Текст книги "История Византии"

Вильгельм обращался с греческими пленниками согласно военным законам, но по отношению к мятежным подданным не проявлял никакой пощады. Жителям капитулировавшего Бари дали ровно два дня для того, чтобы собрать свои пожитки; на третий день весь город был уничтожен, включая и городской собор. Только базилика Св. Николая осталась целой.

Стало ясно, что пришло время для радикальных изменений в имперской внешней политике. Мануил не мог вернуть утраченные итальянские провинции силой оружия, но Фридрих Барбаросса наверняка сможет низвергнуть Вильгельма с трона. В таком случае, если принять в расчет жгучее желание Фридриха объединить две империи, разве не естественно предположить, что он станет рассматривать Византию в качестве своей следующей цели? Выводы были очевидны: Вильгельм, будучи деятелем мелкого масштаба, намного предпочтительнее глобально мыслящего Фридриха. С первым следовало достичь определенной формы соглашения.

Летом 1157 г. Мануил направил в Италию нового эмиссара – Алексея, подающего большие надежды молодого сына великого доместика Аксуха. Распоряжения, данные Алексею, как и те, что ранее были даны Михаилу Палеологу, заключались в установлении контактов с потенциальными мятежниками, наборе наемников и разжигании недовольства среди населения. Но имелось также и второе задание – установить с Вильгельмом тайные контакты и обсудить условия заключения мира. Две эти цели не были такими уж противоречащими друг другу, как это могло бы показаться: чем накаленнее будет обстановка в Сицилийском королевстве, тем более приемлемые для Византии условия выдвинет Вильгельм.

Алексей справился с обеими частями своей миссии с равным успехом. Через месяц-два после его прибытия в Италию Роберт Лорителло вновь занялся опустошением владений Вильгельма на севере, а другое повстанческое войско уже хозяйничало на капуанских землях и начало серьезно угрожать аббатству Монте-Кассино. У стен этого аббатства в январе 1158 г. мятежники даже нанесли серьезное поражение армии короля. А где-то в начале весны было заключено тайное соглашение с Вильгельмом. Норманнским баронам, неожиданно лишившимся византийских денежных средств, ничего не оставалось, кроме как покинуть недавно завоеванные территории и искать нового заступника.

Ко времени подписания мирного договора с Сицилией Мануил Комнин занимал византийский трон уже пятнадцать лет, и на протяжении всего этого срока ему приходилось лично ввязываться в разрешение спорных ситуаций во всех уголках империи. Единственный регион, которому Мануил не смог уделять достаточно внимания, был именно тот, в котором он начал свое правление, – Киликия, а также крестоносные государства Отремера. Осенью 1158 г. император выступил из Константинополя с целью наверстать упущенное.

Мануил был страшно зол – и имел на то основания. В первую очередь его разгневали действия Фороса, самого старшего из выживших сыновей Льва Рубенида. Форос бежал из константинопольской тюрьмы в 1143 г., а в 1151 г. убил имперского наместника в Мамистре. Прошло семь лет, а он все еще оставался безнаказанным.

Однако более серьезную проблему представлял Райнальд Шатильонский, князь Антиохийский. Младший сын незнатного французского дворянина, Райнальд присоединился к Второму крестовому походу и затем решил остаться на Востоке. Там он мог бы прожить всю свою жизнь в безвестности, если бы не гибель Раймунда Антиохийского, который в 1149 г. оказался вместе с войском окружен силами эмира Нуреддина. Череп Раймунда, заключенный в серебряную оправу, был послан Нуреддином в качестве подарка багдадскому халифу. Хотя после этой победы эмир не пошел далее маршем на Антиохию, было ясно, что вдове Раймунда Констанции следовало как можно скорее найти нового мужа. Она сама желала этого более всего – несмотря на то что у нее было уже четверо сыновей, ей исполнился только двадцать один год, – но лишь в 1153 г. вдова положила глаз на Райнальда.

