Текст книги "Убийства в Белом Монастыре"

Глава шестая
«Кто прошел, не оставив следов»

Он чуть отодвинулся, чтобы серый свет мог падать ей на лицо. Странно, но, когда прошло первое потрясение, он не подумал о призраках или галлюцинациях, что заставляли его повсюду видеть лицо Марсии. Разве что с некоторым облегчением Беннет решил, что весь этот фарс с убийством, возможно, лишь чудовищный розыгрыш, ночной кошмар, и ему захотелось рассмеяться.

Потом он понял, что это не Марсия, и это было еще худшим потрясением. В следующую минуту он сам удивился, что заметил какое-то сходство в бледном лице, на которое падала тень оконного переплета. Девушка оказалась ниже и стройнее, ее темные волосы были небрежно заправлены за уши, и она была в простом сером свитере и черной юбке. Но на миг линия скул, мимика, тяжелые веки над темными глазами напомнили ему о другой.

Он тут же забыл об этом, когда осознал, что она пострадала. Беннет услышал ее голос – и это тоже не был голос Марсии Тэйт.

– Джон… – Она тяжело сглотнула и подняла на него беспокойный взгляд. – Джон? Вы не… Да что я говорю? Луиза. Все хорошо, правда. Это был просто шок, я ее успокоила. Она меня не узнала. Она была в истерике после вчерашнего. Пыталась… – Ей было больно говорить. Руки снова коснулись горла, она поборола тошноту и попыталась улыбнуться. – Хорошо, если бы приехал доктор Уинн, и…

Пауза.

– Кто вы?

– Успокойтесь. – Беннет отчего-то почувствовал себя виноватым. – Все хорошо. Клянусь, все хорошо! Я друг вашего дяди. Меня зовут Беннет. Ох, вы ранены. Позвольте…

– Нет, со мной все в порядке. Это Луиза. А, Беннет, да, я знаю, кто вы. – Она быстро метнулась к двери. – Послушайте. Вам туда нельзя! Точно нельзя. Она в ночной сорочке.

– И что с того? – Беннет был ошарашен. – Если кто-то впал в безумие и пытается задушить… Ведь именно это она и делала?

Невообразимо. Он вспомнил веснушчатую, скромную девушку с механической улыбкой, следующую, словно тень, за лордом Канифестом, тихую, деловитую, ту самую, что занималась перепиской отца и которой не дали выпить второй коктейль.

– В безумие? – повторила Катарина Бохун, пересиливая боль, и слабо хохотнула. – Луиза? С этим ничего не поделаешь – она истеричка. После того, что случилось вчера… Прошу, не делайте глупостей! Я сама не слишком хорошо себя чувствую.

– Знаю, – мрачно отозвался Беннет и подался вперед, когда она, пошатнувшись, прислонилась к стене.

– Бога ради, что вы делаете? Отпустите меня! Слышите, отпустите!

Он отнес ошарашенную и несколько напуганную барышню к себе в комнату, открыв дверь ногой. Там, желая рассмотреть ее получше, опустил на удобные подушки на широком подоконнике глубокого оконного проема. Порылся в чемодане в поисках бутылки бренди, которую счел разумным привезти в Англию, где, увы, все закрывается так рано. Когда он вернулся, она слегка приподнялась, облокотившись о подоконник; в ее глазах читалась усталость.

– Нет, – быстро сказала она, – я в порядке. Не надо бренди, спасибо.

– Выпейте! Почему нет?

Именно усталость, как показалось ему, заставила ее сказать правду. Она говорила словно помимо собственной воли:

– Потому что дядя Морис скажет, что я пила. Добрый старый дядя Морис! Вот… – Она с трудом болезненно сглотнула, а он тем временем намочил полотенце, отжал его и попытался приложить к багровым синякам у нее на шее.

– Так хорошо. Вам лучше?

– Разумеется.

– Может, сделать еще один компресс? Нет? Тогда подождите, я пристрою эту штуку у вас на шее, а потом вы мне расскажете, что заставляет ваших друзей типа… типа ее светлости Луизы Кэрью, – (звучание этого имени показалось ему самому странным, особенно если вспомнить смиренную девицу, которая ему всегда представлялась сидящей ниже других), – ваших друзей типа ее светлости Луизы Кэрью впадать в истерику и пытаться вас убить. Сидите тихо!

