Текст книги "Месть в коричневой бумаге"

Глава 11

К моменту моего появления в обеденном зале мотеля воскресный обед закончился. Могли подать разве что сандвич со стейком. В дальнем конце зала сидела перешептывавшаяся пара, да одинокий толстяк притулился у стойки. Когда я подошел к бару выпить на ночь, и пара, и толстяк ушли. Я сел на дальний стул у стены, где впервые увидел Пенни.

Ко мне со странным выражением на физиономии приближался Джейк, бармен.

– Добрый вечер, сэр. Слушайте, если вы вляпались в какую-то передрягу…

– Я всего лишь посоветовал Стейнгеру спросить у вас, действительно ли я впервые с ней встретился прямо здесь в пятницу вечером.

Ему вроде бы полегчало.

– Честно сказать, он мне голову заморочил. Заявился с такими речами, говорит, если будете пускать сюда шлюх, потакать, можно ведь и лицензию потерять. То да се, вокруг вас с той девчонкой. Вдруг думаю, ему намекнули, прямо так отрицать не могу, говорю, разумеется, они вместе ушли, да откуда мне знать, может, они друзья-приятели. Клянусь Богом, Сэм я не знал, что это про нее нынче утром писали в газетах, пока он не сказал. Я расстроился, думаю, может, вы тот самый псих, что повез ее домой и… Даже самые обыкновенные с виду парни иногда из-за шлюх с ума сходят. Только никак в голове не укладывалось, чтобы вы.,. Ну, в любом случае, вижу, как вы вошли, сразу полегчало, не пойму, почему.

– Мне, пожалуй, “Блэк Джек” со льдом.

– Слушаюсь, мистер Макги. – С подобающей помпой подал спиртное и продолжал:

– Господи Иисусе, я прямо чуть жив с тех пор. А.., по-моему, вам должно быть еще хуже. – Подразумеваемый вопрос был абсолютно ясен.

– Джейк, мы вышли отсюда, пожали друг другу руки, спели коротенький гимн и сказали друг другу “спокойной ночи”. Он вспыхнул:

– Простите. Это не мое дело. Я просто думал, может, она сама напортачила, понимаете? Захотела сквитаться с изменившим дружком, повела вас к себе, а назавтра сообщила ему, как разделалась с ним, и он просто не выдержал. Посмеялась над ним, он схватил первое, что подвернулось под руку, и…

– Потом в ужасе посмотрел на дело своих рук, зарыдал от всего сердца и позвонил копам.

– Я просто стараюсь сообразить, что там было.

– Знаю, Джейк. Извините. Все играют в эту игру. Нам ведь всегда хочется знать почему. Гораздо больше, чем как, кто, когда. Именно почему.

– Можно задать вам один вопрос? Вы к себе в номер заглядывали, прежде чем пришли обедать?

– Нет. Поставил машину перед отелем. То есть вы хотите сказать, что меня кто-то ищет?

– Н-ну, это мистер Холтон, – неуверенно признался Джейк. – Адвокат. Он здесь часто бывает, и никогда никаких проблем. Заходил часов в пять, искал вас. Опрокинул две порции и вернулся где-то без четверти шесть. Еще выпил, опять пошел посмотреть, опять вернулся. Я ему наливал больше обычного, потому что он местный, старый клиент и всегда хорошо со мной держится. Ну, в конце концов разошелся и начал шуметь, мне в итоге пришлось его выставить. Было это, наверно, за полчаса до вашего прихода… Судя по его походке.., может, он спит сейчас в своей машине. А может, еще на ногах держится и поджидает вас в номере. Заявил мне, мол, хочет надрать вам задницу. Глядя на вас, приходишь к выводу, что это не так легко сделать, разве что с ног свалить, но он на это вполне способен, почти совсем рехнулся. Лучше поглядывайте по сторонам по дороге в номер.

Он заслужил чаевые в размере сдачи с пятерки за одну порцию.

