Текст книги "О Чудесах. С комментариями и объяснениями"

Научившись легко с этим справляться, он может перейти к небесному глобусу и снова рассмотреть все круги, познакомиться более подробно с эклиптикой и зодиаком, чтобы с полной ясностью и отчетливостью запечатлеть их в своем уме, а затем усвоить фигуры и положение некоторых созвездий, которые можно сначала показать ему на глобусе, а затем уже на небе.

Эклиптика (с греческого буквально «упущение, ущерб, исчезновение с горизонта») – большой круг видимого движения солнца, показывающий уклон оси вращения земли относительно прямого движения по орбите, благодаря чему и возможна смена времен года. Иначе говоря, изучение астрономии связано также с климатологией, ориентированием на местности и даже экономикой.

После того как все это усвоено и мальчик достаточно хорошо ознакомился с созвездиями, можно сообщить ему некоторые сведения о нашем планетном мире; для этой цели неплохо сделать ему чертеж системы Коперника и по этому чертежу объяснить положение планет, их относительные расстояния от Солнца, центра их вращения. Это наиболее легкий и естественный путь для подготовки его к пониманию движения и теории планет. Ибо, так как астрономы больше не сомневаются в движении планет вокруг Солнца, его следует ознакомить с этой гипотезой не только потому, что это простейшая и наименее сложная гипотеза для учащегося, но и потому, что она в то же время и наиболее правдоподобна сама по себе. Однако и в данном случае, как и во всех других частях обучения детей, нужно тщательно стараться начинать с ясного и простого, нужно сообщать детям возможно меньше сведений одновременно и хорошенько укреплять эти сведения в их головах, раньше чем идти дальше и сообщать что-либо новое из этой науки. Дайте им сначала одну простую идею и проследите, чтобы они ее правильно поняли и вполне усвоили раньше, чем перейти к следующей, а затем присоедините следующую по вашему плану и по цели, которую вы себе ставите, и так, подвигаясь легкими и незаметными шагами, не запутываясь и не смущаясь, детские умы развернутся и их умственный кругозор расширится значительно дальше, чем вы, может быть, ожидаете. Когда же мальчик сам научился чему-либо, то нет лучшего способа закрепить это в памяти и поощрить его к продолжению учения, чем заставив его учить тому же других.

§ 181. После того как он ознакомился с глобусом в объеме, указанном мною выше, полезно попытаться обучить его немного геометрии. Я думаю, что ему достаточно усвоить первые шесть книг Евклида; ибо я все-таки сомневаюсь, чтобы деловому человеку было необходимо и полезно знать больше. Во всяком случае, если у него есть талант и влечение к этой науке, то, пройдя ее в указанном объеме под руководством своего воспитателя, он будет в состоянии продолжать ее изучение самостоятельно, без помощи преподавателя.

Поэтому глобусы надо изучать, и изучать тщательно, и я думаю, что начать это изучение можно рано, если только воспитатель будет внимательно разбираться в том, что ребенок усвоить способен и что – не способен; здесь, пожалуй, может помочь такой критерий: дети могут научиться всему, что воспринимается их чувствами, особенно зрением, поскольку при этом упражняется только их память; таким образом, очень маленький ребенок почти с того самого момента, как он стал распознавать комнаты дома, в котором живет, способен заучить на глобусе, что такое экватор, что такое меридиан и прочее, что такое Европа и что такое Англия, если только не учить его слишком много одновременно и не заставлять переходить к новому раньше, чем он основательно заучит и укрепит в своей памяти то, чем он в данный момент занимается.

Англия в географии того времени считалась частью Британского острова, а Европа – континентом, острова к нему не относились, поэтому Англия, как и Мальта, Крит или Кипр, «Европой» не были, разве что «европейской частью мира».

§ 182. Рука об руку с географией должна идти хронология. Я имею в виду общую ее часть, чтобы мальчик получил представление об общем ходе событий во времени и о некоторых важных эпохах, которые принято рассматривать в истории. Без них, т. е. без географии и хронологии, история, эта великая учительница благоразумия и гражданственности, наука, совершенно необходимая для джентльмена и делового человека, очень плохо удерживается в памяти и приносит очень мало пользы, представляя собою лишь груду фактов, смешанных в кучу и лишенных порядка и поучительности. Только благодаря этим двум наукам дела человечества располагаются по соответствующим отрезкам времени и странам и при этом не только легче удерживаются в памяти, но единственно в таком естественном порядке и способны наводить на размышления, которые делают человека, читающего о них, лучше и способнее.

