Текст книги "История Византии"

Подобно соплеменнику Василию I, новый император стремился основать династию. Чем он отличался от своего предшественника, так это относительной мягкостью характера. Роман Лакапин в полной мере использовал хитрость и обман, но не был ни грубым, ни жестоким. При живом Константине Багрянородном у императорского дома Лакапина едва ли могло быть сколько-нибудь продолжительное будущее, и, принимая в расчет хрупкое здоровье мальчика, того было бы легко отравить: Василий в этом случае не колебался бы. Роман мог сделать все, что угодно, дабы устранить молодого императора, но он не тронул его и пальцем.

Однако у Константина и без того было несчастное детство: рано умер отец, мать поносили как наложницу и дважды ссылали, его самого постоянно обвиняли в незаконнорожденности, и ему приходилось молчаливо смиряться с постепенным устранением всех тех, кому он мог довериться. Среди огромной и в основе своей враждебной к нему семьи Константин был одинок, нежеланен и нелюбим. К счастью, его физическая слабость компенсировалась наличием живого ума и творческими способностями: по-видимому, он являлся талантливым художником, а его интеллектуальная любознательность не знала границ. Константин проводил целые часы, изучая сложные хитросплетения византийского придворного церемониала, – его исчерпывающая работа «De Ceremoniis Aulae Byzantinae»[52]52
   «О церемониале византийского двора» (лат.).


[Закрыть] остается для нас самым ценным источником в этой области.

Он не предпринимал никаких попыток утвердиться во власти. Когда его, имевшего статус верховного императора, Роман отодвинул в сторону; когда в мае 921 г. тесть возвысил своего старшего сына Христофора до уровня еще одного соправителя; когда четыре года спустя он возвысил до того же положения двух других своих сыновей, что привело к нелепой ситуации одновременного правления пяти императоров; даже когда в 927 г. Роман провозгласил, что выше Христофора находится только он сам, низведя таким образом Порфирогенета на третье место, – ни в одном из этих случаев Константин не проронил ни слова протеста, хотя каждый раз чувствовал себя глубоко уязвленным. Константин знал, что у него есть одна главная обязанность – выжить.

За пределами империи основную проблему для Романа представляла Болгария. С момента восшествия на престол он делал все для восстановления добрососедских отношений, но Симеон не хотел принимать никаких условий, в которых не было бы оговорено отречение Романа, так что военные действия продолжались. В 919 г. Симеон дошел на юге до самого Геллеспонта; в 921 г. в пределах видимости были уже стены Константинополя. В 922 г. он добрался до европейского берега Босфора, подверг разграблению область, примыкающую к Истинье, и сжег один из самых любимых дворцов Романа в Пигах. В 923 г. Симеон вновь захватил Адрианополь. Но ни одна из этих маленьких побед не приблизила его к заветной цели: со стороны суши Константинополь оставался неприступным.

В 924 г. Симеон замыслил решающий приступ – на этот раз со стороны моря. У него самого не было флота, но он договорился с правившим в Северной Африке халифом из династии Фатимидов о том, что корабли последнего окажут болгарам поддержку. Однако Симеон не знал, что византийцы тайно подкупили халифа, и, когда в разгар лета 924 г. Симеон повел армию по меньшей мере уже в десятый раз во Фракию, он, к удивлению своему, не обнаружил в Мраморном море никаких кораблей. И князь, вместо того чтобы осуществить очередное опустошение прилегающей области, решил вновь встретиться со своим старым другом патриархом Николаем.

Опять престарелый патриарх проделал путь в болгарский лагерь, однако на этот раз он нашел князя менее расположенным к общению: Симеон был заинтересован в переговорах только с первым лицом государства, о чем и сообщил Николаю.

Император не имел возражений. Он всегда предпочитал переговоры ведению боевых действий. Но и Роман, и Симеон хорошо знали, что произошло на встрече Крума и Льва V столетие назад. Так что в Космидии, в северной оконечности бухты Золотой Рог, соорудили большой мол и на нем установили поперечное ограждение. Симеон должен был приблизиться со стороны суши, Роман – со стороны моря; между ними пролегал бы барьер.

