Текст книги "Знак черепа"

– Он не совсем плохой, мой Джим, – продолжала она. – Но он подвержен дурному влиянию, а в Ланноне полным-полно нехороших людей. Я боюсь, как бы Джим не спутался с ними. И тогда он не вернется – о, он не вернется! И что мне тогда делать? Патент – его срок – кончается, денег нет. Лошадей он увел с собой, а меня оставил с маленьким ребенком, который больше никогда не увидит отца!

– Ну что за глупости! – остановил ее сэр Ричард. – Вернется он, никуда не денется! Лондон большой город, и нам некогда заниматься пустяками. Но, если я его увижу, то с ним поговорю. А теперь пропустите нас – быстро, быстро!

Женщина словно приклеилась к дверце кареты. Она вела себя так, будто знала или догадывалась о вещах, о которых не хотела говорить и которые давали ей повод считать себя покинутой женой; я подумал, что тут, конечно, не обошлось без Саймона. Но сэр Ричард был нетерпелив, и Питер, спрыгнув с седла, отвел женщину в таверну, откуда доносился громкий плач младенца. Карета тронулась, и я последовал за ней, размышляя над тем, много ли известно Симпкинсу и что он мог разболтать Саймону. Возможно, этот незначительный инцидент оказал на меня чересчур сильное воздействие, хотя сэр Ричард не преминул пролить свет на истинное положение дел, когда мы по пути сделали короткую остановку, чтобы отдохнуть и покормить лошадей.

– Трактирщик всегда был негодяем, – сказал он. – Он только и ждал случая, чтобы присоединиться к своим дружкам. Помяните мое слово, Пенрит, ему не уйти от виселицы! А женушка его не такая уж бедная и несчастная, как кажется!

Мы разместились в городском доме сэра Ричарда. Питер остался присматривать за Фентоном и Пайком, которым было приказано не высовывать носа на улицу, сэр Ричард, не откладывая дела в долгий ящик, нанес визит Левисону, чтобы оформить денежный перевод в банки Плимута, я же с самого утра отправился закупать кое-какое необходимое снаряжение. Фрэнк Мадден предпочел оставаться дома, намереваясь, как я предполагал, провести день в беседах с пиратами и узнать от них еще больше о чудесах страны, куда мы направлялись. Наша карета должна была вернуться в поместье, и я первым делом заказал для всех нас места в почтовом дилижансе, отправлявшемся в Плимут на следующий день.

Погода все еще хмурилась, однако она никоим образом не могла повлиять на мое приподнятое настроение, когда я в оружейных лавках осматривал пистолеты и мушкеты, испытывал на гибкость и прочность лезвия шпаг, отбирая оружие и распоряжаясь сегодня же доставить его в дом сэра Ричарда. Я приобрел также кое-что из одежды и обуви. Порох и прочие боеприпасы, а заодно и провизию мы должны были закупить в Плимуте.

Еще неделю тому назад я слонялся по улицам в промокших и дырявых башмаках, в потрепанной и ветхой одежде, без единого фартинга в кармане. Нынче же неукротимый дух странствий и приключений пылал в моей крови. Лавочники и торговцы кланялись мне, со всех ног бросаясь выполнять малейшее желание молодого энергичного лорда, собирающегося отправиться на поиски сокровищ. Естественно, я ни словом не обмолвился о нашем предприятии, но в моем поведении, несомненно, чувствовался некий прозрачный намек на это.

Я отдавал себе отчет в том, что хожу с гордо поднятой головой, чуть ли не пританцовывая под бравурные мелодии, которые напеваю сам себе под нос, явственно различая впереди уже проступающие сквозь лондонский туман силуэты далеких пальм и коралловых рифов, глубокую яму, на дне которой покоится сундук, битком набитый золотом и драгоценностями. Прохожие как-то странно поглядывали на меня и расступались, давая дорогу; некоторые останавливались и оборачивались мне вслед. Конечно же, я немного чванился и задирал нос, – да и кто вел бы себя иначе на моем месте и в мои годы, имея перед собой не только весь беспредельный мир, но и вступая к тому же на долгий и трудный путь, полный опасностей и приключений?