Я решил не подъезжать к 109-му, как планировал, а пойти пешком, длинным кружным путем, ступая по траве, держась подальше от света. Остановился, прислушался, осмотрелся и наконец разглядел крупную тень, которая торчала у высоких кустов, прислонясь к белой стене мотеля. Постарался припомнить, как он поступил с полученным от меня назад револьвером, – сунул под пиджак за пояс слева, высоко над бедром, рукояткой к животу. Легко выхватить правой рукой. Я пригнулся, прикинул подходящий маршрут, сбросил башмаки, описал круг, тихо и быстро прошмыгнул через два освещенных участка, медленно и осторожно пополз в гущу листвы позади него справа. Приближаясь, услышал сильную икоту, от которой он трясся всем телом, как в немых фильмах. Наконец я неслышно остановился на четвереньках прямо за ним, чуть правее, там, где полагается быть крупному и послушному псу, слегка сблизил колени, перенес вес тела назад, поднял обе руки. При следующей икоте выбросил руки, зацепил крепкие коленки, рванул его за ноги и повалил, перевернув на левый бок. Как только он рухнул, я упал на него, ощутил деревянную рукоятку, выдернул револьвер, перекувырнулся в траве и вскочил на ноги.

Он медленно принял сидячее положение, перекатился на колени, уперся руками в стену, медленно встал, обернулся, прислонился к стене спиной, тряхнул тяжелой головой и слабо вымолвил:

– С-с-сволочь. Гр.., грязный сволочной кобель.

– Успокойтесь, Ричард. Я вылечил вас от икоты. Рыча, он пошел на меня, яростно размахнулся, только был еще так далеко, что ударить мог только сырой вечерний воздух. Я вильнул в сторону, выставил ногу, и он тяжело упал лицом вниз. С болезненной медлительностью большого покалеченного насекомого снова поднялся на ноги, опираясь о деревце.

Повернулся, отыскал меня блуждающим взглядом и забормотал:

– Плата за грех. Грязные мыслишки. Воспоминания. Все сработало. Я ее прочитал, слышишь, ты, сукин сын. Ты заставил Пенни на меня разозлиться, хитрый ублюдок. Придержал ее тут, улестил и убил, гад паршивый. – И снова с натужным рычанием ринулся на меня.

Как только он приблизился, я быстро пригнулся, коснувшись пальцами травы. Он наткнулся на меня, повалился мне на спину, я быстро распрямился, и он, сделав в воздухе пол-оборота, упал плашмя, глядя в небо и тяжело дыша. Потом сдавленно, сухо закашлялся и сообщил:

– Тошнит. Сейчас стошнит.

Я помог ему перевернуться. Он поднялся на четвереньки, медленно пополз, остановился, содрогнулся, и его начало рвать с дикими спазмами.

– Жутко тошнит, – простонал он. Я поднял его на ноги, одну руку забросил себе на плечи, обнял за широкую талию и повел в номер. В ванной его опять стошнило. Я поддерживал его глупую голову, потом посадил на закрытую крышку унитаза, мокрым полотенцем счистил с него грязь и рвоту. Он покачивался с полузакрытыми глазами.

– Я любил эту девушку. Любил. Жуть какая. Я не вынесу этого. – Открыл глаза и взглянул на меня снизу вверх. – Клянусь Богом, не переживу!

– Лучше пойдемте домой, Рик. Он обдумал эту мысль и кивнул:

– Лучше. Мне плохо. Кого теперь это интересует? Дженис плевать. Одна Пенни заботилась. А она умерла. Какой-то сукин сын ее убил. Какой-то свихнувшийся псих. Не ты, знаю. Лучше бы ты. Я бы тебя пришил.

– Где вы живете, Холтон?

– 28, Форест-Драйв.

Я взял у него ключи от машины, добился ее описания, пошел к центральному подъезду и подъехал к номеру. Вошел, забрал его, помог влезть в красный автомобиль с откидным верхом, сам сел за руль. Он бормотал указания, а когда пришлось остановиться перед светофором, проговорил:

– Извини за беспокойство, Макги. Знаешь ведь, как бывает.

– Знаю, конечно.

– Надо было разрядиться. Я тебя ненавидел. Зачем ты уложил в постель мою девочку.., мою чудную веснушчатую медсестричку? Но, как мужчина мужчине, черт побери, раз она сама хотела, значит, хотела, к чему отказываться, а? Замечательная девчонка. Самая лучшая в мире. Ты хороший парень, Макги. Ты не должен мне нравиться, сукин ты сын, а вот нравишься.

Слышишь? Нравишься.