Встреча произошла 9 сентября, в четверг. Симеон появился при полном параде; император, который принес с собой самую священную реликвию города – мантию Пресвятой Девы, выглядел задумчивым и подавленным. Последний в типично византийской манере прочел своему недругу проповедь, воззвав к лучшей, христианской стороне души Симеона. Роман кротко просил о заключении мира. Он был всего лишь сыном армянского крестьянина, тогда как Симеон мог похвастаться знатной родословной, восходящей как минимум к грозному Круму, а возможно, и к еще более выдающимся деятелям. Но Роман говорил от лица тысячелетней Римской империи, по сравнению с которой Болгария была всего лишь княжеством-парвеню, населенным полуцивилизованными варварами. Это было во всех отношениях мастерское выступление, и оно возымело успех. Детали условий, выдвинутых самим Романом, были вскоре урегулированы. К увеличившейся дани прибавился ежегодный дар, включавший в себя сотню богато расшитых шелковых одеяний. Взамен Симеон уходил с имперской территории, включая захваченные им крепости на Черноморском побережье.

По окончании переговоров Симеон молча отошел от заграждения, вскочил на коня и отправился в свои пределы. Более он никогда не вторгался на имперскую территорию. К этому времени ему было за шестьдесят, Симеон просидел на троне более тридцати лет. Никогда более он не мечтал уже о том, чтобы править в Константинополе, и присвоение им самому себе в 925 г. титула василевса римлян и болгар выглядело поступком не государственного мужа, а дерзкого мальчишки. Как довольно холодно заметил Роман, Симеон может именовать себя халифом Багдада, если у него есть такое желание. В следующем году Симеон в конце концов заявил о независимости болгарской церкви, возвысив своего архиепископа до уровня патриарха. Николай пришел бы от этого в ужас, но он к тому времени был уже мертв, а никого более данное событие, по-видимому, не озаботило. Симеон сам вскоре умер. Это случилось 27 мая 927 г., ему было шестьдесят девять лет.

Симеон оставил четкие указания: болгарская корона после его смерти переходит к его сыну Петру; пока же он не достигнет совершеннолетия, в качестве регента выступает его дядя по материнской линии Георгий Сурсубул. Последний захотел заключить с Византией мирный договор, который затем был бы скреплен брачным союзом. Роман охотно откликнулся на это предложение, и Георгий во главе делегации направился в Константинополь, где был представлен юной Марии, дочери старшего сына Романа Христофора, – она его сразу же очаровала. Регент не стал терять время и послал за своим племянником. Царское бракосочетание состоялось во дворце в Пигах 8 октября, всего лишь через четыре с половиной месяца после смерти Симеона. Пару должным образом благословил патриарх Стефан II, заступивший на место Николая в 925 г., – сын императора Феофилакт, которому в ту пору исполнилось восемь лет, был еще слишком юным для этой должности. Затем, вся заплаканная, поскольку едва вышла из детского возраста, принцесса, ныне переименованная в Ирину, отправилась на северо-запад.

О мирном договоре, подписанном в это же время, мы знаем не много. Роман согласился признать независимость болгарского патриархата и императорский титул «царь» – по-гречески «василевс», – Петра. Первое из этих положений не очень обеспокоило Романа: независимость патриархата фактически лишала болгар одного из их излюбленных средств шантажа – намеков об уходе к Риму. Второй пункт не слишком нравился императору, но он прежде всего был реалистом. В интересах быстрого заключения соглашения, используя брачный союз как дальнейшую гарантию безопасности империи от внешней угрозы, Роман был готов пойти на небольшие уступки. А внутри страны у него не имелось причин для волнений. Все ключевые посты оказались в его руках. Морской флот и большая часть армии поддерживали Романа. Церковь, находившаяся под началом раболепного патриарха, не обещала в дальнейшем никаких проблем. Единственный возможный соперник Романа всецело находился под его контролем и, к слову сказать, являлся его зятем. Наконец-то Роман был защищен со всех сторон. Более того, вскоре стало ясно, что Болгария – отыгранная фигура. Она смогла бы стать могущественной силой, только если бы ей удалось завоевать Византию, но империя осталась непобежденной. К тому же молодой Петр не обладал агрессивностью отца и за сорок два года правления так и не научился искусству сплачивать свое царство. В результате за полстолетия Болгария не подала империи ни одного повода для беспокойства.