Я чувствовал себя так, словно мне на роду было написано твердой ногой попирать качающиеся палубы кораблей, высматривая в морских далях очертания неведомых островов, покупать оружие для быстрых и яростных схваток за обладание сокровищами, смело смотреть в лицо неизвестности, – быть авантюристом, джентльменом удачи с собственной долей в общей добыче. Это был великий день, и я успешно провел его первую половину, решив напоследок плотно пообедать у Шорта и, покончив со всеми делами, вернуться к вечеру в резиденцию сэра Ричарда.

Кровь энергично билась в моих жилах, побуждая меня к активным действиям, и поэтому я, покинув около трех часов пополудни последнюю оружейную лавку у Лондонского моста, направился – разумеется, пешком! – на запад. Мне предстояло выполнить еще одну задачу, на сей раз личного порядка. В свое время я заложил кое-какие безделушки, расстаться с которыми мне было бы крайне жаль. Одна за другой покидали они меня после того, как голод вынуждал меня относить их к ростовщику без всякой надежды увидеть их снова.

Среди них назову усыпанные мелкими бриллиантами часы отца, перстень с печаткой, медальон и прочие мелочи, стоившие значительно больше, чем я за них получил, не говоря уже о том, что они были мне дороги как память. Ростовщик, конечно, считал их крадеными и вовсе не ожидал, чтобы кто-нибудь пришел их выкупать. Сейчас подошло самое время сделать это. Срок залога не был определен, и их могли уже перепродать. Сэр Ричард вернул мне пять гиней, которые я в свое время уплатил Симпкинсу, и настоял на предоставлении мне ссуды на одежду и экипировку – с последующим вычетом ее из моей доли сокровищ, – так что я вполне мог сойти за богача.

Я свернул в узкий мрачноватый переулок, отыскал знакомую лавку под тремя тускло поблескивавшими позолоченными шарами, выкупил свое имущество и снова вышел в ранние сумерки, сгустившиеся благодаря легкому туману после того, как солнце начало склоняться к западу. Стоя на пороге, я заметил две темные фигуры, торопливо прошмыгнувшие мимо меня. Обе были мне хорошо знакомы.

Одна фигура принадлежала Картеру, известному в округе вербовщику. В дни моей нищенской бедности я успел завести немало подобных сомнительных знакомств, и теперь почти был уверен в том, что узнал его. А вторым в этой паре являлся не кто иной, как Симпкинс собственной персоной! Увлекшись беседой, оба не заметили меня и скрылись в дверях питейного заведения, стоявшего на самом берегу Темзы. Этот кабак пользовался дурной славой, поскольку именно здесь Картер проворачивал свои гнусные делишки. Он заманивал сюда простаков, одурманивал их, подмешивая в выпивку снотворное, а то и просто оглушая Ударом палки по голове, а затем продавал в таком виде либо в матросы, либо в солдаты. Поговаривали, будто в подвале таверны имеется даже специальный желоб, по которому бесчувственные жертвы вербовщика сплавляются на поджидающую внизу у берега лодчонку, доставляющую несчастных прямо на борт судна, которое нуждается в пополнении команды.

Зал таверны разделялся тонкой перегородкой на две половины. В одной обслуживали только капитанов, шкиперов и первых помощников, подавая им напитки в стеклянных бокалах и фужерах. Картер и Симпкинс исчезли в другой, где более дешевая выпивка – впрочем, скорее всего та же, но только по более низким ценам – подавалась в глиняных и оловянных кружках для всех остальных. Я вошел в первую половину и потребовал пива. Служанка принесла заказанное, и я стал неторопливо потягивать чуть горьковатую пенистую жидкость, удобно расположившись за столом на скамье, которая протянулась вдоль перегородки. Мне были отчетливо слышны голоса, доносившиеся с другой стороны, и я сразу распознал их.

– Мне не нужны неопытные новички, – услышал я голос Симпкинса. – Это должны быть настоящие просоленные морские волки!