С самого начала тот проявил себя ненадежным и безответственным человеком. Он обещал Мануилу взамен за признание должным образом наказать Фороса; вместо этого Райнальд все с тем же Форосом подготовил военную экспедицию против мирного, процветающего Кипра – там франки совместно с армянами предались такой оргии разрушений и осквернений, какой остров до сих пор еще не знал. Неудивительно, что император двинул армию на Киликию, преисполненный жажды отмщения.

Но если Мануилом владел гнев, то Райнальда охватила паника: имперская армия являлась слишком сильной, чтобы ей можно было сопротивляться. Единственная надежда заключалась в проявлении униженной покорности – и Райнальд пришел в лагерь императора одетый в дерюгу. Мануил согласился помиловать его на трех условиях. Антиохийская цитадель должна быть немедленно сдана; городу надлежит предоставить воинский контингент для византийской армии; вместо латинского патриарха следует поставить греческого. Только когда Райнальд дал клятву по всем трем пунктам, ему даровали прощение и отпустили.

Несколько дней спустя король Балдуин III прибыл из Иерусалима. Они с Мануилом никогда до сих пор не встречались, однако Балдуин недавно женился на тринадцатилетней племяннице императора Феодоре. К тому времени ему исполнилось тридцать лет, это был умный, просвещенный правитель, с Мануилом его сближало наличие редкого обаяния. Между королем и василевсом сразу же возникло взаимопонимание, и Балдуин с удовольствием принял участие в церемонии вступления императора в Антиохию, состоявшейся в Пасхальное воскресенье, 12 апреля 1159 г. Празднования длились восемь дней. Мануил даже сделал жест в сторону франков: он организовал рыцарский турнир – вещь, неизвестную на Востоке, – во время которого, к ужасу своих подданных, лично принял участие в поединке. Мануил и Балдуин стали верными друзьями, и когда с последним на охоте произошел несчастный случай – он сломал руку, – василевс настоял на том, что сам будет лечить и выхаживать друга, как ранее это делал с Конрадом.

К тому времени, когда император покинул Антиохию, отношения между Византией и Отремером оказались настолько замечательными, каковыми никогда еще не были. Такими они могли бы и остаться, если бы Мануил двинулся теперь на Алеппо. Однако к нему явились послы Нуреддина: в обмен на перемирие эмир был готов освободить 6 000 000 пленных христиан и направить военную экспедицию против турок. Мануил принял это предложение и вернулся в Константинополь; его армия последовала за ним.

Легко можно представить реакцию франков. Как получилось, что император провел огромную армию через всю территорию Малой Азии и возвратился, не вступив в бой с врагом? Франки воздавали ему всевозможные почести, веря, что он уничтожит врага, угрожавшего их существованию. Вместо этого Мануил заключил сепаратный мир с врагом крестоносцев и оставил их на произвол судьбы.

Но какой бы роковой силой ни являлась Сирия для франков, для Мануила это была лишь одна из многих удаленных провинций. Он не мог позволить себе долго задерживаться в местах, расположенных в 500 милях от столицы, без особых на то оснований. Тем более что василевс получил сообщения о заговоре в Константинополе и проблемах на европейской границе. Во всяком случае, Нуреддин весьма удовлетворительным образом держал франков в страхе, а те оставались верными, только когда боялись. Да и сельджуки представляли собой намного большую опасность, чем атабег. В свете всех этих причин его предложение о союзе Мануил не мог отвергнуть.

Последующие события показали, что он был прав. Благодаря этому альянсу сельджукский султан Кылыч-Арслан II в 1162 г. оказался вынужден заключить договор, согласно которому он возвращал все греческие города, захваченные в последнее время, запрещал своим войскам делать набеги на византийские территории и соглашался предоставить имперской армии отряд для любого похода. Для того чтобы скрепить соглашение, султан нанес государственный визит в Константинополь.