Но того же нельзя было сказать о восточной границе Византии. Ко времени смерти Льва в 912 г. положение там оставалось в основном такое же, как и на протяжении последних двух столетий. Но начиная с 923 г., в результате действий блестящего византийского полководца Иоанна Куркуаса, наметился перелом в военном противостоянии с мусульманами. Был окончательно сокрушен пират Лев Триполийский; была утверждена и консолидирована имперская власть в Армении; в 934 г. был инкорпорирован в империю важный арабский эмират Мелитина. Беда на этот раз пришла не с запада и не с юга, а с северо-востока.

В 941 г. в Константинополе могли еще проживать старики, помнившие рассказы родителей об ужасном набеге русов, случившемся восемьдесят один год назад; за прошедший период русы прошли длинный путь. Примерно в 882 г. норманн Олег захватил Киев и сделал его столицей нового государства. На смену ему после его смерти пришел Игорь, сын Рюрика, ставший великим киевским князем. Именно Игорь в начале июня 941 г. направил против Византии могучую армаду. Когда Роман услышал о приближении этой флотилии, его сердце упало: вся византийская армия находилась на восточной границе, флот был поделен между акваториями Средиземного и Черного морей. Из числа имевшихся плавсредств все, что можно было быстро мобилизовать, – это пятнадцать жалких блокшивов, давно уже предназначавшихся для свалки. Они были нагружены до самых планширов греческим огнем и направлены – под руководством некоего Феофана – блокировать северную оконечность Босфора. Феофан прибыл как раз вовремя: утром 11 июня корабли русов показались на горизонте. Он сразу же атаковал.

Невозможно преувеличить значимость греческого огня в византийской истории. Сарацинам он был уже слишком хорошо знаком, для русов же оказался полной неожиданностью. Когда первый их корабль сгорел, остальные резко развернулись, вышли из Босфора и направились на восток, вдоль Черноморского побережья Вифинии. В Вифинии русы высадились на сушу и начали творить несказанные бесчинства, наводя ужас на местное население. Этот террор продолжался несколько недель; наконец на место событий прибыл стратиг Армениака Варда Фока со своими местными новобранцами, он отвлекал на себя внимание мародеров, пока не подошли крупные силы – войска Куркуаса. Также к месту дислокации русов уже направлялся флот – каждая новоприбывшая эскадра сразу же вступала в бой. Вскоре уже русы оказались в роли обороняющихся. Приближалась осень, и они стремились быстрее отплыть домой. Но было уже слишком поздно – между ними и открытым морем находился византийский флот. В начале сентября русы предприняли отчаянную попытку прорваться сквозь блокаду, но греческий огонь вновь сделал свое дело и все море оказалось охвачено пламенем. Корабли русов горели как щепа, их экипажи начали выпрыгивать за борт; счастливчики сразу ушли на дно под тяжестью своих доспехов, остальные же встретили страшную смерть в покрытой маслом воде, которая пылала не менее сильно, чем корабли. В Константинополе Феофана чествовали как героя.

Уже три года спустя Игорь предпринял новый рейд, на этот раз использовав десантную операцию. Роман, однако, постарался избежать столкновения. Его послы встретились с великим князем на берегу Дуная и просто-напросто откупились от него. Вскоре делегация русов прибыла для заключения политического и торгового договора, и на протяжении следующей четверти столетия отношения между Киевом и Константинополем оставались достаточно ровными.

Между тем Иоанн Куркуас отвел армию назад на восток. К его облегчению, важная ситуация там не изменилась: его главный враг Сайф эд-Даула – Меч Империи, мосульский эмир из династии Хамданидов – отсутствовал, какие-то серьезные проблемы заставили его уехать. Все казалось благоприятным для возобновления прерванного наступления. Поздней осенью 942 г. Иоанн после продолжительной и трудной кампании вступил в Эдессу. Этот город, хоть и подпал под влияние ислама еще в 641 г., мог гордиться длительной и почтенной христианской традицией. Прежде всего он был известен двумя реликвиями: посланием от Иисуса Христа и портретом Спасителя, чудесным образом запечатленным на некоем одеянии. Известно было, что оба эти предмета поддельные, но легенды оказались сильнее правды. Особенно захватил воображение Куркуаса портрет, и он вознамерился заиметь чудесный образ. Жители Эдессы, прежде чем отдать свое сокровище, посоветовались с халифом, который дал санкцию, поскольку не было иной возможности спасти город. Со всяческими церемониями портрет был доставлен в Константинополь, где у Золотых ворот его официально приняли патриарх и три молодых соправителя императора, после чего реликвию торжественно пронесли по улицам города к собору Св. Софии.