– Морские волки! – громко захохотал Картер. – Да что ты можешь понимать в моряках, – ты, со своими лапами, измазанными в земле и навозе! Сказано тебе, что я и пальцем не шевельну, пока не получу полновесный аванс в золоте!

– Ты знаешь, на кого я работаю.

– Я знаю это только с твоих слов. А что, если он передумает и откажется? К тому же я впервые слышу, чтобы он занимался торговлей. Ведь судно, говоришь, торговое?

– Ничего я не говорю! Мне всего лишь нужны выносливые и надежные люди, знающие морское дело и способные постоять за себя!

– Хо-хо! Любопытно, какой товар он собирается перевозить в своих трюмах! Надежные люди, умеющие постоять за себя? И цена будет соответствующая?

– Я назвал тебе цену. Мне ничего не известно о его планах, кроме того, что он сказал и о чем ты уже знаешь.

– Сорок человек, чтобы вести судно и сражаться в случае нужды. И за сорок восемь часов? Непростой заказ! Придется выложить солидный аванс. А судно уже загружено?

– Говорю тебе, я ничего об этом не знаю! Сначала надо набрать людей. Берешься, или мне обратиться к другому?

– Полегче! Ты не из тех, кто обычно нанимает моряков. Если бы ты не пришел ко мне от Бланта-с-полубака, я бы с тобой и разговаривать не стал. Людей я могу тебе обеспечить. Но ты должен уплатить мне авансом по две гинеи за голову, прежде чем я приступлю к делу. И еще по три гинеи, когда я соберу их вместе.

До меня донеслось осторожное позвякивание отсчитываемых монет, и затем я услышал, как партнеры договорились о встрече в это же время на следующий день. Наконец Симпкинс предложил выпить на дорожку по самой последней, – а пили они, судя по всему, неразведенное виски, – послышался стук чокающихся кружек и стук захлопнувшейся двери.

Я отставил стакан и бросился к выходу, чтобы последовать за Симпкинсом, если это он вышел из кабака. Все мои подозрения выкристаллизовались в совершенно очевидную догадку. Хозяин постоялого двора, нанимающий сорок матросов, умеющих обращаться с оружием, и спокойно отсчитывающий вербовщику восемьдесят гиней!

Дверь перед моим носом неожиданно распахнулась, и на пороге появился Картер. Я торопливо протиснулся мимо него, но за это время Симпкинс уже успел раствориться в тумане. Я нерешительно огляделся по сторонам, однако трактирщик исчез, и пытаться преследовать его сейчас не имело никакого смысла. Кто-то опустил руку мне на плечо и заглянул в лицо. Это был Картер, который вышел следом за мной в дверь.

– Сдается мне, я узнал тебя, приятель, несмотря на твои пышные перышки! – сказал он. – Мистер Драный Кафтан стал сэром Бархатным Камзолом! Не поставишь ли стаканчик, раз уж тебе так пофартило?

Я вернулся вместе с ним в таверну. Потеряв след Симпкинса, я мог, пожалуй, кое-что разузнать у вербовщика. У меня не оставалось ни малейшего сомнения: Симпкинс каким-то образом пронюхал о наших планах, либо вступив в сговор с Фентоном, либо вскрыв конверт с запиской Пайка. Впрочем, едва ли это могло дать ему возможность проникнуть в тайну достаточно глубоко, чтобы он тут же бросился нанимать судовую команду. Действия трактирщика свидетельствовали о твердой уверенности. И тут меня словно осенило: Саймон!

Я заказал выпивку, и мы уселись за стол достаточно приветливо и дружелюбно.

– Я слышал, ты стал наставником и учителем молодого джентльмена, – сказал Картер. – Выпьем за удачный поворот в твоей судьбе!

– Откуда тебе это известно? – поинтересовался я. Он с хитрым видом потер себе переносицу и ухмыльнулся.

– О, мне известно значительно больше! – понизив голос, проговорил он. – Послушай, мастер студент, мы всегда были друзьями. Ты не из тех, кто кичится своей ученостью и не желает водиться с простыми людьми. Ты не задираешь нос перед нами! Так вот, ходят слухи, будто твои благородные хозяева – люди богатые и собираются стать еще богаче?