Император решил ослепить гостя внешним блеском. Ему было предложено сесть на трон, обшитый золотом, украшенный карбункулами, сапфирами и жемчугом. У императора на шее висел рубин размером с яблоко. В течение двухнедельного пребывания султана в столице дважды в день ему подносились еда и питье в золотых и серебряных сосудах – после трапезы все эти емкости немедленно передавались гостю в личную собственность. Одно за другим проходили различные увеселительные мероприятия – пиршества, конные соревнования, цирковые представления, состоялась даже грандиозная водная феерия, на которой были продемонстрированы все чудодейственные эффекты греческого огня. Представление, которое устроил султан, к сожалению, оказалось менее успешным. Один из членов турецкой свиты собрался совершить полет. Закутанный в одеяние, всецело состоящее из карманов – предполагалось, что находившийся в них воздух будет поддерживать тело в состоянии парения, – человек поднялся на высокий помост и прыгнул. Когда минутой позже упавшее тело унесли, народ, как повествуют источники, не мог сдержать смеха.

Византийские позиции на Востоке ныне были сильнее, чем когда-либо со времен Манцикерта. Султан был принижен, атабег – сильно запуган. Наземный путь в Палестину вновь открылся для паломников. Среди христиан недовольными были только жители Отремера.

Между тем в конце 1159 г. умерла императрица Ирина, оставив после себя только двух дочерей. Мануилу же крайне нужен был сын. Соответственно на Рождество 1161 г. он женился на Марии, восхитительной дочери Констанции Антиохийской и Раймунда де Пуатье.

Шесть месяцев спустя ее двоюродный брат Балдуин Иерусалимский скончался в Бейруте. Мануил плакал, получив это известие. Балдуин был хорошим королем – возможно, даже великим, и являлся верным другом Мануилу – отнюдь не малая деталь, когда речь идет о правящих монархах.

Но случилась еще одна смерть королевской особы, получившая в мире гораздо больший политический резонанс: речь идет о короле Венгрии Гезе II. Она повлекла за собой спор о престолонаследии, который, в свою очередь, привел к войне. Боевые действия продолжались до 1167 г., когда одержанная Мануилом крупная победа обеспечила ему обладание Далмацией, Боснией и большей частью Хорватии. На Западе главным проигравшим стала Венеция, чью реакцию на аннексию Византией всего Далматинского побережья легко можно представить. Впрочем, венецианцы не были слишком сильно удивлены таким поворотом событий: их давно уже беспокоили усиливавшиеся позиции Генуи, Пизы и Амальфи в Константинополе, в былое время являвшемся эксклюзивной вотчиной для венецианских торговцев.

Но у Мануила имелись свои причины быть недовольным венецианцами. К тому времени в Константинополе проживало около 80 000 латинян, и все они обладали особыми привилегиями. Из них венецианцы составляли самую многочисленную колонию и пользовались наибольшим благоволением со стороны власти, и они же вызывали максимальное число нареканий. Мануил решил преподать им урок. В начале 1171 г. генуэзская колония в Галате[78]78
   Галата – небольшой анклав для иноземных торговцев вблизи Константинополя; ныне квартал Стамбула.


[Закрыть] была атакована и почти полностью уничтожена. Ответственных за это так никогда и не нашли, но Мануил возложил вину на венецианцев и отдал приказ арестовать всех граждан Венеции, находившихся в Византии, а их суда и все имущество конфисковать. В одной только столице задержали 10 000 человек.

На Риальто[79]79
   Риальто – главный остров Венеции; в Средние века – административный и торговый центр города.


[Закрыть] пришли в ярость. Аресты венецианцев произвели в один день во всей империи, и настолько четко и гладко, что не приходилось сомневаться – акция была давно и тщательно спланирована. Республика стала готовиться к войне. Населению объявили о принудительном займе; венецианцы, жившие за границей, были вызваны на родину и зачислены на воинскую службу, и в сентябре дож Витале Микель направил флотилию из более чем 120 парусных судов против Восточной империи.

Однако на острове Эвбея имперские послы встретили его весьма радушно. Дожу дали понять – если Витале направит в Константинополь миссию с мирными предложениями, то все недоразумения можно разрешить.

Витале Микель принял предложение. И это была самая тяжелая ошибка в его жизни. Пока его эмиссары двигались к берегам Босфора, он ожидал развития событий на острове Хиос, и именно там на него обрушилась беда. На переполненных народом судах разразилась эпидемия чумы и начала распространяться с ужасной скоростью. К весне уже тысячи погибли, выжившие сильно ослабли и были совершенно деморализованы. И тут из Константинополя прибыли послы, чтобы сообщить о полном провале переговоров. Император не имел намерения менять свои планы. Он вызвал послов только затем, чтобы выиграть время.

