Запевала Сэма. Он и мальчишку очаровал своими песнями и сказками. Поверьте, сэр: в воздухе пахнет большой бедой!

Внезапно до нас донесся крик. Какой-то матрос взобрался на салинг5353
  Салинг – решетчатая площадка на мачте в месте ее соединения со стеньгами; служит для наблюдения за горизонтом, фарватером и т. п.


[Закрыть] фок-мачты и размахивал там безрукавкой. Голос его относило ветром в сторону.

– Земля, эй-хо! – услыхали мы наконец.

На западе, смутно выделяясь более густой синевой на фоне голубого неба, виднелась, подобно спине исполинского чудовища, узкая полоска земли. Фрэнк, хромая, быстро заковылял на нос; глаза его сверкнули и лицо просияло, когда он закричал:

– Мадагаскар! Мадагаскар, эхой!

Глава семнадцатая. МЫ ПРИБЫВАЕМ НА ОСТРОВ СОКРОВИЩ

 
… Уготовлен нам судьбою
зной тропических морей,
грохот волн и шум прибоя,
злые стрелы дикарей,
белопенный вал кипящий,
налетающий на мель,
неисхоженные чащи
неизведанных земель…
… рев неведомых чудовищ
за ручьем невдалеке,
груды сказочных сокровищ
в полусгнившем сундуке…
 

В течение недели мы плыли на север, держась параллельно берегу огромного острова, протянувшегося в длину на расстояние около тысячи миль, то приближаясь к нему настолько, чтобы любоваться его чудесной зеленью, то теряя из виду даже острые пики его станового хребта, скорее всего вулканического происхождения, изломанные и выветренные, напоминающие наконечники копий, пирамиды, своды, иногда исполинские готические соборы или замки, выросшие на зазубренных горных вершинах. Могучие реки бурными искрящимися водопадами стекали в океан; высокие пальмы вздымали свои кроны над более густой листвой и невероятным количеством цветов – белых, красных, золотистых, – затмевавших собой остальную растительность и видимых далеко в море, словно сказочный ковер, наброшенный на это подножье богов.

Росли здесь и одиночные деревья, лишенные, казалось, листвы, но зато покрытые пурпурными цветами, подобные исполинской герани, и Майкл рассказывал странные истории о гигантских восковых орхидеях, которые одурманивают чудесным ароматом неосторожного путника и затем смыкают над ним свои зубчатые лепестки и высасывают все его жизненные соки. Груды костей, некогда принадлежавших животным и людям, отмечают местонахождение этих хищных цветов.

Оба рассказчика – Майкл и Запевала Сэм – пользовались большой популярностью, хотя чаще всего у разных групп слушателей, и мы все жили в волшебном мире пряностей, золота, драгоценностей, необычных животных и птиц, чьи перья обладали баснословной ценностью.

Майкл утверждал, что туземцы здесь дружелюбны, поскольку знал все пиратские поселения в Маритане и на острове Сан-Мари. Это были во всех отношениях райские места, и, когда мы проплывали мимо их берегов на закате, эта земля с ее острыми горными вершинами и серебристым сверканием водопадов, отражавшаяся в аметистовых и аквамариновых тонах четким силуэтом на фоне пурпурного неба, казалась поистине вновь обретенным Эдемом.

Изредка нам на глаза попадались туземные деревни, некоторые на вершинах высоких холмов, другие – у самого побережья: соломенные хижины, покрытые пальмовыми листьями, и деревянные ритуальные постройки и жилища вождей. Над хижинами вился легкий дымок, и аборигены в белых одеждах, напоминавших римские тоги, подходили к берегу и глядели нам вслед. Редкие лодки проплывали мимо нашего борта, но мы не задерживались, памятуя о сокровищах, ожидающих нас впереди, и о «Соколе», следующем за нами по пятам.

Не скажу, чтобы я не строил далеко идущих планов насчет того, как распоряжусь своей долей сокровищ. Порой, когда я смотрел на Майкла, невозмутимо стоящего у штурвала, мне очень хотелось узнать, о чем он думает и какие прежние страсти и привычки возродятся в нем, когда в тени пещеры ему откроется треснувший сундук, – картина, которую я представил себе, когда впервые увидел карту.