Он искоса бросил на меня проницательный взгляд.

– Кажется, я догадываюсь, откуда у тебя такие сведения, – сказал я, пытаясь нащупать лазейку к источнику его информации.

Картер кивнул:

– Похоже, ты слышал, как я толковал тут с этой неотесанной деревенщиной. Я уже сказал, что мы с тобой всегда были друзьями. И если я сообщу тебе новость, заинтересующую тех, с кем ты теперь связан, то заплатят ли они мне за нее?

Я знал его как двуличного мошенника и обманщика. Было очевидно, что он не прочь добавить наши денежки к гинеям, полученным от Симпкинса – или от Саймона, – и обвести всех вокруг пальца. С другой стороны, если существует враждебный заговор, если Саймон пронюхал о наших поисках и намерен нас опередить или даже применить силу – дюжина возможных вариантов промелькнула у меня в мозгу, – то быть заранее предупрежденным в любом случае означало быть заранее вооруженным.

– Вполне возможно, – ответил я ему. – Однако кто знает, не устарела ли уже твоя новость?

– Вот как? Ты всегда был хитрым и рассудительным и о многом, конечно, уже догадался. Но я могу сообщить детали. Только не здесь. Перейдем в заднюю комнату и там потолкуем.

Он подозвал служанку, которая подняла откидную доску прилавка, и мы прошли в маленькую комнату, где стояли стол и несколько табуретов топорной работы. Служанка вошла вслед за нами, поставила на стол бутылку и пару стаканов и оставила нас одних. Картер подошел к окну и посмотрел сквозь грязные запыленные стекла на реку. Туман продолжал сгущаться, и он, чтобы лучше видеть, протер стекло рукавом.

– Чертова погодка, – проворчал Картер. – Скоро начнется прилив. Видишь вон тот барк1919
  Барка – речное мелкосидящее судно без парусов, которое сплавляется вниз по течению или ходит под буксиром.


[Закрыть], пришвартованный к ближнему причалу?

Я шагнул к окну, и он отступил в сторону, освобождая проход. В следующую секунду голова моя словно взорвалась от сильного удара по затылку. В ушах зазвенело, из глаз посыпались искры, и я, уже теряя сознание и ничего не видя перед собой, инстинктивно повернулся и сцепился с Картером в отчаянной борьбе. Мы оба грохнулись на стол, и в то же мгновение силы оставили меня.

Очнулся я в кромешном мраке, не понимая, где я и что со мной произошло. Я лежал, скрючившись в три погибели, касаясь коленями подбородка, упираясь головой в скользкие доски потолка, вдыхая тошнотворный запах плесени и прислушиваясь к доносящемуся откуда-то шуму текущей воды. Запястья и лодыжки мои были связаны. В конце концов я понял, где нахожусь: в желобе вербовщика, по которому он сплавляет свои беспомощные жертвы! Вскоре меня спустят вниз в поджидающую лодку, чтобы переправить на борт уходящего в море судна – или прямо в Темзу! Именно ее звуки я и слышал сейчас: глухой шум приливной волны, плескавшейся подо мной.

Таков оказался трагический финал моего великого дня. Как последний дурак, я попался на удочку Картера, сумевшего ловко разыграть со мной свой профессиональный трюк. Если Саймон – ибо я не мог избавиться от мысли, что за всем этим скрывается «деловой партнер», припомнив его любопытные взгляды и поступки, его поспешный отъезд вместе с Симпкинсом в город, – если Саймон задумал первым добраться до сокровищ, мое исчезновение вызовет отсрочку нашего отплытия и не даст нам возможности помешать его планам. Странно, но именно это соображение пришло мне в голову прежде всего, и лишь потом я задумался над собственной участью. Как они собираются поступить со мной? Подбросят ли на борт какому-нибудь грязному морскому бродяге, продадут в солдаты или просто бросят в Темзу, связанного по рукам и ногам?

Картер совершил одну ошибку. Удар его оказался не слишком сильным, хотя в голове у меня еще гудело, как в пчелином улье. Но главное заключалось в том, что он связал мне руки спереди, а не сзади.

