Текст книги "Волчье озеро"

Наступила очередная пауза, и Гурни заставил себя переключить внимание на прибор. Он снова обошел комнату, чтобы точно определить местонахождение жучков. Все они были установлены примерно в центре комнаты, в тех местах, где чаще всего велись разговоры: около камина в гостиной, у обеденного стола и возле столика с домашним телефоном.

Схема из красных точек показывала, что один из жучков спрятан в нижней части деревянного горшка с филодендронами. Второй, с таким же частотным алгоритмом, был метрах в трех от первого – на деревянной люстре в стиле “рустик”. Но именно третий жучок насторожил Гурни. С частотой очень высокого диапазона, такой же как и у миниатюрного прибора в телефоне Мадлен, он был спрятан в изящном флероне старинного торшера.

Гурни выключил сканирующее устройство и незаметно убрал его в карман. Он подошел поближе к торшеру, чтобы осмотреть небольшой флерон в виде крошечной вазы, высеченной из какого-то непрозрачного драгоценного камня. Он был темно-зеленый, с редкими вкраплениями ярко-малинового цвета.

Джейн вернулась с кухни.

– Ну что, вам удалось уладить ваши дела?

Гурни отшатнулся от лампы.

– Да, я закончил. Прошу прощения, что перебиваю ваш разговор, но мне нужно ввести вас в курс дела и задать несколько вопросов.

Джейн посмотрела на своего брата.

– Ричард, ты слышишь?

Тот сидел, откинувшись в кресле, сложив пальцы домиком под подбородком. Будто бы с неохотой он перевел взгляд с Мадлен на Гурни.

– Я слушаю вас.

Теперь, будучи уверенным, что дом прослушивается, Гурни обдумывал, что стоит говорить. Ясно было одно – он не хотел подвергать опасности Анджелу Кастро. А в остальном – придется решать по ходу дела. Ему захотелось узнать, что Хэммонд думает по поводу слежки.

– Вы не думали о том, что ваш дом или ваша машина, возможно, прослушивается?

Хэммонд пожал плечами.

– Очень удивлюсь, если это не так.

– Вы приняли какие-то меры предосторожности?

– Нет. Мне нечего скрывать.

– Хорошо. Следующий вопрос. Насколько безумен Пейтон Голл?

Хэммонд бегло улыбнулся.

– Вы встретились с ним?

– Да, сегодня вечером. В его оранжерее. В компании обнаженной дамы.

– Всего лишь одной?

– То есть это обычное дело?

– О да, это в порядке вещей.

– То есть это был не спектакль, устроенный специально для меня?

– Не притворялся ли он отморозком, чтобы вы исключили его из списка подозреваемых?

– Да.

– Я бы сказал, что вы видели настоящего Пейтона.

– Он утверждал, что деньги наводят на него скуку и совершенно не интересуют его. Правда или вранье?

– Правда, с точки зрения управления денежными средствами, ведь это требует собранности и терпения, а у него эти качества попросту отсутствуют. А с другой стороны, вранье – ведь его очень интересует, что на них можно купить.

– Пейтону – шлюхи и кокаин, а Остену – отчеты об инвестициях?

– Что-то вроде того.

– Ладно, переходим к следующей теме. Надежный источник рассказал мне, что по крайней мере одной из жертв звонили за пару недель до его приезда сюда. И, вероятно, звонивший посоветовал ему вас.

– И что в этом такого?

– У него сложилось впечатление, что он должен был держать этот разговор в секрете и что, если бы он рассказал кому-нибудь об этом разговоре, его даже могли убить.

Хэммонд растерялся.

– Убить? Если бы он рассказал, что ему посоветовали меня?

– Да, так он и сказал. Вам это о чем-нибудь говорит?

– Нет, определенно нет.

– Вы когда-нибудь были в летнем лагере?

– Где?

– В летнем лагере. Никогда не ездили? В детстве или вожатым? В каком-либо качестве?

– Нет. А что?

– Это долгая история. Но это неважно, если вы никогда не были в лагере.

– Как скажете, – раздраженно ответил Ричард, явно сам привыкший решать, что важно, а что нет. – У вас есть еще вопросы?