Пришлось его встряхивать, чтобы получить дальнейшие указания. Когда я свернул на асфальтированную подъездную дорогу, он спал. Дом был блочный, бетонный, одноэтажный, белый с розовой отделкой. Двор был пуст, в доме горел свет, из дверей гаража наполовину высовывался серый фургон “плимут”.

Я свернул в сторону от гаража, остановился у парадных дверей. Зажегся свет снаружи, дверь открылась, выглянула худая темноволосая женщина.

Я вылез, обошел вокруг машины. – Миссис Холтон?

Она подошла и взглянула на спящего мужа. На ней были темно-оранжевые брюки и желтая блузка, на стройной, лебединой шее повязан ярко-красный платок. Цыганские цвета.

– К сожалению, да. Кто вы такой?

– Меня зовут Макги. – Мне показалось, что это ее слегка удивило. Почему, – непонятно. – Помогу вам ввести его в дом.

Она протянула руку, взяла его за подбородок, слегка повернула голову. Подняла другую руку, секунду выждала, а потом очень быстро, с большой силой, дважды хлестнула по щеке открытой костлявой ладонью. Он стал с трудом выкарабкиваться из тумана, хватая ртом воздух и озираясь вокруг.

– Эй! Эй, крошка Дженис! Это Тревис Макги, мой очень хороший приятель. Он собрался зайти и немножечко выпить. Мы все выпьем. Ладно?

Он начал вылезать из машины, я схватил его за руку, вытащил, мы подхватили с обеих сторон, ввели в дверь. Она подсказывала напряженным от усилий голосом, зажгла свет, видимо в комнате для гостей, где мы посадили его на кровать. Он сидел с закрытыми глазами, бормоча что-то нам непонятное. Потом повалился, я подхватил за плечи, развернул, чтобы под головой оказалась подушка. Жена опустилась на колени, расшнуровала, сняла башмаки. Я подхватил на ноги, забросил на кровать. Она расстегнула брючный ремень. Он издал длинный грохочущий храп, она бросила на меня взгляд и поморщилась с омерзением. Следом за ней я вышел из комнаты. Она выключила свет и закрыла за нами дверь.

Я проследовал за ней в гостиную.

– Спасибо за помощь, – сказала она, повернувшись ко мне. – С ним такое не часто случается. Это не извинение и не оправдание. Просто констатация факта.

Я вытащил из брючного кармана револьвер Холтона, протянул ей.

– Если такое вообще случается, ему не стоить иметь при себе эту штуку.

– Я спрячу, а ему скажу, будто он его потерял. Еще раз спасибо.

– Можно от вас позвонить, вызвать такси? Она шагнула к окну, выглянула на улицу.

– Моя подруга еще не спит. Придет присмотреть за спящими детьми, а я вас отвезу.

– Мне не хочется доставлять вам хлопоты, миссис Холтон.

– А мне хочется подышать свежим воздухом. Вы и так мне доставили кучу хлопот.

Она подошла к телефону в прихожей, набрала номер, поговорила вполголоса. Когда вышли и сели в машину, попросила минуточку обождать. Открылась дверь дома через дорогу, вышла женщина, стала переходить улицу, я получил разрешение трогаться. Она махнула рукой и крикнула:

– Большое спасибо, Мэг!

– Не за что, Джен. Не спеши назад, детка.

Дженис Холтон развязала шейный платок, накинула его на темные волосы, завязала под подбородком. Судя по ее поведению, поездка предстояла быстрая и молчаливая.

– Думаю, ваш муж расстроился из-за убийства его приятельницы.

Я видел краем глаза, как быстро она на меня оглянулась.

– Меня не интересует, из-за чего он.., расстроился, мистер Макги. Мне жаль девушку. По правде сказать, жаль, что мне так и не довелось ее поблагодарить.

– За что?

– Скажем, за то, что спустила меня с привязи.

– Разорвала цепь?

– Вас действительно интересуют прискорбные детали моей счастливой супружеской жизни?

– Просто ваши слова показались мне странными.

– В последнее время я обнаруживаю, что говорю очень странные вещи.

– В самом низу брачного свидетельства, миссис Холтон, четкими буквами напечатано, что отныне вы будете навеки счастливы.