– Ну вот что вы делаете? Дайте мне это полотенце.

Она пошевелилась и слабо улыбнулась. Он рассмотрел ее более внимательно. Сходство? Если бы не игра света, он мог бы вообще его не усмотреть.

Ее отличала собственная неброская красота. Лицо бледное, без макияжа, тонкие брови с приподнятыми внешними кончиками, над словно светящимися изнутри темно-карими глазами. Она, в отличие от Марсии, смотрела прямо и пугающе пристально, но у нее были такие же тяжелые веки, маленький пухлый рот и изящная шея.

Что же тогда? Очередная жертва снов в этом странном доме? Фон для тщеславных выходок братьев Бохун, как Луиза – для лорда Канифеста? Все было предельно ясно по тону, которым Джон Бохун рассеянно говорил о «крошке Кейт». Он вспомнил, что по этому поводу сказал Уиллард.

– Прошу меня простить, – произнесла она с беспокойством, – я была расстроена и говорила глупости, впрочем, как всегда. Но я очень люблю Луизу. У нее никогда не было шанса… Ее отец… ну, вы же его видели?

– Я слышал, как он говорит.

– Да, я именно об этом. – Она кивнула. – Луизе вы понравились. В дружеском кругу она совсем другой человек. Думаю, это можно сказать про всех нас. – Она выглянула в окно, потом снова повернулась к нему. – Можно у вас кое-что спросить? Стелла сказала… Стелла – это горничная, которая утром принесла мне чай. Так вот, Стелла сказала, что они все обсуждали это внизу… Это правда? Ну, касательно Марсии… Это так? Да? – произнесла она, не переводя дыхания.

Он кивнул.

– Стелла сказала, что ее ударили… убили там, в павильоне, и у нее вся голова разбита, а Джон нашел ее там. Это тоже правда?

– Боюсь, что да.

Она снова отвернулась к окну, плечи ее были напряжены, глаза закрыты. Через некоторое время он тихо произнес:

– Она вам нравилась?

– Нравилась? Нет. Я ее презирала. Впрочем, и это неправда. Но боже, как я ей завидовала…

Сказать было нечего. Беннет чувствовал неловкость. Он порылся в вещах, разыскивая сигареты.

Она снова заговорила:

– Они знают, кто это сделал?

– Нет. Но считают, что это тот, кто был в доме.

– Ну да, разумеется. Тот же человек, что шел по галерее вчера ночью.

Он снова присел на подоконник, но озвучивать громкие и пустые обещания помочь не хотелось – зачем? Ощущения были сложные и запутанные, но необъяснимо сильные. Наверняка она это заметила, потому что вдруг сказала:

– Спасибо. Вы даже не представляете, как я вам благодарна. – (Спокойная улыбка.) – Многие думают, что я могу позаботиться о себе сама, и это так. Но это напугало меня почти так же сильно, как… Да, вчера ночью в галерее кто-то был, он там расхаживал и что-то искал – не знаю, что именно. Это едва не свело бедную Луизу с ума, и ей, скорее всего, понадобится врач. Кто бы там ни был, он взял ее за руку в темноте, а потом оттолкнул ее.

– Не думаете, что ей могло это показаться?..

– На ней была кровь.

– Когда это все случилось?

Она помотала головой:

– Не помню точно. Думаю, было около четырех, я потом смотрела на часы. Комната, из которой я выходила, когда мы с вами столкнулись, – моя. Что-то разбудило меня, сама не знаю что. Я услышала, как кто-то возится у моей двери и трогает ручку. Ну, как большая собака. Наверно, я думаю про собак, потому что Буря так много лаяла вечером, а утром она завыла.

В общем, кто-то был у моей двери. Потом будто что-то упало и кто-то побежал. Я не смела пошевелиться, пока не раздался голос Джервиса Уилларда. Он услышал какой-то шум, выбежал в коридор и включил свет, чтобы посмотреть. Когда я открыла дверь, у него на руках была бесчувственная Луиза.

– И куда ее понесло в четыре часа ночи? – спросил Беннет.

– Не знаю. С тех пор она несколько не в себе. Думаю, она шла ко мне, она всю ночь не спала и была уже в истерике. Видимо, выйдя из своей комнаты, она не нашла выключателя, заблудилась и перепугалась еще больше, потому что не могла понять, где находится. И все твердила: «Свет, свет!» – Катарина Бохун смотрела прямо перед собой, стиснув лежавшие на коленях руки. – Вы когда-нибудь испытывали сильный страх, думая, что заблудились в темноте? У меня такое случалось – во сне, и не раз.