– Только замечание. Кажется, дело начинает приоткрываться. Не могу сказать, что оно приближается к развязке, но уверен, что все совсем не так, как кажется Фентону.

Джейн, до этого молча наблюдавшая за разговором, выпалила:

– Спасибо вам! Я никогда не сомневалась в том, что вы способны докопаться до правды, но все равно очень приятно слышать это.

– У меня есть вопрос, – внезапно сказала Мадлен Хэммонду таким голосом, что было ясно – она думает о чем-то своем. – Это касается одного воспоминания о том, что случилось много лет назад, неподалеку отсюда. Я надеялась, что, приехав сюда, смогу это преодолеть. Но у меня не получается. По правде говоря, мне становится только хуже. Я вытащила это воспоминание. Но не знаю, что с ним делать. Я не могу от него избавиться. И не могу жить с ним. Я не знаю, что делать.

– И в чем ваш вопрос? – мягко спросил Хэммонд улыбаясь.

– У вас есть опыт работы с похожими проблемами?

– Чуть раньше я начал говорить о том, что не раз помогал людям примириться с прошлым.

– Думаете, вы сможете мне помочь?

Гурни еле сдержал порыв вмешаться, выразить свое несогласие.

Но он промолчал, испугавшись резкости своего чувства.

Он стоял, ни слова не говоря, пораженный тем, что она захотела излить душу человеку, который, возможно, замешан в четырех убийствах.

Мадлен с Хэммондом договорились встретиться на следующий день в шале, в девять утра, и вскоре все пожелали друг другу спокойной ночи. Хэммонд побрел к камину и, взяв кочергу, стал ворошить угли. Джейн вместе с Гурни и Мадлен вышла на веранду шале.

Ледяной дождь прекратился, но стоял мороз.

– Вы в порядке?

Гурни был настолько сбит с толку собственными мыслями, что не сразу понял, что Джейн обращается к нему.

– Да… все… все в порядке.

Заметив недоверие в ее глазах, но не желая обсуждать истинную причину его тревоги – намеченную встречу Мадлен с Ричардом, – он попытался найти отговорку.

– Мой вопрос может показаться странным, но, Джейн, меня поразил зеленый флерон на одной из ваших ламп. Вы наверняка знаете, какую лампу я имею в виду?

– Из кровавой яшмы? Зеленый с красными вкраплениями?

– Да. Он самый. Это часть лампы или он какой-то особенный?

– Насколько я знаю, он всегда был на этой лампе. Некоторые вещи здесь принадлежат Ричарду, но лампы и мебель местные. А почему вы спрашиваете?

– Я никогда не видел ничего подобного.

– Он необычный. – Она замялась. – Забавно, что вы спросили именно про эту штуку.

– Почему?

– Около года назад он исчез. А потом снова появился через пару дней.

– И вы так и не узнали, что это было?

– Нет. Я у всех спрашивала – у обслуживающего персонала, у уборщиков, но никто не знал. Я даже сказала об этом Остену. Но никто не знал, как такое могло произойти.

Она с надеждой посмотрела на Гурни, будто он мог знать разгадку этой тайны.

Он ничего не сказал, и Джейн продолжила:

– И вот это снова случилось.

– В каком смысле?

– Около месяца тому назад. Я заметила, потому что это моя любимая лампа. Я включаю ее каждый вечер.

– Случилось то же самое? Точно так же?

– Да. Однажды вечером я заметила, что он исчез. А через два дня снова появился.

– Это было примерно тогда, когда случилось первое самоубийство?

– До. Точно до того, как наш мир перевернулся с ног на голову.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Значит, где-то в начале ноября?

– Да.

– А в первый раз? Вы сказали, это было около года назад. Тоже в начале ноября?

– Да. Мне кажется, что да. Помню, Остен как-то глупо пошутил про привидения, пробудившиеся к Хэллоуину.

Глава 32

По дороге обратно в гостиницу, вместо того чтобы спорить с Мадлен по поводу ее встречи с Хэммондом, Гурни пытался понять, почему его это так беспокоит.