Наверное, это можно назвать ролевой игрой, в том же смысле, в каком данный термин употребляют психологи при групповой терапии. А можно вслед за Мейером окрестить моим мошенническим инстинктом. Ладно, сойдемся на капле хамелеоновой крови. Но наилучший способ завязывать отношения заключается в обнаружении общих проблем, и, как только подобная связь установится, собеседник раскалывается. Поэтому я немножко со врал, чтоб немедленно вызвать сочувствие. Чтобы треснула скорлупа, надо было сыграть роль бывшего мужа, поэтому я вложил в свои слова максимум мужской горечи.

– Кажется, вам тоже выпала подобная увеселительная поездка, мистер Макги?

– Покатался на карусели, пошатался по комнате смеха, проплыл по туннелю любви. Конечно. Я совершил карнавальное путешествие, миссис Холтон. Но обстановочка с большим успехом вытянула из супруга кишки. Я поверил напечатанной в брачном свидетельстве строчке. А она оказалась гулящей. Выдержал только месяц, пускай дальше гуляет. Поэтому несколько сомневаюсь в работе системы.

– У девушки, вышедшей замуж за адвоката, она работает не совсем так. Я тоже верила напечатанному, мистер Макги. Считала брак почетным, честным контрактом. И, клянусь Богом, соблюдала его. Через год выяснила, что все будет не так.., как надеялась. Поэтому постаралась понять. Рик, по-моему, чувствовал, что.., не достоин любви. Никогда не мог поверить по-настоящему, что его кто-то любит. Он способен все портить тысячами злобных, низких и мелких способов. Знаю, он любит наших сыновей. Но любую.., семейную церемонию, каждое теплое, радостное событие.., обязательно омрачит. Слезы, кавардак, гадости… Все, что старался спланировать.., дни рождения, годовщины.., испорчены самым жестоким образом. Я все терпела. Думала, будто терплю. Знаете, взрослый человек всегда пристраивает ступеньки… Он успешно работает, заслуживает доверия, не пьет, не шляется. А потом.., тайная связь с мисс Верц перевернула лестницу.

– И освободила вас от супружеских уз?

– Удержала от отчаянных стараний.., сохранить семейную жизнь. Как бы.., аннулировало все мои обеты.

– Вы недавно про нее узнали?

– Нет, практически в самом начале. Он пустился в крестовый поход – выяснять, что на самом деле произошло с доктором Шерманом. Вам об этом известно?

– Он рассказывал. Это лишь прикрывало интрижку с медсестрой?

– О нет. Он искренне старался. Но, занявшись вместе с ней так называемым следствием, безусловно, стал уделять ему чересчур много времени. Кто-то мне позвонил и весьма гадким шепотом просветил. Не могу сказать, – мужчина или женщина. Не хотелось верить, но почему-то я знала, что это правда. Потом начала замечать всевозможные мелкие признаки. – Она невесело усмехнулась. – Убедительнее всего была его необычайная нежность ко мне и к мальчикам.

– Стало быть, собираетесь разводиться?

– Не знаю. Я больше его не люблю. Но собственных денег у меня ни цента, и я просто не знаю, удастся ли получить после процесса достаточно алиментов и средств на детей.

Я свернул к “Воини-Лодж”, остановился подальше от огней на въезде, неподалеку от архитектурного водопада и пылающих газовых факелов.

– С вами чертовски легко разговаривать, мистер Макги.

– Может быть, благодаря одинаковым боевым ранениям. Мне пришлось как можно скорее отделаться от своей обузы.

– Дети есть?

– Нет. Она все твердила: “Потом, потом”.

– Знаете, в том-то и разница. Довольно симпатичный дом, приятное соседство, хорошая школа. Лечение и дантист, обувь и сбережения. Сейчас все устроено. Я честно делаю свое дело, занимаюсь хозяйством. Но больше не разрешу ему прикоснуться ко мне. Меня выворачивает наизнанку. Пусть найдет другую подружку по играм, плевать. А светскую жизнь мы практически не ведем.

– И вы сможете так прожить до конца?

– Нет! И не собираюсь. Но мой друг говорит – лучше нам.., лучше мне временно потерпеть. Это милый, ласковый, умный и понимающий человек. Мы очень сблизились с той поры, как я узнала про Рика. Его брак безнадежен не менее моего, но в другом смысле. У нас не просто любовная интрижка. Мы встречаемся, и при этом приходится жутко осторожничать и скрываться, так как я не хочу давать Рику каких-либо поводов, которыми он может воспользоваться при разводе. Мы даже особенно не планируем будущее. Просто оба.., должны пока терпеть сложившееся положение.