Он вдруг подался вперед, взял ее за плечи и сказал:

– Очень люблю истории с привидениями и всякие ужасы. Вот поэтому-то в жизни ни с чем по-настоящему жутким и не сталкивался. Но вам не нужно бояться чертовых теней и прочей ерунды, слышите? Вам и так хватило с лихвой.

– Бога ради…

– Вам надо покинуть этот треклятый дом с кувшинами горячей воды, кривыми зеркалами и молью траченными призраками. Отправляйтесь в Лондон или Париж, лучше в Париж, вдохните полной грудью и расслабьтесь. Пройдитесь по лавкам портных, поживите в шикарных отелях, послушайте джаз, закрутите головокружительный роман, напейтесь в каждом баре на площади Клиши, посмотрите на китайские фонарики на озере Буа, потанцуйте в Шато-де-Мадрид в модном платье, вдохните аромат роскошных блюд и полюбуйтесь на цвет бургундского вина в каком-нибудь безумно дорогом ресторане. Погуляйте среди каштановых деревьев, зацветающих весной на Елисейских Полях, попробуйте луковый суп на рынке у реки, когда едва рассвело, вам нужно…

Беннет забыл о дипломатии. Он встал, размахивая рукой. Но вот воздушный шар его фантазий лопнул, и он понял, что выглядит полным идиотом. Он снова вернулся в мрачную комнату с окнами, выходящими на снег. Его удивило выражение лица Катарины Бохун. Она подняла глаза.

– Вы… вы чертов янки! – произнесла она со злостью и облегчением, от которых дрожал голос. Потом невесело засмеялась, – казалось, ей трудно остановиться.

– Э-э… да. Именно так.

– В жизни не видела такого психа.

– Напротив, проклятая англичанка, меня считают…

– И не вздумайте говорить так, по крайней мере… там, где вас могут услышать.

– А?

Она остановилась.

– Ничего. Ведите себя разумно. И я постараюсь. То есть… Марсия. Не могу думать больше ни о чем. Марсия могла делать все, о чем вы говорили. Марсия была собой, она была одна, она была чудесная на свой лад. – Катарина снова стиснула руки. – И думается мне, она была довольна. Она лежит там мертвая. Но она умерла, когда у нее было все, чего можно пожелать, все, чего может пожелать женщина. Она была одна, она была великолепна – и не узнала, что такое старость. Разве ради этого не стоит умереть? И пусть кто-то размозжил ей голову залитой свинцом рукоятью хлыста, все равно оно того стоило…

Она вдруг умолкла, но значение непроизнесенных слов было так же осязаемо, как звук захлопнувшейся двери в холодную комнату.

Беннет внимательно посмотрел на нее:

– Хлыста?

Едва открыв рот, он понял, что сделал это напрасно. Захлопнувшаяся дверь разделила их.

Она поднялась с подоконника.

– Разве нет? Я, должно быть, услышала это от Стеллы, – сказала она, будто запыхавшись, быстро и громко, и в этот момент тихая и нервная Катарина Бохун казалась опасной. – Теперь мне пора вернуться к пациентке. Спасибо за все. Идите завтракать.

Прежде чем он смог пошевелиться или открыть рот, она вышла из комнаты, будто ее тут и не было никогда. Беннет так и остался смотреть на закрытую дверь, ощупывая небритый подбородок. Потом подошел к чемодану и пнул его – тот пролетел через всю комнату; Беннет хотел снова его пнуть, но вместо этого сел на кровать, зажег сигарету и с силой затянулся.

Все запуталось еще больше. Рука его дрожала, в комнате витал призрак Марсии Тэйт. Если Уиллард охарактеризовал ее верно, она в жизни не смеялась так, как после смерти. Хлыст! На месте преступления или даже рядом не было никакого хлыста, кроме того, что висел на запястье у Джона Бохуна. Бред какой-то.

Полиция уже должна была вернуться из павильона. Заставляя себя не думать о Катарине Бохун, Беннет умылся холодной водой, почувствовал себя лучше (хотя голова немного кружилась), оделся и направился вниз.