Роман при всем этом не присутствовал. Ему уже было сильно за семьдесят, и он проводил больше времени с монахами, чем с министрами, постепенно погружаясь в болезненную религиозность. На душе у него было неспокойно, поскольку он приобрел трон в результате клятвопреступления и обмана, лишив законного василевса власти и возведя в императорский ранг своих никчемных сыновей. Христофор, по общему признанию, все-таки подавал некоторые надежды; двое же его младших братьев, Стефан и Константин, были печально известны своей безнравственностью, и та готовность, с которой Роман им потакал, являлась наглядным признаком его собственного падения.

Чуть ли не единственным разумным поступком Романа за последние унылые годы его жизни явилось составление нового завещания, в котором утверждалось верховенство Константина Багрянородного, – таким образом, после смерти Романа его сыновья должны были быть отстранены от власти. Его ошибка заключалась в том, что он обнародовал это свое решение: его сыновья сразу же пришли в ужас. Если Константин становился верховным императором, то что их могло ожидать? Изгнание? Кастрация? Ссылка? Не исключалась и еще более ужасная судьба. И за пять дней до Рождества 944 г. два молодых Лакапина со своими приспешниками прокрались в комнату Романа. Он не стал оказывать сопротивления, когда они понесли его к маленькой гавани Вуколеон, и несколько минут спустя Роман был уже на пути к Принцевым островам. Там ему выбрили тонзуру и принудили дать монашеский обет. Можно предположить, что он был этому только рад.

К тому времени как сыновья вернулись на материк, весь Константинополь уже был на ногах. Никого особо не заботила судьба Романа – все беспокоились за Константина. Вскоре разгневанные, полные подозрений толпы собрались у дворцовых ворот. Лишь после того как молодой император показался в окне, они согласились разойтись. Обнаружилось то, чего никто ранее не подозревал: Константин был любим народом. Он никогда не стремился завоевать эту любовь – напротив, он намеренно оставался в тени. Но Константин обладал одним большим достоинством – легитимностью. Внук Василия Великого, только он был законным императором Византии. Лакапины же являлись выскочками, и византийцы достаточно натерпелись от них.

Братья, увидев, что просчитались, выбрали единственный возможный для себя путь – с большой неохотой признали Константина верховным императором. Однако мягкий, скромный Константин не получил всей полноты власти, и, будь он предоставлен самому себе, возможно, терпел бы такое положение дел сколь угодно долго. Но его жена Елена, дочь Романа, была сделана из более твердого материала. На протяжении двадцати пяти лет она выказывала верность мужу, отстаивая его интересы в противовес своей семье, и теперь потребовала от него решительных действий. 27 января 945 г. оба соправителя императора были арестованы, им выбрили тонзуру и отправили в ссылку – в разные места. Из оставшихся Лакапинов только патриарх Феофилакт и находившаяся в Болгарии царица Мария продолжали занимать властные позиции.

Что касается старого императора, то его жизнь продолжалась в монастыре. Совесть все не давала ему покоя. В Святой четверг 946 г. перед собранием в 300 монахов со всех уголков империи – и даже из самого Рима – он перечислил все свои грехи, прося отпущения за каждый из них. Затем перед главным престолом его высек плетью молодой послушник, после чего Роман вернулся в свою келью. Он умер 15 июня 948 г. Его тело было отвезено в Константинополь и затем погребено в Мирелейском монастыре рядом с могилой жены.

Роман был хорошим императором, возможно даже, великим. Добытую нечестным путем власть он использовал, проявляя мудрость и умеренность. Его непосредственным предшественникам приходилось иметь дело с двумя основными проблемами: с церковью и Болгарией. Роман решил их обе, причем исключительно мирными средствами. Только на Востоке его тихая дипломатия оказалась бесполезной. Там вооруженная сила являлась единственным понятным для врага аргументом, и туда, поскольку в ходе противостояния с болгарами он не потерял ни одного бойца, Роман бросил всю свою армию, выступившую против сарацин. По всеобщему признанию, удача была на его стороне – во-первых, благодаря Иоанну Куркуасу, оказавшемуся военачальником совершенно исключительных качеств, а во-вторых, ввиду состояния халифата Аббасидов, который более уже не обладал такой силой, как раньше. Но факт остается фактом – впервые со времени подъема ислама христианские войска при императоре Романе перехватили стратегическую инициативу.