– Тогда, должно быть, семейный визит, о котором Рик мне рассказывал, – вчерашняя поездка в Веро-Бич, – просто шутка.

Она повернулась на боковом сиденье лицом ко мне, прислонившись спиной к дверце и вытянув ноги:

– Вечная история про запутанную паутину, в которую сам попадаешь! Мне даже в голову не приходило, что он соизволит провести субботу с женой и детьми. Сообщила ему, что поеду навестить сестру, Джун, а мальчиков по дороге оставлю у своей лучшей подруги. Она живет в двадцати милях к востоку отсюда, и у нее сыновья практически того же возраста. Договорилась с Джун, чтобы она прикрыла меня на тот случай, если Рик позвонит под каким-то дурацким предлогом. И собиралась поехать.., в другое место поблизости, провести день со своим другом. А Рик из чистой вредности тоже решил поехать! По-моему, он никак не мог ничего пронюхать. Вел себя до того безобразно, что я заподозрила небольшую любовную ссору с подружкой. Когда я отводила мальчиков, Рик оставался в машине. Улучила момент позвонить и предупредить сестру, но нельзя было известить друга от отмене свидания. Рик весь день был в мерзком настроении. – Снова невеселая усмешка. – Что за паршивая мыльная опера!

Не следовало покидать ее в этот момент: ей могло показаться впоследствии, будто из нее ловко выкачали информацию или что она была чересчур откровенна. Поэтому я сплел рассказ о своей стычке с дружком жены, которой у меня никогда не было, а когда изложил в подробностях, она проговорила:

– Ужасно, что людям приходится проходить через это только из-за чрезмерной незрелости мужа или жены.., которые попросту не способны каждый день хранить верность. Вы когда-нибудь с ней встречаетесь? Она все еще в Лодердейле?

– Нет. Уехала. Где сейчас – не имею понятия. Деньги шлю в один банк в Джэксонвилле. Если захочется ее найти, стоит только приостановить выплату. Слушайте, не хотите зайти выпить?

– Боже, который теперь час? Мэг хорошая соседка, но не хочу злоупотреблять ее добротой. Мистер Макги…

– Тревис.

– Тревис, я вовсе не собиралась так долго жаловаться, но почему-то мне стало лучше после сравнения своих синяков с вашими.

– Удачи вам, Дженис.

– И вам тоже.

Я вылез, она перебралась за руль, застегнула ремень, подтянув пряжку по своей стройной фигуре, крикнула: “Доброй ночи”, дала задний ход, развернулась, выехав на подъездную дорогу, умело вильнула и уехала.

Я послал телепатическое сообщение ее неизвестному другу. Держись за нее, приятель. Ричард Холтон чересчур слеп, не видит, что имеет. В ней есть огонь, цельность, отвага, самообладание. Весьма симпатичное живое существо. Хватай ее, если можешь. Даже если вокруг их немало, вряд ли какая-нибудь хоть когда-то освободится.

Никаких сообщений, никакого мигания красной лампочки автоответчика. Горничная постелила постель. Я выключил свет, и комнату заполонил веснушчатый призрак. Я пожелал ему спокойной ночи.

– Мы узнаем, мисс Пенни, – посулил я. – Мы каким-нибудь образом выясним, и тогда тебе незачем будет шататься в ночи по номерам мотеля.

Глава 12

Я провел адскую ночь. Сотни снов, и все запавшие в память обрывки были скроены по одному образцу. Либо за мной кто-то гнался, чтобы сообщить что-то важное, а я никак не мог остановиться и убегал, либо я сломя голову мчался за кем-то, кто, несмотря на все мои старания, медленно удалялся, уезжая в машине, в автобусе, в поезде. Иногда это была Пенни, иногда Хелена. Я проснулся с уставшим, пронизанным болью телом, рот смахивал на воротца для крикета, глаза красные и распухшие, кожа как бы растянулась, стала слишком просторной, готовясь обвиснуть волнистыми складками.