Он хотел пройти в столовую, но из библиотеки донеслись громкие голоса. Дверь была открыта. В полутемной комнате была зажжена люстра, и несколько человек собралось перед камином. За столом у дивана, между двух бронзовых ламп с желтыми абажурами, сидел спиной к двери высокий мужчина в форме инспектора полиции. Он постукивал себя по виску карандашом. За ним стоял очень нервозный Томпсон, а еще дальше – старший инспектор Мастерс, невозмутимо изучавший тома на полках. Тот, кто говорил, быстро и уверенно жестикулируя, был низеньким человечком с острым лицом, в потрепанном черном пальто и сдвинутом на затылок котелке. Он стоял спиной к огню, на носу у него криво сидели очки на черной ленте.

– Не думайте, что можете учить меня моему ремеслу, Поттер, – сказал он. – Я считаю это прямым оскорблением! – Он злобно взглянул на Поттера поверх очков. – Я вам сообщаю точные медицинские факты. Если хотите, пусть их проверит ваш полицейский хирург. Соберите всех проклятых шарлатанов с Харли-стрит и тогда узнаете…

Он заметил Беннета в дверях и умолк.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Мастерс подошел к столу.

– А! – быстро сказал он. – Заходите, мистер Беннет. Заходите, пожалуйста. Я как раз собирался послать за вами. Это доктор Уинн, а это инспектор Поттер. Итак, за последние полчаса мы услышали кое-что необычное.

Доктор Уинн фыркнул. Мастерс частично подрастерял свою жизнерадостность, вокруг его рта пролегли морщины, он выглядел обеспокоенным.

– И это нужно объяснить. Вот так. Сэр, я уже рассказал этим джентльменам то, что услышал от вас некоторое время назад. Возможно, вам лучше будет это повторить для инспектора, чистая формальность…

Инспектор Поттер поднял глаза от блокнота. Это был лысый великан с нелепыми усами, красноватым лицом и глазами, как у задумчивой коровы. Он казался деловито настроенным, пусть и озадаченным, и смотрел на Беннета с подозрением.

– Имя-адрес, – пробурчал инспектор. – Если вы иностранец, – (подозрения ощутимо усилились), – нужны подтверждения. Ради вашего же блага советую быть откровенным. Ну же!

– Ну же – что, Поттер? – жестко перебил Мастерс. – Вам нужна моя помощь? А?

– Верно, сэр.

– Хорошо! – Мастерс махнул рукой. – Я немного поучаствую, если не возражаете. А теперь, мистер Беннет, я хочу подчеркнуть важность ситуации. Нужно, чтобы вы все прояснили. Томпсон!

Томпсон вышел вперед. Его воспаленные глаза выражали отчетливую враждебность, но голос звучал вполне миролюбиво, и, на взгляд Беннета, он выглядел самым почтенным человеком в комнате.

– Вы сказали инспектору Поттеру, – резко начал Мастерс, – что снегопад прекратился ночью сразу после двух – именно в это время, – вы можете поклясться?

– Да, сэр. Боюсь, что могу.

– Боитесь? В каком смысле – боитесь?

– Сэр, я просто не хочу создавать для полиции лишние проблемы, – невозмутимо ответил Томпсон. – Да, я могу поклясться, я глаз всю ночь не сомкнул.

Мастерс отвернулся:

– А доктор Уинн говорит нам…

– Я вам это говорю, – отрезал доктор и похлопал Мастерса по плечу. – С учетом всего, включая температуру, я склонен считать, что смерть этой женщины наступила между тремя часами и полчетвертого утра. Это точно. Вы уверяете, что снег прекратился в два. Ладно, дело ваше. Я утверждаю, что, если снег прекратился в два, эта женщина умерла по крайней мере часом позже. – Он оглядел всех с ухмылкой. – Не завидую вашей работе, парни.

Инспектор Поттер оживился.

– Сэр, – вскричал он, – это невозможно! Нонсенс! Слушайте, к павильону ведут две дорожки следов, – с нажимом продолжил он и выставил вверх два пальца. – Мистер Бохун говорит нам, что их протоптал он и вот этот джентльмен. Прекрасно. Две дорожки ведут и оттуда, и это следы тех же людей. Вот и все. Все четыре дорожки примерно одинаково свежие. Я, с вашего позволения, в молодости охотился. В общем, их протоптали утром примерно в то время, о котором говорит мистер Бохун. Вот и все. – Он взмахнул мощной рукой, в которой был зажат карандашик, и грохнул кулаком по столу. – Сто футов нетронутого снега по обе стороны от дома. Ни дерева, ни кустика. И шестьдесят футов тонкого льда по обе стороны. Бред, чушь! Если это так, не ходить мне больше в церковь!