Я лежал на крышке люка, который откроют, едва лишь прилив достигнет достаточной высоты. Желоб – узкий, и колени касаются подбородка. Запястья – тоже.

Я стал извиваться, насколько позволяло тесное пространство, пока не вцепился зубами в узлы. Я грыз и жевал их, ощущая противный солоновато-горький вкус каната, отплевываясь от шершавых волокон конопли, забивавших рот. Канат прочен, узлы завязаны мастерски, и вскоре к отвратительному вкусу веревки стал примешиваться вкус крови из разорванных губ и стертых десен. Наконец в одном из узлов образовалась щель, и я с удвоенной энергией принялся обрабатывать его языком и зубами, постоянно прислушиваясь к плеску поднимающейся воды, которая сулила мне либо лодку вербовщика, либо холодную купель. В первом случае я решил просто выпрыгнуть за борт, отдавшись на волю течения в надежде, что оно вынесет меня где-нибудь на берег, если я до того не утону и сумею улизнуть от преследования.

Узел ослаб, и я, нащупав языком следующую петлю, принялся за нее. В конце концов руки мои оказались свободными. Я совершенно выбился из сил и весь взмок; поневоле мне пришлось немного передохнуть, несмотря на зловещий плеск воды и страх перед тем, что люк подо мной может открыться в любую секунду. В моем скрюченном положении возиться с узлами на лодыжках оказалось далеко не простым делом; я воевал с проклятой веревкой вплоть до судорог в конечностях и успел уже освободить одну ногу, когда надо мной внезапно возникло квадратное пятно света.

Я посмотрел вверх вдоль гладких блестящих стенок желоба и увидел ухмыляющуюся физиономию Симпкинса, зловеще прищуренную и освещенную масляным фонарем, который он держал над отверстием. У меня хватило здравого смысла сложить руки вместе, словно они все еще связаны. От трактирщика несло винным перегаром так, что я ощущал мерзкий запах его дыхания на расстоянии добрых десяти футов. Затем он плюнул вниз на меня.

– Счастливого плавания! – насмешливо проговорил он. – Надеюсь, оно будет долгим, поскольку ваша милость отправляется в путь с приливом!

Неожиданно пол подо мной провалился, и Симпкинс исчез. Холодный сырой воздух охватил меня, и я полетел вниз, во мрак и туман. Речные волны поглотили меня, и я погрузился в крутящийся водоворот под звуки издевательского хохота пьяного трактирщика, которые еще долго звенели у меня в ушах.

Глава девятая. КАРТЕР ПРОПУСКАЕТ НАЗНАЧЕННОЕ СВИДАНИЕ

… За все прегрешенья помилуй нас, Боже, —

за прошлые и за грядущие тоже,

за то, что мы ловим рыбешку везде,

которая плавает в мутной воде?

Руки и ноги мои онемели от длительного пребывания в неудобной позе, голова тоже была, пожалуй, далеко не в лучшей форме от нанесенного ей удара, но холодная вода моментально отрезвила меня, и я выплыл на поверхность.

Я утратил всякое чувство направления, чему в немалой степени способствовали сгустившийся туман и черная кружащаяся вода. Течение швырнуло меня на одну из свай, поддерживающих таверну, и я уцепился за ввернутое в нее медное кольцо, служившее, очевидно, для причаливания лодок. Отфыркиваясь и отплевываясь, я повис на нем, пытаясь сообразить в кромешном мраке, с какой стороны от меня находится река. Шансы мои на спасение были плачевными, если только не подвернется какое-нибудь плавучее бревно или протянутый с берега канат. Мне частенько приходилось наблюдать подъем воды между пролетами Лондонского моста во время прилива, бешеную круговерть яростных волн, которые с шумом разбивались о гранитные камни устоев, покрывая их пеной и брызгами.

Я неплохой пловец, но даже и для меня вступать сейчас в единоборство с разбушевавшейся рекой было крайне рискованно, тем более что благодаря темноте и туману опасность увеличилась троекратно. Впрочем, и раздумывать долго тоже не приходилось. Силы мои иссякали, воля к сопротивлению ослабевала; холод воды проникал до самых костей, и я дрожал от озноба так, что зуб на зуб не попадал. Оставаться здесь дольше не следовало, если я не хотел утонуть, как крыса в корзине.