Под «размышлениями» понимается не столько сравнение событий в разных странах, типология событий, что мы обычно считаем самым поучительным в исторической науке, сколько понимание масштабов событий, а значит, и соответствующие моральные выводы. Так, география позволит понять, проиграл ли полководец в простых или сложных условиях, а значит, сделать выводы, как он должен был себя вести и над чем ему следовало работать в себе.

§ 183. Когда я говорю о хронологии как о науке, которую мальчик должен основательно усвоить, я не имею при этом в виду имеющиеся в ней мелкие контроверзы. Они бесконечны, и большинство из них настолько маловажно для джентльмена, что не стоило бы вникать в них, даже если бы разрешение их не представляло особых трудностей. Поэтому весь этот ученый шум и пыль хронологов нужно целиком оставить в стороне. Самая полезная книга, какую я видел по этой отрасли знания, – это небольшой трактат Страухиуса, напечатанный в двенадцатую долю, под названием «Breviarium Chronologicum», из которого можно выбрать все необходимое, что должен знать по хронологии молодой джентльмен, так как нет надобности обременять учащегося всем, что содержится в этом трактате. Здесь он найдет наиболее замечательные и важные эпохи, приуроченные к юлианскому летосчислению, которое представляет собою самый простой, легкий и верный метод, какой только может быть применен в хронологии. Этот трактат Страухиуса можно еще дополнить таблицами Гельвикуса – книгой, к которой следует во всех случаях обращаться за справками.

Пыль хронологов – расхожее выражение, русский читатель сразу вспомнит его по «Евгению Онегину» Пушкина: главный герой не имел охоты рыться в хоронологической пыли. Имеется в виду необходимость поднять сразу много пыльных хроник, чтобы соотнести события с общепринятым летоисчислением и понять, что в каком году было. Возможно, в этом рассуждении есть и некоторый выпад против Ньютона. Этот ученый в свои поздние годы поставил целью упорядочить всю хронологию мировой истории, но при этом оказался слишком радикален в своем проекте, например, торопился отождествить разные события, представив их как одно, по-разному описанное.

«Краткая хронология» профессора Данцигского (Гданьского) университета Гилеса Страухиуса – карманное справочное издание по основным событиям мировой истории. Страухиус ставил целью создать справочник, соотносящий события библейской и мировой истории, который помог бы будущим проповедникам правильно указывать в проповедях, что когда происходило. Книга стала популярна не только на факультетах теологии, но оказалась востребована самыми разными читателями.

Книга профессора Гессенского университета Христофера Гельвикуса (1581–1617) «Исторический театр, или Новая система хронологии» вышла впервые в 1609 году на латыни, а в 1687 г. вышел ее исправленный и дополненный английский перевод. Слово «театр» в названии используется в значении «обзор, панорама». По сути, это были хронологические таблицы (то, что сейчас называют timeline, «таймлайн»), сменившие привычное изложение исторических событий в тексте. Хотя таблицы и схемы использовались философами и риторами еще в античности, стандартизация их как универсального учебного материала – достижение научной революции XVII века.

§ 184. Нет ничего более поучительного и в то же время занимательного, чем история. Первое из этих качеств делает ее достойной изучения для взрослых людей, второе же делает ее, по моему мнению, весьма подходящей для молодого юноши; последнему, как только он освоился с хронологией и ознакомился с теми несколькими эпохами, которые приняты в нашей части света, и научился приводить их к юлианскому периоду, следует дать в руки какую-нибудь латинскую историю. Выбор должен определяться в зависимости от легкости стиля, ибо, с чего бы он ни начал, хронология предохранит его от путаницы; а поскольку занимательность предмета будет поощрять к чтению, он незаметно усвоит язык, не испытывая тех жестоких мук и неприятностей, которые выпадают на долю детей, когда их заставляют читать книги, превышающие уровень их понимания; таково, например, чтение римских ораторов и поэтов ради изучения латинского языка. После того как он путем чтения овладеет более легкими книгами вроде, может быть, Юстина, Евтропия, Квинта Курциуса и т. д., переход к следующей ступени не представит для него никаких трудностей; таким образом, начав с самых простых и легких исторических сочинений, он последовательно будет переходить к чтению таких трудных и возвышенных латинских авторов, как Туллий, Вергилий и Гораций.