Инспектор шумно дышал носом, но и Мастерс тоже – он безуспешно пытался остановить этот паровой каток. Мастерс не просто грозно взирал – родственные отношения с инспектором Поттером, увы, заставили его позабыть о приличиях.

– Так вот, – воскликнул он, – так вот, я скажу тебе, что это такое, Чарли Поттер! Держи свой рот на замке, когда велят, а то сообщу старшему констеблю графства о твоих методах ведения расследования. Подсказываешь свидетелю, что сказать, – это вообще как? Даже если мы знаем, что это правда, какая разница? Боже, ты работаешь в отделе уголовного розыска? Просто не верится.

Инспектор Поттер с мрачным видом прикрыл один глаз.

– И? – с достоинством произнес он. – Кто занимается этим делом, хотел бы я знать? Ты, кажется, собирался изображать Санта-Клауса! О-о… Ну да, Санта-Клауса. Здесь. Сейчас. Я только сообщил общеизвестные факты. Я тебе больше скажу – у нас есть свидетель, Билл Локер, которого я, почитай, с детства знаю, человек честный и надежный. Так вот, Билл Локер видел, как мистер Бохун вошел в павильон. И там никто не прятался, мы это доказали! – Он швырнул карандаш через стол, словно перчатку. – Пока вы тут не изобразите Санта-Клауса и не объясните все это, сэр, со всем уважением…

– Тише, парни, – сказал доктор. – Думаю, пора прекращать. Да. Ничто не украшает криминальное расследование так, как публичная драка полицейских в самом начале. Вам от меня еще что-нибудь нужно?

Мастерс не без усилий взял себя в руки.

– Да, я забылся, инспектор. Что ж, вы в данный момент ответственное лицо и в своем праве. – Он сложил руки. – Но, прежде чем доктор уйдет, вам все же следует задать ему кое-какие вопросы относительно оружия.

Доктор Уинн нахмурился:

– Оружия? Гм, не знаю. Это ваше дело. Я могу разве что утверждать – это был какой-то тупой предмет. Сильные удары. Судя по положению ран, выглядит так, будто на нее напали спереди, а потом ударили раз пять-шесть, пока она лежала на боку или на животе. Тяжелые удары, да. Ваш полицейский хирург подтвердит это со всей уверенностью.

– Скажите, сэр, – заметил Поттер с таким видом, будто раньше эта мысль не приходила ему в голову, – это могла бы сделать женщина?

– Почему нет? Если орудие достаточно тяжелое, то могла бы.

– Кочерга, которая лежала в камине?

– Я бы сказал, что-то потолще, изогнутое. Но, опять-таки, вам самим решать.

Пока шли расспросы, Беннет отметил, что на лице Мастерса проступила терпеливая грусть, как у учителя в школе для идиотов, и теперь ее сменила насмешливая мрачность. Он шумно дышал носом, когда инспектор Поттер спросил:

– А это мог быть графин, тяжелый, тот, что разбился?

– Да боже мой, это могло быть что угодно! Поищите отпечатки пальцев, пятна крови, что там еще… – Доктор Уинн небрежно поправил шляпу и подхватил черную сумку. Сощурился и посмотрел на инспектора. – Гм. А вы что думаете по поводу графина? Она, похоже, напилась портвейна, и в любом случае осколки бутылки были довольно далеко от ее тела. Будто графин просто упал со стола и разбился… Бог свидетель, дружище, я бы хотел хоть чем-то помочь, если бы знал как. А то эта вопиющая, невозможная ситуация буквально взывает…

– Именно, – сказал новый голос из тени в другом конце комнаты так неожиданно, что все едва не подпрыгнули. – Не хотите ли, чтобы я объяснил вам, как было совершено это убийство?

Глава седьмая
Замысел повешения

Инспектор Поттер яростно выругался и едва не опрокинул тяжеленный стол, вскочив на ноги. Даже Мастерс был ошеломлен. Они все стояли в круге света, который падал от камина и двух светильников с желтыми абажурами. Электрические лампочки, расположенные по кругу, горели высоко под потолком, но в большой библиотеке все равно было довольно темно, и даже книги, казалось, отбрасывали тени.