Микелю ничего другого не оставалось, кроме как вернуться в Венецию, но, откровенно говоря, ему лучше было бы остаться на Востоке. В глазах граждан республики дож проявил преступное легковерие, угодив в типично византийскую ловушку; теперь он еще и принес чуму в город. Венецианцы восстали против Микеля. Рядом с его дворцом собралась толпа, требовавшая крови дожа. Выскользнув из дворца, Микель решил поискать убежища в монастыре Св. Захарии, но не успел пробежать и ста ярдов, как на него накинулись мятежники и закололи ножами.

Прошло четырнадцать лет, прежде чем дипломатические отношения между Византией и Венецией были восстановлены, и тридцать два года, прежде чем венецианцам удалось взять реванш. Но уже через пять лет после убийства дожа республика стала центром внимания всего христианского мира. 24 июля 1177 г. преемник Микеля Себастьяно Дзиани организовал самую значимую политическую церемонию XII в., в ходе которой было засвидетельствовано примирение папы Александра III и императора Западной империи Фридриха Барбароссы. Со времени злополучной коронации Фридриха его отношения с папством неуклонно ухудшались. После смерти Адриана (1159 г.) Фридрих намеренно организовал раскол внутри курии, так чтобы политическая сцена, на которой давно уже царил хаос, в течение следующих восемнадцати лет была сотрясаема еще и спорами о том, кто вправе занять папский трон.

В глазах Мануила Комнина состояние раздора между Барбароссой и папой создавало прекрасную возможность для восстановления Римской империи при верховенстве Константинополя. Так что, когда два римских легата прибыли в Константинополь в начале 1160 г., дабы просить и императора поддержать Александра III в противовес кандидату на папский престол, продвигаемому Фридрихом, Мануил принял их очень тепло. А в 1166 г. он решил сделать Александру предложение: Мануил пойдет на доктринальные уступки, необходимые для того, чтобы покончить с церковным расколом, а папе будут предоставлены огромные субсидии; взамен Александр увенчает Мануила императорской короной и восстановит единство Римской империи. Однако это было бесполезно. Восточная и Западная церкви к тому времени уже слишком разошлись, а сам Мануил полностью утратил популярность на Западе – там полагали, что он вынашивает зловещие планы в отношении Сирии и Палестины, подразумевавшие, в частности, изгнание оттуда франков и восстановление восточного обряда в тамошних церквях.

Тем не менее на первую половину 70-х гг. XII в. пришлась кульминация правления Мануила Комнина. На Востоке он навязал свой сюзеренитет государствам Отремера, усилил его династическим браком и заставил подчиниться сельджукского султана. На Западе Мануил добился огромных территориальных приобретений за счет Венгрии, а внутри самой империи подорвал влияние Венеции – к собственной большой выгоде. Но Восток и Запад разделяла более чем тысяча миль; Мануил не мог присутствовать одновременно везде и после заключения договора с Кылыч-Арсланом перестал проявлять пристальное внимание к происходящему в Малой Азии – более чем на десять лет. 15 мая 1174 г. умер Нуреддин, так что Данишмендиды, которых он всегда защищал, остались беззащитны против турецкой мощи. Кылыч-Арслан без всяких колебаний аннексировал их территории, и два бежавших оттуда князя из династии Данишмендидов обратились за помощью к Константинополю.

Летом 1176 г. император двинулся на Иконий, но на полпути встретил посланников султана, прибывших с предложением мира на выгодных условиях. Большая часть старших офицеров византийского войска высказалась за принятие этого предложения; к несчастью, в армии имелось также изрядное число молодых аристократов, жаждавших битвы. Они упорно настаивали на продолжении похода, и император имел глупость прислушаться к ним.