Возможно, он почувствовал в ней перемену. Или хуже того – сама Мадлен не менялась, а он лишь сейчас увидел ее настоящую, а не образ, сложившийся у него в голове. Он всегда считал ее воплощением силы и здравого смысла. А сейчас она казалась напуганной и непредсказуемой, пожелавшей довериться психотерапевту, который вполне мог оказаться убийцей.

Пока он парковал “аутбек” под навесом, его мрачные размышления были прерваны телефонным звонком.

Джек Хардвик заговорил, как только Гурни ответил на звонок.

– У меня для тебя свеженькая наводка – нужно встретиться с одним человеком завтра с утра. Это неподалеку, в Оттервиле.

Гурни не сразу сориентировался.

– Оттервиль, конечно, “неподалеку”, в добрых трех часах езды отсюда. Что за человек и зачем мне с ним встречаться?

– Его зовут Мо Блумберг. Он владелец и руководитель уже несуществующего лагеря “Брайтуотер”. Он перестроил его в дачный поселок под названием “Брайтуотер кэбинс”. Но во времена, когда “Брайтуотер” был еще лагерем, именно туда ездил Стивен Пардоза. Завтра днем Мо улетает в Израиль, где он обычно проводит зиму, и если ты не хочешь выслеживать его в Тель-Авиве, нужно увидеться с ним завтра утром.

– А ты не хочешь сам к нему съездить?

– Я бы с радостью, но завтра утром я буду в Тинеке, Нью-Джерси. Друг моего друга связал меня с детективом, который ведет дело о самоубийстве Лео Бальзака. Он отказался говорить по телефону, поэтому придется ехать. Ну, я и подумал: я поговорю с ним, а ты с Мо. Все по-честному. Что скажешь, Шерлок?

Не успев ответить, Гурни отвлекся на Мадлен, которая вылезала из машины.

– Я замерзла, – объяснила она, – пойду в дом.

Через открытую дверь в машину рвался морозный воздух.

Захлопнув ее, Мадлен быстрым шагом ушла в гостиницу.

То, как она сказала это, напомнило Гурни о дурных мыслях, изводивших его перед тем, как позвонил Хардвик. Сделав усилие, он вернулся к разговору.

– А ты вообще говорил с этим Блумбергом?

– Очень недолго. Но сначала я пообщался с родственниками Пардозы. Встретился с ними во Флорал-Парке. Они скорбят. И воображают всякое. Сами себя убедили, что их Стиви только взялся за ум. Начал новую жизнь. Впереди было столько возможностей. Никак не могут осознать, что он покончил с собой. Столько всего впереди. И так далее и тому подобное. Мне кажется, рассказывая об этом мне, они сами в это поверили. Если много раз повторять одно и то же, это становится похожим на правду. И вот они все говорили, а я кивал, грустно качал головой и улыбался в нужные моменты, ну знаешь – вся эта эмпатическая херня.

– Господи, Джек…

– Так вот, чем больше я кивал, тем больше они болтали. Но случилось нечто странное, когда я спросил, не бывал ли Стивен в летнем лагере. Они напряглись. Явно не их любимая тема. В общем, похоже, что он ездил в лагерь только один раз. Тринадцать лет назад. Там что-то произошло, но они отказались это обсуждать. Но маленько поднажав на них, я таки раздобыл номер Мо Блумберга и его адрес, который оказался адресом дачного поселка, где раньше и был лагерь. Ты еще со мной?

– Да. Продолжай.

– В общем, я позвонил Блумбергу; по телефону он показался мне довольно пожилым. Я рассказал ему, что мы расследуем убийство одного из ребят, когда-то приезжавших к нему в лагерь, и что нам нужно узнать про то лето, что он провел в лагере. Он сказал, что вся написанная от руки картотека, хранившаяся в коробках из-под обуви, сгорела во время пожара в офисе. Но, когда я назвал конкретный год, когда Стив ездил в лагерь, он довольно странно отреагировал, как и родители Стиви. Отказался говорить о чем-либо, связанном с тем летом, – во всяком случае по телефону. Но согласился встретиться. Ну, я и назначил тебе свидание. На завтра, в одиннадцать утра. Ровно в два он выезжает в аэропорт.

– Что ты ему про меня рассказал?

– Что ты нью-йоркский детектив, расследующий это дело.

– Частный детектив?

– Кажется, этого я не уточнил.