После бесконечной чистки зубов и душа – абсолютно бесполезных – я позвонил в департамент полиции Форт-Кортни и попросил передать Стейнгеру, что хочу с ним пообщаться.

Только принесли завтрак, как он плюхнулся в кресло напротив меня за столом, попросив у официантки горячего чая.

– Плохо выглядите, Макги.

– Плохо спал, плохо себя чувствую.

– Со мной всю жизнь то же самое, каждое утро. Ну что, удалось обработать Дженис Холтон?

– Они ездили в Веро-Бич вместе. Можете справиться у ее старой подруги, у которой она оставляла детей, милях в двадцати отсюда по направлению к Веро-Бич. Холтон серьезно верит в убийство доктора Шермана. Брак Холтона рухнул. Ей известно про медсестру. Ради детей намерена терпеть, пока не отыщет какой-нибудь способ встать на ноги. И по-моему, ей это удастся раньше или позже.

Стейнгер подул на горячий чай, отхлебнул, внимательно посмотрел на меня, медленно покачал головой:

– Ну, вы молодец! Клянусь Богом, очень уж она разговорилась с каким-то чертовым страховым инспектором.

– Это не пригодилось. Вы предоставили мне лучший способ. Он устремил на меня мутные темные глазки:

– Я?

Я положил вилку и послал ему улыбку:

– Разумеется, глупая задница, неудачная подделка под копа.

– Ну-ка, полегче…

– Вы знали, что Холтон спал с медсестрой, Стейнгер. Вы знали, что любой, кто умеет читать, ясно поймет из найденной вами записки, что у нас с ней кое-что было. Как вы себе представляли реакцию Холтона на оригинал или копию? Думали, он усмехнется и промычит “ну и ну”? Может быть, вы даже знали, что бывший помощник государственного прокурора носит оружие. И даже не попытались предупредить, чтобы меня не пристрелили! Это не в правилах доброго старины Стейнгера, представляющего закон. Спасибо, Стейнгер. Если смогу вам хоть чем-то помочь, только кликните.

– Да обождите минутку, черт побери! Почему вы считаете, что он читал записку?

– Видно, его потрясли некоторые пассажи. Он их цитирует. Стейнгер отхлебнул еще чаю, нашел у себя в кармане треть сигары, сковырнул ногтем пепел, поднес спичку.

– Он пытался применить оружие?

– Шанса не было. Я получил подсказку. Обнаружил его на посту в ожидании, бросился и забрал револьвер. Не знаю, собирался ли он пустить его в ход или нет. Из уважения к презумпции невиновности скажем, что не собирался. Он знает, что не я воткнул ей в горло ножницы. Знает – в этом смысле я чист. Хотя все остальное его, скажем так, возмущает. Кстати, револьвер я отдал жене, и, похоже, она считает полезным куда-нибудь его спрятать. Может быть, в этом счастливом доме не надо хранить оружие.

– Итак, вы забрали револьвер, а потом?

– Сначала сбил его с ног, а потом забрал. Затем пришлось еще раз уложить его мордой вниз, потом подхватил, шмякнул на спину, вышиб дух. Он был пьян. Его тошнило. Поехали домой в его машине. Стали старыми добрыми друзьями. Пьяные непоследовательны. Домой я доставил его мирно храпевшим. Помог уложить в постель. Соседка пришла присмотреть за детьми, пока миссис отвозила меня назад. Ей известно о романе с самого начала. Он спит в гостевой комнате. Она мне понравилась.

Стейнгер поднял руку с сигарой, развернул ко мне ладонью и провозгласил:

– Клянусь могилой дорогой старушки матери, которая так любила меня, что даже не возражала против решения стать копом, не имею никакого понятия, каким образом, черт побери, в руки Рику Холтону могла попасть записка. Слушайте, у него, как у экс-прокурора, имеются кое-какие рычаги. Не слишком много, но есть. Думаю, если он знал о существовании записки, то знал, где искать и кого расспрашивать. Но как он мог узнать? Ну, прикинем. Знала сама Верц – она ее писала. Знаю я – я ее нашел. Знает дурак Наденбаргер, который был рядом со мной, когда я ее нашел. Знаете вы, потому что я вам прочитал. И еще двое в конторе. Тэд Ангер из лаборатории делал фотокопии. Билл Сэмюэлс – нечто вроде регистратора-координатора. Составляет досье, держит их в чистоте и порядке, заполняет для передачи в случае необходимости государственному прокурору. Хранит улики, составляет предписания о вскрытии и так далее.