Беннет посмотрел на окна с ромбовидным переплетом в глубине комнаты – стеклянную стену, у которой стояло спинкой к центру единственное кресло с гобеленовой обивкой. Над креслом показалась голова, и вскоре приземистый силуэт показался на фоне окон и серого неба; послышался звон стекла, и потянуло сигарным дымом. Шаги, не совсем твердые, прошаркали по каменному полу. В этой кругленькой фигуре, размахивающей сигарой, было что-то издевательское, гоблинское, особенно когда она приблизилась и стали видны короткие кудрявые черные волосы, застывшая улыбка на неподвижном лице и пристальные, налитые кровью глазки.

Беннет понял, что это Карл Райнгер в цветастом шелковом халате, который был ему явно велик, а также что он сильно пьян.

– Должен попросить вас извинить меня. Точнее, я должен потребовать, чтобы вы меня простили – ввиду той помощи, которую я готов оказать, – произнес Райнгер. – Я слушал, джентльмены. Я честно слушал. Когда вы вошли, вы застали меня врасплох в кресле с Бетси, – он похлопал по горлышку бутылки, торчащему из кармана халата, – со второй Бетси, в обществе коей я созерцал природу. «Все новые красоты взгляд повсеместно веселят»[18]18
  Из стихотворения Дж. Мильтона «L’Allegro» (1645).


[Закрыть]. Прекрасная местность, ха-ха-ха.

Его приземистая фигура нарисовалась в круге света. В застывшей, словно у маски, улыбке и в смехе сквозь сомкнутые зубы было что-то нечеловеческое. Он кивнул и подмигнул обоими глазами, потом театрально-вежливо взмахнул сигарой. Но красные остекленевшие глазки были очень внимательны.

– Меня зовут Райнгер – полагаю, вы слышали обо мне. Дайте-ка вон то кресло, мистер Мастерс. То, перед которым вы стоите, если не возражаете. Спасибо. А, доброе утро, джентльмены.

– Доброе утро, сэр, – невозмутимо отозвался Мастерс после небольшой паузы и ткнул локтем Поттера, который пялился на Райнгера едва ли не с открытым ртом.

– Вы хотите что-то сказать, да?

Райнгер задумался. Он совершенно по-детски морщил лоб, уставившись в огонь.

– Да, полагаю, хочу. В каком-то смысле. Я могу объяснить эту невозможную ситуацию, которая вас беспокоит. Хо-хо-хо.

– Разумеется, сэр, мы готовы вас выслушать. Вроде того. Но вот что я скажу, если вы не возражаете. Вы уверены, что находитесь в таком состоянии, в каком можно говорить важные вещи?

– Состоянии…

– Ну, не перебрали малость, как бы это сказать.

Райнгер медленно повернулся, поправляя цветастый халат. На лице его появилось такое выражение, будто он подглядывал из-за угла, потом его озарила почти пугающая улыбка.

– Да благословит Бог вашу невинность, инспектор, – с какой-то нежностью произнес он. – Перебрал, говорите? – Он то ли засмеялся, то ли закашлялся. – Ну-ну, давайте определимся. Разумеется, я перебрал. Как деликатно сказано. Строго говоря, я мертвецки пьян, инспектор, и мы оба это знаем. И что с того? В былые дни, до того как меня убедили стать респектабельным и бросить это дело, я только в таком состоянии и находился. Но я жил, двигался, и мой мозг, – он постучал себя костяшками по черепу, – мой мозг работал очень даже неплохо. Я бросил пить только потому, что видел все даже слишком ясно, и мне говорили, что это отвратительно. Вот! Хотите, докажу это, инспектор? – произнес он, тыча сигарой в собеседника. – Сказать вам, о чем вы думаете? Вы думаете: «Возможно, это признание. Возможно, мне стоит подбодрить эту мерзкую макаку и заставить ее признаться в том, в чем признаваться не следует», а? Ох уж эта ваша невинность. Да, я куда разговорчивее обычного, но я ее не убивал. Странно, но у меня есть алиби.

Он хихикнул. Мастерс лишь важно кивнул:

– Отчего же, сэр, раз вы так говорите, я правда мог подумать что-то подобное.