Почему же Роман не пользовался особой любовью у своих подданных? Только ли потому, что они не любили узурпаторов? Суть дела в том, что имевшиеся у него достоинства не могли захватить народное воображение. Он не был ни великим воином, ни великим законодателем. Он редко появлялся на публике и никогда особенно не стремился устраивать зрелища на ипподроме. Другими словами, хотя Роман делал максимально много для того, чтобы народ был обеспечен хлебом, он явно недобирал со зрелищами. Соответственно люди вспоминали – если вообще думали о таких вещах – единственный яркий фрагмент из жизни этого умного, но на удивление бесцветного человека: его путь к трону. И он также вспоминал этот путь, причем с таким чувством раскаяния, что последние его годы прошли в беспрестанных мучениях. Хочется думать, что умер он с наконец-то успокоившейся душой и что грехи его прощены.

14
Ученый император (945–963)

К началу 945 г., когда Константин Багрянородный стал единолично править византийским государством, он сильно изменился: это был уже далеко не болезненный юноша, а статный, широкоплечий муж. На его румяном лице, наполовину сокрытом густой черной бородой, сверкали ясные, светло-голубые глаза; в тридцать девять лет он выглядел так, будто ни разу в жизни ничем не болел. От своего отца Льва Мудрого Константин унаследовал страсть к чтению и ученым штудиям – у него было достаточно времени для этих занятий. И труды, которые он оставил после себя, производят весьма внушительное впечатление. Ни один другой император не пополнил в такой степени объем наших знаний о современной ему эпохе.

Помимо биографии своего деда Константин прежде всего известен двумя крупными работами. Первая – вышеупомянутая «De Ceremoniis Aulae Byzantinae»; вторая была написана для его сына Романа и представляет собой практический учебник об искусстве управления государством «De Administ-rando Imperio»[53]53
   Об управлении империей (лат.).


[Закрыть]. Эта работа охватывает обширный диапазон самых разнообразных предметов; среди прочих советов содержится рекомендация сыну не выбирать членам императорской семьи супругов за пределами империи – исключение делалось только для франков. Тут неожиданно выходит на поверхность долго сдерживавшееся негодование Константина VII к тестю:

«Если они скажут, что сам верховный император Роман заключил подобный альянс, отдав свою внучку за болгарского царя Петра, то тебе следует ответить, что император Роман – грубый невежда, который никогда не получал образования во дворце и не был посвящен в римские традиции. Он не имел ни императорской, ни даже просто аристократической родословной и соответственно имел склонность к самонадеянности и своеволию».

Большая часть этих трудов была написана императором собственноручно; при помощи же бесчисленных писцов и копиистов он составлял сборники из всевозможных учебников и трактатов по военной стратегии, истории, дипломатии, юриспруденции, агиографии, медицине, агрономии, естествознанию и даже ветеринарной хирургии. Его труды имели огромное значение для различных имперских служб на протяжении еще ряда столетий.

Константин был страстным коллекционером – не только книг и рукописей, но и самых разнообразных произведений искусства. Судя по некоторой информации, он, по-видимому, оказался великолепным художником, что еще более удивительно для человека его положения. Константин проявил себя исключительно щедрым покровителем – для писателей и ученых, художников и ремесленников.

Наконец, он оказался великолепным императором: это был компетентный, добросовестный и трудолюбивый управленец. Константин также являлся талантливым кадровиком, чьи назначения на высшие посты в армии, на флоте, в церковном, государственном и академическом аппаратах были очень изобретательны и успешны. Он многое сделал для развития высшего образования и проявлял особый интерес к функционированию системы права.

Все источники утверждают, что Константин ел и пил больше, чем необходимо для здоровья, но все его биографы также единодушны в том, что никто не видел его в плохом настроении: он был неизменно со всеми учтив и ни на секунду не терял самообладания.

Вполне понятно, что Константин должен был испытывать расположение к семейству Фоки, ставшему врагом Лакапинов с момента государственного переворота, осуществленного Романом. И члены семьи Фоки не скрывали симпатий к Константину. Поэтому выглядело совершенно естественным, что василевс в качестве преемника Иоанна Куркуаса на посту командующего армиями Востока назначил брата Льва Варду Фоку, а сыновей последнего, Никифора и Льва, поставил стратигами фем – Анатолика и Каппадокии соответственно. Из семейства Лакапинов только один представитель (не считая императрицы Елены) пользовался полным доверием Константина – и то лишь после того, как его кастрировали, – побочный сын Романа Василий, который был назначен управляющим императорским двором.