Наконец мы вышли на траверз горы Амбохитра. Когда ее вершина скроется за горизонтом, нас будут отделять всего двадцать четыре часа хода от нашего острова. Известие об этом быстро распространилось по всему судну, потому что Запевала Сэм посчитал себя свободным от обещания сохранять далее какие-либо секреты, и многие свободные от вахты матросы толпились на носу и висели на вантах, надеясь первыми увидеть вожделенную цель экспедиции. Ночь застала нас к северу от мыса Амбр, крайней оконечности Мадагаскара.

На рассвете Амбохитра все еще была видна, но быстро уменьшалась в размерах, исчезая за горизонтом, и тогда на ют явилась депутация, возглавляемая Сэмом. Я послал за сэром Ричардом и Мадденом, который теперь просыпался ни свет ни заря, снедаемый нетерпеливым ожиданием окончания путешествия, и Пайк доложил о причинах визита:

– Люди желают иметь своего выборного, если вы не возражаете, джентльмены. Кого-нибудь, кто представлял бы их, когда золото будет выкопано. Вы же не захотите, чтобы мы все съехали на берег…

– А избрали они, конечно, Запевалу Сэма? – иронически спросил я.

– Нет. Я отказался, потому что имею большую долю, чем остальные. Но таков обычай. Выборным должен стать рядовой член команды.

Он вытолкнул из толпы Харди, одного из матросов.

– Вы будете представлять всех? – спросил я.

– Нет, – возразил Эмбер. – Всех, кроме служивших у Девиса. Нам не нужен никто, кроме Майкла.

Я посмотрел на сэра Ричарда, который важно приподнял бровь и согласно кивнул.

– О, дайте им хоть десяток выборных, если им так хочется! – вмешался Фрэнк. – Полагаю, большинство матросов все равно останется на судне. А тем, кто отправится за кладом, едва ли взбредет в голову дезертировать на необитаемом острове, лишившись своей доли!

Мы назначили поисковую группу, в которую вошли Майкл, Эмбер, Харди – выборный от основной части команды – и шестеро других, трое от людей Девиса и трое от приверженцев Сэма. Считалось само собой разумеющимся, что и я, и сэр Ричард обязаны присутствовать при извлечении клада. Сэм тоже входил в состав группы, так как никто лучше него не мог распознать ту лесную поляну, куда Тауни привел его с завязанными глазами и где он с тремя другими пиратами зарыли принесенные ими золото и драгоценности.

Юный Мадден рассуждал вполне логично, утверждая, что большинство членов команды предпочтет не покидать судна, предоставив нам самим копаться в земле и перетаскивать добычу, которая должна была обогатить всех. С моей стороны, я не мог думать ни о чем другом, кроме успешного завершения нашего рискованного предприятия. Возвращение домой казалось мне не такой уж сложной задачей, а старая добрая Англия, невзирая на все чары окружающей нас дикой природы, неодолимо влекла меня к себе.

Я уже видел свой старый дом на краю пустынного верескового склона вновь отремонтированным, утраченные акры плодородных земель выкупленными и хозяина поместья восстановленным в правах. Имя Пенрит опять станут уважать соседи.

Сэр Ричард, как только увидел остров, неузнаваемо переменился; годы, казалось, слетели с его плеч. За обедом он решительно отставил в сторону бутылку вина, которую ему принес Питер.

– Завтра в это время мы все станем богатыми людьми, – сказал он, и в глазах его появился блеск, как у человека, освобожденного от долгой непосильной ноши.

– Мы еще не нашли сокровищ, дядюшка, – возразил юный Мадден.

Сэр Ричард благодушно взглянул на него.

– Но, слава Богу, достаточно близки к этому, – заключил он с какой-то необычной ноткой в голосе.