– Ты сказал, что я из департамента полиции Нью-Йорка?

– Да, кажется, я так сказал.

– В прошедшем времени, я надеюсь?

– Это сложный вопрос. Во временах глаголов легко запутаться. Как говорил Билл Клинтон, все зависит от того, какой смысл вкладывать в слово “быть”.

– Если он спросит меня об этом, врать я не буду.

– Само собой. Правда – наше все.

Гурни вздохнул.

– Ну ты скажешь мне его адрес?

– Двадцать семь девяносто девять, Брайтуотер Лэйн, Оттервиль.

Он замолчал, дав Гурни возможность записать адрес, а потом вдруг переключился на другую тему.

– Я хотел кое-что спросить. Ты уверен, что сейчас вокруг тебя нет жучков?

– Уверен, ничего кроме геотрекеров. Я сижу в машине, а мой мобильник вроде в порядке, насколько я знаю. Другое дело – дома у Хэммонда.

– Что ты обнаружил?

– Три аудиожучка.

– Ни фига себе! Я так и знал!

Достав детектор, Гурни извлек архив данных проверки из шале и сообщил Хардвику о местонахождении датчиков, частоте и силе сигнала. Потом он подробно передал ему рассказ Джейн о ноябрьских пропажах и возвращениях флерона из кровавой яшмы, в котором был спрятан один из жучков.

– Охренеть! – Хардвик присвистнул и уточнил хронологию событий. – То есть Хэммонда начали прослушивать еще за год до того, как заварилась вся эта каша? Зачем?

– Хороший вопрос. И если мы сумеем ответить на него, мы будем на полпути к цели.

Закончив разговор, Гурни запер машину и направился в гостиницу.

В каминном зале он заметил Мадлен, сидящую на корточках возле огня.

Из своего кабинета вышел Остен Стекл.

– Мистер Гурни, мне нужно с вами переговорить.

Он оглядывался по сторонам, как будто таясь, словно желая подчеркнуть деликатный характер предстоящего разговора. Его лысая голова снова блестела от пота.

– Вас искал Фентон. Признаюсь, он был не в духе. Честно говоря, просто взбешен. Думаю, не стоит доводить человека его положения до такого состояния. Я просто хочу, чтобы вы были в курсе.

– Он не сказал, в чем дело?

– Он разбрасывался всякими юридическими терминами. Один из них – “препятствование следствию”. А еще “вмешательство в расследование тяжкого преступления”. В двух словах, мне показалось, что он ожидал, что вас здесь уже не будет, и очень разозлился, обнаружив, что вы все еще тут. А я просто передаю его слова. Будьте начеку. У этого человека есть власть, он может запросто вам подложить свинью.

Зажмурившись, Гурни представил себе эту картину и еле сдержал смех.

– Спасибо за предупреждение. Кстати, Пейтон рассказал вам про нашу встречу?

– Да, он звонил недавно. Сказал, что все прошло отлично. Без проблем. Это так?

Гурни пожал плечами.

– Наверное, все относительно. Может, вы знаете, кто эта голая женщина с ним?

Стекл ухмыльнулся.

– Которая из них? У него там много голых баб.

– Ну тогда, наверное, это не имеет значения.

Теперь пожал плечами Стекл.

– То есть в целом ваша беседа прошла удачно?

– Думаю, можно сказать и так.

– Так вы не знаете, когда двинетесь дальше? Я бы хотел знать, что говорить Фентону, если он снова приедет.

– Скоро. Скажите ему, что мы скоро уедем.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Затем Стекл кивнул, развернулся и отправился в свой кабинет.

Гурни же пошел к Мадлен.

Он сел рядом с ней, поставив стул лицом к камину. Закрыв глаза, он пытался найти правильные слова и поговорить о том, что не давало ему покоя. Но она заговорила первой.

– Ты правда думаешь, что поговорить с Ричардом – неудачная идея?

– Да, думаю, что идея сомнительная.

– В шале мне показалось, что ты взорвешься.

– Если честно, я был в шоке. Твой порыв рассказать что-то столь личное человеку в его положении привел меня в замешательство. Ведь еще вчера ты была так зла на него? И говорила мне, что он лжец, поскольку утверждает, что не может разобраться в самом себе? А еще пытается манипулировать нами, делает из нас идиотов?