Если б я хоть немного подумал, сообразил бы, что должны были провести вскрытие. Надо было узнать, не беременна ли убитая незамужняя женщина; нет ли следов не оставившего видимых синяков удара, закрытых травм, ссадин; не изнасилована ли она, не имела ли недавно половых сношений, а если имела, нельзя ли определить тип спермы. Трудолюбивое, дюйм за дюймом, исследование эпидермиса позволяет обнаружить любую царапину, следы от уколов, небольшие кровоподтеки, признаки укусов. Должны были сделать химический анализ содержимого желудка после прекращения нормального процесса пищеварения в результате смерти.

– Что с вами? – мягко спросил Стейнгер.

– Все в порядке. Когда сделали вскрытие?

– Должны были начать во время нашего разговора у вас в номере в субботу вечером.

– А те двое, Ангер и…

– Сэмюэлс.

– ..не могли рассказать про записку?

– Нет, черт возьми. Давно минули времена, когда можно было любому сообщать любые сведения. Закажите себе еще кофе. Не уходите, я сейчас вернусь.

Ему понадобились десять минут. Он устало сел, вытер лоб грязным носовым платком.

– Ну, у Билла Сэмюэлса вчера был выходной. Холтон зашел утром около одиннадцати. Объявил дежурному Фостеру, что государственный прокурор Бен Гаффнер просил его взглянуть на записку, найденную в квартире Верц. Фостер открыл архив и дал прочитать фотокопию. Ответа на вопрос, откуда Холтон узнал о существовании записки, по-прежнему нет.

– Можно мне попробовать?

– Давайте.

– Холтон знал, что дело ведете вы?

– Конечно.

– Знал, что из вас ничего не вытянет?

– Знал.

– Знал, кто работает с вами?

– По-моему, знал… Ох, проклятье, этот кретин мотоциклист! Он сказал, что своими страданиями я вполне заслужил удовольствие от наблюдения за процессом разборки. Я подписал счет за свой завтрак и его чай и пошел за ним следом.

Машина стояла в тени. Прислонившийся к ней Наденбаргер, на сей раз в спортивной рубашке с вертикальными зелеными и белыми полосами, стоял, улыбаясь и переговариваясь с парочкой здоровенных загорелых девчонок-тинейджеров в шортах. Заметив нас, он что-то проговорил, девчонки оглянулись и медленно пошли прочь, время от времени оборачиваясь.

– Все путем? – спросил он, открыв дверцу машины.

Стейнгер захлопнул ее.

– Может, ради побочных доходов сдашь свою пасть в аренду? Чтобы люди держали там шмотки, костыли, кресла-качалки, велосипеды. Небольшой дополнительный заработок.

– Ну-ка, минуточку, Эл, я…

– Заткнись. Закрой большую пустую дыру, зияющую на твоей дурацкой физиономии, Наденбаргер. Прекрати подпирать машину. Я только хочу выяснить степень твоей дурости. Ты ежедневно становишься мировым чемпионом среди дураков. Как тебя уломали разболтать про записку, оставленную медсестрой?

– Уломали? Никто меня не уламывал.

– Но ведь ты о ней рассказал, правда?

– Ну.., если честно…

– После моего предупреждения, что ты никогда не слышал ни про какую записку?

– Ну.., это совсем другое дело, Эл.

– Он просто пришел и спросил, что мы нашли в квартире?

– Нет. Он сказал, что расстроен из-за ее убийства. Подъехал совсем рано утром. Я только встал, вышел кликнуть собаку. Он сказал, они с женой ее очень любили и были очень благодарны. Сказал: “Не хочу нарушать правила или путаться под ногами, но, может, надо привлечь других следователей, так могу устроить”. Эл, я твое отношение к этому знаю, поэтому ответил, что сами справимся. Он спросил, далеко ли продвинулись, и я доложил, что нашли записку, пересказал, что запомнил, добавил, что типа, которому она написана, – то есть вас, Макги, – уже хорошенько проверили.

– А почему ты не посмеялся?

– Над чем, Эл?

– Над тем, что они с женой очень любили малютку медсестру. И были очень благодарны. Господи Иисусе!