Сразу за крепостью Мириокефал путь лежал через длинное ущелье. Тут сельджуки и нанесли свой удар, ринувшись со склонов гор по всей длине византийской колонны. В первую очередь они стремились уничтожить вьючных животных, чьи мертвые туши вскоре заблокировали дорогу в обоих направлениях. Поначалу все выглядело так, словно тотальная резня византийцев неизбежна, но неожиданно наступило затишье и в имперский лагерь прибыл турецкий эмиссар. Он сообщил, что султан не желает дальнейшего кровопролития. Если император согласится разрушить фортификационные сооружения Дорилея и Сувлея – двух крепостей, которые Мануил отстроил год назад, основательно их оснастив, – то Кылыч-Арслан будет рад заключить мирный договор. Мануил принял это предложение, и оба верховных военачальника отвели свои армии.

Почему султан поступил подобным образом? Мы этого никогда не узнаем. Возможно, он чувствовал, что в будущем ему может понадобиться поддержка императора. В любом случае демонтаж двух крепостей, позволивший подданным султана без всяких помех распространиться на территории двух огромных долин, отнюдь не малое вознаграждение. И битва при Мириокефале, безусловно, разрушила все надежды Мануила вновь утвердить свою власть в Малой Азии.

Чего же в конечном счете достиг Мануил Комнин на Востоке? В отношении сарацин абсолютно ничего – благодаря одной только своей ошибке. В соответствии с договором от 1162 г. Кылыч-Арслану было позволено действовать в регионе по собственному усмотрению в течение одиннадцати лет. Это позволило султану ликвидировать своих мусульманских соперников и утвердиться в качестве единственной значимой силы в Восточной Анатолии. В результате Мануил добился только замены ряда мелких правителей, находящихся в состоянии взаимной вражды, на одного крупного и решительно настроенного правителя.

На Западе его ожидал еще один, последний, дипломатический успех: состоявшееся в марте 1180 г. бракосочетание его сына от Марии Антиохийской Алексея с французской принцессой Агнессой – дочерью Людовика от его третьей жены Аликс Шампанской. Невесте было девять лет, ее суженому – десять.

Через месяц после бракосочетания Мануил серьезно заболел, а к середине сентября уже не сомневался в том, что стоит на пороге смерти. Она явилась к нему 24 сентября. Мануил был похоронен в монастыре Пантократора.

Невозможно не испытать к нему сочувствие. Из пяти императоров Комнинов это был самый блестящий правитель, отличавшийся наибольшей широтой замыслов – что, возможно, и явилось источником его неудач. Отец и дед Мануила медленно и терпеливо работали над ликвидацией ущерба, причиненного государству сражением при Манцикерте. Он же, повсюду улавливая возможности тех или иных свершений, незамедлительно приступал к их осуществлению. Если бы Мануил сосредоточился на восточных делах, то наверняка смог бы добиться восстановления византийской власти в Анатолии. Но он оставался зачарованным Западом, и в фокусе его внимания поочередно оказывались Италия и Венгрия, Сербия и Венеция, император Западной империи и папа римский. Мануил одержал множество побед, но не закрепил ни одной из них, оставив империю в худшем состоянии, чем она пребывала до него.

По-видимому, даже в Константинополе у Мануила имелось не много настоящих друзей. Дело тут опять же было в его увлечении Западной Европой: ее искусством, ее обычаями, ее общественными институтами. Его подданные испытывали возмущение по поводу того, что представителям Запада император всегда оказывал гораздо более теплый прием, чем посланцам с Востока; особенно их раздражала любовь Мануила к западным архитекторам. Византийцев шокировало вполне неформальное поведение василевса – к примеру, его беспечное участие в турнирах на западный манер, когда он на равных началах состязался с франкскими рыцарями. Слишком часто Мануил говорил своим подданным об их старомодности, о том, что они цепляются за устарелые представления и традиции. Наверно, византийцы были только рады тому, что его не стало.

И он ушел как раз вовремя – оставив своих преемников пожинать жестокую бурю, вызванную его посевами. Из многочисленных невзгод, вскоре обрушившихся на Византию, изрядная их часть – возможно, даже большинство – явилась косвенным результатом деяний Мануила. Этот император оставил после себя тяжелое наследие: оно раздавило бы и намного более способных людей, чем те, кому суждено было явиться после него.