Я внимательно прислушался, и мне показалось, будто справа доносится более ровный и сильный шум течения, перекрывающий плеск и журчание суматошных волн вокруг окружавших меня свай. Отпустив причальное кольцо, я поплыл в сторону шума, но не успел сделать и нескольких гребков, как что-то ухватило меня за ногу и потянуло на дно. Вынырнув на поверхность, я в панике замолотил руками по воде, но тут что-то опять дернуло меня за ногу. Но теперь я уже знал, что это такое. Я не успел полностью избавиться от пут, когда открылся люк. Веревка все еще была привязана к моей ноге, и второй ее конец зацепился где-то под водой.

В обычных условиях освободить от нее ногу не составило бы ни малейшего труда, но удар по затылку и борьба с холодным течением, которое трепало и кружило мое несчастное тело, пока я трудился над намокшим узлом, обессилили меня вконец. Мне приходилось то и дело хвататься за причальное кольцо, чтобы отдышаться, и затем – в который уж раз! – снова нырять, пытаясь окоченевшими пальцами развязать проклятую веревку. Наконец она ослабла и соскользнула с ноги.

Потраченные усилия настолько истощили меня, что я не мог уже противостоять течению. Здесь, в береговой заводи под таверной, возникали многочисленные водовороты, вертевшие меня, словно полено. Мелкие злые волны захлестывали рот при попытке ухватить глоток воздуха, колотили меня о мокрые бревна свай, за трухлявую древесину которых я тщетно цеплялся, пуская в ход ногти, стараясь удержаться, как устрица, оторванная от скалы прибоем. В конце концов меня вышвырнуло на широкий простор главного русла, где могучая приливная волна подхватила мое беспомощное тело и понесла в сторону Лондонского моста. Я уже видел тусклые огоньки обрамляющих его домов и напрягал остатки убывающих сил, чтобы удержать голову на поверхности мутного потока.

Капризом течения меня снова приблизило к берегу и понесло вдоль очередной излучины, где под деревянными мостками причала река образовала небольшой мальстрем2020
  Мальстрем – водоворот близ берегов Норвегии; нарицательное наименование любого крупного водоворота.


[Закрыть]. Слишком обессиленный, чтобы сопротивляться ударам волн, я безучастно ожидал момента, когда меня снова швырнет на сваи. Тяжелая апатия охватила меня, и я желал лишь, чтобы все это поскорее окончилось.

Говорят, будто перед мысленным взором утопающего проносится вся его жизнь; могу засвидетельствовать, что ничего подобного не происходило, только полное смирение перед судьбой, которая уже не казалась злой я несправедливой. И тут я совершенно неожиданно зацепился сначала ногой, а вслед за этим – уже вполне осознанно! – обеими руками за толстый канат, тянувшийся из воды. Это был якорный трос стоящего у причала судна, мимо кормы которого меня проносило течением. Немедленно воля к жизни с новой силой вспыхнула во мне!

Я буквально обвился вокруг каната, выступающего из воды под довольно острым углом. Канат был толщиной с мою руку и даже не прогнулся под тяжестью моего тела, так туго он был натянут. Я лежал на нем, постепенно приходя в себя, выставив над водой голову и плечи, тогда как осатаневший прилив, словно разозлившись на то, что жертва от него ускользает, неистово пытался сдернуть меня обратно. Судно стояло у причала, и я от всей души благодарил Бога за предусмотрительность моряков, которые завели кормовой якорь, чтобы противостоять приливному течению.

Световое пятно указывало на местоположение окон большой каюты на квартердеке. Если, как обычно, под ним проходит вдоль гакаборта2121
  Гакаборт – кормовой борт судна, кормовые обводы.) широкий кормовой брус, отмечающий осадку судна, то мне, возможно, и не понадобится карабкаться до самой палубы и перебираться на ют(Ют – кормовая часть палубы.