– И что тут такого?

– За что, скажи на милость, Дженис Холтон благодарить Пенни Верц?

– Кто говорит про Дженис Холтон?

– Да ведь ты говоришь, что Холтон сказал тебе…

– Холтон! Мимо меня проезжал мистер Том Пайк. Мистеру Холтону я не сказал ни единого слова, черт побери. У мистера Тома Пайка была всего пара минут. Ехал в аэропорт, срезал путь по дороге мимо моего дома, увидел меня, тормознул, потому что расстроен убийством девушки. Ну, теперь видишь, совсем другое дело! А?

Стейнгер утихомирился:

– Ладно. Другое. Он действительно хочет помочь любым способом. А медсестра ухаживала за миссис Пайк. Лью, черт возьми, ты еще кому-нибудь упоминал о записке хоть словом?

– Никогда. Ни разу. И не упомяну, Эл.

– И Пайку не должен был говорить. – Стейнгер повернулся ко мне:

– Пришли к тому же, откуда ушли. Слушайте, я разузнаю у Холтона. Если сочту нужным, то вам сообщу.

Я взял его под руку и отвел в сторонку, чтоб Наденбаргер не слышал.

– Раз уж я тут, может, еще чего-нибудь разузнать? Он насупился, сплюнул, растер плевок ногой.

– Мои люди звонят в каждую дверь во всей округе близ Ридж-Лейн. Кто-то пришел, убил ее и ушел средь бела дня. Кто-нибудь должен был что-нибудь видеть субботним днем. Мои люди просматривают архивы из кабинета дока Шермана, отправленные на хранение после его смерти, и бумаги, перешедшие к доктору, который принял практику, – Джону Уэйну. Ничего себе имечко для маленького толстячка?[13]13
  Доктор – тезка киноактера Джона Уэйна, имя которого стало символом стопроцентного американца и супермена.


[Закрыть]. Когда Шерман исследовал зависимость от барбитуратов, он лечил нескольких психов. Поэтому нам не хочется отбрасывать версию охоты за его медсестрой какого-то бывшего пациента. Мисс Верц работала и как сменная медсестра, так что я получил список всех, за кем она ухаживала после смерти доктора. Мы их проверяем. Кроме того, поручил одному верному человеку покопаться в ее личной жизни, собрать все, что сумеет найти. Про бывшего мужа, про прежних дружков. Из квартиры ничего не похищено. Жила она одна. Передняя дверь надежная, крепкая, замки на кухонной двери хорошие. По-моему, должна была знать того, кого впустила. Никаких следов взлома. Судя по смятой постели, она спала. Встала, накинула халат и впустила кого-то. Никакой косметики. Воткнуть ножницы в горло могли и мужчина и женщина. Кровь брызнула. Наверняка испачкала убийцу пониже колен. Если реконструировать произошедшее, она схватились за горло обеими руками, качнулась назад, упала на колени, потом перекатилась на спину. Сексуального домогательства не было. Есть признаки полового сношения за четыре-шесть часов до смерти. Не беременна. Месячные должны были начаться дня через три. Легкое растяжение лодыжки, судя по отеку и цвету. Небольшой ушиб в центре лба сразу над линией роста волос, ушиб правого колена. Но все три эти повреждения получены задолго до смерти. Мы запросили судебный ордер на проверку ее счетов и банковского сейфа. Ну, если можете что-то придумать, что я упустил, Макги…

Разумеется, это был вызов. Предполагалось ошеломить меня старательностью и скрупулезностью представителей закона.

– Как насчет разносчиков и обслуги? Из чистки, прачечной, телевизионной мастерской? Телефонист, водопроводчик, электрик? Как насчет управляющего, если он в доме имеется?

Стейнгер тяжко вздохнул. Я его утомил. Даже на улице он дышал как летучая мышь-каннибал.

– Вот сукин сын. Поверите на слово? Все они отрабатываются, я просто забыл упомянуть.

– Верю, Стейнгер. Вы, по-моему, очень хорошо работаете.

– Занесу это нынче вечером в свой дневник.

– А комната отдыха для медсестер в больнице? Может быть, у нее был там шкафчик. Может быть, там какие-то личные вещи. Он снова вздохнул, вытащил голубой блокнот, записал.