Мадлен вздохнула.

– Я разозлилась, потому что он задел меня за живое. Это я не могу разобраться в себе. Я думала, что примирилась с прошлым. Лицемерила я, а не он. – Она тихонько усмехнулась. – Самое опасное относительно прошлого – думать, что ты его пережил.

Вдруг он осознал, что она во многом права. Но все равно не одобрял ее идею обсуждать прошлое с Хэммондом.

Словно в ответ на его молчаливый протест, она умоляюще заглянула ему в глаза.

– Я должна что-то сделать. Сейчас. Наш приезд сюда всколыхнул столько воспоминаний. И я никак не могу выбросить их из головы.

Он хотел знать, о каких именно воспоминаниях она говорит. Но боялся спросить. Он боялся обнаружить, что та сторона Мадлен, которую он никогда не знал, и была настоящей.

Она повернулась к нему, вцепившись руками в пухлую ручку кресла.

– Если я не попытаюсь, я сойду с ума. Я это чувствую. Пожалуйста, пойми меня. У меня нет выбора. Встреча с Хэммондом – моя единственная надежда.

Глава 33

Ему снился какой-то звенящий звук. Звук преобразился во что-то блестящее. Сияющие сине-зеленые глаза Ричарда Хэммонда. Блеск. Звон.

– Дэвид, это твой телефон, – у постели в белом махровом халате стояла Мадлен. У нее были мокрые волосы. Она протягивала ему телефон.

Гурни взял телефон, проморгался и увидел, что номер не определился. На часах было 6.46. Он приподнялся и уселся на краю кровати.

– Гурни слушает.

– Прости, что разбудила тебя, Дэвид. Это Робин Вигг.

– Ничего страшного. Мне уже надо было вставать.

– С тех пор как я отправила тебе то сообщение, я все думала, стоит ли сделать контрольный звонок.

– Я понял, что тема щекотливая, судя по выбору слов в сообщении.

– Это еще мягко говоря. Кстати, я звоню в неофициальном порядке, не из офиса. Так вот, к делу. Сначала, что касается фотографии мобильного телефона. Передатчик, установленный вместо обычного микрофона, – строго засекреченное устройство. И оно доступно далеко не всем федералам. Речь о довольно узком круге сотрудников национальной безопасности. Ты понимаешь, о чем я?

– Что я под наблюдением каких-то очень опасных людей?

– И снова мягко сказано. Скажу тебе напрямую. Все, что мы знаем о ФБР, ЦРУ, АНБ и военной разведке, – это только цветочки. У тех, кто тобой заинтересовался, есть доступ к данным всех вебсайтов, на которые ты когда-либо заходил, всех номеров, на которые ты звонил, всех покупок с твоей кредитной карты, всех книг, которые ты брал в библиотеке. Если на твоем мобильном телефоне не отключена функция GPS, то они знают твой каждый маршрут, каждый адрес, куда ты заезжал, всех друзей, врачей, адвокатов, психотерапевтов. И это еще цветочки. Если они решат, что ты мешаешь оперативным действиям, связанным с национальной безопасностью, они могут начать записывать твои телефонные разговоры, установить прослушку у тебя дома. Могут проверить твои банковские счета, налоговые отчеты, школьные и университетские архивы, медицинскую карту. Они могут сделать так, что ты сгинешь на бесконечных допросах, просто под предлогом того, что связан с какой-нибудь террористической организацией, которой, может, даже и не существует. Программа “Защищая родину” развязала руки ряду очень жестоких людей. Вопросы есть?

– Целая тьма вопросов. Но я не уверен, что хочу знать на них ответы.

– Удачи, Дэвид. И будь очень, очень осторожен.

Он стал благодарить ее за то, что она позвонила ему, рискуя собственной безопасностью, но она уже положила трубку.

Учитывая описанную ей картину происходящего и загадочного неприятеля в кулуарах федеральных органов, очень легко было впасть в паранойю. Но, с другой стороны, принимая во внимание широкомасштабное вмешательство органов в частную жизнь, разве можно было исключать даже самый безумный расклад? Данные теперь собирают, позабыв обо всех этических нормах. Наделить амбициозных лицемеров-бюрократов столь могущественными средствами было сродни тому, чтобы дать школьному забияке доступ к оружию массового уничтожения.