[Закрыть] через леерное ограждение2222
  Леерное ограждение – веревочные перила, ограждающие борта (в отличие от фальшборта, являющегося продолжением бортов над палубой).


[Закрыть].

Боясь оставаться в холодной воде, я призвал на помощь всю жажду жизни и медленно пополз вверх по толстому четырехдюймовому канату, перехватывая его руками. Это отняло у меня последние остатки воли и сил. Я больше не чувствовал ни своих онемевших скрюченных пальцев, ни оцепеневшего, насквозь промокшего тела, повисшего в темноте над разъяренной рекой.

Мало-помалу я постепенно приблизился к освещенным окнам. И наконец разглядел во тьме выступ кормового бруса, и в самый последний момент, когда мне казалось, будто руки мои вот-вот выскочат из суставов, я в последнем рывке выбросил ноги вперед и почувствовал блаженное облегчение, ощутив под ними твердую опору. Я стоял на узком раскачивающемся деревянном карнизе, то и дело захлестываемом волной, все еще держась руками за канат, протянувшийся надо мной до самых кормовых битенгов2323
  Битенги – швартовые тумбы на судне.


[Закрыть]. Окно было рядом, и я осторожно заглянул в него.

В каюте за столом сидели двое, и один из них оказался Картером. Вербовщик не отличался богатством фантазии, и когда он предложил мне выглянуть в окошко таверны, указав на барк, стоящий у причала, то имел в виду именно тот, о котором сам думал постоянно. Судя по всему, это был тот самый барк, за чей якорный канат я так удачно зацепился.

Картер отсчитывал на столе золотые монеты, очевидно из тех, которые получил от Симпкинса. Мне сразу пришла в голову мысль, что я наблюдаю продолжение заговора и таким образом имею возможность узнать кое-какие его детали, хотя, разумеется, едва ли следовало ожидать, чтобы мое появление в окне каюты было встречено ее обитателями с большим восторгом.

Почувствовав прилив свежих сил благодаря отдыху и возбуждению от увиденного, я продолжил свои акробатические упражнения. Подтянувшись на руках, я вновь охватил канат ногами и пополз по нему до кормовых шпигатов. Перебраться через фальшборт не составляло особого труда, и вскоре я уже стоял на пустынной палубе юта. У трапа, ведущего с квартердека на главную палубу, горел фонарь; все еще не очень уверенно ступая на нетвердых ногах, я, крадучись, подошел поближе и выглянул из-за ограждения.

Повсюду внизу, куда только можно было проникнуть взглядом, лежали разнообразные тюки, бочонки и ящики, приготовленные то ли к погрузке, то ли к выгрузке, но ни одной живой души вокруг не было видно. Со всеми предосторожностями я спустился с квартердека, и в эту минуту дверь каюты внезапно распахнулась. Я едва успел укрыться в тени ближайшей кучи каких-то мешков, однако из двери никто не вышел. Оба мужчины продолжали беседовать, стоя в каюте.

– Итак, – услышал я голос Картера, – если ты сможешь дать мне своих людей, да еще дюжину с «Пеликана», то у меня как раз наберется сорок человек. Но ты сам должен мне их доставить. Капитан Уэйн взбеленится, когда узнает, что кто-то сманил его команду, посулив ей более выгодные условия. И если он пронюхает, что за всем этим стою я, то на мне можно будет поставить крест.

– Хо-хо, – засмеялся другой, скорее всего вахтенный матрос, как я определил по его одежде и манерам, – а разве не ты набирал команду на «Пеликан»? Редкую шутку ты сыграешь с Уэйном, продав ему людей сегодня, а завтра похитив их всех до единого!

– Держи язык за зубами, приятель, если не хочешь его лишиться! – злобно прошипел Картер.

– Не волнуйся: я знаю, с какой стороны мой кусок хлеба намазан маслом! Где мы встретимся?