Внешняя политика при Константине продолжала курс прежнего императора. На смену Варде Фоке, серьезно раненному в 953 г., пришел его сын Никифор, который четыре года спустя одержал одну из двух крупнейших побед за время правления Константина – захватив город Адата в Памфилии. Второй триумф состоялся в 958 г., когда город Самосата на реке Евфрат пал под натиском другого блестящего военачальника – Иоанна Цимисхия.

На Западе германский король Оттон Саксонский укреплял свое королевство, которое он унаследовал в 936 г. Оттон отодвинул восточные границы страны, потеснив славянские племена, и одновременно расширил свое влияние в соседних государствах. Константин инстинктивно распознал исключительные способности этого молодого динамичного монарха и установил с ним отношения сразу же, как тот пришел к власти; при этом Константин не мог знать, что менее чем через три года после его собственной смерти Оттон будет коронован в Риме как западный император.

В ранние годы правления Константина Апеннинский полуостров все еще находился в полухаотическом состоянии – пребывая в нем с момента крушения империи Карла Великого в 888 г. Итальянская корона могла стать призом тому, у кого имелось достаточно сил, амбиций и наглости, чтобы ухватить ее, а поскольку обладание этой короной к данному времени стало верной ступенькой к заполучению короны Западной империи, то в борьбу за нее периодически включались самые разнообразные короли и принцы сопредельных земель. Между тем в Риме местная аристократия превратила папство в свою игрушку: на временном отрезке в полтора столетия Николай I был практически последним понтификом, обладавшим определенными способностями и честностью. На его место пришел слабый папа Адриан II. Преемника Адриана Иоанна VIII забили до смерти завистливые родственники. В 896 г. мертвое тело папы Формоза было эксгумировано и принесено на епископский суд. Там с трупа сорвали одежды, изуродовали его и сбросили в Тибр. В 928 г. печально известная Мароция, сенаторша Рима – любовница, мать и бабушка римских пап, – приказала задушить любовника своей матери папу Иоанна X в замке Св. Ангела[54]54
   Замок Св. Ангела возведен в 135–139 гг.; изначально являлся мавзолеем римского императора Адриана; в V в. превращен в крепость.


[Закрыть], чтобы поставить на его место собственного сына от бывшего любовника, папы Сергия III. В 932 г. вторым ее мужем стал Гуго Арльский (который убил свою жену и ослепил своего брата, чтобы жениться на ней), и оба они, бесспорно, стали бы императором и императрицей Запада, если бы сын Мароции не организовал против них народное восстание.

На этом довольно мрачном фоне появился ценнейший и ярчайший хронист X века. Лиутпранд, епископ Кремоны, родился в 920 г. в состоятельной лангобардской семье. На протяжении нескольких лет Лиутпранд служил пажом при дворе короля Гуго в Павии, а также исполнял обязанности певчего. По настоянию короля юноша избрал церковную стезю. Вскоре Лиутпранд стал секретарем фактического преемника Гуго, Беренгара Иврейского; по поручению последнего 1 августа 949 г. он отправился с дипломатической миссией на берега Босфора.

Лиутпранд прибыл 17 сентября и вскоре получил у императора аудиенцию. Вначале Лиутпранд слегка растерялся, когда обнаружил, что, в то время как другие послы привезли великолепные подарки, его собственный повелитель не прислал ничего, кроме письма, в котором все было ложь. К счастью, у него при себе имелись дары, которые он намеревался преподнести Константину от себя лично; теперь же ему пришлось сделать вид, что они присланы Беренгаром. В числе этих даров оказались «четыре карзимасии – молодые евнухи, у которых были отрезаны не только яички, но также и пенисы; эту операцию совершали торговцы в Вердене, которые затем экспортировали их в Испанию, получая огромную прибыль».

И на внутреннем фронте Константин продолжал политику, начатую Романом. Значительная часть законодательных актов его предшественника была направлена на защиту стратиотов[55]55
   Стратиот – крестьянин, владеющий небольшим наделом земли на условии несения воинской повинности.