Легкие книги – так названы книги римских историков. Исторические труды считались более легкими для чтения: в них нет сложных аргументов, рассказывается о простых и понятных мотивациях, а сами излагаемые события явно заинтересуют учащихся. А вот книги римских ораторов и поэтов Локк считает слишком трудными для детей – ведь у них обычно много метафор и других тропов и фигур, а также эллипсисов (опущений), синтаксис часто переусложнен, с целью произвести впечатление на слушателей. Но дети любят следить за событиями и потому не могут вполне оценить фигуры выразительности. Локк критикует риторическое воспитание, требовавшее с самого начала знакомить детей с образцами выразительности. Такое воспитание можно сравнить с тем, как сейчас младших школьников заставляют учить стихи о природе, которые не заключают в себе интересного для ребенка действия, но при этом при кажущейся простоте построены очень изощренно и изысканно.

Туллий – Марк Туллий Цицерон, часто латинские авторы назывались не по прозвищу (третья часть имени), а по родовому имени (вторая часть имени, после личного имени, – имя начинателя рода, соотносимое с нашим отчеством или фамилией, происходящей от имени), что считалось более почтительным.

§ 185. Познание добродетели с самого начала и на всяких примерах, смысл которых он способен понять, внушается мальчику больше практикой, чем правилами, и предпочтение доброй репутации удовлетворению своих влечений становится, таким образом, для него привычкой. Поэтому я не знаю, нужно ли мальчику читать еще какие-либо другие рассуждения о морали, кроме тех, которые он находит в Библии, и нужно ли ему давать в руки какую-либо систему этики до того, как он будет читать «Обязанности» Туллия уже не как школьник, для изучения латинского языка, а как человек, желающий ознакомиться с принципами и правилами добродетели, чтобы руководствоваться ими в своей жизни.

Труд М. Туллия Цицерона «Об обязанностях» (можно перевести также «О должностях» или «О должном», само наше русское слово «должность» в значении «работа чиновника» возникло под влиянием этого труда) был своеобразной библией гражданского гуманизма: советы Цицерона складывались в стройную систему подготовки государственного деятеля Рима. Локку не нравится, что этот труд стал слишком хрестоматийным, поэтому им пользуются для изучения латинского языка, а значит, членят его на отрывки, читаемые на уроках, и не усваивают как цельное руководство к моральной добродетели.

§ 193. Но вернемся к вопросу об изучении натуральной философии. Хотя мир полон ее системами, однако я не могу сказать, чтобы я знал какую-либо систему, которую можно было бы преподавать молодому человеку как науку, с тем чтобы он мог с уверенностью искать в ней истину и достоверность, ожидаемые от всякой науки. Отсюда я вовсе не делаю вывода, что ни одной из этих систем не нужно читать. В наш ученый век джентльмену необходимо заглянуть в некоторые из этих систем, чтобы быть готовым к разговору с людьми; но вопрос в том: нужно ли дать ему систему Декарта, как наиболее сейчас принятую, или же лучше дать ему краткий обзор этой и нескольких других систем? Я, во всяком случае, считаю, что системы натуральной философии, которые утвердились в нашей части света, нужно читать скорее ради знакомства с гипотезами и для понимания терминов и способов выражения различных школ, чем с расчетом получить ясное, научное и удовлетворительное знание о творениях природы. Необходимо лишь сказать, что современные сторонники корпускулярной гипотезы говорят о большинстве вещей гораздо вразумительнее, чем перипатетики, которые господствовали в школах непосредственно перед ними. Тот, кто захочет заглянуть в более далекое прошлое и познакомиться с различными мнениями древних, может обратиться к «Интеллектуальной системе» д-ра Кедворта, в которой этот весьма ученый автор так обстоятельно и продуманно собрал и изложил мнения греческих философов, что из этого сочинения можно лучше, чем из каких бы то ни было других известных мне, усмотреть, на каких принципах греческие философы строили свои системы и какие главные гипотезы разделяли их. Но я не хочу отклонять кого бы то ни было от изучения природы из-за того, что не все знание, которое мы имеем или можем иметь о ней, может быть возведено на степень науки. Здесь содержится очень много такого, что полезно и необходимо знать джентльмену, и еще многое другое, что очень вознаградит любознательного человека за его труд удовольствием и пользой. Но это, я думаю, можно найти скорее у таких писателей, которые занимались рациональными опытами и наблюдениями, чем у составителей чисто спекулятивных систем. Поэтому джентльмену, немного ознакомившемуся с некоторыми модными системами натуральной философии, могут быть полезны многие сочинения м-ра Бойля и других авторов, писавших по сельскому хозяйству, растениеводству и садоводству и т. п.