Неожиданно нахлынувшие воспоминания о Саймоне, ссора, которую мне довелось наблюдать из окна в Мадден-Холле, сотня мелких и незначительных деталей, включая отношение Фрэнка к дяде и странную снисходительность последнего к выходкам племянника, – все это внезапно приобрело в моем мозгу четкие законченные формы. Я начал о многом догадываться; и как мне стало ясно впоследствии, был весьма недалек от истины. Сэр Ричард, очевидно промотав или каким-то образом растратив большую часть наследства своего подопечного Фрэнка Маддена, по уши залез в долги к Саймону, прекрасно осведомленному о состоянии его дел. Благодаря то ли сверхъестественной проницательности, то ли просто умению складывать воедино отдельные разрозненные факты, Фрэнк Мадден тоже догадался об этом. Отсюда следовало, что обнаружение пиратского клада спасало не только репутацию сэра Ричарда, но одновременно и состояние Фрэнка Маддена. Я уже упоминал, что был недалек от истины и тем не менее как оказалось впоследствии, все же недостаточно близок к полной правде.

В тот вечер юный Мадден неловко поскользнулся и упал на палубу. Я не был свидетелем происшествия, которое случилось где-то на фордеке, но Запевала Сэм с предельной заботливостью принес беднягу, страдающего, по всей видимости, от сильной боли, на руках на ют и усадил в капитанское кресло.

– Теперь я не смогу сойти на берег, – чуть не со слезами на глазах проговорил несчастный мальчик.

– Мы соорудим для тебя носилки, – пообещал ему дядя. – Где у тебя болит?

– Везде, – простонал Фрэнк. – Я чувствую себя так, словно меня поднимали на дыбе. Пожалуй, мне следует лечь в постель.

В полночь я вышел на палубу. Дул свежий бриз, но мы, казалось, едва ползли среди звездных россыпей, окружавших нас со всех сторон, под медленное торжественное кружение созвездий над головой. К концу вахты Майкл сменил меня, но я не ушел к себе. В любой момент можно было ожидать появления долгожданных островов, поднимающихся из моря. Занялся рассвет, озарив восточный край небосвода всеми цветами радуги, ослепительное солнце выплыло из-за горизонта, быстро карабкаясь в зенит по чистой небесной лазури, и ни одно темное пятнышко не нарушало безмятежную гладь океана, сколько мы ни напрягали усталые глаза. Пробили четыре склянки, затем пять; наконец, я не выдержал и, взобравшись по вантам на бом-брам-рею фок-мачты, встал там над огромным белым куполом паруса, пристально вглядываясь в беспредельную водную гладь.

Далеко, у самого горизонта, появилась черная точка и тут же исчезла. Снова появилась и теперь уже осталась, увеличиваясь постепенно, дюйм за дюймом, пока над волнами не показался крошечный конус отдаленной горной вершины. Карта Фентона не солгала: это был один из группы островов – может быть, даже сам остров сокровищ.

Новость мгновенно разнеслась по всему судну. Вся команда высыпала на палубу, матросы повисли на нижних реях и вантах, сэр Ричард вышел на нос; дисциплина была забыта ради всеобщего торжества надежды. Я заглянул к Фрэнку в каюту, чтобы узнать о его самочувствии и сообщить о радостном известии. Парень дрожал, словно в лихорадке, но я отнес это в большей степени за счет возбуждения, которое, как я надеялся, послужит панацеей от всех его болезней. К несчастью, травма оказалась серьезнее, чем мы предполагали; по его словам, он не в состоянии был даже выйти на палубу. Позже, возможно, он и попытается сделать это, а пока – не могу ли я прислать к нему Запевалу Сэма?

К полудню мы уже огибали группу островов с севера, направляясь к берегу нашей мечты. Как и утверждали Сэм с Фентоном, пара мелких островков представляла собой всего лишь пологие коралловые отмели, и мы обошли их стороной, чтобы не налететь на рифы.

Сэм указал нам место, где произошло кораблекрушение. В подзорную трубу мне удалось разглядеть черный остов разбитого судна, подобный исполинскому скелету доисторического чудовища, – жалкие останки «Бича Божьего».