[Закрыть] от богатой феодальной аристократии, ныне повсеместно получившей именование «донаты» («могущественные»). Константин, будучи сам аристократом, неизбежно должен был испытывать гораздо больше симпатии к этой последней группе, чем его армянский тесть-выскочка; как мы уже видели, Константин не делал тайны из своей особой дружбы с семейством Фоки. Однако с самого начала он упорно продолжал проводить аграрную политику Романа: в 947 г. василевс даже распорядился немедленно осуществить реституцию без компенсации всех крестьянских земель, которые были приобретены донатами с момента фактического обретения Константином верховной власти. И к концу его правления условия жизни владевшего землей крестьянства, которое составляло фундамент всей экономической и военной мощи империи, оказались намного лучше тех, что наличествовали сто лет назад.

В сентябре 959 г. император отправился в Азию, чтобы повидать своего старого друга – епископа Кизикского. Из Кизика он поехал в Бурсу в надежде, что прославленные местные горячие источники помогут ему исцелиться от постоянной лихорадки; когда же это лечение не помогло, василевс направился в высокогорный монастырь, находившийся примерно в двадцати милях от города. К этому времени, однако, было уже ясно, что он смертельно болен: монахи наказали ему готовиться к смерти. Константин спешно вернулся в столицу, где 9 ноября 959 г. умер в возрасте пятидесяти четырех лет в окружении скорбящей семьи: присутствовали его жена Елена, пять его дочерей и двадцатилетний сын Роман, унаследовавший трон.

Ни одно византийское царствование не имело такого благоприятного начала, как правление Романа II. Экономическая и военная мощь империи оказалась значительнее, чем когда-либо на протяжении последних столетий; в плане интеллектуальном, профессиональном и культурном македонский ренессанс[56]56
   Македонский ренессанс – распространенное название периода правления (867—1057) Македонской династии в Византии; получил свое наименование за благожелательное отношение к античной культуре многих императоров из этой династии.


[Закрыть] был на самой вершине. Законный сын всеми любимого императора, рожденный, как и отец, в пурпуре, Роман унаследовал и его физическую стать, и обаяние. Роман пользовался огромной популярностью у женщин, и неудивительно, что он и сам наконец влюбился.

Еще в детстве Роман был обручен с Бертой из рода Гуго Арльского, но она вскоре умерла. В 958 г. Роман неразумно отверг новую невесту, предложенную ему отцом, – в пользу дочери хозяина одного из постоялых дворов в Пелопоннесе, взявшей имя Феофано.

В истории не найти более яркого примера роковой женщины. Начать с того, что красота ее поражала воображение. Феофано была также крайне амбициозна и при этом совершенно свободна от каких-либо ограничений морального порядка. И хотя ей едва исполнилось восемнадцать лет к моменту восшествия ее мужа на престол, она уже всецело руководила им. Став императрицей, Феофано первым делом решила разобраться со свекровью и пятью ее дочерьми. Елену отослали в дальний конец дворца, где в сентябре 961 г. ей пришлось умереть в полном одиночестве; все пять принцесс, одна из которых, Агата, на протяжении ряда лет являлась конфиденциальным секретарем императора Константина, а позже его сиделкой, были принуждены постричься в монахини. Напрасно брат молил за них – молодая императрица стояла рядом с неумолимым видом, в то время как патриарх Полиевкт собственноручно состригал сестрам волосы. Напоследок Феофано нанесла им еще один удар – принцессы были отправлены в пять разных монастырей.

Благодаря императрице многие высокопоставленные деятели в правительстве и при дворе также потеряли свои посты, однако два человека из числа самых влиятельных остались у власти. Василий, бывший управляющий императорским двором, получил новый титул «проэдр»[57]57
   Проэдр – букв.: «председатель»; глава сената.


[Закрыть] и фактически стал правой рукой императора, а его предыдущий пост занял евнух Иосиф Вринга, на протяжении последних лет правления Константина совмещавший обязанности верховного министра и верховного адмирала. Хроники рисуют Врингу как способного, однако довольно зловещего персонажа. Очень умный и энергичный, обладавший безграничной способностью к тяжелой работе, он также оказался жадным, своекорыстным и жестоким человеком. Последней волей умирающего Константина было оставить его во главе правительства; с восшествием Романа на престол власть Вринги заметно усилилась.