– У меня. Знаешь, где это? Ладно. Когда тебя сменят? В девять вечера? Отлично; сразу же отправляйся на полубак «Пеликана». Не забудь захватить с собой флягу с грогом: так легче будет заключить сделку. Намекни им на то, о чем я тебе говорил относительно рейса. Им это больше придется по душе, чем гнуть спину под командой Уэйна на половинном пайке и нищенском жалованье. Это плавание покажется им просто увеселительной прогулкой! Свяжись со мной, когда все закончишь, чтобы я смог найти, где им спрятаться и переждать, пока «Пеликан» не наберет себе новую команду. Послезавтра он снимается с якоря. Постарайся управиться до полуночи.

– И ты полностью расплатишься со мной? По кроне за голову?

– Деньги уже тебя ждут. Смотри не подведи меня!

– Можешь на меня положиться. Черт, ну и ночка: хоть глаз выколи! Сумеешь сам найти дорогу?

Картер ответил утвердительно, и вахтенный вернулся в каюту, захлопнув за собой дверь. Я узнал не очень много, но в моем мозгу зародилась идея помешать Картеру явиться в назначенное место встречи. Рядом со мной находилась толстая дубовая кофель-планка с массивными железными нагелями для крепления снастей. Я протянул руку и выдернул один из них. Картер продолжал идти в сторону сходней, то и дело спотыкаясь о сваленный на палубе груз и громко чертыхаясь, чем облегчал мне задачу пробираться следом за ним. Я старался двигаться как можно бесшумнее, прикидывая, который уже может быть час.

Однажды Картер остановился и замер прислушиваясь. Я тут же спрятался за ящиком, хотя ночь и туман делали подобную предосторожность излишней. Палуба барки находилась на одном уровне с причалом, и, когда Картер ступил на сходни, я нанес ему сильный удар тяжелым шкворнем по затылку. Вербовщик молча рухнул на освещенные фонарем доски причала. Он был практически без сознания, все равно пытался непроизвольно встать.

Все произошло без единого звука. Причал загромождали груды всевозможного груза, разбросанного в беспорядке. Во мгновение ока я связал Картера более надежно, чем он меня, и вместо кляпа сунул ему в рот обрывок каната, чтобы он тоже почувствовал вкус просмоленной пеньки, когда придет в себя. Я огляделся, ища, куда бы его спрятать. Фонарь, освещавший причал, раскачивался на кронштейне над дверью какого-то сарая. Дверь была не заперта, и внутри все было завалено старой парусиной, канатами, бочками с засохшей краской, сломанными веслами и прочей дребеденью. Я оттащил вербовщика в самый дальний угол, рискнув для этого снять фонарь с крюка, и спрятал его под кучей гнилых парусов.

Увы, больше я ничего не мог сделать, хотя счастливый случай и дал мне возможность обернуть мою оплошность нам на пользу. Я не сомневался, что теперь нам удастся опередить наших конкурентов и наверстать упущенное время. Картера вряд ли сумеют скоро найти; впрочем, данное обстоятельство нисколько меня не заботило: то, как подло он поступил со мной, служило мне оправданием. Я вернул фонарь на место и направился к каменным ступеням широкой лестницы, что вела с пирса на улицу. Я чуть не падал от усталости и голода, на моем теле не найти было живого места от ударов о бревна и сваи, но сознание того, что мне удалось не поддаться козням наших врагов – кем бы они ни были, – согревало мне сердце.

Картер, очевидно, очень торопился, потому что, хотя мой кошелек и исчез, однако выкупленные из залога мелочи, которые я положил во внутренний карман, к моей великой радости остались в целости и сохранности. Впрочем, радость эту немного омрачала перспектива предстоящей длительной пешей прогулки по ночному городу. Ни один носильщик или возница, конечно, не согласился бы поверить на слово джентльмену в моем нынешнем положении: в насквозь промокшей, грязной, перепачканной смолой и илом одежде, без шляпы и без единого фартинга в кармане. Поэтому я недолго думая пустился в путь, благословляя ночь и туман за то, что они, как в дни моей недавней бедности, оказывают мне дружескую услугу, скрывая от любопытных глаз мой жалкий и непристойный вид.

Об одном я только сожалел. Мне так и не удалось установить личность человека, стоявшего за Симпкинсом, а также раскрыть сущность заговора, который, как подсказывало мне чутье, был хитрым и коварным.