Ральф Кедворт (1617–1688) в книге «Истинная интеллектуальная система мира» (1678) рассмотрел те принципы, на которых философия с самого своего начала, с первых античных философов, обосновывала собственное существование мироздания, его автономию. Заслуга Кедворта в том, что он перенес принцип автономного, или свободного, действия из социальной области в физическую, заявив о природе как тоже вполне автономном механизме, работающем по собственным законам. В этом смысле он вполне разделял дух своего времени, концепцию природы как «часов», единожды запущенных Богом, только он приводил в подтверждение этой концепции историко-филологические аргументы, а не один лишь порядок физических экспериментов. Кедворт принадлежал к кружку так называемых «кембриджских платоников», эта группа профессоров считала, что учение Аристотеля о целесообразности действий в природе, о стремлении всего к своим целям, не соответствует уровню развития современной физики и поэтому должно быть заменено обновленным учением Платона, чья аргументация всегда имеет и социальный, и физический смысл.

Роберт Бойль (1627–1691) – английский физик и химик, друг и единомышленник Локка. Локк ценил систему Бойля за объяснение природных явлений закономерностями движения частиц, за то, что он связал различные понятия, такие как скорость, упругость, давление, химическая реакция едиными представлениями о направленном движении материи. Тем самым, по его мнению, изучение трудов Бойля приучает молодых людей в том числе внимательнее относиться к совершенствованию сельского хозяйства, лучше учитывая факторы, влияющие на рост растений и урожайность.

§ 194. Хотя известные мне системы физики внушают мало надежды найти достоверное или научное знание в каком-либо трактате, претендующем вывести систему натуральной философии из первых принципов тел вообще, однако несравненный мистер Ньютон показал, насколько математика, примененная к известным частям природы, может, опираясь на принципы, оправдываемые фактами, подвинуть нас в познании некоторых, если можно так выразиться, провинций непостижимой вселенной. И если бы другие могли дать нам столь же хорошее и ясное описание других частей природы, какое он дает в своей удивительной книге «Philosophiae naturalis principia mathematica» относительно нашего планетного мира и важнейших явлений, наблюдаемых в нем, то мы могли бы надеяться со временем получить более правильные и более достоверные знания о различных частях этой изумительной машины, чем имели оснований ожидать до сих пор. И хотя очень немногие обладают достаточными математическими познаниями, чтобы понять его доказательства, но поскольку наиболее сведущие математики, исследовавшие эти доказательства, признают их несомненные достоинства, то его книга заслуживает быть прочтенной: она доставит немало света и удовольствия тем, кто, желая понять движения, свойства и действия больших масс материи в нашей солнечной системе, тщательно продумает его выводы, на которые можно положиться как на хорошо доказанные положения. <…>

Математические начала естественной философии (1687) – основной труд Исаака Ньютона, изложение его механики, общепринятой и в нашей школьной физике. Книга поразила современников тем, что принципы небесной механики (движение небесных тел) и земной механики (явления окружающего нас мира, доступные прямому наблюдению) оказались одними и теми же. Ньютон открыл поразительную панораму, «театр», в котором звезды, растения, насекомые, камни оказались частью одного огромного спектакля новой физики. Локк указывает, что этот трактат будет непонятен тем, кто не изучал математику специально – действительно, у Ньютона в аргументации есть элементы высшей математики (математического анализа). Однако примечательно, что Локк требует читать эту книгу, даже если все доказательства не будут сразу понятны, потому что она внутренне доказательна, а значит, обладает значимостью для развития науки независимо от того, насколько готов тот или иной частный читатель к ее восприятию.

Танцы сообщают детям на всю жизнь изящество движений и – что важнее всего – осанку и приличную уверенность в себе; поэтому я считаю, что учить их танцам никогда не рано, если только они достаточно выросли и окрепли, чтобы быть способными к этому занятию. Но вы должны непременно пригласить хорошего учителя, который знает и умеет учить изящному и приличному – тому, что придает свободу и непринужденность всем движениям тела. Но раз учитель этому не учит, это еще хуже, чем если бы его вовсе не было, ибо природная неуклюжесть лучше искусственных обезьяньих поз; и я думаю, что гораздо пристойнее снимать шляпу и раскланиваться на манер порядочного сельского джентльмена, чем на манер плохого танцмейстера. Что же касается самой пляски и танцевальных фигур, то я им не придаю никакого значения, а если придаю, то самое ничтожное и лишь в той мере, в какой они повышают изящество манер в целом.