Гурни понимал, что эта общественная катастрофа ему неподвластна. Однако в его власти было решать, как распоряжаться своим временем и к чему прилагать усилия. Сейчас самое важное – понять, стоит ли сосредоточиться на чем-то одном или же заняться в равной степени делом и проблемами Мадлен. Иногда, погружаясь в расследование, он забывал о том, что он еще и чей-то муж.

– Тебе не пора ехать? – Мадлен вошла в спальню, держа в руке свой айпэд, на котором громко играла музыка – предложенная ей маскировка от прослушки.

– Я успею, – сказал он, вставая с кровати. – Если выехать до восьми, к одиннадцати точно буду в Оттервиле. Кстати, как ты собираешься добраться до Хэммонда?

– Я могу взять один из гостиничных джипов или даже пойти пешком, если не будет снегопада. Это всего в километре отсюда.

– Тебе нужно быть там к девяти?

– Ричард сказал, что я могу прийти пораньше и позавтракать с ними. Вообще он сказал, что мы оба можем прийти, но я подумала, что ты не захочешь.

В ответ на это он сумел лишь молчаливо кивнуть. Затем проворчал что-то насчет душа и бритья и ушел в ванную, закрыв за собой дверь.

Он понимал всю нелепость чувства гнева, которое он испытывал. Но и избавиться от него не мог.

Готовясь к отъезду в Оттервиль, он параллельно объяснял Мадлен, где именно в шале прибор засек жучки и где им с Хэммондом стоит устроиться, чтобы свести к минимуму их эффективность.

– Сядь к ним спиной и разговаривай как можно тише. Можешь даже взять с собой айпэд и включить музыку. Хэммонду скажешь, что она помогает тебе расслабиться.

Она протянула к нему руки, а глаза ее заблестели от слез. Она крепко, почти с отчаянием, обняла его.

– Что такое? – спросил он.

– Как же сильно я ошиблась, решив приехать сюда.

– Мы можем уехать в любой момент.

– Нет. Проблема внутри меня. Убежать не получится. – Она задумчиво помолчала. – Тебе пора ехать. Быть может, мистер Блумберг поможет тебе разгадать тайну Волчьего озера.

В одиночестве ему было проще сосредоточиться на деле. Он решил поискать противоречия в показаниях Анджелы Кастро. Достав телефон, он нашел запись их разговора и нажал кнопку воспроизведения.

Гурни тут же очень живо вспомнил сцену в “Кукольном доме”. Услышав голос Табиты, он снова удивился странному сочетанию внушительного вида и почтительности, и доводу Анджелы, дескать, Табита надеется, что они купят еще одну Барби.

Однако ему не удалось обнаружить никаких несоответствий.

Тогда он снова прослушал запись.

И вот во время второго прослушивания он услышал. Всего одно лишнее слово.

Слово “потом”.

Его насторожило даже не само слово, а то, как Анджела его употребила.

Гурни спросил ее, что Пардоза рассказывал ей про Хэммонда, а она ответила, что он назвал его омерзительным.

Затем Гурни спросил, рассказывал ли ей Пардоза о своих кошмарах.

Она ответила: “Да, но уже потом”.

Гурни зацепило то, как она использовала слово “потом”, – прозвучало это так, будто прошло достаточно много времени. Но ведь она говорила, что Пардоза поведал ей о своем кошмаре, сразу как он приснился ему в первый раз, на следующую ночь после его встречи с Хэммондом.

Самое ранее, когда Пардоза мог назвать Хэммонда омерзительным, – это днем, уже после сеанса гипноза. А ночью или на следующее утро он вполне мог упомянуть свой сон. Следовательно, прошло от двенадцати до восемнадцати часов, что совсем недолго.

Гурни понимал, что в своих домыслах зашел довольно далеко, основываясь лишь на том, как прозвучало одно-единственное слово. Прежде чем двигаться дальше, ему необходимо было узнать, что именно Анджела имела в виду под словом “потом”. Был только один способ выяснить это. Он свернул на обочину, нашел в записной книжке номер мобильного Анджелы и нажал кнопку “Позвонить”.