– А что до вас, – Райнгер вдруг показал на Беннета, – вы думали: опять этот сукин сын. Ну ведь правда же? – На миг его странный взгляд стал таким же жутким, как и улыбка, потом замутился, в нем проступили озадаченность и даже обреченность. – А почему вы так думаете? Почему все так думают? Я вот всю жизнь пытался это понять. Я – Карл Райнгер. Я начинал рабочим на железной дороге. По рукам до сих пор заметно, хотите взглянуть? Я могу получать не меньше любой кинозвезды, с которой когда-либо работал, потому что, когда закончу с этой картиной, каждый, кто в ней снимется, станет звездой. Да, я такой. И вот на что я способен. Тогда почему, – он почесал лоб и продолжил лишенным интонации голосом, – почему… Да ну их к черту… Больше мне сказать нечего. – Он казался удивленным. – Это жалкие крысы, все до единого. Уж будьте уверены. Да. А теперь о чем вы думаете, инспектор? А! Сейчас я вам покажу, на что вы не обратили внимания, и представлю вам доказательства.

– Да, сэр?

– Доказательства, что некий мистер Джон Бохун убил Марсию Тэйт.

– Боже правый! – охнул доктор Уинн.

Мастерс гневно сверкал глазами.

– Большое спасибо, доктор, – бросил старший инспектор бесстрастным голосом. – Вы очень помогли. Не смеем больше вас задерживать… Э… Томпсон, вы еще здесь? Кажется, я вам говорил – ну, значит, ошибся. Подождите снаружи.

– Я понимаю, что этот тип пьян, – резко сказал доктор, – но он хоть самую малость соображает, что говорит? Джон Бохун, значит? Хозяин дома. Ну-ну. Да, я пошел. Джон завтракает. Как раз и сообщу, что он здесь нужен.

Вспомнив, что случилось наверху, Беннет быстро предложил заглянуть тому к Луизе Кэрью, и, когда он кратко пояснил, что случилось, до Мастерса это дошло быстрее, чем до доктора.

– Вот как? – вскинул брови Мастерс и велел Беннету: – Оставайтесь тут!

Отослал Томпсона и вытолкал вон доктора Уинна. Когда отзвуки его голоса стихли в коридоре, Мастерс вернулся к Райнгеру, который достал из кармана бутылку джина и уже поднес ее к губам, сардонически окидывая взглядом старшего инспектора.

– Вы хотите обвинить Джона Бохуна в убийстве, – сказал Мастерс, жестом остановив Поттера. – Смею заметить, это весьма серьезное обвинение, даже если есть доказательства.

– Разумеется, у меня есть доказательства, друг мой, – произнес режиссер, неожиданно спокойный и сосредоточенный. – Да, вы выслушали и Бохуна, и актера по фамилии Уиллард. А теперь, друг мой, не надо смотреть на меня, как ростовщик, не желающий давать в долг. Я слышал, как вы это обсуждали, и знаю, что они сказали. Они озвучили свои версии того, что случилось ночью. А теперь – моя версия. Надеюсь, вы помните, что на снегу была лишь одна дорожка следов?

– Осторожнее, сэр. Не забывайте, это были свежие следы.

– Разумеется, это были свежие следы. – Он сдерживал учащенное дыхание. – Бохун был в Лондоне вчера вечером, на встрече с его милостью. С великим лордом Канифестом. Он вам об этом сказал?

– А?.. – Мастерс покосился на Беннета. Беннет помнил, что Мастерс беседовал с Г. М. и должен был знать большую часть этой истории. – Мистер Бохун сказал, что у него деловая встреча, вот и все. Вы имеете в виду газетного магната?

– Вам все же лучше узнать, зачем Бохун с ним встречался, если вы пока что не в курсе. – Райнгер как-то странно на него посмотрел. – Канифест собирался вложить деньги в спектакль, в котором должна была сыграть Марсия. Но вчера вечером он отказался. Бохун и Марсия этого как раз и боялись. Вот почему Бохун разнервничался и помчался к нему вчера.

– Ну, – сказал Мастерс после недолгой паузы, – а почему этот… как его… лорд Канифест должен был отказаться?

– Потому что ему кое-что рассказали. Лорд Канифест намеревался вступить в брак. Он уже предложил руку и сердце, – Райнгер сделал соответствующий жест, – нашей прелестной нимфе. Его милость, как вам, должно быть, известно, человек строгих правил и в браке рисковать уж точно не будет. И тут его милости кое-что рассказали. Бохун боялся, что от Канифеста будут дурные вести, – и Марсия тоже.