Локк считает, что плохое обучение искусству приводит к карикатуре, иначе говоря, к насмешке не только над слабостью плохо обучившегося, но и над самим предметом. В классической культуре, конечно, было известно бездарное производство или исполнительство, но понятия о карикатуре там не было, презрение к бездарности – не то же самое, что удивление тому, как нелепо выглядит результат. Замечательно, что представление о том, что бездарный или плохо обучившийся исполнитель создает карикатуры, идет рука об руку с представлением о факультативности самого искусства. Оно – предмет необязательных увлечений, как и карикатура – предмет, никак не входящий в обязательную норму рассмотрения искусства.

§ 197. Считают, что музыка имеет нечто родственное с танцами, и умение хорошо играть на некоторых инструментах многими высоко ценится. Но молодому человеку нужно затратить так много времени, чтобы достичь хотя бы посредственного искусства в музыке, и, кроме того, она часто вовлекает в столь дурную компанию, что, по мнению многих, гораздо лучше обойтись без нее; и право, я так редко слышал, чтобы кого-либо из способных и деловых людей хвалили и ценили за выдающиеся достижения в музыке, что, по моему мнению, среди всех вещей, которые когда-либо включались в список светских талантов, ей можно было бы отвести последнее место.

Инструментальную музыку Локк считает еще более факультативным занятием, чем танцы, потому что если танец составляет принадлежность светской жизни, то музыкант не входит в число светских людей, играет обособленно от их общения. Конечно, виртуозами исполнительства могли восхищаться, но так как эта виртуозность признавалась исключительной, то она заведомо не включалась в список необходимых светских добродетелей.

Нашей короткой жизни не может хватить на то, чтобы овладеть всем; да и душа не может быть вечно занята приобретением знаний. Слабость нашей конституции, как духовной, так и физической, требует, чтобы мы часто получали передышку; и поэтому человек, желающий часть своей жизни провести с пользой, должен значительную ее часть отдавать отдыху и развлечениям. Во всяком случае вы не должны отказывать в этом молодым людям, иначе вы подобной чрезмерной торопливостью сделаете их преждевременными стариками, и вам грозит опасность свести их в могилу или подвести ко второму детству раньше, чем вы бы этого желали. Я думаю поэтому, что время и труд, посвященные серьезным занятиям, должны употребляться на самые полезные и важные вещи и с применением самых легких и кратких методов, какие только могут быть придуманы; и может быть, один из немаловажных секретов воспитания заключался бы, как я уже говорил выше, в том, чтобы превращать физические упражнения в отдых от умственных упражнений, и обратно. Я не сомневаюсь, что разумный человек, который хорошо вдумается в характер и наклонности своего воспитанника, сможет кое-что сделать в этом смысле. Ибо тот, кто устал от учебных занятий или от танцев, вовсе не желает немедленно лечь спать, а хочет заняться чем-либо другим, что бы доставило ему удовольствие и развлекло его. Но об одном следует всегда помнить, а именно что ничто не может развлечь, если оно делается без удовольствия.

§ 198. Фехтование и верховая езда считаются столь необходимой частью воспитания, что, если пренебрегать ими, это было бы сочтено за большое упущение; верховая езда, которой учатся в основном только в больших городах, является с точки зрения здоровья одним из лучших упражнений, какие можно иметь в этих местах удобства и роскоши; и пока джентльмен живет в этих местах, оно должно занять соответствующее место среди его занятий. Верховая езда сообщает человеку твердую и грациозную посадку в седле и умение дрессировать своего коня, заставлять его разом останавливаться, быстро поворачиваться и становиться на дыбы; поэтому она полезна для джентльмена как в мирное, так и в военное время. Но достаточно ли она важна, чтобы обращать ее в серьезное дело, и заслуживает ли она того, чтобы отнимать у джентльмена больше времени, чем следовало бы тратить его на этот тяжелый спорт, если исходить исключительно из интересов здоровья, – все это я предоставляю решать родителям и воспитателям. Но последним полезно при этом вспомнить, что, о какой бы части воспитания ни шла речь, наибольшая мера времени и прилежания должна быть уделена тому, что будет вероятнее всего иметь наибольшее значение и наиболее частое применение в обычном течении и обстоятельствах той жизни, для которой предназначается молодой человек.