Она ответила слабым напуганным голосом.

– Алло?

На заднем фоне были слышны голоса в телевизоре, смех и аплодисменты.

– Анджела, это Дэйв Гурни. У вас все в порядке?

– Вроде да. Что-то случилось?

– Нет, все хорошо. Меня заинтриговал один момент в нашем разговоре, и я подумал, может быть, вы поможете мне. Вы сейчас можете говорить?

– В каком смысле?

– Вы можете говорить откровенно? Вы одна?

– А кому здесь еще быть? Я же в своей комнате.

– В гостинице “Кукольного дома”?

– Да.

– Отлично. Давайте я расскажу, в чем дело.

Он пересказал ей их разговор и объяснил, в каких обстоятельствах она использовала слово “потом”.

– Мне хотелось бы узнать, сколько времени прошло между этими двумя разговорами.

– Я не понимаю.

– В какой-то момент Стиви сказал вам, что гипнотизер омерзителен. А потом, позже, он рассказал вам о своем кошмаре. Так вот насколько позже он рассказал про кошмар?

– Господи, откуда же я знаю. Я не считала дни.

– То есть прошло несколько дней, не несколько часов?

– О нет, точно несколько дней.

– Хорошо. А правильно ли я помню, что Стиви рассказал вам о кошмаре сразу после того, как он впервые ему приснился, ночью того же дня, что он был на приеме у Хэммонда?

– Точно. Я в этом уверена. Потому что мы были здесь.

– В “Кукольном доме”?

– Да.

– То есть получается, он назвал Хэммонда омерзительным по крайней мере за пару дней до этого. Вы же сказали дней, да? То есть это произошло до его поездки на Волчье озеро. Вы, наверное, еще были во Флорал-Парке, когда он это сказал? Так?

В ответ до него доносились лишь звуки телевизора.

– Анджела?

– Да, я здесь.

– Вы слышали, что я спросил?

– Да, слышала.

И снова наступило молчание.

– Анджела, это очень важно. Откуда Стиви мог знать, что гипнотизер омерзителен, если он его никогда не видел?

– Видимо, кто-то ему рассказал.

– Тот, кто ему звонил?

– Этого я сказать не могу.

– Так как Стиви предупредил, что если вы будете об этом болтать, то вас могут убить?

– Ну зачем вы меня об этом спрашиваете? – отчаянно проскулила Анджела.

– Анджела, если вы не доверитесь мне и не выложите мне все, что знаете, нас всех могут убить.

Она снова молчала.

– Анджела, используя слово “омерзительный” относительно других людей, что Стиви обычно имел в виду?

– Ну откуда мне знать? – В голосе ее звучала паника.

– Но ведь вы знаете, Анджела. Я же слышу по вашему голосу.

Ее молчание подтвердило его догадку, и он продолжил.

– Вы знали, что он имел в виду, но вас это расстраивало?

Она всхлипнула, сглотнула, и снова всхлипнула.

Гурни выжидал. Плотину наконец-то прорвало.

– Стиви… предвзято относился ко всякого рода вещам. К некоторым людям. Но поверьте, он был хорошим человеком. Но иногда… В общем, он плохо относился к геям. Он говорил, что то, чем они занимаются, омерзительно.

– И что сами они омерзительны?

– Да, так он тоже иногда говорил.

– Спасибо, Анджела. Я знаю, вам было тяжело признаться мне в этом. Чтобы убедиться, что я не ошибаюсь, позвольте мне задать вам еще один вопрос. Человек, звонивший Стиви, который велел ему поехать к Хэммонду, это он сказал ему, что Хэммонд гей?

Молчание затянулось.

– Это чрезвычайно важно, Анджела. Это он сказал Стиви, что Хэммонд гей?

– Да.

– А вы не спросили Стиви, почему он хочет пойти на прием к психотерапевту-гею?

– Спросила.

– И что он сказал?

– Чтобы я перестала задавать вопросы, потому что это опасно.

– Он не говорил, почему это опасно?

– Он сказал то же самое, что и в тот вечер, когда ему позвонили: что нас могут прикончить.