Мастерс прокашлялся:

– Вот оно что. То есть вы хотите сказать, ему сообщили что-то дурное про мисс Тэйт?

– Что? Бога ради, инспектор, – махнул рукой Райнгер, – уж эта ваша наивность! Нет! Думаете, Канифест был не в курсе всех этих слухов? Она была из приличной семьи, достаточно приличной, чтобы подобное поведение казалось простой шалостью. Ха-ха, нет. Боюсь, ему сказали другое – что Марсия слишком добродетельна.

– Слишком добродетельна?

– Что у нее уже есть муж, – хмыкнул Райнгер.

– Муж! Кто…

Райнгер позволил себе пожать плечами на французский манер. Он закрыл один глаз – пухлый, маленький Мефистофель в цветастом халате, – а другой глаз, налитый кровью, виднелся за клубами сигарного дыма. Он улыбался.

– А мне откуда знать? Признаю, это лишь предположение, но это мое предположение, причем неплохое. Ну и кто же этот муж, а?

Прежде чем Мастерс ответил, он продолжил:

– Далее. Мой добрый друг Джервис Уиллард рассказал вам, что Марсия была расстроена, обескуражена и отчаянно ждала кого-то вчера вечером – ждала возвращения Бохуна. Тут, конечно, должно быть все понятно даже вам. Если Канифест отказался бы финансировать спектакль, его вообще не поставили бы.

– Ну как же, – перебил Мастерс, – мисс Тэйт – очень популярная актриса. Несомненно, любой продюсер…

– Вы ошибаетесь. – Райнгер несколько раз кивнул. – После того, что она говорила о каждом из них по отдельности газетчикам – и им в лицо… – Механическая улыбка стала шире. – А то, что она не говорила, сказал я – и приписал ей. Ясно?

– И это те самые новости, – медленно произнес Мастерс, – которые вчера вечером ей вез Бохун?

– Естественно. Она была женщина темпераментная, скажу я вам. И к чему должен был готовиться Бохун, возвращаясь, чтобы все это объяснять? Можно было бы найти другого ангела-хранителя, но Марсия была не слишком популярна, в этом доме – так точно. Меня вчера позабавило, когда мисс Катарина Бохун попыталась столкнуть ее с лестницы…

– Что за чертовщина?

У Беннета бешено забилось сердце, в груди стало пусто. Он шагнул вперед, и Райнгер перехватил его взгляд.

– В чем дело? – резко спросил Райнгер. – Это ваша подружка? Впрочем, какая разница, она это сделала. Ну же, глупец, дайте мне наконец перейти к делу. Уиллард ведь уже изложил вам этот маленький эпизод, верно? Забудьте. Я хочу рассказать вам начало истории, которая приведет Джона Бохуна на виселицу. Он сказал вам (ведь так?), что приехал из Лондона около трех утра. Так вот, он солгал. Он прибыл в полвторого, когда все еще шел снег.

– Это правда? – с любопытством переспросил Мастерс. – Ладно. Запишите, Поттер. Откуда вам известно? Вы его видели?

– Нет.

– Тогда прошу меня простить. Я надеялся услышать нечто большее, чем ваши сбивчивые обвинения, и, признаться, я немного устал от этого. А теперь я попрошу вас замолчать и отправиться уже наконец в постель.

У Райнгера дернулась рука.

– Нет, вы, черт возьми, дослушаете меня. – Голос его на миг дрогнул и едва не перешел на крик. – Что, не можете сыграть по-честному? Дайте мне минуту-две – всего две минуты! Бога ради, дайте уже сказать то, что я должен сказать! – Желание отправить человека на виселицу на миг заставило Райнгера сбросить лощеную оболочку, но он все же взял себя в руки, и на его небритом лице осталось лишь холодное презрение. – А теперь я объясню. В полночь, когда мы оставили Марсию в павильоне (то, что вам рассказал об этом Уиллард, правда), мистер Бохун и я – мистер Морис Бохун, хозяин дома, – пошли в библиотеку. В эту комнату. Мы говорили о книгах и на другие темы, которые вам не понять. Мы пробыли здесь часа два. Естественно, никто из нас не мог видеть, как приехал Джон Бохун, – подъездная дорога находится с другой стороны дома. И по той же причине мы его не слышали. Но мы услышали собаку.