Локк рассуждает о том, что жизнь в крупных городах с их удобствами непременно ведет к расслабленности среди множества удовольствий. Верховая езда, требующая самообладания и решительности, напоминает о необходимости владеть своим телом, не расслабляться и сохранять правильную осанку. При этом наш философ против слишком большой доли верховой езды в воспитании аристократа: ведь он должен научиться вести себя в обществе, тогда как выезды на лошади – индивидуальное удовольствие. Локк требует от аристократа быть деловым человеком, быть готовым заниматься государственными делами, и поэтому хочет, чтобы он не проводил слишком много времени в таких изматывающих силы развлечениях, как конная езда.

§ 199. Что касается фехтования, то оно мне кажется хорошим упражнением для здоровья, но опасным для жизни. Уверенность в своем искусстве может поощрить к спорам тех, которые считают, что они умеют владеть шпагой. Эта самонадеянность часто делает их более чувствительными, чем нужно, в вопросах чести при малейшем поводе и даже при полном отсутствии его. Молодые люди, с их горячей кровью, склонны думать, что они напрасно учились фехтованию, если никогда не покажут своего искусства на дуэли; и это соображение, видимо, резонно. Но о том, сколько оно породило трагедий, могут свидетельствовать слезы многих матерей. Человек, не умеющий фехтовать, будет более тщательно избегать общества забияк и игроков и будет наполовину меньше склонен проявлять мелочную щепетильность, наносить оскорбления или решительно их оправдывать; а этим обыкновенно и вызываются ссоры. На самом же поединке посредственное умение фехтовать скорее подводит нас под удар противника, чем защищает от него. И бесспорно, что смелый человек; совсем не умеющий фехтовать, но строящий свой расчет на первый удар и не теряющий времени на парирование, имеет перевес над посредственным фехтовальщиком, особенно если он умеет хорошо бороться. Поэтому если в подобных случаях нужно заранее принимать меры и подготавливать своего сына к дуэлям, то я предпочел бы, чтобы мой сын был хорошим борцом, а не посредственным фехтовальщиком; на большее же искусство в фехтовании джентльмен не может рассчитывать, если только он не будет постоянно торчать в фехтовальной школе и упражняться ежедневно. Но поскольку фехтование и верховая езда всеми признаются как необходимые элементы воспитания джентльмена, трудно совершенно отказывать человеку этого ранга в подобных знаках отличия. Я предоставляю поэтому отцу право обдумать, в какой мере характер его сына и положение, которое он, вероятно, будет занимать, позволяют или побуждают его сообразоваться с обычаями, которые, имея очень мало общего с цивилизованной жизнью, раньше были неизвестны самым воинственным народам и, кажется, немного прибавили силы или мужества тем, которые их приняли, если только мы не думаем, что военное искусство или доблесть преуспели благодаря дуэлям, вместе с которыми фехтование вошло в обычай, с тем чтобы, как я полагаю, вместе с ними исчезнуть.

§ 200. Таковы мои мысли относительно обучения и внешних талантов джентльмена. Самая великая вещь – это добродетель и мудрость. Nullum numen abest si sit prudentia.

Латинское изречение – неточная цитата из «Сатир» Ювенала: «Любое божество тебе в помощь, если ты сам благоразумен». По сути, близко поговорке «На Бога надейся, а сам не плошай».

Научите джентльмена властвовать над своими наклонностями и подчинять свои влечения разуму. Если это достигнуто и благодаря постоянной практике вошло в привычку, то самая трудная часть задачи выполнена. Чтобы привести молодого человека к такому результату, я не знаю лучшего средства, чем любовь к похвале и одобрению, которую поэтому следует внедрять всеми мыслимыми способами. Сделайте его душу возможно более чувствительной к чести и позору; и когда вы этого добились, вы тем самым вложили в него начало, которое будет влиять на его поступки и в вашем отсутствии и с которым нельзя даже сравнивать страх перед незначительной болью, причиняемой розгой; оно явится тем настоящим стволом, на котором впоследствии привьются истинные принципы морали и добродетели. (…)